Тонкие пальчики мягко скользили по спине. Они уже исследовали правую лопатку и теперь забирались на плечо. Немного щекотно, но все равно хорошо, покойно. Откуда-то изредка прорывались отдельные крики, смех, хотя толстые стены и ковры на них обещали гасить звуки чужих безумств. Шум на улице утих совершенно.
      — Еще один шрам. И пока самый большой, — сказала Танжина.
      Уж что-что, а свои шрамы с рубцами он помнил досконально.
      — Сорвался с бревна. На тренировке. Года два назад.
      — Как же вы интересно развлекаетесь там, за проливом. Мы в местной глухомани совсем одичали. Расскажи что-нибудь о Валесте.
      Он перевернулся на спину, и копна рыжих волос немедленно юркнула ему на грудь. Разгребая, освободил улыбающееся личико женщины.
      — С чего вам-то дичать? Это мы живем в голом поле, а здесь город под боком, и солидный. Разве не отпускают туда?
      — Пускают, конечно, но очень редко: иногда раз за месяц, иногда ни разу. В остальные дни маешься среди одних и тех же рож. Сытно, да скучно. А у вас, наверное, не так?
      — У нас ярких событий мало, однако скучать некогда. Слишком напряженная работа.
      — И чем же вы заняты?
      — Готовимся.
      — К чему?
      — Надеюсь, к тому же, к чему и вы, — освобождению страны.
      Танжина неопределенно фыркнула:
      — Может быть. И что, все беженцы могучие, вроде тебя?
      — Есть и посильней.
      — Здорово. И много таких богатырей?
      — Хватает.
      — Не доверяешь? — Она обиженно надулась.
      Шагалан, потянувшись, чмокнул в щеку:
      — Не в том дело, Танжи. Ты пойми, речь идет о чересчур важных сведениях. И так уже разболтал больше, чем… В свое время ты все узнаешь. Ведь это не последний наш разговор, правда?
      — Правда. Я же теперь твоя девушка.
      — Хм. Это… накладывает какие-то обязательства?
      — Ничего особенного. Отныне я могу законно отказать любому приставале и спать единственно с тобой.
      — А я?
      — А ты должен содержать меня. В меру сил, конечно. Хотя учти, я — девушка балованная.
      — М-да, — ошарашенно протянул Шагалан. — Честно сказать, такого не ожидал.
      — Не бойся. — В лице Танжины мелькнуло непритворное беспокойство. — Я пошутила.
      — Я не боюсь. Просто никогда еще никого не содержал. А что, есть какие-то необычные запросы?
      — Ничего необычного: чуточку золота, чуточку драгоценностей… Да шучу я, шучу! — Она опять опустила голову ему на грудь. — За еду и кров тут не платят, тряпок у меня накопилось полно, хватит на несколько лет. Старые приятели на это не скупились, но вот в остальном… Я не предполагала, что ты такой нежный, Шагалан.
      Юноша скромно промолчал.
      — И твоя нежность… она от сердца, не от опыта. С опытом… У тебя ведь уже были до меня женщины?
      — Были.
      — Но немного, так?
      — Ну… вообще-то дважды.
      — Хорошо, как-нибудь расскажешь в подробностях, люблю это. Однако я же знаю парней твоего возраста, у вас юбки на уме с утра до вечера. А ты говорил о своем лагере как исключительно о мужской компании. Или там есть и женщины?
      — Есть и женщины, помогают по хозяйству.
      — Не увиливай, ты понимаешь, о чем я!
      — Танжи, неужели это ревность?
      — Еще чего, у тебя для ревности поводов куда больше, заранее предупреждаю.
      — Я справлюсь. Ладно, полковых девок у нас нет. Хотя… недавно появилась одна… ну, выросла… что-то близкое. Но я с ней покуда… не сталкивался.
      — Могу сразу отпустить тебе сей грех. Одна, значит? А как же вы тогда обходитесь последние годы? Все своими руками?
      — По-разному.
      — И, похоже, друг другу пособляли?
      — М-м… всякое бывало.
