Под теплым солнцем Хироко вдруг оказалась совершенно обнаженной, и Питер с изумлением понял, что она не остановила его. Это даже не пришло ей в голову. Питер целовал и ласкал ее, прижимая к себе, а когда почувствовал, что тонкие, проворные пальчики расстегивают рубашку, застонал и стиснул ее в объятиях. Он знал, что давно пора остановиться, хотел этого, обещал себе, но почему-то не мог, а Хироко не отталкивала его. Она хотела быть здесь, рядом с ним, хотела принадлежать ему — и немедленно. Она и без того принадлежала ему всем существом, сердцем и душой, и хотела отдаться ему полностью, прямо сейчас, под летним небом. Это был один из считанных моментов, отпущенных им, и ни один из них не мог решиться упустить такой случай.

Питер распустил ее длинные черные волосы, склонился над ней, и Хироко не издала ни звука, когда он вошел в нее, чувствуя, как его душа устремляется в небо, слитая с ее душой. Они парили в вышине часами, он впитывал ее губами, руками, всем телом, и она отвечала на его ласки. Казалось, прошла целая жизнь, прежде чем они пришли в себя, и Питер тихо вытянулся рядом с Хироко, не разжимая объятий, гадая, сошли ли они с ума или, напротив, остались единственными людьми в здравом рассудке на всей земле. Одно Питер знал наверняка — он безумно любит ее.

— Я так люблю тебя, — прошептал он, и где-то неподалеку защебетала птица, а Хироко улыбнулась ему в ответ. Она была уже не робкой девочкой, а женщиной. — Любимая моя! — выдохнул он и обнял ее как ребенка, с ужасом думая, как быть, если Хироко пожалеет о случившемся. Но в ее глазах не было и тени упрека — только блаженство.

— Теперь я ваша, — тихо произнесла она. Питеру даже не приходило в голову, что будет, если она забеременеет. Но они уже ничего не могли поделать. Питер знал, что Хироко девственница, но в момент их страстной любви даже не вспомнил об этом.

— Ты сердишься? — спросил он, тревожась за нее. Он был перепуган тем, что причинил ей боль. — Мне так жаль. — Но жалел он лишь о том, что мог напугать Хироко или заставить ее страдать. Его сердце ликовало.

— Нет, любимый. — Она умиротворенно улыбнулась и потянулась, чтобы поцеловать его. — Я так счастлива, что больше ни о чем не хочу думать, — просто сказала она. — Я знаю, в душе мы уже давно женаты.

Но Питер хотел сделать для нее нечто большее — особенно теперь, когда ему предстояло уехать, однако ничего не мог придумать. Лежа рядом, он медленно застегнул ее платье, а потом поделился с Хироко внезапно пришедшей в голову мыслью. Он хотел, чтобы Хироко кое о чем расспросила в лагере — наверняка здесь найдется тот, кто сумеет им помочь.

— Нам не позволят, — напомнила Хироко о людях, от которых теперь зависела ее жизнь.

— Мы сможем обойтись без разрешения, — решительно заявил Питер. — Оно для нас не имеет значения. — Объяснив, кого должна найти Хироко, он помог ей встать и снова поцеловал. Хироко опасалась, что случившееся с ней оставит заметные следы, но, несмотря на первый раз, она выглядела на редкость благопристойно, когда они возвращались к лагерю по высокой траве. Останавливаясь несколько раз, они целовались, и Питер понимал, что еще никогда в жизни не был так счастлив.

К их возвращению Такео успел закончить работу. Он выглядел довольным и хотел поговорить с Питером. Питер сел, а Хироко исчезла, и когда вернулась, то выглядела свежей, была аккуратно причесана, глаза сияли. Глаза Хироко и Питера встретились поверх головы Така, и оба испытали взрыв возбуждения.

Питер приезжал каждый день, и они уходили подальше от людей, скрывались в траве и забывались в объятиях. Они уже не могли удержаться, не могли пресытиться своей любовью — как не смогли бы даже за тысячу лет. Но у Хироко был план, и через неделю она нашла что искала. Она случайно услышала об этом человеке в лазарете от Рэйко и, улучив минуту, отправилась повидаться с ним.

