— Ты очень метко обмолвился, Ингвер. Империи, как я сказал, суждено решать свою судьбу далеко на Востоке. При победе там даже потеря Гердонеза — лишь мелкая неприятность. Вернувшиеся полки легко восстановят власть мелонгов, и никакая горстка искусных бойцов не сумеет им помешать. Иное дело — я, ты, наши боевые товарищи. Для нас это рискует обернуться подлинной катастрофой. Причем безо всякого выхода: тут учинят резню выкормыши Иигуира, а дома… Стоит заявиться домой с поражением и позором, как все наши многочисленные недруги взвоют от восторга. Именно нас, а не тех, кто отозвал большую часть гарнизона, обвинят в потере Гердонеза! Приговор определит не истина, но горы повешенной на наши плечи напраслины. И к повторному покорению сих земель мы, вероятно, уже будем качаться в петлях. Или ты, Ингвер, предпочитаешь плаху?
— Меня не устраивают оба варианта, мессир, — хмуро ответил помощник.
— Меня, признаюсь, тоже. А потому постарайся четко уяснить: сражение, которое назревает, тайное или явное, мы обречены вести прежде всего за себя, за свои собственные жизни. Пути к отступлению вряд ли обнаружатся, то есть придется отчаянно, насмерть…
Скрипнув, приподнялась тяжелая крышка люка. Неуловимым движением Гонсет скользнул в сторону, пригнулся, схватившись за рукоять меча. Конлафа долг, напротив, толкал вперед, прикрывать правителя. Оставив бумаги размокать под моросью, он на негнущихся ногах шагнул к люку и только затем опознал в высунувшейся голове одного из офицеров службы. Поступило какое-то важное известие, и, как догадывался Конлаф, не слишком радостное — из-за мелочей никто бы не осмелился потревожить наместника. Уже гораздо увереннее помощник подошел к люку, склонился над ним. Отбарабанив доклад, офицер тотчас нырнул обратно в темноту, затворив за собой крышку. Конлаф поспешил к правителю.
— Какая очередная гадость? — осведомился Гонсет. Прежний, величественный облик он уже успел восстановить.
— Налет на деревню под городом. Утром. Очевидно, разбойники.
— Ну и что?
— В той деревне, мессир, проживали два наших человека. Занимались связью с Лесным Духом.
Гонсет кивнул, призывая помощника продолжать.
— Староста, сообщивший о нападении, разумеется, не в курсе тайных дел. Однако с его слов получается, будто никакого серьезного грабежа не было. Наскочили, подняли шум и унеслись. Пропали сущие мелочи, что-то из живности, кажется. Паре мужиков разбили морды, паре баб оборвали юбки. Когда утихло и начали осматриваться, вскрылось отсутствие двоих лавочников.
— Именно наших, конечно? — скривился Гонсет.
— Да, мессир. Правда, приказчики уверяют, один из их хозяев куда-то выехал еще поздно вечером, после чего не возвращался. Второго же, несомненно, стащили силой с кровати и уволокли в лес. Эти места должен опекать Лесной Дух, но, по утверждениям очевидцев, нападали какие-то незнакомые лохмотники.
Правитель отвернулся и долго молчал, уставившись в наливающиеся сумерки. Только по закаменевшим плечам Конлаф понимал, что он в ярости. А потому безмолвной тенью замер рядом.
— И тут не ладно, — наконец глухо выдавил Гонсет.
— Я пошлю в деревню разобраться, мессир. — Конлаф склонил голову.
— Само собой. И надо как-то связаться с Лесным Духом, убедиться, что все в порядке. Черт! Он мог бы принести пользу в новой затее — пришлые бойцы явно снюхались с Сегешем, а по его-то части Дух большой мастак. И ведь чутье подсказывает: здесь тоже возникли нежданные проблемы! С этим разобраться немедленно, Ингвер. Если же вдруг опять выплывет явившийся из ниоткуда молодой человек… придется признать за нашим таинственным врагом кроме силы еще и недюжинный ум. Крайне неприятное совмещение.
Правитель сделал было шаг к люку, задержался у парапета. Внизу, в густом, промозглом мраке, зарождалось необычное зрелище: едва различимый человек, быстро обходя цепь стражников, зажигал у каждого по факелу. Вереница трепещущих огоньков разрасталась, вытягивалась в огромную дугу, колебалась, точно живая.
