Бросок на Альбион

Не боялся он в жизни змей. Они его боялись, это знали все. Порою, на заболоченном островке, куда забредали по делам ладьи Рагнара, он, увидев змею, спокойно подходил к ней, хватал за хвост, дергал ее, как кнут, и бросал, дохлую, под ноги. Немного змей погубил он на своем веку, гораздо больше людей пало от его меча, но все друзья знали: змеи Рагнара боятся.

Теперь они не боялись его. Он увернулся, схватил одну из них, уронив при этом плащ на каменный пол, тряхнул кнутом гадину, кинул ее в угол, откуда ползли на него в бой несколько тварей. Первый раз вскрикнул Рагнар, когда потянулся за плащом: змея оказалась рядом, укусила его за руку. Он, озверев от боли, от злости, поймал ее «щелкнул» кнутом, отбежал от двери, увидел еще одну тварь, извивающуюся под порогом. Окружили Рагнара змеи!

Мы рубились мечами.

Если бы сыновья Аслауги

знали мою муку,

если бы знали они,

что змеи обвивают,

терзают меня,

они бы полетели в бой

Мать, которую я покинул,

дала им храбрые сердца.

Ехидна прокусывает

мне грудь, сосет сердце.

Я побежден. Но надеюсь,

вскоре копье одного из

сыновей пронзит

сердце Эллы.

Тревожным рокотом катилась песня боя, песня мести по закоулкам мрачного замка. То была эпоха песен, эпоха странных людей. А разве это не странно? Дикие пляски битв на всей обозримой территории земного шара… в этом нет ничего удивительного. Люди любили подобные пляски всегда. В этом ирландец или обитатель Альбиона ничем не отличаются от жителей Цейлона, островов Японского архипелага, всей Евразии, других материков, других островов, эпох, времен. Человек, хоть и сложнейшая система ценностей, но не настолько, видимо, сложная, если из века в век, из тысячелетия в тысячелетие с упрямством солнца бросается в одну и ту же пляску битв, пляску смерти. В этой дикой похоти своей человек прост и предсказуем: в своем поэтическом отношении ко всему – к миру вообще, к миру людей, к человеку вне мира людей, к миру вне человека, ко всем своим прихотям. В чем тут дело, человек? Почему ты такой гениально непредсказуемый и в то же время такой гениально тупой?

В то же самое время. На той же самой планете. На том же самом, очень крохотном пятачке Вселенной.

Потерпев сокрушительное поражение, ты выпрашиваешь разрешение у победителя, царя Паганского царства, на строительство удивительного по красоте и величию, по могучей мысли, скрытой во всех внешних и внутренних формах храма, где в одном из помещений возлежит в блаженной нирване Будда, чему-то скромно улыбающийся. Точно такая же улыбка покоится на лике рукотворного Сфинкса в Египте. Чему ты улыбаешься, человек? Ты придумал небо, куда взлетают погибшие за веру воины-мусульмане и совершенно незнакомые с Кораном и Пророком теночки, воины вождя Ауицотля. Ты читаешь, попав в опасную передрягу, стихи своему японскому (и китайскому, и тюркскому, и индусскому, и норвежскому и так далее по всей планете) владыке, и тот в упоении, в великой радости от магии слов дарует тебе свободу да еще и награждает воистину по достоинствам тебя, поэта.

Ты бьешься со змеями, но мозг твой творит песню – творит мысль. Зачем, Рагнар, тебе в этот страшный миг нужна песня? Без нее нельзя?

Мы рубились мечами

в пятидесяти одной битве.

Есть ли на земле король

Славнее меня?

Смолоду я учился

обагрять железо кровью.

Нечего плакать

о моей смерти.

Пора мне кончить.

Посланные Одином Богини

зовут меня. Иду.

Сяду в первых рядах

пить пиво с Богами.

Жизнь моя прошла,

умираю, смеясь.

