Безмолвная честь

— Может быть, но он наш враг, — непреклонно заявила Кэрол. — Его следует выслать из страны.

— Куда? Он живет здесь двадцать лет. Он принял бы гражданство, если бы смог. — Слова Кэрол привели Питера в ярость. А она продолжала утверждать, что и Хироко следует посадить в тюрьму или даже расстрелять — в отместку за мужчин и женщин, погибших в Пирл-Харборе. Подобной чепухи Питер еще не слышал, и когда Кэрол упомянула про Хироко, перестал сдерживаться. — Как ты можешь говорить такое? — выпалил он. — Как ты смела поверить истерике, поднятой газетами? Я ни на минуту не поверил, что каждую ночь на прошлой неделе самолеты приближались к нашей границе, — будь это правдой, нас бы уже давно разбомбили. По-моему, люди просто паникуют, и прежде всего этот чертов генерал Девитт. Как ты могла сказать такое, я просто не понимаю.

Однако Кэрол не сдавалась, и Питеру не удалось убедить ее в том, что она несправедлива к японцам, родившимся в Америке. Питер понимал, что спорить бесполезно, и все же спорил, желая защитить друзей, а затем заявил, что за такие взгляды и по другим причинам, которые слишком долго объяснять, он больше не желает ее видеть.

Казалось, она восприняла эту новость почти с облегчением, но не забыла заметить, что, по ее мнению, все, кто сочувствует японцам, — вражеские шпионы. Питер не верил своим ушам, а возвращаясь к себе, расхохотался в машине и на следующее утро рассказал Таку исправленную версию разговора. Но Такео не рассмеялся и не рассердился: он считал, что взгляды Кэрол — лишь верхушка айсберга.

— Полагаю, нам еще не раз придется выслушивать подобные утверждения. Это неизбежная реакция на панику.

— Но это же нелепо! Ты уже не японец, и то, что я работаю с тобой, еще не значит, что я шпион. Нет, Так, признай, все это весьма забавно.

— Вряд ли в этом есть что-нибудь забавное. По-моему, нам следует быть очень осторожными.

То же самое он сказал Рэйко, а в воскресенье за ужином разговор вновь зашел о тех же самых проблемах. Питер считал, что Такео волнуется зря, впрочем, Хироко и в самом деле не стоило больше кланяться — незачем привлекать внимание к тому, что она иностранка. Но у нисей и сансей, японцев, родившихся в Америке, причин для беспокойства не было.

Эта страна уже давно стала их родиной.

После ужина Питер и Хироко вывели Лесси на прогулку и продолжили разговор.

— Дядя Так очень волнуется, — осторожно заметила Хироко, когда они уже направлялись домой. — По-моему, причиной всему — война. Мы должны постараться подать остальным хороший пример. — Те же слова Питеру уже доводилось слышать, и он вновь поразился мысли, что все японцы, рожденные в Америке, считают своим долгом доказать собственную порядочность, подтвердить, что случившееся — не их вина. Но тем не менее всех японцев считали врагами, где бы они ни родились. Несправедливость больно ранила. Для Хироко с ее японским гражданством это было даже опасно. Питеру не хотелось, чтобы она возвращалась в колледж. Возбуждение студенток росло, их братья и приятели отправились воевать, и однокурсницы постепенно переполнялись ненавистью к Хироко.

— Я не хочу, чтобы ты возвращалась, это может быть опасно, — решительно заявил Питер перед отъездом Хироко.

Он заботился о ней, и Хироко с удивлением видела тревогу на его лице.

— Они же только девушки, — улыбнулась Хироко. Они не могли ей навредить — разве что оскорбить.

— Подумай как следует, Хироко. Тебе незачем возвращаться.

— Вы напрасно беспокоитесь, — вновь улыбнулась она. — Я ничуть не слабее дяди Така. — Она была молода и беспомощна, однако не хотела опозорить отца, бросив учебу.

— Помню, помню — опять ты про бусидо, — поддразнил ее Питер, и Лесси залаяла где-то впереди. — Возможно, вы чересчур крепко связаны этим бусидо, мисс Такасимая.

