Безмолвная честь

Хироко порхала вокруг него, как птичка-колибри, угощая чаем, улыбаясь, рассказывая что-нибудь забавное про Тами.

Она любила девчушку и вообще всех детей, и все больше Питера увлекала мечта о жизни с Хироко, о рождении их общего ребенка. Он хотел вечно быть рядом с ней, и никакие приказы не могли заставить его передумать.

Хироко смело встретила надвигающуюся беду. Она была всегда спокойна, дружелюбна и рассудительна. Ни разу не выдала свою боль и всегда пыталась утешить и ободрить Питера и остальных.

Глядя на Питера и Хироко, Так искренне жалел их, понимая, что им предстоит проделать долгий и трудный путь к своему будущему.

На следующей неделе прибыли плохие вести от родственников Рэйко из Фресно. Их отправили на остров Терминал, а через две недели — на сборный пункт в Лос-Анджелесе.

Перед отъездом из Фресно им дали всего три дня на распродажу имущества, и они все потеряли. Дом продали за сто долларов, машину просто оставили в гараже, а огромные запасы цветов, приготовленных ко Дню матери, пропали.

— Но это же немыслимо! — со слезами воскликнула Рэйко, читая Таку письмо. — Всего три дня! Что они могли успеть?

Родственников Рэйко эвакуировали вместе с сотнями других японцев и свезли на сборный пункт. Новость казалась нереальной, никто еще не понял, что это значит, когда спустя три недели в Пало-Альто был получен приказ начать эвакуацию. Японцам дали десять дней на то, чтобы продать дома, предприятия, машины, отправить на склад движимое имущество и подготовиться к эвакуации. Главе семьи предстояло явиться в ближайшую гражданскую комендатуру, которая теперь расположилась в старом буддистском храме, чтобы получить дальнейшие инструкции. В тот момент семья не знала, что думать.

Такео узнал о новости еще в университете и по дороге домой видел несколько плакатов. Он остановился, чтобы внимательно прочитать один из них, чувствуя, как колотится его сердце, а на следующее утро текст приказа появился во всех газетах.

Питер пришел к Танака, чтобы предложить свою помощь, и вместе с Таком отправился в комендатуру. Он пытался выяснить, что происходит, но ему объяснили не больше, чем Таку. Через десять, а теперь уже девять дней после оглашения приказа вся семья должна была прибыть на сборный пункт, расположенный на ипподроме Танфоран, в Сан-Бруно. Каждый взрослый имел право взять с собой сто пятьдесят фунтов вещей, в том числе постельные и туалетные принадлежности и одежду. Детям позволялось взять по семьдесят пять фунтов багажа, но с условием, что каждый. должен сам нести свои вещи. Это условие делало нелепым ограничение веса. Ребенок весом пятьдесят фунтов был не в силах нести семидесятипятифунтовые чемоданы или сумки, а Рэйко, Хироко и даже Кен не могли поднять сто пятьдесят фунтов. Так что по сути дела ограничения веса багажа ничего не меняли.

Такео дали бирки с номерами на всю семью и спросили, нет ли в семье престарелых или больных — в этом случае они получили бы особые бирки большего размера. Такео в оцепенении выслушал все это, уставясь на зажатые в руках бирки.

Им достался номер 70917 — они лишились фамилий и имен.

Такео также напомнили, что семье не позволяется брать с собой домашних животных, даже самых маленьких. Кроме того, запрещалось иметь при себе деньги, драгоценности, фотоаппараты, радиоприемники, оружие, любые металлические предметы. Правительство США предложило сохранить крупные вещи, такие, как холодильники, стиральные машины и мебель, на специально отведенных складах, но не брало на себя ответственность в случае пропажи или поломки вещей.

Тупо уставившись на бирки, Такео ни о чем не мог думать. Они с Питером вышли из храма в полной растерянности. Покидать пределы штата японцам было запрещено, время для побега оказалось упущенным.