Вот зачем нужна была тебе песня, Рагнар? Пить с богинями пиво хочешь ты, сидя в первых рядах и смеясь? Да, ты достоин сидеть в первых рядах, ты великое дело сделал для тех, кто сомневался, не решался. Сиди, Рагнар, в первых рядах и смейся с огромной медной чашей пива в руках.

Может быть, кто-то из дотошных фактологов скажет, что не Рагнар Кожаные Штаны сочинил «Песню мести», а такой-то и такой-то скальд. В самом деле, человеку, днем сражающемуся с сильным врагом, а вечером принявшему смертный бой со змеями, очень сложно сочинить по ходу-то битвы – с ползучими тварями! – такую прекрасную песнь… Но разве в этом дело?! Дело – в песне! Она вырвалась из темницы, сбежала из замка, устремилась по волнам северных Морей на восток. От острова к острову, от фьорда к фьорду, от человека к человеку бежала «Песня мести». Призыв Рагнара взбудоражил данов, норвежцев-викингов. То, что не смог сделать человек, сделала его песня. Вскоре 8 морских королей и 20 ярлов собрали огромную союзную армию и отплыли в Нортумбрию мстить.

Они так мечтали поскорей начать дело, что сбились с курса и попали в Эст-Англию. Это не огорчило пришельцев. Они смело высадились на берег, оборудовали лагерь, навели контакты с местными племенами. Те приняли их хорошо, надеясь, что даны помогут им в борьбе с англосаксами (опять, в который раз человек непредсказуемый совершает одну и ту же ошибку!!). Местные вожди снабдили иноземцев провиантом, фуражом. Даны подождали подкреплений и только после того, как прибыли дополнительные войска, двинулись в столицу Нортумбрии город Йорк.

Осберт, король Восточной Англии, и Элла не стали отсиживаться за крепкими стенами столицы, вышли в поле и, уверенные в победе, атаковали врага. В этой битве сражались три сына Рагнара, все союзные короли и ярлы. Долгое время шла равная борьба. Люди устали. К Элле и Осберту могло подойти подкрепление…

И вдруг младший сын Рагнара крикнул:

Он рубился менами

В пятьдесят одной битве…

И средний сын Рагнара подпел брату, ловко работая мечом:

Есть ли в людях король

Славнее его?

И старший сын Рагнара запел вместе с ними:

Смолоду он учился

Обагрять железо кровью!

А затем и все войско данов закричало хором песню. Она заглушила шум мечей и свист стрел, стоны и вздохи раненых. Только песня. Только песня вела теперь бой, мстила врагу.

Король Осберт погиб, его воины дрогнули, подались назад. Элла сопротивлялся упорно, отражал на своем фланге атаки противника, но проиграл битву и попал в плен. Лучше бы он пал в бою! Даны придумали ему такую пытку, что ни петь, ни думать, ни кричать он был не в силах.

В этом тоже человек очень похож на самого себя: любит он придумывать изуверские пытки даже для человека, обреченного на смерть. Но зачем пытать обреченного?

Надо, надо. Чтобы… у него было больше шансов попасть на первые к богам ряды и чокаться с ними пенными пивными чашами, смеясь и веселясь? Зачем человека пытать?

Неудачный поход Рагнара, а затем и крупное вторжение данов на Альбион стали началом долгой, изнурительной борьбы англосаксов с новым врагом, которая продолжалась с кратковременными перерывами около двухсот лет: с 865-870 годов по 1043 год, когда английский престол занял Эдуард Исповедник.

ЛИНИЯ ГАРОЛЬДА, КОРОЛЯ АНГЛИИ

БЫЛ ЛИ ПАСТУХ

«Вождь ненадежен дерзкий.

Умный кормчий

Себя сдержать умеет в нужный миг.

Предвиденье – вот истинная доблесть».

Еврипид, «Просительницы».

«Стрела не обязательно пронзает мишень, ибо силы людей не одинаковы».

Конфуций.

«История в великие минуты, терпит у кормила власти лишь тех людей, которые способны направлять ход событий».

