— Поют, сволочи, — с недетским ожесточением процедил Йерс. — Моя б воля, развесил бы их по деревьям вкруг костра.
      — Успокойся, все кончилось. Укладывайся спать, завтра вставать рано.
      — А куда мы пойдем?
      — Мы? — замер Шагалан. — Да куда тебе со мной? У меня ж тут тоже ни кола, ни двора.
      — Ну… я чаял… вдвоем все-таки полегче… и веселее…
      — Ладно, завтра разберемся. Ложись.
      Йерс заворочался, втираясь поплотней к спине юноши — заметно холодало. Глухо вскрикнул:
      — У-у, хребет располосовали, кровопивцы… Шагалан!
      — Что?
      — Это… спасибо тебе за то… ну… сам понимаешь…
      — Спи!
 
      Он чуть приоткрыл еще тяжелые веки и огляделся. Едва начинало светать, ленивые струи тумана стелились по земле. На еловых иголках мириадами алмазов блестела роса. Стылая сырость и гарь. Шагалан перекатился на живот. Рядом закопошился, потеряв опору, вчерашний спасенный. Ночью мальчишка неоднократно принимался метаться и вскрикивать, пришлось даже накрыть его плащом, чтобы шум не услышали в лагере. Сейчас этот плащ был откинут в сторону. Шагалан с минуту разглядывал трогательно-беспомощную мордашку ребенка, наконец-то отыскавшего мирный сон. «Ничего, — подумалось. — Лишь бы вернулся в нормальную жизнь. Дети рано или поздно забывают свои кошмары. Знаем. Сами года два кричали по ночам».
      Высунулся из-за прикрывавшего их поваленного ствола. Лагерь еще спал. Еле заметно курился костер. Одинокий мужик, сидевший рядом, дремал, свесив голову чуть ли не ниже колен, больше постовых видно не было. Где-то за фургонами всхрапнула лошадь.
      Шагалан поежился от пробежавшей по шее капли, вновь надлежало принимать решение. Мягко затормошил мальчишку за плечо. Тот проснулся резко, со всхлипом, словно вынырнув из воды, вытаращил в испуге глаза, но не подал ни звука.
      — Слушай внимательно, Йерс, — заговорил разведчик, не дожидаясь, пока оборвыш окончательно придет в себя. — Сейчас тихо собираемся. Смотри сюда: пройдешь вон за ту, крайнюю фуру, только не напрямки, а в обход через лес. Все очень тихо, из кустов не лезь, веток не ломай.
      — Ну, ты меня еще прятаться поучи, — буркнул малец, растирая грязной ладошкой лицо.
      Шагалан усмехнулся:
      — Если такой ловкий, чего ж вчера попался?
      — Жрать больно охота была, вот и рискнул. Не повезло, с каждым случается. А чего нам вокруг стоянки-то опять бегать?
      — Да хочу я славному купчине гадость сделать, а себе… нам помочь немного.
      — Вот это славно! — Вмиг в проснувшихся глазах мальчишки заблестели огоньки. — Надо сволочи на хвост наступить. Может, запалим чего-нибудь?
      — Не петушись. Я зайду с другой стороны к лошадям, встречаемся вон у той сосны при выходе на большак. Все понял?
      — А то!
      — Тогда начали, пока солнце не выкатилось.
      Второй сторож обнаружился рядом с табунком стреноженных лошадей. Как и первый, он безмятежно спал, причем развалившись на траве. Разведчик проскользнул к нему, аккуратно потянул из-за пояса длинный кинжал. Сторож, парень чуть за двадцать, с жидкой светлой бородкой, вдруг зашевелился, заворочался, замычал что-то. Шагалан уже занес руку для удара, но соня вовремя стих, умиротворенно засопев. «Этот, похоже, бдел всю ночь, — хмыкнул про себя разведчик, — однако час волка сломал даже его».