У них осталось всего девять дней до прибытия в Танфоран, всего девять дней на распродажу имущества. Такео объяснили, что им предстоит переселение, но куда именно, в комендатуре либо не знали, либо не желали объяснять. Так не мог даже сказать Рэйко, какую одежду брать — для холодной или теплой погоды. Он ничего не знал и, более того, не был уверен, что все они останутся вместе и будут в безопасности. При этой мысли его начинала бить дрожь.

Ходили слухи, что мужчин казнят — всех расстреляют, а детей продадут в рабство, что мужей и жен будут отправлять в разные места заключения. Все это казалось Таку маловероятным, но возможности проверить не было. Он ничего не мог пообещать Рэйко. Человек, выдавший ему бирки, спросил, какова численность семьи Танака и нет ли в ней дальних родственников, и Такео пришлось сознаться, что с ними проживает дочь его двоюродного брата. Так не стал говорить, что она настоящая японка, а в Америку приехала учиться, думая, что все равно это выяснится по ее паспорту. Мужчина ответил одно — он не может ручаться, что всех их поместят в одно место. Такео понял, что его по-прежнему считают иностранцем и, вполне возможно, его участь будет отличаться от участи жены — должно быть, его посадят в тюрьму.

По дороге домой Питер выглядел глубоко озабоченным — Он сказал, что Хироко могут разлучить с вами? — Такео молча кивнул, а Питер попытался сдержать панику. — Этого нельзя допустить, Так. Вам нельзя разлучаться. Только Богу известно, что с ней может произойти! — воскликнул Питер и умоляюще посмотрел на друга; омерзительные бирки лежали на сиденье между ними. У светофора Так повернулся к Питеру — на глазах у него блестели слезы.

— Думаешь, я могу что-нибудь изменить? Неужели ты считаешь, что мне хочется куда-то уезжать отсюда, вместе или по отдельности? Но что еще мне остается делать? — Слезы потекли по его щекам, и Питер коснулся руки друга, потрясенный происходящим.

— Прости, — со слезами на глазах пробормотал он. Всю оставшуюся дорогу мужчины молчали, гадая, что сказать женщинам. Питер мечтал уехать вместе с Танака. В комендатуре ему сказали, что он имеет право помочь семье добраться до Танфорана, а впоследствии — навещать друзей, но остаться на сборном пункте не может и должен оставить машину на достаточном расстоянии от Танфорана.

Его приводила в панику мысль о расставании с Хироко.

Это было все равно, что отпустить ее в тюрьму. А если ее разлучат с родственниками, ждать защиты ей будет неоткуда.

Питер не мог даже представить себе, что ждет Хироко.

Такео остановил машину у дома, громко вздохнул и посмотрел на Питера. Он знал, что дома его ждут, но предстоящее объяснение казалось ему невыносимым. Самые худшие из его кошмаров стали реальностью, и Такео понял, что им следовало уезжать куда глаза глядят еще несколько месяцев назад. Хуже, чем сейчас, уже не могло быть. А теперь им запретили покидать штат до сборов в Танфоране.

В их речи появилось обилие таинственных слов вроде «сборный пункт», «переселение», «иностранец», которые утратили прежние значения. Под обычной оболочкой этих слов скрывались чудовища, готовые пожрать их.

— Что ты скажешь им. Так? — спросил Питер, с тревогой глядя на друга, пока оба высмаркивались. Им казалось, что кто-то умер — должно быть, кончина постигла их жизнь, карьеру, будущее.

— Понятия не имею, — мрачно отозвался Так, а затем с мучительной усмешкой взглянул на Питера. — Не хочешь купить дом? Или машину? — Так не представлял, с чего начать — предстояло избавиться от массы вещей и выполнить миллион дел.

— Я сделаю все, что смогу, Так, ты же знаешь.

