Жребий принцессы

Кажется, мы одновременно пришли к одному и тому же заключению: Керуварион и Асаниан неуклонно движутся к столкновению, причем не только вооруженному, но и с привлечением магических сил. Многие из тех, кто владеет силой, приветствовали бы это: они с радостью ринулись бы в последнюю битву за первенство. Свет столкнулся бы с тьмой, и на стороне света стоял бы сын бога, а против него выступил бы культ богини и всех богов, подчиненных ей. Однако очень немногие из нас понимали суть этого явления. Настоящие мастера магии, а также колдуны племен всегда знали, что это вовсе не война двух противоположных сил, а достижение равновесия. Я понял это не сразу и против воли, ибо это опровергало многое из того, что, как мне казалось, я знал. Несколько лет назад я получил послание. И принес его мне ты, Саревадин. Это был твой сон о крушении мира, повторявшийся из ночи в ночь, так что в конце концов мы начали бояться за твой рассудок. Ведь ты никогда не обладал даром предвидения, зато твоя мать была Пророчицей Хан-Гилена. Если бы подобное видение посетило ее, она не стала бы скрывать его от нас. - У нее было такое видение, - сказал Сареван. - Она не отрицает этого. - Вот как? - спокойно произнес Орсан. - Я всей душой желал, чтобы твой сон оказался всего лишь кошмаром, полуночными фантазиями мальчика на заре возмужания. Но истина неизбежно, хоть и медленно открывалась мне. Я увидел то, что пришлось увидеть тебе. Я понял, что должен приложить все мои силы для предотвращения краха. Сначала я побеседовал со жрецами, которым всегда доверял. Затем встретился с Байраном из Эндроса, который отправил меня туда, куда я никогда не поехал бы по доброй воле. Он послал меня на встречу со своим двойником из гильдии, к тому, кто с самого посвящения был его второй половинкой, сочетая свой мрак с его светом. Это был черный колдун - тень белого заклинателя. Мы говорили, и говорили очень долго, потому что ни один из нас не верил другому. Но наконец мы пришли к соглашению. Мы решили сражаться вместе, чтобы удержать Аварьяна в оковах, которые он сам наложил на себя еще до того, как был создан наш мир. - Почему? - вскричал Сареван. - Почему мой отец не может это понять? - Он может, но отказывается сделать это. Во всем виноват я, ужасно виноват. Я воспитал его для света. Я никогда не учил его понимать мрак. Не научился он этому и у всех тех колдунов, которых покорил. Они обратились к тьме, что вряд ли было мудро, поэтому он подавлял их. И когда гильдия попыталась просветить его, он назвал это вероломством и выгнал магов из империи. Горло Саревана болело от напряжения. - Говорят, - сказал он тихо и хрипло, - что Аварьян вовсе не его отец. Говорят, что ты пришел к его матери, воспользовавшись своей магией. Что это ты дал ему жизнь. - Посмотри на свою руку, Саревадин. Загляни в свою душу. Что ты видишь? - Золото, - признал Сареван, - и сомнение. Мой отец оказался не прав в одном. А вдруг он ошибается и во всем остальном? - Любой человек может однажды впасть в заблуждение, даже если он наполовину бог. Если этот человек велик, он может совершить великую ошибку. Однако это ни в коей мере не умаляет его величия и не опровергает его происхождения. Сареван опустил глаза. Его пальцы сомкнулись на обжигающем Касаре. - Но тогда как же нам быть? Что мы можем сделать? - У нас есть ты, - ответил Орсан, - и у нас есть наследник Асаниана. Сейчас это уже стало известно. Одного заложника недостаточно, но двоих вполне хватит. - На некоторое время, - сказал магистр гильдии. - Это Сердце Мира, скрытое место, известное только нашим магистрам. Я не скажу тебе, где оно находится. Возможно, оно вообще существует в другом мире. И, конечно, ни твой отец с его верными магами, ни колдуны, присягнувшие асанианскому императору, не смогут отыскать тебя здесь и освободить. В мозгу Саревана появилась хотя и запоздалая, но почти успокаивающая мысль. Он поднял голову. - Мой отец собирался сделать это? Он хотел забрать меня прежде, чем они убьют меня? - Но мы опередили его. - Я мог бы воспротивиться. Я мог бы убить себя сам, чтобы остановить его. - Да, ты мог бы. И это оказалось бы