      Танжина рассмеялась, явно довольная наведенным смущением. Потом прижалась теснее, заворковала на ухо:
      — Бедняжка! Тяжелое детство, некому приласкать-приголубить. Надо срочно и усиленно восполнять пробелы. Как ты на это смотришь?
      Ее ловкие пальчики юркнули под одеяло.
      — Не горячись, Танжи. Думаю, там искать пока нечего, — заметил Шагалан.
      После того первого скоропалительного слияния он вовсе не помышлял о продолжении. Но Танжина отнюдь не казалась разочарованной. Наоборот. Он и не представлял себе, что способна вытворить алчущая женщина. И чем. И где. На юношу обрушился водопад самых изощренных ласк, от трогательно нежных до откровенно бесстыдных. Ее тело было везде, обвивало и скользило вокруг змеей, прикосновения сочетали отточенность опыта с неподдельной страстностью. Ничего удивительного, что спустя несколько минут он вновь окреп, воспламенился и сам ринулся в атаку. Вторая попытка получилась куда длительней, содержательней, а главное — упоительней для обоих. Их крики и стоны наверняка долетали до соседних комнат. Когда по завершении Шагалан благодарно целовал соленое от пота и слез лицо женщины, та выглядела вполне удовлетворенной. Однако вскоре выяснилось, что ее аппетиты неистощимы. Про свои силы он бы этого не сказал.
      — По-моему, не все потеряно, — отпарировала Танжина.
      — Ну, мне-то лучше знать. Некоторое время даже твое колдовство не подействует.
      — Я пока не использовала более мощные методы.
      — Погоди, не надо. Ответь-ка теперь на мои вопросы.
      — Хорошо, давай попробую.
      Ее лицо было совсем близко. Шагалан долго молча всматривался в темные глаза. Она не отводила взгляда.
      — Почему там, на гульбище, ты подошла именно ко мне? Ретси попросил?
      — Ретси? Вот еще! Нет, я сама давно тебя высмотрела, а он лишь подтвердил… что у меня будет шанс.
      — Какой шанс? Полно тебе! Разве кто-нибудь отказал бы такой красавице?
      — Спасибо, — улыбнулась Танжина. — Раньше я тоже так думала. А тут вдруг… оробела ни с того ни с сего.
      Она опустила голову, и тень поглотила ее лицо. Голос доносился глуше:
      — Ты догадываешься, что весьма симпатичен?
      — Догадываюсь. И причина именно в этом?
      — Не только. Ты какой-то… необычный. Точно не могу объяснить, но почувствовала сразу. Красивых парней перевидала пропасть, а вот таких… особенных… не встречала.
      — И в чем же, по-твоему, моя необычность?
      — Не знаю. Это трудно выразить словами. Я даже не в состоянии уразуметь, доброй окраски твоя необычность или злой.
      — Интересно.
      — Сам-то как считаешь?
      — Понятия не имею. Однако добрых деяний советую от меня не ждать. На всякий случай.
      — А злых?
      — Тоже.
      Танжина вздохнула:
      — Ясности не прибавилось. Вот такую же загадку, пугающую и манящую, я ощутила на гульбище. Вдруг потянуло к тебе с давно забытой силой, я запаниковала… Испугалась: упущу что-то важное… Наверное, звучит глупо. Возможно, все дело в заурядных страхах не слишком счастливой бабы. И увидела я в тебе только их отражения. Или вообще… Тебе сколько лет?
      — Почти семнадцать.
      — Вот-вот. Ты вполне мог бы быть моим сыном. Да, не удивляйся, я совсем не так юна, как выгляжу. Часто болтают, что время надо мной не властно. Но я-то чувствую — это не так, мне подарена лишь отсрочка, которая кончится. И очень скоро! Вдобавок… если я и смотрюсь гораздо моложе своих сверстниц, то заплатила за это непомерно высокую цену.
      Танжина шмыгнула носом, и Шагалан понял — подруга готова разреветься. Он привлек ее к себе, мягко прошелся губами по глазам. Там действительно опять стало солоно. Не сговариваясь, слились в затяжном глубоком поцелуе. Оторвавшись, женщина невесело рассмеялась:
      — И все правильно, все справедливо.
      — Ты к чему?