      Выпрямился, пряча оружие, нарочито спокойно направился к лошадям. Некоторые, почуяв незнакомца, подняли головы, зафыркали. Он оценил их на глаз. Как и ожидалось, лучшим оказался черный купеческий жеребец, хотя он же смотрелся и самым настороженным. Из более мирных подошел статный каурый конь, наблюдавший за приближением юноши буквально с философской отрешенностью. Шагалан огладил его, затем освободил от пут — полученные веревки сгодились на примитивную узду. Закончив, разведчик сообразил: для солидной мести увод одного коня явно недостаточен. Через несколько минут уже вся животина, лишившись пут, начали разбредаться в стороны. Шагалан вдобавок помахал руками, хлопнул парочку лентяев по бокам и, удовлетворенный результатом, повел выбранного коня к большаку.
      Каурый следил за событиями совершенно безучастно. Говоря по правде, имелся особый резон выбирать столь спокойного скакуна — юноша не очень уверенно чувствовал себя в седле. И причина этого была вполне уважительная: в Валесте, в поселении, где даже людям вечно не хватало еды, лошадь появилась недавно. Как ни гоняли на ней ребята по очереди, как ни изматывали бедного чалого жеребца, должное мастерство накопить покуда не удалось. Опять же, ехать предстояло без седла. Единственное в караване, скорее всего, хранилось где-нибудь в палатке купца, а лезть туда было чересчур рискованно.
      Ни шатко ни валко добрались до условленного места. Мальчишки не было. Шагалан выругался шепотом. В лагере еще царила тишина, но хилые клочья тумана стремительно расползались по кустам, а над верхушками деревьев вот-вот собиралось показаться солнце. До первой побудки и первой тревоги оставалось совсем немного. Укрывшись между стволами, юноша решил все же терпеть до конца. Когда от фургонов отделилась к нему расплывчатая в утренней дымке фигура, Шагалан пригнулся, поглаживая одной рукой коня, а другой — кинжал, но скоро расслабился.
      Подошедший Йерс не мог не осознавать, что нарушил уговор, но смотрелся вполне довольным собой. За плечами у него появилась внушительных размеров сума. Разведчик, окинув сорванца строгим взглядом, тратить время на ругань не стал. При всей своей кошачьей ловкости он с трудом взгромоздился на рослого жеребца, подал руку мальчишке.
      — Здоровой конягой разжился, — сказал Йерс, забираясь за спину юноше. — Как назовем?
      — Как хочешь.
      — Пусть будет Купчик.
      — Держись крепче.
      Яростно понукаемый ударами пяток в бока, Купчик флегматично двинулся к большаку. Когда седоки чуть освоились и попытались ускорить путешествие, конь неохотно перешел на легкую рысь, последующие усилия пропали втуне.
      — Зачем полез в лагерь? — спросил Шагалан, приноравливаясь к тряске.
      Сзади засопели.
      — Мыслил… надо было еще чем-нибудь поганцу насолить.
      — И как? Насолил?
      — А то. Немного, правда. Вот сумку спер. Харча кой-какого.
      — А что в сумке?
      — Толком не разобрал, некогда было. Но купчина ее под боком прятал.
      — Вот черт! Так ты и в палатку сунулся? Смотри, при такой храбрости голову долго не носят.
      — Да брось ты, Шагалан. Думаешь, в погоню кинутся?
      — И такое возможно. Потому лучше улепетывать во всю прыть… на которую способна эта… кляча!
      — Хоть и небыстро едем, на груженых телегах не поспеть за нами.
      — Не забывай, у них и верховой конь имеется, — заметил Шагалан. — Если, само собой, его отловят.
      Он оказался провидцем. Где-то через час, миновав заросшее лесом взгорье, путники начали спускаться к темнеющей пучине яра. Пустынная дорога, стук копыт гулко отдавался в спекшейся за лето глине. Тем отчетливей расслышали другой стук, дробный, запаленный цокот сзади. Шагалан, как сумел, прибавил ходу и, едва успев въехать в тень буйного орешника, остановил коня.
      — Сдается, накаркали. — Он сполз с лошади, осторожно выглянул на тракт.
      Со стороны леса вслед им мчался всадник. Не спутаешь — плотная фигура в зеленом на вороном коне.
      — Чего там? — Голос мальчишки со спины лошади дрогнул.
      — Несется твой скопидом. — Шагалан досадливо сплюнул, взял Купчика под уздцы и пошел в глубь зарослей. — Никак не переживет потерю сумки. Галопом летит, коня не жалея. Через минуту здесь будет.
      — Как же он узнал, куда мы поехали?