Де Голль. Французский государственный деятель. XX в.

Кому нужна была эта легенда, можно только предполагать, но кому-то она была очень нужна. Эгмунд Железнобокий сын Этельреда Неразумного, вел непримиримую борьбу с Кнутом Могучим, выбил датчан из Лондона. Английского короля поддерживал Олав Толстый, будущий конунг Норвегии. Некоторое время войско Кнута отступало под натиском союзников. В одном из пяти крупных сражений они нанесли по врагу неожиданный удар, датчане в панике рассыпались по окрестным лесам, преследование продолжалось до поздней ночи.

Знатный датчанин Ульв заблудился в незнакомом лесу, всю ночь плутал, утром вышел на полянку, остановился. Куда идти? Где враг? Где свои, датчане? Вокруг чужая страна, чужой лес, чужие деревья, кусты, трава. Хочется лечь, отдохнуть, забыться – страшно одному в чужом лесу даже храброму воину. Ульв, огибая поляну, залитую ранним солнцем, вслушивался в звуки чужого леса, не понимал радости, с которой мир встречал солнце, тепло… Вдруг он услышал шум небольшого стада, приближавшегося по кривой лесной дороге к поляне, спрятался за деревом.

Молодой пастух не спеша гнал стадо через лес. Ульв окликнул его, поздоровался, спросил:

– Как зовут тебя?

– Я – Годвин сын Вульфнота, – ответил юноша спокойно, будто бы его совсем не взволновали диковатые глаза незнакомца, вооруженного мечом и копьем, и добавил так же спокойно: – А ты – датчанин?

– Помоги мне найти безопасную дорогу, – сказал с тревогой воин. – Мне нужно добраться в Саверну или в другие места, где стоят датские корабли.

– Датчанин не может и не должен надеяться на помощь сакса, – юноша поразил Ульва смелостью.

– Ты не пожалеешь. Я хорошо отблагодарю тебя. Помоги мне.

– Здесь много наших воинов. Они наглухо перекрыли все дороги. Они ищут датчан всюду. Если саксы увидят нас вместе, то они убьют меня. Они очень злы из-за того, что дали вам возможность вырваться из окружения.

Странная для молодого пастуха осведомленность о вчерашней битве не напутала усталого путника. Ульв снял с пальца богатый перстень, подал его Годвину. Тот сказал:

– Не нужно мне ничего от врага… – но осмотрел с восхищением украшение, бросил перстень в карман плаща и вздохнул. – Хорошо. Я выведу тебя.

Он сдержал слово.

Уже под вечер, петляя по холмам, обходя большие дороги, они прибыли в лагерь датчан в Саверне. Ульв, хоть и устал после тяжелой битвы, бессонной ночи и утомительного перехода по лесному бездорожью, первым делом повел пастуха к Кнуту Датскому, рассказал королю о своих приключениях и попросил дать смышленому пастуху военный чин, наградить его по достоинству, Повелитель могучей державы исполнил просьбу одного из лучших своих военачальников, и началась блистательная карьера Годвина, талантливого политика, государственника.

Политическая ситуация в Англии менялась в эпоху викингов с калейдоскопической непредсказуемостью. Буйные волны Северного моря периодически забрасывали на остров флотилии все новых «морских королей», а так же воинов конунгов Норвегии, Дании, Швеции. Некоторые из них довольствовались грабежом, другие строили в уютных местах укрепленные поселения, оставались здесь жить. Но были и такие, кто, чувствуя силу, пытались захватить власть в разных королевствах, разбросанных по острову, подчинить себе его обитателей. Местные племена бриттов, валлийцев, скоттов, постоянно воюя между собой, вели себя по отношению к иноземцам точно так же, как их предшественники эпохи Цезаря, времен Максима Магна, Атиллы, Карла Великого. Пробежавшие над живописными холмами Альбиона десять веков, казалось, ничему не научили обитателей острова. Прекрасно понимая, чем может закончиться очередная волна вторжений… Нет-нет, ничего не понимали «альбионцы» в начале XI века – даже те, кто знал, кто любил историю Родины, кто мог и хотел планировать свою жизнь, свои действия, исходя из поучительных исторических примеров. О, история! Как много ты можешь рассказать и подсказать человеку думающему о прошлом, настоящем и будущем! Много – но не все. Даже самым прозорливым деятелям, даже самым великим пройдохам в политике, самым осторожным оптимистам, каким, можно без преувеличения сказать, и был Годвин сын Вульфнота, история Альбиона от вторжения Цезаря до захвата власти Кнутом Могучим не могла поведать о том, какое страшное бедствие грозит обрушиться на остров, на всех его жителей. Ничего подобного в истории еще не было.