огромной жертвой и невероятной глупостью. Нам удалось избежать этой опасности. Асанианский принц будет спать до тех пор, пока мы не разбудим его. Тебе же мы предоставляем выбор. Сареван сидел неподвижно. Все напряглись. Он вспомнил разговор с магистром гильдии. Случайность? Остатки былого предвидения, о котором он даже не мечтал? Вряд ли. Все-таки полного согласия они не достигли. У более молодых магов под внешним хладнокровием скрывалось пламя протеста. Сареван натянуто улыбнулся. - Итак, мы подошли к основному. Вы замыслили это с самого начала, не так ли? Вы следили за каждым моим движением, управляли каждым моим вздохом. И все для того, чтобы я в конце концов оказался здесь перед вами. - Никто ему не возразил. Он откинулся на спинку стула. Он был почти спокоен и отлично чувствовал себя здесь, в центре событий, ухватив наконец истину. - А теперь скажите, о храбрые заговорщики, как нам разрешить дилемму? Есть ли у вас выход? Я могу умереть. Тогда мой отец останется без наследника. Вы будете защищать Хирела и, когда все будет кончено, даруете ему царствие в руинах. - Мы можем убить его, - вмешалась колдунья зхил'ари, - а тебя оставить в живых. Но мы не сделаем этого. Сареван содрогнулся. Ему не хотелось умирать. И все же он приготовился к этому. Он был готов к этому, быть может, с тех пор, как сбежал из Эндроса. - Итак, Хирел остается жить. Я умираю. Могли бы вы убить меня быстро? - Нет, - сказал князь Орсан. Сареван лишился дара речи. Красный князь долго и пристально смотрел на него. Сареван ответил ему таким же взглядом. Он не мог ничего прочесть в этих глазах. Происходящее начинало пугать его. - Править будет только один император, - сказал Орсан спокойным голосом. - Другой император не разделит с ним трон. Но, - добавил он, это может сделать императрица. Сареван уставился на него с недоверием и почти смеясь. - И это - верх всех интриг? Даже я знаю, что об этом не стоит думать. Я могу жениться на любой из принцесс Асаниана, но у императора остаются сыновья. Если, конечно, вы не собираетесь убить всех. Кажется, их сорок с чем-то. - Пятьдесят один, - пробормотал Аранос. - Никто здесь не говорит об их убийстве, даже мысли такой не было. Как не было и речи о твоем браке с моей царственной сестрой. Это был хорошо рассчитанный удар, но Сареван едва почувствовал его. Если до сих пор в происходящем была хоть какая-то логика, то теперь и она исчезла. Под упорными взглядами собравшихся он откинулся на спинку стула. Он всегда быстро соображал. Многие говорили, что чересчур быстро. Однако еще никогда он не чувствовал себя таким тупым. Ему необходимо понять, о чем они толкуют. Он не должен ограничиваться догадками. Зха'дан вскочил на ноги. - Проклятие, да скажите же ему? Перестаньте мучить его. Скажите ему, что вы хотите с ним сделать! Все молчали, Зха'дан хлопнул в ладоши. Сверкнули молнии, и он отпрянул. Будь для этого подходящий момент, Сареван улыбнулся бы. Но Зха'дан не дал ему времени. - Это ты, дурак. Ты будешь императрицей. Сареван взорвался от хохота. Но никто не засмеялся вместе с ним. Тишина была оглушительной. Его веселье померкло и улетучилось. - Это нелепо, - сказал он. - Я знаю, преображение возможно, хотя это трудно представить. Но вы не можете... - Мы знаем, что можем, - сказал магистр гильдии. - Такое уже делалось прежде. Так случилось со мной. Это было не просто нелогично. Это было безумием. Пораженный Сареван сумел выговорить только: - Зачем? - Это было проверкой моего мастерства. Не самой великой и опасной, но достаточно великой и опасной, к тому же нелегкой для разума. Сареван закрыл глаза. Когда он снова открыл их, ничего не изменилось. Он подумал о женщине, которой мог бы остаться магистр. Он подумал о девушке, которой мог бы стать Хирел, но это не принесло бы желаемого результата из-за его пятидесяти братьев. И наконец, он подумал о себе, о долговязом полукровке с орлиным носом, достаточно привлекательным для мужчины, но в роли женщины... Сареван вцепился руками в стул и сжал его так, что дерево затрещало. Он не мог отвести глаз от магистра, иначе лишился бы остатков мужества. - Это нелегко, - сказал магистр. - Это