Хироко рассмеялась. Ей было так свободно и просто, словно между ними не существовало никаких национальных различий. Их страны воевали, но это ничего не значило. Питер и Хироко оставались просто людьми.

— Печально, — тихо проговорила Хироко, — что мир не может следовать нашему примеру.

Питер согласился с ней, и они медленно вернулись к Тунака, а по пути Питер заметил, как одна из соседок гневно уставилась на них в окно. Он никак не мог сообразить, в чем дело, и решил, что женщину возмутил лай собаки. Но немного погодя понял, что случилось: японка и белый шли рядом! То, чего опасался Питер, наконец случилось. Правда, случилось уже давно, а сейчас стало более очевидным. Шагая рядом с Хироко, он удивился, каких пределов может достигнуть вражда, будут ли подвергнуты остракизму американцы, которые водят дружбу с японцами. Было трудно поверить, что девушка, с которой он недавно порвал, выражает не только свое мнение. Но даже если люди начнут преследовать его за дружбу с японцами, Питеру было все равно. Отношения с Такео значили для него слишком многое, чтобы пожертвовать ими, и Питер был готов рискнуть всем, лишь бы быть рядом с Хироко.

— О чем вы думаете, Питер-сан? — осторожно спросила она, когда они проходили мимо последнего из соседских домов. — Вы стали таким серьезным. — Английский Хироко заметно улучшился, несмотря на все проблемы и трудности.

— В эти дни люди словно обезумели. Опасно, когда народ впадает в панику. Ты должна быть осторожна — никуда не выходи одна, только с Рэйко, Таком, Кеном, или со мной. — Он улыбнулся, и Хироко рассмеялась.

— Вы защитите меня, Питер-сан.

— Только если ты будешь слушаться меня, — предупредил Питер, снова чувствуя себя мальчишкой. Они вошли в сад перед домом Танака.

— А что я должна делать? — Хироко поддразнивала его, и Питеру это нравилось.

— То, что я велю, — прошептал он, обнимая ее в дверях и быстро целуя. Здесь их никто не видел. Как и прежде, у обоих захватило дыхание, и когда они вошли в кухню, оба были слегка растрепаны.

Но Рэйко и Такео уже не сочувствовали им, как прежде, — Так напомнил только, что следует быть осторожными.

Питер понял, что он имел в виду, и ушел спустя несколько минут. Рэйко промолчала, но Хироко ощутила ее тревогу, поднимаясь в спальню Салли.

Теперь родственники Хироко в точности знали о ее отношениях с Питером — какими бы скрытными ни били влюбленные, становилось очевидно: между ними что-то изменилось, они стали ближе — особенно с тех пор, как началась война. Не признаваясь вслух. Так и Рэйко знали об этом, но не осуждали Питера, а боялись за Хироко. По тем же причинам они предложили Хироко убрать подальше все кимоно. Время было неподходящим, чтобы привлекать внимание к себе или напоминать, что она отнюдь не нисей. Хироко не стала спорить, но загрустила, убирая одежду: ее кимоно были такими красивыми, а западная одежда — такой неудобной. С незначительными исключениями Хироко считала эту одежду безобразной.

Но Салли радовалась, видя ее в западной одежде, и даже подарила Хироко на Рождество двухцветные кожаные туфли.

В этом году Рождество прошло непривычно тихо. Как обычно, Такео с Кеном сами срубили и принесли домой елку, но в остальном японцы в округе словно затаились.

День ото дня новости становились все хуже. За два дня до Рождества японцы захватили атолл Уэйк, на Рождество — Гонконг. Даже семейство Танака отмечало праздник без шума, и Такео был удивлен, когда Питер присоединился к ним. Такео дорожил его дружбой, но считал, что Питер осложняет себе жизнь. В последние две недели даже в университете Такео держался на расстоянии от Питера — для блага последнего.

