Глава четырнадцатая

Голос Родерика: «Господи, вы нашли ее!»

Я повернулась с громким вздохом облегчения. «Ой, Родерик, слава Богу, что кто-то пришел! Она жива и…»

«Жива? – Его голос был недоверчивым. Большими шагами он пересек пещеру и возвысился над нами обеими. – Жива?»

«Да, да, жива! Я услышала стоны, вот как я ее нашла!»

Он опустился на колени возле меня, ощупывая Роберту. Лицо его было мрачным. «Да, она жива, Джанет, но только едва. Очень боюсь…» Он внезапно замолчал, нервно ощупывая ее голову. Девушка застонала и слабо шевельнулась.

Я сказала: «Я останусь с ней, Родерик, а вы приведите остальных. Вы ходите быстрее!»

Казалось, он не слышит. Он все еще занимался Робертой, выглядел задумчивым и поглощенным собой. Когда он заговорил, в голосе звучал непререкаемый авторитет: «Джанет, я оставил рюкзак в конце выступа. В кармане – фляга с бренди. Возьмите ее, а?»

Я быстро вышла из пещеры. Солнечный свет встретил меня ослепительным блеском и теплом. Сзади Роберта застонала и сказала слабым, неясным голосом: «Марион…»

Это остановило меня на полушаге, так как последствия, пугающие последствия того, что мы обнаружили Роберту, полностью открылись мне. Я обернулась. Родерик повернул голову, мы встретились глазами. В беспристрастном холоде его взгляда я прочла ту же мысль, которая заставляла мое сердце судорожно биться в груди. «Родерик… – почти прошептала я. – Родерик, она… она знает, кто это сделал!»

Его губы угрюмо сжались. «Я чувствую это. И именем Бога заклинаю, она должна жить до тех пор, пока не скажет. Принесите бренди, пожалуйста».

«Сначала давайте ее завернем. Возьмите мое пальто. Нужно как-то ее согреть, пока не сможем позвать остальных». Я начала раздеваться. Он быстро последовал моему примеру, и я опустилась на колени, чтобы укутать успокоившуюся Роберту как можно теплее.

Все еще мрачно он добавил: «Я не собираюсь идти за помощью и оставлять вас с этой миной замедленного действия. И больше не бродите одна по горе, дорогая. Принесите бренди, я осмотрю ее ногу, а затем вам лучше бы добраться до конца гребня и кричать изо всей силы, пока кто-нибудь не придет. И если вам не понравится тот, кто появится, просто зовите изо всех сил меня. – Вдруг он улыбнулся. – А я останусь здесь. Торопитесь».

«Хорошо», – сказала я. Но когда я нежно закутала холодные руки Роберты в пальто и хотела встать, она снова беспомощно шевельнулась. Серые губы скривились и начали хныкать, ресницы задрожали. «Она приходит в себя», – прошептала я. Мое сердце начало сильно биться. Рука Родерика сжала мое плечо.

Темные глаза Роберты раскрылись. Они выражали боль, но были вполне разумны. Какой-то миг она пристально смотрела на меня, словно в недоумении. Затем ее взгляд скользнул дальше.

Кто-то еще шел по выступу.

Руки девушки слабо зашевелились в моих ладонях, словно испуганные зверьки. Глаза расширились от ужаса, и она снова потеряла сознание.

Я оглянулась. В узком проеме стоял Гартли Корриган, а за ним – Николас. И я слышала голос Алистера. Альма Корриган ждала в конце выступа, и ее позвали. С приходом других моя ответственность уменьшилась, и я почувствовала обычные последствия нервного напряжения. Сразу все сказалось, истощение пронеслось по телу, захлестнуло волной, и с чувством подлинной благодарности я уступила миссис Корриган с Родериком всю заботу о Роберте. Я слышала, что Альма быстро потребовала все, что нужно для первой помощи, а Родерик вежливо отправил Николаса собрать спасателей и потребовать принести носилки.

Пещеру битком забили люди, но, помня ужас в глазах Роберты, я не уходила. Выбралась на выступ, но оставалась поблизости, прислонившись к скале и наблюдая за пещерой. Если кто-то из них убийца, едва ли он сможет закончить свое черное дело здесь и сейчас, прежде чем она заговорит и узнает его, но я не хотела рисковать. Я прислонилась к теплой скале и наблюдала, как помогают Роберте.

