Остров мечты - Разведчик с Острова Мечты

      Разведчик чуть качнул корпусом, проверяя прочность захватов, потом стремительно отступил, закрутился на месте, подныривая под собственную руку. Аккуратно выверенный толчок, и три беспомощных тела полетели на траву. Четвертый лиходей какое-то время ошарашенно озирал копошащихся внизу товарищей, затем с утробным рыком взмахнул дубиной. Шагалан, пританцовывая, наблюдал за всеми этими приготовлениями. Он даже не счел нужным защищаться, а просто в последний момент вышагнул в грудь бородачу, и того, ломая ветки, унесло в кусты.
      — Поднимаемся, ребята, поднимаемся! — оскалился юноша. — Веселье только начинается.
      Поверженные противники вставали медленно, будто нехотя. Их вера в победу сильно поколебалась, но, как выяснилось, не угасла. Ощетинившись оружием, начали мало-помалу обходить неприятеля с боков. Юноша окончания маневров дожидаться не стал, рывком подскочил к крайнему разбойнику. Побледневший бородач, напарник того, что никак не мог продышаться сейчас в кустах, в ответ неуклюже, но яростно махнул дубиной сверху вниз. В пустоту. Шагалан мягко сопроводил удар до земли, потом гораздо энергичнее повел обратно. Глухой стук дерева о кость, ноги бородача подкосились, и он опрокинулся навзничь. Разведчик, взвесив на ладони добытую дубину, развернулся к оставшимся противникам:
      — Есть желание продолжать, господа хорошие?
      Палка в его руках вдруг стремительно завертелась, жужжа и сливаясь в размытую полусферу, затем так же внезапно застыла, вытянулась в сторону разбойников. Эффект был полный. Стоявшие на ногах лиходеи попятились, прочие — попытались отползти подальше.
      — Ну… ты… парень, брось, — неуверенно заговорил мужик в безрукавке. — Черт с тобой! Иди, куда шел.
      Шагалан перевел на него тяжелый взгляд — сегодня он пребывал откровенно не в духе.
      — Это как же? Неужели вы меня отпускаете?
      — Отпускаем, отпускаем. Связались с окаянным, на свою голову…
      — Как славно, — сощурился Шагалан. — Да только вот ведь беда — я вас пока не отпускаю.
      Новый всплеск испуга в глазах. Бледный как полотно Багер даже судорожно заозирался, ища пути для бегства.
      — Чего тебе-то от нас надобно? — покашливая, наконец поднялся из кустов разбойник, заработавший удар ногой. Похоже, именно он верховодил в группе.
      — Совсем немного. Как понимаю, вы из ватаги Большого Ааля?
      — С чего взял? — насторожился вожак.
      — Сообразить нехитро. Вы промышляете в его лесу, причем достаточно дерзко. Навряд ли Ааль потерпел бы подобную наглость от пришлых татей.
      — И что с того?
      — Отведете меня в лагерь Ааля.
      — Никак быстрой смерти захотелось, удалец? — скривился вожак.
      — Это уж моя забота.
      — Верно. Однако по какому такому резону нам тебя туда вести? А не согласимся?
      Шагалан ухмыльнулся:
      — Головы оторву. Сомневаетесь?
      Вожак попытался смело встретить его взгляд, но не выдержал и опустил глаза.
      — И откуда ты только взялся такой? — сердито буркнул он себе под нос.
      — Ну так как? Проводите?
      — Ладно, куда деваться. Пускай атаманы с тобой разбираются… Если б наперед ведали…
      Шагалан внимательно посмотрел на разбойника:
      — Про меня узнали от кузнеца?
      — Какого еще кузнеца? — Тот вжал голову в плечи, словно от удара.
      — Брось, дядя. Прекрасно разумеешь, о чем говорю, потому не зли меня. Стало быть, от кузнеца?
      Дубина в руках юноши угрожающе приподнялась.
      — От него. Парнишка прискакал, сказал, идет, мол, в город одинокий бродяга, да с полным кошелем серебра. Работа ерундовая, а барыш велик. И ведь, выходит, как удружил, подлюга!…
      — Кузнец, как я понял, от вас кормится? И за что же?