      Разведчик скосил глаза: Йерс действительно побледнел, губы у него тряслись.
      — Видать, не совсем дурак уродился. Запомнил, куда я топал, сопоставил, сообразил. И ведь угадал, шельма.
      — Так давай скорее в кусты, Шагалан! Авось проскочит, не заметит.
      — Не дрожи, — нахмурился юноша. — Не так все страшно. — Он подвел коня к дальней оконечности прогалины и привязал уздечку к ветке деревца. — Сиди тут, ничего не бойся.
      — Шагалан!
      — А главное — не слезай с лошади.
      Топот слышался уже близко. Юноша едва успел отпрянуть, как мимо на прогалину влетел черно-зеленый вихрь. Йерс, вжавший голову в плечи и, кажется, зажмурившийся, окаменел на своем Купчике. Неожиданно обнаружив их перед собой, обкраденный торговец резко натянул поводья. Вороной просел задом, вздыбив копытами палую листву, неугомонно заплясал на месте. От мокрых боков повалил пар. Всадник выглядел не лучше: сбитая набок шапка, распахнутый кафтан, красное, лоснящееся от пота лицо. Лицо злое до бешенства, до исступления. У Шагалана даже промелькнула мысль, что сейчас его хватит удар.
      — Попался-таки, гаденыш. — Купец захрипел то ли от усталости, то ли от переполнявшей его ярости. — Теперь все…
      Осаживая коня, он выудил из-за пояса знакомую плеть. Пискнувший мальчишка начал неуверенно, боком соскальзывать с крупа лошади.
      — Зачем же горячиться, уважаемый? — шагнул из кустов разведчик.
      Купец резко обернулся. Злые, безумные глаза впились в юношу.
      — И ты здесь, голодранец? Одна шатия. Бродяги и воры, гниль перекатная. Получай!
      Понукаемый плетью жеребец взметнул комья земли, ринулся на врага, набирая скорость. Однако тот не намеревался ждать окончания разгона — не для того подстраивал коню остановку. Скачок вперед и вправо. Пышущее жаром тело коня пролетело совсем рядом, юноша чуть оттолкнулся пальцами, сохраняя баланс. Еще шаг вперед под вскинутую руку, мягкий слив удара. После этого только захватить левой рукав свесившегося с седла купца, а правой — расшитый кожаный пояс. Затем аккуратно дернуть…
      Грузная туша, едва не перевернувшись через голову, тяжело рухнула на землю. Казалось, дрогнули листья на ветках, и что-то хрустнуло у самого пузана. К удивлению, тот не отлеживался, а довольно бойко вскочил на ноги. Теперь уж он и вовсе утратил человеческий облик, рычал и скалился, точно дикий зверь. Вдобавок, наклонившись, вытащил из-за голенища сапога длинный узкий нож.
      Какое-то время оба, не решаясь напасть, ходили кругами друг около друга. И в конце концов купец, похоже, уверовал, будто нашел-таки определяющий довод в схватке. Собравшись с духом, он совершил стремительный выпад. В пустоту. Противник увильнул изящно и легко. Второй выпад, да еще с финтом. На сей раз самодур не только провалился в пустоту, но в придачу был продернут рывком за руку, а вдогонку получил пинок в живот. Как бродяга исхитрился, осталось непонятным. Взревев по-медвежьи, купец развернулся для отчаянной атаки, однако следующий пинок пришелся в пах. Рев оборвался. Купец выронил нож, сложился в поясе и молча кувыркнулся в прель.
      Юноша разглядывал поверженного без заметных эмоций. Сзади подскочил ошарашенный Йерс.
      — Ловко ты его! Здорово! — Он потряс Шагалана за рукав. — А чего свой-то нож не доставал?
      — Зачем? Куда такому тюленю драться? Медлителен и неповоротлив.
      — Вроде бы шевелится.
      — Конечно, шевелится. Полежит так полчасика, снова запрыгает.
      — Прибить бы надо гадину, — нахмурился мальчишка. — Люди только спасибо скажут.
      — Брось… — Шагалан, обойдя купца, присел рядом на корточки. — И вообще не подходи лучше близко. Мало ли когда он очухается и дернется.
