Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Бросок на Альбион

ModernLib.Net / Историческая проза / Торопцев Александр Петрович / Бросок на Альбион - Чтение (стр. 18)
Автор: Торопцев Александр Петрович
Жанр: Историческая проза

 

 


Эллисив в рассветной тишине сопела едва слышно, как ребенок, и это детство, вечное в любом живом существе проникало в Харальда, в эти мгновения несурового, и он смотрел на жену с таким восторгом, будто только что, только в этот миг сделал великое для себя открытие – влюбился! Он делал это открытие уже сотни раз, и радостно – выпала человеку большая удача! – смотрел на нее и не думал ни о чем: только об этом ребенке думал, только о нем. Эллисив под взглядом его просыпалась, обнимала мужа, и они долго – пока спал мир – говорили о чем-то, всякий раз о том же. День с его делами врывался в дом конунга Норвегии, и следующую подобную ночь они могли дожидаться неделю, месяц, а то и больше. Но они обязательно дожидались этой ночи, а затем и рассвета. Иногда Эллисив просыпалась первой: она, стараясь не дышать, смотрела на большого, для всех сердитого, а то и грозного, и злого, но сейчас – совсем беспомощного, уже отдохнувшего, но еще не проснувшегося, своего мужа, и ей становилось жаль его, и эта жалость… будила его – он всегда просыпался раньше, чем она могла подумать, чем ей этого хотелось. И был разговор, и было счастье. То счастье, о котором мечтает любая живая душа, пробудившаяся в рассветной тиши ото сна.

В ночь перед отплытием флота на Альбион, Эллисив долго смотрела на Харальда и удивлялась: никогда раньше ей не удавалось так насмотреться на мужа своего, нарадоваться. Ей даже показалось, что он специально «спит», претворяется: так долго он не пробуждался.

Он все же проснулся – они успели пошептаться, очень похожие в эти минуты на странных заговорщиков. Так малыши порою таинственно шепчутся на виду у бабушек-дедушек, и те, в свою очередь, стараются говорить потише, чтобы тайны взрослых не столкнулись с тайнами детей, не помешали друг другу жить в своих радостных мирах. Харальд и Эллисив говорили недолго. В сумме их возраст уже перевалил за сто лет, но в эти краткие минуты душевного сладкого бреда они были детьми, увлеченными своими тайнами, своей жизнью настолько, что звуки мира не пробивались в их души.

А мир был совсем рядом.

Гюрд, воин, спал в ту ночь на корабле конунга. Человеком он слыл уравновешенным, спокойным. Никогда ранее не позволял себе излишеств за пиршественным столом, спал безмятежно и крепко, не подпуская к себе дурные сны. Он и в ту ночь на корабле близ острова Солундир спал отрешенно, тихо, никому не мешая, себе не мешая отдыхать. И вот под утро, еще до первых проблесков света в звездных далях, Гюрд занервничал во сне. Лицо его исказилось в страшной гримасе, он «проснулся», поднялся, посмотрел на остров. Там, на камнях, стояла ростом со скалу великанша. В одной руке она держала нож, обоюдоострый, большой. В другой – огромное корыто. Глаза ее диковатые уставились на корабли конунга. Гюрд, подрагивая от холода, оглядел флот Харальда. На всех кораблях он увидел крупных черных орлов и таких же больших воронов, внимательно смотревших на берег, на великаншу. Та, подняв корыто, сказала злую вису:

Вот он, знаменитый,

Заманен на запад,

Гость, чтоб в земь с друзьями

Лечь. Предчую сечу.

Пусть же коршун кружит,

Брашнам рад, – мы падаль

Оба любим – княжий

Струг подстерегая.

«Княжий струг подстерегая», – повторил Гюрд, дрогнул всем телом от ужаса, услышав, как все орлы и вороны вслед за великаншей грубо рыкнули: «Струг подстерегая». Троллиха крутанулась вокруг себя несколько раз, и взмыла в черное небо, откуда в страхе разбежались все звезды, крикнула еще раз вису. Гюрд лег на свое место в надежде, что великанша не увидит его, не убьет, а та, с шумом пролетая над кораблем конунга Харальда, кинула на палубу корыто и дико взвизгнула при этом:

– Предчую сечу!!