— Пусть лучше тебя пореже видят с нами, — заявил Так днем. — Не стоит рисковать. В конце концов, люди ко всему привыкнут, а пока страсти только начинают разгораться. — Но дело было не только в нем, и Так понимал это. Питера постоянно влекло к Танака, он стремился быть рядом с Хироко. Несмотря на то что положение было напряженным и даже опасным для Питера, Такео верил в его искренность и любовь.

Вечером на Рождество, когда все уже собрались спать, Питер надел на палец Хироко крошечное серебряное кольцо — маленькую безделушку, а подарил он Хироко чудесную шелковую шаль, несколько старинных томиков японской поэзии и даже сам написал хайку. Колечко он подарил ей как символ того, чем они владели сейчас и надеялись когда-нибудь разделить во всей полноте — на узком ободке соединялись два, сердечка. Эту вещицу викторианской эпохи Питер обнаружил в антикварной лавке и надеялся, что никто не заметит ее на руке Хироко.

— Вы так добры ко мне, Питер-сан, — дрожащим голосом произнесла она, а Питер поцеловал ей пальцы.

— Незачем больше так называть меня. Такео прав.

Хироко лишилась кимоно, возможности кланяться ему, а теперь не должна была выражать Питеру уважение, но она не спорила.

— Почему все так боятся одежды и слов, даже маленьких девочек?

Днем Хироко и Тами были в магазине, и кто-то отпустил им вслед грязное ругательство. Они с Тами поспешили прочь.

Подруга Рэйко рассказала, что в магазине дальше по улице, где к японцам всегда относились дружелюбно, на этот раз их отказались обслужить.

— Мы же американцы, мы не япошки, — повторяла Тами, борясь со слезами, пока они с Хироко спешили домой. Она просила девушку объяснить, в чем дело, и впервые Хироко не нашлась с ответом. Она была потрясена оскорблением, нанесенным ребенку, и пылала от гнева.

— Все дело в том; что и ты и я — японки, — попыталась успокоить девочку Хироко, но объяснение вышло неудачным.

Она и сама была почти ребенком, а не солдатом.

— Пока еще люди слишком напуганы, но потом, когда случившееся станет забываться, все постепенно уладится. А тем временем ты должна быть благоразумна и осторожна, — наставлял Хироко Питер.

— А когда люди вновь поумнеют, я смогу носить кимоно? — спросила она, удивленная нелепостью происходящего, и Питер рассмеялся.

— Когда-нибудь мы отправимся в Японию, и там ты сможешь носить свои кимоно. — Но мечта Питера познакомиться на следующее лето с отцом Хироко сгорела в пламени Перл-Харбора. Хироко не знала, когда вновь попадет домой, И эта мысль угнетала ее. Иногда ей становилось до боли одиноко, она не могла припомнить лица родителей, и потому еще больше тянулась к Питеру. Когда он целовал ее вечером, прощаясь, Хироко задумалась о том, что будет с ними дальше. В июне он уйдет воевать, а пока они должны ловить драгоценные минуты. Таких минут впереди еще много — она станет нанизывать их на нить, словно бусы, чтобы вспоминать до тех пор, пока не вернется Питер, — а он непременно вернется, мысленно молилась Хироко. Он поцеловал ее снова, Хироко коснулась подаренного кольца и пообещала себе, что когда-нибудь познакомит Питера с родителями. А пока им оставалось только цепляться за настоящее и вместе ждать будущего.

Глава 8

Двадцать девятого декабря «подданным враждебных стран» в западных штатах было предложено добровольно сдать «контрабанду», которая включала коротковолновые радиоприемники, фотоаппараты всех видов и размеров, бинокли и оружие.

Единственное замешательство вызвал термин «подданные враждебных стран», который должен был относиться только к гражданам Японии, но через несколько часов стало ясно: он применим к каждому японцу, кем бы он ни был — гражданином страны или иностранцем.

— Этого не может быть! — восклицала Рэйко, когда Такео объяснял ей, в чем дело. — Мы же американцы, мы не враги! — Она была ошеломлена.