Вдруг я услышала возглас Николаса у главной скалы Черного Желоба. Ему ответил отдаленный крик. И после этого, казалось очень быстро, появились спасатели с носилками. Наконец, я смогла покинуть пост. Там были Даугал Макре, Айен и Губерт Гей, который наверняка не был третьим альпинистом, так как находился со мной на Сгар на Стри, когда разбилась Марион. Роберта в полной безопасности. Если выживет.

Но, по крайней мере, ее нашли. Долгое напряжение закончилось. Я сидела в вереске, подняла лицо к солнцу, закрыла глаза и впервые за два дня расслабилась. Теплый, пахнущий цветами день каждой ноткой жаворонка, каждым зовом коноплянки настойчиво утверждал, что все хорошо. Даже когда со стонами и острожным хрустом ботинок по камням носилки выплыли на выступ, а потом на осыпь, даже тогда я чувствовала облегчение, словно все плохое закончилось.

Я забыла, что стоит Роберте открыть рот и сказать одно лишь слово, и мужчина (а я была уверена, что это мужчина) будет повешен и похоронен в негашеной извести во дворе тюрьмы.

Инспектор Маккензи с огромным Гекки и Нэйлом, молодым местным констеблем, находились на Ант Срон, когда спустили носилки. Гекки оставался на месте и продолжал внимательно осматривать почву вокруг костра, но инспектор, бросив на Роберту один взгляд, оторвал молодого Нейла от его занятия и последовал с ним за носилками в отель.

Как только ему сказали, что Роберту нашла я, он вернулся от основной группы и начал допрашивать меня на ходу. Как можно точнее я рассказала, что произошло. Он спокойно выслушал и немедленно снова допросил о том же, все время задавая вопросы, пока я несколько раз не повторила описание каждого поступка и каждого слова от первого стона до прибытия поисковой группы с носилками.

Устало тащась рядом с ним вниз к долине, я почувствовала, что ненадежное спокойствие, озарившее меня на час на горе, будто выпал снег в пустыне, уже прошло. Я снова одиноко брела среди потерь, неуверенности и одиночества. И холодный ветер ужаса медленно и решительно поднялся снова. Он ухватил меня ледяными пальцами за рукав, и я раз или два споткнулась, продолжая отчет. Но я честно, довольно связно и подробно излагала все, что помнила, и предоставила инспектору возможность и право делать выводы.

Затем он меня удивил. Посмотрел сбоку и внезапно сказал: «Я оставляю молодого Нэйла охранять девицу, и мы сразу пошлем за сестрой. Но до завтра сиделку не пришлют. Сегодня утром врач сказал, что участковая местная сиделка занята сложным делом. Поэтому кому-то нужно пока присмотреть за мисс Саймз. Знакомы с уходом за больными?»

«Полагаю, немного, но…»

«Прекрасно. Сможете? Останетесь с ней сегодня на ночь и понаблюдаете за ней для меня?»

«Ну конечно. Но, несомненно, кто-нибудь еще… Я имею в виду, разве нет кого-нибудь более сведущего, возможно, более опытного, чем я?.. Кажется, миссис Корриган хорошо разбирается, и, я думаю, миссис Персимон…»

«Несомненно, – сказал он сухо. – Но не пришло ли вам в голову, мадам, что вы – единственная женщина в отеле, которой здесь не было во время первого убийства?»

«Я… Да, полагаю. Но, инспектор, не может быть, конечно, чтобы вы подозревали женщину. Я имею в виду…»

«Может быть, нет. Но у миссис Корриган и Персимон есть мужья. А я хочу, чтобы в этой комнате не было никого, кто хоть косвенным путем… э… замешан. – Он быстро взглянул на меня. – Ни одного человека и ни под каким предлогом. Понимаете?»

«Если вы подозреваете Николаса, – сказала я резко, – я едва ли „замешана“ с ним. И заверяю вас, что нет ни малейшей вероятности, что я его впущу».

Он сделался менее строгим. «Ну, ну, девочка, – сказал он почти снисходительно. – Я ничего подобного не имел в виду. Вы, значит, согласны?»

«Конечно, – посмотрела я на него с любопытством. – Вы хотите сказать, что я здесь единственный человек, которого вы не подозреваете?»