Он объяснил ей, что это не имеет значения в глазах людей — они будут оправданы лишь перед Богом. Хироко сказала, что больше им ничего не надо. Остальное будет потом. Он не выказал удивления, когда на следующий день Хироко познакомила его с Питером. Его вовсе не смутило происхождение Питера. Старый священник-буддист совершил церемонию, поженив их, перебирая четки и монотонно повторяя те слова, которые слышали родители Хироко двадцать лет назад, и Рэйко с Такео. Эти краткие слова были знакомы Хироко. Священник объявил их мужем и женой пред глазами Бога и человека. Когда церемония завершилась, он низко поклонился и пожелал новобрачным иметь много детей.

Хироко ответила ему низким поклоном и поблагодарила, Питер последовал ее примеру. Он чувствовал неловкость от того, что они не могли заплатить священнику, — деньги или подарки навлекли бы на того неприятности. Питер попросил Хироко объяснить священнику это по-японски — он не знал по-английски ни слова. Поняв, в чем дело, священник заявил, что ему достаточно знать, что пара будет счастлива.

Оба поклонились и заверили старика, что так и будет, и он снова благословил их. Питер удивил Хироко, достав из кармана тонкое золотое кольцо — такое узкое, что оно было почти незаметным, но пришлось Хироко точно впору.

— Когда-нибудь мы устроим официальную свадьбу, — произнес Питер, глубоко тронутый тем, что только что произошло.

— Она уже состоялась, — возразила Хироко, низко поклонилась и произнесла по-японски, что будет почитать мужа всю жизнь.

Поблагодарив старого священника и попросив его сохранить тайну, что он пообещал с улыбкой, новобрачные ушли.

Питер улыбался от уха до уха, а Хироко, казалось, стала с ним одним целым. Оба не понимали, как этого не замечает весь лагерь.

— Подожди минутку, — попросил Питер, когда они быстро шагали мимо рядов конюшен. — Я кое-что забыл.

— Что? — Хироко встревожилась, и, не добавив ни слова, Питер обнял ее и поцеловал на виду у всех. Хироко слышала, как вокруг захихикали дети.

— Я забыл поцеловать жену, чтобы официально объявить о нашей свадьбе, — объяснил Питер, и Хироко рассмеялась. Глядя на них, улыбались даже старики: влюбленные были так молоды и неопытны. Хотя Питер не был японцем, все понимали, что они с Хироко счастливы вдвоем.

Несмотря на радость и оживление, момент был очень серьезным для них обоих, и вечером они долго говорили о том, что случилось, и о том, как быть дальше.

Они уже женаты. Хироко то и дело смотрела на кольцо, надев поверх него серебряное, и удивлялась, почему это кольцо никто не замечает. Но ее обручальное кольцо было таким тоненьким, что разглядеть его удавалось с трудом.

Они по-прежнему каждый день уходили гулять и заниматься тем, что приносило им такое блаженство, и, по-видимому, никто не заподозрил их, даже родственники Хироко.

Питер опасался только беременности Хироко. Но желание прогоняло опасения, и каждый раз страсть увлекала Питера, несмотря на все благие намерения.

— Нам следует быть поосторожнее, — однажды упрекнул он себя. Хироко была так прекрасна и чувственна, что Питер терял голову, оставаясь с ней наедине.

— Мне все равно, — отозвалась она, пренебрегая осторожностью, а затем опустила глаза, смущаясь впервые за долгое время, и еле слышно прошептала:

— Я хочу вашего ребенка.

— Только не здесь, дорогая, — возразил он, — позднее. — Но все его добрые намерения, как обычно, оказались забытыми. Питер лежал в траве рядом с Хироко, ощущая лишь ненасытное желание, безграничную любовь и обворожительное тело Хироко. — Я веду себя хуже ребенка, — рассмеялся он, возвращаясь к конюшне. Но эти минуты были единственными, когда оба убегали от реальности, избавлялись от страха и ужасных слухов о грядущих событиях. Через три недели Питер уходил в армию и постоянно строил догадки о том, куда его отправят, что станет с Хироко и семьей Танака, будут ли они в безопасности.