Годвин сын Вульфнота, если попытаться оценить его деятельность на посту «второго по значимости человека в государстве», делал для блага Англии все, что было в его силах и даже более того. Его смело можно назвать великим мастером политического искусства, сумевшим в то сложнейшее, путанное время пережить Кнута Могучего, всех его сыновей, водрузить на престол Эдуарда Исповедника, не растерять при этом в народе авторитет своей семьи.

Кому-то когда-то зачем-то понадобилась легенда о Годвине – пастухе. В конце XIX века ее посчитали устаревшей и не имеющей исторической основы. О происхождении пастушка можно только догадываться. Но жизнь его высвечена разными авторами довольно-таки ярко, хотя кому-то этот политик не нравился, а кто-то им восторгался. Здесь речь о другом: о величайшей способности лавировать, находить в сложнейших лабиринтах точные ходы. Этим Годвин превзошел многих. В «Круге Земном» Снорри Стурлусона поведана страшная история о беспричинной, чисто мальчишеской ссоре между двумя первыми людьми Датской Державы. Ее нужно знать, чтобы представлять, среди каких людей жил и делал свое дело Годвин.

В войне между Норвегией и Данией, где юный Годвин отличился и не раз именно как воин, наступило затишье. Кнут Могучий решил наведаться в гости к зятю Ульву ярлу, прибыл к нему с большой свитой. Хозяин устроил знатный пир. Веселье было в разгаре. Люди радовались. Угрюмо молчал лишь Кнут Могучий, главный виновник торжества. Ульв пытался разговорить его, взбодрить, узнать причину грусти тестя. Тот упорно молчал.

Не давал ему покоя норвежский конунг Олав Толстый (в будущем Олав Святой). Сильный враг. Пожалуй, самый сильный враг Кнута Датского. Как победить его? Нехорошее настроение было у гостя. Ульв, зная, что тесть любит играть в шахматы, расставил фигуры на доске. Кнут сделал первый ход, но в лице не изменился. Какая игра, если Олав Толстый собирает войска и готовится нанести по датчанам мощный удар!

В шахматы датский король любил … выигрывать. Играл он неплохо, но Ульв редко проигрывал ему, хотя порою король выигрывал несколько партий подряд: когда настроение у короля было хорошее или очень злое. В тот печальный день Кнут играл вяло, злился: Олав Толстый путал мысли, мешал сосредоточиться. А Ульв, хоть и выпил изрядно пива, ходы делал быстро. Конунг поставил ладью под удар коня, Ульв хотел было «взять» фигуру, но Кнут Могучий опередил его:

– Я не сюда хотел поставить ладью, а вот сюда. Даже нет, вот сюда лучше. – И своей могучей дланью он переставил ладью на безопасное место.

Если бы это случилось в первый раз, Ульв – хозяин все-таки, зять к тому же! – простил бы старику «переход». Но ведь не в первый раз вытворяет такое в игре Кнут. Сколько партий он выиграл, «перехаживая»! Неприятно играть с таким соперником, пусть даже очень могучим.