И воины ее кровожадные, черные орлы и вороны, гаркнули как по команде:

– Предчую сечу!!

Корыто летело долго. Гюрд, прижимаясь к борту корабля, смотрел на, него и не мог пошевелить пальцем. Он ждал солнца, только оно могло помочь ему. Но солнца не было, лишь черное корыто в черном небе медленно летело на него, беспомощно жавшегося к борту.

– А-ай! – крикнул он и от собственного крика проснулся, мотнул головой, открыл глаза: раннее солнце смотрело на него с удивлением: что ты, человек, бредишь, утро пришло, радуйся.

Никогда ранее Гюрд о своих снах никому не рассказывал – и не было в них ничего интересного. И висы никогда не сочинял он, слишком спокойный был для этого дела, невпечатлительный. Может быть, поэтому в то утро Гюрду поверили все. И легкая дрожь страха пробежала по душам сильных людей. Гюрд видел во сне великаншу, орлов и воронов. Троллиха сказала злобную вису. Плохая примета! Тролли редко говорили висы, они и без них страшны, им висы ни к чему.

О сне Гюрда рассказали Харальду. Он отнесся к этому спокойно, с гордой усмешкой:

– Я видел троллих пострашнее. Я их побеждал. Я победил даже Зою Могучую.

Он был уверен в себе. Он был мудрый воин, мог задавить в себе страх. И не только в себе.

Воины на кораблях успокоились, занялись делами. Через час на корабль конунга прибыл Торд с соседнего корабля. Он рассказал всем свой сон. В его сне флот Харальда Сурового прибыл в Англию, норвежцы сошли на берег, приготовились к бою. На противоположной стороне огромного поля выстроилось войско врага. Вдруг с гор на гигантском волке спустилась троллиха, и воины Харальда увидели в его пасти труп человека. С хрустом сожрал волк свою жертву. Великанша бросила ему в пасть новую жертву и крикнула злобную вису.

Торд и раньше рассказывал свои сны, часто – веселые, и висы он сочинял. Но поразила людей великанша! Гюрд и Торд видели в своих снах на разных кораблях одну и ту же троллиху! Это – пугало.

Харальд быстро справился с угрюмым настроением воинов, но даже он не смог освободиться от дурных предчувствий перед походом. И люди об этом знали. Они работали, стараясь не думать о плохом, но разве это возможно! Всем хорошо было известно, что еще в Нидаросе конунгу приснился брат его Олав Святой, который долгую беседу с ним не вел, но сказал вису и ушел из сна:

В смерти свят стал Толстый

Князь, кто час последний

Встретил дома. Ратный

Труд стяжал мне славу.

Страшно мне, что к горшей

Ты, вождь, идешь кончине.

Волк – не жди защиты

Божьей – труп твой сгложет.

Предсказание Олава Святого, Харальд не скрывал от соратников, хотя сам он, как и многие его соотечественники, сомневался, может быть, на уровне предчувствия, в успехе похода в Англию. Но… мог ли он не пойти на Альбион – вот вопрос, который мучал самого конунга, вот вопрос, на который у него было много ответов, совершенно разных:

1. Я обязан выполнить обещание, данное Тости. Никто меня за язык не тянул;

2. Англию нужно взять, чтобы взять Данию и Швецию, образовав могучее государство на севере Европы, как сделали это в древние времена римляне, а затем византийцы в Средиземное море. Такое государство спасет народы от постоянных войн;

3. Англию могут захватить другие страны, это их усилит, и они будут воевать с Норвегией.

Еще несколько ответов мог бы дать себе конунг, оправдывая поход, но дело тут не только во внешнеполитическом и внутриполитическом положении Норвегии и всего Скандинавского полуострова, а еще и в самом Харальде Суровом.

