Дуэт (№1) - Грехи юности

— Не забывайте, Лей Левин начала работать с двенадцати лет, — подхватила Фрида.

При упоминании о бабушке Сьюзен помрачнела. Бабушка… Бабуля… Родители решили, что ей не стоит рассказывать о состоянии ее горячо любимой внучки. Сьюзен это казалось несправедливым. Бабуля была единственной в их семье, которая ее понимала. Она никогда не осуждала Сьюзен, никогда не ждала, что та станет копией своих родителей. Однако Сьюзен знала, что бабуля воспитана в традициях старого поколения, и внебрачная беременность внучки ее непременно расстроит. Поэтому она неохотно согласилась с родителями, по крайней мере пока.

— Я уверена, бабуля была просто счастлива, что ей удалось выйти замуж за своего хозяина, — улыбнулась Сьюзен.

Фрида сделала вид, что собирается отшлепать свою острую на язычок дочь.

— Да, но только в шестнадцать лет. Ты должна молиться на своего дедушку за оставленное тебе состояние.

— Подумаешь, состояние… Каких-то жалких десять тысяч долларов!

— Каких-то! — взорвалась Фрида. — Ты только послушай, отец, что она говорит! Кого мы с тобой вырастили!

В этот момент в коридоре раздался телефонный звонок. Сьюзен взяла в руки шапочку и прислушалась. Звонок прекратился — значит, кто-то снял трубку. Она надела шапочку и взглянула на себя в зеркало. Интересно, гордился бы дедушка своей внучкой?

Внезапно в дверь громко постучали.

— Сьюзен Левин! — донеслось из коридора— Тебя к телефону.

— Нашли время звонить! — возмутилась Фрида. — Скажи, чтобы перезвонили.

— Мама, я только на минутку.

Сьюзен побежала по коридору, а за ней, как шлейф, тянулась черная мантия. Может, это Дэвид? Что, если он скажет, что смерть Кеннеди открыла ему глаза, что он должен быть с ней рядом, что она нужна ему?

Черная трубка болталась на длинном шнуре. Сьюзен подхватила ее.

— Алло?

— Сьюзен?

Сердце ее замерло. Это был он.

— Дэвид, — проговорила она. — Как ты? Я пыталась разыскать тебя в тот день, когда его убили, но…

— У меня все отлично.

— Где ты?

— Я завербовался в армию.

Сьюзен показалось, что она ослышалась.

— Что?!

— Я завербовался в армию и сейчас направляюсь в лагерь для новобранцев.

Это, должно быть, шутка. Хочет рассмешить ее?

— Дэвид… — Сьюзен потянула за шнурок, которым была стянута у ворота мантия. — Не шути!

— Это правда. Они нас одолели. Я перехожу на их сторону.

У Сьюзен потемнело в глазах.

— Что ты хочешь этим сказать, Дэвид?

— Все кончено, Сьюзен. Кеннеди был нашей последней надеждой. Я уезжаю во Вьетнам.

Сьюзен судорожно сжала трубку ледяной рукой.

— Дэвид, подожди… — с трудом проговорила она. — Ты не должен… Я хочу…

— Слишком поздно. И потом, ты ведь меня больше не любишь. Забыла?

— Но…

В трубке послышались короткие гудки.

Несколько секунд она стояла, не веря в случившееся, потом осторожно повесила трубку на рычаг и изо всех сил дернула за золотистый шнурок мантии. Та медленно соскользнула с плеч и упала к ее ногам.

ПИ ДЖЕЙ

Сегодня ее ожидал грандиозный вечер, и Пи Джей стала тщательно готовиться к нему. Аккуратно подвела бледно-зеленым карандашом свои изумрудные глаза, попышнее взбила блестящие каштановые волосы. Сегодня она хотела выглядеть потрясающе, потому что знала — чем лучше она будет выглядеть, тем счастливее будет казаться. Хотя куда уж счастливее! И так чуть не прыгает от радости. Скорее бы приезжал Фрэнк! Ну почему время тянется так медленно?!

Она взглянула на свои часики: еще целых полчаса.