— Тоже от них? — негромко спросил Конлаф, выглядывая из-за спины хозяина.
— Тоже, — буркнул Гонсет с неохотой. — Подозреваю, отныне потребуется всегда усиливать охрану и пореже соваться за пределы столицы.
— Но никаких серьезных попыток покушения, мессир…
— Хватит и одной. Я никогда не страшился кровавого боя, Ингвер, не раз рубился лицом к лицу с врагом, а сейчас… Эти юнцы, легко и бесследно скользящие по моей стране, неуловимые и смертоносные, они начинают пугать. И пусть уж я прослыву слабоумным стариком, поверившим в собственные фантазии, чем подставлю врагам свою голову… Тешу себя надеждой, они оценивают ее выше, чем Император. Пойдем, Ингвер, пора собираться.
— Покорно прошу простить, мессир… — Конлаф отважился остановить правителя. — Но как же… Вы много всего рассказали… такого тревожного… Я лишь хотел уточнить: известен ли вам способ отражения внезапной угрозы?
Гонсет постоял, безмолвный, в темноте блестели только его глаза. Помощник уже принялся постепенно съеживаться от этой зловещей тишины, когда хозяин неожиданно фыркнул и потрепал его по плечу:
— Не торопи события, Ингвер! Нас еще рано списывать. Если мы живы и на свободе, непременно найдем достойный ответ на любое посягательство. Грубая мощь ведь всегда пасовала перед хитростью и изощренным разумом, отступится и сейчас. Или ты снова сомневаешься?
XX
— Сто тысяч чертей!
Кабо скрипнул зубами, хлопнул себя ладонью по лбу, потом, развернувшись, хватил по стене ближайшего дома. Посыпалась каменная крошка. Шагалан подошел поближе, но вид оттого ничуть не изменился.
Ночь они провели в неустанных хлопотах. Самым простым оказалось достать арбалет, что ныне таился на дне холщового мешка, выдавая себя за раму не то картины, не то окна. На всякий случай выбрали улочку в противоположном конце города, дождались, пока на ней появится патруль. Трое стражников особого рвения к службе не демонстрировали. Вместо того чтобы глядеть по сторонам, с головами завернулись от дождя и ветра в плащи. Алебарды торчали из-под мышек бесполезными палками, до мечей тоже дотянулись бы не вдруг. Но главное — у них имелось необходимое юношам оружие. Напали сзади, стремительно и бесшумно. Двое крайних стражей отключились сразу, третьему понадобился лишний удар в висок собственным древком. Оставалось забрать добычу и спокойно раствориться в темноте равнодушной улицы. С прочим снаряжением получилось не так гладко: его они попробовали честно купить. Заспанный лавочник поначалу долго не желал открывать, препирался через дверь, впустив же, решил содрать с поздних клиентов двойную цену. Когда терпение иссякло, честный путь пришлось вновь покинуть — при виде сабли им беспрекословно выдали и моток пеньковой веревки, и крепкую кочергу. После небольшого спора торгашу даже заплатили. Остаток ночи коротали в продуваемых подворотнях, то проваливаясь в забытье, то отгоняя докучливых нищих и воров.
К донжону вернулись под утро. Все, как и вчера: мокрая чешуйчатая мостовая, туша тюрьмы посредине, расступившиеся от нее в страхе дома, собор, белеющий голыми стенами. Не хватало сущей малости — цепей охранения. Исчезли как стражники, так и мелонги, разве что у входа в башню топтались теперь аж пятеро солдат. Стылый ветер гулял по пустынной площади, завывая в закоулках.
Юноши переглянулись. Разъяснений не требовалось, но верить в происшедшее упрямо не хотелось.
— Как корова языком супостатов слизнула, — наконец выдохнул Кабо. — Неужто ушел желанный наш? Совсем ведь немного со своей судьбой разминулся, стервец.
— Или просто хитрит? — без надежды в голосе предположил Шагалан.
— Заманивает? Вряд ли. Сейчас к башне и прокрадемся при старании, и залезем. Тут засада себе дороже. Стрелки-то хоть остались? Тоже не видать ни души. Как ты там говорил, брат? Вылетит внезапно отряд всадников? Надо же было этому сукиному сыну вылететь аккурат сегодняшней ночью, а?!