Почти сорок лет прошло после битвы при Стикластадире, и все эти годы сын Сигурда Свиньи воевал: в Гардарики, в Средиземноморье, на севере Европы. Опытный был боец, полководец, политик. Разве мог он довольствоваться малым, разве простил бы себе «морской король» малодушие? Никакого малодушия просто быть не могло. Харальд – викинг. Он не мог не пойти в Англию. И готовился он к походу именно как «морской король», как вождь викингов. И это – а не сны и предсказания! – не позволило ему исполнить задуманное.

Викинги были прежде всего великими бойцами, тактиками боя, конкретного боя. Очень редко они мыслили и планировали действия, походы, налеты, исходя из соображений стратегии, учитывая момент стратегии эпохи. Эту сложнейшую задачу решала за них когда-то сама жизнь – то поражающее воображение упрямство, с которым природа Скандинавии, ее женская, жизньдающая, жизньдарящая половина, рожала могучих бойцов. Конец восьмого века, девятый век, десятый, одиннадцатый. Харальд Суровый, конунг Норвегии, «морской король», последний из великих вождей викингов об этом не думал. Но порыв его, огромное желание взять Англию явились последним всплеском могучей энергии викингов и… тех, кто век от века рожал в Скандинавии бойцов.

Еще несколько десятков лет после похода Харальда Сурового скандинавские женщины будут с завидным упрямством рожать воинов, еще несколько походов совершат они по белу свету, не догадываясь о том, что время их ушло. Никогда не думая о стратегии, каждый вождь, конунг, «морской волк» своими подвигами вносил посильную лепту в то, что люди назвали эпохой викингов, изменившей вектор жизни огромного региона планеты.

Обвинять Харальда в том, что он не был стратегом (не эпохи – это уже слишком для человека, но хотя бы – момента) никак нельзя. Он не должен был быть им. Он не смог и не мог понять, какую, чисто стратегическую, ловушку готовит ему судьба! Он – викинг, гениальный налетчик! – прибыл на Оркнейские острова, оставил там Эллисив, Марию, Ингигерд (что-то робкое колыхнулось в душе сурового, смелого Харальда уже тогда), отправился дальше вдоль берегов Шотландии курсом на юг. Остановился в земле Кливленд, вспомнил вису Олава Святого из последнего своего сновидения, дал приказ высаживаться на берег.

Он не был стратегом, и брат его был всего лишь святым, но – не стратегом, иначе он другую вису сочинил бы для единоутробного, подсказал бы ему, что нельзя норвежцам вторгаться в Англию, что глупость это страшная, что хотя бы немного надо подождать – чуть-чуть, пока не выяснят между собой отношения Гарольд и Вильгельм. Выслушал бы эту вису Харальд и… сделал бы все по-своему – как он и сделал. Иначе бы он не был викингом.

Норвежское войско высадилось на берег, овладело Кливлендом. Жители Скардаборга оказали врагу серьезное сопротивление, не захотели открывать ворота, впускать норвежцев в город.

Харальд удивился: на что рассчитывают эти люди, неужели им не известно имя норвежского конунга, его победы?! Полководец осмотрел местность, забрался на крутую сопку по соседству с городом, приказал собрать в окрестности дрова, запалить на вершине горы костер. Воины работали с веселостью, догадываясь, какой «подарок» задумал сделать для оборонявшихся конунг. Огонь разгорелся быстро. Норвежцы хватали полыхающие ветви и головешки, бросали их через стены. В городе вспыхнул пожар. Злой норд-ветер разнес огонь по улицам. Вскоре от города остались лишь черные холмики от бывших домов.

Покорив землю Кливленд, Харальд проплыл дальше на юг, затем вошел в устье реки Хумбре, поплыл вверх по течению, остановился у реки Усе, высадился на берег. Здесь он дал противнику прекрасный урок тактики боя. Ярлы Мерукари и Вальтеоф двинули на норвежцев свои полки. Харальд построил войска замысловато. Основные силы стояли под стягом «Опустошитель Земель» вдоль реки Усы. Перпендикулярно им, перед рвом, за которым лежало протухшее болото, расположились резервные дружины.