— Ну быстрее, быстрее! — торопила она время, подпрыгивая на диване от нетерпения. — Пожалуйста!

Через полчаса за ней заедет Фрэнк. Через полчаса она скажет ему, что у них будет ребенок. Пока еще рановато красить губы — за это время от помады ничего не останется, всю оближет от возбуждения.

— А, да ладно! — махнула она рукой и провела помадой по губам.

Закурив, принялась пристально разглядывать в зеркале свое отражение. Да, она и в самом деле хороша! Так и светится счастьем, прямо сияет. Интересно, догадается Фрэнк по ее лицу, что она собирается сообщить ему потрясающую новость?

Фрэнк был отцом будущего ребенка, человеком, с которым Пи Джей собиралась провести всю жизнь. Живой, остроумный — в общем, душа общества, — он разительно отличался от занудных ребят из ее родного городка. Фрэнк наверняка с пониманием отнесется к ее стремлению сделать карьеру, он не захочет превращать ее в заурядную жену — обслуживать его и только. Да ему даже лестно будет говорить, что жена его — дизайнер. Конечно, когда родится ребенок, им придется нелегко, но Пи Джей знала, что Фрэнк обязательно женится на ней и они будут счастливы. Ведь они так подходят друг другу!

Пи Джей глубоко затянулась и, улыбнувшись, погрузилась в воспоминания. Они с Фрэнком познакомились около года назад — она перешла на второй курс Бостонского университета, тут же влюбилась в него, а через месяц они были уже любовниками.

Прошлой зимой родители разрешили Пи Джей перебраться из общежития на частную квартиру с двумя другими девушками. Свое желание она объяснила тем, что на квартире будет легче учиться, чем в шумном общежитии.

На самом деле им с Фрэнком нужно было жилье, где они могли бы спокойно заниматься любовью. Ни ее, ни его общежитие для этой цели не подходило.

Пи Джей вообще было не до учебы: все ее мысли были заняты Фрэнком. Ей нравилось играть с ним в мужа и жену — стирать ему рубашки, помогать готовиться к занятиям, есть с ним еду из китайского ресторанчика, сидя на полу голышом, тереть ему в ванне спину, руки, ноги и прочее, кататься с ним по постели, задыхаясь от страсти и дрожа от возбуждения.

В дверь позвонили. Пи Джей поспешно затушила окурок.

— Иду! — крикнула она, подкрашивая на ходу губы.

Она еще раз взбила волосы, чувствуя, что сердце сейчас выскочит из груди, щеки раскраснелись не в меру. Наконец-то пришел! Сейчас она ему все расскажет, и он обрадуется. Пи Джей на это очень надеялась. Она распахнула перед ним дверь.

— Привет, крошка, — весело проговорил Фрэнк.

— Привет, — ответила она, бросаясь ему на шею.

Откинув назад ее волосы, он легонько куснул ее за мочку уха.

— Может, сегодня никуда не пойдем? — прошептал он.

Пи Джей весело рассмеялась.

— Нет, пойдем! Я хочу сегодня устроить пир на весь мир. С шампанским, икрой и всякими вкусностями. Я угощаю!

— Да ну! А что случилось? Папа прислал тебе внеочередной чек?

— Это не твое дело, — шутливо бросила она. — Я хочу отметить.

— Что отметить?

— Пошли, в машине скажу.

Пи Джей взяла его под руку, и они вышли. Шел дождь, но она не обращала внимания на плохую погоду. Сегодня такие пустяки не могли омрачить ее радужного настроения. Мир был прекрасен и удивителен.

Они быстро забрались в старенький «форд» Фрэнка. Он включил двигатель и вопросительно глянул на Пи Джей.

Она лишь улыбнулась.

— Поехали.

— Скажи, — попросил он.

— Нет, потерпи еще немножко.

Ей хотелось его помучить.

— Господи, — тихонько пробормотал он, вливаясь в поток машин.

Пи Джей снова улыбнулась.

— Ну и удивишься же ты!

— И чем же ты собираешься меня удивить?

Голос его прозвучал холодновато, однако ничто сегодня не могло спустить ее с небес на землю.

— Ну… даже не знаю, обрадуешься ли ты. А вдруг новость тебе не понравится?