      — Как верно замечено в народе, бодливой корове Бог рогов не дает. Точно про меня.
      Шагалан секунду помедлил, потом спросил:
      — У тебя… нет детей?
      Новый смешок, напомнивший стон.
      — И не будет. Никогда. Ни от кого. Слишком много похоти, слишком много грехов. А в итоге — наказание, всю тяжесть которого осознаешь уже на излете жизни.
      — Зачем же так… безысходно.
      — Так оно и есть, Шагалан. Могла бы родить — давно бы родила. Кто только не числился среди моих любовников, все варианты перепробовала. И вечно с одинаковым результатом.
      — Ты… жила с Аалем?
      — И с ним тоже. Хочешь услышать грустную историю до конца?
      — Конечно.
      — Сказка получится длинная и довольно банальная. Жила-была у подножия Хамаранских гор девочка. Крестьянская семья, не богатая и не бедная. С голоду не пухли, правда, детки рождались все больше мертвые. Как ни старались родители, в итоге ребятишек уцелело трое: девочка и два ее брата-крохи. Да, еще с ними жила бабка, мать отца. Когда девочке исполнилось лет десять, в селение нагрянула болотная лихорадка. Вдруг оказались бессмысленными мечты о гурьбе детей — в месяц ушли и родители и братья. Вообще в тот раз полдеревни вымерло. Осталась девочка бедовать с бабкой. Старуха была добрая, разве что от всех напастей малость рассудком подвинулась, заговариваться начала. Где-то год мы с ней нищенствовали, вкусили нужды полной мерой. К весне осознали, что не выкарабкаться, дорога лежала либо на паперть, либо в могилу. А тут почудилось — повезло! Удалось бабке пристроить меня к дальнему родственнику отца, трактирщику, обретавшемуся поблизости. Конечно, там приходилось работать от зари до зари, убирать на кухне, зато кусок хлеба имелся всегда. Бабка же померла, едва освободившись от опеки… Врать не хочу, трактирщик относился к девочке с сердечностью, чего не скажешь о его жене и отпрысках. Можно было бы, впрочем, жить и там, жить да радоваться судьбе. Платить по счетам довелось через два с лишним года. Как-то раз добрый трактирщик отвел девочку в хлев и в несколько минут доказал, что она слишком выросла, чтобы считаться ребенком. Причем совершил все от чистого сердца, не из сластолюбия, а ради пользы дела. Теперь ей предстояло трудиться в зале, и все чаще находились охотники познакомиться с миловидной крошкой поближе. За серебряную монету хозяин провожал обоих в темную комнатушку наверху. Так, однажды проторенный путь превращался в накатанную дорогу.
      — Как ты это перенесла? — тихо спросил Шагалан, уловив паузу в повествовании.
      — Выжила. Сперва, разумеется, ревела, сопротивлялась, а потом… приспособилась. Понемногу даже пришлось по вкусу. Поначалу нравилось общее внимание и оживление, блестящие глаза мужчин. Я уже доподлинно знала, чего им надобно, но выдумывала что-то большое, чистое. А спустя примерно год проснулись и телесные чувства. Стала получать наслаждение от своих посетителей, чем заводила их только пуще. Если попадалась особо отвратная рожа, я зажмуривалась и воображала себе волшебного принца, которому отдаюсь по любви. Минул еще год, и этот принц появился. Молодой, красивый, бравый, он покорил меня с первого мгновения, а в придачу оказался неутомимым любовником. Две ночи подряд мы не отрывались друг от друга, на третью — сбежали вместе.
      — Трактирщика предварительно обобрали?
      — Угадал. Я же говорю, история банальная. Прихватили все, что сумели найти. Дальше жизнь понеслась кубарем. Мой сказочный принц на самом деле был отчаянным сорвиголовой, впутывался во все возможные авантюры и вскоре прибился к небольшой разбойничьей шайке. Несколько раз дрался из-за меня с другими ухажерами, а через месяц переключился на подружку вожака. За это его и зарезали.
      — А ты?
      — Да что мне?… Немного погоревала, поплакала по изменщику, затем отыскался новый кавалер… следом еще и еще… Спрос огромный, выбирай и обслуживай. Нельзя лишь оставаться одной.