Ульв, сильный человек, в бою неудержимый, но расчетливый, не давал волю чувствам, умел держать себя в руках, даже в игре с тестем в шахматы. Но в тот раз с ним стряслось что-то неожиданное. Надоело ему играть не по правилам, забыл он, что с королями и вождями лучше вообще не играть в какие-либо игры, если не любишь играть в поддавки, потому что не любят вожди проигрывать, ненавидят они победителей лютой ненавистью.

– Так не играют в шахматы! – зло крикнул Ульв, грубо двинул рукой по столу, фигуры разлетелись по полу.

Кнут удивленно взглянул на соперника. Тот вскочил со стула, резким шагом отправился к двери.

– Ты бежишь, трусливый Ульв?! – съязвил конунг, у которого в этой игре была и другая задача.

Уже не раз докладывали ему о том, что зять становится слишком гордым. Это настораживало Кнута. Уж не задумал ли зять измену? Нужно было проверить его надежность. И поскорее. Ульв сам помог выполнить эту непростую задачу.

– В битве у Хельги-реки ты был трусом! – крикнул он не своим голосом. – Если бы я не подошел к тебе, шведы разгромили бы вас! Они били твоих воинов, как собак. Ты забыл, кто в той битве был трусом?!

Тяжело грохнула дверь, Ульв ушел в свой дом, лег, закрыл глаза. Опасности он не чувствовал, спал спокойно. Пиво затуманило мозги, лишь утром, еще в кровати, они прояснились, и Ульв почувствовал опасность. Он встал, умылся холодной водой, собрался в церковь. Хотя вечером об этом жене ничего не сказал. Она не знала, что случилось между мужем и отцом. Ульв крепким шагом шел в церковь, спешил. Может быть, надеялся на Бога. Может быть, уже ни на кого не надеялся и именно поэтому быстро, все быстрее шел в церковь. В последний раз.

Он отправился из дома в ранний час и успел. Чуть позже к его дому подъехал на коне слуга Кнута Могучего. В дом, вооруженного, впустили. Узнав, куда отправился хозяин, он облегченно вздохнул: опытный слуга – ему не хотелось играть с повелителями в их сложные игры. Он вернулся к Кнуту Датскому, тот спросил:

– Ты убил Ульва?

– Он в церкви, – с надеждой в голосе произнес слуга.

– Ты его не убил?! – повторил Кнут, не оставив ему никаких надежд.

– Нет, – твердо ответил слуга, дав понять повелителю, что в церковь он не пойдет.

– Он в церкви Луциуса? – спросил конунг.

– Да.

– Он в церкви Луциуса, – Кнут сказал второму слуге, верному человеку, каких держат многие сильные люди на положении псов: им можно приказать все, они выполнят любое повеление, они – псы.

– Он в церкви Луциуса, – повторил верный пес, взял меч и поспешил исполнять приказ.

В церкви в полном одиночестве говорил с Богом один на один зять Кнута Могучего Ульв ярл. Спокойным, непривычно-монотонным для себя голосом он что-то докладывал Всевышнему, ни о чем его не просил, будто не нуждался вовсе ни в чем. Но он нуждался.

Как никогда раньше нужна была ему помощь Бога. Но Ульв не решался сказать о ней. Небольшая помощь, но очень важная для него самого. Ульв читал молитву, а между словами ее бежала беззвучная мысль: «Господи, сделай так, чтобы все играли по правилам, чтобы не нарушали…»

В деревянной церкви голос мягок, мысль плавна, звуки гулкие, короткие. Он услышал звук шагов, приближающихся к церкви, понял, чьи это шаги, молиться не перестал и мыслить не перестал. Но чуть тише, еще тише, совсем тихо молился он – так шепчутся только с Богом. Шаги становились все громче. Осмелев, Ульв стал излагать Богу свою просьбу. Почему он в эту страшную минуту решил поговорить со Всевышним? Уж не возомнил ли ярл себя гением-провидцем, отыскавшем в голове своей некую панацею всечеловеческого счастья? Уж не забыл ли он, что все панацеи, вообще все в этом мире, хорошо известно Богу, и Он лучше знает, по каким правилам или без правил должны играть властители с подчиненными?! Зачем просить об этом Бога в неурочный час? Что случилось с Ульвом? Разве за этим ходят в церковь?

