Хирел удивлялся, не понимая, почему маги не нанесли по нему удар. - Потому что он один из них, - сказала Севайин отчетливо и сурово. Она выпрямилась. - Ну что же, дедушка. Давай, убей его, пока он не опомнился. Старик не взглянул на нее. Он смотрел на Мирейна, который хмурился как человек, тщетно пытающийся что-то вспомнить. Вспомнить, зачем ему надо это вспоминать. - Он руководил ими! - вскричала Севайин в гневе и отчаянии. - Он начал все это. А теперь закончит. Теперь уже все конечно. Слегка наклонив голову, Мирейн изучал лицо своего приемного отца. - Ну разумеется, это ты. - Он едва заметно улыбнулся. - Это всегда был ты. Я заметил твой отпечаток на душе моей дочери, только принял это за ее любовь к тебе и за тот след, который оставило твое обучение, когда она еще была моим сыном. Кто, как не ты, мог сотворить такое превращение? - Конечно, я, - ответил князь Орсан. - Это был мой замысел, мое творение. А теперь, как говорит моя госпожа, я должен закончить. - Или я. - Мирейн легко и быстро встал на ноги. - Трижды по девять магов не смогли победить меня. Не хочешь ли теперь попробовать и ты, о князь предатель? - Мне это не нужно. Асанианский император мертв. Его наследник на стороне твоей дочери, и души их слиты воедино. Убьешь ли ты их? Или подаришь им мир, за который они так отважно сражались? - Нет никакого мира, кроме смерти. - Для тебя это действительно так, - сказал князь. Мирейн горько рассмеялся. - Как же все вы должны ненавидеть меня! - Нет, - сказал князь почти нежно. - Нет, Мирейн. Ты не хочешь признать свое поражение? Но ведь по большому счету это победа. - Моя жена всегда говорила мне, что я не умею проигрывать красиво. Честно говоря, я никогда не проигрывал. Я не терпел поражений, князь. Я не знаю, что это такое. - Может быть, пришло время научиться. - Нет, - сказал Мирейн. - Я хотел бы превратить наш мир в оплот света. А ты навечно приговорил его быть землей мрака. - Так тому и быть, - сказал князь Орсан. Мирейн вздохнул и поник головой, словно усталость победила его. Красный князь простер к нему руки, может быть, из сострадания, может быть, предостерегая. Мирейн змеей ринулся на него. Севайин вырвалась из рук Хирела и встала между своим отцом и отцом своей матери. Ее сила пронизала мозг Хирела. Для выбора ей потребовалась доля мгновения, которая длилась целую вечность. Отец - и дед. Свет - и свет вместе с тьмой. Любовь - и любовь, превратившаяся в ненависть. Горе - и горе без тени радости, без надежды, без утешения. Она ударила. Это чуть не убило ее, но сила Мирейна едва заметно дрогнула. В этот момент слабости князь Орсан пронзил его защиту, проникая все глубже и глубже, пока наконец не коснулся сердца и не сжал его. Глаза Мирейна распахнулись перед лицом смерти. Он узнал ее. Понял ее. Понял все: и неизбежность предательства, и горечь выбора. Сделав последнее отчаянное усилие, он схватил князя и свою дочь и толкнул их в огонь. Раздался оглушительный рев. Горло Хирела свела судорога. Он ослеп, оглох, он был ошеломлен. Севайин исчезла. У него ничего больше не осталось. Только смерть. Глядя в пустоту, он засмеялся. Если бы Севайин поняла истину, она вернулась бы к нему; если бы он знал путь через миры, а смерть была бы простым забвением, это не имело бы значения. Ни один разумный человек не стал бы так сильно любить женщину. Ни один разумный человек не подарил бы свою душу Севайин Ис'кириен. Все еще смеясь, он упал в объятия огня. Но огонь не обжигал. Он оказался страшно холодным и нанес Хирелу миллион ударов: все его тело было растерзано, расщеплено на атомы, каждый из которых терпел собственную ужасную муку. И все же то, что осталось от его существа, продолжало смеяться. А вдруг, очнувшись от этой боли, он обнаружит, что превратился в женщину? Тогда вся безумная комедия начнется сначала. Боль не желала, чтобы над ней смеялись. Она впилась в его тело ледяными когтями, обволокла его измученный разум и швырнула на самое дно, оставив в неподвижности. Вся его плоть превратилась в сплошной кровоподтек. Неужели мертвец может чувствовать такую