Пи Джей кокетничала — она прекрасно знала, что Фрэнк будет в восторге от ее замечательной новости.

Недовольно глянув на нее, он поднял глаза к небу.

— Если ты и дальше собираешься тянуть, то наверняка не понравится.

Пи Джей капризно надула губки.

— Не сердись, Фрэнк. Новость просто замечательная.

— Тогда, Бога ради, выкладывай ее!

— Если будешь сердиться, не скажу.

Фрэнк снял руки с руля и раздраженно отмахнулся.

— Ну и не говори, не очень-то и хочется, все равно сморозишь какую-нибудь глупость.

— Фрэнк… — начала было Пи Джей и запнулась. Все шло не так, как она представляла.

— Да-да, забудь и не вспоминай! Чихать я хотел на твою грандиозную новость. Знаешь ведь, что я терпеть не могу, когда ты заставляешь себя упрашивать!

Пи Джей готова была заплакать.

— Фрэнк… — попробовала она еще раз, но слова не шли с языка.

Он не сводил глаз с дворников.

— У нас будет ребенок.

Он не пошевелился. Казалось, машина едет сама, без водителя.

— Вот черт! — наконец проговорил он.

Пи Джей взглянула на приборную доску: на ней стояла небольшая статуэтка святого Кристофера, покровителя путешественников или что-то в этом роде, Пи Джей толком не знала. Родители ее исповедовали протестантскую веру, и она плохо разбиралась в католических святых.

— Я думала… я думала, ты обрадуешься, — запинаясь, » проговорила она, поворачиваясь к Фрэнку.

Тот расхохотался.

— Обрадуюсь?! Ты что, издеваешься?

Пи Джей снова взглянула на маленькую пластиковую статуэтку святого. «Кто бы ты ни был, — взмолилась она, — помоги мне!» И опять повернулась к Фрэнку, но сказать ничего не успела, он ее опередил:

— Ты уверена, что это мой?

— Что?!

У нее на секунду перехватило дыхание. В горле застрял комок, но Пи Джей, взяв себя в руки, улыбнулась. Да что это она в самом деле? Он ведь просто дразнит ее. Сама виновата, выложила ему все сразу, вот он и растерялся, а в отместку решил поддразнить ее.

— Я сказал: ты уверена, что это мой ребенок? — ехидно переспросил Фрэнк.

Пи Джей похолодела, а любимый между тем, не давая ей опомниться, смело пошел в атаку:

— А каких слов ты от меня ждала? На субботу и воскресенье ты уезжала в свой паршивый городишко! Откуда я знаю, может, ты там встречалась со своим старым дружком!

Пи Джей показалось, что сейчас с ней будет обморок.

— Я ездила домой помогать маме, — каким-то чужим голосом проговорила она. — Ты ведь знаешь, она сломала ногу.

Фрэнк, не глядя на нее, перестроился в другой ряд.

Некоторое время в машине царила тишина. Слышался лишь скрежет дворников по стеклу.

— Я ведь смогу доказать, что это не мой ребенок, — снова послышался голос Фрэнка, Пи Джей все никак не могла оторвать взгляд от фигурки святого. Попыталась отключиться от жестоких слов.

Удалось лишь наполовину. Хоть и приглушенно, они все равно доносились до нее.

— У меня отмечено каждое число, когда мы спали вместе, — продолжал Фрэнк. — Все точно, как в аптеке. И я знаю, когда пользовался резинкой. А этот твой приятель пользовался?

Пи Джей едва не закричала во весь голос, но сдержалась.

— Ты же знаешь, Фрэнк, я была девушкой, когда мы с тобой познакомились. Джош меня и пальцем не тронул.

Фрэнк, по-прежнему глядя в окно, улыбнулся.

— Я знаю одно, крошка, этот ребенок не мой.

— Останови машину! — взорвалась Пи Джей.

И только позднее, анализируя их последний разговор, ей пришло в голову, что она впервые приказала Фрэнку что-то сделать. До этого с мужчинами она была сама мягкость — ей казалось, что им во всем следует угождать.