«Разве можно нарушать правила игры, Господи?!» – шепнул Ульв, не получил ответа, решил спешно развернуться – он знал, кто и зачем пришел в церковь и не хотел отворачиваться от смерти. Он успел повернуться и увидеть меч, летевший молнией ему в грудь.

Монахи в тот же день закрыли церковь, оскверненную кровью. Церковь дана человеку для других дел. С этим люди в церковь ходить не должны. Так думали монахи, оскорбленные случившимся. Иначе думал Кнут Могучий, повелитель Датской Державы. Он повелел через верных людей открыть церковь. Слуги Божьи сделали все, как приказал король, даже намеком не попытались они заявить о своих мыслях, о своих чувствах, о… правилах игры! Они приняли правила сильного.

Кнут Датский продолжил подготовку к войне с сильным противником – Олавом Толстым.

В битвах и сражениях той удачной для датчан войны Годвин сын Вульфнота, одержал со своим отрядом несколько славных побед. О трагической ссоре ярла Ульва и Кнута Могучего он знал. Но не испугался принять предложение повелителя Датской Державы занять важный пост. Началось стремительное восхождение Годвина к вершине власти. Уже в Норвегии он понял, что с повелителями лучше не играть ни в какие игры, но играть не расхотел. И более того, он играл, и не просто выигрывал, но и навязывал соперникам правила игры, хотя часто в своей деятельности Годвин, как мудрый и опытный кормчий, лавировал между многочисленными группировками и партиями, пытавшимися править Англией. То был талантливейший государственник!

После похода в Норвегию прошло несколько лет, и Кнут Датский отдал ему в жены свою сестру. Это говорит о многом. Совсем еще молодой Годвин расположил к себе могучего повелителя не велеречивой болтовней на пирах и даже не воинскими подвигами (полководцев и отчаянных вояк в государстве Кнута хватало и без него), но именно государственным умом, умением найти общий язык и с саксами, своими соотечественниками, и с датчанами, захватившими власть в Англии, и с нормандцами, которые с каждым годом все активнее просачивались разными путями на Альбион, и с норвежцами, и с вождями бриттских племен.

Первая жена родила Годвину сына. Тот, к несчастью, вскоре умер. Не надолго пережила младенца и мать. Кнут в этой беде поддержал мудрого помощника, выдал за него племянницу – родную сестру Свейна, в недалеком будущем короля Дании. Годвин породнился и с могущественной европейской семьей.

Так, может быть, он предал интересы Англии и стал верноподданным слугой датчан, исполнителей их воли? Нет! В этом его не могли обвинить даже враги.

После смерти Кнута Датского на собрании Витана решался вопрос о том, кто займет английский престол. Годвин и его эссекские вассалы предложили выбрать короля из соотечественников, саксов. То был смелый и опасный шаг в стране, где несколько десятков лет правили датчане! Витан не решился принять предложение Годвина, выбрал Харальда сына Кнута, и Годвин стал… покорным подчиненным нового короля!

Через несколько месяцев он, вольно или невольно, об этом не знает никто, принял участие в страшном злодеянии, задуманном новым правителем Англии. По приказанию короля в Нормандию было послано письмо Эдуарду и Альфреду сыновьям Этельреда, якобы от матери, призывающей детей вернуться на родину и примириться с Харальдом.

Альфред поверил письму, тут же сел на корабль.

Годвин встретил саксонского принца, проводил его в Гильфорскую усадьбу, отбыл в Лондон. Той же ночью на Альфреда и его свиту налетел большой отряд головорезов. Шестьсот человек убили они, в том числе и Альфреда.

До конца дней своих Годвин пытался доказать соотечественникам невиновность в страшном деле. Доказал? Нет. Хотя его благожелатели никогда не верили в то, что он способен на такое коварство. А враги – их у Годвина было много – верили в обратное.