ничтожную боль? Хирел пересчитал свои кости все они были целы. Его голова оставалась его головой, как и руки, и все тело. Даже мертвый, он безусловно оставался мужчиной. - Если это ад, - сказал он, глядя в молчаливый мрак, - то здесь довольно мило. Где страшные мучения? Где агония приговоренного? - Может быть, мы попали в рай, - с сарказмом ответил ему низкий голос. Хирел услышал, как что-то шевелится. Чья-то рука нащупала его руку и сжала ее. Разум Хирела содрогнулся от внезапного прикосновения, легкого, как крыло бабочки. Постепенно светлело. - А ты, - сказал князь Орсан с холодной радостью мудреца, - сильнее, чем я думал. Хирел произнес самое короткое ругательство, которое знал. Неужели ничего еще не кончилось? - Кто я - свеча, чтобы посветить какому-нибудь магу? - Вряд ли, - сказал князь. - Я хозяин твоей жены. Ее сила переплетена с моей, а значит, твоя сила - тоже. - Мы не погибли. Голос Хирела звучал безжизненно. Он встал, не обращая внимания на безмолвный протест своего тела, и осмотрелся. Увиденное привело его в легкое замешательство: он был источником света, золотым сиянием, которое становилось ярче по мере возрастания его силы. Если бы кто-то стоял в центре бриллианта; если бы в этом центре был изъян, черный провал без света, очертаниями напоминающий простой алтарь; если бы по обе стороны этого <алтаря> застыли две фигуры, мужская и женская, закутанные в черное, а в ногах у них свернулся большой серый кот, то это было бы как раз тем местом, где оказался Хирел. - Это Андал'ар'Варьян, - сказал князь Орсан. - Башня Солнца на вершине Трона Аварьяна в Эндросе Солнцерожденного. - Он произносил эти слова с суровой торжественностью и с оттенком отчаяния. - Мы находимся в самом сердце силы Солнцерожденного. Мирейн повернулся. Человек и бог снова воссоединились в одном теле. Однажды Хирелу уже довелось видеть его, стоящего перед Троном Солнца. Горе не уменьшило его величия, потеря не сломила его. Он по-прежнему оставался Мирейном Ан-Ш'Эндором, могучим правителем и непобедимым королем. Душа Хирела сжалась и затрепетала. Рядом с ним оказалась Севайин. Он не заметил, как она подошла. Он взглянул на нее: она была всем, чем был ее отец. И даже больше того. Потому что она была смертна, и это сковывало ее; потому что она оставалась самой собой. Он открылся перед ней, готовый к предстоящей неизбежной битве. - Нет, - сказал князь Орсан, - все великие войны завершены. Правление Солнцерожденного закончилось. Он вошел в круг света. Он не казался крепче и моложе, но его сила не стала меньше. Мирейн тихо попросил: - Сейчас, когда мы оказались здесь и все уже кончено, скажи мне, кто мой отец? - Ты сын Аварьяна, - ответил ему Красный князь. Мирейн вытянул свою пылающую руку. - Поклянись этим, о ты, кто плетет паутину. Поклянись, что не имеешь отношения к моему зачатию. - Я не могу. Мирейн рассмеялся. Его смех звучал легко и свободно. - Ты не осмеливаешься. Я думаю, что это ты создал меня, как говорят многие. Сто Царств нуждались в короле, поэтому ты сотворил меня, поместил в утробу чужеземки и наложил на нее заклинания, сплетенные из лжи и снов. Но твои козни увенчались таким успехом, о котором ты не помышлял в своих самых безудержных мечтах, который не являлся тебе в самых черных кошмарах. Сам бог пришел к тебе на помощь. С этой точки зрения он, безусловно, подарил мне жизнь, правда, с помощью твоей плоти и твоего семени. - Я призвал его, - сказал Красный князь. - Таков был ритуал, как ты знаешь: призывание бога к его невесте. Предвидение заставило меня поступить так; бог назвал имя своей избранницы посредством моей силы. Но что было после, я не помню. Возможно, он воспользовался мной. Возможно, нет. Но я не стремлюсь обозначить границы божественного. - Твоя работа, - сказал Мирейн. - Все это твоя работа, хоть ты и отрицаешь. Мир принял такую форму, какую ты пожелал придать ему. Неужели ты смеешь думать, что я тоже подчинюсь? - Что еще тебе остается? Твоя жена мертва. Твой названый брат отправился назад в объятия ночи, откуда ты когда-то вернул его. - Я был Мирейном и до