больно. Очень больно во время превращения и после него. Но пророчества показали нам достоверно. Если ты сделаешь это, если ты выйдешь замуж за Хирела Увериаса и родишь ему ребенка... Он продолжал говорить, но Сареван перестал слушать. Это было даже хуже смерти. Даже хуже потери магической силы. - Женщиной быть не так ужасно, - сказала колдунья зхил'ари. Ее глаза блестели не то гневно, не то насмешливо. - Намного ужаснее быть мужчиной. Оставаться мужчиной и править развалинами. - По крайней мере я мог бы... У Саревана перехватило горло. Он никогда не был похож на асанианцев, которые каждый день благодарят богов за то, что они не сделали их женщинами. Ему было известно, что женщины - такие же существа, как и мужчины. Они не всегда так слабы, как принято считать, и не все из них просто хорошенькие дурочки, которых мужчины балуют и оберегают. Он знал свою мать, долгие часы провел с женщинами из ее гвардии. Он даже был с одной из них. Почти. Он стал ею, когда, проникнув в разум Лиави, разделил с ней бремя появления на свет ее дочери. Но действительно стать одной из них, предстать в этом обличье перед отцом, матерью и родичами, перед всей империей... евнух не мог бы править. Именно это они собирались жестко и прямо довести до его сознания. - Это ложь, - сказала колдунья, с оскорбительной легкостью читая его мысли. - Ты будешь женщиной целиком и полностью, во всех отношениях. Ты объединишь империи, ты уменьшишь разрушение. - Но остановить его мне не удастся. - То, что уже началось, - да, но после войны останутся не одни только руины. - Она скрестила руки на груди. - Никого не удивит твой отказ. Что бы ни случилось, ты будешь жить. И тебе не придется жить искалеченным. Мысль, уже не раз приходившая в голову Саревану, но безжалостно исковерканная. Он сверкнул глазами. - Я уже и так искалечен. А быть женщиной - это все что угодно, но только не увечье. Но я не создан для того, чтобы стать женщиной. - Мы можем это проверить, - сказал Орсан. Сареван подскочил. - Ты? Даже ты согласился бы на это? - Именно я это предложил, - сказал Красный князь. Сареван обессиленно упал на стул. Когда он проснулся, лишенный своей силы, ему казалось, что весь мир рухнул. Но он и не подозревал, что этот мир может рухнуть снова. А потом еще раз. И еще. Не ожидал он и того, что отец его матери, его наставник и учитель, его кровный родственник собственными руками разорвет мир на мелкие кусочки. - Почему ты считаешь, что это будет столь ужасно? - поинтересовался Аранос. - Ты мечтал найти решение задачи. А решение довольно простое. Ты получишь свою империю и свой мир. Ты получишь моего брата, которого любишь. - Согласится ли он? - спросил Сареван. - Захочет ли он меня? - Как ты можешь узнать, пока это не свершится? - Я могу спросить у него. - Нет, - сказал Аранос. - Это не входит в нашу сделку. Ты, и только ты можешь выбирать. Никто не сделает это за тебя. Сареван горько засмеялся. - Вот до чего дошло, а? Я, и только я. Мужество или трусость. Мир или война. Жизнь или смерть. Вы думаете, что знаете, чего хотите от меня. А так ли это? Даже ты, магистр... разве ты знаешь? - Да, - твердо ответил магистр. - Мы не принуждаем тебя. Это непростая магия и ужасная боль. Все твое тело будет разодрано на кусочки и составлено заново. То же самое произойдет с твоим разумом и с твоей душой. Ты пройдешь сквозь солнечное пламя, медленно, невыразимо медленно, не зная благодатного забытья. Сареван невольно содрогнулся. Но он сказал: - Вы говорите, что Хирел будет жить. - И твой отец тоже, - произнес маг, который все это время хранил молчание. Сареван обернулся и взглянул на него. Маг говорил правду. Он сказал это без радости, как будто из чувства долга, ради самой правды. Но он был слугой тьмы. От его взгляда волосы на затылке встали дыбом. В этом взгляде таилось что-то чужое. Тьма. Холод, не знающий солнечного тепла. И вплетенное в этот мрак одобрение, которого Сареван никак не ожидал увидеть. Маг мирился с тем, что Солнцерожденный останется жив, если равновесие вновь установится. - Ты лжешь, - сказал Сареван голосом, напоминавшим тихое рычание. - Но только не в