Остров мечты - Разведчик с Острова Мечты

      — Не беспокойтесь, сир. Я недавно ужинал и вовсе не голоден.
      Старик плюхнулся на лавку, жестом отправил подскочившего слугу вон и, лишь когда за ним затворилась дверь, обернулся к юноше:
      — Признаться, молодой человек, я несколько шокирован неожиданным воскрешением Тинаса. О нем ничего не слышали лет десять, с самого завоевания. Ходила молва, будто он лишился основной части своего имущества, поссорился с новыми хозяевами страны. Неудивительно, что все сочли его покойником. С годами это стало уверенностью, а тут вдруг… являетесь вы. Поймите правильно мое недоумение. Я искренне рад, если дружище Тинас жив и здоров, но после стольких лет…
      — Прекрасно понимаю вас, сир, — кивнул юноша. — Могу засвидетельствовать: господин Бойд, хвала Создателю, действительно жив и здоров. В качестве же подтверждения моих полномочий позвольте перечислить некоторые из ваших общих с Бойдом операций. Скажем, семьдесят четвертый, Алькарсон, полторы тысячи фунтов меди и пятьдесят — пряностей. Тогда же — познавательное посещение Искьена. Семьдесят шестой, Бигуэр и путешествие на острова…
      — Достаточно, — поспешил оборвать Бронк. — Это… очень интересные сведения. Но они никогда не были тайной.
      Улыбнувшись, Шагалан сбросил на лавку плащ и присел на край стола напротив купца.
      — Не думаю, что вы многим рассказывали о тех поездках. Особенно о Бигуэре: почему-то сразу вслед за вашим визитом местные повстанцы оказались на удивление недурно вооружены и сумели дать отпор королевским полкам. Впрочем, если хотите услышать о более сомнительных сделках, то я припомню…
      На сей раз гость бесстыдно блефовал, бил наугад, однако удар достиг цели. Лицо купца непроизвольно дернулось и побледнело:
      — Нет-нет, не нужно! Вы привели достаточно веские аргументы, господин Шагалан, и я не сомневаюсь, что вы вправду представляете здесь господина Бойда. Не понимаю лишь, чем могу быть ему… и вам полезным?
      — Странный вопрос, любезный господин Бронк. Странный для такого влиятельного и состоятельного человека.
      Щека купца дернулась снова.
      — На самом деле положение мое, господин Шагалан, отнюдь не такое уж благостное. Власти требуют драконовские пошлины, караванные дороги кишат разбойниками, торговля в упадке. Только милостью Творца я свожу концы с концами и не голодаю наравне с нищими.
      Разведчик добродушно закивал в ответ:
      — Вам не о чем волноваться, милейший господин Бронк. Речь вовсе не о денежной помощи… — Подождал, пока вздохнувший свободнее купец вернет лицу обычный цвет, встал, заговорил размеренно и четко: — По крайней мере, не о принуждении к ней. Как правильно замечено, Тинас Бойд бесследно исчез из Гердонеза сразу после завоевания мелонгами. О, представляю, как вы тревожились за судьбу компаньона! Готов удовлетворить ваше любопытство: господин Бойд действительно имел серьезные трения с новой властью, а потому был вынужден покинуть страну, уехав в Валесту. Сотни и тысячи таких же беженцев нашли там временный приют. Только в отличие от многих господин Бойд не смирился и никогда не смирится с потерей родины! Его сделали изгнанником, но не сломили волю к сопротивлению! Жизнь по ту сторону пролива он посвятил единственной задаче — возвращению в освобожденный Гердонез!
      С удовлетворением наблюдал Шагалан, как едва порозовевшее лицо хозяина каменеет, превращаясь в белую маску ужаса. Несчастный пытался что-то вымолвить, слова вязли в хрипах и шипении:
      — Тинас… господин Бойд… мятежник?!
      — Ну, мы предпочитаем другие названия, например «повстанец» или «борец за свободу». Хотя в целом вы совершенно правильно меня поняли, любезнейший. Тинас Бойд оказался не одинок в своих устремлениях и, сплотив вокруг множество истинных сынов отечества, стал одним из вожаков повстанческого движения на чужбине. Конечно, потребовались годы, чтобы выковать из толпы отчаявшихся беженцев боеспособные отряды. И вот теперь приближается время пожинать плоды беззаветных усилий, время принести Гердонезу долгожданную свободу, сбросив с его шеи сапог ненавистных язычников!