Харальд правил Англией недолго. Он умер, его место на престоле занял другой сын Кнута Могучего Хардекнут. Первым делом он приказал вырыть тело Харальда из могилы и бросить его в болото. Но Годвина сын Кнута Могучего не тронул. Некоторое время он преследовал его, затем смирился, пригласил к себе. Хардекнут скончался скоропостижно, на свадебном пиру. И вновь перед собранием Витана встал жизненно важный вопрос: кому править Англией? И вновь за дело взялся Годвин. Он уговорил пассивного, склонного к отшельническому образу жизни, к меланхолическому созерцанию, а не к решительным делам Эдуарда занять пустующий престол, обещав ему полную поддержку Витана.

Некоторые исследователи той эпохи уверяют, что Эдуард действительно не хотел быть королем Англии, но в этом случае странным может показаться брак инфантильного короля с дочерью Годвина Эдит. Если же учесть, что к этому времени сын Годвина Тости женился на дочери графа Фландрского Балдуина, то можно лишь восхититься великолепной работой и цепкой хваткой Годвина, породнившегося с самыми знатными европейскими королевскими родами и сделавшего для своих детей ничуть не меньше того, что сделал царь Филипп для Александра Македонского, а Цезарь для приемного сына Августа.

Годвин сын Вульфнота мог бы гордиться собой, а был ли он пастухом или мог ли он самолично пасти стадо в то, очень важное для него утро, – не важно. А разве это важно? Разве Александру Великому так уж важно было в определенный момент его жизни выводить свою родословную от самого Геракла, о котором пастухи Македонии в день рождения будущего покорителя мира и знать не знали?! Значит – важно, если такой неглупый человек решил потратить драгоценное для всего мира свое личное время на подобного рода дела! А ведь тратил Александр Македонский время на это! И не он один занимался поисками великих своих корней. Важное это занятие для каждого конкретного человека и для всего человечества в целом. Почему-то – важное.

Конечно же, точно ответить на вопрос, какое было стадо у Годвина и кто его пас, может только сам Годвин, но дело тут не в поголовье крупного рогатого и не рогатого скота, а во времени. Оно в своем бесконечном диалоге с разными людьми из разных родов ведет себя, мягко говоря, не очень логично. То ему захочется, чтобы будущие правители пасли свои стада, занимались извозами, пахали землю, дубасили молотом по наковальне, то вдруг время требует от людей совершенно иные родословные, и отцы-основатели тех или иных стран-государств становятся потомками Гераклов и богов. Время ведет странный разговор с людьми. Поэтому можно оставить родословную Годвина в покое и перейти к событиям, которые надвигались с неотвратимостью на Англию, и в которых два его сына, Тости и Гарольд, сыграют исключительно важную роль.

Гарольд, как и его будущий соперник в борьбе за английскую корону дюк Нормандии, тоже любил читать книги, но в отличие от Вильгельма, ему не нужно было с самого раннего детства доказывать всему миру законность своего рождения. Он рос в спокойной обстановке процветающего семейства, обласканный матушкой, слугами, домочадцами. Хотя отцу некогда было заниматься воспитанием и образованием детей, но все они имели прекрасную возможность познакомиться с классической литературой, с трудами по истории Европы.

Сыновья Годвина относились к образованию, мягко говоря, скептически, уделяя основное внимание воинским упражнениям и воинской науке, и лишь Гарольду полюбились книги, знания. Между прочим, в силе и ловкости, в бойцовских качествах он не уступал братьям: именно это разностороннее развитие, стремление к познанию и позволило ему занять столь высокое место в истории страны, в истории Европы. Гарольд развивался гармонично, никто не мешал ему своими авторитетными советами, нравоучениями и приказаниями, в чем, надо сказать, огромную роль сыграл Эдуард Исповедник, относившийся к нему по-отечески.