этом, - возразил Байран, светлая сторона темной тени, не лгавший никогда. Мирейн останется жив. Хирел будет жив. Война кончится. Такой ценой. Такой дорогой ценой. Сареван сжался. Вот оно, его прекрасное гордое тело, только-только проснувшееся для наслаждения объятиями женщины, единственной женщины из всех существующих, которая все еще могла стать его женой и его королевой. Он гордился этим больше всего на свете, если не считать его магической силы, которую потерял. Так неужели он должен потерять еще и это? Останется ли у него хоть что-нибудь? Мирейн. Хирел. Две объединенные империи. Ребенок. Они обещали это. Плоть от плоти. Даже если это будет плоть женщины. Он не боялся этого. Однажды он уже родил ребенка. Все ждали. Сареван мог прочесть их мысли. Даже темного мага. Они не станут презирать его, если он откажется от выбора. Орсан никогда не испытывал этого, да и никто из них не испытывал. Магистр, с которым это произошло, когда-то был женщиной и прошел в глазах мира путь от меньшего к большему. Сареван снова встал. У него подгибались колени, и он напряг их, найдя опору в своем ужасе. От него требуют слишком многого. Он не способен на это. Он принц королевской крови, опытный воин. Он готов умереть за свою империю. Готов даже пойти на предательство ради ее спасения. Но в нем нет самоотречения святых, чтобы пожертвовать всем, что у него есть, и продолжать жить по-другому. Смерть пугала его, но она была концом. А это... - Я полагаю, - произнес его язык, спотыкаясь и заплетаясь, - что вы должны сделать это сейчас же, пока никто из нас не струсил. Будь проклят его язык. Будь проклят. Никто не улыбнулся. Никто не выглядел торжествующим. Орсан встал, и Сареван понял, что никогда еще не видел деда таким старым, дряхлым и беспомощным. - Мы сделаем это сейчас, - сказал он.
      Саревана привели в пустую комнату с высоким потолком. Все окна распахнуты, впуская холодный воздух. В центре каменный пол: плита из камня рассвета покоилась на основании из камня ночи. Здесь камни света и мрака существовали в равновесии. С Саревана сняли одежду, расплели косичку и тщательно расчесали волосы; выпутали из его бороды золотые побрякушки, вытащили изумруды из ушей, сняли с шеи обруч. Он лежал на столе, обнаженный, как в день появления на свет, не чувствуя ни напряжения, ни колебания. Он лишь слегка вздрагивал. Его кожа, приготовившаяся к прикосновению холодного камня, не ожидала, что почувствует тепло, как в жаркий солнечный день. Камень рассвета узнал, кто был его предком; хотя стоял уже светлый день, он начал мерцать и вспыхнул во всем великолепии утреннего неба. Благословенное забытье не раз спасало Саревана, но теперь ему было отказано в этом. Его разум кричал и боролся, не в силах найти пути к спасению. Его тело безвольно лежало там, куда его поместили. Он даже не мог взмахнуть рукой в прощальном жесте. Маги стояли вокруг него, образовав круг теней на фоне яркого света, льющегося из окон. Одна из теней наклонилась. Дед очень нежно поцеловал его в лоб. Они не обменялись ни словом. <Останови меня, - пытался взмолиться Сареван. - Не дай мне сделать этого>. Красный князь выпрямился. Его руки взметнулись. В них собиралась сила. Сареван закрыл глаза, глубоко и ровно дыша. Он все еще мог видеть. Колдовское зрение. Они даровали ему это, возможно, полагая, что проявляют милосердие. Но они забыли.. какой горькой будет эта ясность. Мало-помалу его дыхание остановилось, а вместе с ним улетучился страх. Этим выбором он обязан не своему языку и не своему безумию. Это свершилось в глубине его души. Мир не знал подобного выбора, сделанного ради великого дела, и вряд ли это еще когда-нибудь повторится. <Аварьян, - взмолился Сареван, обращаясь к центру магической силы, возьми меня. Держи меня крепко>. Свет переплетался с мраком. Песнопения сплавлялись с тишиной. Маг и колдун объединились в совместном творении. И в этом была красота. Справедливость. Равновесие. Совершенство. Сила, способная изменять миры. Он должен помнить. Он поклялся, что будет помнить даже после того, как сила возьмет его. Он должен запомнить правду. Но и память покинула его. Осталась только боль.