      — Невероятно… — выдавил купец.
      — Но это так! Естественно, все минувшие годы Бойд никогда не забывал и о своем верном товарище, компаньоне, спутнике во многих опасных странствиях. Я говорю о вас, доблестный господин Бронк! — Почудилось, что доблестный собеседник всерьез намерен рухнуть в обморок. — Пока шли подготовительные работы, господин Бойд считал неразумным беспокоить вас, чтобы не навлечь на вашу персону ненужные подозрения врагов. Представляю, сколь мучительно было страдать в одиночестве, терпеть, стиснув зубы, унижения от северных варваров и ничего не знать о единомышленниках! Искренне восхищаюсь, господин Бронк… Однако пробил и ваш час! Тинас Бойд дал ясно понять, что ни на секунду не сомневается в вашей преданности святому делу. Такая светлая голова и пламенное сердце, как у старины Бронка, сказал он, ни за что не устранятся от общей борьбы. Приспело время и вам вложить в нее свою лепту, отомстив врагам сразу за все унижения и обиды! Вашу руку, брат! — Юноша сам отыскал холодную, липкую ладошку, безвольную и вздрагивающую. — Отныне вы — один из нас, чьим деяниям позавидуют потомки, один из борцов за свободу, за лучшую долю для всего Гердонеза!
      Дальше нажимать становилось опасно. Даже странно, каким образом сохранялось до сих пор сознание в этом бескровном, раздавленном ужасом, трясущемся существе. Шагалан, отпустив беднягу, уселся напротив, непринужденно закинул ногу на ногу.
      — Коль скоро по основным моментам мы столковались, можно и выпить за успех переговоров, не так ли? Найдется что-нибудь подобающее случаю, милейший господин Бронк?
      — Р… разумеется, — хрипло отозвался купец, совладавший наконец с голосом. Тяжело поднялся, достал из резного шкафчика бутыль и пару серебряных фужеров.
      Юноша поспешил принять посуду из дрожащих рук, налил жидкость в бокалы, первым пригубил:
      — Отличное вино, дружище! Пожалуй, лучшее из всего, что мне доводилось пробовать.
      — Уникальное… В этом году с запада Рекадора добрался лишь один корабль. — В голосе Бронка промелькнула нотка гордости, и Шагалан нахмурился:
      — Вино великолепно, хотя я предпочел бы испить из этих бокалов горячей крови гнусных захватчиков. Согласны со мной?
      Купец шумно поперхнулся, долго, надсадно откашливался. Юноша следил за ним искоса, под конец добавил для закрепления эффекта:
      — Впрочем, грядущая победа возьмет немало крови и от своих героев. Любому из нас подобает готовиться с радостью принести себя на ее алтарь.
      До радости бедному Бронку было далеко, он судорожно отирал со лба пот, катившийся неисчерпаемыми струями. Видимо, вся его воля ушла на еще одну вымученную попытку ответить:
      — Я… конечно, рад… господин Шагалан… но… уже стар и немощен… конечно, в денежном смысле… всем сердцем, но… как…
      — Не прибедняйтесь, дружище, — холодно парировал разведчик. — Деньги, безусловно, важны, их потребуется огромное количество, но в решающий миг и каждый клинок ценится на вес золота. Недостаток же боевого опыта всегда можно возместить яростью душевного порыва, самоотверженностью и стойкостью! Впрочем, не волнуйтесь раньше времени, до уличных боев дойдет не скоро. Пока вам удастся послужить делу свободы по-другому.
      Бронк поднял на мучителя серое, мокрое лицо, замер, боясь даже вздохнуть.
      — Вы, милейший, являетесь одним из самых влиятельных людей в городе. Подождите, не перебивайте! Согласно молве, к вашему мнению прислушиваются и градоначальник, и городской Совет. А это имеет обратную сторону — вы постоянно в курсе творящегося в Галаге и ее окрестностях. Начиная с сегодняшнего дня все хоть сколько-нибудь занимательное будете сообщать нам. Разумеется, меня интересуют не купеческие интриги или колебания цен.