«Давайте допустим, – сказал он осторожно, – что я вас не подозреваю в том, что вы хотите убить Роберту Саймз». И тут мы достигли отеля. Тело Марион находилось в закрытой полицией комнате, в которой учительницы жили вдвоем. Я предложила поставить ко мне кровать для Роберты. Инспектор одобрил предложение, а Персимоны благодарно приняли его, ибо уже были невероятно обеспокоены. Миссис Персимон и Каудрей-Симпсон укрыли девушку одеялом в присутствии инспектора и Нейла, а я отправилась принимать ванну.

Когда я вернулась, в камине горел сильный огонь, на прутьях пел чайник. Все, что нужно для приготовления горячего питья, там уже было, а на прикроватной тумбочке стояло полбутылки бренди. Инспектор ушел, но миссис Персимон все еще занималась чем-то у камина. Нейл поднялся со стула у огня и застенчиво улыбнулся. Это был высокий, чрезмерно вытянувшийся парень лет двадцати, с изящными игривыми манерами, черными волосами и голубыми глазами чистокровного кельта. Он сказал: «Скоро будет врач, велел передать вам инспектор Маккензи. Он сказал, вы побудете здесь со мной до тех пор?»

«Конечно. А для нее сделали что-нибудь?»

Миссис Персимон поднялась. «Мы обложили ее теплыми грелками. Теплее никак не получится, поэтому остается только ждать врача». Она нагнулась над кроватью Роберты, поправляя без надобности одеяло. Глаза миссис Персимон, непричесанной невысокой шатенки с круглым доброжелательным лицом с тонкими чертами, были настоящего серого цвета, который редко встречается, ясные, красивые, но сейчас они выражали растерянность и мрачное беспокойство. «Если она сможет глотать, дайте ей немного сладкого чая, а я сейчас спущусь и приготовлю настоящего хорошего чистого бульона. Но это все, что пока можно для нее сделать».

«Кроме того, – сказал мягко Нейл, – охранять ее».

Мы обе посмотрели на него. Я сказала неуверенно: «Все это звучит очень… очень пугающе, Нейл. Он действительно думает, что убийца постарается добраться до нее?»

Он развел мозолистыми, но прекрасной формы руками. «Если она заговорит, мы сможем повесить его», – сказал он просто.

Я пошла к кровати и посмотрела на Роберту. Она лежала очень спокойно. Кожа потеряла ледяной глянец, но все еще была пугающе бледной. Лицо сжалось и как-то усохло, туловище в одеялах тоже казалось тихим и маленьким. Она ни капли не походила на «мину замедленного действия», никому не угрожала. Казалось, эти сухие губы никогда не заговорят. Но, как только я отвернулась от кровати, она зашевелилась и застонала, а ресницы ее задрожали. Темная головка беспомощно двигалась по подушке. «Вот, – сказала миссис Персимон от камина, – вот чай». Осторожно мы влили Роберте в рот несколько капель слабого сладкого чая и с восторгом увидели легкое движение мускулов горла, когда она проглотила. Я начала ложку за ложкой вливать в нее животворную глюкозу, наблюдая за любыми изменениями в этом подобии лица.

«Пойду позабочусь о бульоне», – сказала наконец миссис Персимон и вышла.

Зазвонил телефон. Я стремительно вскочила и разлила чай на постель. Нейл снял трубку, послушал и сказал: «Инспектор в пути, мадам. Врач здесь».

Спустя минуту мы впускали инспектора Маккензи и врача и с благодарностью наблюдали за тем, как компетентно осматривали Роберту. Наконец, врач снова укрыл ее и посмотрел через кровать на инспектора. «Не нахожу ничего серьезного, кроме ноги, – грубо сказал он. – Кровоподтеки и рваные раны заживут. Но сейчас придется повозиться с конечностью. Мне нужна помощь Мери Персимон и кого-нибудь еще».

Он вопросительно взглянул на меня из-под бровей, но вмешался инспектор. «Нет, на сегодня мисс Брук сделала достаточно. Кроме того, она будет ночной няней. Попросим миссис Персимон привести одну из служанок, ну и я сам здесь останусь. Здесь есть телефон, доктор, если хотите дать распоряжения».

«Что? О… А… Да». Врач взял трубку и начал диктовать список своих потребностей.

