Огонь в ночи

«Ну, – сказала я, – не каждый год у вас происходят убийства».

«Нет, слава Богу. Но я не про то. – Она забрала пустую тарелку и поставила передо мной отбивную из баранины с горошком и жареным картофелем. – Я имела в виду несчастные случаи в горах».

Я вспомнила, что кто-то еще говорил что-то похожее. «Этот год действительно хуже, чем обычно?»

«Да, мисс. Две девочки, – она резко и отсутствующе подняла голову к потолку. – Это третий случай в этом сезоне, не считая убийств».

«А кто другие?»

«Ну, пара из Лондона. Слабоумные пошли на Куиллин без карты и компаса. Их нашли через неделю. Они лежали у подножия скалы».

«Как ужасно! Попали в туман?»

«День, когда они ушли в горы, был ясный, как мой бульон. Никто не знает, что случилось».

«Слишком большая плата за минуту беззаботности».

«Ай, это так. На горы легко смотреть ни к чему. А этот бедный парень, что лежит наверху? Много раз он говорил то же самое, и он был великолепный альпинист. Яблочный пирог».

«Простите? А, понимаю. Спасибо. Очень вкусный».

«Не так плох, – сказала кухарка удовлетворенно. Она смотрела, как я пробую сдобный воздушный пирог. – Затем два студента из Оксфорда-Кембриджа. Оба свалились с огромной скалы примерно на том же месте».

«Мертвые?»

«Ай, мертвые, как камень. Веревка оборвалась».

Я осторожно положила вилку и нож рядышком на пустую тарелку и какое-то время внимательно смотрела на них. Но я их не видела. В странном белом свете передо мной стояли две пары скалолазов, которые поднимаются на Куиллин… Но в каждом случае с ними двигался еще один альпинист. В его присутствии рвались веревки, и тела с шумом неслись к смерти…

«А теперь чашечку кофе?» – предложила кухарка.

«С удовольствием, – сказала я. – Но думаю, что я бы лучше взяла кофе наверх. Врач, должно быть, уже закончил, и миссис Персимон хочет спуститься».

«А как себя чувствовала девушка, когда вы ее оставили?» Она поставила на стол большую голубую чашку и начала наливать кофе.

«Не очень хорошо. Но мне кажется, у нее будет все в порядке».

«Слава Богу. Я дала вам большую чашку. Лучше быстро выпить, пока он горячий. Сахар?»

«Пожалуйста. Большое спасибо. Все было отлично. Я чувствую себя намного лучше».

«Ай, и это видно. Не забудьте на ночь запереть дверь, моя девочка».

«Непременно запру», – ответила я горячо и поднялась, когда она снова повернулась к плите.

В коридоре никого не было. Я быстро пошла по нему, повернула за угол, вышла в холл. Николас нагнулся над конторкой и тихо разговаривал с Биллом Персимоном, увидел меня, но не подал вида. Я притворилась, что не вижу его, и почти побежала по лестнице, балансируя с чашкой кофе, чтобы не расплескать.

На лестничной площадке я встретила миссис Персимон и девушку-служанку. «Вот и вы, мисс Брук, – миссис Персимон была все еще обеспокоена, что не удивительно. – Пообедали?»

«Да, спасибо, очень хорошо».

«Ну, думаю, теперь вас ожидает полиция».

«Как чувствует себя мисс Саймз?»

«В общем, не знаю. Все еще без сознания, и врач не очень разговорчив. О Боже мой, Боже мой…» Она устремилась вниз. За ней горничная, нагруженная скомканными простынями. Она все еще слабо сокрушалась, когда я подошла к своей комнате и постучала в дверь.

Дверь открыл инспектор. «А, мисс Брук. Проходите».

Доктор уже ушел. Роберта в одеялах выглядела очень бледной и тихой, настолько бледной, что я с волнением воскликнула: «Инспектор, у нее все в порядке?»

Он кивнул. «Врач так думает. Говорит, что она выздоровеет».

«Чудесно!»

Он смотрел на спокойное замкнутое лицо девушки. «Так точно, – сказал он без выражения, затем повернулся ко мне. – А вы? Поели?»