      — А что же? — осторожно шевельнул губами Бронк.
      — Гарнизон, проходящие войска, их численность, состав, расположение, вооружение. Неплохо также получить сведения о настроениях, планах и намерениях властей. Ну и, безусловно, оборонительные возможности города.
      — Но… это же… опасно!…
      — Понимаю. Любой из нас рискует в одно прекрасное утро проснуться в тюремных подвалах, для многих уже свивается веревка или точится топор. Но разве это способно остановить, когда к нам взывает измученная душа Гердонеза? Истинные сыны отчизны, воины Творца все равно не мыслят спокойной жизни под пятой поработителей, верно?
      Тихий всхлип купца, очевидно, означал согласие.
      — Вино кончилось, — поморщился Шагалан, опрокидывая бутылку. — Вероятно, была початая… У вас не найдется еще такой, дружище? Очень славный нектар. Пока вы не ушли, уточним детали: приступайте к делу прямо завтра. Сперва осмотритесь, подготовьтесь, все рассчитайте. Наша работа не терпит суеты, а глупцы тут долго не живут. Я зайду где-нибудь на той неделе, может, позже. Связь через меня или моих посыльных, о доказательстве их полномочий я позабочусь. Время от времени кто-то будет к вам подходить, получать данные, передавать новые распоряжения. Есть какие-либо вопросы? Тогда поспешите за вином, а то мне скоро собираться.
      — Вы… не переночуете здесь? — Двинувшийся было к дверям Бронк замер как вкопанный.
      Шагалан развел руками:
      — Право, желал бы всей душой. Ужасно осточертело спать в придорожных канавах и под заборами, а нынче такое случается частенько. Но… не могу себе позволить. Прежде всего, из-за вас, любезнейший брат. Нет-нет, только не подумайте о недоверии, Господь свидетель, об этом нет и речи! Однако мы едва встретились, нашли общий язык, и… я не посмею вами зря рисковать. Понимаете, целый день сегодня мотался по городу, проверялся. Не хотелось бы понапрасну сеять панику, но, похоже, за мной следили.
      Бронк качнулся от нового удара и чуть не рухнул на пороге.
      — Да не волнуйтесь, дружище, вы пока в безопасности. Я немало постарался и в итоге оторвался от соглядатаев. Полагаю… Признаться, эти выкормыши Гонсета становятся все более зубастыми. Я еле проник в город! Слыхали об усиленных дозорах на въезде? Пришлось уповать на хитрость и чудо. А ведь ждет еще обратная дорога, выйти из Галаги вовсе не легче. Посему запоминайте, дружище: осторожность и опять осторожность. Отныне ваша жизнь зависит от этого. Ну, а на самый крайний случай советую потихоньку припасти какое-нибудь оружие. Выручить оно, возможно, и не выручит, так, по меньшей мере, позволит с честью встретить врага.
      Шагалан уже вознамерился было объяснить купцу удобство ношения при себе пузырька с ядом, но, внимательно обозрев собеседника, решил не перегибать палку. На трясущихся ногах старик скрылся за дверью. В его отсутствие разведчик бегло обследовал комнату, затем развалился в шикарном кресле с высокой спинкой. Хозяин вернулся минут через десять, принеся вино и миску с холодной рыбой в сметане.
      — Бесподобно! — искренне оживился юноша, умаянный словесным марафоном. — Вы, оказывается, весьма хлебосольны, милейший господин Бронк. И с чего в городе о вас судачат как о законченном скупердяе?
      Купец криво улыбнулся:
      — Ради святого дела ничего не жалко.
      Его щека по-прежнему подрагивала, хотя в целом он понемногу успокаивался.
      — Выходит, и у вас имеются недоброжелатели? — не затихал Шагалан, наваливаясь на угощение.
