Ладьи Харальда – а в них была вся его большая боевая дружина – прибыли в Миклагард, где правила в те годы императрица Зоя Могучая. Ей нужны были сильные воины, ей пришелся по нраву Харальд. Она охотно, и с удовольствием, и с тайной мыслью, и с надеждой женской, приняла его на службу вместе со всеми дружинниками и, кроме того, дала ему других служивших в империи верингов – так называли скандинавских воинов здесь, на стыке двух континентов.

Уже при первой встрече с Харальдом Зоя почувствовала в нем силу. И красота высокого, стройного, светловолосого молодого человека пленила ее в первый же день их знакомства. Но была Зоя повелительницей огромной империи. Она должна была – она умела! – скрывать свои чувства, страсть свою. До поры.

Дружина Харальда – а он стал вскоре любим всеми верингами – была включена в войско Георгия Маниака, получившего приказ плавать по Средиземному морю, нападать на пиратов, корсаров, не давать покоя мусульманам, накрепко вцепившимся в этот благодатный уголок земного шара, мечтавшим расширить здесь свое влияние.

Зоя приняла условия Харальда, разрешила ему отправлять военную добычу на Север, в Гардарики. Ей нужна была сильная дружина и удачливый полководец: очень много врагов объявилось у Византийской империи!

Вождь верингов за несколько лет совершил много походов на суше и на море, одержал восемнадцать побед в больших и малых сражениях, взял восемьдесят городов, не забывая при этом отправлять добычу в страну Русов, на сохранность Ярицлейву. Конунгу Гардарики он доверял. К Византийским вельможам, полководцам и монархам относился с опаской, хотя ничем не выдавал себя.

Однажды, вернувшись после очередного удачного похода в Иерусалим, он повстречал на улице Миклагарда торговца из Скандинавии. Тот рассказал ему о том, что Магнус сын Олава стал конунгом Норвегии и Дании. Это известие и обрадовало, и встревожило сына Сигурда Свиньи. Ситуация на севере изменилась, и он, законный наследник норвежского престола, оказался не у дел. Харальд решил срочно возвращаться на родину и в тот же вечер сказал об этом Зое. Он был уверен, что императрица расстанется с ним по-доброму: он так много сделал лично для нее и для империи!

– Сначала верни имущество византийского императора, – сказала холодно Зоя.

– Какое имущество? – удивился Харальд резкой перемене в голосе и в настроении императрицы.

– Которое ты добыл в военных походах, находясь на службе императора, и утаил от него, – Зоя Могучая, женщина волевая, властная, статная, яркая – но уже не первой молодости, – сидела на троне, и взгляд ее не оставлял Харальду ни малейшей надежды.

Она легким движением руки дала понять вождю верингов, что разговор окончен, но он не понял это, воскликнул:

– У нас был договор! Я его выполнил. Я…

Харальд говорил в пустоту. Пустыми были глаза Зои. Он понял, что в дружину верингов он сегодня не вернется, круто развернулся и твердым шагом вышел из зала. Верные веринги, Халльдор и Ульв, дожидались его. По растерянным глазам вождя они все поняли, но императорский дворец охраняли лучшие воины Миклагарда. Вырваться отсюда тройке верингов не было никакой возможности.

Харальд услышал гулкие шаги стражи. Пораженный вероломством могучей Зои, он не стал сопротивляться. Халльдор и Ульв тоже сумели сдержать себя. Они сделали все очень верно, хотя надежд вырваться из лап коварной женщины у них не было никаких. Верингов отвели в темницу. Это была высокая башня без окон, без крыши, с одной крохотной дверью и с небольшой площадкой, куда поднялись сначала по винтовой лестнице, а затем по стремянке пленники, подталкиваемые хорошо откормленными охранниками. Те, спускаясь вниз, захватили с собой стремянку. Веринги остались на крохотном козырьке-площадке.

Харальд посмотрел на небо и удивился. В ясной далекой синеве уже виднелись две звезды. Халльдор и Ульв переглянулись. Лица, затемненные тенью колодца и быстрым вечером, были спокойны. Но вождь явно нервничал. Взор его блуждал по черной кайме колодца, по стенам, аккуратно выложенным хорошими мастерами, по скрипучим досками балкончика-площадки – тревогой светились глаза Харальда. Даже быстрая темнота не могла скрыть этого.