      — Это не те вещи, о которых можно болтать. Поверьте… сударь. Да и на кой вам?…
      — Раз спрашиваю, значит, надо, — оборвал Шагалан жестко. — Я тебе помогу. Про осведомительство уже уяснил, про сбор откупных наслышан. Что еще?
      Собеседник долго мялся.
      — Ну… это… случалось, поставлял нам… потребное…
      — Травку?
      Вожак вскинул округлившиеся глаза, помедлив, кивнул.
      — Добро, — удовлетворился Шагалан. — Для начала неплохо. А теперь двигаться пора. Далеко тут?
      — С пару миль.
      — Ведите. Я замыкающим. Не то чтобы вам не доверял, господа, но присмотреть не лишнее. Шутить или играть в зайцев не советую. И не горюйте! Меньше часа под конвоем, и вы снова свободные дети лесов. Дабы не волновались, скажу — намерения у меня исключительно мирные. Да и не съем же я в одиночку всю вашу славную ватагу?
      — Кто тебя ведает… — покосился притихший Багер.
      — Молодец, — Шагалан улыбнулся, — быстро соображаешь. Тронулись.
      Путь лежал по едва заметным, прерывистым стежкам, через заросли и буреломы, овраги и ручьи. То ли сказались эти препоны, то ли разбойники предпочли не самую короткую дорогу, но заняла она почти полтора час. Шли молча, сосредоточенно. Изредка кто-нибудь оборачивался и бросал на юношу взгляд, исполненный боязливой неприязни. Они не были связаны, остались при оружии, если не считать отобранной дубинки, однако никаких попыток неповиновения не предпринимали. Когда спускались в очередной овражек, дождь наконец припустил вовсю, забарабанил по спинам холодными косыми струями. Чертыхаясь, взобрались по раскисшему вмиг откосу.
      На какую-то секунду почудилось, будто они по ошибке забрели в маленькую деревушку. За невысоким частоколом на лесной прогалине кучились десятка полтора бревенчатых домиков. Скромные, но добротно срубленные избушки, крытые тесом, последние из них едва виднелись в тени листвы. И жизнь в деревушке текла самая обыкновенная: над крышами поднимался дымок, вяло брехали собаки, мычали коровы, шумели куры, бабы деловито развешивали белье. Здесь не водилось огородов, дома буквально прижимались стенами один к другому, образуя подобия улочек. Короче, на первый взгляд пусть и зажиточная, пусть и влезшая глубоко в чащобу, но заурядная деревня. Между тем от глаза внимательного не могло укрыться, что деревня заурядной отнюдь не была. Слишком много оседланных коней топчется у крылец, слишком хорошо вооружены слоняющиеся взад-вперед мужчины, слишком мало, в конце концов, женщин и детей.
      Пока Шагалан изучал поселение через тын, вожак группы не без злорадства поинтересовался:
      — Не раздумал идти, удалец? А то самое время.
      — Еще чего, — буркнул юноша, стряхивая воду с волос. — Не для того сюда тащился.
      Неподалеку обнаружились распахнутые настежь ворота. Около них под кустом притаилась завернувшаяся в плащ тень. Группа уже входила внутрь, когда тень зашевелилась и высунулась к ним сбоку, оказавшись тощим, жилистым стариком с кудлатой бороденкой.
      — Здорово, дед, — кинул вожак.
      — С охоты, Куля? — Старик оживился, видимо только что распознав гостей.
      — С охоты, — поморщился разбойник. — А ты чего под кустами хоронишься?
      — Так поливает-то как знатно. Промок весь, понимаешь, насквозь. И вам никак тоже досталось?
      Вожак предпочел не заметить вопроса.
      — Атаманы здесь?
      — Ряж с утра не воротился, остальные у себя. А кто с тобой?
      — Неважно.
      — Ага… Слышь, Куля. Ты скажи там, чтобы мне чего с обеда принесли, а? Совсем живот подвело, а тут еще дождь этот проклятый. Мне б, понимаешь, согреться чего…
      — Страж? — хмыкнул Шагалан, когда миновали ворота.
      — Какое, — отмахнулся Куля. — Так, пес привратный.