Инспектор повернулся ко мне. «Я попросил повара накормить вас, как только возможно. Еда будет готова на кухне через десять минут или около этого. Идите вниз, девочка. Я позову, когда будете нужны».

Я посмотрела еще раз на маленькую фигурку в кровати и отправилась вниз в комнату отдыха.

Глава пятнадцатая

Родерик был в холле. Должно быть, ждал меня, потому что, как только я появилась, с озабоченным видом подошел большими шагами к лестнице. «С ней все в порядке? Что говорит доктор?»

«Не слишком много. Не нашел ничего серьезного, кроме сломанной ноги, но если что и случится, то виной тому две ночи в пещере».

«Что он думает о ее шансах?»

«Не сказал. Полагаю, не меньше, чем у любого, кто столько вынес. Она молода и очень сильна. Ведь нашла же она себе сухой угол, чтобы укрыться от ветра и дождя».

«Конечно, она все еще без сознания?»

«О да».

«Выживет, – сказал он уверенно. – Раз ей вправляют ногу… Полагаю, они это сейчас делают?»

«Да, миссис Персимон помогает. Меня отправили вниз, чему я очень рада».

«И я. У вас утомленный вид, Джанет».

Я улыбнулась. «Спасибо и на том».

«Простите, но это так. – Он все еще выглядел озабоченным. – Вам не придется возвращаться и сидеть с ней, так?»

«Инспектор хочет, чтобы я осталась в комнате».

«Но это нелепо! – рассердился он. – Вы сделали больше, чем достаточно, для одного дня! Почему с ней не может посидеть миссис Корриган?»

«Она сделала не меньше».

«Ну, тогда миссис Каудрей-Симпсон».

Я осторожно сказала: «Инспектор Маккензи дал понять, что не включает меня в список подозреваемых».

«Не… – Он осекся, и его голубые глаза сузились. – Наверняка, он не подозревает женщин?»

«Я скорее думаю, что он подозревает всех, – сказала я неловко. – А я даже не замужем за подозреваемым». Он открыл рот, словно хотел что-то сказать, но передумал, отвел глаза и начал рассматривать рисунок на ковре. Я проглотила слюну и поспешно добавила: «Со мной будет все в порядке, Родерик. Нужно всего лишь давать ей пить, и я смогу немного поспать. В действительности там очень удобно. Камин, чайник и все прочее».

«А инспектор… – он оглядел холл, затем понизил голос. – Инспектор думает, что для Роберты все еще есть опасность от… него?»

Последнее слово, произнесенное шепотом в пустом зале, прозвучало странно. В ответ я почему-то тоже понизила голос: «Я так думаю. Но он принимает меры. Роберта в полной безопасности, а значит, и я. – Я снова ему улыбнулась. – Поэтому не беспокойтесь!»

«Ну, тогда хорошо, не буду. Между прочим… – Вдруг его голос стал серьезным и немного отвлеченным. – Между прочим, я думаю, вы, очевидно, единственная в отеле, кого…»

«Кого не подозревают в убийстве?»

«Нет. Кому не угрожает убийца».

Его странный, нерешительный взгляд, казалось, выражал жалость, опасение и что-то еще, что мне было трудно понять. Мое сердце билось и болезненно замирало в груди, я не могла посмотреть Родерику в глаза. Резко повернулась к двери комнаты отдыха и сказала натянутым ровным и тихим голосом: «Пойду и позвоню, чтобы принесли чего-нибудь выпить».

Оказалось, большинство постояльцев отеля собрались в комнате отдыха возле пылающего камина. Воздух заполнял свистящий шепот, но он сразу замолк, когда я вошла. Головы повернулись, глаза пристально посмотрели, а затем на меня обрушился град вопросов. «Как она?»– раздалось одновременно от миссис Каудрей-Симпсон, ее мужа, Губерта Гея и Алистера. Ответить я не успела, Альма резко задала вопрос, как ножом ударила: «Она уже что-нибудь сказала?»

Я прошла к камину и протянула руки к огню. «Сейчас врач вправляет ее ногу. Кроме этого, повреждения, кажется, незначительны, и врач ничего не сказал о шансах на выздоровление. – Альма сжимала в руках пустой стакан от виски. Я подумала, что она напугана. – Не думаю, чтобы она уже сказала что-нибудь».