      — О, сколько угодно, сударь! Вокруг просто тьма лжецов и завистников. Каждый твой крохотный успех воспринимают с бешенством. Вершина желаний — что-нибудь у тебя стащить, на худой конец — напакостить. А ведь самая едкая пакость — лживая молва…
      Настал черед выговариваться Бронку. Он последовательно сетовал на злобную клевету, хиреющую торговлю, всеобщее воровство, бестолковых детей, большие налоги, воспаленные колени, людоедские поборы и прочие напасти. Слова текли из купца сплошным потоком, будто он только сейчас отыскал близкую душу и может поведать ей обо всем наболевшем. Правда, особой теплоты в тусклых глазах не замечалось.
      В этой части беседы юноша главным образом кивал, поддакивал и ел. Покончив с рыбой, принялись за вино. Щель окна между тяжелыми шторами давно отливала бездонной чернотой. Шагалан, выждав, покуда на улице дважды простучит колотушка сторожа, поднялся:
      — Ну, мне пора, любезный брат. Проводите до порога? Я пока слабо ориентируюсь в ваших катакомбах, но пробираться сюда безусловно стоило. Чертовски полезно и приятно провел время! Надеюсь, вы так же радушно примете голодного странника и через неделю?
      — Даже еще лучше! — изогнулся Бронк. — Устрою встречу по высшему разряду.
      — Славно, славно.
      Они вышли из гостиной. Угрюмого привратника нигде не было. Впрочем, в колышущемся свете догорающей свечи удавалось разглядеть разве что пыльный коридор среди мебельных завалов. Из звуков же обнаруживались одни мышиные посвисты, стук ветра в ставни да скрип рассохшихся половиц. Остальной дом огромным зверем затаился во мраке.
      Не полагаясь на силы хозяина, Шагалан сам отодвинул могучий, щедро смазанный засов, взялся за ручку двери, но задержался. Положил ладонь на плечо купца, и тот с суетливой поспешностью приблизил ухо.
      — И вот что хотел сказать вам напоследок, добрейший господин Бронк. Всякое может случиться. Если, не приведи Господь, вдруг очутитесь в лапах мелонгов, десять раз подумайте, прежде чем открывать рот. Мы сделаем все, чтобы выручить вас, будем оплакивать при неудачном исходе, но сумеем и жестоко покарать за предательство. Неважно, малодушие, глупость или пытки станут его причиной. У нас обширные связи, много надежных людей, и нелегко найти место, где изменника бы не достали. Пожалуй, менее болезненно сохранять верность. Вы меня поняли? Да не пугайтесь так, это всего лишь необходимое предостережение. Все мы рассчитываем на лучшее, однако готовиться должны к худшему. А пока прощайте, господин Бронк. Коль будет на то воля Творца, еще свидимся, и скоро.
      Шагалан хлопнул по плечу вновь онемевшего торговца, толкнул дверь и вышел вон. Резкий порыв ветра пополам с дождем ударил в лицо. Не переставая бороться с взбесившимся плащом, юноша обшарил глазами окрестную тьму. Вокруг завывало, гремело и ухало, из умиротворенного гнездышка он угодил в настоящую преисподнюю. И тем не менее вздохнул с облегчением — в кипящем море откровенной борьбы он всегда чувствовал себя гораздо увереннее, чем в джунглях потаенных интриг.
      Тем временем никаких признаков жизни не наблюдалось. Плескалась густая мокрая чернота, рвался из рук плащ, но ничего разумного видно не было. Видно вообще было мало если на улице и висели фонари, их давно задул разошедшийся ветер. Шагалан потоптался перед дверью, затем медленно двинулся вдоль дома навстречу холоду и дождю. Окружающая безлюдность озадачивала. Неужели все часовые старания насмарку? Он разыграл такой удачный спектакль, так запугал, подавил бедного купца, а что теперь? Положим, сохрани верность Бронк и при нынешней жестокой обработке, из него, вероятно, получится отличный агент. Репутация репутацией, но чего не случается под Небесами? Только расчет-то был совсем не на это! А что предпринимать, если все расчеты пошли прахом? Идти на площадь и бить морды первому же патрулю? Затея весьма опасная: разъяренные солдаты могут забияку и до смерти затоптать. Лезть по мокрым камням башни с голыми руками? Или штурмовать толстенную, окованную железом дверь? Разведчику почему-то казалось, что именно сейчас он обязан найти выход, что это последняя ночь и она утекает капля за каплей. Выхода же пока не обнаруживалось.