      Из-под сапог с обиженным гоготом разбежалась стая гусей. Несколько человек повернули головы в сторону вошедших и, признав своих, продолжили прежние занятия. Местные псы ими вообще пренебрегли. Почти пересекши небольшую утоптанную площадку за воротами, вожак остановился:
      — Вот что, ребята. Я парня отведу к атаманам, а вы топайте по домам. Нечего зря слоняться. Да смотрите не болтайте про сегодняшние дела, слава вам от того невеликая, а вот стыда не оберетесь. Это перво-наперво тебя касается, Багер.
      — А почему меня? — оскорбился кривоносый парень.
      — Языком молотить больно любишь, вот почему. Ступай!
      Не оглядываясь, Куля уверенным шагом повел юношу к самому приметному в деревушке дому. Двухэтажное бревенчатое строение Шагалан принял поначалу за церковь, настолько выделялось оно из своего окружения аляповатой роскошью. Гонтовая крыша была хитро изломана, там и тут из нее торчали крохотные башенки, в свинцовых переплетах окон переливались разноцветные стекла. Резные доски обильно покрывали весь фасад, еще больше сгущаясь вокруг высокого крыльца. На нижней, непросохшей от дождя ступеньке сидел лохматый полуголый мужик и сосредоточенно возился со снятым сапогом. Рядом — прислоненное к стене копье. Как и привратник, мужик обратил внимание на посетителей, когда те уже подошли вплотную.
      — Привет, Маглис, — заговорил Куля.
      Лохматый вытащил изо рта кусок дратвы.
      — Здорово. Быстро обернулись.
      — Нам к Аалю. Он там?
      — Там. А с тобой кто? Новенький?
      — Новенький, — нехотя кивнул Куля. — Одарил Господь встречей…
      Поднялись в дом, прошли полутемные сени. Обширная светлица пахнула крепким теплом — у стены в камине пульсировал огонь. Через всю комнату тянулся, оставляя место только ряду лавок, громоздкий стол. Сейчас он был девственно пуст, лишь на дальнем конце грудились тарелки, кувшины и прочая посуда. Сидевший там мужчина неспешно потягивал что-то из кружки. Средних лет, худощавый, с резкими чертами гладковыбритого лица, черные волосы острижены в жесткий ежик. Одет по-городскому, в дорогой, с шелком, камзол. К вошедшим метнулся пронзительный цепкий взгляд. Разведчик почувствовал, как подобрался и напрягся под этим взглядом спутник.
      — Здравы будьте, господин Бархат! — Куля отвесил глубокий поклон.
      Человек не шелохнулся, вперился в Шагалана, кланяться не торопившегося.
      — Дело до вас, выходит, господин Бархат. Вот этот молодой господин…
      — Кто это? — Голос у Бархата оказался глуховатый, но на удивление мягкий.
      — Я говорю, парнишка… тот, на которого мы вышли… вот он, то есть… пожелал прийти и побеседовать с вами.
      Бархат наконец перевел глаза на совершенно смешавшегося разбойника;
      — Пожелал? Он пожелал? А ты послушался… Разве тебя посылали для переговоров?
      — Нет, но…
      — Так какого черта ты его сюда притащил? — Сквозь мягкость голоса, почудилось, прорезался металл.
      Бледный Куля с шумом набрал в грудь воздуха.
      — У меня… не было выбора.
      — ?
      — Отметелил он нас с ребятами там… в засаде.
      Бархат внимательнее окинул взором щуплую фигуру Шагалана.
      — Он? Один на четверых? Вы что, бездельники, по дороге напились в дым?
      — Клянусь, господин Бархат, ни капли! — заспешил Куля. — Сам не пойму, как все приключилось. Я человек бывалый, потасовкой не удивить, но такого еще ни разу не видывал. Ей-богу, парень не прост! Раскидал нас четверых, ровно котят. Потребовалось — прикончил бы без труда. Что нам оставалось?
      Какое-то время Бархат косился на него с нескрываемым сомнением.
      — Ну, положим. Тогда вопрос к вам, юноша. Кто вы и зачем захотели явиться к нам?
      — Мое имя Шагалан. На самом деле никаких хитростей: прибыл с юга, много слышал о ватаге Ааля. Специально пошел через эти леса, надеялся наткнуться на кого-нибудь из ваших людей. По счастью, так оно и случилось. Убедил господина Кулю с товарищами не грабить меня, а мирно проводить в лагерь. И все.