Когда я повернулась, чтобы позвонить, Гартли подошел к жене, сел на подлокотник кресла. Так или иначе, их отношения приятно изменились. Я иронически поразмышляла о том, где находится Марсия. Одно несомненно, она наверняка навсегда покончила со всем, что здесь происходит. Хотя именно сейчас я была бы ей рада – она тоже заведомо невинна. Ничто в поведении присутствующих не говорило о возмущении тем, что только меня не подозревают. И все же я чувствовала себя обособленной, будто овца среди коз. И было что-то необычно покровительственное в жесте Гартли Корригана.

Миссис Каудрей-Симпсон оторвала взгляд от неизбежного вязания. «Полагаю… Надеюсь, полиция примет соответствующие меры, чтобы защитить девушку от зверя, который шатается среди нас?» Ее слова прозвучали необычно шокирующе. Кажется, она поняла это, бледные выцветшие глаза за очками обвели всех взглядом, и она сказала, почти защищаясь: «В комнате находится убийца. Вы не можете отрицать этого факта».

«Не обязательно, – произнес сухо Алистер. – Мы не все здесь. Грант, Драри, Персимон, не говоря уже о Джеймси Фарлейне… Они немного увеличивают число вариантов, миссис Каудрей-Симпсон». Он громко рассмеялся, но никого не развеселил.

«Число каких вариантов я немного увеличиваю?» Это спросил Родерик, проталкиваясь сквозь вертящуюся дверь со стаканом в каждой руке.

«Мы только начинаем серьезно относиться к тому, что кто-то в отеле – убийца», – сообщил Алистер.

Родерик подал мне стакан, посмотрел в мои глаза и произнес прохладно: «Какой толк от этих обсуждений? У полиции все улики. Доверимся профессионалам».

«Если они присмотрят за Робертой и вылечат ее, – заявила миссис Каудрей-Симпсон, – она сделает все за них».

«За ней будет всю ночь следить констебль», – сказала я.

«Молодой Нейл Грэхем? Этого вполне… достаточно?»

Я поколебалась и ответила: «Я буду тоже с ней. – И добавила, запинаясь: – Она в моей комнате». Снова я почувствовала отчужденность. Будто я была не на ковре у камина, а на необитаемом острове, хоть вся моя вина и заключалась в моей невиновности.

«Разве вам не страшно?» Это снова заговорила Альма. Интересно, на самом деле была злоба в ее голосе, или у меня разыгралось воображение?

«Нет. – Я взяла стакан и быстро оглядела присутствующих. – Где мистер Драри?»

«В гараже, – ответил Губерт Гей. – Потерял книгу и думает, что оставил ее в машине».

«А что, – спросила Альма, и на этот раз насчет злобы в голосе нельзя было ошибиться, – инспектор просил докладывать о наших передвижениях?»

Я почувствовала, что отчаянно покраснела, но взяла себя в руки и ответила очень спокойно: «Меня полиция, как вы намекаете, не уполномочила шпионить. Мне посчастливилось не быть подозреваемой просто потому, что меня здесь не было во время первого убийства. Мое преимущество в том, что есть только один убийца, а не два. Поэтому я не виновата. Именно поэтому инспектор может оставить меня с Робертой, пока не приедет сестра».

«Чудовищно предполагать…» – начал Родерик, обращаясь к миссис Корриган.

Я перебила его: «Все в порядке, Родерик. И предположение, в конце концов, не так уж и чудовищно. Я действительно сотрудничаю с полицией… Надеюсь, как и все присутствующие. И, если понадобится сообщить инспектору о чьих-то передвижениях в любое время, я сделаю все возможное, чтобы доложить о них».

«Ну! – воскликнула Альма. – Должна сказать…» Муж положил ей руку на плечо, и она замолчала.

Я холодно заявила: «Каждому ясно, что это схватка не полиции с группой подозреваемых, а убийцы с каждым из нас в отдельности».

«Молодец!» – неожиданно сказал Гей.

Полковник Каудрей-Симпсон откашлялся. Его лицо вдруг стало обособленным, суровым и умным, все эти качества прежде скрывали доброта и мягкость. Выражение одновременно угрожающее и сочувствующее, лицо скорее судьи, чем солдата. Интересно, может, он правда работал судьей? «Это вы еще мягко сказали, дорогая юная леди. Каждый случай убийства – это дело убийцы против каждого цивилизованного человека. Любой убийца автоматически становится изгоем. Я бы пошел дальше. Я бы заявил, что как только сама идея чрезвычайного физического насилия начинает рассматриваться индивидом как приемлемое разрешение любой проблемы, он немедленно подвергается опасности потерять право именоваться цивилизованным человеком».

