Отчаянная

Я взглянула на мистера Ллевелина, желая узнать, насколько новость насчет предстоящего сеанса расстроила его. Выражение его лица не изменилось, только мышцы напряглись на щеках. Однако от того светлого настроения, с которым он пришел приглашать меня, не осталось и следа. Мне показалось, что темный покров набросили на нашу веселую компанию.

Фанни схватила меня за руку и повела к выходу из фойе.

— Не слушай Салли, — прошептала она. — Просто ей хочется побыть с Эдмондом наедине.

Но уходить мне было уже поздно, и я пошла за ними в экипаж, ожидавший на улице, у двустворчатой двери. Экипажем оказалась легкая коляска с кожаным верхом и сиденьями напротив. Мистер Ллевелин помог нам подняться в коляску и каким-то образом получилось так, что я оказалась рядом с ним. Салли сидела напротив. Она решила, что с местом ей повезло меньше, чем мне и в течение почти часовой поездки пыталась восполнить потери, то и дело посылая улыбки Эдмонду и сердитые взгляды мне. Я начала опасаться, что она себе навредит.

Мистер Ллевелин, к ее огорчению, был рассеян. После посадки он кивнул извозчику, тот взял вожжи, и почти без толчка мы тронулись с места. Затем мистер Ллевелин все время сидел с прямой спиной, положив руки на бортик коляски.

Окрестности Дорсета радовали нас живописными видами и мирным настроением. Отары овец теснились тут и там на поросших вереском пустошах, которые то поднимались холмами, то опускались долинами, напоминая легкое движение морских волн. Оштукатуренные, крытые соломой коттеджи встречались на каждом повороте дороги, и мне начинало казаться будто я листаю страницы сказочной книги. Потом я отбросила всякие мысли и просто наслаждалась созерцанием пейзажа.

— Винни и Эглантина не пожелали поехать? — спросила Салли с легкой обидой. — Хорошо бы еще кого-нибудь взять…

— Им нужно обсудить личные проблемы, — ответил мистер Ллевелин, и его рот с плотно сжатыми губами превратился в одну прямую.

Фанни хихикнула, и в ее глазах мелькнул намек. Наверное, она знала какой-то секрет Винни и Эглантины, или же ее развлекала ревность подруги. Не хотелось разбираться. Да и не время. Эдмонд успокоил Фанни холодным взглядом и повернулся ко мне.

— Вы знакомы с этой местностью, мисс Кевери? — спросил он тоном, в котором прозвучало столько теплоты, что она оказала на меня действие более сильное, чем солнечные лучи, и я почувствовала, как мои щеки покраснели и стали цвета кожаных сидений.

Я покачала головой.

— Мы редко выезжали из Бристоля, — призналась я. — Разве что во время каникул выезжали в Уэлс.

— Какая жалость, — сказала Салли очень вежливо. — Я училась на континенте, и мы с покойным мужем неоднократно путешествовали по Италии и Франции. Нельзя быть по-настоящему образованным, не путешествуя.

— У всех но-разному, а кое-кто все-таки недостаточно, — сказал мистер Ллевелин просто и необидно, а главное так, что трудно было понять, что и кого он имел ввиду.

Салли подняла голову, чтобы ответить. Затем остановилась, внезапно истолковав сказанное им по-своему. С ее лица сошел нежный румянец, и она сказала что-то неразборчиво.

Фанни прикрылась рукой, словно зевнула.

— Я думаю, мы не станем мириться с твоим плохим настроением, Эдмонд, — неожиданно вспылила она. — В противном случае, лучше остаться дома.

— Не думаю, что я сказал что-нибудь обидное, — ответил он, выглядя немного удивленным.

Я не сомневалась в том, что его наивность была напускной, но Салли приняла за чистую монету и засияла улыбкой. Она легко хлопнула Фанни по руке и отчитала ее за то, что она изводила брата.

— Вам обоим должно быть стыдно, — назидательно произнесла Салли. — Вы всегда предполагаете худшее друг в друге. Сегодня вы должны помириться и постараться быть веселыми.