Англичане ринулись на врага с пологого холма. Скорость бега была у них несокрушимая. Ярлы Мерукари и Вальтеоф решили сбросить в ров стоявших там воинов, а затем заняться оставшимися у стяга «Опустошитель Земель». Почему они так решили, сказать трудно, но большего подарка от них Харальд не ожидал.

Увидев, что неприятель ринулся влево на ров, он повелел поднять повыше знаменитый стяг. В это время противник завязал бой у рва. Норвежцы втянули противника в бой и – уже Харальд ударил по врагу с тыла – спокойно освободили место боя, кромку у рва, куда полетели воины Мерукари.

«Опустошитель Земель», подбадриваемый ветром, шумом людей, весело реял над норвежским воинством. В этом бою прекрасно сражался Олав сын Харальда, о нем Стейн сын Хердиса такую вису сочинил:

Люд в трясину канул,

Гибли вои в водах.

Гридь с младым погибли

Ярлом Мерукари.

Ужасая вражий

Полк, железом дерзкий

Гнал их ратобитец.

Ствол побед проведал.

Много людей погибло во рву и в болоте, так много, что гнали врага победители дальше в болото – посуху, по телам побежденных. Ярл Мерукари, крепкий воин, дрался отчаянно, пытаясь хоть как-то исправить ошибку. Судьба была благосклонна к нему, он погиб, сразив наповал несколько врагов и не увидев, как много погибло его воинов в ужасной сече.

Это сокрушительное поражение подорвало моральный дух местных воинов и жителей. Они, как и говорил когда-то Тости, еще на Оркнейских островах присоединившийся к флоту норвежцев, стали переходить на сторону Харальда. Это радовало конунга, хотя далеко не все обитатели Альбиона изъявляли ему покорность.

Город Йорк наглухо закрыл перед ним ворота. Норвежцы подошли к Станфордабрюггьере, расположились здесь лагерем. Настроение у налетчиков было хорошее. Весть о битве у реки Уси сделала свое дело. Жители Йорка сомневались в успехе. Продуктов у них оставалось мало. Надежды на помощь Гарольда, короля Англии, таяли с каждым часом, Гарольд готовится к отражению ожидаемого вторжения Вильгельма Нормандского.

24 сентября жители Йорка собрались на тинг, который созвал в окрестностях города Харальд Суровый. Они выслушали предложение норвежцев и согласились покориться конунгу Норвегии, выдали заложников, договорились о том, что все другие вопросы будут решаться на следующий день на городском тинге.

Неожиданно легкая победа над строптивыми горожанами усыпила бдительность опытного бойца. Харальд покинул тинг, прибыл на корабль, крепко уснул – как самый счастливый человек.

Ночь была спокойная. Море не шумело. Ничего никому не снилось. Норвежцы расслабились, не выставили отряды, хотя, как известно, Харальд имел в войске большой отряд лучших в Европе конников. Непростительная оплошность старого военачальника.

Время еще не перевалило за полночь, как в Йорк с юга прибыл король Англии Гарольд с большим войском. Жители облегченно вздохнули. Первым делом Гарольд закрыл ворота Йорка, поставил часовых, выслал на дороги разведчиков. Он все делал надежно.

Конунг Норвегии проснулся по привычке рано. День занялся жаркий. Поели.

Харальд – опытнейший полководец! – оставил третью часть войска охранять корабли, с остальными людьми отправился в Йорк на городской тинг. Человек, одержавший в XI веке в Европе больше всех побед. Коварный политик. Прекрасный знаток человеческой души. Шел спокойно. Бывалые воины. Сотни раз они участвовали в разных переделках. Побеждали. Шли они спокойно. Все они оставили на кораблях тяжелые кольчуги, налегке по жаре шли в побежденный Йорк. Мечи, копья, луки, стрелы и щиты, конечно, взяли с собой. Викинги все-таки. Не праздный люд. Подошли шумной толпой к городу, застыли, как каменные статуи: перед крепостными воротами стояло готовое к бою войско короля Англии!