Вырваться отсюда нужно было до утра, но он не знал, как это сделать. Веринги, однако, были на удивление спокойны. Казалось, они даже не думали об опасности. Они привыкли к тому, что за них в самых сложных ситуациях думал Харальд. Он приучил их к этому. Казалось, брат Олава Святого рожден был для того, чтобы в самых тяжелых случаях находить самые неожиданные ходы. Сколько побед он одержал, благодаря своей смекалке? Веринги были спокойны: он что-нибудь придумает, он должен что-то придумать, он – Харальд.

Прочитал негромко вису Тьодольва веринг Ульв, сел на скрипучую доску и, чтобы хоть как-то развеселить вождя, вспомнил, как несколько лет назад Харальд выиграл жребий у Георгия Маниака.

То было в первом походе, в котором участвовала дружина верингов как самостоятельная боевая единица, но все же подчиненная греку. Харальд, совсем молодой, моментально завоевал почет и уважение у бывалых воинов, чувствовал себя уверено и подчиняться никому не хотел. Веринги слушались его, делали все, как он говорил. Дисциплина в его дружине выгодно отличалась от дисциплины в византийском войске.

Получив приказ, Харальд быстрым маршем привел верингов в указанное место, разбил лагерь, поставил шатры у леса на возвышенности, выставил часовых, повелел воинам готовить ужин. И тут только пожаловал Георгий Маниак со своими полками. Главнокомандующего возмутило поведение вождя верингов – тот выбрал для дружины прекрасное местечко! Грек приказал Харальду перенести свои шатры в низину, заболоченную, неуютную, поросшую кустарником. Веринг наотрез отказался:

– Если бы вы пришли раньше, вам бы и досталось лучшее место.

Уверенность и гордость юного вождя взбесила Маниака. Разгорелся спор. Уступать никто не хотел. Люди чуть было не пустили в ход оружие. Лишь усилиями старых и уважаемых всеми воинов удалось погасить страсти. Воины предложили решить спор с помощью жребия. Харальд охотно согласился. Георгий был недоволен, но спорить не стал, пометил свой жребий.

К нему подбежал Харальд, сказал:

– Дай-ка, я посмотрю, какую метку ты поставил, чтобы у меня такой же не было.

Греку даже в голову не могло прийти, что веринг подстроил ему ловушку. Он дал ему свой жребий, Харальд посмотрел на метку, начертил (точно такую же!) на своем и бросил его в полу длинного платья старого воина. Георгий с обиженным лицом последовал его примеру. Старый воин вытянул жребий, сказал:

– Те, чей этот жребий, будут первыми занимать любые места, когда бы они не пришли на место.

Харальд выхватил у него жребий, бросил его в море, весело крикнул сопернику:

– Это наш жребий! А твой остался. Посмотри сам, если не веришь.

Судья извлек второй жребий – на нем была метка Георгия… а может быть, и Харальда – точно такая же!

– … Как ловко ты его дурачил! – рассмеялся Ульв. – Он так и не смог тягаться с тобой, ушел в Миклагард, оставил нас в покое. Как воевали мы без него!

Настроение резко изменилось.

Ночь вошла в свои права, ненадолго уравняла в правах спящих: во сне людям нечего делить, во сне им никакие права не нужны – только сон. У кого интереснее сон, тот и прожил ночь счастливее. Кому-то, правда, по ночам не везет – стражникам, узникам, всем, кто не спит. Но их не так много. Спящих – гораздо больше. Ночь приходит для спящих. Зажглись над башней все звезды, развеселились, подслушивая военные байки трех узников-верингов. Разные были байки, но все заканчивались одним и тем же возгласом Ульва или Халльдора, человека в общем-то спокойного:

– Как ловко ты их одурачил!

Харальд, если верить этим рассказам, взял восемьдесят городов: очень хороший результат для любого полководца! Часто в боях выручал верингов Халльдор, боец бесстрашный, сильный, для которого, казалось, не существовало слова «усталость». Много выиграли сражений веринги за несколько лет. Вспоминать бы и вспоминать. Но только не здесь, в темнице, в каменном колодце.