. Хороший, конечно, совет. Но, по-моему, те, кому она его адресовала, не обратили на него внимания.

Поездка до побережья длилась чуть больше полчаса. Мы скрашивали ее, по мере наших сил, короткими отрывочными разговорами, в основном о пейзаже, открывавшемся из коляски в пределах видимости.

У Салли главным занятием было изучение нашего хозяина. Она делала это, когда видела, что он не обращает на нее внимания. Мистер Ллевелин откровенно игнорировал ее, уделяя основное внимание Фанни. В ответ Салли делала вид, что ничем не интересуется, кроме бриза и запаха соленого воздуха, который она вдыхала с изумительным артистизмом. Что касается меня, честно говоря, я чувствовала себя совершенно заброшенной. И страдала от странного ощущения, что я занимаю большую часть мыслей моих соседей по коляске. Надо заметить, что это очень неприятное состояние.

Кучер резко остановил коляску на отвесном берегу.

Внизу, вдоль побережья, тянулись меловые утесы. За ними простиралась узкая полоска песка, и на западе располагался Дедл Доо, выступавший над сине-зелеными водами. Море дугой врезалось в первобытные скалы и соединялась с землей узким перешейком. Над нашими головами визгливо кричали прилетевшие с моря чайки. В нос ударил острый запах сели и морских водорослей.

— Я умираю с голоду! — с неподдельной искренностью воскликнула Фанни. — Неужели после завтрака прошло всего два часа?

— Это научит тебя за завтраком есть как следует, — уколола Салли, но сама не без интереса посмотрела на плетеную корзину.

В конце концов, мы решили съесть ленч для пикника, затем спуститься вниз на песчаный берег, к подножью скалы.

Благополучно управившись с ленчем, мы вскоре были внизу»? Прилив отступил, оставив неглубокие лужи. Основания скал обнажились и теперь выступали наподобие бастионов, блестя под солнцем.

Как только мы ступили на теплый песок, Фанни сбросила свои туфли и чулки, подхватила складки платья и радостно понеслась к воде, до которой было приличное расстояние. Ее шляпка слетела с головы, а локоны плескались за ней золотистым потоком. Я остановилась, чтобы понаблюдать за ее сумасшедшим полетом, и стояла, пораженная ее красотой и грацией. Любой на моем месте невольно залюбовался бы ею.

Салли шлепнулась на песок и поспешно сняла обувь. Спустя несколько секунд, придерживая рукой шляпку, она попыталась догнать Фанни. Эта попытка была предназначена явно для мистера Ллевелина. Кроме того, Салли подчинилась магической силе Фанни, которая манила ее, как манила бы любого другого смертного. Я с печалью думала, что если бы Фанни осознавала, какие натянутые у нее отношения с братом, и видела его сердитый взгляд, от которого темнело его лицо, она, возможно, захотела бы что-нибудь изменить.

Почувствовав себя одиноко в обществе мистера Ллевелина, которого я обещала себе избегать, я поплелась за подругами, пробираясь между обломками скал.

Мистер Ллевелин спохватился и поймал меня прежде, чем я успела скрыться за скалой. Его пальцы охватили мою руку, сжимая ее крепко и в то же время мягко. Это было слишком легкое прикосновение, чтобы нарушить ток крови, тем не менее, кровь ударила мне в виски. Чувствуя себя загнанным в угол кроликом, я сглотнула и повернулась к нему лицом.

— Вы не хотите прогуляться со мной вдоль воды? — спросил он.

— Почему же, я уверена, что мы все охотно…. — начала я.

Солнце отразилось в его глазах, и они сверкнули стальным клинком, который вытащили из ножен.

— Я приглашаю только вас, — подчеркнул он.

— Но это грубо, — заметила я.

— Не грубо, — возразил он. — Просто разные отношения.

Мне было трудно поблагодарить его за этот комплимент, потому что он обижал других. Я попыталась ответить на комплимент тем, что неодобрительно нахмурилась. Но он послал мне обезоруживающую улыбку, которая свела его последние слова к шутке. Я обнаружила, что улыбаюсь в ответ, хотя понимала, что он перехитрил меня, повернув ситуацию в свою пользу.