      Черные тени ринулись внезапно и синхронно, спереди и с боков. Он успел отойти от дома Бронка на какую-то сотню шагов и как раз вступил под небольшую арку, где мрак особенно сгущался. Атака была бесшумной, стремительной, но Шагалан вовсе не собирался тратить время на реагирование. Тело заработало само, четко и слаженно реализуя вросшие в плоть принципы. Провалил движение ближайшей тени, ушел ей за спину, не оборачиваясь, перехватил туманный замах слева, толчком выкатил махавшего под ноги остальным. Через секунду он выскользнул из кольца, ощутил лопатками холод каменной стены. Нападавшие попали в весьма невыгодное положение, но, похоже, не понимали этого, незамедлительно и дружно бросившись в новую атаку. Шагалан уже разогнал плечо в удалой раскрут… и замер. Разум прорвался-таки сквозь толщу боевых навыков, прорвался и безапелляционно приказал остановиться. Результат не заставил себя ждать. Последовал мощный толчок в грудь, юноша уклонился от удара в голову, однако крепкие руки вцепились в плащ, сдернули на землю. Только теперь торжествующий рев вспорол тишину.
      Эклинт Бронк справился и со второй задачей.

IX

      Били его долго и с большим вдохновением. Шагалан в меру сил старался смягчать удары тяжелых сапог, но доставалось все же изрядно. Между делом умудрился удивиться очевидному остервенению нападавших — он ведь не успел причинить им серьезного урона. Возможно, бедняги просто замучились ждать под дождем его появления? Всего обнаружилось четыре человека, ладно скроенных и свирепых. Сам Шагалан пытался не отвечать, разве что однажды не утерпел, лягнув особо бойкого ухаря. Жизнь это лишь осложнило — мужик с воплем упал на колено, однако, быстро поднявшись, кинулся в бой с пущей яростью. Пришлось принять свежую и щедрую порцию побоев. Когда она наконец иссякла, юноша впрямь был на грани потери сознания.
      — Хватит, парни, — точно издалека донесся скрипучий голос.
      — Нет, но каков гад? — запаленно взвыл другой. — Чуть ногу мне не сломал!
      — Хватит. Я сказал, — добавил железа скрипучий.
      Последний пинок пришелся в правое подреберье, и все стихло.
      — Вяжите ему руки. Оружие мне. Пузырь, веди своего жеребца, — сухо продолжал командовать скрипучий. — Не тащить же пса на себе.
      — Да он мне, дрянь, всего коня изгадит, не ототрешь потом, — откликнулся новый голос.
      — Хорошо, волоки его сам. Один. Идет?
      — Да ладно, ладно, чего уж…
      С минуту стояла тишина, только невидимые сапоги скрипели где-то рядом. Затем послышалось цоканье копыт, ближе, ближе, и вот уже звон железа о камень колоколом гудит в голове. Стоило звону смолкнуть, как Шагалана подцепили сразу несколько рук, взвили в воздух, шлепнули на что-то округлое. В нос ударил едкий запах лошадиного пота и старой кожи.
      — Сладили дело, можно трогаться, — заговорил скрипучий.
      — Да ты посмотри, старшой, — хозяин лошади все не унимался, — с него ж кровь течет и черт знает что еще!
      — Отмоешь, — буркнул командир.
      — А сдохнет по дороге…
      — Здесь лекарей нет. Захочет — доедет, нет — отчитается перед Творцом. Нам все едино. — Жесткие пальцы пробежали по груди и шее. — Пока живой. Ничего, парнишка верткий, насилу скрутили, дотянет как-нибудь.
      Дернулась и закачалась из стороны в сторону опора. Разведчик с трудом разлепил залитые кровью веки. Он ехал в седле, вернее, поперек седла, лежа на животе, руки и ноги свисали вниз. Лошадь двигалась небыстрым, тряским шагом. Из своего неудобного положения юноша мог различить только две темные фигуры, шествовавшие возле. Третий, судя по всему, вел под уздцы коня, неизвестной оставалась позиция четвертого. Даже при таком раскладе сохранялся неплохой шанс, тем более бравые победители не стали заворачивать руки за спину, однако… отступать теперь было не время.