      — Цель?
      — Хочу осмотреться у вас. Если понравится — остаться. Так сказать, вступить в ряды.
      — Ишь ты. — Бархат прищурился. — С гонором. «Если понравится…» А с чего ты взял, малец, что сам тут понадобишься? Где драться научился?
      — С детства талант, — хмыкнул Шагалан.
      Тонкие губы разбойника недобро скривились:
      — Крутишь, парень. И о себе толком не говоришь. Каково настоящее имя? Откуда родом? Сословие? Чем занимался раньше?
      — Бросьте, господин Бархат, — отмахнулся Шагалан. — Неужели вы знаете это обо всех своих людях? У каждого небось сохраняются маленькие тайны. Просто у меня их будет чуть больше.
      — О своих людях я знаю все, — с нажимом изрек атаман.
      — Тогда я стану исключением. По крайней мере, до поры.
      Бархат надолго замолчал, посматривая на юношу исподлобья. Замерший Куля вовсе превратился в беззвучный призрак.
      — Так что решим, господин атаман? — нарушил тишину Шагалан. — Погостить мне у вас или как?
      — Лучше бы молился, чтоб сразу на суку не подвесили, — медленно отчеканил Бархат. — Откуда известно, кто ты по правде? С какой стати рисковать, доверяя тебе? Сам ты таким умным вылупился или подослал кто? Если лазутчик, то чей? А ведь можно пройтись по спине железом каленым, вдруг выплывет что-нибудь любопытное.
      — Хм, чувствую, не ко двору я здесь… Жаль. Тогда прошу извинить, если чем обидел, а я, господа, пожалуй, пойду восвояси.
      — Пойдешь, когда отпустят! Если отпустят.
      Улыбка разведчика захолодела:
      — Попробуйте сдержать.
      — Полно, Бархат. Оставь парня в покое, — вмешался низкий властный голос.
      Все подняли головы. По массивной лестнице с верхнего этажа сходил дородный высокий мужчина в длинном красном кафтане до пола. Уже немолодой, седые прядки прорезались в окладистой черной бороде. Все в молчании ждали, пока новый участник беседы неторопливо, вразвалку спустится и подойдет ближе. Обозрев собравшихся, он положил тяжелую ладонь юноше на плечо. Жалобно взвизгнула под грузным телом половица.
      Шагалан вытерпел второй за последний час взгляд живых, проницательных, может, только не таких жестких глаз, освещавших грубоватое крестьянское лицо. Мужчина улыбнулся в усы:
      — Значит, говорят, дерешься здорово?
      — Не то слово здорово, господин Ааль, — с придыханием затараторил рядом Куля. — Истинный Бог, никогда подобного не видал.
      — Хорошо. Доброму ратнику всегда у нас занятие найдется.
      Из-за стола поднялся мрачный Бархат:
      — И так полно лишних ртов. Куда еще одного?
      Ааль чуть повел в его сторону бровью:
      — Дармоеды расплодились — в том ваша вина. И коль этот удалец один четверых побил, то гнать надо не его, а тех четверых болванов. Тогда и ртов поубавится.
      — Но ведь непонятно, что он за птица. Про себя сообщать не хочет, темнит. Если…
      — Прекрати, — оборвал Ааль и повернулся к юноше: — Не обижайся, парень. Как, слышь, тебя звать?
      — Шагалан.
      — Не обижайся на Бархата, Шагалан. В последнее время он слишком много работал, усталость обострила его и без того непомерную подозрительность. Мне же ты, наоборот, симпатичен.
      — Благодарю, — скупо ответил юноша.
      — Нам нужны такие парни, как ты, молодая, горячая кровь. Только вы способны вдохнуть новые силы в дело. А если при том еще обнаруживается и воинский талант… Такими ребятами мы не вправе разбрасываться!
      Ааль совсем уж доверительно обнял Шагалана за плечи и неспешно повел в глубь комнаты, словно не желая делить дружескую беседу с остальными.
      — С этой стороны все прекрасно, сынок. Проблема возможна в другом. Сумеешь ли ты объяснить, чего хочешь у нас добиться? Ради чего готов рисковать жизнью? Надеюсь, понимаешь, риска тут бывает с избытком?