      Часть третья ХИРЕЛ УВЕРИАС
      ГЛАВА 19
      Хирел мог допустить, что колдуны схватили его и унесли из Кундри'джа. Он с легкостью мог поверить, что стал заложником. Он даже находил правдоподобным, что его тюремщики составляли заговор магов мира. Но это... Сначала они не желали сказать ему, что сделали с Сареваном. А потом он услышал крики человека в смертельной агонии. Его тюремщики, двое молодых магов, один в фиолетовом, другой в сером, утверждали, что ничего не слышат, что все тихо. Ему не удалось переубедить их. Когда он рванулся к двери, их сила захлестнула его волшебной петлей и сковала невидимыми цепями. Крики не ослабевали. Они разрывали ему сердце, лишали его рассудка. Они доносились отовсюду и ниоткуда, эхом отдавались в его мозгу. Пришла ночь. Стража сменилась. Теперь в комнате были мужчина и женщина, старше и значительно сильнее прежних. Вместе с ними пришла тишина. Они наслали на Хирела сон, а когда он сам пробудился, его ждала холодная неиссякаемая ярость и то, что сами они называли правдой. Она подползла к нему медленно и мягко. Слишком мягко. Сначала Хирел узнал, что маги сотворили над Сареваном какое-то немыслимое колдовство. Они надеялись, что это положит конец войне. И они убили его. - Нет, - сказала женщина. - Он не мертв. Он был хуже чем мертв. Хирел приказал отвести его к Саревану. Удивительно, но они послушались и привели его в комнату с почти царским убранством, странную для этой суровой цитадели. Они подвели Хирела к кровати и позволили ему взглянуть. Темное гибкое тело; поток волос, напоминавших расплавленную медь. Тело. Разум Хирела сопротивлялся невозможному. Лжецы, все они лжецы. Перед ним лежал незнакомец. И этот незнакомец был женщиной. - Это Саревадин, - сказал маг в сером, не обращая внимания на ярость Хирела. Она была так же великолепна, как Сареван. Она была огнем и черным деревом, силой и нежностью в едином сплаве. Прежний орлиный профиль сгладился, и лицо ошеломляло правильностью черт и красотой. Хирел повернулся к тюремщикам. Стража снова сменилась. Теперь в комнате стояли самые высшие среди магов: князь из Хан-Гилена и магистр гильдии магов. Он почти спокойно обратился к ним: - Сделайте его таким, как прежде. - Мы не можем, - сказал князь. - Вы должны, - потребовал Хирел все еще негромко, но настойчиво. - Это невозможно. - Магистр тяжело оперся на жезл, и не только потому, что его ноги подкашивались от усталости. - Творение подобной магии таит в себе опасность для жизни, даже если его пережить единожды. Второй раз наверняка будет смертельным. - И все же снимите чары, - упрямо настаивал Хирел. - Измените его снова. Я приказываю вам. - Нет. Не имело значения, кто это сказал. Теперь Хирел чувствовал неизбежность. И ненависть. Ненависть, такую же реальную, как этот профиль. - Вы заплатите за это, - прошептал он. Он отвернул от них свое лицо и свой разум. - Выйдите вон. Они тут же повиновались. Хирел сидел холодный и застывший, ожидая с нетерпением, достойным принца. Он ждал невероятно долго. Девушка, когдато бывшая Сареваном, спала. Иногда она шевелилась. Один раз с ее губ сорвались какие-то слова. Ее голос звучал низко, но то, что этот голос принадлежит женщине, не вызывало сомнений. Наконец Хирел понял, что она проснулась, почувствовал это каждой клеткой своей кожи. Он осторожно отодвинулся. В течение долгого времени она не двигалась и не открывала глаз. На ее лице ничего не отражалось. Когда ее веки разомкнулись, Хирел увидел тусклые, затуманенные глаза. Очень медленно они прояснились. Ее руки шарили поверх одеяла. Одна рука поднялась вверх. Девушка посмотрела на нее, повернула ладонь. Там