«Да. Кухарка накормила меня в кухне».

«Хорошо. А теперь как себя чувствуете?»

Я улыбнулась. «Готова ко всему… Но, надеюсь, вы скажете, как себя вести, прежде чем оставить одну с больной».

«Врач оставил рекомендации. – Он показал бумагу на прикроватном столике. – Самое важное – держать грелки горячими, а комнату теплой. Можете дать ей немного бульона или чая с чуточкой бренди, если захочет. У доктора был вызов на роды, поэтому ему пришлось уехать. Но если забеспокоитесь, свяжитесь со мной, я позвоню в больницу и посоветуюсь».

«Вы имеете в виду, что нужно послать Нейла за вами?»

«Нет. Позвоните. Я в комнате мисс Мэйлинг. Возможно, не буду спать большую часть ночи, но когда все же пойду наверх, переключу его туда. Звоните без колебаний, если начнете нервничать или беспокоиться. Мы будем заняты всю ночь».

«Позвоню».

«Хорошо. Ну, теперь… – Он повернулся к Нейлу, появившемуся в дверях. – Нейл, вы знаете, что делать. Чувствуйте себя, как дома. Сержант Мунро сменит вас в два. Я сам сейчас все осмотрю, проверю, все ли в порядке. Сомневаюсь, что кто-нибудь из нас сегодня ночью будет много спать. – Он подошел к окну и постоял, глядя на улицу. – Надвигается туман. Жаль. В такой работе он не помощник. Думаю… – Он протянул руку и закрыл окно на шпингалет. – Это устраняет… Не возражаете, что тут будет немного душно?»

«При таких обстоятельствах совсем нет».

«Тогда все в порядке. Ну, я вас покину. Впереди долгая ночь, но, думаю, безопасная. И… Да, мистер Персимон должен всю ночь держать включенным генератор, поэтому лампочки будут гореть хорошо. Нейл?»

«Да, сэр?»

Он повернулся ко мне. «Вы чутко спите?»

«Думаю, да».

«Знаете, нет необходимости бодрствовать всю ночь. Она будет спать, и если вы ей понадобитесь, Нейл вас разбудит. Поспите сами в промежутке, хорошо?»

«Хорошо».

«Ну, спокойной ночи, девочка».

«Инспектор Маккензи…»

Он был уже у двери, повернулся ко мне. «Да?»

«Есть вещи… У меня есть несколько вещей, о которых вы должны знать».

«Важные?»

«Я… Не уверена».

«Это не позволит немедленно арестовать убийцу?»

«О нет. Нет».

Его глаза глядели подозрительно. «Вы засекли его, так?»

«Нет!» Отрицание вырвалось из меня страстно, что удивило и меня, и инспектора.

Мгновение он молчал. «Тогда осмелюсь предположить, что это терпит до утра, мадам», – сказал он и вышел. Я быстро пересекла комнату и повернула ключ. Замок успокаивающе щелкнул. И глухой стук, когда засов дошел до конца, отметил нашу полную безопасность.

Глава семнадцатая

Медленно прошел длинный вечер и наступила ночь. Я дремала у камина над книгой «Невеста Ламермура», стараясь не дать безумной усталости окончательно овладеть мною. Нейл в тени у кровати Роберты спокойно расслабился в плетеном кресле спиной ко мне и остальной части комнаты. Девушка зашевелилась раза два, но с каждым моментом ее дыхание делалось все естественнее. Цвет лица улучшался. Я отложила книгу, решила попытаться уснуть и осторожно прошла через комнату к своей кровати.

«Спокойной ночи, Нейл».

«Спокойной ночи, мисс», – ответил он, не поворачивая головы, и, как ни смешно, от этого спокойного ответа на меня накатила волна облегчения. Словно одна из темных теней комнаты вселяла уверенность. И это позволило мне понять, что, несмотря на все, несмотря на присутствие полицейского, я действительно очень нервничаю. Я ругала себя, заводя часы и вынимая ноги из тапочек. Комната заперта. Нейл, надежный, заслуживающий доверия, здесь, со мной. А на расстоянии протянутой руки, на другом конце провода – инспектор Маккензи.