— Разве вы не обещали Фанни, что будете любезным? — строго напомнила я.

— Я редко бываю обидчив, если не в их компании, — подчеркнул он. — Если же мы остаемся вчетвером, то я не даю никаких гарантий. Так что видите, мисс Кевери, если вы пойдете прогуляться со мной, то вы всем сделаете одолжение.

— Спасибо, но…

— Вы мне не отказываете, конечно?

Не дожидаясь ответа, он взял меня под руку и повел по берегу. В его руке была сила, которая не позволяла мне сопротивляться, и энергия, которая несла меня по воздуху рядом с ним. Он приноровил свой шаг к моему. Для меня это было все равно, что впрячься к жеребцу, который только делал вид, будто слушается. Но стоило ему только захотеть стать самим собой, как он превращался в неуправляемого.

Мы гуляли в тени скал, защищенные от прямых солнечных лучей каменным навесом. Прошло несколько минут, и я поняла, что он выбрал этот маршрут специально, чтобы я не страдала от нещадного зноя.

Но он не придал значения своей предусмотрительности, хотя мог бы подать ее эффектно ради того, чтобы получить мое признание.

Иногда мистер Ллевелин вел себя так, что не мог не нравиться. И даже не хотелось вспоминать о том, что у него плохой характер. Но после всего того, что мне было сказано о нем, как я могла думать иначе?

Я тяжело вздохнула.

Он посмотрел на меня сверху с любопытством.

— Вы удивляете меня, мисс Кевери, — с недоумением произнес он. — Очень немногие молодые леди чувствуют себя несчастными в моем обществе.

— Мне уже говорили об этом, — заметила я.

— В самом деле? — посмотрел он на меня с интересом. — Кто же?

Я поняла свой просчет. Не могла же я назвать миссис Мэдкрофт. Только одно воспоминание о разговоре с ней на эту тему заставило меня покраснеть. Не могла я сослаться и на высказывания его сестры, хотя они по своей сущности были не менее жесткие, чем суждения миссис Мэдкрофт. С трудом я подыскивала подходящий ответ. Наконец, мне пришло в голову единственное, что я могла сказать.

— Вы сами, наверное помните, — посмотрела я ему в глаза. — В комнате вашей мачехи…

Эти слова вызвали в моей памяти другие картины. Мой взгляд упал на его губы, и мои щеки зарделись. Даже руки отозвались. Там, где он держал меня, пробежали мурашки.

Но его высеченное лицо не отразило никаких эмоций. Видимо, он просто не догадывался о моих мыслях. Он подчеркнуто смотрел вдаль. Но, несмотря на его внешнее безразличие, я почувствовала, как его мускулы напряглись под моей рукой.

— Вы немилосердны, мисс Кевери.

— Как так?

— Я думал, что вы простили мне мои заблуждения. Очевидно, что нет.

— Это неправда.

— Тогда какая может быть иная причина, что вы отказываетесь прогуляться со мной?

— Я просто думаю, что другим тоже хочется присоединиться к нам.

Конечно, я солгала. Не могла же я ему сказать то, что думала на самом деле.

Он повернул ко мне голову и наклонил, чтобы посмотреть мне в лицо. Ему удалось поймать и удержать мой взгляд. Это был долгий пристальный взгляд, который оценивал меня и давал понять о всей безрассудности моей попытки солгать ему. Мы продолжали идти. Я ощутила, как он, держа мою руку, прижал к своей. Он без труда приноравливал свой длинный шаг к моему. Каким-то непонятным мне образом я одновременно воспринимала его сильные эмоции, сдерживаемые прекрасным воспитанием, его безупречный костюм и его внутреннюю самодисциплину. В одно и то же время я чувствовала себя безопаснее и уязвимее, чем когда-нибудь прежде. Непонятно, как это получилось, но я вдруг задрожала от нахлынувшего на меня пугающего экстаза.