      Ловкие пальцы юноши обежали кафтан купца. С пояса сняли увесистый, тихо звякнувший кошель, а из-за пазухи извлекли свиток, завернутый в холстину. Тело колыхнулось. Вновь нарушая все указания, Йерс подкрался вплотную и пихнул его ногой.
      — Брось, сказал, — поднял голову Шагалан.
      Йерс засопел, еще раз пнул врага и лишь затем отошел. Встав, разведчик засунул добычу под рубаху.
      — Сможешь отловить вороного? Вон он там бродит. Время сматываться отсюда; что достали — исследуем на привале.
      — А эта подлюга в себя придет и опять за нами кинется?
      — Иди. Никто никуда не кинется.
      Когда мальчишка исчез в зарослях, Шагалан наклонился над купцом. Посмотрел на него, хмыкнул и ударил. Резко и точно. Вмиг очнувшийся торгаш дико взвыл, завертелся на земле, схватившись за щиколотку. По прикидке, на изувеченную ногу он, пожалуй, сумеет встать месяца через два-три. Если сумеет вообще.
 
      — Ну, чего там?
      Шагалан отмахнулся от настырного спутника, в очередной раз внимательно перечитывая бумагу.
      — Ну, поделись, про что там написано?
      — Для тебя тут ничего интересного.
      — Ну…
      — Хорошо, слушай. «Метлис, Иогнар Стом. Купец, полноправный член второй торговой Гильдии города Галаги. Направляется из Ринглеви в Галагу по делам торговли. Груз… ткани… меха… башмаки… кожа…» Барахло всякое. «При нем шесть человек…» Вот и Ошлин… и Хальбринс. «Заверено торговым старшиной города Ринглеви». Все честь по чести. Ну, услышал что-нибудь ценное?
      — Ценное — нет, — фыркнул Йерс, — а вот приятное — да.
      — Ты о чем?
      — Теперь я знаю — у мерзавца впереди не только лечение, но и большие трудности. Без такой бумажки жизнь ему какое-то время будет совсем не в радость.
      Шагалан не мог с ним не согласиться. Это непотребство мелонги придумали года четыре назад. Тогда они утопили в крови Второе Восстание, разбили под Брансенгертом рыхлые толпы мятежников, казнили их предводителей — Голтейка «Грозу», барона Эсли и крестьянскую дочь, неистовую и беспощадную Феркессу. Едва стихли бои, как завоеватели обнаружили, что не менее пяти тысяч человек из армии бунтарей рассеяны по лесам, но не собираются складывать оружие. Пополнившись свежими силами, подняли головы вольные ватаги. Заполыхали целые провинции. Бывшие полководцы Голтейка — Макоун на севере, Сегеш на юге, Рапси и Дельшан на западе — собрали под свои знамена сотни и сотни обездоленных, разоренных, тех, кому нечего терять. Вновь началось брожение в крестьянских умах, заговорили о скором Третьем Восстании. Бороться с этим оказалось нелегко. Лесные отряды открытого сражения избегали, они моментально рассыпались при подходе карательных частей, сливаясь воедино в их тылу. И продолжали кропотливую кровавую жатву. Горели замки и фригольдерские поселения, качались в петлях местные начальники, поредевшими возвращались патрули и караулы. Почти год мелонги слепо и безуспешно гонялись за вездесущими мятежниками. Затем за дело взялся сам Гонсет.
      Сложно сказать, сколько уж там всего измыслил «черный гений» Гердонеза, однако волнения пошли на спад. Заметную роль здесь сыграла и традиционная жестокость: изощренные публичные казни, столбы с телами замученных вдоль дорог, спаленные и вырезанные деревни — из дерзнувших помогать смутьянам. Не забыл Гонсет свои излюбленные методы: шпионы, доносчики, предатели. Но наряду с этим появилось и нечто новое — повальный контроль над перемещением жителей по стране.