      — Потом появился Ааль?
      — Да, но это случилось уже недавно, пару лет назад. Он в то время едва поднимался, собирал под свои знамена окрестный вольный люд. Примкнула и наша шайка.
      — Зачем?
      — Мелким группкам припекало, после Восстания мелонги взялись за них всерьез. А тут образуется солидная ватага, способная при необходимости огрызнуться. Во главе — видная фигура, человек с немалой славой: и за границей повоевал, и в разбойном промысле преуспел, из темницы сбегал. В общем, достойный вожак.
      Танжина перевернулась на спину, ее бесподобный силуэт четко обрисовался в отблеске свечи. Сил по-прежнему не было, но зрелище все равно завораживало.
      — Я не знал, что Ааль сидел в тюрьме… — Он коснулся кончиками пальцев высокого бюста, и тот явственно затрепетал от удовольствия.
      — Попался при налете на купеческий обоз. Вроде бы там оказалась засада, много людей полегло. Вот сюда теперь… смелее… — Голос женщины начал прерываться, дыхание участилось, внимание определенно уходило в иную область. — Ааля схватили, отвезли в город. Через неделю он исхитрился сбежать, а четверых его товарищей таки повесили.
      Повинуясь ее репликам, движениям, а то и прямым наставлениям, Шагалан скользил руками по горячему женскому телу. Нешуточных усилий требовало в таких условиях сохранение нити разговора. Каждая мягкость и упругость, холм и впадинка нуждалась в тщательном исследовании. Его новая подружка поражала совершенством. Возможно, обладай юноша большим опытом, заметил бы первые беспощадные следы увядания на шее или руках. К счастью, излишний опыт пока отсутствовал.
      — С тех пор ты стала любовницей Ааля?
      — На какой-то срок. Потом находились другие девицы… Теперь еще ниже… и наружу… а у меня — другие кавалеры. Ох!… немало народу попрыгало на мне… почитай, все вожаки перебывали тут… в лучшие времена…
      — И Бархат?
      — Да, да…
      — И… Царапа?
      — Его я никогда не встречала. Ну, приступай же… пора, видишь? А-а…
      Далее продолжить разговор не получилось. Извивающееся рядом тело стремительно погружалось в неистовство наслаждения, заражая юношу. Откуда ни возьмись, возродились и мощь, и твердость, и неукротимая жажда обладания. Женщина уже билась в судорожном экстазе, но успела подхватить в водоворот страсти и его.
 
      Шагалан проснулся привычно рано. Так же привычно обследовал собственное состояние и нашел, что для пережитых вчера испытаний оно вполне удовлетворительно. Несколько ссадин и ушибов на фоне повседневных травм были сущими пустяками, гораздо ощутимее болели части, перенапрягшиеся ночью.
      Тихо посапывала рядом Танжина, по-детски приоткрыв рот. Юноша некоторое время рассматривал подружку: при свете та выглядела заметно старше, хотя по-прежнему была очаровательной. Он еле удержался от желания поцеловать — не хотелось нарушать столь сладкий сон. Выскользнул из растерзанной постели, отыскал на полу одежду. Узкий пыльный коридор пустовал. Откуда-то сбоку глухо доносились отголоски чьей-то речи, в остальном дом еще спал. Разведчик сделал всего пару шагов к выходу, как одна из дверей напротив «его» комнаты распахнулась, оттуда вывалился полураздетый, взлохмаченный Багер. Выпихнутый в коридор сильной рукой, он выглядел растерянным. В дверном проеме Шагалан обнаружил рослую девицу, голую и раздраженную. Увидав новичка, девица, впрочем, тотчас смягчилась, даже успела игриво подмигнуть, прежде чем скрыться. Из этой комнаты пахло фиалкой.
      Чуть не налетев на юношу, кривоносый Багер отпрянул, покраснел и принялся натягивать рубаху.
      — Вот попалась зловредная сучка, — заговорил еще из-под одежды. — Обещал же, заплачу, значит, заплачу. Куда я от нее денусь-то? А у тебя, Шагалан, понимаю, полный порядок? Молодец, настоящую королеву добыл! Приятно покувыркались?