— Насчет машины и дома я вполне серьезно. — Так уже слышал, как людям приходилось продавать отели за сотню долларов, машины — за пятнадцать. Многие вещи просто нельзя было взять с собой или бросить, и Таку было невыносимо думать, что хорошие, еще новые вещи, вроде посудомоечной машины, придется оставить на Бог весть сколько лет на федеральном складе. Так собирался продать все, что удастся, и раздать остальные вещи. — Пожалуй, нам пора идти, — произнес он, жалея, что не может отдалить неприятную минуту и не желая видеть лица родных в момент объяснений — особенно лицо Рэйко. Дети испугаются, но они еще слишком молоды, ко всему привыкнут, если только им сохранят жизнь. Но главным сейчас было не только спасение жизни Так и Рэйко потратили девятнадцать лет, обустраивая дом, а теперь должны были собственными руками разрушить его за девять дней и оставить на растерзание чужим людям.

Питер обнял друга за плечи, и они вошли в дом Мужчины чуть не заплакали, увидев Рэйко и Хироко. Хироко еще не исполнилось и девятнадцати лет, но она выглядела спокойной и исполненной достоинства в черной юбке и свитере, стоя рядом с тетей. Ее глаза немедленно устремились на Питера, и ему понадобилось собрать все остатки смелости, чтобы не отвернуться от вопросов, отразившихся в глазах Хироко. Такео направился прямо к жене, обнял ее, и, еще ничего не услышав, она расплакалась. Бирки словно жгли Таку карман.

— Неужели нам и вправду придется уехать, Так? — спрашивала она, надеясь, что каким-нибудь чудом, по странной прихоти судьбы, они уберегутся от беды. Рэйко так хотелось услышать, что произошла ошибка и все они могут остаться дома, в Пало-Альто.

— Да, дорогая, придется. Нам предстоит отправиться на сборный пункт в Танфоране.

— Когда?

— Через девять дней, — едва выговорил Так, чувствуя, будто тяжкая ноша обрушилась ему на плечи, однако он выдержал. — Придется продать дом и часть вещей. Остальное мы сможем поместить на хранение в правительственный склад, если захотим.

Рэйко не могла поверить своим ушам. Так вытащил из кармана бирки, и Рэйко вновь расплакалась, а Хироко стояла, глядя на них широко распахнутыми от ужаса глазами.

Она не издала ни звука, но Питеру было невыносимо видеть выражение ее лица.

— Я поеду с вами, Такео-сан? — спросила Хироко, забывая о недавно приобретенной привычке. Теперь это было уже не важно, их никто не слышал.

— Да, — солгал он, не желая признаваться во всем сразу.

Ему не хотелось пугать и без того бледную от страха Хироко.

Дети присоединились к ним, выслушали рассказ отца и заплакали — не выдержал даже Питер. Это было ужасное утро, Тами плакала навзрыд, узнав, что им не разрешили взять с собой Лесси.

— Что же с ней будет? — всхлипывала девочка. — Они убьют ее?

— Конечно, нет. — Такео погладил ее по голове, с болью ощущая, что он больше не в состоянии защитить своего младшего ребенка — как и остальную семью. Теперь было нечего надеяться на чудо, предстояла лишь скорбь. — Мы отдадим Лесси друзьям, хорошим людям, которые будут добры к ней, — попытался заверить девочку Так.

— Может, Питеру? — Тами с надеждой взглянула на него, но Питер осторожно взял ее за руку и поцеловал.

— Мне тоже вскоре придется уйти — в армию.

Вспомнив о важном, Тами обернулась к Хироко:

— А мой кукольный домик?

— Мы аккуратно упакуем его, — пообещала Хироко, — и возьмем с собой.

Но Такео покачал головой:

— Нет, не выйдет. Нам разрешено взять только то, что мы сможем унести.

— Но хотя бы куклу я могу взять? — с отчаянием спросила Тами, и на этот раз отец кивнул.

Две дочери Така плакали, выходя из комнаты, Кен вытирал глаза, но слушал отца, упрямо набычившись, пока наконец отец не обратил на него внимание, заподозрив неладное.

— В чем дело, Кен? — Это был странный вопрос, но юноша выглядел так, словно был готов взорваться в любую минуту.

— Если ты и вправду хочешь узнать, дело в этой стране.