— К сожалению, уже нет, — мрачно возразил Такео. До сих пор иностранное подданство не беспокоило его, не мешая даже преподавать в Стэнфорде.

Но внезапно все изменилось, и, подобно Хироко, Так стал чужаком, да еще врагом. Более того, к этой же категории отнесли его жену и детей, которые родились в Калифорнии.

Танака собрали все фотоаппараты и бинокль, который брали с собой на озеро Тахо. Все вещи они отнесли в местный полицейский участок — там уже ждали очереди несколько соседей, а у полицейского, который принимал вещи, был смущенный вид.

Для Такео и его семьи этот случай был первым соприкосновением с реальностью. Хироко забеспокоилась, что, оставшись с родственниками, она навлечет на них неприятности.

Втайне она решила оставаться в колледже как можно дольше. Возможно, для Танака будет даже опасно иметь в доме «врага», а для Питера — еще опаснее любить ее.

Но несмотря на растущий страх репрессий и панику, вызванную атаками с воздуха и моря, Питер спросил у Така, нельзя ли ему провести с Хироко канун Нового года. Это было их первое официальное свидание, и Питер выглядел весьма официально и заметно нервничал.

— Значит, это у тебя серьезно? — наконец озабоченно спросил Так. Он понял, что больше не стоит откладывать этот вопрос. Питер уже давно признался ему в своих чувствах, но никогда не упоминал, как относится к нему Хироко.

И теперь такой момент наступил.

— Да, очень серьезно. Так, — почти с гордостью и без малейшего смущения отозвался Питер. — Я пытался сдержаться… но не смог. Каждый раз после встречи я целыми днями вспоминал ее… Она словно преследует меня. Я еще не встречал женщину, похожую на Хироко. — Его глаза говорили правду. Такео переполняло беспокойство за них обоих — Питер и Хироко выбрали для любви самое неподходящее время.

— Она милая девушка, но оба вы вступаете на опасную почву, — предупредил Так. После трагедии в Перл-Харборе прошло всего три недели, ненависть к японцам росла. Такео уже слышал о расследованиях, начатых ФБР, и о допросах, которым подвергали людей. Он не хотел, чтобы что-нибудь подобное постигло Питера. — Вам не следует забывать об осторожности. — Судя по тому, что он видел, влюбленных было бесполезно останавливать.

— Знаю. Но мы не пойдем в ресторан или на танцы в Фэрмонте. Один из ассистентов кафедры психологии устраивает вечеринку на Новый год; он пригласил меня и других ассистентов нашей кафедры. Соберется довольно приличное и тихое общество.

Слушая его, Такео кивнул. В некотором смысле признание Питера обрадовало — прежде Такео серьезно сомневался в искренности его Чувств, но теперь ему это все не нравилось. Он считал, что со стороны Хироко неразумно связываться с американцем, к тому же он помнил об ответственности перед отцом Хироко. Но почему-то Такео не мог больше возражать — слишком многое изменилось, много страданий выпало на их долю. Даже если эта связь теперь более опасна, чем в мирное время, Хироко и Питер имеют право на надежду. Такео чувствовал, как тревожится Питер за Хироко. Какое право он имел разлучать их?

Тем не менее он должен предупредить пару об опасности:

Такео боялся не только за Хироко, но за жену и детей.

— Ради самих себя, будьте осторожны, — заклинал Такео, глядя на Питера в упор. — Если вы что-нибудь заподозрите, немедленно возвращайтесь домой. Не стоит попадать в затруднительное положение. — Только Богу известно, на что способны люди, одержимые ужасом и приливом патриотических чувств.

— Я буду осторожен, — заверил его Питер-с печальным видом. — Так, политика здесь ни при чем — нам нет до нее дела. Я американец, я люблю свою родину. За нее я готов умереть. Но дело не в сочувствии, дело только в ней… и во мне. Я люблю ее. Я сумею ее защитить.

— Знаю, — скорбно отозвался Такео. Два народа вели войну, и ей предстояло отразиться на всем мире, а не только на двух влюбленных. — Вскоре положение может стать еще хуже.