Через неделю после тихой церемонии, когда Питер появился в лагере, его остановили у ворот и попросили пройти в здание администрации. Питер был уверен, что старый священник проговорился. Пытаясь сохранить спокойствие, он спросил, что случилось. Оказалось, власти лагеря хотят узнать, почему он приезжает так часто, с кем встречается и зачем. Им хотелось выяснить политические взгляды Питера и проверить его документы.

Питер показал все документы, что были у него при себе, и сообщил, что является профессором университета. Он объяснил, что Такео Танака работал с ним: сначала — в качестве; руководителя, лотом — ассистента. Питер добавил, что вскоре уходит в армию и для него важно закончить работу над программами. Ему необходима помощь Такео, чтобы закончить дела в университете. Но каким бы вразумительным ни был его рассказ, его продержали в кабинете три часа, заставляя повторять объяснения вновь и вновь. Упоминание о Стэнфорде произвело на чиновников заметное впечатление, но особенно они заинтересовались тем, что Питер преподавал политологию. В конце концов его спасло только заявление об уходе в армию через две недели. Услышав об этом, чиновники, казалось, вздохнули с облегчением.

Прежде чем покинуть здание, Питер попытался выяснить, куда и когда будут отправлены Хироко и ее родственники..

Его собеседник сказал, что понятия не имеет, добавил, что существует десяток лагерей в западных штатах, но сейчас они еще не готовы к приему переселенцев. Некоторое время японцы пробудут здесь, в Танфоране. Этот ответ не удовлетворил Питера.

— Напрасно вы так заботитесь о них, — доверительно обратился к нему лейтенант. — Это всего лишь шайка япошек. Возможно, ваш приятель умный человек, но, поверьте мне, большинство из них тупы как пробки. Половина даже не говорит по-английски.

Питер кивнул, делая вид, что согласен с собеседником, но заметил, что большинство этих людей — граждане Америки.

— Да, можно сказать и так. Они то и дело напоминают про эту чушь вроде иссей, нисей и так далее. Но, по сути дела, все они япошки, которым нельзя доверять. Будьте с ними поосторожнее, — предостерег лейтенант, — да и с вашим приятелем тоже. Полагаю, вы рады тому, что вас призывают в армию. — Он улыбнулся, даже не подозревая, как ошибается. Но Питер не мог скрыть облегчения, когда ему позволили и дальше видеться с Танака и Хироко. Должно быть, те волновались с самого полудня. Рассказав друзьям о случившемся, Питер увидел страх в глазах Хироко и с улыбкой покачал головой, пытаясь успокоить ее.

Охранники ничего не знали про них. Вечером, когда они вновь ушли подальше от людей, трава была влажной, земля — холодной, но их страсть еще никогда не разгоралась так жарко.

Оба отчаянно боялись разлуки. Днем Питер уже думал, что ему запретят появляться в лагере. Никогда в жизни он не чувствовал такой благодарности, как в момент, когда выходил из здания администрации.

Хироко лежала в его объятиях, затаив дыхание, и Питер знал, что она охвачена таким же ужасом.

— Разве я смогу расстаться с тобой? — горестно спросил он.

Теперь он едва мог дождаться, когда кончится ночь и половина дня, чтобы снова увидеть ее. Расставание будет жуткой мукой. С призывного пункта ему прислали предписание: ему предстояло на краткое время остановиться в Форт-Орде, а затем перебраться в Форт-Дикс, штат Нью-Джерси, чтобы пройти подготовку. Значит, Питер не ошибся — его отправляли в Европу, и перед отъездом он уже не сможет побывать в Калифорнии. Им осталось провести вдвоем всего две недели, а потом ждать и молиться — быть может, целую жизнь.