«Сильно сказано, сэр», – сказал Родерик.

«Я твердо убежден в этом», – ответил полковник.

«К нациям вы, военный, те же принципы применяете?»

«Да».

«К актам войны?»

«К актам агрессии. Насилие как орудие политики – отрицание интеллектуального прогресса».

«Тем не менее, – сказала упрямо Альма, – это абсурд, что нас всех подозревают. Должно же быть у полиции хоть какое-то представление, кто это сделал».

«Если сейчас и нет, – сказал Гей, – непременно будет, как только девушка откроет рот».

Молчание. Я поставила стакан на стеклянный столик. «Ну, ради всех здесь, кто не является убийцей, обещаю, что Роберта будет в безопасности, пока не откроет рта».

Я вышла. Немного потребовалось, чтобы сошел внешний лоск с людей, которые оказались в опасности. В комнате отдыха были сильны подводные течения, и у меня возникло чувство, что, если беспристрастно за ними последить, можно разгадать тайну. А я бы сняла подозрение с полковника. Он высказался так убедительно о своих принципах… Но это делал бы и убийца, если умен? Актер, который скрывает инстинкты оборотня за безупречно цивилизованной внешностью. Когда произносился приговор преступнику, утверждалась его полная изоляция, никто и бровью не повел. Но, конечно, убийца мог и не находиться там. Были другие вероятности, как указал Алистер.

Я повернула за угол и налетела прямо на Николаса. Столкнулась с ним. Он схватил меня за руки и удержал, вглядываясь в глубину коридора. «Ну, вот и наш маленький полицейский осведомитель. В этом направлении инспектора нет, дорогая».

Я совершенно вышла из себя, с яростью смотрела, старалась вырваться из рук. «Дай пройти! Прочь! Разреши мне пройти! Ты не смеешь разговаривать так! У тебя нет прав…»

«Продолжай, продолжай… Куда идешь?»

«Это ни черта тебя не касается».

«Это касается любого в этом гнусном месте. Право остановить тебя, чтобы ты не бродила в темноте одна».

«Иду в кухню есть, – сказала я зло, – и спешу».

Он не тронулся с места. «А где дружочек?»

«Кого ты имеешь в виду?»

«Кавалера с золотыми волосами. Почему он не охраняет тебя?»

«У тебя недержание речи», – горько сказала я.

«У меня? – Он сардонически улыбнулся. – Ты могла бы сказать, что это ценная черта для писателя, а для мужа…»

«Точно. А теперь дай пройти».

«Минуточку. Оказывается, я вполне серьезен, Джианетта. Мне кажется, ты вообще очень любишь бродить одна… или с кем-то, кого не знаешь. Если бы у тебя была хоть капля рассудка, ты бы знала, что этот парень решительно взялся за дело. Разве ты не испугалась?»

«Нет, – сказала я едко. – Не боялась еще три минуты назад». Не знаю, что заставило меня сказать это. Как только слова вылетели, я пожалела о них, но слишком поздно. Николас отпустил мои руки и стоял, глядя на меня в полутьме. Думаю, что он должен был слышать глухие удары моего сердца.

«Ох… – наконец сказал он очень нежно. – Вот, значит, откуда ветер дует? – Я молчала. Хотела убежать к огням и теплу кухни, но меня что-то удерживало, я словно была пришпилена к стенке коридора ударами сердца. – Итак, ты боишься, что я тебя убью, моя Джианетта?.. Действительно думаешь, что я могу это сделать? Перерезать это красивое горло и все такое, да, Джианетта? За что? За дела давно минувших дней?»

«Сказать причину? – Я говорила странным шепотом. Этого не должно было случиться. Такой разговор не должен происходить. – Тебе нужна причина?»

Он не отвечал, молча смотрел. Его лицо казалось загадочным. Наконец, он сказал совсем другим тоном: «Какие у тебя доказательства?»

Я вздрогнула. «Никаких».

«Если бы они были, могла бы ты меня сдать… за все, что было?»

Фантазия росла вокруг нас, как паутина. Он спрашивал так просто, будто предлагал деньги для ведения хозяйства. Я приложила руку ко лбу. «Я… не знаю, Николас».