Первым умолк-загрустил Ульв, за ним и храбрый Халльдор. Они вспомнили еще об одной победе, но говорить о ней не стали. Они боялись ее – особенно сейчас. Она могла их убить.

Харальд пришел однажды вечером в казармы строгий. Веринги по его приказу быстро надели кольчуги, взяли оружие, пошли за ним без слов. Он знает, что делает. Он всегда все делал правильно. Они ворвались во дворец, справились со стражей, схватили императора Михаила и по приказу Зои, которую тот недавно свергнул с престола, выкололи ему глаза. Веринги – надежные и верные исполнители – помогли Зое Могучей в самую тяжелую минуту ее жизни. И теперь они молчали, вспомнив эту страшную, непредсказуемую женщину, повелительницу огромной державы.

Кроме смерти от нее им было ждать нечего.

Ходили слухи, будто императрица влюблена в Харальда, много раз он оставался до утра во дворце, а его дружинники коротали ночи у ворот в ожидании вождя. Харальд на эту тему ни с кем не разговаривал – не с кем было говорить ему на эту тему.

– Тихо как! – вдруг молвил Ульв. – Все уснули.

– Звезды не спят, горят, – сказал Халльдор. – Смотрят на землю.

– Думаешь, они нас видят? – зачем-то спросил Ульв, может быть, просто волнуясь.

– Они видят все.

В башне стало совсем грустно. Харальд стоя, а его друзья сидя, смотрели на тихие звезды и думали о том, что совсем скоро они улетят в дневную высь, позабудут о Земле и ее обитателях, счастливых и несчастных, и сюда, в темницу, придут палачи.

Вдруг звезды странно зашуршали, зашушукались, то ли ветром встревоженные, то ли подгоняемые утром, то ли по звездной какой-то прихоти. Шорох звезд, упрямый шорох звезд слушали веринги, зачарованно подняв головы, мечтая, как еще ни разу в жизни не мечтали, чтобы шорох этот не прекращался, чтобы не спугнула его никакая собака, ни один человек.

На секунду шорох затих, звезды словно совещались о чем-то. Посовещавшись, приняли решение, и одна из них сбросила людям в башне без крыши веревку.

Раздумывать было некогда. Утро вот-вот могло вспугнуть людей и звезды.

– Харальд, ты первый! – никогда еще Ульв не приказывал.

– А вдруг ловушка! – ужаснулся бесстрашный Халльдор.

– Это не ловушка, – твердо сказал Харальд, но первым послал наверх Халльдора.

Они выбрались по веревке на волю, сказали нежданным своим спасителям: «Да хранит вас Бог!» и побежали к казармам, где в полной боевой готовности ожидали их веринги, предупрежденные все теми же спасителями.

Ночь еще держала мир в сонной неге, когда дружина Харальда отправилась к пристани. Вождь с группой верингов свернул в сторону. Воины ворвались в богатый дом, без труда сняли стражу. Харальд зло крикнул греку, уже связанному, с яркой ссадиной на левой щеке:

– Где Мария?

– Там, в спальне. На втором этаже.

Люди кинулись наверх. Топот крепких ног не разбудил знатную даму, племянницу Зои, и ее служанку. Они только что пришли из дворца, где племянница имела неприятный разговор с императрицей. Зоя Могучая давно мечтала не просто оставить у себя на службе удачливого северянина, светловолосого красавца, но привязать его к себе, опутать паутиной бытовых дел и обязанностей. Харальд избежал все расставляемые ею ловушки. У Зои осталась только Мария. Императрица понимала, что брак ее племянницы с вождем верингов одобрят далеко не все в Константинополе, но ей нужен был верный веринг. До вчерашнего вечера, когда тот с непреклонностью северянина сказал:

– Я должен ехать на родину.

Арестовав его, она вызвала к себе племянницу, которая по доброте юной души не только поверила во все, что говорила ей раньше «ласковая тетушка» о славном Харальде воине, но и успела влюбиться в него. И вдруг Зоя резко изменилась. Она сказала:

– Ты не могла его очаровать. Он должен умереть. Он враг греков.

Мария ничего не понимала в государственных делах, для ума ее девичьего слишком сложна была логика императрицы. У влюбленных юных девиц, тем более из знатных семей, своя странная логика, неподвластная, непонятная логике повелителей.