Конунг Норвегии в тот миг о своих ошибках – стратегической и тактической – не думал. Он был человеком действия. Он послал трех лучших конников на корабли, построил войско огромным овалом, окружил его щитами. В центре овала поставил свою дружину под стягом «Опустошителя Земель» и дружину Тости. Слаженно работали военачальники и воины Харальда!

Но короля Англии не напугала эта демонстрация военной выучки. Он уже сейчас, перед боем, понял, на чьей стороне будет победа, и не хотел ее упускать. Понимал серьезность положения и сын Сигурда Свиньи. Он мог бы отступить – бегали его воины хорошо, трудно бы было англосаксам догнать их, налегке, без кольчуг. Но бегать викинги от врага не привыкли.

К норвежцам устремился отряд рыцарей: люди, кони в кольчугах, длинные копья, мечи. Один рыцарь выехал вперед, остановился перед строем врага, крикнул:

– Ярл Тости здесь?

– Я Тости ярл! – был гордый ответ.

Парламентер, человек невысокого роста, но крепкий, сказал Тости, что Гарольд предлагает ему Нортумбрию, если он перейдет на сторону англичан.

– Об этом говорят раньше! – злобно крикнул Тости, но все же, сознавая тяжесть положения, спросил: – А что он предложит конунгу Норвегии за труды его?

– Кусок земли в семь стоп или чуть больше, если ему не хватит этого для могилы.

– Передай Гарольду, что я друзей не предаю. И пусть он готовится к смерти.

На этом разговор закончился, Тости грубо выругался, рыцари ускакали. Харальд Суровый спросил у своего союзника:

– Как зовут рыцаря?

– Гарольд, сын Годвина, – спокойно ответил тот.

– И ты не сказал об этом раньше?! – удивился Харальд, метнув злой взгляд на Тости.

Так смотрел на людей конунг Норвегии нечасто, но все, кто знали его, пожалели в тот миг брата короля Англии. Харальд такого не прощал никому. Рано или поздно, он жестоко расправился бы с Тости.

– Я не убийца своего брата, – твердо сказал ярл. – Пусть лучше он убьет меня.

Харальд еще раз глянул на него, подумал о чем-то, напряженно играя желваками, мотнул головой, сбросил с себя ненужные думы и, как говорят легенды, сказал грустную вису, кольчугу вспоминая свою:

И встреч удары

Синей стали

Смело идем

Без доспехов.

Шлемы сияют,

А свой оставил

Я на струге

С кольчугой рядом.

Кольчуга-то у него была хороша! Длинная, ниже колен, сработанная прекрасным мастером, она – называли ее Эмма – надежно защищала Харальда от ударов врага, от коварства стрел. День добрый, жаркий подвел конунга, не надел он Эмму свою, поленился. А теперь грустную вису сказал опрометчиво. Никогда раньше, даже в башне Константинопольской темницы, он не подпускал к себе так близко грусть-тоску. Да уж, видно, время пришло.

Время?!

Нет, не пришло еще время конунга Харальда. Не может этого быть! Не верил он этому. Да, напрасно согласился он участвовать в этой войне, не продумал все заранее, а мог бы продумать. Да, напрасно он доверился Тости, у него свои интересы, он никогда бы не смирился, как и брат его Гарольд, с норвежским конунгом, даже если бы удача в этой битве сопутствовала ему. Тости ярл доказал это только что. Да, слишком расслабился Харальд после вчерашнего тинга – нельзя доверять чужой стране, чужим людям, даже камням в чужой стране. Он своим-то доверял с трудом. Доверять можно только Эмме, только Эллисив, только рукам своим и синей стали меча. Все так. Но надо гнать тоску из сердца в час битвы! Она, коварная колдунья человеческой души, только и ждет этого.

– Нужно сочинить другую вису, – сказал Харальд, просветлел лицом, и воины, стоявшие рядом, услышали последнюю вису своего вождя:

В распре Хильд – мы просьбы

Чтим сладкоречивой

Хносс – главы не склоним –

Праха горсти в страхе.