      — Понимаю, сир. С объяснениями же никакого сомнения: моя единственная цель — борьба с мелонгами. Они сделали меня сиротой, уничтожили мой дом, поработили мою страну. Долги подлежат оплате их поганой кровью. Если вещаемое о вас, сир, соответствует истине, я получу шанс осуществить свою месть.
      Лицо Ааля просияло — он явно услышал то, что страстно желал услышать. Атаман развернул Шагалана к свету и вгляделся в него, улыбаясь.
      — Отлично сказано, мой мальчик! Ты действительно попал в нужное место. Здесь собрались люди, главной заботой которых как раз и является освобождение Гердонеза. Я постарался отыскать лучших из тех, кто наполняет сейчас нашу страну, — униженных, ограбленных, оскорбленных. Мы уже немало пережили и многого добились. Нас гоняли по лесам и горам, мы голодали и теряли товарищей, но терпели. Терпели, потому что верили — настанет час, и мы сами разгоним белокурую свору по этим чащобам, где она и сгинет на веки веков. И ничему не пошатнуть нашей веры! Будет, обязательно будет решающий бой, день жестокой битвы добра со злом. Кое-кто сомневается в победе, но я говорю — она придет! Таких как мы — десятки, даже сотни тысяч. Если каждый отдаст свои силы в общий поток, мы сметем язычников, словно весеннее половодье! Пепел и кровь Гердонеза взывают об этом, они не простят трусости и колебаний! Ты, полагаю, слышал, мы добились кое-чего на севере. Немало захватчиков и их приспешников головой заплатили за совершенные злодеяния, однако основная работа еще впереди. Путь к свободе долог и труден, он потребует множества жертв и подвигов. У каждого появится шанс стать героем… Если будет на то воля Творца, это получится и у тебя, сынок.
      Раскрасневшись от собственной эмоциональной речи, Ааль перевел дыхание. Остальные не проронили ни звука.
      — Конечно, долгие годы борьбы требуют также и солидных средств. Люди должны есть, одеваться, вооружаться. Чем-то помогают крестьяне, но их закрома скудны… Улавливаешь мою идею, сынок?
      — Вы о лихом промысле, сир? — отозвался ровный голос Шагалана. — Я прекрасно понимаю, ремесло это не очень почетное, но неизбежное. В конце концов, одни проливают за свободу свою кровь, прочим же следует поделиться доходами. Пусть даже по принуждению.
      — Молодец! — расцвел Ааль. — Видишь, Бархат, наш юный друг не только умел и храбр, а еще и благоразумен. Гран здорового цинизма на бадью возвышенного порыва — то, что нужно! Помяни мое слово, именно такие ребята однажды войдут победным маршем в Ринглеви! Они не впадут в беспощадный разгул, но и не помрут с голоду из-за романтических догм. А ты намеревался его повесить! — Он покачал головой: — Ну, все, решено. Остаешься у нас. Дня два-три осмотреться, обвыкнуться, познакомиться с людьми. После подумаем о твоем боевом крещении.
      Атаман обернулся к дверям:
      — Куля! За то, что привел такого способного парня, тебе прощается сегодняшняя оплошка. Ряж не вернулся? Приедет — пусть определится с командой и снаряжением. А пока отведешь новичка к Опринье, скажешь, чтоб устроил и накормил. Ну, ступай, сынок. Да, Куля! Передай Опринье: надо выслать пяток людей навстречу Ряжу — он что-то запаздывает, а может доставить неплохую поживу. Если получится, вечером закатим знатную пирушку. Заодно отметим и твое, Шагалан, появление. Ступайте.
      Когда они вышли на крыльцо, у подножия уже копошилась кучка любопытствующих. Напустивший на себя суровый вид Маглис сдерживал их древком копья.
      — Уф-ф, — негромко выдохнул Куля, утирая мокрый лоб. — Ловко, однако, все сладилось. Я уж чаял — конец, быть беде. Особливо струхнул, как Бархат на тебя навалился. А теперь вроде и ничего, все оказались молодцы, едва ли не герои! Ловко! Хотя, конечно, кабы не Ааль… Все-таки большого ума человек.