– Но почему, тетушка? – со слезами на глазах спросила Мария. – Если он не хочет жениться на мне, зачем его убивать? Разве…

– Не реви! – сказала Зоя и, сжалившись над юной душой, подарила Марии большую золотую брошь, перевела разговор на другую тему. Девушке даже показалось, что с Харальдом все уладится. Спала она в ту ночь беззаботно.

Разбудил ее дерзкий голос вождя верингов:

– Вставай! Одевайся!

Недовольный Харальд торопил служанку:

– Быстрее! Помогай ей одеться, чего стоишь, как валун у дороги! Не нужно вещей!

Грозный голос веринга подействовал на женщин. Через несколько минут Мария выбежала из дома. Ее подкинули на коня. Веринги поспешили к пристани. Там две галеры готовы были к отплытию. Мария все еще не могла понять, полусонная, что происходит, радоваться ей или плакать. Вот уже она на галере, вот и солнце, еще невидимое, разогнало тьму земную, растворило в небе звезды. Галеры отчалили от пристани. К Золотому Рогу держали они курс. Прохладные струи морского ветра напрягали паруса, напряженно работали весла. Злые лица верингов были обращены вперед. Харальд зычным голосом отдавал команды.

Галеры быстро летели к железным цепям, которые преграждали путь всем, кто по недоброй воле пытался ворваться в Константинополь, либо выйти из столицы империи без разрешения на то императора.

Цепи железные – последняя надежда Зои. Она уже знала о дерзком побеге верингов и спокойно ожидала финала этой печальной для Харальда истории. Много битв выиграл он, много взял городов. Но с Зоей Могучей ему не совладать.

– Гребцам налечь на весла! – командовал вождь. – Остальным перебежать на корму. Полный ход. Быстрее. Не жалейте весел! Не жалейте рук своих! Родина ждет нас, веринги!

Галеры, задрав носы, мчались на железные цепи. Мария смотрела на Харальда и восторгалась этим сильным человеком, который – она теперь это поняла! – никогда не будет ее мужем, а он в упоении битвы – последней своей битвы здесь, на Юге – не замечал ни восторженных глаз Марии (она в этот миг была удивительно хороша!), ни внимательных взоров верингов, готовых исполнить с точностью до мгновения приказ вождя. Галеры с влажным скрежетом железа о дерево взлетели на цепи. И крикнул Харальд:

– Всем вперед, на нос! Гребцам налечь на весла!

Люди бросились вперед, на нос скрипевших от дикого напряжения галер. Первая из них, где стоял на носу Харальд, медленно, с надрывом, сползла с цепи в воду по ту сторону Константинополя, гребцы на радостях сделали несколько мощных махов, ветер рванул паруса, и в этот миг раздался ужасный звук. Там, на второй галере, железная цепь оказалась сильнее дерева, сильнее людей. Сочный, рванувшийся в небо хруст досок, яростное человеческое «Аа-а!», плеск угрюмой волны, удары собственных сердец, – все смешалось в единый гибельный звук: вторая галера, зависнув на цепи, не выдержала, надломилась, раскололась пополам и двумя половинками нырнула быстро в воду.

На галере Харальда лишь дрогнули сердца верингов, но даже пожалеть друзей своих, с которыми прошли они тысячи миль на суше и на море, было некогда. Все зачарованно смотрели на вождя. Он остервенелым голосом давал команды, как обычно – в бою. И они верили, что он победит:

– Всем по местам. Гребцам работать! Мы вырвемся из лап этой коварной Зои. Родина ждет нас!

«А кто ждет меня и что ждет меня?» – думала Мария с ужасом, потому что в эти напряженные минуты битвы верингов с железными цепями она вдруг поняла главное: такие люди не могут любить. Они могут только воевать, проигрывать или выигрывать. Победа – вот смысл жизни этих людей. И Мария – она только сейчас поняла это – им нужна была, как последнее, крайнее средство, последнее. Если бы дерзкий побег Харальду не удался, он попытался бы обменять Марию на собственную жизнь.

Это поняла несчастная пленница, не решаясь задать себе самой вопрос: «Но что же будет дальше? Что будет со мной?!»