того, как они стали частью меня. - Ты можешь жить без них? Можешь терпеть пустоту сердца и силы? Мирейн напрягся. Его глаза закрылись, челюсти сжались. Горестная гримаса исказила лицо. Усилием воли он овладел собой. - Меня ждут мои армии. Моя война еще не кончена. - Я думаю, что это не так, - сказал Красный князь. Он указал на двоих, безмолвно стоящих рядом: на Хирела, не принимавшего участия в разговоре, и на Севайин, которая не могла найти нужных слов. Хирел сжимал ее руки, сложенные на животе, где был ребенок. - Это конец войны. Ты отрицал его. Будь же мудр наконец, сын моего сердца. Прими то, по чему ты так долго тосковал. - А как же я?- спросил Мирейн. - Неужели я должен пасть от собственного меча? Севайин рванулась из рук Хирела. - Нет, отец. Ты можешь править как раньше, до тех пор, пока бог не возьмет тебя. Керуварион принадлежит тебе. Асаниан - мой и моего императора. Наш сын будет владеть обеими империями. Он мог бы согласиться. Севайин прочла это в его глазах, почти улыбающихся. Но князь сказал: - Как долго ты будешь мириться с этим? Сколько пройдет времени, прежде чем это начнет терзать тебя? Ты нанес удар в самое сердце Асаниана. Не станешь ли ты потом утверждать, что все завоеванное тобой сейчас принадлежит тебе? - Он еще ничего не завоевал, - возразил Хирел. Севайин стремительно повернулась к нему, а затем опять к отцу. - Да, - сказал князь Орсан. - Пока ты жив, Мирейн Ан-Ш'Эндор, миру не бывать. - Тогда тебе самому придется убить меня, - ответил Мирейн. Севайин очень тихо произнесла: - Если ты собираешься сделать это, то знай сначала тебе придется убить меня. Красный князь обвел всех взглядом. В его глазах сверкнул необузданный гнев гилени. - Неужели еще кому-нибудь, кроме меня, приходилось сталкиваться с династией столь непреклонных монархов? - В три быстрых шага он оказался перед Мирейном, возвышаясь над Солнцерожденным, словно башня, и Севайин подумала, что нет человека выше него. Он сделал то, чего Хирел при всем желании не смог бы сделать: положил руку на плечи Мирейна и взглянул сверху вниз в его глаза. - Я убью тебя, если это будет необходимо. Я молюсь, чтобы этого не случилось. Да, он сделал бы это. Мирейн улыбнулся. И все же он любил его, этого повелителя и наставника королей, этого мастера заговоров, коварством превзошедшего даже хитрый ум асанианцев. Он любил и ненавидел его. - Названый отец, - сказал он почти с нежностью. - Скажи мне. Князь Орсан ответил на его усмешку мудрой и неумолимой улыбкой. - Есть другой способ. - Отлично, - сказал Мирейн. Князь помедлил. - Чары. Великое Заклинание. Долгий сон, лежащий у смертной черты. - Но не во владениях смерти. - Мирейн откинул голову, чтобы взглянуть в глаза князя. - И какая же в этом выгода? Будет лучше и удобнее, если я умру. Тогда по крайней мере моя душа снова обретет целостность. - Для тебя, возможно, и нет выгоды. Но для мира, которым ты правил и который все еще можешь разрушить... Твоя дочь наконец пробудилась для мудрости. Она поняла, что свет и мрак составляют единое целое; она действительно знает, что такое сила. Ты тоже можешь познать эту истину. И если мои дурные предчувствия меня не обманывают, то пройдут годы, и снова возникнет угроза для равновесия в мире. И тогда Аварьяну вновь понадобится Меч, который он выковал. - Весьма экономно, - сказал Мирейн, - и трудно. Ты разве поручал кому-нибудь легкое задание? Он спросил это не только у князя Орсана, но и у того, кто незримо присутствовал здесь. В его словах не было ни страха, ни благоговения. Хирел восхищался им. - Если я не сделаю этого, - Мирейн теперь обращался только к князю, как ты поступишь? - Тогда я сделаю все возможное, чтобы убить тебя. - Ты можешь потерпеть неудачу. - Могу, - спокойно согласился князь. Внезапно Мирейн радостно засмеялся. - А если я соглашусь - тогда свершится чудо. Превосходная легенда: самое великое из моих деяний. Но цена... - Он помрачнел. - Цена очень высока. - Высокая цена никогда не дается дешево. Мирейн сверкнул глазами в сторону Севайин. Его взгляд на секунду потеплел. - Верно, - сказал