Об английской короне сын Годвина еще и не мечтал, когда задал сам себе сложный вопрос: как сделать Англию сильной, а народы ее счастливыми, как примирить пиктов, скоттов, саксов, англов, нормандцев, данов, валлийцев, ирландцев? Такой вопрос задают себе лишь добрые люди, но Гарольд в те годы был еще слишком юн, чтобы понять основное главное качество гармонии жития. Да, гармония – это мирное соединство совершенно разных людей, групп людей, племен, народов, но это – не закон, а скорее исключение, редчайший праздник, на котором по великому случаю собрались старые друзья, давно мечтавшие посидеть за одним, обязательно круглым столом, поговорить, вспомнить доброе, повеселиться.

Но где найти такой большой круглый стол, как собрать на праздник жизни народы и племена Альбиона, какие разговоры вести, чтобы не скучно, не грустно и не обидно было ни одному из гостей, если даже Артуру, любимому герою Гарольда, сделать это не удалось?!

Да, саксу Гарольду нравился вождь бриттов, поднявший и воодушевивший народ на борьбу против саксов, которые в течение семидесяти лет с 449 по 519 годы закрепились на острове, образовали три королевства, продолжали расширять владения. А с континента на Альбион прибывали все новые племена саксов и, казалось, на острове не найдется силы, способной остановить этот упрямый людской поток. Но сила такая нашлась.

В Гвинедде (Северном Уэльсе) король Мэлгон сын Касваллауна, организовал народ на борьбу против саксов, не подпуская врага к своим владениям тридцать лет с 517 до 547 годы.

В 519 году вождь бриттов Артур повел войско к горе Бадон. До сих пор некоторые ученые считают, что такого короля не было, что это – имя легендарное. Оставим ученые споры, дело в другом.

Сражение близ Бадона закончилось сокрушительным поражением саксов, началась эпоха короля Артура. Народы Альбиона воспряли духом, могучая фигура вождя притягивала бойцов. Со всех уголков острова в местечко Каэрлеон на Аске, в замок Артура, шли люди. Еще не было мифа, легенд, сказки, бесчисленных рыцарских романов, куртуазной глупости, порожденной так называемой эпохой Возрождения, разродившейся на пепелище удивительной и поэтичнейшей из эпох, на костях великих мыслителей, которых «возрожденцы» (тоже великие!) окрестили с оттенком скепсиса и легкого пренебрежения бардами, скальдами… Еще не было стремления к изыску форм и способов выражения мыслей и дум. Но уже был Круглый стол короля Артура, одного из последних ярких представителей уходящего в прошлое, в забытье язычества. Круглый стол! Символ язычества. Символ равных. Никаких пастухов, никаких овец. Круглый стол – все равны. Все сидят вокруг стола, круглого, как солнце. Солнце – бог многих языческих систем. Солнце греет одинаково всех, кто сидит за круглым столом.

Образ короля Артура и сидящих за Круглым столом славных рыцарей пришелся по душе романистам эпохи Возрождения. Почему? Быть может, потому, что люди всех времен и эпох мечтали и будут мечтать о своем Круглом столе, о вожде за Круглым столом? Но разве это вождь? За Круглым столом нет вождей – есть только собеседники.

Артур был вождем, которого ждали племена Альбиона. Он одержал несколько побед над саксами. Боевое вдохновение, буквальное, заразило обитателей острова.

ВОЖДИ

Вожди часто появляются во вред. Своими победами, своей могучей энергией, уверенностью, самоуверенностью они воспламеняют людей, не всегда готовых по разным причинам побеждать, победить. Как редкие кометы носятся они по Вселенной по бешенным траекториям, залетают в поле душевного зрения той или иной планеты, той или иной нации, очаровывают слабые, чуткие ко всему необычному (героическое – необычное для простого сельского труженика) души, а потом вдруг, забываясь, в сумасбродном своем лете, врезаются в ни в чем неповинную планету, взрываются, губя красу, Богом созданную, или, в лучшем случае, мчатся по близкой касательной, опаляя те же невинные души планет (людей, наций), огрубляя их и, в конечном итоге, ослабляя.