      — Давно у него? — вскользь поинтересовался разведчик.
      — Скоро уж год. Как он в здешние края направлялся, так наша ватажка к нему и прибилась. Под сильной рукой и надежней и сытнее… И вот что. Ты, Шагалан, за ту стычку у брода на меня с ребятами зла не храни. Мы свое дело делали, ты, как выяснилось, — свое. Убивать тебя никто не собирался, деньги бы забрали и все. Если б не супротивился, вообще бы пальцем не тронули.
      — Ерунда, забыто. Сами меня извините. Помял я вас там немного, но без этого, понимаете, мне сюда бы не добраться. Потому тоже не обижайтесь.
      Лицо Кули расплылось в неуверенной улыбке:
      — Согласен. — И они пожали друг другу руки.
      Снизу встретили этот жест одобрительными возгласами. Спустившись с крыльца, двинулись сквозь группу из десятка человек, оказавшуюся на удивление плотной. Со всех сторон неслись вопросы, тянулись руки. Куля, волоча Шагалана за собой, как мог отбивался на ходу. Вырвавшись наконец на волю, они пошли по улочке, но двое из любопытных уцепились хвостом. На середине улочки Куля развернулся, сердитый:
      — А вы чего привязались? Совсем одичали, на свежего человека сразу кидаетесь? Оставьте в покое!
      — Кончай собачиться, Куля. Не съедим мы его.
      Подошедшие были молоды. Точнее, по-настоящему молодым следовало считать одного из них, не исключено, даже ровесника Шагалана. Высокий светловолосый парнишка выглядел очень худым и слегка сутулился, единственная яркая деталь на бледном лице — большие голубые глаза. И еще разведчику запомнились его руки — длинные нервные пальцы слабо представлялись с мечом или плугом. Второй был не молод, а скорее моложав. На вид ему дали бы лет двадцать, но на деле вполне могло оказаться и под тридцать. Круглое открытое лицо, ворох рыжих волос, крупный нос, толстые губы. Немного ниже первого парня, зато ощутимо крепче. Приблизившись, оба минуту топтались в замешательстве, потом светловолосый заговорил:
      — Привет. Новенький?
      — Новенький, новенький, — проворчал в ответ Куля. — Только что пожаловал.
      — Тогда давай знакомиться. — Светловолосый протянул узкую ладонь: — Я Эркол, а это — Ретси.
      — Шагалан. — Юноша пожал руки приятелям.
      — Пока осваиваешься, советую держаться нас, — улыбнулся моложавый Ретси.
      — Точно, — подтвердил Эркол. — С нами не пропадешь.
      — С вами, бедокуры, в историю попадешь, — буркнул бородач.
      — Отстань, Куля. — Ретси повернулся к Шагалану: — Вообрази, за долгие месяцы ни одного новичка! Атаманы, видишь ли, решили, что и без того народу довольно. А про тебя мы уже наслышаны.
      — Откуда же?
      — Багер рассказывал.
      Куля задохнулся от ярости:
      — Вот ведь сукин сын! Трепло, язык блудливый! Ничего утаить не в силах, все растрезвонит.
      — Болтают, дерешься ты здорово, — беззаботно продолжал Ретси. — Учился где-нибудь?
      — В разных местах понемногу, — последовал уклончивый ответ разведчика.
      — А покажешь? — загорелся Эркол. — А нас научишь?
      — Ты сам с юга? — перебил его Ретси. — Не из столицы, часом?
      — Нет, еще южнее.
      — Даже так? Может, Ольфорс или Дегинсея? Шагалан, хоть и ориентировался капельку в полуденных провинциях, предпочел не рисковать:
      — Не, с того берега.
      — Из Валесты?
      — Лагерь беженцев. А раньше жил в Оронсе. Там и осиротел.
      — Так ты из-под штурма выбрался? — В голосе Эркола мелькнула нотка зависти. — Лихо! А вот я как раз из Ринглеви и тоже сирота. Правда, виноваты в этом не мелонги, а какие-то мародеры, но суть дела не меняется. Ретси же у нас северянин.
      — Хамарань? — предположил Шагалан.
      — Верно, — рассмеялся рыжий. — Неужели все-таки похож на горца? Обычно не замечают.