горело золото. Она сомкнула гибкие пальцы, окидывая взглядом изящную и красиво вылепленную руку. Затем коснулась бедра, подняла колено. Нахмурилась. Взглянула на свою ногу, не слишком маленькую, но изящную и красивой формы. Долгое время она не решалась взглянуть на свой живот. Колебалась, а может быть, испытывала страх. Она ощупала лицо и шею. Пробежала пальцами по волосам. Словно ненароком коснулась груди и торопливо отдернула дрожащие пальцы. Нахмурилась еще сильнее. Сжала губы. Наконец села, свирепо глядя на изменившиеся линии тела: высокие и крепкие груди над узкой талией; нежную округлость бедер и то, что находилось в том месте, где они смыкались; это было самым худшим. Она коснулась себя. Казалось, никакое чудо не могло изменить это тело. Оно само было чудом, изумлявшим и пугавшим своим совершенством. В этом теле не было и намека на мужчину, которым оно когда-то было. Все скрывалось под этой прекрасной оболочкой. Девушка с неуклюжим изяществом встала, пробуя привести в равновесие свое новое тело. Повела узкими плечами, качнула крепкими бедрами, попыталась сделать первый, нетвердый шаг. Мало-помалу ее поступь приобрела легкость, хотя в ней по-прежнему чувствовались усталость и скованность. На стене висел отполированный щит, служивший зеркалом. Она взглянула в него, что потребовало от нее немалого мужества. Медленно повернулась, намотала волосы на руку и посмотрела через плечо на свою спину, отражающуюся в зеркале. Дотронулась до того места на плече, где когда-то находился глубокий шрам. Он исчез. Ее новое тело было гладким, лишенным каких бы то ни было изъянов. Она стояла перед зеркалом и смотрела на свое лицо, касаясь рукой щеки. - Я не безобразна, - удивленно произнесла она. Вздрогнув при звуке своего голоса, вызывающе повторила: - Я... не... безобразна. Хирел не успел понять, что двигается. Девушка обернулась, проворная как кошка. Хирел задохнулся под силой ее взгляда. Ее глаза совсем не изменились, они сверкали, словно черные бриллианты. Она оглядела его с головы до ног и сказала: - Ты выглядишь по-другому. Хирел открыл рот от изумления. Смех вырвался из его груди; это, конечно, было истерикой, и неверием, и чем-то удивительно напоминавшим облегчение. Несколько мгновений она просто глядела на него и вдруг тоже звонко и громко засмеялась, отдавая дань нелепости ситуации. Они кончили смеяться и обнялись за плечи, не спуская друг с друга глаз. Она была чуть-чуть выше его. Внезапно она застыла в его руках, и Хирел отпустил ее. Она отстранилась. Ее спина коснулась зеркала; она круто повернулась и принялась колотить по полированному металлу и царапать его. Зеркало со звоном упало. Девушка, дрожа, опустилась на пол, и облако блестящих волос окутало ее. Хирел шагнул и дотронулся до нее. Он ожидал, что она снова отпрянет, но она не шевельнулась. Он сел на пол рядом с ней, не говоря ни слова. Девушка не обращала на него внимания, и он погладил ее волосы. Ушко, обнаружившееся под яркими прядями, было восхитительным. Он поцеловал его, Она с яростной поспешностью отстранилась. - Не смей жалеть меня! - Я еще и не начинал этого делать, - сказал Хирел. Его прямота заставила ее на мгновение замереть. Она отбросила волосы назад. - Пока еще не начинал. Вот именно. Должно быть, я внушаю тебе отвращение. Я совершила нечто невероятное. Я, которая была повелителем жизни, любимцем самой природы, я позволила превратить себя в это. - В женщину редкостной смелости и красоты. - Не лги мне, львенок. Я чувствую твой гнев. Ты думаешь, что меня обманули или вынудили к этому силой. Ничего подобного. Никто не заставлял меня делать это. Я сама сделала