— Не беспокойся, крошка, — ухмыльнулся Фрэнк, останавливая машину у обочины. — Ты так чертовски хороша, что какой-нибудь кретин наверняка соблазнится тобой.

Может, ты даже убедишь его, что это его ребенок.

Они находились на улице Мальборо, и до квартиры, которую снимала Пи Джей, было не меньше десяти кварталов. Но ей было все равно. Лучше добираться пешком в такую даль поздним вечером, чем оставаться с Фрэнком хоть на минуту. Выскочив из машины, Пи Джей захлопнула дверцу и услышала на прощание:

— Желаю удачи, детка. Не звони мне, я сам тебе позвоню.

Плакать она не могла. Было темно, шел сильный дождь.

Пи Джей быстро шла по тротуару, чувствуя себя несчастной оттого, что ее так унизили, втоптали в грязь. Дождь усиливался, ночные фонари окутал туман. Стало холодно, и Пи Джей застегнула свой модный дождевик на все пуговицы. Густые каштановые волосы, ее краса и гордость, намокли и прилипли к лицу сосульками.

Она вспомнила прощальные слова Фрэнка и зябко поежилась.

Пи Джей открыла ключом входную дверь с узорчатым стеклом и вошла.

— А вот и я, — проговорила она, но никто не отозвался.

Подружки, к счастью, умчались на свидания.

Она быстро прошла по холлу, все стены которого были увешаны яркими плакатами, потом по коридорчику и наконец добралась до своей комнаты. Пробегая мимо чертежной доски, нечаянно задела пластмассовую рейсшину, и та с грохотом свалилась на пол. Не обратив на это внимания, Пи Джей упала на старенькую кушетку в коричнево-оранжевую полоску. Слез так и не было, а вот ярость полыхала огнем.

Она с трудом услышала телефонный звонок.

Пи Джей схватила трубку. Может, это Фрэнк? Наверное, понял, как ей тяжело…

— Это ты, Пи Джей? — раздался голос матери.

Не Фрэнк…

— Привет, мама.

— Как я рада, что застала тебя. Думала, вы с Фрэнком куда-нибудь пошли.

— Нет, мама, — проговорила Пи Джей, тщательно скрывая, что не очень-то рада ее звонку, — сегодня я решила побыть дома. Как ты себя чувствуешь?

— Намного лучше, дорогая. Сегодня приходил доктор и сказал, что на следующей неделе снимут гипс. Ты приедешь на выходные?

Если ехать домой, то придется им все рассказать. Что же делать? Пи Джей нервно намотала на палец телефонный шнур, потом расправила его.

— Ой, мама…

Внезапно из глаз хлынули слезы. Разве о таком возвращении домой она мечтала? Она думала, что они с Фрэнком приедут к ее родителям и все им расскажут.

Обсудят, как побыстрее устроить свадьбу. Позже можно будет сказать, что ребенок родился раньше положенного срока, или намекнуть, что они с Фрэнком поженились в Бостоне еще прошлой зимой. Обычно все так поступали, кто попадал в подобное положение. А потом пусть сколько угодно сплетничают да подсчитывают на пальцах! Плевать! Ведь они с Фрэнком будут счастливы, да и родители, привыкнув к мысли, что у них скоро родится внук или внучка, будут тоже счастливы. Все должно было быть так, а не иначе.

— Пи Джей, что с тобой? Что случилось?

— Ой, мама…

Ну как ей рассказать? Мама всегда хотела, чтобы дочь была похожа на нее. Выучилась бы на учительницу начальных классов, потом вышла замуж за хорошего парня из их же городка, штопала бы ему носки, занималась рукоделием, вступила бы, как и она, в благотворительное общество. Такой видела она жизнь своей единственной дочери. Но у Ни Джей были другие планы. Она любила мать, но ей не нравилось такое тихое, незаметное существование. Она хотела стать дизайнером и работать в престижном рекламном агентстве, а не заниматься после нудной работы в школе бесконечной уборкой, стиркой, готовкой и считать высшим развлечением просмотр по телевизору очередной мыльной оперы. Замуж она собиралась выйти за парня, который с пониманием отнесся бы к ее честолюбивым стремлениям. В том, что такой ей встретится, Пи Джей не сомневалась. Она была способна увлечь любого. С двенадцати лет она начала встречаться с ребятами — то с одним, то с другим, а то и с двумя одновременно. Ей постоянно звонили мальчишки, приглашали на свидание. Пи Джей чувствовала, что маме это не нравится.