— Скажи спасибо, брат, раньше не вылетел. И так он прорву времени здесь просидел.
— А за что спасибо-то? Раньше или нынче — все равно живым, гад, удрал. Словно почуял что-то. Может, заприметил недоброе?
— Успокойся, брат. — Шагалан придержал друга за плечо. — Не все так уж бессмысленно, по крайней мере, впервые воочию убедились в матерости и таланте противостоящего. А это дорогого стоит. Теперь, как бы ни повернулось, действуем расчетливо и хладнокровно. Для начала удостоверимся, вправду ли ускользнул наместник. Если нет, мы продолжим охоту. Если да… что ж, не последний, мыслю, это шанс его зацепить, придется незатейливо дождаться следующего.
— Ничего себе незатейливо! — проворчал Кабо. — Согласись, случай нам выпал все же редкостный… Впрочем, ладно. А как, по-твоему, подтвердить его отъезд? Опросить трясущихся на любой шорох жителей? Или поинтересоваться у тех охранников? Тогда уж незатейливо разбить им морды, войти и убедиться лично. Как тебе, брат?
— Прежде испытаем менее опасные ходы. К примеру, втащим назад в город нашего монашка. Он ведь занимался обслуживанием господ стрелков? Значит, если они воистину убрались, сумеет быстро это выяснить.
— Надеешься, он согласится нам помогать, не имея ножа у горла?
— Почему бы и нет? Нас он уже боится, а разболтать обо всем и отправиться на беседу в соседние пыточные вряд ли захочет. Да и задача примитивная.
— Ну, в собор парень, допустим, проникнет. Только не забывай, как он его покинул. Стоит попасться не на те глаза, и вместо помощи ему выпадет голосить под плетьми. Или мокнуть в каком-нибудь каземате.
Шагалан пожал плечами:
— Существует и такой риск, не отрицаю. Но для пробы вариант сгодится. Возможно, даже удастся вылезти на крышу собора, любую засаду оттуда высмотрим легче.
Шурга к известию отнесся на удивление спокойно.
— Не вы, ребята, первые, не вы и последние, — махнул он рукой. — Этот проныра-лис за десять-то лет многих вокруг пальца обводил. Потому не расстраивайтесь. Будет на то воля Создателя — придет черед и наместникам ответ держать.
Йерс, которого старик и впрямь веревкой привязал к себе, новости принял вовсе с радостью — засидевшемуся бедокуру не терпелось сорваться хоть куда-нибудь. Бледного, перепуганного служку освободили от пут и провели наторенной дорогой в город. Разобравшись, чего от него требуют, он несколько оправился, однако к собору поплелся неохотно, понуро, словно на неизбежную казнь. Едва начинало светать. В такую рань двери храма еще заперты, но парнишка смог достучаться до привратника.
— Не выйдет, — вздохнул Кабо через полчаса. — Ведь шел и сам не верил, что проскочит. Вот, похоже, и попался.
Тем не менее вскоре лазутчик под брань привратника шмыгнул обратно на улицу.
— Я… все… тут… — подбежал он к ожидавшим.
— Отдышись, — хмыкнул Кабо, украдкой озирая окрестности. — И чего от тебя, приятель, пивом больно тянет?
— Старик… там, в роще… угощал. Ночью. А не то бы замерз совсем.
— Ну и славно. А то мы и не смекнули, нынче же от тебя должно разить, будто из бочки. Что с крышей?
— Солдаты ушли. Все. Еще ночью. Товарища встретил, его вместо меня приставили к ним бегать. Посреди ночи затеялся какой-то шум, топот, а спустя час явился офицер и увел народ с крыши. Товарищ в окошко высунулся, на площади войска столпилось — уйма! Разобрались, построились и разбрелись кто куда. Даже оцепления не сохранили.
— Это мы и так видим, — проворчал Кабо. — И на крышу карабкаться не обязательно. Ладно, приятель, спасибо тебе за помощь, ступай теперь назад каяться. И последствия болтливости учитывай.
Паренек с готовностью ринулся к собору, но потом любопытство взяло верх. Остановился, помедлил, набираясь смелости:
— А вы… кто все же будете, господа?
— А вот такого тебе, приятель, лучше вообще не знать, — усмехнулся Шагалан. — Чем основательнее забудешь нынешнюю ночь, тем здоровее доживешь до грядущей. И это серьезно.
Галагу покинули быстро и в досадливом молчании.
— Дорогу натоптали, словно тракт, — поморщился Кабо, когда преодолели частокол. — Впрочем, лаз и так уже чересчур прославился, использовать его впредь опасно. Надеюсь, брат, у твоего мальчишки он был не единственным?
— Вряд ли эти ходы ему понадобятся. Сорванец спит и видит себя вольным ватажником. Никак не удается отговорить.
— Да брось, вольному воля.
— Голову глупыш сложит зазря. У ватаги впереди нелегкая пора, полагаю, попытаются ее враги сразу задушить. Тут не до ребячьих игр. Зиму бы в тепле пересидел, а там…
— Ну, увещевай дальше, папаша. Мы-то куда теперь?
Шагалан пожал плечами:
— Вернемся к Сегешу. Хоть под конец нас и обыграли, но главная цель все же достигнута. Имея атамана в союзниках, думается, и на Гонсета еще как-нибудь выйдем. Для подобного зверя не жалко ни времени, ни сил.
— Правильно, брат. Вот только в ватагу я и в одиночку загляну. Тебе надо спешить домой.
— С какой стати?
— С такой, что не был там уже бог весть сколько. Я-то на тебя наткнулся, зато остальные ребята по-прежнему в тревоге. Забросив все дела, рыщут сейчас, пытаются отыскать твои следы. Черт знает, в какие передряги эти старания могут их втянуть. Потому скорее, брат, подавай признаки жизни.
— А помочь ватаге возвратиться в убежище?
— Там хватит и меня, — непреклонно ответил хромец. — Провожу, осмотрюсь. Вообще надо бы пошевелить мозгами, как их к югу переместить: и ходить меньше, и к будущим полям сражений ближе… Короче, примерно через неделю нагоню, получишь свежие новости.
— Не забывай, брат, я оставил у Сегеша… женщину. Причем больную.
— Ничего с ней серьезного не было. В крайнем случае, я и в лекарском ремесле разумею чуток и за непорочность твоей пассии заступлюсь. Тебя же сейчас должна заботить не она, а Дайсар со Скохой, чьи поиски нужно срочно прекратить.
Шагалан на секунду замедлил движение, опустил голову, задумавшись, затем кивнул:
— Хорошо, брат, будь по-твоему. Видно, и впрямь пора завершать большое путешествие. Что, знатный переполох я дома поднял?
— Ты же знаешь, брат, — ухмыльнулся Кабо, — ребята зря не заволнуются. Однако даже сечевики заметили неладное и подходили спрашивать о тебе, куда, дескать, запропал. Вот девчонки, те издергались. Ринара сама не своя бродит, переживает. Бедняжка ведь не догадывается, что ты здесь одиночеством не маешься.
— Ну тебя к бесам! — отмахнулся Шагалан. — Тут же ничего общего.
— Во-во, я и гляжу — исключительно чистая, светлая дружба. Вернешься, поведай о том девке.
Друзья расстались, едва пересекли Гевси, — ушлый лодочник сдержал слово и появился по сигналу. На другом берегу дорога уводила Кабо с Шургой к юго-востоку, в леса, еще недавно подконтрольные Аалю, а Шагалан по тракту направился строго на полдень. Спутником юноши оказался-таки Йерс, усмиренный и насупленный. Не особо далекий ждал путь, но поздняя осень сделала свое черное дело: раскисшая от дождей земля превратилась в бесконечную трясину, колыхались в глубоких колеях лужи, сотрясаемые все новыми каплями. Скитальцы попробовали выбраться на обочину, однако и там было не лучше, вспаханное же загодя поле стало просто непроходимым. Перемазавшись в грязи и вымокнув, Шагалан в конце концов предпочел дороге лес. Не сильно суше, зато куда меньше опасности утонуть в земляной жиже или попасться на глаза затаившемуся в кустах дозору стражников.
Деревня Лекстеса замаячила в сумерках. Знакомая избушка по-прежнему кривилась на окраине. Лишь подойдя ближе, отметили первые приметы выправления жизни: крыша уже не чернела множеством прорех, появились добротные ставни с калиткой, да и птичник клокотал гораздо более мощным хором.
— Заглянуть бы, поздороваться, — сощурился мальчишка. — Да про коней спросить. Печенкой чую — продали Купчика, и вороного скоро очередь. Заберем?
— Пустое! — Разведчик отмахнулся. — До морозов от коней больше хлопот, чем проку.
— Жаль. Неужто этим скопидомам пожалуем? Да какого лешего, Шагалан! Дрянные людишки… жадные, трусливые и тупые какие-то. И так нахватали даров с небес, в глотку не лезет… Давай я тебе прямо сейчас выведу коня по-тихому, и немедля тронемся. В конце концов, сами по дороге покупателя сыщем. Или поедем по тракту, ровно солидные люди, а?
— Солидные?… А ну-ка, приятель, зайдем-ка вправду переночуем.
Явление юноши в доме произвело настоящий шок. Судя по всему, его уже перестали ждать, благополучно поставили в церкви свечку за вдруг свалившееся счастье и принялись вволю пользоваться обретенным. В радостной горячке даже не вспоминалось про исчезнувшего мальчишку. Воскрешение таинственного гостя вогнало хозяев в трусливое смятение. Бледный как смерть Лекстес застыл столбом посреди комнаты, судорожно переминался, что-то бормотал, потел, соображая, как бы уберечь хоть крохи от подаренного судьбой. Поспешную продажу одного коня он еще надеялся объяснить, но и вороного возвращать бесплатно жалел до слез. Его жена вовсе предпочла спрятаться в углу, откуда теперь боязливо таращилась, готовая перейти к стенаниям по первому знаку. Реакция родителей сбила с толку и детей, поначалу кинувшихся встречать благодетеля.
Усмехнувшись по поводу прохладного приема, Шагалан прошел к окну. В комнате мало что изменилось, не стало разительно чище, зато стол перед вечерней трапезой буквально ломился. Юноша раздвинул в стороны кувшин вина и миску с лярдом, водрузил локти на освободившееся место и обвел хозяев долгим взглядом. Дождавшись нужного уровня трепета, сухо изложил дальнейшие условия. Приняли их мгновенно, с взрывом суетливого восторга и неумелой лести. Лекстес даже порывался упасть на колени, но Шагалан, поморщившись, остановил:
— Не дури, хозяин. Лучше ответь: прошлой ночью по тракту кто проезжал?
Крестьянин в изумлении распахнул глаза:
— И это, милостивый господин, знаете? Великий Творец!… Я, правда, уже в доме сидел, но воистину слышал на тракте конский топот. Попробовал высунуться, да всадников и след простыл.
— Большой отряд?
— На слух, десятка полтора-два. Шибко неслись, галопом. Поутру наши, деревенские, двух собак подобрали, одна плетью насмерть зашиблена, другой хребет повредили. Мимо нас нечасто такое диво пролетает, вот и запомнилось. А кто ж это были, ведаете?
— Догадываюсь, — продолжать юноша не соизволил.
Гостей накормили под радостные охи и заверения в глубочайшем почтении, постелили на полатях. Едва Шагалан устроился там, как дом сразу замер, оберегая тишину и покой благодетеля. Через некоторое время к нему, сопя, залез Йерс, не терявший весь вечер ехидной ухмылки.
— Здорово их перепугали… — Мальчишка потеснил разложенное оружие. — Честно, еле крепился, чтобы не хохотать. Хозяин-то как трясся, чуть портки ведь не обмочил! Ну а после — лебезить бросились?! Я же говорю, эта голытьба за грош удавится. И другого удавит, так что будь начеку.
— Вот и укладывайся, охраняй меня, — хмыкнул Шагалан.
— Нет, правда! Ты же скупердяев прямо-таки осчастливил. И грехи простил, и коня подарил, и меня, лишний рот, забрал. Да по этому случаю Лекстес тебе обязан сапоги целовать или даже женку свою худосочную подложить, лишь свистни… И при всем том убираться нам отсюда уже спозаранку — только дьявол ведает, что у этих тупиц в башках сейчас варится. Еще понадеются лишнюю монету сшибить да и донесут старосте. А тот — стражникам. Я бы доверять не отважился.
— Доверять я никому не собираюсь, — разведчик пожал плечами, — не имею подобной привычки. Тут бы как-нибудь исхитриться и отдохнуть на совесть, и за хозяевами уследить. Занимаемся по очереди, малыш, сперва тебе спать.
Ночь на дурацких полатях опять выдалась беспокойной. То ли Йерс слишком растревожил разум своими подозрениями, то ли очаг по случаю непогоды слишком накалили, то ли просто разохотились сверх всякой меры здешние клопы. Сон получился неглубоким и прерывистым. В итоге к рассвету юноша заработал головную боль, зато вновь встал раньше других. На сей раз он бесхитростно стянул с полатей вялого Йерса, опустил его себе на плечо и направился к дверям. Прощаться не собирался, высунувшиеся через загородку козы не в счет. Лишь когда стукнул засов, спавший рядом Лекстес продрал глаза, пугливо приподнялся. Юноша подмигнул ему на ходу и толкнул дверь.
А затем была дорога. Точнее, дорога петляла где-то поблизости, шли же они по преимуществу придорожными перелесками. Вечная грязь, вездесущая сырость, ночевки под дождем у крохотного костерка — постепенно убогая хижина Лекстеса начала вспоминаться как весьма уютный уголок. Каждая миля давалась трудом, и потом, вдобавок времени отнимала вдвое к обычному. Мальчишка держался молодцом, почти не ныл, терпеливо тянул шаг, наравне со старшим товарищем продирался сквозь заросли и завалы. Его вклад в замедление похода был не столь уж велик, и тем не менее лишь на пятый день путники достигли хутора Нестиона.
— Глухомань какая-то, — ворчливо заметил Йерс, рассматривая мощную стену частокола.
— Зато спокойно, — откликнулся Шагалан и невольно улыбнулся. — Места здесь тихие, люди хорошие. Коли сам бычиться не возьмешься, проживешь до весны в довольстве. А там, глядишь, и покидать не захочется.
— Вот уж не уверен. Отвык я как-то на одной лавке долго сидеть, скука заедает. Зимой, конечно, не погуляешь, а вот после…
— Леса вокруг большие, гуляй на здоровье. Нынче там спокойнее, где глаз да ушей меньше. А уж если совсем нетерпеж… Хотя бы до лета протяни.
— А что летом? — Мальчишка задрал лицо кверху.
— Летом-то? — изучающе глянул на него Шагалан. — Заваруха может начаться знатная, вот что. Остальное разгадаешь, смышленый. А когда повсюду заваруха, самым надежным прибежищем становятся вот такие берлоги.
— Как же, уговоришь меня при заварухе по щелям прятаться, — фыркнул Йерс.
Юноша опустил ему руку на плечо:
— Я и не сомневаюсь в твоей храбрости, приятель. Только храбрость не должна застить рассудок, тогда она оборачивается глупостью. Именно поэтому ты сейчас затаишься вон в тех кустах, а я быстро обойду хуторок.
— Зачем еще?
— Так, погляжу, послушаю. Надо убедиться, что приветят нас одни хорошие люди.
— Да кто ж сюда забредет? И дороги-то нет толковой.
— Не спорь, приятель. Такие правила, как это, нарушать чревато, а для бешеной собаки…
Проверку на безопасность хутор выдержал с честью. Привычно перебравшись через тын, Шагалан отпер ворота и впустил мальчишку во двор. Огромный лохматый пес, вылезший из-под крыльца, позевал на путников, поразмыслив, молча затрусил навстречу. Глухо рыкнув, подставил загривок под ладонь юноши, обнюхал замершего Йерса.
— Не бойся, ратник. — Шагалан улыбнулся. — Старик только обличьем грозен, а на деле безобидней кошки. Видишь, уже хвостом тебе виляет. Дальше двинулись.
Откуда-то из-за угла выскочила Эвира, младшая дочь лесника, увидав гостей, подпрыгнула и, невнятно взвизгивая, понеслась в дом. Пока достигли крыльца, на него высыпало все семейство. Сам Нестион бойко сбежал по ступеням, сгреб юношу в охапку, расцеловал, щекоча бородой. Супруга его осталась наверху, хотя улыбка и заслезившиеся вдруг глаза выдавали — и она рада благополучному возвращению странника. Улыбаясь до ушей, взъерошенная Эвира свесилась с перил и вертелась то к гостям, то к сестре. На Кесси просто оказалось больно смотреть. Вылетела за порог на одном дыхании, придерживая рукой недоплетенную косу. Щеки горят, глаза сверкают — в своем порыве девушка была воистину прекрасна. Ровно мотылек мчалась она навстречу мечте, но, столкнувшись взглядами, внезапно замерла. Запунцовела до кончиков ушей, попыталась спрятать пылающее лицо, выронила косу, смутилась еще больше и, уткнувшись в ворот рубахи, забилась за спину матери. Уйти в дом, однако, сил недостало.
— Дождались-таки бродягу! — басил над ухом Нестион. — Ведь все ж очи проморгали! Уже самые черные мысли в голову лезть начали, и тут радость!…
Рядом неловко переминался с ноги на ногу Йерс. Приходилось признать — здешний прием не шел с Лекстесом ни в какое сравнение. Под шумные приветствия хозяина, благословения хозяйки и выкрики девчонки их провели в дом. Кесси скользила поодаль, не подходя и не отрывая сияющих глаз. Судя по всему, внутри дома только что кипела какая-то работа, однако ради дорогих гостей ее незамедлительно забросили. На очищенный стол выставили имеющиеся припасы, долго, настойчиво угощали. Оголодавшие и утомленные путники ели с охотой. Лишь когда желудки заполнились до краев, Нестион знаком отослал женщин прочь. Кесси забрала с собой брыкающуюся сестру, вялого от сытости Йерса увела ее мать.
— Ну, рассказывай, сынок! — Лесник придвинулся к Шагалану. — А то ведь и сами издергались, ожидаючи, и приятель твой хромой с расспросами навещал да тревогу посеял… Дела ваши, разумею, тайные, обо все нам знать не след, но просвети хоть в чем-нибудь. К примеру, что это за мальчонка с тобой?
Юноша с трудом перевел дух:
— Парнишка, дядюшка Нестион, до тайных дел серьезного касательства, к счастью, не имеет. Обычный бродяжка, каких нынче сотни и тысячи. Волей случая спас его от гибели, а потом уж и прогнать не смог. Вот таскаю по стране, подыскиваю приют, по меньшей мере до весны.
— И про нас, стало быть, вспомнил? — ухмыльнулся лесник. — Что ж, никогда я бродяг не принимал, но коль ты просишь… Пусть малец остается. Много не съест, воевать ему нескоро, а моя старуха какого-никакого сыночка обретет на склоне лет. У нас-то, сам ведаешь, одни девки в семье. Хлопот с ними полно, убытки опять же, а наследника крепкого Творец, сколько ни молили, так и не послал… Пускай хоть с приемышем баба нянчится, душу тешит.
— Спасибо, дядюшка.
— Чего уж там. В делах-то он тебе не помешал? Видно, что смышленый, да ведь ребятенок еще, легко в обузу превращается.
— Ничего, не помешал. На какое-то время случайные люди приютили, потом друзья присматривали, пока я со своими заботами разбирался.
— И как? — не унимался лесник. — Получилось ли?… Чего тебе, дочка?
В приоткрывшуюся дверь заглянула Кесси. Помедлила в нерешительности, потупив глаза, направилась к столу собирать посуду. Нестион недовольно крякнул, однако смолчал. Краем глаза Шагалан наблюдал, как девушка будто бы ненароком подступает все ближе, а за секунду до соприкосновения отодвинул колено. Зардевшись пуще прежнего, Кесси подхватила миски, кинулась к выходу. Отец покачал вслед головой, разведчик же, понурившись, думал о другом. Заговорил после долгой тишины:
— Хочу, чтобы вы, дядюшка, твердо усвоили — у меня нет к вам недоверия. Вы представляете, чем я занимаюсь: работа хотя и благородная, но опасная до крайности. Причем порой опасность тем острее, чем больше человек ведает, чем больше у него можно выпытать. Я бы с удовольствием поделился всем, но, поймите, не хочу отягощать лишним риском ни вас, ни вашу семью. Вы и так делаете для свободы много.
— Да понимать-то я все понимаю, — скривился Нестион, — не маленький. Однако и ты нас, сынок, пойми. Только-только с твоим появлением прикоснулись к огромному миру, даже как-то повлияли на него из медвежьего угла, жизнь прямо новый смысл, скажу, обрела… Как же теперь неведением-то не тяготиться?
Шагалан пристально посмотрел на лесника:
— Из Галаги никаких вестей сюда не долетало?
— Какое! До нашей глуши известия неделями ползут. На рынок, правда, выезжали недавно, там болтали что-то насчет шума да беспорядков. И как раз в Галаге. Никто ничего толком не знал, зато глотки драли от души. А что, твоих рук буча?
— Уж и не поручусь, — хмыкнул юноша. — Молва разукрасит — сам не поверишь. Но на всякий случай прислушивайся к новостям оттуда, кое в чем сыщется и моя заслуга. И ваша, кстати, дядюшка, тоже. Без вашего приюта не было бы и ваших рассказов, а без них мне бы и в голову не пришло забраться так далеко на полночь.
Нестион огладил ладонью бороду, пытаясь скрыть довольную улыбку:
— Что рассказы? Ерунда, лепет. Хотя если помогли они тебе, сынок, то я рад. А насчет того разбойника, о котором говорили? Ааль, да? Отыскал его?
— Отыскал, — кивнул юноша, — вы дорогу точно описали. Здесь я также, всего не раскрывая, отвечу: об Аале и его ватаге отныне никто не услышит.
— Как же? — Лесник глянул на собеседника со смесью изумления и испуга.
— Не тем он оказался человеком, плохим и вредным для нашей борьбы. Потребовалось потому вольницу его пресечь.
— Выходит… бесплодны мои россказни? Разве что в поход этот, далекий и опасный, тебя втравил дурень…
— Напротив, дядюшка, проку с избытком. Не только вредоносным козням Ааля положили конец, но и с очень полезными людьми знакомство наладили.
— Неужто со стариком? Сегешем?
— С ним. Ведь месяцами никак не получалось связаться, а вот теперь вышло. Стало быть, удачным выдался поход, не сомневайтесь.
— Ишь ты! — протянул Нестион. — Вот как повернулось… По такому случаю, сынок, мыслю, и выпить не грех.
Втроем с кувшином шипучего вина засиделись допоздна. Когда снова появились на крыльце, хмурый, промозглый день затухал. У стены, привалившись спиной, дремал Йерс, рядом вскинула голову Кесси, перед ними нетерпеливо скакала младшая сестра.
— И куда ты нынче? — спросил, зевая, Нестион.
— Переночевать бы у вас хотел. В хлеву уголок еще найдется?
— Может, все же в доме? Холодает по ночам.
— Ничего, со скотиной, чай, не замерзну. Да и стеснять вас не резон, мальчишке-то и впрямь лучше в доме. Механизм мой, надеюсь, цел? Вот поутру его заберу и дальше в путь. Пора к себе на юг возвращаться.
— Да не переживай ты так, глупая! — взорвалась хохотом неугомонная девчонка.
Побледневшая было Кесси вновь зарделась, метнула на гостя беспомощный взгляд и, сорвавшись с места, бросилась за сестрой. Та, весьма довольная проделкой, понеслась к сараям, успевая на бегу оборачиваться, гоготать и показывать язык. Маленькой, юркой, ей не составляло труда уклоняться от разгневанной девушки, чья детская подвижность уходила в прошлое. Даже Йерс вынырнул на шум из дремоты, посмотрел вослед сестрам.
— Совсем девки от рук отбились, — вздохнул лесник.
В глубоких потемках Шагалан отворил знакомую дверь. О летней идиллии можно было забыть, все ближе подступали настоящие холода, во дворе и дуло, и лило, и уже всерьез намеревалось порошить. Погода под вечер испортилась окончательно, оставалось только благодарить судьбу, что хотя бы эту ночь странники проведут под крышей. По сравнению с улицей, в хлеву царило тепло и некий уют. Сонная живность повернула морды в сторону гостя, вздрогнула боками на колыхнувшийся сквозняк.