Даже если ты родился в Японии, отец, то я — гражданин Америки. Я провел здесь всю жизнь. На следующий год меня могли призвать в армию. Я мог бы умереть за родину, но кому-то вздумалось отправлять меня неизвестно куда — и все из-за моих японских предков «в любом поколении». — Такой критерий использовали власти, переселяя людей, предками которых были японцы в любом поколении.

Гражданство или место рождения ничего не значило. Всю жизнь Кен отдавал салют знамени, пел вместе со сверстниками «Звездно-полосатый флаг», был бойскаутом, ел кукурузу и яблочный пирог на Четвертое июля, а теперь вдруг стал «иностранцем» и должен был подвергнуться переселению, словно преступник или шпион. Такого с ним еще никогда не случалось. Слушая отца, Кен чувствовал, как его идеалы, убеждения и ценности обращаются в прах.

— Знаю, сынок, это несправедливо. Но так решили другие. У нас нет выбора.

— А если мы откажемся? — Кое-кто отказался уезжать но немногие — всего десяток семей.

— Тогда мы попадем в тюрьму.

— Я предпочитаю заключение, — упрямо заявил Кен, Так покачал головой, а Рэйко заплакала еще громче: ей хватало потери дома, и потерю детей она бы не пережила.

— Этого мы не можем допустить, Кен. Мы хотим, чтобы ты отправился с нами.

" — Они увезут нас всех вместе, Так? — испуганно спросила Рэйко, когда Кен выбежал прочь из кухни. Он торопился поговорить с Пегги. То же самое предстояло пережить ее семье, как и всем японцем. Никто не мог понять друг друга лучше, чем товарищи по несчастью.

Так взглянул на жену, не в силах солгать ей — он никогда не обманывал ее и не хотел обманывать сейчас. Не стоило давать обещания, которые он не мог выполнить.

— В этом я еще не уверен — слухов слишком много. Возможно, меня, как подданного Японии, отправят в другое место, но об этом я могу лишь догадываться. Никто мне ничего не объяснил. И потом, нам всем дали один и тот же номер.

Но позднее, когда Питер и Хироко вышли, Рэйко вновь спросила мужа:

— А что будет с Хироко?

— Об этом мне тоже ничего не известно. В их представлении она и вправду «вражеская подданная», в отличие от всех остальных… Могут возникнуть проблемы, но наверняка я ничего не знаю, Рэй. Подождем, посмотрим, что будет дальше. — Твердо произнеся эти слова; он обнял жену и заплакал. Он чувствовал себя так, словно разбил все ее надежды.

Все пошло прахом, они лишились всего, что имели, и только Богу было ведомо, куда они попадут и что будет дальше. Возможно, истина была еще хуже слухов — их всех могли расстрелять. Такое вполне могло случиться. Но пока им оставалось делать лишь то, что было в их силах, и верить, что их не разлучат. — Мне так жаль, Рэй, — повторял Так, и она обнимала его, утешая, повторяя, что об этом никто не мог знать заранее. Так был ни в чем не виноват, но, убеждая в этом мужа, Рэйко понимала: он ей не верит.

Выглянув в окно и увидев Питера и Хироко, она спросила:

— Как думаешь, они должны пожениться?

Такео покачал головой — об этом они с Питером говорили еще сегодня утром.

— Теперь это невозможно. В этом штате они не сумеют Пожениться, а Хироко не выпустят за границу. Мы все оказались здесь словно в ловушке. Придется подождать, когда он вернется, — разумеется, если к тому времени освободят Хироко.

Но никто не знал, что их ожидает. В саду Питер говорил Хироко о том же самом. Он хотел взять с нее обещание, что, когда он вернется, а ее освободят, они обязательно поженятся.

— Я не могу обещать вам это, не спросив у отца, — печально возразила Хироко, глядя на Питера, всем существом устремляясь к нему и желая, чтобы каким-нибудь чудом все изменилось. Однако она уже однажды подвела отца, бросив учебу, и не могла опозорить его второй раз, выйдя замуж без его согласия. — Я хочу выйти за вас замуж, Питер… хочу заботиться о вас. — И она улыбнулась, когда Питер притянул ее к себе на колени, опустившись на садовую скамейку.