Этим вечером Хироко не могла отпустить Питера, как и он ее, сегодня они слишком переволновались и, когда пришло время возвращаться к конюшням, оба выглядели непривычно молчаливыми и опустошенными. Такео понимал, как трудно будет Питеру расстаться с Хироко, но помочь влюбленным ничем не мог. Они вновь обнялись, а Так повернулся и ушел спать, оставив Питера и Хироко вдвоем еще на несколько минут.

На следующей неделе генерал Девитт с гордостью объявил, что переселение ста тысяч лиц японского происхождения из воинского округа номер один завершено. Десять тысяч японцев было собрано в Танфоране, и они абсолютно не представляли себе, что будет дальше.

К тому времени Питер уволился из Стэнфорда, но даже сражения при Коррегидоре и Мидуэе его не интересовали.

Он думал только о Хироко. Ему осталась всего неделя, и он хотел провести с ней все это время. К счастью, больше его никто не останавливал и не расспрашивал. Он оставлял машину далеко от ворот лагеря, приходил всегда пешком, с открытой улыбкой, не возбуждая лишних подозрений. Он не привлекал внимания к себе, а лейтенант теперь считал его приятелем. Питер ухитрялся проводить в лагере с Хироко по восемнадцать, а то и двадцать часов в сутки.

Когда никто не наблюдал за ней, Хироко гладила золотое колечко и вспоминала день свадьбы. Но как бы крепко они ни сжимали друг друга в объятиях, как бы часто ни говорили, что любят друг друга, страшная минута наступила — последний день, последняя ночь, последний час Вечером она долго лежала в объятиях Питера, глядя на звезды и думая, где он будет завтра. Утром Питер уезжал в Форт-Орд. У них не осталось слов к тому времени, как Питер проводил Хироко к конюшне, ставшей домом ей и ее родственникам. Все уже улеглись спать, но Так ждал пару, желая попрощаться с Питером, — к юноше он уже давно относился, как к брату.

— Береги себя, — хрипло сказал Питер Таку, едва сдерживая слезы, и они обнялись. Момент был слишком мучительным. — Скоро все кончится. Я напишу вам, как только буду на месте, — пообещал он, желая ободрить друга и не зная, как это сделать. За последние месяцы Такео заметно пал духом. Если бы не семья; — он давно отказался бы от борьбы.

— И ты будь осторожен, Питер, — ради всех нас.

Питер перевел взгляд на всхлипывающую Хироко. Она проплакала весь день и вечер. Она так старалась крепиться, но не могла, как не мог и сам Питер Он обнял Хироко, и они заплакали вместе.

— Я вернусь, Хироко, помни об этом. Что бы ни случилось, где бы ты ни оказалась, я найду тебя, когда кончится война.

— Я буду ждать, — с трудом, дрожа от слез, выговорила она. Несмотря на свою юность, она знала, что больше не сможет никого полюбить. Отныне и навсегда она принадлежала Питеру. — Я всегда буду вашей, Питер-сан, — повторила она слова брачной церемонии.

— Ради Бога, береги себя… я люблю тебя, — сказал он, в последний раз сжал ее в объятиях и поцеловал. Слезы смешались на его щеках.

— Гэнки-де гамбатте, — еле слышно сказала Хироко, постепенно овладевая собой. — Держитесь изо всех сил. — Недавно Питер узнал значение этой фразы и сейчас понял ее.

— И ты тоже, детка. Помни, как я тебя люблю.

— Я тоже люблю вас, Питер-сан, — отозвалась она и низко поклонилась. Питер медленно пошел прочь.

Он вышел из ворот, а Хироко еще долго стояла за оградой и смотрела ему вслед — пока он не скрылся из виду.

Помедлив еще немного, она вернулась в конюшню, легла не раздеваясь на солому, вспоминая о Питере и каждом мгновении, которое они провели вместе. Ей не верилось, что он уехал, а они остались, что это конец, а не начало. Она мечтала, что ее надежды сбудутся… Он должен вернуться, должен выжить… Лежа на соломе, она бормотала слова буддистской молитвы, и Такео старался не слушать ее.