Я забралась под пуховое стеганое одеяло, обернувшись в халат. Тело ныло от усталости, но я не боялась крепко уснуть и не услышать стонов Роберты. Совсем нервы разгулялись.

Я дремала, просыпалась и снова дремала… Тяжелые короткие промежутки сна, возможно, длились минуту или час. Дважды Роберта зашевелилась, жалобно застонала и заставила меня на мгновение сесть в постели. Но каждый раз она снова замолкала и засыпала. Однажды, уже заполночь, она, казалось, пробудилась, поэтому я встала и разогрела бульон. Нам с Нейлом удалось заставить ее проглотить несколько ложек, прежде чем она нетерпеливо отвернула голову. Я снова уснула. Смутно помню, что уже в другой раз, в два часа, когда я кипятила воду для грелок, тихо сменились охранники. Теперь со мной сидел Гектор Мунро. И я помню, как в повторяющемся сне, что дважды за дверью раздавался голос инспектора и спрашивал, как у нас дела. Иногда во время мертвого сна Роберты Гекки готовил мне чашку крепкого чая, и я пила его, тепло свернувшись калачиком под халатом. А потом я снова вставала, чтобы налить воду в грелки.

Я выполняла работу довольно умело, но двигалась сквозь эту освещенную камином фантасмагорию в состоянии, граничащем между слабостью и сном. Поэтому, оглядываясь назад, я едва ли могу сказать, где кончалась реальность и начинался ночной кошмар.

Обыденность задач не могла сдержать тревожных теней в углах освещенной камином комнаты. Тиканье часов, будничный шум поющего чайника – эти обычные звуки в полудреме медленно ползущих часов превращались в самую суть кошмаров. Тени на потолке становились привидениями, мрачными и ужасными. Тени и огонь… тени перед ярким сиянием, убийца жестикулирует перед пламенем, неуклюже танцуя вокруг погребального костра. Костер разгорался и поднимался, превращался в огромный призрак из дыма, жарко-красную пирамиду огня, настоящую дьявольскую гору…

А потом передо мной неясно вырисовывался освещенный пламенем Блейвен. И одинокий альпинист без лица карабкался вверх по дьявольскому ущелью и тянул за собой перерезанную веревку. Где-то сверкал нож, и мягко бормотали два голоса одновременно, сквозь звук падающей воды… Ты была моей женой… Вы его обнаружили, не так ли?.. У вас отвратительное поручение, так?.. Вы его засекли, не так ли?.. Не так ли?..

Я завопила «Нет!» и проснулась так резко, что призадумалась, не разговаривала ли я вслух, и прислушалась, чтобы услышать эхо своего голоса среди теней. Или, может, это Гекки разговаривал? Или Роберта? Я села и взглянула на девушку. Она двигалась, издавая капризные стоны боли. Но не это заставило биться мое сердце, а тело каменеть под ночной сорочкой. Гекки не было.

Моя реакция выдала плачевное состояние нервов, я повернула голову и увидела Гекки. Он, как привидение из сна, стоял перед огнем. Но огонь не отбрасывал пугающей тени в комнату. Он почти погас.

Четверть пятого. Я спала недолго, а Гекки, по-видимому, вообще не спал, но, не взирая на это, торф в камине, за которым следили неумело, стал затухать и превратился в тлеющую груду угольков.

Камин с торфом – это мудреная штука для неумелых рук. Если он хорошо горит, то великолепно греет. Это накаленная докрасна масса, как огромная топка. Миссис Персимон разожгла его очень искусно, Нейл тоже знал, как с ним обращаться, но Гекки – городской житель, к тому же родом из долины, а я вообще самая беспомощная из неумельцев. Оставшись вдвоем, мы с огнем обращались, видимо, совсем не так, как надо, ибо он выгорел почти совсем. Гекки ворошил его, торф рассыпался на отдельные части, которые начали быстро чернеть.

Я соскочила с постели, натянула тапочки и пошла осторожно к камину. «Он совсем не загорается, сержант?»

«Нет».

«Разве нет больше торфа?»

«Есть, даже много. Но все дело в том, как его закладывать. Не знаете как, мисс?»

«Нисколько, но попробуем». Я встала на колени рядом с Гекки, вместе мы сложили торф вдоль последних красных угольков и попытались раздуть их до пламени. Но бесполезно. Красная зола темнела, а торф медленно дымился, черный и невосприимчивый к огню. В комнате стало холоднее. «Плохо, – сказала я, – он гаснет».

Мы посмотрели друг на друга с тревогой. Затем я встала, кусая губы. Нужно положить в кровать Роберты свежие грелки, быть готовой приготовить питье, согреть комнату до наступления прохладных часов рассвета. «Простите, – сказал Гекки, – я…»

«Я виновата столько же, сколько и вы. Фактически, нас нельзя винить, если мы не можем справиться с проклятым камином. Нужно было попросить дров, чтобы поддерживать огонь. Жаль, что это не пришло мне в голову».

Он стряхивал пепел с рук. «Позвать инспектора, чтобы он принес дров?»

«Дрова должны быть где-то. Помню, в комнате отдыха камин разжигали дровами. Возможно…»

«Я могу поискать. – Сейчас он был у телефона. – Мы уже облазили все это место не раз. Это где-то сзади снаружи. – Он положил трубку и посмотрел на меня. – Не отвечает. Вполне вероятно, он осматривает дом».

«Тогда… следует подождать?»

Он посмотрел на черный камин. «Через пять минут он совсем погаснет. Лучше схожу сам».

Я спросила с сомнением: «Лучше? Вы так думаете?»

''Вам нужно разжечь огонь, не так ли?"

«Да, нужно».

«Ну, тогда я считаю, что мне нужно пойти. И, если не откроете двери до моего возвращения, ничего плохого не произойдет».

«Я… я думаю, нет. Как узнать, что это вы вернулись?»

«Постучу… Вот так». – Он придвинулся ближе, протянул руку к облицовке камина, застучал ногтем. Я услышала слабый стук. Очевидно, так шумят лапки кузнечика, когда он небрежно приземляется на лист. Тук… тук-тук… тук-тук-тук… тук. Никто, находящийся дальше, чем в девяти дюймах, не мог бы услышать.

«Хорошо, – сказала я. – Ради Бога, ненадолго. И… сержант!»

«Да, мисс».

«Если есть горячий чайник на плите, вы могли бы принести его? Это сэкономит время».

«О кей, мисс».

«Вы… У вас будет все в порядке?»

Он усмехнулся. «Не беспокойтесь. Я бы отдал свою зарплату за год, чтобы встретить этого типа, кем бы он ни был, у сарая для дров. Вернусь не позже, чем через пять минут, мисс, и, если инспектор поблизости, позову его».

Он вышел, и я притихла, задвинула за ним засов. Я слышала, как он осторожно спускался по лестнице.

Тишина.

Мое сердце неприятно сильно билось, и снова пришлось взять себя в руки, чтобы делать все, что нужно. Я решительно отвернулась от двери и пошла смотреть на Роберту. Казалось, она немного расслабилась, дыхание стало менее поверхностным, но ресницы время от времени вздрагивали, словно ее беспокоил свет. Я вынула из комода зеленый шелковый шарф и набросила на лампу на прикроватном столике, затем пошла присмотреть за маленьким ядром красного огня, пока не вернется Гекки.

Он был удивительно быстр. Я вырвала несколько страниц из журнала «Автомобиль» и разводила маленькие язычки пламени. В этот момент раздался мягкий стук в дверь. Уже посередине комнаты я поняла, что звук не напоминает стрекота кузнечика, о котором мы с Гекки договорились.

Он раздался снова, тихий стук – тук-тук-тук.

Я стояла в трех футах от двери, прижав к бедрам руки, стиснутые в кулаки. Сердце медленно забилось болезненными ударами. Я окаменела, глядя на дверь, а часы бешено отстукивали секунды.

Очень тихо повернулась дверная ручка. Очень мягко дернулась дверь, словно кто-то нажал на нее.

Я думала, что, если закричать, проснутся люди и поймают его… убийцу, который пытается добраться до Роберты. Но это нарушит тихий сон девушки, неизвестно, как шок повлияет на нее. Я не чувствовала себя вправе рисковать.

Затем я очутилась у двери. «Кто там? – К моему удивлению мой голос звучал нормально. – Это вы, сержант?» Конечно, это не сержант. Но если бы он сказал, что…

«Нет. – Громкий шепот действительно принадлежал не Гекки. – Это инспектор Маккензи. Я пришел посмотреть на нее. Откройте, а, девочка?»

Я приняла это утверждение с быстрым чувством облегчения, но снова сама себя удивила. Мой голос вдруг мягко сказал: «Минуточку, инспектор, я надену халат».

В три прыжка я очутилась у телефона и подняла трубку. Часы безумно тикали и отбивали секунды. Две, четыре, семь медленно тянущихся световых лет, прежде чем раздался щелчок в поднятой трубке и голос инспектора Маккензи, мягкий, но тревожный, резко сказал: «Маккензи слушает. Что случилось?»

Я прикрыла рукой микрофон и прошептала в трубку: «Приходите быстро! Быстро! Он у двери!»

В трубке стало тихо. Мои колени задрожали, я медленно села на кровать, все еще зажимая трубку в руке. Голова повернулась, негибко, как у куклы, чтобы следить за дверью.

Ни звуков, ни дребезжания, ни движения ручки. Дверь была глухой, в ровной белой краске. Она ни о чем не говорила.

В коридоре послышались быстрые осторожные шаги. И голос: «Инспектор? Что-нибудь случилось?»

«Куда, к дьяволу, вы ходили, Гектор Мунро?»

«За дровами, сэр. Что-нибудь случилось?»

Скрип двери. Срывающийся голос Гарта Корригана: «Что, к дьяволу, здесь происходит?» Затем испуганный вопрос его жены: «Что-нибудь… случилось?»

«Ничего, мадам. Пожалуйста, ложитесь». Голос инспектора понизился до успокаивающего бормотания. Услышав, что в коридоре шепчутся три или четыре человека, я открыла дверь.

Корриганы как раз удалялись в свой номер напротив. Единственно, кто еще, казалось, обеспокоился, – полковник Каудрей-Симпсон и Губерт Гей, чьи комнаты были как раз за углом, в главном коридоре. Когда я открыла дверь, Гекки стоял перед инспектором довольно пристыженно, с вязанкой дров в одной руке и все еще дымящимся чайником в другой. Он обернулся, увидел меня и, торопясь, пошел по коридору с явным облегчением.

Инспектор Маккензи тоже обернулся. Его голос был все еще низким, но ясным и настойчивым: «Гекки! Не прикасайтесь к двери! Мисс Брук! Стойте, пожалуйста, в стороне».

«Послушайте, инспектор, – заговорил полковник, все еще удивленно-авторитетный в скверной ночной сорочке и без зубов, – что случилось?»

«Пожалуйста, примите заверения, что ничего не случилось, сэр. Можете успокоить супругу, а вам, мистер Гей, я обещаю, что, если понадобится помощь, я ее попрошу, но как раз именно в данный момент…»

«О кей. Ухожу». Великолепный Гей в шелке Пазле[5] неохотно исчез.

Инспектор быстро подошел ко мне. «Ну, что все это значит?»

Это было настолько стандартным началом для полицейского, что я почувствовала нелепое желание рассмеяться. Я неуверенно сказала: «Он был у двери. Убийца. Он сказал… сказал».

Маккензи взял меня за руку и спокойно повел к кровати. «Посидите здесь. Не пытайтесь говорить. – Он быстро посмотрел на Роберту и, очевидно, остался доволен. – Гекки… Разведите огонь. Нет, если подумать, я сам это сделаю. А вы идите в мою комнату, возьмите сумку и изучите в деталях дверь. – Он посмотрел на меня. – Вы сказали, он был у двери. Полагаю, он прикасался к ней?»

«Да. Он толкал ее и поворачивал ручку».

Он с удовольствием проворчал: «Ручку, Гекки. Нет, дружище, пусть она останется открытой, тогда никакие призраки не смогут ее вытереть, пока вы вернетесь. Ага!» Это было восклицание удовлетворения, когда сухие поленья загорелись, и пламя, сияя, устремилось вверх в трубу.

«Полагаю, там никого не было, когда вы пришли?»

«Нет». Он умело укладывал торф.

«Должно быть, услышал, как я звонила. Простите».

«Наоборот. Вы все очень хорошо сделали».

«Ну, тогда сожалею, что заставила Гекки спуститься вниз. Это по моей вине огонь потух, но нужно было снова его развести».

Он поставил чайник на пылающий уже торф и встал. «Возможно, это был бы счастливый случай, если бы мы увидели убийцу. А теперь, предположим, вы расскажете о случившемся».

Я рассказывала, Гекки занимался поверхностью двери, а Роберта тихо лежала в одеялах в слабом зеленом мерцании настольной лампы. Инспектор молча слушал и смотрел мне в лицо. «Гм, – сказал он наконец. – Он или услышал, что Гекки ушел, или увидел, как он идет по двору. Это не особенно продвигает нас вперед, дает только одно».

«Что?»

«Это доказывает, что мисс Саймз может опознать его. Конечно, он был нашим третьим альпинистом. И перерезал веревку».

Я решительно спросила: «Инспектор, вы знаете, кто убийца?»

«Вы закончили, Гекки?»

'Так точно, сэр. Только что".

«Инспектор, пожалуйста…»

«Что-нибудь нашел, Гекки?»

Гекки выпрямился. Его лицо было разочарованным. «Нет, сэр. Все стерто».

«Что-о-о? – Инспектор тремя прыжками очутился у двери и рассматривал ее. Его губы хищно сжались. – Проклятие! Хорошо, Гекки. Закройте дверь и возвращайтесь к своему стулу. – Он вернулся в комнату с сердитым видом. – Мое доказательство разбито», – горько сказал он.

«Доказательство? Значит, вы все-таки знаете, кто это?»

«Знаю… Может быть. Назовите это догадкой… Но для полицейского в догадке нет ничего хорошего, а доказательств нет совсем. Ни намека. И если девочка на кровати не откроет вскоре рта… Боюсь, может случиться худшее. Например, подумайте о событиях сегодняшней ночи. Посмотрите, на что он решается… и очень легко выходит сухим из воды. Боже, помоги нам, никто в здравом рассудке не ожидал бы, что он может так рисковать».

«И все же он испытывает свою удачу слишком часто».

«Удачу! – Его голос взорвался на этом слове. – Он убивает Гезу Макре на открытом месте на костре с пламенем высотой в двадцать футов. Он убивает мисс Бредфорд днем, когда хорошо видно долину Камасунари. Он перерезает горло Бигла на расстоянии ярдов, именно ярдов от свидетелей. А теперь это! – Он посмотрел на меня и спокойно добавил. – Я был всю ночь в коридоре. Отправился в кабинет двадцать минут назад. И тогда, только тогда, погас ваш камин, и он увидел, что Гекки Мунро ушел и оставил вас одну».

«Я… Я очень виновата», – произнесла я едва слышно.

Он улыбнулся. «Не говорите этого, девочка, я сказал, что это не ваша вина. Вы оказались очень полезным новичком в полиции, правда… Чайник кипит. Я могу помочь вам с грелками?»

«Спасибо, я справлюсь». И я начала наливать грелки.

Он стоял у кровати, пристально глядя на лицо Роберты, словно мог разгадать секрет за бледными очертаниями ее бровей. Его лоб был в морщинах, волосы взъерошены, подбородок посерел от небритой щетины. Он засунул руки глубоко в карманы, поднял плечи и походил на озабоченного мужчину средних лет, которого разбудил вопль младенца. Затем он повернул голову и спокойные умные глаза противоречили такому впечатлению. «Хотите сейчас закончить дежурство?»

«Нет».

«Не отсылайте больше Гекки».

«Конечно, не буду».

«Меня не будет у телефона. Нужно сделать… кое-что. Но не беспокойтесь. И кто знает, возможно, все закончится раньше, чем вы думаете. Мы его поймаем. О да, мы его поймаем…» И глаза его не были больше добрыми, стали холодными и пугающими.

Глава восемнадцатая

Еще раз я заперла на ключ и задвижку дверь и занялась Робертой. Прошло целых двадцать минут, прежде чем я выполнила все необходимое, и желание спать как рукой сняло.