— Надеюсь, этого не произойдет, надеюсь хотя бы ради Хироко. Ей будет очень трудно вынести такое. Она любит свою семью, свою страну, но здесь ей тоже нравится, и она предана вам. Ей сейчас очень трудно. — К счастью, несмотря на усилия отца и дяди, у Хироко не пробудился интерес к политике и международные события она не воспринимала, как имеющие отношение к ней. Подобно большинству своих ровесниц, гораздо больше она тревожилась за своих близких и любимых, а последствия решений правительства воспринимала смутно. Ее взгляды были ограниченны, впрочем, как и взгляды большинства людей. — Так ты позволишь мне повести ее в гости?

Такео кивнул, задумчиво глядя на Питера, и вновь повторил:

— Только будь осторожен.

На Новый год мало кому хотелось забивать голову политикой. Хироко одолжила у Рэйко черное платье из тафты, которое давно стало ей мало, и набросила поверх него бархатный жакет Салли, дополнив наряд ниткой жемчуга. Она выглядела восхитительно, поражая своим утонченным лицом, огромными глазами и длинными блестящими волосами до пояса. Салли убедила Хироко научиться ходить в туфлях на высоком каблуке — Хироко уверяла, что это гораздо труднее, чем носить гэта.

Заехав за Хироко, Питер оглядел ее и широко раскрыл глаза. На этот раз Хироко не стала кланяться — просто стояла в дверях и казалась невыразимо прелестной и робкой.

Она словно вдруг повзрослела, и все, прежде скрытое от взгляда Питера, теперь стало явным.

— Выглядишь изумительно, — заявил Питер, и был полностью убежден в своей правоте. Он никогда еще не видел такой красивой девушки и на этот раз смутился сам. Такео налил им обоим по крошечной рюмке сакэ.

— Больше не пейте ни в коем случае, — предостерег он, присоединяясь вместе с Рэйко к паре. Это напомнило Хироко, как они отмечали семейные праздники в Киото, с отцом и матерью, и ее опять захватила тоска по дому. Она не получала вестей с родины с тех пор, как консул передал Такео телеграмму от отца Хироко. — Кампай! — провозгласил Такео традиционный тост, и Рэйко улыбнулась влюбленным — они выглядели такими юными, так надеялись на счастье. Рэйко вспомнила первые дни знакомства с Такео, когда она была одной из его студенток и влюбилась без памяти. Она не могла удержаться, чтобы не наблюдать исподтишка за парой. Щеки Хироко раскраснелись от сакэ.

— Куда вы сегодня собираетесь? — словно невзначай осведомился Такео.

— Мой приятель живет через пару кварталов от кампуса.

Мы поужинаем у него и немного потанцуем. — Питер улыбнулся Хироко. Он до сих пор не мог привыкнуть к мысли о первом свидании с юной девушкой. Хироко была гораздо менее искушенной, чем большинство прежних подруг Питера, но во многих отношениях оказывалась мудрее их. — А чем намерены заняться вы? — спросил Питер. Рэйко была одета в ярко-красное шелковое платье, которое Так подарил ей на Рождество, и выглядела очень хорошенькой.

— Пойдем на ужин к друзьям, — объяснила Рэйко. Салли отправилась к подруге, Кен — к Пегги, а Тами сидела дома с няней. Уходя, Питер пообещал, что они не станут Задерживаться в гостях, но Так не особенно поверил ему.

Выходя из дома, Хироко улыбалась, и Питер не мог не восхищаться ею. Хироко выглядела обворожительно, и он знал, что она произведет впечатление на всех его друзей. Оба были возбуждены, как и полагалось на первом официальном свидании.

— Какая ты взрослая, — поддразнил ее Питер, и Хироко рассмеялась вновь, садясь в машину. На улице похолодало.

— Спасибо, Питер, — отозвалась она, опустив частицу «сан» после имени. Она внимательно прислушивалась ко всем предостережениям родственников — никаких кимоно, поклонов, японских слов при посторонних. Хироко предпринимала все усилия, чтобы не отличаться от американцев. Питер считал, что это необходимо для ее благополучия и безопасности.