Несть на сшибке шапок

Гунн окружьем вижу

Плеч мне выше чаши

Бражной ель велела.

То был голос Харальда Сурового! Он взбодрил воинов, и битва началась. В первую атаку ринулись на норвежцев англосаксы. Их встретил косой дождь стрел. Атакующие отпрянули назад, но их сменил новый отряд, затем еще один. Несколько атак отбили норвежцы и решили нанести удар по врагу. Была ли то задумка Гарольда? Вряд ли. Строгий строй норвежцев пугал англов. Здесь выигрывает тот, кто окажется более стойким. Выдержат пешие воины страшный вид английских конников, не дадут смять себя – победят. Но нельзя бросать строй в таком бою, и рвать строй нельзя!

Ошибся ли конунг Норвегии, послав воинов в атаку? Нет! Иного выхода у него не было. Очень много дружин собрал Гарольд. Несколько атак – пять, семь, десять… – прорвали бы строй, не выдержали бы люди напряжения боя. Потому что даже воины Харальда, даже викинги – прежде своего люди. Они не могут сделать невозможное.

Они попытались разгромить врага в бешеной атаке.

Не вышло. В образовавшуюся брешь тут же хлынули конники врага, пришлось срочно латать брешь. Бой продолжался. Крепла злоба. Харальд кидался с верными телохранителями туда, где было труднее всего, уложил своим мечом несколько десятков воинов противника, и вдруг свалился с коня, пронзенный стрелой в шею. Не было любимой кольчуги на нем, не было Эммы! Спасла бы она его. Не спасла. Стрела вспорола вену, хлынула горячая кровь. Несколько секунд Харальд отчаянно боролся со смертью. Смерть оказалась проворнее. Она лишь дала жертве своей несколько минут на размышления. Он вспомнил… он вспомнил Эллисив, потому что не было в этом мире человека милее и ближе для него. «Зря я не взял ее с собой, – почему-то успел он подумать. – Она не разрешила бы мне идти в Йорк без Эммы». Почему так подумал умирающий человек, никогда ранее не слышавший от жены ничего подобного – Эллисив он взял в поход в первый раз!!

Что-то еще хотел подумать, вспомнить конунг Норвегии. Подумал: «Битве конец?!» и не поверил.

Напрягся, вспомнил, улыбнулся: «Гарольд не выиграет войну. Третий выиграет. Надо было подождать!»

Под стягом «Опустошитель Земель» воины увидели Тости. Он продолжил бой, не соглашаясь ни на какие уговоры брата прекратить сражение.

Тости недалекий. Он был в этой войне даже не третьим, и не четвертым. Он был в ней никем. Он даже не догадывался об этом, хотя и Вильгельм Нормандский, и Свейн, и Харальд Суровый в разговорах с Тости давали ему это понять. Он не понял. Он – ничего не понял. Он был слишком недалеким человеком, чтобы понять такую малость.

Сражался он в той битве до последнего. Много пало его воинов, много воинов брата. Англичане усилили напор – их было гораздо больше. Они успевали передохнуть перед очередной атакой. У норвежцев такой возможности не было. Но Тости мира не хотел.

Подоспела подмога с кораблей. Ее привел Эйнстейн Тетерев, он сходу бросил уставших после тяжелого бега во всей амуниции воинов в бой. Что случилось с Эйнстейном Тетеревом? Зачем он поспешил? Он не поспешил! Он видел, что если его воины не бросятся тотчас в бой, то отряд Тости будет сокрушен. Эйнстейн Тетерев все сделал верно. Но его отряд, хорошо вооруженный, не мог изменить ход сражения.

Норвежцы гибли десятками… даже не от стрел и мечей врага, но от усталости!

А Тости видел все это и продолжал бой. Зачем?

Англичане одержали в битве полную победу. Но потеряли много воинов, которые так нужны были Англии, Гарольду.

