Отчаянная

На лестничной площадке я непроизвольно оглянулась. Мое внимание привлек огромный камин в стене. Над ним, высоко вверху, рельефно выступала группа людей, искусно высеченная в камне. Меня поразило демоническое выражение лиц с искаженными глазами и остроконечными подбородками. Казалось, они жили, они пристально высматривали кого-то, и их слепой всепроникающий взгляд достигал лестничной площадки и фойе. Я с большим трудом сдержала внутреннюю дрожь. Взбудораженная, я поспешила за горничной.

Комнаты для гостей располагались в восточном крыле. Моя дверь оказалась первой от лестничной площадки. Дальше по коридору находились комнаты, где поселились миссис Мэдкрофт и Чайтра. Правда, их две Небольшие спальни располагались по другую сторону великолепной гостиной. Мистер Квомби оказался отделен от нас длинным, не менее пятидесяти футов, коридором. Мистер Квомби чувствовал себя здесь превосходно. После той сцены у парадной двери он заметно возрос в собственных глазах. В глазах миссис Мэдкрофт тоже. Теперь, поцеловав руку миссис Мэдкрофт, он оставил нас, чтобы отдохнуть и переодеться к ужину.

— Господи, какой огромный дом! — снова высказала свои чувства миссис Мэдкрофт. Она восторженными глазами рассматривала одну из дрезденских фарфоровых статуэток на камине.

Я кивнула головой, обронив: «Они могли бы отвести целое крыло для семейных призраков, не боясь быть потревоженными ими».

Миссис Мэдкрофт не удержалась от нравоучения.

— Хилари, никогда нельзя плохо отзывать о мертвых, это доставляет им огорчения.

— Простите, я прикушу свой язычок.

— Умница! А теперь ступай и хорошенько вздремни. День был утомительный… Неизвестно, каким будет вечер.

Я поцеловала ее в щеку, попрощалась с Чайтрой, которая вешала платья миссис Мэдкрофт в массивный гардероб резного тикового дерева, и пошла к двери.

— Хилари, дорогая! — окликнула меня миссис Мэдкрофт.

Я обернулась.

— Ты… ты совершенно уверена, что тебя ничто не расстроило внизу, когда мы входили? — спросила она тоном, в котором чувствовалась настороженность.

Я нахмурилась и заколебалась. Невозможно было выразить словами то, что я тогда почувствовала. Как бы я ни пыталась передать, все звучало бы глупо. Ведь странное ощущение длилось не более секунды. У меня теперь уже самой возникли сомнения, почувствовала ли я вообще что-нибудь. Или мне показалось?

— Хилари! — напомнила о своем ожидании ответа миссис Мэдкрофт.

Я улыбнулась и выдавила из себя: «Правда, ничего».

— Хорошо, если ты уверена в этом, — с нотками сомнения сказала миссис Мэдкрофт. Я утвердительно кивнула головой.

— Ну, иди, дорогая, — вяло махнула она рукой. — И… и если что-нибудь потревожит тебя, ты, конечно, скажешь мне.

— Конечно, — подтвердила я.

Мне показалось, что это удовлетворило ее. И она ушла. Я тоже пошла в свою комнату. Ноги бесшумно ступали по толстым коврам, которые устилали коридор во всю его длину. До моей спальни было рукой подать, но на эту короткую дорогу у меня ушло много времени. Дело в том, что по пути мое внимание привлекла пустая лестничная площадка, и меня что-то толкнуло осмотреть то место на самом верху лестницы, которое так потревожило меня. Я пыталась убедить себя, что неприлично бродить по чужому дому одной, однако ноги как-то сами по себе повели меня в нужную сторону. Подвели к перилам. Я взялась за перила руками и с удивлением обнаружила, что полированное красное дерево оказалось холодным.

Я ожидала, что чувство страха здесь вернется ко мне и разгорится с новой силой. Но этого не произошло. Приятно разочарованная напрасным ожиданием, я громко вздохнула. И только тут поняла, что долгое время стояла с затаенным дыханием. Ко мне пришло чувство облегчения, и я с упоением внимала тишине древнего замка.