Я отодвинула портьеру и поглядела в окно. Все еще стоял туман. Первый слабый серый утренний свет лениво пробивался сквозь его пелену, словно сквозь жемчужину. Сыро и прохладно, и я с удовольствием вернулась в освещенную камином комнату.

Гекки еще приготовил чая, я взяла чашку с собой в постель и размечталась, как было бы хорошо иметь что-нибудь нормальное для чтения. В этот утренний час сердце мое не принимало «Невесту Ламермура». Я вырвала много листов из «Автомобилей», чтобы разжечь камин. Еще оставалась книга «Золотая ветвь» – несомненно странно, что она имелась в отдаленном отеле Шотландии. Это приятное название, но у меня возникало смутное чувство, что эта книга пойдет так же трудно, как «Невеста Ламермура». Что-то о первобытных религиях, едва ли успокаивает. Я взяла книгу без любопытства и подумала, что вряд ли ею можно украсить дождливый день на острове Скай. Кроме, конечно, воскресенья, когда нет рыбалки.

Кто-то уже читал ее. Там была закладка, старый конверт между страницами, на ней книга сама по себе и открылась. Я посмотрела на текст, слегка озадаченная.

«Кельтские костры. В центральной горной Шотландии костры, известные как Кельтские, прежде зажигались с большой торжественностью первого мая. Следы человеческих жертв на них особенно ясны и определенны…»

Я недоверчиво глядела на страницу. У меня помутилось в голове. Слова будто выстрелили в тишину, и я посмотрела на широкую спину Гекки Мунро. Я едва могла поверить, что он не чувствует их воздействия. Мой взгляд метался по холодному аккуратному шрифту. Со страницы, будто нацарапанные светящейся краской, слова и фразы прыгнули в комнату…

«Жертвы приносились на открытом воздухе, часто на вершинах гор… груда дров или другого горючего… на островах Скай, Малл и Тиэре применяли разновидности пластинчатого гриба, который растет на старых березах и очень хорошо горит».

Между мной и отпечатанной страницей вспыхнуло яркое воспоминание: березовая роща, серебро, золото и кружево листвы, мох и обломки грибов на влажной земле между гладкокожими деревьями. И коричневые, веерообразно разложенные куски чаги, простершие со стволов ладони вверх. Очень хорошо горит.

Я продолжала читать холодную прозу, которая вызывала в памяти картину за картиной. На Гебридских островах, в Уэльсе, в Ирландии, в диких пустынных кельтских уголках зажигают костры и совершают церемонии, которые нелепо отдают эхом, хотя и невинно, мрачных и кровавых церемоний старых дней. Костры в мае, на Иванов день, на день Всех Святых… Несчетное число лет они очищали землю, защищали крупный рогатый скот от чумы, сжигали ведьм…

Сжигали ведьм! Всплыло и другое воспоминание, от которого стало совсем плохо: юная девушка лежит на горячей золе с перерезанным горлом. Голос Гея говорит о колдовстве, фольклоре и писателях, которые расспрашивали Гезу Макре о старых суевериях.

Мои руки вспотели, и шрифт закачался перед глазами. Это абсурд. Бред. Ни одну современную девушку восемнадцати лет, даже в пустынном уголке земли, нельзя принести в жертву как ведьму. Так или иначе, это в любом случае абсурд. Но почему тогда ее убили, и таким, несомненно, ритуальным образом? Вряд ли для того, чтобы защитить урожай. Даже Джеймси Фарлейн, родившийся и выросший в горах, не мог до такой степени верить…

Я отбросила эти мысли и продолжила чтение. Когда готовили жертвенный костер, его зажигали не от «домашнего», а от нового огня, «огня нужды». Живой огонь, добытый с помощью сухого дуба и поддерживаемый диким пластинчатым грибом. Те, кто добывал этот огонь, «выворачивали карманы наизнанку и смотрели, чтобы никакая монета или другие металлические предметы не остались на их теле». В некоторых местах считалось, что тот, кто разводит костер, должен быть молодым и целомудренным.