Если бы Тости знал, что повлечет за собой это побоище, это истребление лучших воинов его родины, то не поверил бы. Не такой он был человек – недалекий. Таким людям живется хорошо во времена мирные, когда нет необходимости принимать важные для страны решения. Когда в доме ли, в государстве жизнь катится по надежной колее. Здесь недалеким людям фортуна часто улыбается. Они становятся прекрасными исполнителями чужих идей, чужих затей, получают заслуженные награды, продвигаются вверх по лестнице власти и, порою, достигают высоких вершин. Европа XI века не предоставила Тости возможности проявить себя в полной мере. Жизнь дразнила его и ему подобных людей недалеких, показывала хитрым пальчиком на вершины, которые они, в силу своей недалекости, покорить в столь сложную эпоху просто не могли, но которые – по той же самой причине их недалекости! – манили к себе, заставляли принимать самые бестолковые решения и исполнять их.

Тости стоял в окружении лучших воинов под стягом «Опустошитель Земель» до последнего вздоха. Воины Гарольда атаковали беспрестанно. Несколько раз король предлагал брату прекратить кровопролитие на самых почетных условиях. Разъяренный Тости отвергал все предложения. Волнами накатывались на «Опустошителя Земель» соотечественники Тости, враги его. Чужой флаг защищал он, но как защищал! Он рубил англичан мечом, колол копьем, он озверел хуже берсерка – остановить его не мог уже никто. Одичалые глаза его покраснели то ли от пыли боя, то ли от крови боя, то ли от боли боя – от обиды. Несколько десятков человек положил он, угробил под чужим стягом. Хорошо он его защищал! Много полегло здесь и норвежцев, и тех, кто был предан Тости. Под стягом вырос холм еще теплых тел. Они быстро холодели, мертвели. Тости продолжал бой. Полотнище конунга Норвегии нервно трепетало на слабом ветру, вечер темнил кровь ран, Гарольд посылал все новых людей в бой, удивляясь, откуда столько сил у воинов, почему не падает брат от ран, от усталости?

Гарольда назвать недалеким не рискнул бы никто. Судьба – узкая колея истории, из которой вырваться невозможно, а если и возможно, то только перепрыгнув из этой глубокой колеи на тропу отшельника, что не удается сделать даже самым великим стратегам, судьба сыграла с этим талантливым человеком злую шутку. Она предоставила ему все возможности раскрыть свои дарования политика и государственного деятеля, бескорыстного патриота и полководца, обаятельного, незлого человека и великого бойца. Но большего она ему дать не захотела. Почему-то. Он прекрасно воспользовался даром судьбы, одержал убедительную победу над опытнейшим полководцем. Бой еще продолжался, но всем был ясен исход сражения. Гарольд предложил в очередной раз мир. Тости отказался. Англичане бросились в атаку. Тости обессиленный погиб под стягом «Опустошитель Земель».

Норвежцы, потеряв в битве двух военачальников, сражаться уже не могли. Гарольд не стал добивать врага, понимая, что сейчас любой живой английский воин для страны важнее и нужнее, чем сотни и даже тысячи мертвых воинов побежденного противника.

Но и другое он понимал. Англии нужны были союзники в борьбе против дюка Нормандии, против других врагов. Ему, молодому королю богатой державы, в этот сложнейший момент опасно было проявлять жестокость и даже неуважение к побежденным. Он отпустил их с миром. Они это оценили. Побежденные не ушли в той битве врагами Гарольда. Это было очень важно.

БРОСОК НА АЛЬБИОН

«При благоприятном моменте нельзя проявлять нерадивость, ибо благоприятный момент не приходит дважды, но если, наоборот, не брать даруемое небом – это приносит бедствие».

Го Юй.

«Люди иногда посвящают свою жизнь таким желаниям, о которых не знают, можно ли их осуществить или нет. Тот же, кто смеется над подобными причудами, – просто ничего не понимает в человеческой природе».

Акутагава Рюноскэ. Японский писатель. XX в.