      Отныне каждый человек, отловленный на дороге без соответствующих бумаг, рисковал в лучшем случае очутиться в тюрьме на все долгое время разбирательства. Худшим случаем была виселица прямо на месте. Если же все-таки возникала сильная нужда куда-то отправиться, оформлялась подорожная грамота. Холопу ее заверял господин, фригольдеру — староста, купцу — старшина, клирику — епископ. Заверяющий и отвечал за подпись головой. Порядок непривычный, суровый, даже варварский. И, однако, эффективный. Мелонги отрезали отряды друг от друга, затруднили их снабжение провизией и информацией. Чтобы уничтожить десяток связных, истребили многие сотни бродяг, нищих, нечаянных ротозеев, а заодно и актеров, мелких торговцев, пилигримов. Пышно расцвели злоупотребления. Новые законы сковали жизнь в стране, притихла торговля, оскудели некогда шумные рынки и ярмарки, опустели тракты. Тем не менее цели своей подорожные, похоже, достигли: одна за другой начали гибнуть ватаги. Особенно заметно на севере — страна до сих пор обсуждала события конца зимы, когда на ратушной площади Эслиндора повесили знаменитых вождей северных отрядов во главе со славным Макоуном. Теперь, по слухам, карательная волна катилась на юг.
      — Ничего. Купчина богатый, откупится, в конце концов. — Шагалан повертел в руках бумажку. — Жаль, нам эта грамотка без пользы.
      — Почему же без пользы? — вскинул голову Йерс. — Хоть найдем что патрулю подсунуть, если приведется. Там же не написано, как тот купец выглядит?
      — Не написано… А где слуги? Где груз? Да и молоды мы, парень, для второй Гильдии. Не поверят.
      Мальчишка обиженно насупился:
      — Поверят — не поверят, а ты на всякий случай схорони. Виселица замаячит — за соломину ухватишься.
      Они сидели в рябиновых зарослях в стороне от дороги, наверное, с час. Вообще-то их загнала сюда подозрительная группка встречных всадников. Дожидаясь, пока движение по тракту снова заглохнет, решили заодно подкрепиться и дать отдых избитым задницам. Для неопытных наездников быстрая рысь стала тяжким испытанием, но сносимые мучения того заслуживали — за два часа одолели почти двенадцать миль. Вороного, стремительного, как птица, сдерживал только его привязанный сзади собрат. Каурый же Купчик, хоть и казался копотливым, обнаружил исключительную выносливость. Поэтому, когда к концу второго часа вороной уже не приплясывал от нетерпения и умерил прыть, Купчик с ним поравнялся и далее шел рядом.
      Обедали холодной уткой с караваем — добычей Йерса. Аппетит разыгрался так, что сил на выволочку сорванцу не осталось. Весьма приличных размеров птица растаяла скоро и незаметно.
      — Еще один, последний вопрос. — Шагалан печально повертел в руках обглоданную кость. — Как с тобой поступить, приятель?
      Глаза мальчишки настороженно блеснули.
      — Прогнать хочешь?
      — Не о том речь. Там, куда я иду… сам не знаю, что со мной случится.
      — Подумаешь, — хмыкнул Йерс. — Я нигде этого не знаю. А вместе все же легче выкручиваться.
      Шагалан вздохнул:
      — Ты, может быть, и готов к любой опасности. Я тоже к ней готов. Но вот дело мое не готово, не потерпит оно лишнего риска.
      — Выходит, я правильно догадался, — буркнул Йерс.
      — О чем догадался?
      — Ты лазутчик? Из-за пролива, да?
      Юноша чуть не поперхнулся краюхой хлеба:
      — С чего ты взял?
      — С чего, с чего… Сообразил. Молодой парень вырос в Валесте, прется с юга без документов. Грамотный и здорово дерущийся. Налегке и с важной целью. Да и вообще…
      — Что вообще?
      — Чувствуется в тебе… не наше, не гердонезское. И говоришь вроде чисто, а выражаешься иной раз чудно. Всякие тонкости да хитрости знаешь, а обыденности порой в диковинку. Странно…
      — Не слишком ли ты, приятель, глубоко меня изучил за неполный-то день?
      — А разве не прав?
      Шагалан почесал в затылке. Закавыка такая имелась, с нею столкнулись почти сразу: стоило плотно пообщаться с гердонезцем, как он подчас начинал отмечать их инородность. Сколь ни бились разведчики часами над речью, сколь ни зубрили ворохи описаний, сколь ни корпели над книгами, это повторялось вновь и вновь. Если в Валесте их иногда принимали за уроженцев Гердонеза, то в Гердонезе — за валестийцев. Мастер Кане успокаивал, объяснял, что многолетний отрыв от родины не мог пройти бесследно, а лекарством послужит лишь такая же многолетняя жизнь в своей стране. Пока же приходилось осмотрительнее ввязываться в нечаянные беседы, прежде все хорошенько продумывать, взвешивать, подготавливать пути отступления. Или хотя бы стараться подобным образом себя вести.