Текст уплыл от меня диким и тонущим танцем слов. Я закрыла лицо руками и думала, медленно, болезненно понимая, что Геза Макре, юная и целомудренная, сняла с себя трогательные безделушки, чтобы зажечь огонь нужды для своего убийцы. Это безумное занятие казалось ей смешным и необычным. Как раз такие романтические заскоки могут быть у умных образованных джентльменов из Лондона.

Мои мысли затормозились на этом умном джентльмене. Я тщетно старалась связать все убийства костяком первобытных ритуальных обрядов. Как в первобытный возврат к прошлому вписать убийство Бигла? Или перерезанную веревку Марион Бредфорд? Или студентов Оксфорда и Кембриджа? Или куклу Марсии Мэйлинг?

Из книги стало более, чем очевидно, что связать вместе такие разные преступления может только больная логика помешательства. И нет никакого сомнения в том, что книга – это улика. Слишком много существует параллелей между ее спокойными утверждениями и безумным ритуальным убийством на Блейвене. И то, что она находится здесь, не может быть простым совпадением. Вероятно, она принадлежит убийце – мужчине, чьи исследования сделали его достаточно осведомленным об обрядах и обычаях… Мужчине с неустойчивым сознанием… Возможно, когда это сознание, наконец, перевернулось, он погряз как раз в бесчестном искажении ритуала, каким оказалось убийство Гезы. Или, возможно…

Я обнаружила, что все еще сжимаю смятый конверт, который отмечал страницу. Моя рука немного дрожала, когда я разглаживала его.

Очень долго я смотрела на конверт. Надписан моим отцом. Нет марки, но ясным четким почерком обозначены имя и адрес: «Николасу Драри, эсквайру. Отель „Камасунари“. Остров Скай. Инвернесшир».

Глава девятнадцатая

Утро принесло туманное солнце и медсестру. Моложавая коренастая женщина выглядела доброй и квалифицированной. С облегчением я передала ей Роберту и спустилась к завтраку.

Когда я вошла в столовую, повернулись головы. Миссис Каудрей-Симпсон быстро спросила: «Девушка… как она?»

Я улыбнулась. «Пока хорошо, спасибо. Сестра говорит, что все нормально».

«Я так довольна. Очень боялась, что волнения ночью…»

«Ничего страшного не произошло. Я не уследила за огнем в камине, а инспектор услышал, что сержант спускается по лестнице за дровами».

Больше во время завтрака никто со мной не заговаривал, и замечательно. Я обнаружила, что избегаю взглядов. Только я налила себе вторую чашку кофе, как рядом появилась Эффи с широко раскрытыми глазами. «Если позволите, мисс, инспектор говорит… Когда будете готовы, говорит, но не прерывать вас…»

Ее пронзительный высокий голос обладал потрясающей способностью привлекать внимание. Я ответила в мертвую напряженную тишину: «Сразу же навещу инспектора. Спасибо, Эффи».

Я подняла «Золотую ветвь», завернутую в обрывки «Автомобиля», в другую руку взяла чашку кофе и удалилась из неловкой тишины. Мое лицо горело. Карантин прошлой ночи, кажется, еще не закончился. Насмешливая фраза Николаса шуршала мне вслед. В каждом взгляде я чувствовала ту же злобу. В одной паре глаз, возможно, был страх. Мои щеки все еще пылали, когда я добралась до временного кабинета инспектора.

Он меня весело приветствовал и посмотрел проницательным взглядом. Это побудило меня едко сказать: «Я бы могла обойтись без рекламы того, что не являюсь подозреваемой, инспектор».

Он остался невозмутимым. «Неужели? Разве им это не нравится?»

«Конечно, нет! Я чувствую себя… изолированной, и самое смешное то, что именно я ощущаю себя виноватой. Как бы мне хотелось, чтобы все закончилось!»

«Мне тоже, – он протянул руку. – Это для меня?»

Я вручила ему «Золотую ветвь». Почему-то я почувствовала, что, поступая так, связываю себя обязательствами, отправляюсь по тропинке, с которой возврата нет. Села. «Я отметила место». Согнулась над чашкой кофе, мешая его без надобности, сосредоточила внимание на коричневом водовороте жидкости у голубых краев чашки.