      — Неплохо.
      — Да, нынче здесь солидный бабский хор вопил. Вот ведь жизнь! Дерешь их, дерешь, ублажаешь, а они единственно о деньгах думают, мерзавки. Ночью лезут на стенку, а утром — к тебе в карман.
      Шагалан неопределенно хмыкнул.
      — Ну и, конечно, твое вчерашнее выступление всем понравилось, — бойко продолжал Багер. — Я на тебя ставил, полсребреника заработал. И лихую же вы с Голопузом драчку учинили! Народ просто выл от восторга. Только мне однажды не по себе стало… ну, когда уяснил, что б ты мог с нами тогда у брода сотворить. Потому спасибо, дружище, не погубил во цвете лет… На радость жадной потаскухе, язви ее…
      На улице было пасмурно и безлюдно. Поеживаясь от холода, они направились в сторону кухни, однако та еще темнела безжизненной, запертой крепостью. Впрочем, над крышей еле заметно вился прозрачный дымок, внушая надежду. Уселись тут же у стены, на сырую лавку, подстелили, кто что нашел. Багер, отчаянно зевая, лениво рассказывал о своих ночных похождениях, все его мысли снова и снова упирались в женскую продажность и подлость. Молчавший Шагалан вскоре задремал, едва контролируя происходящее вокруг.
      Лишь через полчаса поселок начал постепенно оживать. Поочередно захлопали двери, вышла на улицу птица, первые коровы потянулись привычной дорогой к воротам. Истошно, перебивая друг друга, заголосили сразу несколько петухов. Шагалан, наблюдавший сквозь опущенные ресницы, никак не мог отделаться от впечатления, что перед ним простая мирная деревня. Наконец показались мужики. Вчерашний кутеж не прошел даром: почти все были помяты, растрепаны, а то и откровенно шатались. Кто-то возился с конем, кто-то умывался из бочки, ухая и фыркая, но основная масса народа прямиком побрела к кухне. Подходили, негромко здоровались, усаживались здесь же. От Шагалана не укрылось — его приветствовали особо уважительно. Пожалуй, как ни крути, в идеях Ретси имелась толика здравого смысла.
      Когда ожидающих набралось уже человек двадцать, объявились и неразлучные приятели. Оба прибыли со стороны «дома свиданий», выглядели на удивление довольными и бодрыми. Их фонтанирующая энергия да скабрезные шутки немного растормошили понурых мужиков. Не прождав и минуты, Ретси уверенно забарабанил в дверь кухни, откуда с небольшой дежурной перебранкой вынесли завтрак. Внушительных размеров жареного кабанчика сопровождали плоские корзины с луком, хлебом, сыром и глиняный кувшин в оплетке. Именно кувшин с вином превратился в яблоко раздора. Жажда главенствовала над голодом, но если ножи отыскались у всех, то кружек было совсем мало. Пока передавали кувшин из рук в руки, пока спорили о том, кто сколько отхлебнул, незаметно перешли на крик. В воздухе запахло ссорой. Тем временем Шагалан с друзьями благополучно разделывали сочную тушу.
      — Сейчас, похоже, морды чистить начнут, — предположил Ретси.
      — Не-а, не успеют, — отозвался безучастно Шагалан.
      Крики и впрямь внезапно стихли — вино кончилось. К разрозненным мольбам обделенных кухня осталась глуха.
      — Все выжрали, сволочи. — Эркол вздохнул. — А похмелиться не мешало бы. Голова трещит…
      — Зато мяса оттяпали больше, чем другие, — парировал Ретси. — Ешь и радуйся. Насчет выпивки после чего-нибудь придумаем.
      — Болеете, мальчики? — раздался за спиной певучий голос. — Никак с перепою?
      Ретси всплеснул руками:
      — Танжина! Вот уж кого не чаяли здесь увидеть. С каких это пор, принцесса, ты делишь трапезу с простым народом?
      — Со вчерашнего дня. Появилась веская причина.
      — Можешь не продолжать, и так понятно. Эркол, подвинься, уступи место даме!
      Женщина, изящно опустившись на лавку, прижалась к Шагалану и чмокнула в щеку.