«Ты… не… знаешь…»

Его тон заставил меня покраснеть. «Николас, – сказала я с отчаянием. – Постарайся понять…»

«Ты была моей женой».

«Знаю, но…»

«Имела обыкновение говорить, что не веришь в развод».

«Знаю, – сказала я снова тоскливо. Дела давно минувших дней. Каждая ссора заканчивалась тем, что я вынуждена была защищаться. И сейчас в мой голос прокрадывалась знакомая нотка оправдания. – Но в том, что мы развелись, моей вины нет».

«Даже если и так… Раз ты говорила так, ты осталась связанной со мной… и теперь?»

«Теперь? Не поняла».

«Нет? Я намекал на блондинистого дружочка».

«Оставь это, Николас!»

Он громко рассмеялся. «Опасная у тебя проблема, не так ли, Джианетта? Моральная верность против гражданской ответственности. Или ситуация сейчас трансформируется в старую любовь против новой? Это избавило бы тебя от массы забот, если бы ты могла сдать меня полиции через минуту».

Охватившая меня ярость была реальна, как шок, как физическое ощущение. Я похолодела и выпалила очень спокойно, но шепотом: «Если бы ты был сейчас в комнате отдыха, ты бы услышал мнение полковника, которое, как выяснилось, совпадает с моими взглядами. Он сказал, что актом насилия, таким, как убийство, человек отрезает себя от собратьев и теряет право на свои… человеческие права. Если бы я по-прежнему была твоей женой… – Я оперлась руками о стенку в поисках поддержки. – Если бы я все еще была… законной… твоей женой, я бы не помогла обвинить тебя в преступлении, даже если бы могла, потому что я бы приравнивалась к тебе во всем, что ты совершил… но я бы оставила тебя… Я бы не смогла остаться с тобой, зная, что ты…»

«Каин?»

«Я… да».

«А в нынешней ситуации?»

«В нынешней ситуации… – Я остановилась и, к моему ужасу, мой голос перешел в рыдание. – В нынешней ситуации я не знаю. Бог тебе судья. А теперь разреши пройти».

Он пошел, не говоря ни слова, а я пробежала вниз по лестнице на кухню.

Глава шестнадцатая

В кухне было светло, тепло и вкусно пахло едой. Кухарка суетилась у плиты, а одна из официанток занималась грудой тарелок. Я в сомнении остановилась у двери, чувствуя, что у меня дрожат руки, а в глазах стоят слезы, но румяная кухарка взглянула, глупо, маслянисто улыбнулась и указала на место на конце большого выскобленного стола. «Если не возражаете, хозяйка, – сказала она на живом наречии южной Шотландии, – можете здесь пообедать, погорячее и побыстрее. Инспектор сказал, что вы хотите поесть сейчас».

«Очень мило с вашей стороны. Надеюсь, что не очень помешаю».

«Совсем не помешаете, – сказала кухарка спокойно, не отходя от плиты. – Эффи, подай даме суп».

Худая темноволосая Эффи с огромными глазами, которые с любопытством буквально пожирали меня, принесла дымящуюся тарелку и осторожно поставила передо мной с таким видом, словно я могу укусить. Затем она отошла шага на два и встала, теребя фартук. «Нет, Эффи, – сказала резко кухарка, – отнеси в столовую хлеб».

Эффи удалилась, бросив тоскливый взгляд назад. Когда за ней закрылась дверь, кухарка положила черпак и сказала хрипло и внушительно: 'Такая гнусь, хозяйка, все эти убийства. Ну, ужас. Кровь стынет в жилах".

Я механически согласилась. Горячий суп бодрил, а яркое тепло кухни быстро вышибло из головы нелепый разговор в коридоре. Кухарка положила пухлые красные руки на противоположный конец стола и рассматривала меня с профессиональным удовольствием. «Восхитительный бульон, правда?»

«Он… великолепен».

«Он покроет ваши щечки румянцем, я вам скажу. Вы выглядели совсем измотанной, будто собственная тень, когда вошли. Говорят, это вы нашли ее?»

«Да, посчастливилось».

«Это ей посчастливилось, бедной девочке, продержаться в живых целый день. – Она тяжело вздохнула. – Много было таких, которым так не повезло, а я не помню лета хуже».