Не знаю, ощутил ли Эдмонд через свою руку легкую дрожь во мне, но он сделал вид, что ничего не заметил. Впрочем, некоторые штрихи в его поведении говорили за то, что мое необычное состояние не укрылось от его опытного взгляда.

— Фанни получила ответ от друзей? — спросил он голосом, который кто-то другой и мог принять за обычный, но только не я.

— Еще нет, — сказала я, чувствуя, как пересохло в горле. — Но думаю, что скоро получит. Она ждет.

— А если они пожелают встретиться с вами немедленно, что вы будете делать? — продолжал он задавать вопросы.

— Конечно, поеду, — ответила я, не сознавая, насколько мой ответ является разумным, потому что у меня по спине пробежали маленькие электрические волны.

— Меня удивляет, так ли все это на самом деле, как вы говорите? — выразил сомнение мистер Ллевелин.

— А теперь вы немилосердны, — уколола я, чувствуя при этом, что освобождаюсь от того магического обаяния, которым он прежде окутал меня.

Он мгновенно понял, что допустил ошибку, и сожаление отразилось в его глазах.

— Простите меня, — извинился он. — Полагаю, что вы ждете того дня, когда покинете Эбби Хаус.

Он произнес это утвердительно, но в его голосе прозвучал легкий намек на вопрос. И даже нечто большее. Что-то с оттенком разочарования.

Это разочарование я разделяла, хотя понимала, что мои эмоции уводят меня в сторону.

— Вы, кажется, не уверены? — с вызовом спросила я, предпочитая воевать с ним, а не сама с собой. — Не вы ли утверждали, что мне нужно держаться подальше от влияния миссис Мэдкрофт?

— Я так думал, — подтвердил он. — И думаю. Но должен согласиться, что мне понадобится еще время для того, чтобы лучше узнать вас.

Фразу он закончил хриплым голосом. Возможно, голос охрип из-за сырого ветра, дующего с моря, а может быть, по другой причине.

Я сделала вид, что меня это совершенно не интересует. Отвернувшись от мистера Ллевелина, я с огромным интересом рассматривала доисторические скалы. При этом, разумеется, изображала восхищение, которого на самом деле и не было.

— Вы удивляете меня, мистер Ллевелин, — произнесла я, не отводя взгляда от скал. — Мы с вами редко соглашаемся, какого бы вопроса ни коснулись. Я не думаю, что мы с вами друзья.

— Но я стараюсь, — произнес он, сверкнув белозубой улыбкой в тени скалы.

Затем он наклонялся ко мне.

— Мне говорили, что я могу быть очень обаятельным, — произнес он интимным тоном, который сказал больше, чем слова.

Интересно, кто это ему говорил, хотела бы я знать? Другие «молодые леди с хорошим характером», которые не устояли против его чар? Или миссис Мэдкрофт и Урсула переоценивают его достоинства? Я стала пристально рассматривать его лицо, чтобы получить личное впечатление, помимо того, которое я уже имела с чужих слов. Произошло такое, что, обнажив свои чувства, я стала более уязвимой. Не последнюю роль сыграли в этом его великолепная улыбка и эротическое излучение его глаз.

Я поспешно опустила глаза.

— Думаю, что ваш интерес ко мне случаен.

— Не совсем. Я всегда считал вас привлекательной и разумной. Но до недавнего момента я считал вас неподходящей. Даже в высшей степени неподходящей.

— Польщена вашей откровенностью. Вы, должно быть, встречаете молодых женщин, которые одновременно привлекательны и разумны. Нет причин испытывать ко мне особый интерес.

— Дело в том, что они слишком откровенно бросаются на меня. Отсутствие у женщины скромности в общении со мной я считаю для себя оскорбительным.

Я подумала, что это, вероятно, из-за адюльтерских привычек его мачехи. Поймав на себе его взгляд, я покраснела. Успокаивало сознание, что он не может знать содержание нашей беседы с Урсулой. Это спасло меня от полного унижения.

Он, между тем, откашлялся, к чему-то готовясь. К чему же?