он. Воцарилась тишина. Никто не двигался. Широко раскрыв глаза, Мирейн смотрел в темноту. Хирел так ясно читал его мысли, словно тот говорил вслух. Сон подобен смерти, но все же это не смерть. Пройдут долгие годы. Сознание будет заточено в темницу бесконечной ночи. А в самом конце будет мерцать надежда, слишком хрупкая, чтобы называться пророчеством. Предвидение князя может обернуться обманом. И тогда Мирейн проснется в страшном одиночестве, всеми забытый и покинутый, и окажется в мире, недоступном зрению пророка. Лучше избрать простой путь - битву с помощью оружия или магии. Если он проиграет, его ждет смерть. Если победит, то получит империю и жизнь. Князь силен, но он стар и ему не под силу сражаться с Мирейном в поединке. Ибо в мире нет силы, равной силе Солнцерожденного. Мирейн прерывисто вздохнул. Он взглянул на дочь и на ее возлюбленного. Они бессознательно взялись за руки и прижались друг к другу. Его качнуло от боли. Он протянул руки, словно силясь найти тех, кто покинул его; его сила оплакивала свое одиночество. Один, один навечно. Но смерть... Он не боялся ее. Он совершенно точно знал, что это такое. И все же... - Я молод и силен, - сказал он. - Мне отпущены еще долгие годы жизни. Никто не сказал ни слова. И в самом деле годы, подумал Хирел. Годы войны. Мирейн снова откинул голову. С болью, яростью и королевской непреклонностью у него вырвалось: - Я не готов! - Ты прав, - сказал князь Орсан. - Бог примет тебя, если ты придешь к нему. Но он не требует, чтобы ты предстал перед ним. Мирейн закрыл глаза и раскрыл ладони. Глаза Хирела не могли выдержать блеска Касара. - Я призван, - тихо сказал император, - но не для этого. Отец! воззвал он. - Отец, ты немилосерден. - Но ведь он всегда был жесток, - ответил Орсан, понимая, что Мирейн обращается не к нему. Мирейн улыбнулся, как подобает сильному человеку, несмотря на жестокую боль. Он вытянул руки: одна из них была воплощением ночи, другая - воплощением огня. - Теперь ты видишь: воле бога повинуется даже Солнцерожденный. - Он склонил голову. - Я твой, о орудие в руках моего отца. Делай со мной все что хочешь. Красный князь низко поклонился. - Не ради меня, мой господин и мой император, а ради того бога, который стоит над всеми нами. Мирейн лег на стол, который мог бы стать и его смертным одром, и алтарем. Долгое время князь Орсан смотрел в темноту и ничего не делал. Он призывал силу, но она не была похожа на сплетение огня и света, как ожидал Хирел. Она была спокойной, непреклонной, беспредельной. Мирейн не двигался в ее потоке, лишь однажды его кулак сжался и медленно разжался. Красный князь возвышался над ним. Его глаза блестели. Он чувствовал сопротивление и сожалел о своем выборе. Севайин дрожала в объятиях Хирела, вспоминая и снова переживая ужас великой магии, когда выбор уже сделан, но действо еще не началось. Она снова видела над собой суровое темное лицо, безжалостное, словно лик бога. Хирел пытался передать ей спокойные мысли, придать ей силы. Князь Орсан положил руку на лоб Мирейна; другая рука легла на его грудь. Мирейн прерывисто вздохнул. - Сейчас, - сказал он тихим хриплым голосом. - Сделай это сейчас. Князь кивнул головой. - Спи, сын мой, - сказал он. - Спи, пока бог не прикажет тебе проснуться. Мирейн улыбнулся. Воздух наполнился силой. Она пульсировала и пела. Она переполняла Хирела. Она отнимала у него волю и разум и не давала очнуться. Он схватился за единственную надежную опору - темную тень в огненной короне. Севайин вернула его назад в мир. Они склонились к человеку, лежавшему на холодном камне. Он еще не спал, хотя сознание его уже затуманилось; он увидел их и улыбнулся. - Дети, - пробормотал он. - Дети, которые любили друг друга и не надеялись на чью-либо помощь. Я понимаю... я рад... в конце концов... - Его голос прерывался. - Любите друг друга. Будьте счастливы. Счастливы... сча... Севайин не выдержала и расплакалась. Ему не суждено было узнать об этом. В своем сне он остался королем, молодым и спокойным, с легкой улыбкой на лице. Продолжая плакать, Севайин расправила складки его