Единственным человеком, который ее понимал, был отец. «Я с ней поговорю», — пообещал он, когда Пи Джей сказала ему, что хочет стать членом Художественного клуба, а не клуба Будущих учителей Америки. «Я все устрою, малышка», — пообещал он, когда нужно было сказать маме, что она собирается поступать в Бостонский университет, а не в местное педагогическое училище. «Только помни, — всегда добавлял он, — твоя мать желает тебе только добра». На что Пи Джей всегда возражала: «Но ведь у нее своя жизнь, а у меня своя». Тогда отец крепко обнимал ее, и это действовало на нее лучше всяких слов. О Боже, как воспримет папа эту ужасную новость?

— Пи Джей, — прервала ее размышления мать. — Что у тебя стряслось? Поссорилась с Фрэнком?

— Мама… мама…

Пи Джей тряхнула головой, тяжело вздохнула, и слова полились сами собой. Она слышала их как бы со стороны.

— Мама, он меня бросил… У меня будет ребенок.

На другом конце возникла напряженная тишина. Пи Джей живо представила мать: губы плотно сжаты, спина прямая, ровная.

— Мама, — позвала она.

— Это не правда! Скажи, что это не правда!

Пи Джей снова потянула телефонный шнур.

— Я и сама этого хотела бы.

— Памела Джейн, рассказывай, как это случилось, — послышался раздраженный голос матери.

— Мама…

— Как ты могла так поступить с нами? И где Фрэнк?

Где этот мерзавец?

Пи Джей поморщилась. Она никогда не слышала от матери бранных слов.

— Сказал, что это мои дела.

Снова воцарилась тишина.

— Приезжай домой, — наконец сказала мать и добавила:

— Это убьет отца.

Сердце Пи Джей сжалось от боли.

Вырулив на подъездную дорожку, ведущую к их фешенебельному особняку, Пи Джей увидела за шторой отца, украдкой посматривающего на нее. Она долго добиралась до родного дома — больше двух часов. И эти часы показались ей самыми длинными в жизни. Выйдя из машины, она пошла к входной двери, чувствуя на себе взгляд отца.

«Папочка! — молилась она про себя. — Ну пожалуйста, не сердись на меня! Сейчас мне, как никогда, нужно, чтобы ты обнял меня».

Дверь открыл младший брат. Он злорадно ухмыльнулся. «Ну сейчас тебе попадет», — казалось, говорил его взгляд.

Не обращая на него ни малейшего внимания, Пи Джей вошла в гостиную.

Отец стоял у высокого окна, мама лежала на кушетке, слегка повернувшись на бок. Ее загипсованная нога торчала вперед, как у гуттаперчевой куклы, взгляд был устремлен на потухший камин.

— Ну как, хорошо добралась? — задал отец свой обычный вопрос.

Он всякий раз интересовался, как она доехала, когда Пи Джей возвращалась домой из университета. Но сейчас он спросил ее через силу, да и не подошел к ней, не обнял.

Пи Джей села в кресло напротив матери.

— Джуниор, иди делай уроки, — повернулся отец к сыну.

— Хорошо, папа, — ответил тот.

И по тому, каким тоном он это произнес, Пи Джей поняла — будет подслушивать.

Отец так и остался стоять у окна.

— Ты уверена, что этот парень на тебе не женится? — перешел он сразу к делу.

Ее отец, Гарольд Дэвис, ветеран второй мировой войны, награжденный орденами и медалями, всеми уважаемый владелец небольшого предприятия, руководитель общины, церковный дьякон, был похож сейчас на испуганного ребенка.

Пи Джей закрыла глаза, чтобы не видеть его, — было нестерпимо жаль отца!

— Да, папа, уверена.

Он подошел к роялю, машинально нажал несколько клавиш.

— Скоро сюда приедет Реверенд Блэксмит.

— Реверенд Блэксмит? — удивилась Пи Джей. — А зачем, папа?

Тут заговорила мама:

— Мы с отцом не знали, что делать. Он даст нам адрес одного заведения, куда тебе следует отправиться.

Пи Джей ничего не понимала:

— Зачем мне уезжать?

Мать оторвала наконец взгляд от камина и перевела его на Пи Джей. Глаза у нее были как у затравленного зверя.

— Дома ты не можешь оставаться. Отец работал как проклятый, чтобы обеспечить семье достойную жизнь. И я не допущу, чтобы из-за тебя все пошло прахом!

Пи Джей едва сдерживала слезы.

— Значит, мне придется уехать?

— Конечно! А ты как думала? Я не могу допустить, чтобы мои партнерши по бриджу узнали, что моя дочь Памела Джейн Дэвис беременна, чтобы у меня за спиной шептались. Да мы с отцом не сможем показаться на людях, если узнают, что ты натворила!

Пи Джей были хорошо знакомы эти интонации. Точно Таким же тоном мать разговаривала с ней, когда она заявила, что собирается поступать в университет. Она взглянула на отца, ища поддержки. Он снова подошел к окну. На сей раз он не мог ее спасти.

— Куда я должна ехать? — спросила Пи Джей.

— Куда посоветует Реверенд Блэксмит, — категорическим тоном заявила мать. — Родить ребенка и отдать его на воспитание. Тогда никто никогда ничего не узнает.

Теперь глаза матери полыхали злостью.

— Так будет лучше, девочка моя, — проговорил отец и, подойдя к Пи Джей, положил руку ей на плечо.

Не обнял, как всегда, а лишь коснулся рукой. Но ей сразу стало легче. Правда, совсем немного.

— Когда все будет позади, ты сможешь продолжить учебу.

«Все так просто, — подумала Пи Джей. — Проще не бывает».

Она взглянула на отца. Ему было пятьдесят лет. Всю жизнь он трудился не покладая рук на благо своей растущей семьи. Разрываясь между работой, домашними и общественными обязанностями, лишь редкие часы досуга он посвящал любимому виду спорта — гольфу. Всегда веселый, жизнерадостный человек с добродушным лицом сейчас был бледен.

Она посмотрела на мать. Ей было сорок четыре года.

Пи Джей не понимала, почему мать никогда не пользовалась косметикой. У нее была отличная фигура и приятное лицо. Казалось, она специально делает все возможное, чтобы выглядеть хуже, чем она есть. Пи Джей вспомнила один старый снимок, найденный ею случайно во время игры на чердаке. На нем мать была молода и потрясающе красива.

Пи Джей поразилась тогда, как они похожи с матерью. Что же случилось потом? Почему мать решила спрятать свою красоту за мешковатой одеждой и старомодной прической?

Пи Джей еще раз взглянула на мать: в уголках глаз и губ притаились предательские морщинки.

«Стареет… — подумала Пи Джей. — Как и отец». Она поняла, что придется подчиниться и поступить, как приказывает мать.

— Помоги мне добраться до спальни, — обратилась мать к отцу. — Голова просто раскалывается.

Отец приподнял жену с дивана и поглядел на дочь.

Пи Джей увидела в его глазах боль — не жалость, а искреннюю боль.

«А ведь он прав», — подумала Пи Джей.

Она покончит с этим делом и начнет жизнь с остановки. Вернется в университет, но не в Бостонский, а в какой-нибудь другой, окончит его и станет знаменитым дизайнером. Она добьется славы и успеха! Мужчины будут валяться у ее ног, моля ее о любви. Может быть, она будет жить в Нью-Йорке… Не может быть, а точно… Она будет жить в Нью-Йорке и приложит максимум усилий, чтобы родители гордились ею.

А случившееся с нею сейчас она забудет навсегда.

ДЖИННИ

Грудь сдавила острая боль, сердце бешено стучало, перегоняя кровь по тоненьким, прозрачным венам.

— Возьмите побольше крови, — раздался чей-то приглушенный голос.

Лица не было видно — вместо него какое-то светлое размытое пятно.

— Конечно, доктор.

Джинни почувствовала, как руку выше локтя больно сдавил резиновый жгут. Она хотела вздохнуть, но не смогла — казалось, жгут обвился вокруг шеи. Медсестра затянула жгут потуже. Голова у Джинни закружилась, лица вокруг стали расплывчатыми и бесформенными.

— Сожмите руку в кулак, — приказала медсестра.

Джинни вздрогнула. На висках выступили капельки пота. Она почувствовала, как игла больно вонзилась в руку, Опять стало нечем дышать, казалось, что жгут еще сильнее сдавливает шею. В пробирку медленно потекла густая алая кровь, ее кровь. Она попыталась шевельнуться, но ноги и руки отказывались слушаться. Нет, ей не выбраться отсюда, ни за что не выбраться… Она попалась!

— ..Вот мы и приехали, мисс.

Джинни открыла глаза. Сердце стучало так, словно готово было вырваться из груди. Все тело стало липким от пота. О Господи, этот кошмар преследует ее даже во сне!

Она глянула в окно — машина свернула на длинную подъездную аллею, ведущую к Ларчвуд-Холлу. Закрыв глаза, попыталась успокоиться. Этот ребенок уже вымотал ее вконец. Но аборт еще хуже — она панически боится игл, не переносит их. Не хватало еще в обморок упасть!

Ничего, она что-нибудь придумает: устроит себе самый обыкновенный выкидыш. Такое ведь случается. Придумав выход из положения, Джинни облегченно вздохнула и мало-помалу успокоилась — Приятное местечко, — заметил водитель.

— Да, — проговорила Джинни, не взглянув в сторону дома.

Вынув из сумки косметичку, она достала пудреницу и, открыв ее, глянула в зеркальце на свое отражение. Из Бостона она добиралась сюда на поезде. Дорога была долгая, и макияж Джинни несколько попортился: стрелки, наведенные черным карандашом вокруг глаз, расплылись; тушь, которой она щедро намазала ресницы, облетела; прямые черные волосы, слипшиеся от лака, торчали во все стороны, жидкая крем-пудра потекла, оставляя на лице неряшливые полоски, сквозь которые проглядывали мерзкие прыщики. Джинни нахмурилась, но, вспомнив, куда она едет, обреченно махнула рукой. Да плевать, как она выглядит. Какое это теперь имеет значение!

Такси остановилось.

— Разрешите помочь вам донести чемоданы, мисс, — Предложил водитель.

— Сама справлюсь! — огрызнулась Джинни, и, сунув ему в руку двадцать долларов, с трудом подняла свои тяжеленные чемоданы и потащила их к лестнице. Где-то она читала, что, таская тяжести, можно устроить выкидыш.

Стоит попробовать.

Желтое такси отъехало, и перед Джинни предстал белоснежный «кадиллак», стоявший на подъездной дороге.

Она, пыхтя и отдуваясь, потащила чемоданы по лестнице и, добравшись наконец до верхней двери, повернула массивную медную ручку и вошла в холл. С левой стороны до нее донеслись чьи-то голоса.

— Естественно, мы делаем все возможное, чтобы никто ничего не узнал, — донеслось до Джинни.

Поставив чемоданы, она пошла на голоса.

Толкнув дверь, очутилась в просторной комнате. За столом сидела крашеная блондинка преклонного возраста — явно за сорок. На стульях лицом к ней разместилась целая компания — какой-то лысый мужчина, рыжеволосая девчонка, которая держалась одной рукой за живот, и мегера с загипсованной ногой и костылями, стоявшими рядом со стулом. «Ну-ка, догадайся, которая из них залетела», — усмехнулась про себя Джинни.

— Слушаю вас, — обратилась к ней крашеная блондинка.

— Меня зовут Джинни Стивенс, — объявила Джинни.

Троица посмотрела на нее. Мужчина с женщиной быстро переглянулись. «Наверное, моя мини-юбка им не по душе, — решила Джинни. — Вот сволочи!»

— Ax да! Ну конечно, дорогая, — подала голос блондинка и, встав с кресла, пошла к ней, вихляя бедрами.