Но это продолжалось недолго.

— Это ты, Фанни? — раздался вдруг внизу чей-то строгий баритон.

Испугавшись, я сначала отпрянула от перил, но затем любопытство взяло верх и я стала рассматривать, кто это там, в фойе?

На нижней ступени, закинув голову назад, стоял мистер Ллевелин. Он широко расставил ноги и сощурил глаза от яркого света, который широким потоком лился через купол. По всему было видно, что мистер Ллевелин только что вошел в дом: пальто на нем было застегнуто на все пуговицы, в руках он держал шляпу. Наверное, он быстро шел, потому что все еще глубоко дышал широкой грудью. Кажется, мистер Ллевелин отличался великолепными легкими: при каждом вдохе пуговицы до предела растягивали петлицы пальто. Мне подумалось, что в нем есть что-то от племенного жеребца, у которого превосходная стать, но такой крутой норов, что от него можно ожидать всего, что угодно. Мое сравнение мне очень понравилось.

Как только он узнал меня, его красивые черты лица ожесточились, и я вновь ощутила исходящие от него волны гнева: Гнев полыхал в его серых глазах.

— Итак, вы приехали, несмотря на мое предупреждение? — сердито выкрикнул он. При этом бросил шляпу куда-то в угол и стал энергично расстегивать пуговицы пальто.

— По настоянию вашей сестры, — напомнила я ему. — Я должна также сказать, что вы неправильно судили о миссис Мэдкрофт. Она хочет только помочь.

— Так же, как и вы, естественно.

— Я не вижу причин для того, чтобы вы думали иначе. Да у вас таких оснований просто не было.

— Мне не надо надкусывать зеленое яблоко, чтобы узнать, что оно кислое. И я не хочу попасться на удочку мошенникам, потому что мне хватает ума поберечь свой карман.

— О, Господи, какая ерунда! Вы говорите так, словно мы — воры-карманники.

— Верное сравнение. Но уже если говорить о ворах, то мне более симпатичен обычный вор, нежели коварные особы, которые делают вид, что одной рукой поддерживают человека, в то время как другой обирают его.

С огромным трудом я сдерживала нарастающее раздражение. В какой-то момент поняла, что если разговор будет продолжаться в этом тоне, то дело дойдет до скандала, полного и окончательного разрыва. Не за тем же я сюда приехала. Пока что мы обменивались колкостями, только и всего. Ни один из нас не приводил никаких доказательств. Напрасно я позволила ему дать волю эмоциям. И самой следовало проявить больше сдержанности и любезности. В общем, надо круто менять тональность разговора. Но сразу уступать тоже ни в коем случае нельзя.

Я приятно улыбнулась и попыталась придать лицу философское, как я полагала, выражение. Мне казалось, что сейчас оно наиболее подходящее.

— Слава Богу, что это только мнение, а не приговор. Мне остается пожалеть тех несчастных, которых вы приговариваете к повешению, не утруждая себя доказательством их вины и даже не дав им слова в свое оправдание.

— Кажется, вы не можете упрекнуть меня в том, что не дал вам возможность высказаться. Из вас слова льются потоком. Вам просто не хватает сдержанности, достойной леди.

— Но вы не оставляете мне выбора. Более воспитанный джентльмен не предъявил бы мне таких высоких требований. Я вынуждена много говорить и объяснять лишь ради того, чтобы не оказаться оклеветанной.

— Ха! Я сомневаюсь в том, что вы сможете оправдаться.

— Мне нет необходимости оправдываться, так как у вас лишь одни подозрения. Они лишены всяких оснований. Это относится и к миссис Мэдкрофт, и ко мне.

— Естественно, вы будете защищать ее. Но неужели вы считаете меня таким глупым, чтобы я мог поверить вам?

— К сожалению, вы вели себя довольно глупо, когда предположили самое худшее и не дали нам возможности доказать свои добрые намерения. Вы можете не соглашаться с моим мнением. Это ваше право. Но у вас будет замечательная возможность хорошо узнать нас в течение нескольких последующих недель.