— Тот день на поляне … — начал он. Я облегченно вздохнула и расслабилась. Значит, он предполагал, что причиной моего дискомфорта был тот распутный танец на поляне. На этот его ход есть приличное возражение.

— Не имею ни малейшего понятия, что тогда со мной было, — объяснила я. — Можете быть уверены, больше этого не будет!

— Не смущайтесь, — успокоил он. — Это не свойственно вашему поведению. Не думаю, что следует упоминать это еще раз.

Я почувствовала признательность ему за доброжелательность. Мое смущение прошло. Я поняла, что этот его импровизированный рыцарский жест полностью изменил меня. Теперь его красота и обаяние оказывали на меня значительно меньшее действие.

Хотя мы оба ничего не сказали об этом, но оба понимали, что на поляне происходило что-то необычное. Я удивлялась, почему он не упоминал о возможном влиянии на меня энергии его мачехи. Может быть, не хотел говорить о своих отношениях с ней? Или не хотел признавать сам факт необычности всего, что там было?

— Почему бы вам не рассказать о себе? — предложил Эдмонд, явно пытаясь переменить разговор.

Интересно, я должна рассказывать о себе ради его спасения или ради своего? На всякий случай я пожала плечами. Тем более, что я уже рассказывала мистеру Квомби и Урсуле.

— Мне особенно нечего рассказывать, — призналась я. — Спокойно жила со своими родителями. Почти уединенно.

— Кто-нибудь из них болел? — спросил он.

— Напротив, — заверила я. — У них было прекрасное здоровье, пока…

— Простите меня, — произнес он, сжав мою руку. — Это был бездумный и бестактный вопрос.

Я нахмурилась. Но это не имело отношения к мистеру Ллевелину. Он допустил оговорку, которую может сделать любой. Мистер Ллевелин не мог сознательно задать мне вопрос, который доставил бы мне страдания. На это он был просто неспособен.

Мистер Ллевелин заметил мое состояние, но, конечно, не знал, о чем я думала.

— Кажется, мне придется еще не раз извиняться перед вами, — произнес он огорченно. — Надеюсь, вы позволите мне исправиться за то короткое время, что вы будете в Эбби Хаус?

— В этом нет необходимости, — ответила я.

— Напротив, — возразил он, улыбнувшись. — Кроме всего прочего, ваше общество мне нравится. Вы очень интересная молодая женщина, мисс Кевери.

— Это не что иное, как бессовестная лесть, — охладила я его. — Я ничуть не интересная, о чем мне недавно напомнила миссис Салли Причард.

— У нее не хватает ума для того, чтобы оценить утонченность, — фыркнул он. — Вы розовый бутон, мисс Кевери. Мне приятно было бы наблюдать за тем, как раскроются ваши лепестки.

— Я думаю, мистер Ллевелин, что мои лепестки подождут другого дня, — сказала я решительно, желая положить конец этому разговору. — А сейчас надо подумать о том, что Салли и Фанни будут за нас волноваться.

Начинался прилив, и песчаная полова быстро сужалась. Ветер с моря подул сильнее. Он шуршал травой на вершинах скал и трепал мою юбку. Чтобы удержать равновесие, мне пришлось прижаться к мистеру Ллевелину. Он совсем не возражал против этого, и, казалось, мои трудности доставляли ему некоторое удовольствие.

Нам потребовалось примерно десять минут для того, чтобы добраться до узкой расселины в скале, по которой спустились от экипажа к морю и где расстались с подругами. Мы внимательно осмотрели берег, но ни Фанни, ни Салли не было видно.

— Сомневаюсь, чтобы они попытались взобраться на утес без посторонней помаши, — сказал мистер Ллевелин, слегка нахмурившись.

На всякий случай он поднял голову и позвал их. Называл имена подруг в различной последовательности, но результат был один и тот же.

Никто не отвечал.