Галера верингов неслась по волнам спокойного моря, столь же быстро спадало с лиц воинов напряжение. Они победили. Но и Зоя проиграла не так уж много, если вспомнить все сделанное для империи и для нее лично дружиной Харальда, своими дерзкими походами заметно ослабившими многих врагов византийской державы. Проиграла в этой схватке лишь Мария. Она смотрела на гордого победителя и ненавидела его, как совсем недавно, еще прошедшей ночью, она его любила, не сознаваясь в этом никому.

Харальд, не обращая на нее никакого внимания, почувствовал наконец, что веринги вырвались-таки из пут Зои, и отдал приказ повернуть к берегу. Халльдор и Ульв удивились: что задумал вождь? Но перечить ему никто не думал.

Галера подошла к берегу, Харальд подозвал к себе надежных людей, дал им денег, повелел доставить Марию в целости и сохранности во дворец, добавил, ободряя их: «Она не сделает вам ничего худого. Она любит Марию». Веринги поверили ему. Мария молча сошла в лодку со своими провожатыми, мягко захлопали весла.

Харальд уже отдавал другие приказы. О Марии, о Зое, о других приключениях на юге Европы, в Малой Азии, в Средиземном море он тут же забыл, как забывают герои о том, что уже никогда не пригодится им в их великих делах. Мария, однако, вспоминала эту историю всю жизнь, может быть, потому что других подобных злоключений с ней не случалось, а, может быть, по иной причине, о которой впечатлительные, пугливые женщины стараются вслух не говорить.

И еще одна женщина вспоминала Харальда долго-долго. Спасительница его. Она встречалась с ним всего два раза в жизни. Первый раз – в тот день, когда дружина Харальда возвратилась из очередного похода в Сицилию. В порту верингов (а в их войске было много греков, жителей столицы Византийской империи) встречали обитатели Константинополя: женщины, дети, старики, родственники тех воинов, кто перешел в дружину скандинавов после того, как Георгий Маниак покинул Харальда. Потери в том походе были небольшие, добыча – огромная.

На берегу к вождю верингов подошла невысокая женщина. Она назвала имя своего мужа. Харальд сказал:

– Он погиб, – и добавил: – он хорошо сражался, не раз выручал нас в трудных переделках, – и вспомнил предсмертные слова воина, его просьбу, – ты получишь его долю добычи. И я тебе дам столько, чтобы ты вылечила сына. Я пришлю к тебе хорошего врача.

Харальд не разбрасывался словами. Он отдал женщине все, что причиталось, добавил ей из своей доли много денег, отправил в тот же вечер к ней хорошего врача из скандинавов. Врач вылечил сына. Женщина не забыла это.

В тот вечер, когда арестованных во дворце вели в темницу, она с двумя слугами возвращалась с базара. Увидев верингов, женщина поспешила домой. Не доверяя даже верным слугам, она сама решила спасти Харальда, повелела слугам смастерить длинную лестницу. Отчаянный был план! Но он удался смелой женщине. Охранники уснули прямо перед дверью в башню, уверенные, что сбежать из темницы невозможно. Женщина выбрала точный момент – за час до рассвета, когда сон даже у охранников очень крепок, повелела слугам нести к башне лестницу, сама пошла с ними. С противоположной от двери стороны установили греки лестницу… Узники выбрались на волю, женщина со своими людьми растворилась в лабиринте улиц ночного огромного города, и теперь, когда галера Харальда вышла в открытое море, вождь верингов вспомнил с благодарностью эту женщину и вздохнул неосторожно.

– О чем печалишься, Харальд? – спросил Ульв удивленно. – Все хорошо, ты опять победил.

– Я рад, что ей удалось нас спасти, – ответ вождя был неожиданным.

– Как ее зовут, кто она?

– Она жена грека, погибшего в Сицилии. Больше я о ней не знаю ничего. – Харальд глянул Ульву в глаза, сказал задумчиво: – Он погиб, чтобы нас спасти. Она спасла нас, отблагодарив за сына. Как странно устроена жизнь.

– Мы скоро будем у Ярицлейва. Ты забудешь все печальное.

– Это так, Ульв, – улыбнулся Харальд, и вскоре он, зачарованный предстоящей встречей с Ярицлейвом, его дочерью Эллисив, стал сочинять «Висы радости».