      — Куда убежал с утра пораньше, красавчик? И меня не разбудил.
      — Пожалел будить.
      — Что, слишком ночью умаялась, бедняжка? — с неожиданной злостью буркнул Эркол.
      — Да, представь себе, — огрызнулась Танжина, — некоторым удается этого добиться.
      — Так закуси, поднакопи силы. Ведь оглянуться не успеешь, снова вечер настанет.
      — Главное — не надорвись от таких трудов, — добавил Ретси. — При твоем энтузиазме никакого здоровья не хватит.
      Танжина презрительно фыркнула:
      — Дураки вы оба. В противном случае давно бы знали: от постельных радостей женщина не слабеет, а только молодеет и расцветает.
      — Ну, тогда тебе, принцесса, суждено пребывать молодой вечно.
      Шагалан между тем вырезал ломоть самой нежной свинины и передал подруге. Та повертела мясо в руках, откусила пару раз, положила назад:
      — Пока аппетита нет.
      Ретси шепнул что-то на ухо приятелю, и они двусмысленно расхохотались. Женщина даже бровью не повела.
      — А вот беде вашей я помочь, пожалуй, могу. Есть у меня в запасе немного вина, причем настоящего, благородного, а не обычного вашего пойла. Хочешь, принесу, милый?
      — Спасительница, милосердница, мать родная! — взвыл Эркол. — Конечно, неси! За каждую каплю священного эликсира будем класть тебе земные поклоны, пыль перед тобой…
      — Я не особо вчера пил, потому головой не мучаюсь, — прервал стенания Шагалан. — Разве что пожелаешь облегчить муки этих бражников…
      — Именно! — тотчас подхватил Эркол. — Сделай доброе, богоугодное дело, и с души твоей снимутся тяжкие грехи. Истинно глаголю, дочь моя! Смоется множество грехов, включая вчерашние.
      Танжина оттопырила губу:
      — Из тебя никудышный проповедник, Эркол. Все, что ты можешь, — окончательно разочаровать в вере. Поэтому я и не подумаю тратить бесценный напиток на подобных шалопаев и болтунов. Пойдите поклянчите на кухне пива, если осталось.
      — Как же это несправедливо! — нарочито обиделся Ретси. — Одним все согласна принести в дар, а для других жалеешь капли вина!
      — Значит, каждый заслужил такое отношение!
      — Ой, принцесса! Дай мне только шанс. Я приложу все силы, чтобы заслужить большее.
      — Не дождешься! — Танжина показала ему язык и отвернулась к Шагалану: — Ты… никуда не собираешься сегодня, красавчик?
      — Пока не знаю. День-два спокойной жизни мне обещали.
      — Но отсюда вовсе не вытекает, будто ему позволят нежиться в твоей постельке, — встрял Ретси. — У нас целая куча хлопот, вот закончим трапезу и приступим. Так что не жди миленка рано.
      — Жаль. — Танжина погрустнела. — Тогда придется наверстывать вечером. Я намерена приготовить тебе, Шагалан, кое-какие… сюрпризы.
      — Звучит чертовски любопытно, — снова ответил за приятеля Ретси, затем добавил, понизив голос: — Однако имеется еще одна деталь, принцесса. Под вечер мы рассчитывали всей компанией посетить Сошки.
      Глаза женщины недобро сузились:
      — А это на кой ляд? Развеяться надумали в этом свинарнике?
      — Обижаешь, душечка! Юноше надо показать нашу жизнь со всех сторон, во всем многообразии. Для его же успешности здесь! Ты ведь тоже в этом заинтересована, правда? Там, конечно, могут подвернуться некоторые соблазны, но мы за ним будем зорко следить. Ну, а, в крайнем случае… ты же не примешься потом устраивать сцен ревности? Дело-то молодое, а?
      Танжина заколебалась, обозрела троицу, растерянная.
      — Тебе это действительно нужно, милый? — тихо спросила, наконец.
      — Пожалуй, что да, Танжи, — ответил Шагалан. — Однако я постараюсь вырваться к тебе пораньше.
      — Хорошо. Я буду ждать.
      Заметно опечаленная, женщина направилась назад к дому. Эркол проводил ее взглядом, Ретси покачал головой.