      — Есть капелька. Что, вместе с Аалем оттуда?
      — С ним. Я в ватаге почти с самого начала — скоро три года стукнет. Это вот Эркол у нас недавно.
      — Ничего себе недавно! — оскорбился тот.
      — Конечно, недавно. Когда ваша шайка к нам пристала? Прошлой осенью. И года еще нет, видишь? Хотя освоился ты быстро.
      На бледное лицо Эркола вернулась улыбка:
      — Да, сейчас я уже набрал кое-какой вес.
      Оба прыснули от не совсем понятной шутки. Воспользовавшись паузой, мрачный Куля выдернул Шагалана за плечо и повел дальше. Друзья нагнали их лишь у входа в длинную приземистую избу. У порога степенно беседовали несколько мужиков.
      — Опринья! — окликнул Куля.
      Один из собеседников, чернявый, с золотым кольцом в ухе, обернулся и неспешно подошел. По виду ему было лет под сорок, впрочем, глубокие морщины обильно переплетались со шрамами, путая оценку. Зеленый камзол — явно с чужого плеча, сабля в дорогих ножнах, правый рукав полупустым завязан ниже локтя. Остановившись рядом, мужик долго слушал бормотание Кули на ухо, одновременно изучая Шагалана с головы до пят.
      — То есть это тот самый парнишка, который надавал тумаков всей твоей команде?
      — Убью скотину Багера! — Куля побагровел и, махнув рукой, затрусил по улице. Вслед понесся дружный хохот.
      — А внешне грозным не кажется. — Опринья повысил голос специально для удалявшегося разбойника. — Может, стоило баб Сычихи вместо тебя послать? Наверняка у них лучше бы получилось.
      Когда фигура бедолаги скрылась за углом, Опринья еще раз окинул юношу заинтересованным взором:
      — И впрямь скажу, парень, впечатления особого не производишь. Ну да после разберемся. Давай за мной.
      Машинально отпихнув попавшегося некстати поросенка, он двинулся к дому. За темными, захламленными сенями обнаружилась небольшая комната в два окошка, плотно заставленная рядами дощатых лежанок. Шагалан насчитал девять штук. Они почти смыкались между собой, выпирали в и без того узкий проход. Лишь в одном месте лежанку заменял забитый посудой стол да крошечная печурка. На юношу словно повеяло чем-то до боли знакомым — в похожей обстановке он вырос. Пахнуло и в буквальном смысле — кисловатым ароматом пота, мокрого белья и пива. Множество прочих запахов превращали все в затейливую какофонию. Здесь находилось еще два мужика — один возился за столом, другой спал, завернувшись в ободранную шкуру. В конце комнаты проход упирался в приоткрытую дверь, за ней, судя по всему, располагалась подобная же спальня. Опринья направился туда, когда встряли вездесущие Эркол и Ретси:
      — Командир, оставь парнишку с нами.
      — Куда с вами? — оглянулся сердитый Опринья. — Все ж занято.
      — Да мы разберемся, — не унимался Ретси. — Потеснимся как-нибудь, не впервой. Может, стол сдвинем, а может, — кивнул в сторону спящего разбойника, — вон, старого Добстера ушлем к соседям.
      — Точно, — поддержал Эркол. — Надоел уже старый хрен своим сопением, каждую ночь под его храп заснуть пытаешься. Сейчас-то, вишь, притих, в темноте опять возьмется за рулады. А так будет компания помоложе, повеселее.
      — Весельчаки… — хмыкнул вожак с сомнением. — Сообща куролесить по ночам задумали?
      — Да оставь парня с ними, Опринья, — басовито сказал кто-то сзади. — А Добстера мы к себе заберем.
      — Пусть живут вместе, — добавил другой голос. — Чем лучше сдружатся, тем надежнее в бою.
      — Ладно, устроите его сами… — Разбойник упер в грудь Шагалана узловатый палец: — Слушай внимательно, вояка: спать здесь, в этой комнате, лежанку ребята укажут. И раз так, следуй пока за ними — хоть проказники, зато освоиться помогут. А коль голова на плечах, то и шалостей их избежишь… — Эркол попытался возразить, но Опринья осадил его взглядом. — Далее. Есть хочешь? Ребята сводят на кухню. Обед прошел, да бабы что-нибудь найдут. Так, одет ты неплохо. Если еще чего, обувку там или на зиму теплое, опять же склад покажут. До вечера приедет Ряж, он тут всеми боевыми делами верховодит. Снарядим тебя, определим в одну из команд. Оружием каким владеешь, нет?