      — Да ты не бойся, — продолжал хмурый Йерс. — Мне нынешнюю власть любить резона нету. И не так я еще скурвился, чтобы доносить за пару сребреников. Тем более — из трусости.
      Юноша, помедлив, произнес тихо:
      — Если уж ты, приятель, такой догадливый, то должен понять мои поступки. Взять с собой я тебя не вправе.
      — Боишься, обузой стану?
      — Все возможно. Не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Не хочу, чтобы в минуту опасности мысли занимала твоя защита. Наконец, не хочу, чтобы тебя использовали как заложника в борьбе со мной.
      — За заботу, конечно, спасибо. Хотя, подозреваю, в основном ты дрожишь не за меня, а за свое таинственное дело.
      Шагалан промолчал — мальчишка был во многом прав.
      — Ладно, чего уж теперь распинаться. Чай, оно не впервой. До города-то хоть проводишь?
      — А чего тебе в городе?
      — Холодает уже, там перезимовать легче. Я вообще-то в Галагу и шел, когда на обоз наткнулся. Имеется у меня в городе пара гнездышек.
      — Родные-знакомые?
      Йерс фыркнул насмешливо:
      — Подворотни-подвалы. Покуда совсем не захолодало, надо лучшее местечко занимать. Чуть опоздаешь — с кровью отбивать придется.
      Разведчик посмотрел в темные детские глаза:
      — Вот что, малыш. С собой я тебя не возьму. Но и на дороге не брошу, где-нибудь здесь поблизости подыщем убежище. Буду возвращаться — заберу тебя к добрым и надежным людям. Пойдешь?
      — Я-то пойду, о чем речь. А ты… — голос мальчишки дрогнул, — вернешься?
      — Выживу — вернусь, — хмыкнул Шагалан. — Пока же тронулись.
      Целый день им бессовестно везло в пути. Миновали с полдюжины деревушек, около десятка хуторов и постоялых дворов, переправились через две речки, причем однажды — по жиденькому мосту, и ухитрились так и не попасться на глаза стражникам. Три поста, различимые по скоплению подвод и людей, обогнули лесными тропками. В остальном тракт пустовал. Редкие путники разъезжались пугливо, отнюдь не докучая своим вниманием. Все получалось слишком хорошо, чтобы длиться долго. И везение кончилось.
      Как только принялись спускаться в заболоченную лощину, из кустов на дорогу шагнули темные фигуры. Даже разведчик не успел их заметить. Два солдата в кожаных доспехах и круглых шлемах с небольшими полями. Один постарше, с проседью в длинных усах, держал в руках экзотического вида гизарму, другой, совсем юнец, — заряженный арбалет, близнец хранившегося сейчас в хлеву Нестиона. Воины смотрелись не очень серьезно, но разведчик поклялся бы, что в кустах отыщется еще несколько стрел, нацеленных ему в грудь. Надлежало импровизировать с ходу.
      — Стой! — Старший стражник поднял руку. — Кто такие?
      Шагалан, едва остановив лошадь, неуклюже сполз на землю и бросился к патрулю. Навстречу попытались наклонить лезвие гизармы, однако юноша, как бы невзначай увернувшийся, приблизился вплотную. Теперь стрелять бы затруднились.
      — Слава Творцу! Родненькие! — залепетал он, корча испуганную гримасу. — Спасители! Не покиньте в беде, господа служивые!
      Последняя фраза оказалась не вполне корректной, о чем Шагалан догадался, разглядев воинов получше. Это были не мелонги и не губернаторские стражники, а члены странных дружин, именовавших себя ополчением. Составляли их фригольдеры — свободные крестьяне самых разных покоренных краев, иностранцы, несколько лет отслужившие в императорской армии. Получив землю в Гердонезе из рук варваров, они, сплоченные общей чуждостью, и по завершении службы являлись опорой Империи на своей новой родине. Опытные, хорошо вооруженные, беспощадные дружины фригольдеров нередко становились в борьбе с разбойниками и мятежниками наиболее действенным средством.