— Из всего этого следует, что вы… что вы маленькая и дерзкая.

— Довольно! Могу я напомнить вам, мистер Ллевелин, что я гость в вашем благородном доме и пользуюсь правом на рыцарское обращение? Конечно, если в вас осталось что-то рыцарское.

Он открыл рот, но ничего не мог сказать сразу.

Я воспользовалась этим замешательством, чтобы удалиться. Высоко подняв голову и величественно ступая, я пошла по коридору, горячо молясь про себя, чтобы он не последовал за мной. Так я шла и молилась до тех пор, пока не вошла в спальню и не закрыла за собой дверь. Потом я зачем-то навалилась на нее всем телом. И тут меня затрясло, как в лихорадке.

Не знаю, как долго это продолжалось. Никаких шагов за дверью не было слышно. Тогда я упала на кровать и некоторое время находилась в состоянии транса. Но постепенно пришла в сознание и стала обдумывать сложившееся положение.

Итак, наши надежды избежать встречи с мистером Ллевелином не оправдались. Что дальше? Дальше нам придется поддерживать с ним какие-то отношения. Более чем неразумно доводить их до скандала. Вместе с тем нельзя позволять хозяину имения унижать нас, если вдруг ему вздумается это делать. Выдержка, благоразумие, собственное достоинство — вот что следует положить в основу наших отношений с мистером Ллевелином.

В восемь часов мы втроем спустились к обеду. Бедную Чайтру оставили одну в комнате для прислуги. Конечно, она попала в незавидное положение. Не вызывало ни малейшего сомнения, что слуги домочадцев встретят ее недоброжелательно и не дадут ей покоя. Хорошо известно, что они имеют обыкновение занимать позицию своих хозяев и отстаивать ее более ожесточенно, чем это делают хозяева. Не возникало у меня сомнений и в том, что с нами хозяева будут обращаться с особой ухищренностью.

Мы почти уже достигли фойе, когда наша добрая покровительница мисс Ллевелин окликнула нас. Она помахала своим расписным веером, и несколько дорогих колец сверкнули у нее на пальцах.

— Вот вы где! — с улыбкой воскликнула она. — Простите меня. Я хотела перехватить вас прежде, чем вы выйдете из комнат, чтобы отвести вниз, но у меня ушла целая вечность на то, чтобы привести в порядок прическу.

— Она замечательно идет вам, мисс Ллевелин! — с удовольствием отметила миссис Мэдкрофт, сказав при этом сущую правду.

— Господи, вы должны называть меня «Фанни», — спохватилась мисс Ллевелин. — Все так делают.

С сияющим лицом она стремительно спустилась по лестнице, демонстрируя при этом грациозность танцовщицы.

— «Мисс Ллевелин» звучит очень сильно и, конечно, правильно, — тараторила она. — А я не хочу этого, так как все знают, что я глупое и легкомысленное создание, которое не заслуживает ни капли уважения ни со стороны брата, ни со стороны сестры. Они обращаются со мной, как с ребенком.

— Очень плохо с их стороны, — солидно изрекла миссис Мэдкрофт. — Всем ясно, что вы очаровательная молодая леди. А высокие чувства не означают отсутствие интеллекта.

— Скажите это Эдмону и Урсуле! — обрадовано воскликнула Фанни. — Они не поверят ни одному моему слову.

Фанни привела нас в зал, а затем в гостиную. Пораженные ее великолепием, мы невольно прервали разговор. Над головой круто поднимался высокий сводчатый потолок. С трех сторон гостиную огибала галерея с лестницей, которую поддерживали массивные арки из темного дуба. Нa четвертой стене, в глубоких нишах, в два ряда тянулась окна-витражи.

Лишь после того, как пришла в себя от окружающего меня великолепия, я заметила несколько гостей, сидевших тут и там на бархатных диванах. Они вели непринужденную светскую беседу с мистером Ллевелином и мисс Урсулой Ллевелин. Увидев нас, все замолчали и стали довольно бесцеремонно разглядывать нашу компанию.