      — Всяким помаленьку, — с трудом удержал Шагалан ухмылку.
      — Хорошо. Понадобится — поднатаскаем, есть у нас несколько славных рубак. А там, через пару дней выйдем на большак, посмотрим, на что ты годен. Ребята, кстати, растолкуют и наши правила. Их немного, однако нарушения караются жестко, учти. Остальные вопросы с Ряжем… — Опринья запнулся и едва заметно поморщился: — Хотя, вероятно, уже не сегодня. Вечером ожидается грандиозная пирушка, веселье на целую ночь. Слышали, парни? Можете вытряхивать из сундуков свои праздничные наряды… — Он снова обратился к Шагалану: — Ну, вот, пожалуй, все. Теперь ты член ватаги, наш кровный брат. Ритуалы и клятвы позднее, но начинай думать о себе именно так.

VI

      То, что ватага попалась необычная, непохожая ни на одну из предыдущих, он понял быстро. Эта необычность, как и подобало, будоражила сразу два противоположных чувства — настороженность и любопытство. Первое заставляло унять язык, второе — внимательно наблюдать и впитывать творящееся вокруг, не забивая голову скороспелым анализом. Шагалан давно освоил такой метод изучения сложных ситуаций, поэтому знал: рано или поздно понимание сущности происходящего родится само, внезапное и кристально ясное. Метод, правда, неторопливый, однако надежный, время же пока терпело.
      Наверное, в глазах новых знакомых он смотрелся замкнутым молчуном, хотя в действительности все обстояло наоборот. Приходилось сдерживаться. Он аккуратно избегал пространных ответов на вопросы, высказывался лаконично, обтекаемо, при этом много слушал и спрашивал сам. Благо, свежеиспеченные приятели оказались словоохотливыми, если не болтливыми. В их словесном потоке, бурливом и довольно мутном, нелегко было выловить что-то интересное, зато выглядел он неистощимым.
      Сложив вещи Шагалана в углу комнаты, троица отправилась в кухню. Там Ретси долго препирался с двумя дородными бабами, которые постоянно порывались захлопнуть перед ними дверь. Из щели густо тянуло вареным мясом. В конце концов напор Ретси взял верх, новичку вынесли поесть. Добычей стали огромная баранья кость с толстыми лоскутами мяса, миска пустого бульона да ломоть хлеба. Лишь узрев это богатство, разведчик понял, как же проголодался. Дружки уселись по бокам и, обильно расточая шутки-прибаутки, следили за его жадной трапезой.
      — Не торопись, приятель, — хмыкнул Ретси, — еще подавишься. Видать, там, откуда пришел, с харчами вовсе худо.
      Шагалан оторвал голову от миски:
      — Ерунда. Просто с утра не жравши. Как у вашего коваля заморил червячка, так с тех пор и топаю.
      — У кузнеца? Мигуна, что ли? — Друзья многозначительно переглянулись.
      — Может, и у Мигуна. В кузнице под холмом. Занятный, между прочим, мужичок.
      — Мигун здесь фигура известная, — кивнул Эркол. — И сам частенько заезжает, и мы к нему наведываемся. Место тихое, без лишних глаз. Спокойно отовариваешься всем необходимым.
      — Уж не травкой ли?
      — Заметил? Да, веселинкой тоже. Но вообще у Мигуна разное найдется: и еда, и выпивка, и одежа, и оружие. Даже цацки для девок и то можно купить. А ты как насчет травки?
      — Не потребляю. Однако богато вы, посмотрю, живете. Я побывал уже в паре ватаг, но такого благоденствия не встретил. Полно денег достается?
      — Перепадает, — отозвался Эркол. — Особливо когда купцы на ярмарки потянутся, деньги рекой текут, окрестные кабатчики да бабы едва успевают хватать. Ну а сейчас, почитай, затишье, монет только на лишнюю еду с выпивкой.
      — Понятно.