— И я хочу заботиться о тебе всю жизнь. Как жаль, что я не смогу быть с тобой в Танфоране! Я буду приезжать так часто, как мне только позволят.

Хироко кивнула, не в силах понять, что случилось. Хотя она пыталась держаться храбро, Питер видел, как она напугана.

Он долго держал ее в объятиях, чувствуя, как она дрожит.

— Мне так жаль дядю Така и тетю Рэйко! Такое трудно пережить.

— Знаю. Я постараюсь помочь им всем, чем смогу, — ответил Питер, понимая, что способен он не на многое. Он пообещал сохранить небольшую сумму, оставшуюся у Така, предложил купить все, что Такео не сможет продать, но было не так-то легко изменить всю жизнь за девять дней. Другим приходилось спешно сбывать продукцию, или продавать предприятия, или же просто бросать все нажитое за долгие годы.

— Я буду заботиться о детях, — пообещала Хироко, но Питера не покидали сомнения, сможет ли она остаться вместе с Танака. Его мучила мысль о том, что он не сумеет защитить Хироко. — Кендзи очень сердит.

— Его можно понять: он сказал правду. Он американец, такой же как я. Никто не имеет права относиться к нему как к врагу.

— Напрасно они поступают так с нами, верно? — Хироко не сомневалась в этом, но последствия и причины подобного отношения до сих пор вызывали у нее замешательство. Со страниц газет не сходили статьи об приближающихся атаках японских войск, угрозе всему побережью, и иногда Хироко верила этому. Вот в чем заключалось оправдание переселения японцев и постоянные сомнения в их преданности. Но почему живущие в Америке японцы должны быть верны Японии, когда там у них зачастую не было ни одного родственника, когда они никогда не бывали на родине предков? Дать этому разумное объяснение оказывалось невозможно, и Хироко качала головой, слушая Питера. — Бедный дядя Так… — промолвила она. — Бедные все… — В этот момент она даже не вспомнила о собственной судьбе. Подумав, она добавила:

— Мне придется оставить здесь все кимоно. Они слишком тяжелые, я не сумею нести их. А может, даже к лучшему обойтись без них.

— Я сохраню их для тебя, — пообещал Питер. Он скорее сберег бы от беды саму Хироко. — Когда война кончится, мы будем вместе, Хироко, что бы ни случилось. Не забывай об этом, где бы мы ни оказались, хорошо?

В ответ она кивнула, и Питер поцеловал ее.

— Я буду ждать вас, Питер, — тихо сказала она.

— Я вернусь, — сказал он решительно, молясь, чтобы боги уберегли их обоих.

Они в молчании вошли в дом, и с тех пор им больше не удалось побыть вдвоем. Все были заняты.

Такео уволился из университета, а Питер взял недельный отпуск, чтобы помочь ему. В отличие от многих своих друзей, Так выручил приличную сумму за дом — более тысячи долларов. Многим приходилось продавать дома за сотню долларов, а то и меньше, если соседи оказывались жадными.

Как всегда, нашлись люди, не замедлившие воспользоваться преимуществами ситуации. Кое-кого уведомили о необходимости прибыть в Танфоран всего за три-четыре дня. Девять дней были настоящим призом.

За машину Так получил всего пятьдесят долларов, и еще пять — за новенький комплект дорогих клюшек для гольфа.

Так охотнее оставил бы их Питеру, но Питер тоже вскоре уезжал. На время пребывания в армии он собирался оставить вещи на складе. Танака устроили во дворе распродажу вещей, которые они не смогли взять с собой или оставить на хранение. Рэйко плакала, продавая свое свадебное платье юной девушке всего за три доллара. Но Хироко сумела тщательно уложить кукольный домик Тами в коробку вместе со всей крохотной мебелью, надписала на коробке имя Танака и отправила ее на правительственный склад.