Фанни провела нас на середину и произнесла: «Мы все собрались здесь благодаря миссис Причард. Но она приедет завтра. Позвольте мне представить вас всем остальным».

Она лишь мельком взглянула на мрачное лицо сестры и остановила взгляд на лице брата, который напряженно сидел на стуле с подлокотниками. Трудно было отделаться от впечатления, что его спина не была такой же деревянной и негнущейся, как спинка стула из темного дуба. В таком состоянии от мистера Ллевелина следовало ожидать всего, что угодно. Фанни, кажется поняла это и разрядила напряжение очень непосредственным и самым непредсказуемым образом. Она слегка кивнула в сторону грозного брата и протараторила:

— А Эдмонд не заслуживает того, чтобы его представляли. Он вел себя отвратительно.

Хозяин имения, судя по всему, опешил от такой выходки сестры. По крайней мере, он не нашелся, что сказать, кроме как: «Я предпочитаю, чтобы ко мне обращались не иначе, как „мистер Ллевелин“. За исключением моих близких друзей».

Миссис Мэдкрофт быстрее всех сообразила, что произошло, и поспешила извлечь для себя наибольшую пользу. Она вздернула подбородок и, сверкнув зелеными глазами, заявила: «А я безусловно — „миссис Мэдкрофт“.

Фанни, видно, хорошо знала норовистый характер брата и четко представляла себе, когда и что можно позволить себе с ним. Она мягко, но достаточно энергично оттеснила миссис Мэдкрофт к следующему дивану. Со словами: «Это мистер и миссис Винтрок. Вы не знакомы? Они наши ближайшие соседи и друзья нашей семьи уже целую вечность. О, пожалуй, называйте их просто Эглантина и Винни. Они, конечно, же, не будут возражать. У меня просто не хватает терпения на формальности».

Мы вежливо кивнули Эглантине, некрасивой, но эффектно одетой женщине. Ее карие навыкате глаза скептически взирали на все происходившее вокруг, а седые, простовато уложенные волосы подчеркивали, что она ни на что не претендует. Ей давно перевалило за сорок и совсем недавно за пятьдесят. Следовало предположить, что она была ровесницей родителей Ллевелинов.

Эглантина скептически посмотрела на миссис Мэдкрофт, подняла верхнюю губу, обнажив при этом ряд великолепных зубов, и процедила:

— А вы, должно быть, тот самый медиум, о котором мы слышали. Боюсь, что вас ожидает здесь участь диких гусей — быть затравленными. В Эбби Хаус нет призраков, несмотря на его древнюю историю.

— В отношении призраков это абсолютная правда, — вступил в разговор Винни, мужчина среднего роста, с крупной головой и рыжевато-коричневыми вьющимися волосами, которые делали его похожим на льва. — Эдмонд им не позволит. — С высоты своего гигантского роста Винни добродушно посмотрел на свою жену, и его смех гулко зарокотал на всю гостиную.

Винни казался на добрый десяток лет моложе своей жены и имел привлекательный, щеголеватый вид. Его волосы серебрились на висках, а обаятельные, цвета морской волны с золотистыми крапинками, глаза постоянно искрились. Когда его взгляд упал на меня, в его глазах почти одновременно промелькнуло несколько оттенков чувств.

— А вы кто будете? — спросил он меня. Миссис Мэдкрофт покровительственно положила руку мне на плечо и пояснила: «Это мисс Хилари Кевери. Она дочь моей дорогой подруги. Бедное дитя недавно потеряло обоих родителей, и я теперь единственный во всем свете ее друг».

— Какое это несчастье для нее! — не скрывая иронии, прокомментировал из угла мистер Ллевелин. Его замечание было рассчитано на то, чтобы вывести из равновесия миссис Мэдкрофт, но оно не достигло цели. Миссис Мэдкрофт решила не заметить эту колкость и лишь неопределенно хмыкнула в ответ.

Винни крепко и дружелюбно пожал мне руку и задержал ее дольше, чем следовало при знакомстве.

— Искренне сочувствую, дорогая, — твердил он, улыбаясь искрящимися глазами. — Искренне сочувствую.

— Спасибо, спасибо, — бормотала я, пытаясь, между тем, забрать свою руку.

Я понимала, что рукопожатие затянулось и чувствовала себя весьма глупо. Искрящийся многозначительный взгляд Винни лишь усиливал мое чувство неловкости. Эглантина, между тем, не спускала глаз с нас обоих с того самого момента, как только ее мух обратил внимание на меня. Ее левая рука с заметным напряжением сжимала подлокотник дивана. Вызволив наконец свою руку, я поспешно спряталась за спиной мистера Квомби, который любезно занял перед Винни мое место. Его полированные, ухоженные ногти впечатляюще блеснули при электрическом свете настенных канделябров.

— Манфред Квомби, к вашим услугам, — сказал он скороговоркой, поклонившись сразу всем.

— А это доктор Кенет Родес, — с какими-то особыми интонациями произнесла Фанни имя последнего не представленного гостя и при этом взяла его за рукав жестом собственника. — Он мой жених.

Теперь тон ее голоса стал понятен. Жениха я рассматривала с особым интересом. Мистер Родес скорее всего был ровесником Урсулы и выглядел совсем не тем человеком, который, как мне казалось, мог завладеть сердцем Фанни. Он не отличался красивой внешностью, хотя имел приятные черты лица. Правда, его каштановые волосы обладали своеобразным оттенком, но это немного значило. Его добрые глаза с выражением внутренней сосредоточенности могли бы придать ему привлекательность, но их закрывали очки в металлической оправе с такими толстыми линзами, что они искажали форму и разрез глаз.

Мистер Родес никак не относился к числу представительных, он держался сдержанно и скромно. Тем не менее, выглядел благовоспитанным, порядочным джентльменом. Такой поклонник понравился бы родителям любой молодой леди, и я поняла, что Фанни не так проста, как кажется. У нее значительно больше здравого смысла, чем можно было предположить в ней по первым впечатлениям. Ведь при беглом знакомстве Фанни кажется девушкой, которую больше привлекают яркие, легкомысленные мужчины.

Опустив глаза, доктор Родес невнятно произнес:

— Приятно познакомиться с вами. Хотя не одобряю того, что Фанни хочет контактировать со своей матерью.

Он обнял Фанни за талию и рассеянно похлопал ее по спине. Она выскользнула из объятий жениха, успев возразить ему: «Но, Кенет, ты же знаешь, как я горячо любила маму и как мне безумно не хватает ее».

— Какая чепуха! — окинув взглядом по очереди сестру и ее жениха, неодобрительно произнесла Урсула. — Ты слишком занята сама собой, чтобы тебе кого-то не хватало.

Фанни не заставила себя долго ждать с ответом.

— Насколько можно припомнить, только я беспокоюсь о том, чтобы на могиле мамы всегда лежали свежие цветы, — подколола она сестру.

Доктор Родес, изображая нежность, еще раз похлопал Фанни по спине, при этом его голова слегка подергивалась.

— Это правда, Урсула, — поддержал он невесту. — Ты должна быть справедлива.

— Ну, здесь я обойдусь без твоей помощи! — без особых церемоний одернула Урсула будущего родственника.

Мистер Ллевелин встал. Все обратили свои взгляды к нему. Мне пришлось с завистью признать, что от него исходила мощная властная воля, которую интуитивно чувствовал каждый, и каждый признавал ее. Это свойство повелевать сквозило в осанке и каждом жесте мистера Ллевелина. Оно существовало в нем как бы само по себе, отдельно от всех других его качеств. Властность мистера Ллевелина не придавала ему привлекательности, не вызывала к нему чувство симпатии.

Хозяин имения посмотрел на сестер холодно, словно на чужих и сказал, как отрубил: «Я думаю, по этому поводу уже достаточно сказано. Я не ошибся?»

Фанни и Урсула молча посмотрели друг на друга. По их полыхающим взглядам нетрудно было догадаться, что, оставшись наедине, они многое выскажут друг другу.

Глядя на взаимоотношения двух сестер, я недоумевала, чем это Фанни могла вызвать к себе такую враждебность со стороны Урсулы? Неужели своей фамильярностью с доктором Родосом в присутствии гостей? Едва ли. Может быть, тем, что в ее личной жизни обозначилась благополучная определенность в виде обручения? Это в то время, когда у старшей сестры не было даже поклонника. Эта причина представлялась достаточно обоснованной. Но кто кроме самой Урсулы виноват в ее сердечных неудачах? Она достаточно привлекательна, с живым умом, у нее много других прекрасных качеств. Вот только если бы не ее вспыльчивость и бесцеремонность. Именно они мешают окружающим ее мужчинам полюбить ее.

Заметив, что никто из сестер не собирается с ним спорить, мистер Ллевелин переключил свое внимание на нас. «Так как вы знаете мое отношение к спиритизму, то не стану повторяться, — с нескрываемыми нотами властности заявил он. — Фанни может проводить сеансы, если хочет. Но только в моем присутствии. Это понятно?»

Миссис Мэдкрофт сжалась под его взглядом. Но мистер Квомби отнесся к воле хозяина очень спокойно.

— Прекрасная идея! — воскликнул он. — Милая леди скоро развеет все ваши сомнения. Абсолютно убежден в этом. — И он ободряюще похлопал миссис Мэдкрофт по руке.

— Ладно, — согласилась миссис Мэдкрофт. — Хотя я не уверена, что духи захотят…

— Чепуха! — перебил ее мистер Квомби. — Я абсолютно уверен в ваших способностях.

— Да, — согласилась миссис Мэдкрофт в отношении способностей. — Но духи не любят неверующих. И не хотят приходить в общество, которое настроено враждебно по отношению к ним.

Винни вытянул свои длинные ноги и, лениво улыбнувшись, посоветовал хозяину:

— Эдмонд, посиди во время сеанса в уголочке и помолчи. Иначе ты нам все испортишь.

Грозный хозяин имения, к моему изумлению, вежливо поклонился и весьма миролюбиво сказал: «Я не собираюсь испортить вам развлечение… Но мы пойдем сегодня ужинать?»

Церемония ужина никак не относилась к приятным занятиям, и я с нетерпением ждала, когда все это кончится. За столом только Фанни казалась счастливой, она совершенно не замечала напряженности вокруг нее. Все остальные ощущали внутреннюю скованность и настороженно поглядывали на нас из-за тарелок. Миссис Мэдкрофт привлекала взгляды больше, чем другие. Одни смотрели на нее с нескрываемой тревогой, другие со скорбью, будто она уже перешла в мир иной и за столом присутствовала в качестве духа.

Достались всевозможные взгляды и мне, причем, по-моему, значительно больше, чем я того заслуживала. Особенно задевали меня пронзительные взгляды мистера Ллевелина. Не вызывало сомнений, что он не забыл и не простил мне моего дерзкого препирательства с ним. Чувствовалось, он думал обо мне еще хуже, чем о миссис Мэдкрофт. Это, наверное, еще и потому, что ей хватило ума проглотить его оскорбления без особых возражений, а я заартачилась, затеяла перепалку.

Винни за столом продолжал со мной игру, начатую во время знакомства. Не раз он подчеркнуто оказывал мне различные знаки внимания, то и дело ободряюще улыбался, что-то рассказывал, слишком живо откликался на мои высказывания и суждения. На его красноречии, вольной манере держаться никак не сказывались раздраженные взгляды его жены. Убедившись, что на мужа ей уже не повлиять, Эглантина перенесла свои свирепые взгляды на меня. Особенно досталось мне от нее во время десерта.

Я странно обрадовалась, когда ужин, наконец, закончился, и поспешила выйти из-за стола. Миссис Мэдкрофт с бледным лицом тут же последовала за мной. При этом она тяжело опиралась на меня. Такой изнуренной и подавленной я ее еще не видела. Хотелось найти укромное место и расспросить миссис Мэдкрофт о причинах ее странного состояния, но это мне не удалось.

— Пойдемте в зал, — предложила Фанни. — Я уже поставила свечи на стол, а места там более чем достаточно.

Было видно, что Фанни с волнением ждала этой минуты. Яркий румянец покрывал ее щеки, и в манере держать себя, говорить уже не ощущалось то ребячество, которое считанные часы тому назад било из нее искрящимся фонтаном.

Миссис Мэдкрофт в эти минуты больше всего хотелось побыть наедине в своей комнате, но она не могла открыто игнорировать просьбу своей покровительницы.

— Вы, конечно, не ожидаете от меня, что я проведу сеанс сегодня вечером, — попыталась она мягко отказаться. — День был такой утомительный, и, как бы вам это лучше объяснить…

— О, нет, нет! — взмолилась Фанни. — Вы же не откажете мне. Я ждала вас целую неделю. А завтра Эдмонд будет в Лондоне и нам придется вечер пропустить. Вы можете сегодня попытаться?

Миссис Мэдкрофт все еще мялась, не зная, как лучше отказать, чтобы не нажить себе еще одного недоброжелателя.

— Конечно, милая леди сделает вам одолжение, — внезапно согласился мистер Квомби, не придавая значения энергичным жестам миссис Мэдкрофт. — Только позвольте нам удалиться на несколько минут для того, чтобы сосредоточиться и сконцентрироваться. Вернувшись, мы непременно окажем вам любезность.

Фанни удостоила его чарующей улыбкой.

— Ну, тогда в семь часов, — уточнила она. — В зале.

Мистер Квомби низко поклонился.

Уже на лестнице миссис Мэдкрофт повернулась к другу и слегка пожурила его: «Действительно, мистер Квомби, мне так не хотелось соглашаться. Я совсем не настроена сейчас на это».

— Ну, ну, милая леди, — попытался он приободрить ее. — У вас обязательство перед бедной девушкой. Кроме того, завтра будет не легче. Не позволяйте себе, чтобы грубость хозяина выбивала вас из колеи.

— Вообще-то, я тоже так думаю, — быстро согласилась миссис Мэдкрофт. — Но хозяин невероятно скверный человек.

Окончания разговора я не слышала, потому что мы как раз подошли к моей комнате. Ее створчатые двери, расположенные напротив входной, выходили на маленький полукруглый балкон. Обрадовавшись, что осталась наедине хотя бы на несколько минут, я открыла их и вышла на балкон подышать свежим воздухом. Стояла теплая ночь. Ночь в конце весны имеет свои прелести: она тешит обещаниями, что скоро придет долгожданное Лето… На небе от горизонта до горизонта тихо мерцали звезды. Дул освежающий ночной бриз. Я подставила ему лицо и позволила его легкому дуновению ласкать щеки. Меня плавно и незаметно стало уносить в океан мечты…

Но тут внизу открылась и закрылась парадная дверь.

Легкие, быстрые шаги послышались сначала на каменной лестнице, затем на гравиевой дорожке. За ними последовали более тяжелые, мужские, шаги. Оба остановились прямо под балконом. Первым заговорил мужчина, и я без труда узнала голос мистера Ллевелина.

— В самом деле, Фанни, я тебя просто не понимаю!

— Оставь меня, Эдмонд! Я не хочу слушать еще одну твою лекцию.

— Если ты проявишь чуть-чуть больше здравого ума, мне не надо будет читать тебе лекции. Твое поведение уже переходит все границы разумного.

— Да кто ты такой, чтобы учить меня, что я могу, а что не могу делать?

— Я думаю, что знаю тебя, как никто другой.

— По-видимому, нет.

— Ты должна, по крайней мере, объяснить мне, почему эта нелепая мысль пришла тебе в голову.

— Все очень просто. Салли Причард подумала, что нам следует заполнить наше время здесь чем-нибудь другим, кроме бесконечных игр в бридж, которые так любит Урсула. Вот мы и оказались в доме миссис Мэдкрофт.

— Так ты там была?