Складки на лбу у мистера Ллевелина проступили заметно резче. Чувствовалось, он начал беспокоиться. Я понимала его, ведь он, взял на себя ответственность за благополучие экипажа коляски вместе с пассажирами. Это чувство ответственности усиливалось еще и потому, что он пошел со мной прогуляться вдоль воды, оставив их одних. Я не сомневалась, что рыцарские чувства в мистере Ллевелине тоже давали о себе знать. Сильный мужчина, он не мог не беспокоиться о слабых женщинах.

— Может быть, они вернулись к экипажу и не слышат меня, — высказал предположение мистер Ллевелин.

Он внимательно осматривал побережье, зная, что если они пошли в восточном направлении, то мы можем встретить их. Совсем недалеко от нас выступали утесы, за которыми невозможно было что-либо увидеть.

— Там есть небольшая бухточка, — оказал мистер Ллевелин. — Они могли пойти туда.

Он посмотрел в сторону моря, прикидывая скорость приближения приливной волны.

— Знаете что, пожалуй вам лучше подождать здесь, — предложил мистер Ллевелин. — Один я управлюсь быстрее. Им там может понадобиться моя помощь, а вы подождите меня, пожалуйста, здесь.

— Не стоит беспокоиться за меня, — заверила я его удобно усаживаясь на невысокий обломок скалы.

— Я здесь подожду вашего возвращения.

Чувствовалось, он огорчен тем, что вынужден оставить меня одну, но, тем не менее, у него не было выбора. Кроме того, здесь я находилась в полной безопасности. А где подруги и что с ними, еще неизвестно.

Мистер Ллевелин ободряюще улыбнулся мне и быстрым шагом пошел в сторону бухточки.

Оставшись одна, я огляделась. Сначала любовалась надвигающимся приливом, потом стала рассматривать берег по обе стороны от себя.

И вдруг заметила соломенную шляпку Салли. Она бросилась мне в глаза своими яркими лентами. Шляпка лежала на бревне, прибитом к берегу, и я увидела ее совершенно случайно. Я встала и, осторожно переступая через сухие водоросли, пошла, чтобы подобрать ее. У меня в голове сразу же возникло множество самых невероятных предположений. Почему она здесь? Не похоже на Салли, чтобы она забыла о солнце. Уж кто-кто, а Салли очень заботилась о своей светлой коже. Мне пришла мысль, что Салли, возможно, где-нибудь поблизости. Где она здесь могла быть? Я стала более внимательно осматривать берег.

Вон в скале темная расселина, которая, судя по всему, плавно переходила в пещеру. Я заметила бы ее и раньше, но ее с моей стороны закрывал выступ скалы. Салли и Фанни могли находиться в этой пещере. Мистер Ллевелин, направляясь к бухточке, мог в спешке пройти мимо пещеры, даже не обратив внимания на вход.

Но неужели Фанни и Салли вошли туда? Если это так, то ясно, что они могли не заметить приближение прилива. А шляпку они просто забыли здесь.

Но что теперь делать мне? Ждать возвращения мистера Ллевелина, чтобы он осмотрел пещеру? Можно было бы, не будь прилива. Значит, надо самой пойти и позвать подруг.

Я осторожно вошла в темную дыру.

— Фанни, Салли, вы здесь? — крикнула я.

Приглушенный голос вернулся назад. Трудно было разобраться в этих неясных звуках. То ли это искаженный эхом мой собственный голос, то ли слившиеся голоса подруг.

Если они вошли в пещеру, то не могли зайти далеко. Тем более, без фонаря. Я оглянулась через плечо в сторону бухточки, надеясь увидеть мистера Ллевелина. Но он еще не появился из-за мыса.

А когда вернется, может оказаться поздно. Снова встал вопрос, как поступить? Ждать или действовать? Нет, ждать уже нельзя, вода совсем недалеко. Только действовать.

Подобрав подол платья, я наклонила голову и вошла в пещеру. Первые несколько ярдов днище пещеры резко шло под уклон. Постепенно оно выравнивалось, а сама пещера становилась все выше. Я могла идти уже не пригибаясь. Примерно на расстоянии пятнадцати футов от входа пещера сужалась. Я подождала, пока мои глаза привыкли к мраку, и пошла дальше.