На складе они оставили совсем немного вещей — такое решение принял глава семьи. Среди них были альбомы с фотографиями, кукольный домик, несколько других памятных вещиц. Все крупные предметы были проданы за гроши на лужайке перед домом, и Питер вел подсчет собранным деньгам. К концу распродажи их прибыль составила три тысячи долларов. Эта сумма казалась огромной, если не вспоминать, что они лишились всего имущества. Одними из самых тягостных были минуты, когда секретарша Така из университета пришла за Лесси. Тами цеплялась за собаку и рыдала, отказываясь отпустить ее, и наконец Хироко удалось увести ее и удержать в доме. Увозя собаку, бедная женщина сама не могла сдержать слезы, а Лесси лаяла, пытаясь выскочить из окна машины, пока она не свернула за угол дома. Казалось, даже собака понимала, что происходит. В этот ужасный день каждый член семьи лишился самого дорогого. Кен продал свою коллекцию бейсбольных бит с автографами знаменитостей и старую форму младшей Лиги, Салли — огромную кровать с четырьмя столбиками, которую так любила. В доме не осталось ни одной кровати, и Хироко предложила до отъезда спать на футонах.

— Какой ужас! — воскликнула Салли, услышав об этом.

Она уже потеряла все: одежду, друзей, школу, даже кровать, а теперь должна была спать на полу, как собака.

— В Японии тебе так или иначе пришлось бы обойтись без кровати, — заметила ее мать, улыбаясь Хироко. Замечание привело Салли в ярость.

— Но я не японка! Я американка! — крикнула она, бросилась в дом и захлопнула за собой дверь. Это событие повергло всех в уныние, особенно Тами, которая еще оплакивала потерю Лесси и кукольного домика.

— Когда мы будем на месте, сделаем тебе новый, — утешала ее Хироко.

— Ты же не знаешь, как это делается, а папа не захочет. — Родители малышки в эти дни были в дурном настроении, и играть с ней соглашалась только Хироко.

— Мы попросим его. Он покажет мне, что надо делать, и мы будем строить домик вдвоем — ты и я.

— Ладно. — Тами немного оживилась. Ей уже исполнилось девять лет. Салли недавно минуло пятнадцать, но порадоваться в день рождения ей было нечему. Единственной хорошей новостью было то, что семье подружки Кена, Пегги, предстояло отправиться в Танфоран в тот же день, что и Танака.

Подруга Салли, Кэти, больше ни разу не разговаривала с ней. Днем машина родителей Кэти, где сидели она и брат, проехала мимо дома Танака, они видели дворовую распродажу, но не остановились, даже не помахали, и Салли отвернулась.

После распродажи у них в запасе осталось еще два дня, но на это время было запланировано множество дел. Новые владельцы дома купили кое-что из мебели, но не все — у них были свои вещи. Хироко день и ночь укладывала багаж вместе с Рэй-. ко, избавлялась от всего лишнего — ненужные вещи предлагали друзьям или сдавали в благотворительные организации.

Самым трудным было решить, что брать с собой. Они не знали, какая понадобится одежда — для города или для сельской местности, теплая или для жаркой погоды, и не хотели перегружать себя лишним багажом, поскольку унести могли совсем мало.

В последний вечер, ближе к десяти часам, наконец кончили укладывать вещи. Питер помогал друзьям. Так угостил его пивом, а затем отправился наверх помочь Рэйко. Питер с Хироко уселись на крыльце дома. Стоял чудесный апрельский вечер, и было трудно поверить, что в таком прекрасном мире может случиться беда.

— Спасибо вам за помощь, Питер, — улыбнулась ему Хироко, и он склонился, целуя ее. Хироко ощутила привкус холодного пива на его губах, улыбнулась еще раз и ответила ему поцелуем.

— Ты слишком много работала, — мягко упрекнул Питер и привлек к себе. Хироко была неутомима, а Рэйко так тревожилась и была настолько рассеяна, что Хироко пришлось выполнить большую долю работы.