Это было первое свидание в жизни Хироко, и она трепетала от возбуждения, сидя в машине, направляющейся к кампусу. Дом, к которому они подъехали, был невелик, оттуда доносилась музыка и шум. Гостиную переполняли старшие студенты и молодые преподаватели. Никто не заметил прибытия новых гостей, хотя, когда Хироко сняла пальто и вошла в гостиную, Питер заметил несколько удивленных взглядов, за которыми не последовало никаких замечаний. Среди гостей оказалась молодая пара японцев-нисей.

Питер смутно припоминал, что девушка изучает биологию, а юноша работает на кафедре иностранных языков. Однако Питеру так и не удалось познакомить Хироко с этой парой.

Вечеринка отличалась изобилием еды, красного и белого вина и дешевого шампанского; некоторые из гостей прихватили с собой джин, скотч и водку. Кое-кто был уже навеселе, но большинство смеялись, болтали или танцевали в одной из спален, откуда для этой цели вынесли мебель и увешали ее воздушными шарами и гирляндами. Издалека доносилось воркование Фрэнка Синатры.

Питер представил свою спутницу всем знакомым и положил на ее тарелку ростбиф и немного индейки. Перекусив, они отставили тарелки и отправились танцевать под записи оркестра Томми Дорси. Танцуя, Питер крепко прижимал к себе Хироко. Близилась полночь. Питер чувствовал тепло ее тела, в его руках Хироко казалась такой хрупкой, что он боялся причинить ей боль. Он не мог выразить словами чувства, которые испытывал, — ему казалось, что они остались одни на всем свете, что их никто не видит.

Такого счастливого Нового года ему еще не доводилось встречать. Питер танцевал с Хироко, обнимал ее, и когда кто-то крикнул, что наступила полночь, осторожно поцеловал ее. Хироко смутилась, но вскоре заметила, что и остальные гости целуются, а Питер прошептал о том, что это давний обычай.

Хироко серьезно кивнула, Питер еще раз поцеловал ее, и они медленно закружились по комнате, вступая в 1942 год в Мечтах о надежде и свободе.

— Я люблю тебя, Хироко-сан, — прошептал он так, чтобы услышала только она. Подняв на него широко распахнутые глаза, Хироко кивнула — она не осмелилась ответить ему словами, когда вокруг было много людей.

Они еще танцевали, слившись в объятиях, когда завыла сирена, возвещая о воздушной тревоге, и послышался общий недовольный стон. Никому не хотелось портить вечер, гости были не прочь пренебречь сигналом, но хозяин настоял, что необходимо спуститься в подвал. Кто-то погасил свет, и гости заспешили вниз по лестнице с бутылками шампанского и вина. Питер заметил, что многие уже совсем пьяны. В подвале они едва сумели разместиться — он был рассчитан на небольшую семью, а сейчас в него набилось не меньше пятидесяти человек. Молодая пара нисей уже исчезла, как и еще несколько знакомых Питера, но гости веселились до тех пор, пока в подвале не стало душно и тесно, а девушки не начали жаловаться, что от пыли им нечем дышать. Сирена не смолкала, и люди понимали, что придется сидеть в подвале до отбоя воздушной тревоги, несмотря на затемнение на окнах верхних комнат. Танака тоже устроили затемнение — так сделали во всех домах сразу же после Перл-Харбора.

— Черт, неужели они не могли хотя бы в Новый год оставить нас в покое? Чертовы япошки! — проворчал кто-то в дальнем углу. В подвале было полутемно, он освещался только фонариками. В углу целовалась пара, но Питер просто стоял, обняв Хироко за плечи, — подвал выглядел совсем не романтично. Питеру и Хироко хотелось поскорее выбраться отсюда и уехать домой, как и всем остальным. Они торчали в подвале уже полчаса, и конца ожиданию не предвиделось.

Сирены продолжали выть еще час. Наконец в половине второго все поднялись наверх, обсыпанные пылью и усталые.

Праздничное настроение испарилось. Увидев Хироко, один из мужчин шагнул к ней.

— Это проклятые япошки вроде тебя устроили нам такой праздник, — злобно выпалил он. — Благодаря тебе через месяц меня заберут в армию. Кстати, спасибо за Перл-Харбор. — Мужчина выглядел так, словно был готов наброситься на Хироко, и Питер быстро встал между ними.

— Хватит, Мэдисон.

Мужчина был пьян, но это не умаляло оскорбления. Стоя за спиной Питера, Хироко дрожала, побелев от страха.

— Да брось ты, Дженкинс! — ответил пьяный. — Ты у нас известный любитель япошек, ничего-то ты не замечаешь. Когда ты только поумнеешь и перестанешь лизать задницу Танаке? ФБР уж точно заинтересуется тобой, а может, даже арестует твою подружку, — ухмыльнулся пьяный и побрел прочь. Питер гневно смотрел ему вслед, не желая затевать в праздник драку или тревожить Хироко, — она и без того была напугана. Питер видел, что она борется со слезами, и не отпустил ее, отправившись на поиски пальто. Радость от вечера бесследно исчезла.

— Мне очень жаль, — произнес Литер, помогая Хироко одеться. — Он пьян, сам не понимает, что несет. — Но случившееся встревожило их обоих. Они поблагодарили хозяина и поспешили к машине; гости еще долго смотрели им вслед. Никто не упрекнул Мэдисона, и Питер задумался, не высказал ли пьяный то, что вертелось в головах гостей. Неужели все они считают его дураком? Может, все и впрямь решили отвернуться от знакомых японцев? Но за исключением Хироко, в округе было мало настоящих японцев. Такео стал таким же американцем, как любой человек, двадцать лет проживший в Штатах, а Рэйко и дети родились здесь. Да о чем тут говорить? Разве Хироко виновата в том, что случилось в Перл-Харборе? В чем ее обвиняют? Что себе думают эти люди? Но в эти дни паника усилилась — Такео оказался прав.

Пока Питер вез Хироко домой, она расплакалась и начала извиняться за то, что испортила ему вечер.

— Вам следовало пригласить кого-нибудь другого, Питер-сан, — всхлипывала она, невольно переходя на привычное обращение. — Какую-нибудь американку.

Напрасно вы взяли меня с собой.

— Может быть, — сказал он сквозь зубы, — но я влюблен не в американку. — Взглянув на Хироко, он свернул на обочину, чтобы поговорить с ней. Привлекая Хироко к себе, Питер почувствовал, как она дрожит. — Я влюблен в тебя, Хироко, и ты должна стать сильной. Такое может повториться. Такео считает, что пройдет еще немало времени, прежде чем люди успокоятся — особенно после всей этой чепухи о «врагах», после того как у студентов отобрали фотоаппараты, а каждые пять минут нас предупреждают о воздушном налете. — Несмотря на многочисленные сигналы тревоги за последние три с половиной недели, ни одной атаки не произошло, никто не видел вражеские войска. Но газеты пестрели сообщениями о том, что целые флотилии таинственных кораблей осаждают берега, что самолеты-призраки кому-то удалось заметить. Ежедневно в стране ловили шпионов. — Незачем обращать внимание на таких людей, как тот пьяница. Ты знаешь себе цену. Слушай свое сердце, Хироко, — и мое тоже, а не людей, которые оскорбляют или пытаются обвинить в том, к чему ты не имеешь никакого отношения.

— Но Япония — моя родина. Я отвечаю за ее действия.

— Ты пытаешься взвалить на себя тяжкую ношу, — заметил Питер, внезапно ощущая усталость. Ночь в подвале была не из легких, оба были еще обсыпаны пылью. — Ты отвечаешь только за себя, и ни за кого другого. Ты не можешь сдерживать действия Японии!

Хироко испытывала боль и стыд за свою страну — точно так же, как стыдился бы Питер, если бы Америка опозорила себя.