«А в ней еще теплится жизнь», — подумала Джинни.

— Меня зовут мисс Тейлор, — сладким голосом пропела она. — Я сейчас занята. Если хочешь — подожди в холле, а нет — сразу поднимайся к себе в комнату.

— Я пойду в комнату. Где она?

— Вверх по лестнице, потом налево и первая дверь направо.

— Понятно.

Джинни вышла в коридор и, схватив свои чемоданы, направилась к лестнице.

— О Господи! — запричитала ей вдогонку» мисс Тейлор. — Да оставь ты свои чемоданы! Мистер Хайнс их отнесет.

— Нет уж, обойдусь!

— О Боже! Только этого не хватало! Бело-розовая спаленка! — в сердцах воскликнула Джинни.

Поставив чемоданы к стене, она легла на кровать и уставилась в потолок, с которого свисала допотопная люстра матового стекла. Дотронулась до живота, все еще не веря, что уже больше трех месяцев беременности. А может, все-таки врачи ошиблись? Ведь ее даже не тошнит. Как же, ошибутся эти придурки! На глаза у нее навернулись слезы, но Джинни мужественно сдержала их. Не хватало, чтобы вошедший в комнату увидел ее слезы.

Джинни потянулась к чемодану, расстегнула молнию на наружном кармане, вытащила журналы о кино. Джоан Вудворд… Вот это актриса! Джинни улыбнулась. Она смотрела «Рейчел» три раза. Не потому, что этот фильм ей очень нравился. Да кому вообще может понравиться эта дурацкая история о школьной учительнице, старой деве, жизнь которой если чем и отличается от обычной, то только еще большим занудством. И все-таки.. Как смогла Джоан Вудворд так убедительно сыграть эту роль?

Интересно, сможет ли она когда-нибудь стать такой же хорошей актрисой?

Джинни пролистала журнал. Кинозвезды — в мехах и драгоценностях, за рулем спортивных автомашин, потягивают коктейли, сидя у своих великолепных бассейнов. Белокурая Джейн Мэнсфилд и Мэрилин Монро — ослепительная улыбка, потрясающие груди, тонкие талии.

— Я тоже стану такой, — прошептала Джинни. — Клянусь!

Она закрыла глаза и представила себе Голливуд: покрытые розовой штукатуркой здания, высокие величественные пальмы, штаны под леопарда, платья «в облипочку», подчеркивающие определенные формы, туфли на высоченных каблуках, в которых ноги, кажется, растут из ушей. Вот она стоит на тротуаре, поджидая своего рекламного агента, который обещал заехать за ней на своей роскошной машине и отвезти в шикарный ресторан пообедать.

Да, это обязательно будет! Единственное, что требуется, — устроить себе выкидыш и увезти мать от этого подонка, за которого она вышла замуж. А потом они заживут…

Джинни задремала.

Ее разбудил стук в дверь. Оказывается, она проспала целый час!

— Войдите! — крикнула она, садясь на кровати.

Дверь открылась. На пороге стояла старая перечница с крашеными волосами и девчонка, что сидела в кабинете.

— Джинни, дорогая, — затараторила старуха. — Я хочу познакомить тебя с Пи Джей Дэвис. Вы с ней последние из нашей первой группы девочек.

— «О Господи, — подумала Джинни. — Надо же так сказать — „наша первая группа девочек“. Можно подумать, что они не в пансионате для матерей-одиночек, а в каком-нибудь летнем лагере. А эта Пи Джей не иначе как староста».

— Привет, Джинни, — подала голос Пи Джей.

— Угу, — буркнула Джинни.

— Ну что ж, Джинни, — встряла старая карга. — За свое пребывание в нашем заведении ты уже заплатила. О правилах пребывания здесь поговорим за обедом. Остальные девочки сейчас в городе, вот я и подумала, почему бы вам пока не познакомиться. Увидимся в шесть часов.

С этими словами божий одуванчик выплыла из комнаты. Пи Джей закрыла дверь.

— Какая миленькая комнатка, — заметила она.

В голосе ее звучала явная издевка.

— Ага, для таких, как мы, девочек-ромашек, в самый раз.