— Вы работали столько же, сколько и я, — спокойно возразила Хироко, и это была правда. Такео не раз повторял, что без Питера они вряд ли справились бы. Питер помогал переносить вещи, разбирался вместе с Таком в бесчисленных коробках, упаковывал все, что мог, снимал со стен картины и двигал мебель, и даже отнес несколько коробок на склад.

Кое-что из вещей он забрал к себе, чтобы сохранить до возвращения друзей — в том числе и кимоно Хироко.

— Когда-нибудь мы станем хорошей парой, а сейчас мы уже отличная команда. Мы оба умеем работать. — Питер улыбнулся, хитро прищурившись. Ему нравилось говорить о предстоящей свадьбе, заставляя Хироко краснеть. Она была еще слишком старомодна, но Питер только радовался этому. — Так сколько же детей у нас будет? — небрежно спросил Он и усмехнулся, увидев густой румянец на щеках Хироко.

— Сколько вы захотите, Питер-сан, — ответила она, зная, что их никто не услышит. — Маме хотелось иметь много детей, много сыновей, но когда родился мой брат, ей было очень плохо, она чуть не умерла. Она хотела, чтобы брат появился на свет дома, а мой отец говорил, что она должна поехать в больницу. Отец — современный человек, а маме нравятся давние обычаи… как мне, — с робкой улыбкой добавила она.

— Как нам, — поправил ее Питер. — Постарайся как следует беречь себя в Танфоране, ладно? Условия там могут оказаться не особенно хорошими. Будь осторожна, Хироко. — Он боялся сказать большее, ужасался при мысли, что с Хироко может что-то случиться. Он лишь молился, чтобы ее не разлучили с Танака и не отправили куда-нибудь в другое место. Он был не в силах защитить ее, — Я буду благоразумна… и вы тоже не забывайте об осторожности. — Хироко многозначительно взглянула на Питера. В отличие от нее он уходил воевать. А пока было так приятно сидеть в уютном саду. Ни один из них не знал, когда удастся снова побыть наедине. Хироко придется жить на сборном пункте, среди тысяч людей, а Питер отправится в армию. Этот момент обоим хотелось запомнить навсегда.

— Так ты будешь осторожна? — снова спросил он, грустно глядя на Хироко.

— Непременно, обещаю вам.

Взглянув в ее глаза, Питер отставил банку с пивом, крепко обнял Хироко и поцеловал. Рядом с ней у него всегда перехватывало дыхание, ему было трудно не потерять голову, но, к счастью, оба помнили об ответственности, хотя искушение Питера было слишком велико.

— Мне пора, — прерывисто сказал он, желая навсегда сжать ее в объятиях, не отрываться от ее губ, но при этом боясь напугать или обидеть ее.

— Я люблю вас, Питер-сан, — прошептала Хироко, когда он вновь поцеловал ее. — Я так вас люблю…

Несмотря на всю сдержанность, он тихо застонал, и Хироко улыбнулась. О таком блаженстве она даже не мечтала.

— И я люблю тебя, детка… Увидимся завтра.

У ворот они еще раз поцеловались, а затем Питер уехал.

Хироко медленно побрела к дому, гадая, что с ними будет.

Судьба пока лишь задавала ей вопросы, не отвечая на них.

Уже почти достигнув двери, Хироко услышала, как кто-то позвал ее по имени. Она удивленно обернулась и увидела, как по дорожке идет Энн Спенсер. Сначала Хироко даже не узнала ее. Волосы Энн гладко зачесала назад, была одета в старый свитер и несла в руке корзину.

— Хироко! — снова сказала она, и Хироко направилась к ней навстречу. В последний раз они виделись, когда Хироко покидала колледж святого Эндрю и Энн зашла попрощаться с ней, а затем долго стояла у окна, глядя вслед машине.

Разумеется, они никогда не были подругами, однако во время последней встречи в них зародилось уважение друг к другу. Хироко поняла, что Энн недовольна варварским поступком студенток, что ее мучает стыд. Однако между ними так и не возникло дружеской теплоты.

— Энн Спенсер? — осторожно спросила Хироко.

— Я слышала, что вы уезжаете.

Слова ее изумили Хироко.