— Салли, в конце концов, моя лучшая подруга, она мне плохого не пожелает. А в Дорсете, сам знаешь, какая скучная жизнь. Если б ты чаще отпускал меня навещать Салли в Лондоне, тебе не пришлось бы сегодня подвергаться этим испытаниям.

— Только ради того, чтобы я чаще отпускал тебя одну в Лондон, ты навязала мне этих подозрительных типов?

— Салли Причард благопристойная женщина, она вполне подходит для того, чтобы сопровождать молодую девушку.

— Она такая же ветреная, как и ты. А ума у нее еще меньше. Если будешь поступать так безрассудно, тебе никогда не заслужить моего доверия.

Судя по шуршанию шелка, Фанни сделала какое-то нетерпеливое движение. Скорее всего, она вскинула голову и по привычке откинула свои локоны назад. Не вызывало сомнений, что она обязательно ответит брату. И верно.

— Я не веду себя безрассудно. Я побывала всего на одном ее сеансе и поняла, что она… настоящий медиум.

— Настоящий медиум? Да она настоящий шарлатан!

— Что ты говоришь, Эдмонд! На каком основании судишь? Я, по крайней мере, наблюдала за ее работой. А ты критикуешь мои суждения, не имея ни малейшего представления о сеансах спиритизма.

— Господи, Фанни. Да они все шарлатаны. Прежде я считал, что у тебя больше здравого смысла, но теперь вижу…

— Ни слова, Эдмонд! Ты утомил меня. У меня уже не хватает терпения ладить с тобой.

Судя по шуршанию гальки, Фанни оставила брата и быстро пошла по газону.

Во все время разговора я стояла около каменных перил, боясь пошевелиться. Не хватало, чтобы они заметили меня и обвинили в подслушивании. Мне это и в голову не могло придти. Но их спор начался так неожиданно, что я не смогла уйти незаметно. Теперь же, затаив дыхание, я ждала, что мистер Ллевелин либо пойдет за сестрой, либо вернется в дом.

Вместо этого он что-то пробормотал и, повернувшись в мою сторону лицом, остался стоять на месте. От его фигуры падала длинная тень. Самого его я не видела, но, ясно чувствовала: что-то происходит. Этим что-то было мощное излучение Эдмондом необычной энергии, которая прямо-таки наэлектризовала воздух. Энергетический ток оказался настолько сильным, что у меня стало покалывать руки и запылали щеки. Но, странное дело, несмотря на столь активную реакцию тела, мое сердце никак не отозвалось. Оно молча и сосредоточенно занималось своим делом. Это не случайно. Молчание сердца красноречиво говорило о том, что я не могла любить человека, который постоянно, без всяких причин оскорблял меня и моих друзей.

Наверное, инстинкт заставил Эдмонда посмотреть вверх. Я почувствовала, как он вздрогнул. Я не видела его глаз, так же как и он не видел мои, но у меня было такое ощущение, словно внезапно вспыхнул яркий свет, который застал нас врасплох. Я поняла, что наши взгляды встретились.

— Это что, у вас привычка такая, подслушивать? — сердито спросил он.

— Я не подслушивала, — постаралась как можно спокойнее ответить я, хотя внутри у меня все напряглось. — Но, если вы считаете, что можно спорить под балконом и ждать, что по этому случаю все вокруг уйдут, то можете не сомневаться в том, что вас кто-нибудь да услышит.

— А что потом вы делаете с информацией, которую собираете? — продолжал он все так же сердито, не обратив внимания на мои слова. — Передаете миссис Мэдкрофт для того, чтобы она придавала своим спиритическим выстукиваниями большую достоверность?

— Этого я сделать не могу хотя бы по той причине, что миссис Мэдкрофт не нуждается в моей помощи.

— Не сомневаюсь, что она уже произвела расследование в доме задолго до начала сеанса. Думаю, что она собрала нужные ей сведения еще в Лондоне.

— Как вы можете так предполагать? Вы самый несносный человек из всех, кого я встречала. Если бы все зависело от меня, я бы и секунды не осталась под крышей вашего дома!