      Ехали долго и молча. Шагалан, догадывавшийся о цели путешествия, закрыл глаза. Копыта то резко цокали по булыжнику, то хлюпали по грязи. Под усиливающимся дождем спина вскоре промокла насквозь, извилистые струйки побежали к животу, но это не расстраивало — холод немного тушил боль от синяков и ссадин. Пару раз их облаяли из подворотни собаки, однажды приблизилась колотушка сторожа и тут же поспешно сгинула. Больше встречников не случилось. В сознание начало закрадываться подозрение, что, возможно, именно его молчаливые спутники и безлюдили улицы. Час, конечно, поздний, и все же аккурат перед зловещей процессией замирали, прятались по щелям остатки жизни. Видимо, не так просты и хорошо известны здешним обитателям были эти четверо молодцов. Хотя ему они особо опасными противниками вроде не показались…
      Когда седло, качнувшись напоследок, замерло, юноша вновь приподнял голову. Как и ожидалось, в каком-то десятке шагов чернела возносящаяся в небесный мрак громада — городской донжон. Свет факелов у дверей отражался в ее осклизлой от воды и древности чешуе. Один из добытчиков, грохоча, взбежал по мосткам, навстречу ему зашевелились фигуры стражников. Короткие переговоры, и все возвратились на прежние позиции.
      — Ну, чего они там, старшой? — Голос лошадника.
      — Погоди. Сейчас служители выйдут, оприходуют удальца.
      Шаги рядом, уже знакомые пальцы больно дернули за волосы вверх.
      — Очухался, злодей, — довольно констатировал скрипучий. — Значит, жить будет. Ну-ка ссадим его покамест.
      — Вымокли же совсем, старшой! Укрыться б куда.
      — Укроемся. Вот передадим голубка и здесь же в кордегардии заночуем. Десятник болтал, у них там пива осталось с полбочки да из жратвы кое-что. Не затоскуете.
      Все те же руки единым махом сорвали юношу с седла, развернули, словно тряпичную куклу, поставили на ноги. Командир задрал ему подбородок:
      — Сам стой, парень. Слышь? Не то еще тумаков отвесим, у нас этого товару хватит. Отлупим, а все равно внутрь затащим.
      Сквозь дождь, кровь, мешанину огня и теней Шагалан рассмотрел длинноволосого мужчину с короткой бородой от уха до уха. Черты лица разобрать было вовсе сложно, но никакой злобности в них не чувствовалось. Лишь край рта чуть кривился в усмешке.
      — Видно, такова твоя планида, парень. На что напрашивался, то и получишь. Незачем порядочных людей в свои авантюры впутывать. Сказать на прощанье ничего не желаешь? Или выбраниться? Не стесняйся, тут люди привычные, да и понимают — повод есть. А ведь признайся, ловко мы тебя заловили, а?
      Разведчик, поддерживаемый за локти, не отреагировал даже взглядом.
      — Молчишь? Гордый? Ну, давай молчи. Сюда многие входили с высоко поднятой головой. Денек-другой проведут с местными умельцами да их механикой — в слизь превращаются. Потому напрасно ты, парень, с последними нормальными людьми поговорить не захотел, душу не облегчил. Здесь-то обитатели помрачнее будут. Вот, кстати, и они пожаловали.
      По мосткам широким шагом спустились две коренастые фигуры в бесформенных плащах.
      — Этого, что ли? — подходя, спросил низким голосом один из тюремщиков.
      — Этот самый, — кивнул командир и отступил в сторону.
      Тюремщики неуловимым движением оттеснили охотников, привычно цепко захватили руки Шагалана и одежду с боков.
      — Эк вы его разукрасили, — хмыкнул один.
      — Сопротивлялся, поганец. Но не беспокойтесь, братцы, на вашу долю достанет. Еще оружие его, вещи, куда?
      — Как положено, отдай смотрителю. Он сейчас где-то на втором ярусе бродит. Там же и оформите.