Вильгельм, еще ничего не зная о вторжении норвежцев на Альбион, вышел из шатра, посмотрел на небо, вздохнул: никаких признаков перемены погоды. К нему подходили воины и военачальники, он отдавал распоряжения и приказы, старался казаться спокойным и уверенным в себе. Ему это удавалось. Люди работали с охотой, хотя особых дел, срочных в лагере не было уже давно. Только сильный ветер упрямо дул с северо-востока, дыбил штормовую волну, дул до вечера.

И вдруг, когда все уже смирились с тем, что и в этот день ветер не изменится, он затих, словно бы раздумывая о чем-то, и – надумав! – подул с юга, да так резво, что Вильгельм тут же решил действовать. Он был прекрасным организатором. Целый месяц слонялись люди по лагерю, он искал им работу, целый месяц! Это слишком много для воинов любой армии, чтобы сохранить боевую готовность. Вильгельму это сделать удалось. Он созвал военачальников и повелел им поднимать людей.

– Сегодня мы снимаемся с якоря! – закончил он свою короткую речь, командиры разбежались, и, буквально, через несколько секунд лагерь забурлил.

Жаль, не было здесь Ланфранка. Глядя на слаженную быструю работу, на погрузку судов, он бы похвалил и дюка Нормандии, и себя самого за то, что не ошибся в тот день, когда пришел к Вильгельму на откровенный разговор. Солнце припало к морю, пополоскало в нем свои бока, будто бы привыкая к прохладе вечерней воды, и полезло не спеша вглубь. Нырнуть слета, по-мальчишески, не решилось: то ли испугалось, то ли засмотрелось, как работают люди в гавани близ монастыря Сен-Валери.

Со связками мечей, копий, дротиков на плечах, с бочонками вина и снеди, с топорами и бурдюками шли друг за другом воины на корабли, а оттуда возвращались быстрым шагом на склады с провиантом и вооружением. Солнце еще не скрылось за морем, а уже все было готово к отплытию. Никто, правда, не верил, что дюк рискнет в эту ночь тронуться в путь. Ветер мог в любую минуту сменить направление… Вильгельм думал иначе. Только сегодня, не мешкая, нужно выходить в море. Иначе можно опоздать. Куда спешил дюк Нормандии, никто не знал.

Некоторым историкам полюбилась эта фраза: «Сегодня или никогда». Они часто с глубокомысленным пафосом вздыхают, вспоминая великие события и великих «творцов» истории: «Ах, если бы он не одержал победу в такой-то битве, то мир бы повернул вспять, а если бы он не сделал такой-то хитроумный шаг, то история пошла бы другим путем». О броске Вильгельма на Альбион многие любители поохать именно так и говорят. Если бы не в эту ночь, то флот Вильгельма мог бы не выйти в море ни осенью 1066, ни зимой. А за это время король Англии восстановил бы силы после кровавого сражения с Харальдом Суровым и встретил бы непрошенных гостей с материка во всеоружии. И не было бы нормандского завоевания Англии. Логика в этих «если бы да кабы» есть. Если бы в ту ночь флот Вильгельма не вышел в море!

Но он вышел! Точно в назначенный историей срок. Непогода, противный ветер и шторм, сделали для нормандцев ничуть не меньше, чем ученый Ланфранк, первым в Европе оценивший сложившуюся на Альбионе историческую ситуацию и понявший, какое огромное дело может совершить Незаконнорожденный дюк Нормандии.

В кромешной тьме флот снялся с якоря и взял курс на Альбион. Впереди шел флагманский корабль дюка Нормандии, на нем горели фонари. Корабль назывался «Мора». Самый яркий фонарь на мачте сделала, согласно легендам, жена Вильгельма Матильда. Семьсот боевых и 1000 транспортных кораблей устремилось вслед за «Мора». Головной корабль «более страстно стремился к победе, чем другие, он быстро оставил позади себя флот». В темноте Вильгельм этого не заметил. Пришло утро. Дюк Нормандии огляделся по сторонам. В огромной чаше моря бежал его корабль. Один-единственный. Воины и матросы заволновались: «Куда мы плывем, зачем? Где остальные корабли?» Вильгельм приказал выдать воинам двойную порцию пищи и вина, послал на мачту наблюдателя, спросил:


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24