выбор. - Она вскочила на ноги. Посмотри на меня, Хирел. Посмотри на меня! Хирел уже отдал дань красоте Саревана Ис'келиона. То, что он видел теперь, было еще прекраснее: красота и необузданность, смешанные с безрассудством отчаяния. - Я действительно зол, - признался он. - Они не имели права требовать этого от тебя. Не то что требовать, даже думать об этом не смели. - Они ничего не требовали. Они даже пытались отговорить меня. - Ну конечно, - с усмешкой сказал Хирел. - Они предупредили тебя об опасности, говорили о мужестве и перечислили все менее ужасные решения. Это был умный ход. Я восхищен. - Только такое решение сулило надежду на успех. - Она стиснула кулаки. - Для тебя это не должно иметь значения. Ты можешь жениться на мне, лечь со мной в постель, зачать ребенка, который станет залогом будущего мира, и вернуться к своим наложницам. Хирел смотрел на нее. Она выглядела очень юной, что соответствовало ее возрасту: с ее рождения не прошло и дня. Но Сареван Ис'келион по-прежнему жил в ней. Он оставался в ее глазах, в манере держаться, в интонациях. - Я должен жениться на тебе? - спросил Хирел. - Со мной никто этого не обсуждал. - Разве это необходимо? Для юноши с твоими навыками все должно быть легко. От тебя не требуется любить меня. От тебя ждут только, что ты подаришь мне сына. Хирел нахмурился. Она напряглась. Он нахмурился еще сильнее, проклиная себя и свое непокорное лицо. Все пошло наперекосяк. Он попытался осторожно подобрать нужные слова. - Ты слишком уверена в моих мыслях. Дитя Солнца. Как я могу испытывать к тебе отвращение? Разве ты не стала еще прекраснее, чем прежде? Может быть, я даже попробую заключить с тобой брак. В конце концов, это логично. - Конечно, логично. Иначе я никогда не сделала бы этого. - Но мне хотелось бы, чтобы ты поговорила со мной прежде, чем отдаться в руки магов. В его голосе она не услышала сожаления. Она почувствовала лишь упрек, который он хотел бы скрыть. Блеск ее глаз предупредил его; он взглянул ей в лицо, привлек к себе и обнял так крепко, что невозможно было сопротивляться. Она не была слабой, безвольной женщиной. Она была сильной и гибкой, словно пантера или стальной клинок. Воспользовавшись ее замешательством, Хирел страстно поцеловал ее. Вкус ее губ не изменился. Он стал лишь чуть слаще, несмотря на ее сопротивление. На какой-то момент она словно окаменела и вдруг с внезапностью, испугавшей их обоих, воспламенилась. Ее руки обвились вокруг него, тело изогнулось. Ее нежность превратилась в огонь. Хирел рассмеялся, не в силах дышать. Она не стала смеяться вместе с ним. В ее глазах он увидел неистовство и нежность одновременно, а еще нечто похожее на легкое безумие. - Леди, - сказал он. - Леди, я хотел этого, я мечтал об этом так долго, так долго... О сияющая леди, мне кажется, я люблю тебя. Нежность улетучилась; теперь ее переполняли гнев и ярость. - Будь они прокляты, - прошептала она, - будь проклята их всесильная магия. Он набрал в грудь воздуха, чтобы ответить. Чтобы возразить. Но она ушла. Хирел долго смотрел ей вслед. Вся она была как открытая рана, и боль ждала ее, куда бы она ни повернулась. Боль поставила ее перед выбором; боль сделала этот выбор и создала женщину из мужчины. Время излечит ее, а он. Хирел, только мешает этому. Он медленно вышел из комнаты и побрел куда глаза глядят. Когда у него появился спутник, он ничуть не удивился, как не удивило его и то, кем оказался этот человек. Аранос был как никогда мудр, спокоен и полон поистине змеиного сострадания. - Она женщина, брат, - сказал он, слегка улыбнувшись, - и подобные настроения будут свойственны ей. Хирелу удалось