      — Вот это славно! — Командир охотников широко улыбнулся. — Если старый жук расщедрится на сей раз, ставлю всем выпивку.
      Тюремщики встретили обещание дармового угощения с прохладцей.
      — Пока неизвестно, какая птица вам в силки угодила. Много нынче шушеры по городу слоняется, народ мутит. Большинству из таких цена — гнутый медяк. Да и не в духе сегодня начальник.
      — Чего ж так?
      — Да дознаватели эти столичные печенку проели. И сами покоя не ищут, и другим житья не дают. С ног сбились под их крики.
      — Ясно, дела-то громкие.
      — То-то и оно. Однако полно под дождем лясы точить. Ступайте, вас там после Керенас вроде дожидается, стол готовит. Если что, без нас не начинайте, долго не промешкаем. Пошел!
      Шагалан получил мощный толчок и плюхнулся бы на землю, но чужие руки удержали, решительно поволокли вперед. Сзади невнятно слышались распоряжения командира охотников. Поднялись по пружинящим мосткам, миновали трех охранников, сгорбившихся у своих пик. Новую жертву солдаты лишь проводили равнодушными взглядами.
      Дверной проем оказался длинным и узким коридором, при виде его становилась ощутимой чудовищная толщина стен донжона, смеявшегося над всеми ухищрениями многочисленных завоевателей прошлого. Теперь эта толща с той же вековой надежностью гасила истошные вопли пытаемых пленников. В обе стороны от дверей прямо в стены ответвлялись черные норы лестниц. Чудилось, при такой кладке внутри вообще не должно остаться свободного пространства, но заплескался неверный свет, и они проникли в круглое помещение в поперечнике шагов десять. В центре проход обрывался каменными ступенями, спускавшимися в темноту. Боковые площадки загромождали всевозможные бочки, ящики и откровенный хлам.
      — Держи его, — буркнул правый тюремщик напарнику. — Схожу за светом.
      Он полез куда-то наверх, выковырял из гнезда один из факелов, озарив на мгновение закоптевшие балки потолка. Напарник все это время следил пристальнее за ним, чем за пленным, но легкомыслие вновь избегло наказания.
      Дальше шли уже со светом. Несколько выщербленных ступеней, со скрипом отворилась массивная дверь, и Шагалан даже застыл, дернувшись в цепких лапах сопровождающих. Воздух и в башне не блистал свежестью, щедро сдобренный гарью, прелью и прочими ароматами, однако навстречу ударил настоящий смрад. От густого тягучего потока перехватило дыхание: плесень, сырость, гниение, крысиные и человеческие запахи во всех возможных вариантах.
      — Не нравится? — осклабился тюремщик. — Добро пожаловать в нашу местную преисподнюю. Придется привыкать, парнишка, назад отсюда выбираются нечасто.
      Понукаемый тычками в спину, Шагалан окунулся в зловонную дыру. За ней обнаружилась небольшая площадка, от которой в разные стороны расходились три коридора. В каждом горели факелы, но конец нигде не просматривался. Только темные пятна дверных проемов. На площадке у стены сидел верхом на бочонке стражник с короткой пикой. Увидев гостей, он проворно поднялся. Звякнула об камень сабля в облезлых ножнах.
      — Эй, куда вы еще-то тащите?! И так швали полны закрома. Нет чтобы плетей отсчитать или сразу повесить, опять волокут ко мне. Чего их, штабелями укладывать?
      — Не шуми, Роппер, — лениво отмахнулся один из конвоиров. — Не нами приказ даден, не с нами и кочевряжиться. Покажи-ка лучше, куда его запихнуть, да покличь Дагару-коваля. Мужики наверху гулянку затевают, нам здесь засиживаться не резон.
      Стражник зло сплюнул:
      — Гулянку? Вот вечно: кому попойка, кому — головомойка. И в прошлый раз вы меня в караул вытолкали, и сегодня та же история?
      — Чепуха. В прошлый раз ты сам очередь в кости продул, а сегодня… Ну, видать, просто не судьба, ха! Давай не тяни, зови Дагару. Надо молодому господину браслетики по размеру приноровить.