      — А ну, отойди! Говори, кто такой! — резко ответил старший из ополченцев, пока младший силился развернуть громоздкий стреломет. Судя по акценту, попались, скорее всего, тигратцы.
      — Я Хальбринс, слуга господина Метлиса, купца из Галаги. — Шагалан продолжал крутиться между сбитыми с толку воинами. — Милях в пяти отсюда на наш караван напали грабители. Хвала Всеблагому, отбились, но при этом тяжело ранило моего почтенного хозяина, господина Метлиса. Ему срочно нужна помощь! Вот, еду в город за лекарем.
      Седоусый страж наконец нашелся:
      — Документ!
      Купеческую бумагу он долго вертел в руках, рассматривал чуть ли не на просвет, беззвучно шевеля губами и водя узловатыми крестьянскими пальцами. Шагалан даже засомневался в его грамотности, когда услышал:
      — Халь-бринс… Это ты?
      — Я, я!
      — Почему грамота на весь обоз?
      Разведчик всплеснул руками:
      — Как вы не понимаете, уважаемый?! Господин Метлис при смерти, что он еще мог мне дать, лишаясь чувств? Да каждая минута драгоценна!
      Седоусый медленно оглядел путников.
      — Это кто? — кивок в сторону Йерса. «Действительно, кто?» — пронеслось в голове юноши, а язык уже сам выписывал кренделя:
      — Это? Известно кто. Братишка мой младший, Тиллен. Впервые взял его в дорогу, и сразу такая история, а! Господа стражники, пропустите ради Творца! Если что плохое с господином…
      — Его в грамоте нет. — Воин не дал себя отвлечь.
      — Господин стражник, мальчонке нет десяти! Согласно указу господина губернатора, если ребенок сопровождается взрослым…
      — Ладно, знаю, — фыркнул седоусый. — Чего ж он такой грязный и оборванный, коли твой брат?
      — Так ведь как было-то? Когда тати налетели, он в кусты кинулся, да в овраг и скатился. — Шагалан старался говорить быстро, без пауз и с нажимом. — А там не то болото, не то лужа какая, Бог ведает! Мы его потом еле нашли. Конечно, ободрался, измазался, а тут ехать срочно. Вот в чем вытащили…
      — И за каким лешим ты его с собой поволок?
      — Так ведь брат же, господин стражник! Не чужой человек. — Юноша добавил в голос огня. — Мало ли что там еще в лесу приключится? Вдруг бандиты вернутся? Нет уж! Я его у матери взял, мне и возвращать. Наша мамаша парнишку пуще глаза берегла. Как-то возил его на ярмарку, так…
      — Понял, не канючь.
      Седоусый продолжал недоверчиво осматривать их, но гизармой махать прекратил, упер концом древка в землю.
      «Лучше бы вам поверить мне, ребята, — подумал Шагалан, чуть касаясь локтем рукояти ножа. — Те, топчущиеся в зарослях, может, и выживут, а вот у вас это точно не получится».
      — Ладно, — медленно вымолвил седоусый. — Поедем, покажешь свой обоз.
      — Да вы что, родненькие! — взвыл юноша. — Мне ж лекарь срочно нужен! Лекарь, не стражник! Или вы сами врачевать обучены? Чего же тогда рассуждать? И так не знаю, успею ли обернуться, не изойдет ли раньше хозяин кровью. А ведь если помрет… это ж все… хоть на большую дорогу иди, хоть на паперть… да вдобавок за нерадивость достанется… не лишайте живота, господа служивые!…
      Жалостливые вопли и всхлипы наконец допекли воина, он раздраженно махнул рукой:
      — Езжайте, черт с вами. Где, говоришь, на караван напали?
      — Милях в пяти-шести назад по тракту. В перелеске. Человек десять их было, злодеев. Несколько верховых. Накинулись как снег на голову, с разных сторон…
      Убедившись, что к нему уже утратили интерес, Шагалан мигом оказался в седле и двинулся дальше с максимально возможной скоростью. Еще расслышал, как сзади зашелестели и затрещали ветки: сейчас ополченцы должны собраться и решить, идти ли на выручку мифическому обозу или наплевать на него. Лишь когда скрылась из виду злополучная лощина, обрел дар речи Йерс:
      — Ну, помогла-таки моя грамотка? А ты: «На кой ляд она, выбросить»…
      Разведчик не ответил.