— Мне очень жаль, — неловко произнесла Хироко, и Питер вновь устремился к ней всем сердцем. Она держалась с таким достоинством, была так печальна. — Простите за то, что моя родина совершила такое преступление. Это отвратительно, — заключила она, сгорая от стыда, и Питер поцеловал ее.

— Да, это отвратительно, но ты ни в чем не виновата.

Наберись терпения, Хироко, вскоре все будет хорошо.

Вернувшись домой, они обнаружили, что вечер выдался трудным не только для них. Родители лучшей подруги Салли попросили ее больше не приходить к ним домой. Они прекрасно знали, что Салли влюблена в их сына, но считали это недопустимым. Их старший сын уже ушел на флот. Салли сидела в своей комнате, заливаясь слезами. Она сбросила платье, закуталась в материнский халат, и, когда ее попросили спуститься, она рассказала, что произошло, поливая слезами приготовленное Рэйто печенье. Салли никакие могла успокоиться.

— Они еще никогда так не говорили со мной! Запретили мне приходить к ним! Мы с Кэти знаем друг друга всю жизнь, она мне как сестра. А она ничего не сказала, но, когда я вышла за дверь, расплакалась. Ее брат даже не вышел к нам — ему не разрешили встретиться со мной. Их мать сказала, что все мы враги, — так считает правительство.

Но ведь я не враг, мама! — Она зарыдала еще сильнее. — Я просто девочка… Я американка! Я родилась здесь!

В это время вернулся Кен и сразу понял, что случилось с сестрой. Его подруга была из семьи сансей — это значило, что ее родители родились в Штатах, но до рождественских каникул ей не давали проходу в школе. Кен несколько раз дрался из-за подруги. Люди положительно обезумели.

— Ну как можно быть такими тупыми? — возмущался Кен, мрачно глядя на сестру. Джорданов он знал всю жизнь.

Как они могли так поступить с Салли? Она права — она всего лишь девочка. — Зачем наказывать ее за то, в чем она не виновата?

Питер рассказал всем, что случилось с Хироко, и все согласились, что надеялись удачнее провести праздник. Все также сошлись во мнении, что им следует быть как можно осторожнее. От постоянной тревоги люди приходили в исступление.

— Что у меня вызывает отвращение, — честно признался Питер, — так это ярлыки вроде «вражеских подданных». Если люди похожи на японцев, это еще не значит, что они враги. Но сдается мне, никто не вспоминает об этой разнице.

— Может, просто не хотят, — печально вставила Рэйко.

В больнице ей тоже приходилось несладко. Уже несколько человек оскорбили ее или отказались работать вместе, некоторых из них Рэйко знала много лет. Все это вызывало боль и обиду.

Салли наконец успокоилась, но Питер надолго задержался в гостях. Хироко проводила его до двери, и Питер поцеловал ее, сказав, что сожалеет об испорченном вечере.

— Никто его не портил, Питер-сан, — возразила Хироко, вновь забывшись, хотя сейчас это было неважно. — Вечер удался чудесно, я была с вами — все остальное неважно, — негромко объяснила она.

— Мне тоже больше нечего желать, — ответил Питер, поцеловал ее еще раз и ушел. Хироко пожелала спокойной ночи Рэйко и Такео, и супруги задумались, следует ли позволять ей встречаться с Питером сейчас. Но с таким же успехом можно была попытаться остановить экспресс, мчащийся в ночной тьме.

На следующий день Салли взялась убираться в доме, и хотя Кен пытался пригласить ее погулять вместе с ним и Пегги, сестра отказалась. Она скучала по Кэти — еще больше, чем по ее брату. Они всегда были лучшими подругами, а сейчас Салли запретили даже звонить ей.

Рэйко и Так отправились за покупками, а Питер повез Хироко и Тами прокатиться, и они с удивлением смотрели на бесконечные шеренги юношей — новобранцев из Пало-Альто. Кое-кто из них был навеселе, но большинство выглядели так, словно знали, что делают. За прошедшие три недели была объявлена мобилизация. Среди новобранцев оказалось немало японцев-нисей.