      — Пускай меня разорвет Кервалийское чудище, если она не втрескалась в тебя по уши, Шагалан, — заявил он. — Я давненько ее знаю, но никогда не видел в таком состоянии. Забота, тревога, нежность, покорность… Да ты, братец, прямо волшебник по бабьей части! Каких же подвигов потребовало столь молниеносное превращение?
      — Пустое говоришь, — отрезал юноша. — Доедайте, и начнем разгребать вашу кучу хлопот. Если, конечно, не сочинили.
      — Ни в коем разе, — засуетились оба приятеля. — Все — истина, приказы Ряжа — не повод для шуток. Только погоди минутку.
      Наскоро покончив с завтраком, двинулись в путь. Дорога предстояла короткая, однако словоохотливые дружки взяли за правило останавливаться поболтать с каждым встречным. Разумеется, главной темой трепотни был новичок с его вчерашней баталией. К третьему пересказу собственных подвигов Шагалан заскучал, к пятому — принялся угрюмо коситься на болтунов. При восьмом он просто проигнорировал встречу, пошел дальше по улице, чем вынудил приятелей скомкать очередную беседу.
      Целью этого извилистого пути оказался небольшой приземистый домик с крохотными щелевыми окошками. С противоположных сторон у домика имелись два крыльца, два тяжелых замка на двух массивных дверях. Когда отворили одну, обнаружилась комната, размеры которой терялись в полутьме. Достижимое пространство заваливало тряпье. Волны пестрой ткани затопляли длинные стеллажи, свешивались вниз, сугробами вздымались на полу. Здесь было платье на любой вкус: кафтаны, плащи, камзолы, даже рясы. Все, перемешанное и перепутанное, лежало в жутком беспорядке, разбавляясь ремнями, какими-то одинокими сапогами, сумками и шляпами. Поверху покоился внушительный слой пыли.
      — Подбирай себе, Шагалан, чего душа желает, — щедро махнул рукой Ретси.
      — Меня вообще-то вполне устраивает мой наряд.
      — Давай, давай, — усмехнулся Эркол. — Хватит выглядеть последним босяком, в солидное общество влился.
      Разведчик не без опаски потянул из кучи кусок красной ткани.
      — Но свою одежду я тем не менее тоже сохраню.
      — На здоровье. У нас подобным лохмотьям все равно не место.
      Источник поступления платья секрета не составлял: оно было мятое, часто рваное. Несколько раз попадались характерные дыры и едва застиранные бурые пятна. Понаблюдав, как неохотно Шагалан копается в тряпье, приятели сами взялись его обряжать. Запросы у них оказались высокими, дело продвигалось медленно. Примерно через час все перепачкались пылью, зато новичок обернулся настоящим франтом: свободная зеленая рубаха, лишь капельку попорченная ножом, толстая куртка и очень плотный шерстяной плащ. Модным среди благородного сословия коротким панталонам Шагалан предпочел кожаные штаны, более пригодные для путешествий, как верхом, так и своим ходом. В глубине той же комнаты раскопали гору всевозможной обуви. Выяснилось, что самое сложное — найти понравившемуся экземпляру пару. В конце концов подобрали ношеные, но вполне крепкие сапоги с добротной подошвой. Большой спор приключился вокруг головного убора. Поскольку к единому мнению помощники не пришли, Шагалан остался с непокрытой головой.
      — По-моему, неплохо, — прищурившись, осмотрел юношу Ретси.
      — Думаешь?
      — Определенно. Теперь ты будешь достойно выглядеть и в Сошках, и где угодно еще. В другом случае сказал бы, что теперь ты неотразимый кавалер, но Танжина и так от тебя без ума.
      — Сейчас он похож на путешествующего дворянина, небогатого и скромного, — заметил Эркол. — Все неброско, но качественно. Недостает только каких-нибудь ценных побрякушек — цепи или колец. И шапки, конечно.
      — Для образа дворянина недостает, прежде всего, оружия, — уточнил Шагалан.
      — Верно, дружище. И с этим не затянем. Двинулись дальше, тут мы уже закончили.