Откуда-то сверху, прямо у меня над головой, пробивалась тонкая полоска света. Я посмотрела вверх по направлению луча и увидела в своде многочисленные маленькие отверстия, пропускавшие в пещеру свет. Они напоминали булавочные уколы света в темноте. Днище пещеры постепенно стало подниматься. Мне захотелось узнать, нет ли выхода на вершину утеса? Если он есть, то Фанни и Салли могли пройти к экипажу этой дорогой. Возможно, они пробирались здесь именно тогда, когда мистер Ллевелин звал их.

Я колебалась, размышляя, могла ли Фанни предпринять такую рискованную попытку? Я решила, что могла. Авантюрные решения — это в ее характере. Конечно же, она потащила за собой бедную Салли. Хотя подруга, скорее всего, выражала протест.

А чем, собственно говоря, я хуже Фанни? Тряхнув головой, скорее весело, чем отчаянно, и сказав себе, что я сделала бы то же самое, я пошла вперед. Только бы быть уверенной, что они благополучно добрались до другого конца.

Стены пещеры все более и более сближались, и я шагала все медленнее и медленнее. Через каждые несколько шагов я звала Фанни. Но ответа не было. Слышался лишь приглушенный заунывный крик, который мне ни о чем не говорил.

Мне казалось, что я прошла в чрево пещеры большое расстояние, хотя продвигалась медленно. Не может пещера быть бесконечной.

Вдруг я резко остановилась. Пещера закончилась тупиком. Я уперлась руками в шершавую глыбу известняка.

Я застонала от обиды и отчаяния. Боже мой, надо же сотворить такую глупость! Теперь придется поворачивать и идти назад. Снова я недооценила трезвый ум Фанни. Ясно, что ее не было в пещере. Да и не могло быть. Это еще одно доказательство того, что у нее более трезвый ум, чем у меня.

Проклиная себя за глупость, я побрела вниз. Пройдя немного, услышала впереди приглушенный шум. Может быть, это мистер Ллевелин шел мне навстречу?

— Мистер Ллевелин, это вы? — закричала я образованно.

Мой голос эхом вернулся ко мне, и в этот раз я не сомневалась, что заунывные крики были моими. Но что это за шум впереди? Больше всего я боялась летучих мышей. Неужели они? Не может быть. Странные звуки впереди, слишком низкие по тону и слишком мощные по силе, чтобы их издавали летучие мыши. Эти рассуждения успокоили меня.

Но спокойной я оставалась недолго. Внутренняя тревога все же не оставляла меня, и с каждым мгновеньем она нарастала. Это происходило по мере нарастания шума впереди меня. Он не просто становился сильнее, он уже разделялся на отдельные тона. Каждый тон в отдельности и все вместе несли мне угрозу.

Да ведь это вода!

Только теперь я поняла, что сначала волны лишь едва достигали входа в пещеру и воспринимались мною, как шум. Затем они стали проникать в подземелье, растекаться под сводами, создавая при этом новую, более мощную гамму звуков.

Вот-вот море хлынет сюда всею своей мощью, вода забурлит и запенится в этих мрачных закоулках… Меня охватил ужас.

Сердце учащенно забилось. Я не могла терять ни одной драгоценной секунды. И я рванулась вперед, ничего не видя, держа руки перед собой, чтобы защитим» голову. Два раза я ударилась кистями рук об острые выступы скалы и почувствовала, как теплые струйки крови потекли по рукам.

Мокрый песок набился мне в туфли, издавая там хлюпающие и чавкающие звуки.

А шум воды стал уже сердитым ревом. Я сделала еще несколько шагов, и вода ударила мне по щиколоткам, намочила подол платья. С каждым шагом она заметно поднималась и менее чем за минуту достигла колен. Прошло еще какое-то время, я барахталась в воде уже по пояс.

Ноги онемели от холода. Нижние юбки закрутились вокруг ног, и я могла на каждом шагу споткнуться и упасть. Это было бы для меня концом.