      — Коли такой лихой рубака, чего ж не забил этих стражников? Раз-два, и дорога чистая. А ты лебезил, ломался перед парой обалдуев, только что деньги не начал совать. Ну, чего молчишь?
      Шагалан мрачно оглянулся на болтуна:
      — Денег они, скорее всего, брать бы не стали. И подвернулись, если ты заметил, не стражники вовсе, а фригольдеры. Эти тут не по службе, не из жадности. Мыслю, где-нибудь поблизости их поселок, вот и стерегутся. А еще, если заметил, в кустах прятались по меньшей мере человека три с луками-арбалетами. Я-то и выкрутился, отмахался бы, а вот ты, парень… Тебе бы стрелой башку уж наверняка бы снесли. Теперь понял, что способен помешать, того не желая?
      Йерс замолчал и сидел так, надувшись, почти до вечера.
 
      К деревне подъехали в тот необычный час, когда самый пасмурный день порой дарит нежданное солнце, ветер стихает, и чудесная погода благостно встречает сумерки. Вытянувшееся по обеим сторонам дороги селение было вполне заурядным, то есть бедным. Цепочка убогих, крытых соломой хибар, едва дымящая кузня да трактир. Именно трактир выглядел наиболее справно, но и там стояла тишина, во дворе лишь одна лошадь сонно кивала головой.
      — Здесь заночуем, — объявил Шагалан, привстав на стременах. — До города миль десять, может, двенадцать. Очень подходящее место.
      Путники двинулись по улице, объезжая непуганых свиней, дремавших в лужах. Внимания на необычную пару никто, кроме деревенских псов, не обращал — разок-другой скрипнули на заливистый лай приоткрываемые двери, да мелькнуло в крохотном окошке чье-то озабоченное лицо. К удивлению Йерса, трактир с проржавевшей жестяной вывеской они миновали без остановки. Как и всю деревню, до последней, расположившейся чуть на отшибе избы.
      — У тебя тут кто знакомый, что ли? — спросил мальчишка.
      — Никого. Я вообще в этих краях впервые.
      Йерс скривил губы:
      — Тогда чего ради притащились к этой развалюхе, Шагалан? Могли бы и в трактире прекрасно устроиться. Все ж лучше, чем вместе со скотом. Ведь самая нищая лачуга!
      — Для вчерашнего бродяги, приятель, ты чересчур разборчив, — усмехнулся юноша, слезая с лошади. — Здесь не так удобно, зато потише. Меньше глаз и ушей.
      — Вот еще глупости! Да тот трактир совершенно пустой стоит. Там вовсе ни глаз, ни ушей не найдешь. Давай вернемся, а?
      Разведчик, проигнорировав нытье плетущегося сзади мальчишки, отодвинул покосившуюся калитку и направился к дому. Шагнул на утонувшее в земле крыльцо, забарабанил кулаком в дверь. Вначале казалось, что на его стук откликнулись только притихшие было окрестные собаки. Лишь через минуту за дверью зашуршало, она приоткрылась, и в просвете появилось бледное, костлявое мужское лицо.
      — Чего надо? — Глаза крестьянина выражали испуг.
      — Здрав будь, хозяин! — белозубо оскалился Шагалан. — Не приютите ли путников до рассвета?
      — Рядом трактир, там и спросите. У нас негде! — Хриплоголосый хозяин потянул створку на себя. И захлопнул бы, если б не вклиненная нога гостя.
      — Не бойся, добрый человек… — Разведчик медленно, но верно открывал дверь, выуживая заодно и хозяина. Улыбаться при этом не переставал. — Мы люди мирные, тихие, просто выбрали именно твой дом. Не разбойники, заплатим, сколько надо, еще в прибытке останешься, благодарить будешь.
      Дверь окончательно распахнулась, на пороге затоптался длинный, нескладный мужик с растрепанной бородой, в линялой посконной рубахе навыпуск. Юноша уверенно шагнул к нему, вынул из руки топор. Для ободрения даже похлопал беднягу по плечу, однако тот взвыл с тоской: