Стенания оборвались, теперь женщина только всхлипывала:
— Нечего мне вспоминать. Слухов да пересудов тут богато ходит, а вот истины в них отродясь не сыскивали.
— Неужели и не случалось-таки странного? — Юноша поднял голову. — А мне, например, успели назвать некоего Хартига.
Танжина закусила губу:
— Н-да… Бове Хартиг… Пожалуй, тогда и впрямь что-то недоброе приключилось.
— Кто это был?
— Никто. Обычный ватажник, неплохой, хоть и не из прославленных. Разве умный чересчур, почему и пострадал.
— Ты его знала?
— Конечно, давно с Аалем бродил… Но не думай, я с ним не спала!… Хороший парень, веселый такой. А где-то прошлой зимой его словно подменили, осунулся, помрачнел. Не то в схватке крепко досталось, не то замыслил чего. Все по лагерю шатался, по углам секретничал, выспрашивал… Ой, ну точно как ты сегодня, Шагалан!
— Брось, милая! И чем же та история закончилась?
— А плохо закончилась! По весне, чуть снег сошел, исчез Хартиг. Пару дней народ гадал, а потом… созвали… Повесили бедолагу у ворот и с ним еще двоих. Не по-людски все как-то, даже высказаться перед казнью не дозволили, сразу… Объявили, дескать, шпионили они для мелонгов. Однако… вряд ли. Не тот человек был, чтобы товарищей продавать. Можешь и у Ретси спросить, приятельствовали они.
— И многие так же про Хартига считали?
— Многие, но роптать не отважились. У вожаков крыльцо выше, с него виднее… Ты и вправду, Шагалан, полагаешь, будто предатель среди самих атаманов? А вдруг Бове что-то выведал, и его втихомолку…
— Тоже мыслимо. — Удовлетворенный осмотром доспехов, юноша опустился на край кровати. — Эркол с Ретси не заглядывали?
— Никого не заносило… Ты что ж, и этих двоих за собой потащишь? Святая Женьена, неужели снова повторяется?! Опять трое намерились в петлю лезть!
— Засунуть нас в петлю не так просто. — Шагалан, зевнув, откинулся спиной на матрас. — Да и народу на сей раз снарядится побольше. Ты вот что запомни, Танжи: уйду — запри дверь и никому не открывай, сама ночью не высовывайся, что бы ни происходило. Думаю, к рассвету прояснится. А сейчас подождем.
Женщина какое-то время постояла в растерянности, однако Шагалан словно сразу заснул. Тогда она забралась с ногами на кровать и устроилась у его плеча.
— Это будет… очень страшно? — спросила, царапая ногтем холодные стальные кольца.
— Кто бы знал, — не размыкая век, отозвался юноша. — Возможно, кончится миром, возможно — кровавой баней. Не только от меня зависит.
— И ты… вырежешь нашу ватагу?
— Если она до конца последует за своими вожаками, а те окажутся предателями. Пока же ничего не ясно, милая.
Так они лежали еще долго, неподвижные, но не спящие, вслушиваясь в бьющие по ставням порывы дождя. Грезилось, весь мир замер, предчувствуя недоброе, никто не сновал по коридору, не доносились привычные здесь звуки страсти и веселья. Лишь шипящая непогода за окном да два сердца, пульсирующие рядом. Это могло продолжаться вечно. Они плавали где-то между сном и явью, но едва за дверью раздались-таки торопливые шаги, юноша моментально сел. Танжина понимающе отползла в сторону, а он взялся за рукояти сабель. Короткий уверенный стук.
— Кто? — негромко спросил Шагалан, вставая.
— Это я. — Голос Ретси. — Открывай, затейник, покуда новости не простыли.
Юноша обернулся к блеснувшим страхом глазам Танжины, жестом успокоил ее, дернул засов. Сообщник тотчас протиснулся в комнату. Мокрого до нитки, его била дрожь, под ногами быстро росла лужа воды.
— Зашевелились? — потянулся за курткой Шагалан.
— Угу, — выдавил Ретси. — Чуть не околел в твоей чертовой засаде, дружище. Надеюсь, хоть капля проку из этих мучений получится?
— Так что произошло?
— Атаманы вызвали к себе Гармаса. Он частенько у них на посылках служит.
— В том числе на ночь глядя?
— Редко, однако бывало.
— Что потом?
— Гармас провел внутри минут десять. Выскочил поспешно, в седло и к воротам.
— Заметили, куда направился?
— Вниз по оврагу.
— Понял. Ты отменно поработал, Ретси. — Шагалан накинул поверх куртки еще сырой плащ. — Остановишься на этом или дальше пойдешь?
Разбойник сверкнул зубами в улыбке:
— Кто же бросает игру, едва начав? И я не откажусь от самого острого, и Эркол не отстанет.
— Он-то где?
— Бархат вылез сразу за Гармасом, двинулся в сторону казарм. Эркол взялся его проследить.
— Толково. Ааль не показывался?
— Нет.
— Ладно, тронулись.
Шагалан пропустил сообщника за дверь, порывисто развернулся, склонился к Танжине. Женщина была бледна и перепугана. Похоже, она до последнего момента упрямо уповала на то, что все образуется. Он коснулся похолодевшей руки, и та откликнулась судорожным пожатием. Из-за неплотно прикрытой двери кашлянул Ретси. Юноша так же резко поднялся и вышел, не оглядываясь.
Вокруг крыльца раскручивалась настоящая буря. Давно потухший фонарь жалобно поскуливал на крюке. Заслоняя лицо полой плаща, Шагалан подозвал хамаранца.
— Постарайся найти Эркола, — приходилось кричать в самое ухо. — Вместе ждите у ворот. У меня недолгое дело, подойду позже.
— Что, рванем через ворота?
— Да, неподходящая погодка для всяких акробатик. Думаю, нас не будут особо удерживать.
— Ха, пусть только попробуют!
— И я так считаю. Заодно понаблюдайте за дорогой. Этот ваш Гармас, вероятно, скоро вернется, если уже не вернулся.
— Если вернулся, я смогу выяснить.
— Договорились.
Сгорбленные силуэты проворно затрусили к казармам, Шагалан — к той, что чуть не стала ему законным жилищем. С тех пор он заскакивал сюда лишь однажды, да и то на минуту.
Дернул дверь. Еще в сенях пахнуло неизменно крепким, забористым ароматом мужской берлоги. В центре комнаты пятеро мужиков ожесточенно и горласто играли в кости. На скрип двери не обернулись, но, едва юноша приблизился, все замолчали. Трое покосились хмуро, Куля с Багером — кивнули в знак приветствия.
— Опринья у вас? — сухо, не размениваясь на любезности, спросил Шагалан.
Куля мотнул головой в сторону соседней комнаты:
— Здесь. Отдыхает.
— Позови, нужен.
Разбойник вскочил с места, потом замешкался, пытаясь сообразить, чего ради должен подчиняться кому попало. Глянул в глаза юноше и, утратив последние сомнения, кинулся по проходу.
— Садись с нами, Шагалан, — улыбнулся простодушный Багер.
Среди собравшихся, пожалуй, ему единственному визит загадочного чужака доставлял радость. Остальные молча и угрюмо понурились. Они не любили загадок, однако наслушались довольно, чтобы не лезть незнакомцу поперек дороги.
Из соседней комнаты появился Куля, за ним — Опринья, взъерошенный, помятый, но с ясным взором. Сдержанно кивнул:
— Стряслось чего?
— Разговор есть, сударь. Только один на один.
Разбойник поморщился:
— Что за ерунда? Какой такой разговор? Я думал, от Ряжа вести.
— Мой разговор поважнее будет. — Шагалан оставался холоден и серьезен.
Опринья всмотрелся внимательней, хмыкнул:
— Ну не под дождем же торчать? Куля, свечу! В сени пойдем, побеседуем с молодым человеком. А ты проследи, чтоб никто у дверей не отирался.
— Еще просьба, сударь: захватите сразу одежду с оружием. Возможен спешный поход.
— С какой стати? Я никуда не собирался.
— Решение за вами, но снаряжаться советую для худшего.
Разбойник с подозрением прищурился.
— Больно много туману, удалец, — проворчал он себе под нос, однако отправился в соседнюю комнату, откуда вернулся уже в кольчуге и при сабле. Плащ был переброшен через культю руки. — Теперь пойдем? — Кто-то из хмурых мужиков начал подниматься из-за стола, но командир жестом удержал его.
Вдвоем окунулись в темные, холодные сени. Опринья затворил за собой дверь.
— Слушаю.
По еле уловимым признакам Шагалан понял — опытный воин сосредоточен и готов к любой проделке со стороны чужака. Поэтому и согласился так легко захватить на беседу оружие, поэтому не рискует приближаться вплотную. Вероятно, и под плащом обнаружится припасенный нож. Юноша, стараясь не играть на нервах собеседника, остановился в самой безобидной позе.
— Мне нужна ваша помощь, господин Опринья.
— Значит, что-то таки стряслось?
— Скорее всего, да. Вы ведь боретесь против власти мелонгов?
— Дурацкий вопрос.
— Я тоже занят этим. А сейчас полагаю, атаманы вашей ватаги с мелонгами сотрудничают.
Здесь Шагалана озадачили неподдельно: разбойник вовсе не изумился смелому предположению, лишь продолжал пристально разглядывать юношу. И промолчал.
— Вы… знали? — подобрался уже разведчик.
Опринья вздохнул:
— У меня имелись свои подозрения. Достаточно давно.
— С весны? С казни Хартига?
— Неплохо ты все разнюхал, парень, — усмехнулся Опринья. — Вот аккурат так же тогда пытался говорить со мной и Хартиг.
— Его повесили, а вы по-прежнему спокойно служили негодяям?
— У бедняги не было ничего, кроме догадок да намеков. Однако после его смерти… Короче, уверен, он никого не предавал, ему заткнули рот. На всякий случай.
— Кто этим руководил? Бархат? Царапа?
— Царапа? Наслышан, но ни разу не встречал. А уж без Бархата тут, конечно, не обошлось. К тому же…
— Ааль?
Опринья опустил глаза:
— Подобные события навряд ли миновали бы его внимание… Хотя… вдруг атамана самого ввели в заблуждение?
— Всех могли туда ввести, — хмыкнул Шагалан. — Что скажете о Ряже?
— Лихой мужик, бесшабашный, смелый.
— Он способен быть в курсе измены?
Ватажник надолго замолчал, потом вымолвил не без труда:
— Способен. Жаль, добрый ратник, но в придачу простоват, открыт для стороннего влияния… и к золоту неравнодушен. Весьма.
— Таким образом, подозреваемых полно, — заключил Шагалан, убедившись, что продолжения не последует. — Остается уточнить, кто же из них вправду предатель. Нынче же ночью я намерен это сделать, вам, сударь, идти со мной.
Опринья удивленно поднял бровь:
— Зачем?
— Вы должны во всем убедиться лично, чтобы позже убедить своих бойцов.
— Зачем? — повторил разбойник.
— Я не хочу устраивать здесь напрасное побоище и гробить людей только за их неведение.
— Благородно… — По губам разбойника скользнула усталая усмешка. — Надеешься одолеть всю ватагу?
— Найдутся те, кто мне подсобит. Вы согласны?
— Ты толком не представляешь, парень, в какую пакостную историю рвешься залезть. И меня, старика, туда же волочишь.
— А разве не приспела пора, сударь, внести ясность в этот вопрос? Не хватит ли несчастному Хартигу вертеться в гробу?
— И гроба у него тоже не было… — себе под нос прошептал Опринья.
— А ведь гуляет и другая занятная история. Как-то давным-давно некий удалой солдат уже выбрал яростную борьбу вместо того, чтобы везти через пролив полсотни мальчишек. Он пренебрег советами мудрых, однако от его подвигов Гердонезу полегчало не сильно. Вы опять бросите тех мальчишек без поддержки?
— Даже так? — Голос Оприньи совсем потух. — Вот откуда… аукнулось…
— Согласны отправиться со мной, сударь? — напирал Шагалан.
— А у меня есть выбор?
— По совести сказать, нет. Либо мы уходим вдвоем, либо я ухожу, а вы… Я не вправе и дальше множить риск.
Разбойник криво улыбнулся, никак не отреагировав на очевидную угрозу.
— Сладишь? — только грустно осведомился он.
— Не сомневайтесь, — кивнул юноша. — Ни сабля, ни кинжал под плащом не выручат.
Он говорил по чистому наитию, которое редко его подводило. Не подвело и на сей раз. Опринья, покачав головой, неспешно выудил из складок плаща короткий нож, спрятал за голенище.
— Верю, — вздохнул. — Тогда нечего здесь и время терять. Веди, темная сила, куда замыслил.
XVI
Около ворот поджидали Эркол и Ретси. Нового спутника они приняли безо всякого прекословия, подтверждая точность выбора.
— С четверть часа как вернулся Гармас, — вполголоса доложил музыкант. — Поскакал сразу к дому атаманов, забежал и пока еще не появился.
— Бархат там? — спросил Шагалан.
— Нет, не проходил. Похоже, застрял в казармах.
— То есть гонца принимает лично Ааль? — Разведчик переглянулся с Оприньей. — Любопытно. Механизм пришел-таки в движение, и самый момент занять места для зрителей.
— Чего? — не понял Эркол.
— За мной.
Стража у ворот попыталась было спорить, но Опринья властно прикрикнул, и их тотчас пропустили. Уйдя из отсветов последних факелов, погрузились в колышущееся море полуголого леса.
— И куда теперь? — поинтересовался Ретси, закрываясь плечом от хлестких порывов ветра.
Шагалан только махнул в ответ рукой и повел маленький отряд прямо в промозглый мрак. Идти быстро не получалось. Минуло больше часа, прежде чем они, вволю изломавшись по завалам и буеракам, выбрались из чащи. Остановились отдышаться.
— Знакомые края, — хрипло выговорил Эркол, озираясь.
— Неудивительно, — кивнул разведчик. — Мы направляемся в гости к одному известному ковалю.
Ретси вскинул голову:
— К Мигуну, что ли? Да на черта ж тогда ноги калечили? Тропа ведь есть наторенная!
— Так путь короче… — Шагалан отвернулся, всматриваясь куда-то в ночь. — Опять же ни с кем нежеланным не столкнулись и в нужную точку попали.
— Думаешь… здесь? Уверен? Мигун, конечно, личность темная, себе на уме, но якшаться с мелонгами?… Мы же у него тысячу раз были, верно, Эркол?
Музыкант не откликнулся, а лишь поежился.
— Тронулись, — скомандовал Шагалан. — Капельку осталось.
Еще через пару сотен шагов очутились на гребне холма. У самых ног мерцало пятно — тусклое оконце кузни. Цель возникла так неожиданно и близко, что заговорщики невольно примолкли.
— Никакого шума, — заметил наконец Ретси. — А если все же обманулся, приятель?
Шагалан досадливо прикусил губу:
— Всяко может статься, сейчас выясню. Сидите и не шевелитесь.
Легким, беззвучным бегом он скатился вниз по склону, огибая кузню слева. Чем ниже, тем ощутимее редели заросли, но юноша только замедлял ход. В конце концов вовсе застыл, огляделся настороженно. Послушные спутники растворились где-то позади. Сложил руки, крикнул филином, силясь пробиться сквозь ветер. Постоял, осязая темноту. Снова пустился бежать, а затем повторил свой зов. О том, что за сумасбродная птица шаталась бы по лесу в такую непогодь, размышлять не хотелось. Тем более на этот раз он уловил слабый отклик. Несколько лишних маневров, тихие пересвисты, и вот рядом материализовался мокрый силуэт Кабо.
— Мерзкую ночь ты выбрал, брат, — вместо приветствия буркнул хромец.
— Что там, в кузне?
— Не волнуйся, похоже, сработала твоя ловушка. Часа два назад прискакал молодец, побыл немного внутри и отправился обратно. Сразу после еще всадник, по виду — мальчонка, выехал дальше по дороге. Воротился где-то через полчаса. У них тут всегда по ночам подобная кутерьма?
— За полчаса, говоришь, обернулся? — в задумчивости покачал головой Шагалан. — Куда же он ездил? Я, кроме Сошек, никаких селений-то окрест и не знаю… Гармас же, наоборот, что-то больно долго вне лагеря пропадал…
— А эти твои… Сошки, они близко?
— На добром коне да по чистой дороге вполне успел бы. Но зачем? Выходит, где-то там постоянно сидит эмиссар мелонгов?
— Уже не сидит, — хмыкнул Кабо. — Чуть раньше вас прибыл новый гость.
— Один?
— Один. Довольно смело для разбойничьих лесов, не находишь? Рассмотреть его толком не удалось, верховой как верховой, без серьезного вооружения.
— Он и сейчас там?
— Должен быть. Коня не расседлал, развалился за столом, неторопливо вино тянет.
— Черт бы тебя побрал, Кабо! В окна заглядывать все-таки не стоило. Спугнешь же!
— Ничего. Ребята слишком уверены в себе, даже дворовых собак не завели.
— Да уж, им совершенно ни к чему извещать окрестности о каждом своем позднем госте. Теперь так: расползаемся обратно и ждем второго визитера.
Кабо пожал плечами:
— Истину можно прекрасно вытрясти и из первого.
— Это не для всякого покажется убедительным, брат. И вот еще… до поры таись от меня поодаль.
— Кто с тобой?
— Два приятеля из ватажников и уважаемый среди них командир.
— Доверяешь им?
— Ну… это лучшие, кого я там отыскал.
Разговор оборвался будто бы на полуслове, друзья молча скользнули каждый в свою сторону.
Шагалан вернулся к спутникам, коротко обрисовал обстановку. Спустившись по склону, четверка подкралась почти к самому дому. Если бы не воющее кругом ненастье, они бы, пожалуй, расслышали, как всхрапывают лошади у коновязи. Собак и вправду не обнаружилось. За мутным пузырем окна уютно и мирно дрожал огонек, изредка мелькали тени. Укутавшись плащами, в засаде приготовились к долгому ожиданию. Сверху уверенно лило, поредевшие заросли окончательно перестали сдерживать воду, а ветер ухитрялся зашвырнуть ее в любую щелку. Однажды лязгнул засов, на пороге в полосе света появился человек, судя по фигуре — Мигун. Прикрыл за собой дверь, постоял, настороженно прислушиваясь. Заговорщики невольно вжались в мокрую землю, хотя в такой темноте их нипочем не заметили бы. Где-то там, у подъездной дороги, прятался сейчас Кабо, за него Шагалан опасался гораздо больше. Неугомонный хромец наверняка подобрался к самым стенам дома и мог выкинуть какую-нибудь дерзость. Однако все обошлось, Мигун возвратился к себе.
Слабое хлюпанье с глухого ночного тракта донеслось не меньше чем через час. Начавшие было в нетерпении ворчать Ретси и Эркол затихли. Из мрака выплыл всадник, рысцой подъехав к кузне, спешился, нарочито медленно привязал лошадь. На уверенный стук дверь сразу распахнулась, показавшийся Мигун безмолвно пропустил гостя, закрыл за ним.
Шагалан покосился на Опринью:
— Ну, что скажете, сударь? Любопытные посиделки?
— Это не Ааль, — покачал головой разбойник.
— Зато на Бархата чертовски смахивает, — вставил Эркол. — Как я и подозревал…
Разведчик на него и не глянул:
— Какие вам в придачу нужны доказательства, господин Опринья?
— Как и ты, парень, я не верю в подобные совпадения, но… Положим, и впрямь Бархат заехал в неурочный час, к примеру, за вином. Так вот внезапно захотелось. В то же самое время здесь же остановился какой-нибудь другой путник, пережидающий непогоду. И чего? Зарезать за это обоих? Ты же не рассчитываешь, что на встречу явился белокурый мелонг?
— Со стороны Гонсета было бы чересчур нахально.
— Тогда как их обличить? Наилучший выход, конечно, — подслушать разговор.
— Не получится. — Шагалан поморщился. — Я-то, вероятно, еще сумел бы подлезть вплотную, но вас бы не протащил. А мне на слово вы поверите? То-то же. Посему атакуем в лоб, входим и разбираемся со всем на месте. Вы с Эрколом ждете на улице, я — во главе, Ретси прикроет со спины.
— Устраивает, — кивнул хамаранец. — Как насчет глотка вина — взбодриться, согреться накануне заварухи? Я прихватил флягу…
— Меня не устраивает, — нахмурился Опринья. — Я обязан наблюдать все с первого же мгновения. Должен сам до конца верить в то, что буду рассказывать людям.
Шагалан, помолчав, махнул рукой:
— Ладно, снаружи Эркол и Ретси. Довольно возражений! Кому-то нужно и тылы оберегать.
— Но ведь каждому хочется поучаствовать! — обиделся Ретси.
— Ничего. Возникнет возможность, позовем вас.
Обозрев напоследок свое воинство, Шагалан поднялся с земли и побежал к дому. Увидеть их в такую темень едва ли удалось бы, а вот поспешить, дабы застать беседу в разгаре, стоило.
У стены избушки юноша замер, жестом приказал остановиться спутникам. Персональный толчок в грудь заслужил Опринья, излишне рьяно рвавшийся в бой. Очередное вслушивание в ночь. Еле различимый свист, почти писк слева — Кабо подтверждал готовность. Всхрапнула у коновязи беспокойная лошадь. Шагалан мягко ступил на крыльцо, прижался боком к ледяным петлям. К нему пробивался смутный шелест голосов, однако смысла было не разобрать. Подав всем знак затаиться, разведчик несильно и коротко пнул ногой дверь. Получилось как надо — отчетливо, но непонятно. Внутри разом смолкли. Это казалось наилучшим вариантом: доски слишком мощны, чтобы надеяться быстро их высадить. Постучать? Представиться запоздалым странником? Их там и так уже полно, новым гостям не обрадуются. Завязались бы бесплодные переговоры через дверь, игры в словесные кошки-мышки, да и голос нашлось бы кому распознать. Сейчас же расчет на банальное людское любопытство, а особая настороженность в этом только помощница.
С минуту царила гробовая тишина. Даже ветер, чудилось, решил придержать разгул и посмотреть, чем дело кончится. Потом внутри заскрипели половицы. Человек очень старался красться неслышно, но был тяжел и недостаточно ловок. У порога он замер. Еще минуту по обе стороны двери напряженно состязались в чуткости слуха и терпении. Затем зашипел жирно смазанный засов, темноту взрезала полоса света, передавленная грузной тенью. Дверь медленно поползла наружу. Когда ширина щели доросла до локтя, Шагалан устремился в атаку. Уцепился за створку, провернулся на ней, одновременно распахивая ее дальше и вылетая на врага. Мигун, человек с обличьем лешего, успел лишь инстинктивно вскинуть руку. Не прерывая движения, разведчик жестко ударил, впихнул обмякшее враз тело в сени, сам прыгнул следом. За открытой дверью в горницу дернулись какие-то тени. Пока бесчувственный кузнец с грохотом валил скамьи, а сзади стучал сапогами по крыльцу Опринья, юноша неспешно вошел в комнату.
У стола в свете толстой свечи стоял Бархат. Напруженный, с окаменевшим лицом, в руках — меч. Мрачные черные глаза впились в незваного гостя, в них мало обнаруживалось растерянности, зато ярости хватало с избытком. Так и не вытащив оружия, Шагалан огляделся с порога: ничего почти не изменилось с его прошлого визита, разве что пучки драгоценной травы сейчас небрежно свалены в угол. На столе бутыль вина в соломенной оплетке, пара оловянных кружек, миска с нехитрой снедью. Закончив осмотр, юноша вновь повернулся к Бархату. Разбойник держался хорошо, только острие клинка слишком уж нервно дергалось над полом.
— Где второй? — спросил Шагалан будничным тоном.
Мимо плеча в горницу втиснулся Опринья, глянул на Бархата, потом — удивленно — на Шагалана. Атаман встретил ватажника вспышкой ненависти:
— Вот с тобой-то уж точно не ожидал здесь столкнуться! Продажная тварь! — Под конец голос дрогнул, сорвавшись с хрипа на визг.
— Вопрос продажности мы еще обязательно обсудим, — согласился разведчик. — Сперва ты ответишь, где второй.
— Второго вы завалили в сенях, болваны!
— Не юли, атаман. — Юноша поморщился. — Мы тут давно созерцаем ваши маневры.
Бархат поджал губы:
— Его уже не догнать. Ушел, едва затеяли шуметь. Через кузню. Однако вам туда не пройти! — Клинок поднялся на уровень пояса, перегораживая дорогу.
Опринья беспокойно заворочался, Шагалан, склонив голову к плечу, с интересом воззрился на противника.
— Собираешься потягаться со мной в махании железом? — осведомился он столь холодно, что Бархат побледнел. Но не отступил.
— В свое время у меня неплохо получалось, — с трудом вымолвил атаман.
— Нынче другие времена и другие люди. И через кузню твой товарищ никуда не убегал. Если не ошибаюсь, это он норовит затаиться за печью? Вылезайте на свет, сударь! Вы же не трусливая мышь, чтобы прятаться по щелям, ведите себя достойно. Например, как ваш пособник.
После секундного замешательства мокрый дорожный плащ в запечье колыхнулся, откинулся. Отряхиваясь, на середину комнаты выбрался невысокий плотный человек, темноволосый, средних лет. Одет он был в потертый купеческий кафтан, а в руке сжимал короткий меч.
— Здесь как-то все друг друга знают, — ухмыльнулся Шагалан. — Не соизволите ли представиться?
— Много чести для такого отребья! — выкрикнул человек. Судя по лоснящемуся лицу, нервничал он куда сильнее Бархата.
— Спасибо, сударь! — Разведчик, кивнув, обернулся к Опринье: — Акцент, вероятнее всего, из Овелид-Куна. Старина Гонсет, сдается, не очень доверяет местным шакалам.
Глухо рыкнув, чужеземец ринулся в бой. Юноша не замедлил шагнуть навстречу, ножнами с оставшейся в них саблей увел в сторону размашистый удар, а головкой эфеса ткнул в лицо. Противник, охнув, отлетел вспять, на руки Бархата. Несколько секунд атаман поддерживал заливаемое кровавой чернотой тело, затем брезгливо уронил его на пол. Медленно выпрямился, стирая следы растерянности и страха, перехватил свое оружие, встал удобнее. Похоже, он ясно сознавал, что поединок окажется для него роковым, тем не менее отказываться от драки не собирался. Новый топот сзади, на пороге комнаты возник запыхавшийся Ретси с мечом.
— Что у вас вдруг? — гаркнул он, обводя горницу глазами.
— Ничего особенного, — успокоил разведчик, последним из присутствующих обнажая клинок. — Как Мигун?
— Вязать сразу начали, глядь, а он уже не дышит. Крепко приложился.
— Не беда. Еще одного я тоже усмирил, хотя в живых он пока останется. И господин Бархат вот-вот к ним присоединится, если, конечно, не проявит здравомыслие.
Атаман, озиравшийся загнанным зверем, пристально всмотрелся в холодное лицо Шагалана, распаленное — Ретси, хмурое — Оприньи. Сплюнул под ноги и со звоном, гневно швырнул туда же меч. Выругался.
— Разумное решение, — хмыкнул Шагалан. — Если не возражаете, Ретси вас свяжет… ради общего спокойствия. И вашего товарища заодно.
— Чего вы от меня хотите? — надменно произнес Бархат, когда ему стягивали руки веревкой.
Юноша убрал оружие, присел на краешек стола.
— Собственно, мне от вас, господин атаман, почти ничего не надо. Я и так знаю, что вы вступили в сговор с мелонгами, что подрядились выманивать для них других, настоящих повстанцев. Единственное, чем вы могли бы помочь, — уточнить круг лиц, осведомленных о данной забаве. Чтобы не особо мучила совесть, скажу — свой вариант списка я уже составил… Вместе с тем, хотя мои запросы этим исчерпываются, придется рассказывать и о самом заговоре, причем с подробностями. Позволим господину Опринье внимательно выслушать вашу откровенную исповедь?
— Тогда давайте условимся, — процедил Бархат сквозь зубы. — Я выкладываю все без утайки, вы — сохраняете мне жизнь и свободу.
— Боюсь, вряд ли получится. Сегеш определенно захочет вывесить всех изменников рядком. Впрочем, если хорошо постараетесь, я, пожалуй, замолвлю словечко.
— Какой же мне смысл, поясните, откровенничать? Если впереди и так и так петля?
Тем временем Ретси закончил связывать чужеземца, усадил у стены и принялся вытирать ему обильно кровоточащий нос. Шагалан задумчиво посмотрел на Бархата.
— Существуют разные способы заставить человека поделиться правдой. Вам знаком, например, вот этот? — Юноша извлек из рукава изогнутую костяную иглу. — Кусок обыкновенной женской шпильки, но я найду дюжину точек, куда вводить эту штучку дьявольски больно. Без особой крови и усилий, однако вы предпочтете виселицу продолжению подобной жизни. Надеетесь вытерпеть? Возможен иной вариант: пройдем в кузню, разожжем горн, железа там в достатке…
— Хватит! — непроизвольно дернулся Бархат. — Не ожидал от вас такой… жестокости.
— У меня масса скрытых достоинств.
— Я… — Бархат понурился. — Я буду говорить.
— Прекрасно. Ретси, усади господина атамана удобней, это он уже заслужил. Начинайте с самого начала, с момента, когда на вас вышли мелонги.
— Нет, все происходило не совсем так. Года три назад Ааль верховодил в крошечной шайке, обитавшей в предгорьях Хамарани. Его выловили при каком-то мелком грабеже, чудом не забили на месте и отдали властям.
— Я слышал историю про счастливый побег.
— Никакого побега. Люди Гонсета выбрали Ааля для важного задания и, столковавшись, отпустили на волю. Там он взялся сколачивать новую ватагу. Кого-то находил сам, кому-то позволяли сбежать мелонги.
— Ватажники знают об особом статусе их отряда?
— Нет, естественно. В помощь Аалю направили меня, позднее мы вдвоем ввели в курс Ряжа.
— Чем купили вас?
— Чем обычно покупают? — буркнул Бархат исподлобья. — С одной стороны кладут золото, с другой — петлю. Большинство соглашается.
— То есть о связях с врагом в ватаге осведомлены только трое? Настаиваете?
— Совершенно верно.
— А Царапа?
Разбойник бросил быстрый злой взгляд и нырнул лицом обратно в тень:
— Даже вы клюнули… Нет никакого Царапы, его придумали мы с Аалем. Когда требовалось провернуть чрезмерно грязное дело, списывали на Царапу, «тайного» атамана.
— Гармас?
— Что вы! — Бархат не удержался от нервного смешка. — Глуповатый парень, служил в качестве посыльного, не более.
— Но ведь вы же не письма с ним передавали? Сообщения он должен был запоминать.
— Все просто — открытые послания он впрямь запоминал. А вести для хозяев… На такой случай имелась короткая система кодов.
— Чего? — не понял Опринья.
— Объясните доступней, — кивнул Шагалан. — К примеру, как вызвали сегодня на свидание этого господина?
«Господин», едва перестав захлебываться в собственной крови, зарычал с пола в бессильной ярости.
— Гармас ехал к Мигуну и покупал, скажем, свиную колбасу, — понуро продолжил Бархат. — Это означало, что все готово к очередной встрече спустя сутки. Если заказывался цыпленок, то встреча необходима немедленно.
— Кто такой Мигун… был?
— Человек Гонсета. Гердонезец, прибился в Хамарани. Подробностей про него не знаю, у нас излишнее любопытство… не приветствовалось.
— Верю. Кто еще извне осведомлен о ваших делишках?
— Только люди из тайной службы. Да и там… Гонсет предпочитает предельно ограничивать круг посвященных.
— Доводилось лицезреть наместника?
— Да… однажды. Беседовал перед отправкой к Аалю.