      Шагалан внутренне подобрался: в его планы вовсе не входило заковываться в железо. Конечно, можно попытаться постоять за себя и в кандалах, но сложность возрастет многократно. А коль скоро он уже почти у цели…
      — Сволочь ты, Нергорн, порядочная, — скривился тем временем стражник. — А Дагары нету. Ушел еще днем в город к своей зазнобе, а значит, до утра точно не объявится.
      — Какого дьявола! — Тюремщик всплеснул руками, бросив жертву. — Он кто, имперский служитель или пес приблудный? Возникла державная нужда, а он вместо преступников будет девку отковывать?
      — Ты это смотрителю расскажи, мне-то все едино. Расскажи, если за самим собой грехов не чуешь.
      Злорадное замечание резко охладило пыл Нергорна. Он окинул пленника растерянным взглядом:
      — И что же нам с ним теперь делать?
      — А чего с ним приключится? Дождется в каземате утра, не пропустит.
      — Может, в колодки?
      — Занято там все, говорят тебе. И чего так на парнишку взъелся?
      — Охотники сказывали, сопротивлялся он при захвате шибко.
      — То-то они его разукрасили! Брешут небось, цену себе набивают, живоглоты. Ничего с пареньком не случится. Ручки-то мы ему за спиной свяжем, чтоб не баловал, и будет чудесно.
      Тюремщики принялись перевязывать веревки, Роппер наблюдал со стороны. При других обстоятельствах Шагалан, вероятно, даже проникся бы к нему некоторой симпатией за облегчение тяжкой доли. Сейчас этому мешало острие пики, жестко упертое в грудь.
      — Вот и ладно… — Стражник любовно потрогал узлы. — Хорошо затянули? Тогда пойдем, посмотришь свою новую комнатку, парень.
      Их целью стал средний коридор. Узкая, выложенная камнем щель, чадящие от недостатка воздуха факелы, сырость и одуряющая вонь. Миновали две парные двери, остановились у третьих. Пока Роппер возился с массивным засовом справа, Шагалан разглядел-таки в полутьме торец коридора. Замыкался он сплошной стенкой из толстых досок, почти доверху заваленной землей, обломками камня и мусором.
      Наконец ржавый засов поддался, с визгом отъехала могучая, с влагой на металле створка.
      — Заходи! — Нергорн толчком послал юношу вперед, сам шагнул следом, выставив факел и придерживая рукоять сабли на поясе.
      Свет пламени врезался в масляно-плотную черноту провала, но лишь чуть раздвинул ее. Сразу несколько теней метнулись в стороны, зарябил неясный шум. Шагалан вначале подумал о крысах и только потом заметил людей. Впрочем, не заметить было трудно — тоннель шагов пять в поперечнике они заполняли до тесноты. Грязные, заросшие, оборванные призраки жались по стенам, прятались друг за друга. Кто-то лежал, вытянувшись, кто-то свернулся в комок, многие, отползая, волокли за собой лязгающие цепи. Казалось, в этих сверкающих белками глазах не сохранилось ничего человеческого, все погребено лавиной первородного ужаса. В длину тоннель был невелик, шагов восемь-десять, и содержал, по беглой прикидке разведчика, около пятнадцати узников.
      Мрачно сопящий Нергорн обогнал юношу, прошел посредине, не обращая внимания на поспешно отдергиваемые босые ноги.
      — Иди-ка сюда, счастливчик, — позвал из дальнего угла.
      Вокруг тюремщика стремительно ширилась плешь. Замешкавшийся бедолага тотчас получил сочный пинок тяжелым сапогом и с визгом отлетел на товарищей.
      — Раздайся, дерьмо! Насобирали вас, будто осин вдоль дорог мало. Тащат и тащат! Хорошо хоть виселица трудится, не капризничает. Кое-кто из вас уже завтра поутру с ней свидится, недолго терпеть.
      Лишь подойдя вплотную, Шагалан понял, почему для него выбиралось именно это место: из стены на высоте груди торчало позеленевшее медное кольцо. Пять таких же тянулись, занятые, рядком по всему тоннелю. По первому впечатлению, к ним приковывали самых крепких и диковатых узников.