килта, сложила руки на груди, заботливо уложила косичку. Когда Хирел попытался помочь ей, она отстранила его руку. Затем она медленно выпрямилась. Ее глаза горели, слезы высохли. - Подобных ему никогда не было. И не будет. - Он был сильным королем, - сказал Хирел, - истинным королем и императором. - Он был Мирейном Ан-Ш'Эндором, - добавил Красный князь. Севайин поцеловала отца. Запоздалая слеза скатилась из ее глаз и блеснула на его щеке. - Спи спокойно, - тихо сказала она. - Спи долго. И когда проснешься, может быть, ты научишься мудрости. Научишься видеть мрак. Понимать его; переступать его пределы. - Иначе лучше тебе не просыпаться. - Князь Орсан коснулся застывшего лба. Там, где скользнула его рука, разливался свет, благословляя миры и переплетая их. - Запомни, о сын моей души. Помни, что я любил тебя. - Он медленно отвернулся. Он плакал как король, как сильный человек, отвернув окаменевшее лицо. - Теперь Мирейн далеко от нас. Я не могу видеть его конца. Возможно, для него он не настанет никогда. Но нас ждет целый мир. - Князь склонялся все ниже и ниже. - Императрица, моя душа, мое тело, моя сила и мое сердце принадлежат тебе. Я в твоей власти. Севайин вздрогнула, услышав этот титул. Она в гневе подняла стиснутые кулаки. Князь ждал и ничего не говорил. В ее власти было отнять у него жизнь. Его титул, его сила, все, что было им, теперь принадлежало ей. Она могла убить его, могла сослать, могла бросить здесь, обрекая на безумие и смерть. Ибо это была скала Эндроса Аварьяна, а князь Орсан был смертным человеком, и над всеми ними довлело страшное проклятие. Ее руки упали; она тяжело дышала и дрожала. Она шагнула к деду. Он не двинулся. - В конце концов, ты мне нужен, - сказала она. - Пройдет очень много времени, прежде чем я смогу простить тебя. И больше никогда я не смогу полностью тебе доверять. Но любовь... любовь не знает логики. - Ее голос зазвучал яснее и резче. - Поднимись, дедушка. С каких пор ты кланяешься мне? - С тех пор, как ты стала моей императрицей. - Ты никогда не склонялся перед мамой или перед отцом. Прекрати эту ерунду и лучше помоги мне. У меня нет сил, чтобы восстановить волшебные ворота, а другого выхода из этого места нет. - Есть, - поднимаясь на ноги, сказал он и взял ее за руку. Севайин напряглась, потом медленно расслабилась и наконец разжала пальцы. В ее ладони сиял и пылал Касар. - Вот то, что открывает все двери. - Но ведь здесь нет дверей. - Кроме этой. - Он встретился с ней глазами. - Этот путь прост. Вход - через Касар. Выход - через Сердце Мира. Севайин нахмурилась. У нее почти не осталось сил. Хирел отдавал ей все что мог, плохо понимая, как ему это удается. Мало-помалу ее разум прояснился. - Вход, - сказала она, направляя свою силу на мир, - внутрь. - Она собрала воедино три их разума. - Внутрь. Касар запылал, становясь все больше и больше, пока не окружил их со всех сторон потоком огненного золота. Миры вихрем взметнулись вокруг них.
      Часть шестая СЕВАЙИН ИС'КИРИЕН
      ГЛАВА 26
      Этому не было конца. Такова истина, подвластная лишь богам. Севайин могла бы стать великим мудрецом, если бы мудрость хоть на йоту интересовала ее. Внутрь - через Касар. Назад - через Сердце Мира. Просто и неизбежно. Когда она вынырнула из темноты, все изменилось. Маги пали ниц к ее ногам и называли ее императрицей. Она посмотрела на них сверху вниз, понимая, что не найдет радости в отмщении, и на своего супруга. Хирел бросил взгляд на их клинки олениай, на раболепно скорчившиеся фигуры. Вспомнил всю ненависть, которую питал к ним. Потом он протянул к Севайин руки, гневаясь и все же чувствуя горькую радость. - Все прошло, - сказал он. - Совершенно все. Я даже не могу их презирать. - Я тоже. Но кое-что мы можем сделать. Мы можем править ими. - В этом и заключается наш замысел, - сказал магистр. Севайин не верила в его правдивость и не доверяла ему. Однако он покорился ей, как и все остальные маги, поскольку у нее была сила, чтобы сдерживать его. Она заставила их присягнуть на верность Хирелу и добилась от них клятвы, что они не причинят