— Как вы могли услышать об этом?

— Одна из моих подруг учится у твоего дяди в Стэнфорде, — просто объяснила Энн. — Мне очень жаль. — Уже второй раз она извинялась перед Хироко за то, в чем не была виновата. — Ты уже знаешь, куда вас увозят?

— На сборный пункт в Танфоран, а куда потом — неизвестно.

Энн кивнула.

— Я привезла тебе вот это. — Она протянула Хироко корзину, набитую аппетитной снедью — джемом, сыром, банками супа, мясными консервами, — способной долго поддерживать их. Хироко изумилась при виде такого обилия вкусных вещей, но еще сильнее ее потрясло великодушие Энн — ведь они были едва знакомы.

— Спасибо вам. — Хироко взяла корзину и недоуменно взглянула на девушку, не понимая причин ее поступка.

— Я хочу, чтобы ты знала: я не могу поверить, что с вами решили так поступить. По-моему, это отвратительно. Мне очень жаль, — снова повторила она, и ее глаза заблестели от подступающих слез. Девушки долгую минуту смотрели друг на друга, и Хироко низко поклонилась, выказывая уважение:

— Спасибо вам, Энн-сан.

— Да благословит тебя Бог, — прошептала Энн, повернулась и бросилась вон из сада. Услышав, как за воротами зашумела и отъехала машина, Хироко медленно зашагала к дому с корзиной в руке.

Глава 10

День, когда они покидали дом, стал самым мрачным днем их жизни, запомнившимся навсегда.

Собаку уже увезли, машина и вещи были проданы, и дом стоял почти пустой. Теперь он производил жуткое впечатление. Новые владельцы должны были появиться к полудню, чтобы начать переезд, и Так оставил ключи соседям.

Большинство портящихся продуктов просто выбросили, а то, что было еще пригодным в пищу, отдали Питеру.

Мучительнее всего было расстаться с домом, в котором они прожили почти восемнадцать лет. Рэйко и Так купили его, ожидая появления на свет Кена. Сюда, в этот дом, приносили всех детей, этот дом они любили и знали, здесь Так и Рэйко вели счастливую супружескую жизнь. Рэйко остановилась, оглядываясь в последний раз и вспоминая о радостных минутах прошлого, Так подошел к ней и обнял за плечи.

— Мы вернемся, Рэй, — невесело пообещал он.

— Но это будет уже не то, — возразила она, не вытирая катящиеся по лицу слезы.

— Мы купим другой дом. — Им оставалось только жить и преодолевать одно за другим выпавшие на их долю препятствия. — Обещаю тебе.

— Да, конечно, — храбрясь, согласилась Рэйко и медленно прошла по комнатам, ведя за собой мужа. Она прочла молитву, надеясь, что вскоре все они вновь окажутся дома, в безопасности и вместе.

Питер собирался отвезти их до комендатуры вместе с немногочисленным имуществом. Все уже прицепили к одежде выданные бирки: Тами — к пуговице пальто, Салли — к запястью, а Рэйко, Так и Кен — к жакетам. Питер осторожно прикрепил к верхней пуговице кофточки Хироко бирку с номером 70917.

Хироко села в машину, держа на коленях корзину Энн Спенсер. Этот подарок порадовал Рэйко — он наверняка должен был оказаться полезным, ибо никто не знал, насколько долгая дорога предстоит.

Поездка до комендатуры была краткой и прошла В молчании. Свернув за угол улицы, они увидели, что возле здания творится сущий хаос — вокруг толпились люди, возвышались горы багажа, подъезжали автобусы.

— О Господи! — прошептал Так, потрясенный зрелищем. — Неужели из Пало-Альто высылают всех до единого?

— Похоже, ты прав, — отозвался Питер, осторожно пробираясь сквозь толпы людей, запрудивших улицу. Все они несли чемоданы и коробки, вели за руки детей, помогали старикам. У комендатуры их ждало не меньше десятка автобусов. Вокруг царила неразбериха, и Так не мог представить себе, что сейчас им предстоит смешаться с этой толпой.