      Подождав запиравшего хитрый замок Эркола, обогнули дом вокруг. Крыльцо, дверь и замок с противоположной стороны были точными копиями первых, зато комната, открывшаяся внутри, свою сестрицу не напоминала ничуть. Пыль в ней практически отсутствовала, со стеллажей тускло поблескивали аккуратные ряды боевого железа. Шагалан не без трепета прошелся вдоль них. Богатая коллекция включала все: ножи и кинжалы, мечи и сабли, в ножнах и без. Щетинились остриями булавы, покачивались шары кистеней, хищно горбатились лезвия боевых топоров. В темных углах, в пирамидах копья, трезубцы, секиры и более мудреные иноземные диковинки, вроде виденных недавно фригольдерских гизарм. Подле — связки отпущенных луков, короба стрел. Под потолком на стенах висело несколько кольчуг, панцирей и шлемов. Вдобавок все это смертоносное хозяйство было тщательно рассортировано, стальные части смазаны жиром. Арсеналом, несомненно, заведовал совсем другой человек, истинный ценитель. Разведчик цокнул языком:
      — Хватит добра на целый полк!
      — Еще бы, — хмыкнул из-за спины Ретси. — Однако пока выбирай для себя.
      Здесь Шагалан чувствовал себя не просто уверенней, он откровенно наслаждался осмотром запасов — им, подготовленным воинам, настоящее оружие попадало в руки нечасто. Поняв, что помощь в данном случае не потребуется, Эркол с Ретси присели у двери и затихли. Шагалан медленно переходил с места на место, трогал пальцами холодный скользкий металл. Иногда брал оружие в руки, вертел, взмахивал и, вздохнув, клал обратно. Коллекция и впрямь попалась обильная, но на искушенный вкус пропорции и баланс оставляли желать лучшего. Когда же встречались любопытные образцы, разведчик долго осматривал лезвие, царапал, стучал, только что не облизывал. От порога следили заинтересованно, но прерывать, тем более смеяться, не решались. Лишь часа через два юноша возник на крыльце.
      — Ну, дружище, ты не спешил! — Эркол поднялся, зевая. — Нас совсем разморить успело. Чуешь, народ уже за обедом потянулся, и нам, стало быть, пора. Что-нибудь подыскал, привередливый наш?
      Шагалан продемонстрировал выбор: короткий меч с изящным узким клинком в деревянных ножнах и широкий тяжелый нож, напоминающий мясницкий. Из-за плеча выглянул Ретси:
      — Странное сочетание. Неужели это лучшее в нашей сокровищнице?
      — Пожалуй. Жаль вас огорчать, ребята, однако по качеству исполнения и металла прочее оружие весьма заурядно. Недурно, но заурядно. Правда, я не осматривал длинное, хотя, полагаю, там состояние такое же.
      — Н-да, меч, допустим, и впрямь неплох. Но этот тесак…
      — Для некоторых случаев тоже сгодится. Опять-таки с мечом не везде пройдешь, а с ножом просто… — Одним движением Шагалан спрятал клинок за голенище сапога. — И иди куда хочешь.
      — Непосредственно сейчас надо идти обедать, — проворчал Эркол. — Возможно, еще успеем хоть что-то урвать.
      Опасения оказались зряшными — они вернулись к кухне в числе первых. Снова было в изобилии мясо, добавилась рыба, зато спиртного не дали вовсе. Музыканта, действительно выглядевшего больным, это совершенно расстроило. Весь обед он понуро чертыхался, не досидев до конца, махнул рукой и убежал.
      — Выпить любит, а хмель не держит, — спокойно прокомментировал Ретси. — Ничего, выпадало и хуже. Найдет что-нибудь опохмелиться — поправится.
      — Когда же в эти ваши… Сошки?
      — Ш-ш, тихо! Поход, братец, не очень законный, и понапрасну шуметь не стоит. А насчет времени… Потерпим до темноты. Пока можешь отдохнуть у своей крали, только смотри не заиграйся. Да, совсем вылетело — ты оставлял в казарме пожитки, так советую сходить забрать. В ближайшем будущем, похоже, тебе другая постелька обеспечена. — Ретси хитро подмигнул.