вреда ни ей, ни ее супругу, ни ребенку, которого она носила. Совместными усилиями они усыпили ее здесь, в том месте, где не существовало земного времени. Она не желала подчиняться им. Ее тело сопротивлялось. Но она была измучена, и ей следовало позаботиться о ребенке, который спал в ее теплой темной утробе, сияя своей силой как бриллиант. Маги боялись за него. Придется им к этому привыкать. Если бы на его месте находился обыкновенный смертный ребенок, свершившееся этой ночью принесло бы ему смерть. Он будет совершенно другим, этот наследник Солнца и Льва. Он будет чудом. - Ну конечно, - с непоколебимой уверенностью сказал Хирел, - ведь это наш ребенок. Севайин еще не была готова к тому, чтобы снова начать смеяться. Но она улыбнулась, поцеловала мужа и сказала: - Мне кажется, я люблю тебя, Хирел Увериас. Она спала в своей прежней комнате, укачивая сына, пока Хирел укачивал ее. Если сновидения и посетили ее, она их не помнила. Проснувшись, она поела, потому что так было надо, но ее мысли унеслись куда-то далеко. Она едва заметила тех, кто проводил ее из спальни в зал с очагом. Ее ворота были разрушены. Она сама разрушила их. Вадин, Старион, ее бедные маги... Внутрь - через Касар. Назад - через Сердце Мира.
      Всходил Аварьян. Его лучи нежно ласкали мертвого. Вадин Утханьяс, встретившийся наконец со смертью, умер бесстрашно и радостно, чтобы другие могли жить. Его тело находилось в прекрасном обществе асанианского императора и императрицы варьяни. У Севайин еще будет время оплакать их. Когда для этого настанет время, она поразмыслит и о своей вине. А сейчас ее ждали две армии, охваченные взаимной ненавистью. Принцы и князья горели желанием начать войну. Две империи, две столицы, два дворца с суетящимися придворными. И только два человека, закаленные в битвах, которые могли соединить эти два мира воедино. Стоя над мертвыми, Севайин рассмеялась, потому что больше всего на свете ей хотелось разрыдаться. Все смотрели на нее. Все маги отныне принадлежали ей: те, кто хотел смерти императоров, и те, кто стремился спасти их. Каждый из этих замыслов удался только наполовину. Один был жив, как обещала ей коварная судьба, другой умер, как и хотел; и оба попали туда, где никто не повредит им и где они сами не смогут никому причинить вреда. Еще столько предстояло сделать! Севайин раскрыла ладони. - Смотрите, - сказала она, - настало утро. Мы выиграли войну. Теперь мой принц и я, мы заявляем о наших правах на трон. Кто осмелится противоречить мне? -Я. Потрясенная и разгневанная, она обернулась к Хирелу. В утреннем свете его волосы казались золотыми. Его одежда превратилась в лохмотья, под глазами пролегли темные круги, но воля оставалась твердой. В руке у него была маска императора Асаниана. Он поднял ее и прикрыл ею свое лицо. Через маску его голос звучал отчужденно и равнодушно. - Я, - повторил он. - Я, император Асаниана. Свою власть я не уступлю ни одному человеку. По-кошачьи мягко Севайин подошла к нему. - Мужчине - безусловно, - сказала она. - А как насчет женщины, Хирел Увериас? Женщины, происходящей от сверкающего бога? Мага, королевы и матери твоего будущего сына? Золотое лицо было неподвижным, нечеловеческим, величественным. Оно ничего не обещало и ничего не уступало. Маска медленно опустилась. Севайин увидела сначала глаза Хирела, а затем и все его живое прекрасное лицо. - И моей возлюбленной? Не правда ли, мадам? - Да, твоей навсегда. Но прежде всего я - императрица Керувариона. - Так. Хирел оглядел ее с ног до головы. Его брови сдвинулись. Он опустил глаза на маску, повертел ее в руках, что-то долго и тщательно обдумывая. Севайин терпеливо ждала. Даже ради любви к нему она не уступит своей половины трона. - Только половины? - спросил он ее. - Ни больше и ни меньше, - ответила она. Хирел поднял руку. Севайин подняла свою. Его глаза сощурились от блеска Касара. Он соединил свою ладонь с ее пылающей ладонью. Его лицо было неподвижно, но глаза излучали золотое сияние. - Да будет так! - произнес император Асаниана. - Да будет так! - произнес император Асаниана.