А вода, между тем, хлынула в пещеру мощным потоком. Она била меня по лицу и отталкивала каждый раз, когда я хотела добраться до выхода. Я судорожно хваталась за выступавшие камни, но они были мокрыми от брызг, и пальцы соскальзывали и срывались. Арка солнечного света впереди все уменьшалась. Значит, меня относило в глубину пещеры.

Я снова и снова бросалась вперед, полная решимости добраться до спасительного выхода.

Внезапно песок поплыл у меня под ногами, и я потеряла опору. Набежавшая волна с силой толкнула меня в грудь и опрокинула на спину. Я испуганно закричала.

Вода обрушилась мне на голову и, кружа, понесла вглубь пещеры. В какой-то момент я ударилась головой о камни. У меня из глаз посыпались искры и закружились разноцветным пчелиным роем. Я уже не могла понять, где верх, где низ.

Меня охватила паника, и я вдруг поняла, что смерть неизбежна.

В довершение ко всему, мое широкое платье за что-то зацепилось. Это мог быть камень или занесенный морем обломок бревна. Я оказалась вроде как на якоре. Смертельный якорь. Я вздрогнула от ужаса. По мере того как вода прибывала, я погружалась все глубже и глубже. Изо всех сил пытаясь вырваться, я колотила по платью руками и трепала его, как сумасшедшая. Но бесполезно. Я погружалась все глубже и глубже. На отчаянную борьбу ушли мои последние силы. Мое сопротивление не принесло мне свободы.

И наступил момент, когда я, обессиленная, подчинилась неизбежности и расслабилась.

На одно мгновенье моя голова поднялась над волнами, и благословенный воздух ворвался в легкие. Я выплюнула воду и песок и увидела… мистера Ллевелина.

Он стоял слегка склонившись надо мной, освещенный со спины, и тащил за складки моей промокшей мантильи. Он перебирал складки, словно рыбак есть, и постепенно его сильные руки добрались до моей талии. Крепко ухватившись, он рванул и вытащил меня на поверхность. Волны ударяли его по ногам и спине, но уже не могли достать меня. За его крепким телом я была в полной безопасности, будто шхуна в бухте.

Страх пропал. И тут я разразилась истерическим смехом. Мое помраченное сознание говорило мне, что я уже вне опасности, но оно было не в состоянии оценить сложность обстановки.

А ситуация была близкой к критической. Вода все прибывала и заполняла пещеру. Сильное течение, завихрения и вязкое дно мешали моему спасителю прорваться к выходу. Я своим истерическим смехом и конвульсивными движениями создавала мистеру Ллевелину дополнительные трудности.

Чтобы вынести меня из пещеры, мистеру Ллевелину приходилось сражаться со стихией. А я сражалась с ним. К счастью, у меня оставалось немного сил. Когда они полностью иссякли, я расслабилась, задрожала и приникла к нему. Он крепко обхватил меня руками.

— Господи, Хилари, с тобой все в порядке? — с тревогой в голосе произнес он свою первую фразу в пещере.

— Эдмонд, милый, милый Эдмонд, — только и смогла я произнести.

Я прильнула к нему и обняла за шею. Мои пальцы запутались в его мокрых кудрях. Теперь мой истерический смех сменился всхлипываниями.

Вода, которая кружилась вокруг нас, была студеной водой Ла-Манша, холодной даже среди лета. Но сейчас мы не ощущали холод, внутри нас горел огонь.

Эдмонд обнял меня еще крепче. Он прильнул губами к моему уху и бесконечно повторял мое имя. Для меня это было все равно, что слушать музыку. Нежную и мягкую мелодию, прекраснее которой не могли издать инструменты смертных. Каждый раз, когда я слышала, как он произносил мое имя, я знала, что я жива. Знала, что в его руках я в полной безопасности.

Он держал меня с силой, которая, казалось, могла сокрушить кости. Но меня она поражала не своей мощью, а безопасностью, которую давала мне. Хотя я и не могла видеть его глаза, тем не менее, чувствовала, что он не сводил с меня взгляда. Я чувствовала, что он искал взглядом мое лицо, чтобы убедиться, что я была для него не сном, а явью. Живая и в его руках.