сдержать свой гнев. Обуздать его. Приберечь до тех пор, пока у него не появится сила владеть им. - Вы создали женщину. Но вы не уничтожили наследника Солнцерожденного. - Конечно, нет, - сказал Драное. - Зато мы добились того, что ты будешь жить и править не только Асанианом, но и Керуварионом. - Неужели вы в это верите? - спросил Хирел. - Разумеется, это потребует большого такта. Она была рождена мужчиной и воспитана как правитель. Она не смирится с судьбой покорной женщины: гарем и рождение детей. Но ее тело поможет тебе. Оно поведет ее по тропе женственности, оно покорится твоему господству. Подари ей ребенка и храни ее и этого ребенка, и тогда она с радостью отдастся в твои руки. Хирел знал, что должен оставаться спокойным. В словах Араноса содержалась простая мудрость, проповедуемая философами. Женщина порождение слабой природы, испорченного семени. У нее истинной цели, кроме вскармливания детей, подаренных ей ее господином. И, конечно, как утверждали мудрецы, она обязана доставлять удовольствие своему мужчине. То же самое могут делать и животные. И некоторые верят, что женщины сродни животным. Ибо кто такая женщина, как не искаженное звериное подобие мужчины? - Нет, - возразил Хирел. - Все это ложь и безумие. Аранос долго смотрел на него. - Ах, Асукирел, да ты влюбился. - Да, влюбился. Но не потерял способности различать ложь. - Тем лучше для вас обоих, если она вскружила тебе голову, бесстрашно сказал Аранос. - Только не забывай о том, кто ты такой. И о том, какую выгоду принесет тебе этот брак. -Я не из тех, кто забывает. Аранос был слишком хорошо воспитан, чтобы коснуться Высокого принца рукой, однако он поднял руку, преграждая Хирелу путь. - Так смотри же, не забудь. Все эти заговорщики думают, что одержали великую победу. Варьяни считают, что получили Асаниан в лице его наследника, робкого и уступчивого ребенка. Маги думают, что они нашли способ приуменьшить силу Аварьяна и усилить собственное могущество. Но я знаю, что ты далеко не дурачок, которым так часто прикидывался; я верю, что победителем станет Асаниан. Если ты воспользуешься этой возможностью. Если, потеряв сердце, ты не потеряешь головы. На губах Хирела заиграла медовая улыбка. - Моя голова в полной безопасности. Ты можешь быть уверен в этом так же, как в собственном рассудке. Он обошел руку брата и ускорил шаги. Аранос, закутанный в свои мантии и свое достоинство, не счел нужным следовать за ним.
      Здесь было настоящее гнездо магов. В поле зрения Хирела постоянно маячил то один, то другой, хотя никто ни разу не подошел к нему после того, как он расстался с Араносом. Он вышел за пределы крепости; большая ее часть была высечена в настоящей скале, остальное построено на вершине горы. Внизу лежала дикая скалистая пустыня и бескрайнее небо с облаками. Несколько горных пиков, покрытых снегом, возвышались над всем этим. Множество горных хребтов пролегали далеко внизу, образуя островерхие ряды, черные и красные, серые и ослепительно белые. Никакой зелени. Никаких признаков человеческого существования. Из скалы бил источник с обжигающе ледяной водой. Еда появлялась поводе магов, довольно сытная и обильная, хотя и не изысканная. Местные повара не знали других блюд, кроме тушеного мяса без специй и вареных зерен. Вино оказалось не намного лучше. Однако здесь были и свои преимущества: чистый воздух, великолепие горных вершин и ночное небо, усыпанное огромными пылающими цветами звезд, разбросанных на черном фоне. Маги нашли Хирела возле высокого окна, закутали его в мантию и проводили в зал. После небесного свода комната с каменными стенами показалась ему тусклой и тесной.