- И как вы после этого стали относиться к Сэму? - помолчав, спросила Джанет.
      - Так же, как и раньше, - удивился я.
      - Хорошо или плохо?
      Разумеется, хорошо.
      - И у вас не появилось чувства... ну, скажем обиды?
      - Обиды? На что? На то, что я навсегда распрощался с горами?
      - Нет. На Сэма.
      Я удивленно посмотрел на нее и покачал головой:
      - Сэм был моим братом. И это же был несчастный случай.
      Джанет долго изучала свою чашку и наконец сказала:
      - Вы, должно быть, были очень близки...
      К этому времени я уже немного пришел в себя и даже умудрился слабо улыбнуться:
      - В некотором роде я относился к нему по-отечески. Я всегда ощущал свою ответственность за него. Может быть, мне вообще это свойственно по отношению ко всем близким людям. - Я на мгновение заглянул ей в глаза, но тут же отвел взгляд, чтобы она не успела причислить себя к этой категории, и торопливо продолжил: - У Сэма вечно были всякие мелкие неприятности, оттого, что он никогда не воспринимал жизнь серьезно. Меня всегда беспокоила эта его беззаботность, но, как оказалось, одного желания защитить бывает недостаточно... Джанет сидела тихо как мышь. - Хуже всего то, что последние две недели я все время пытаюсь вспомнить что-нибудь хорошее... Детство... Горы... Я больше всех смеялся над проделками Сэма. Но единственное, что мне приходит на ум, - это репортаж о горящем самолете.
      - Это пройдет, - хриплым голосом сказала Джанет. - Я знаю, что это проходит.
      - Надеюсь, вы правы. Но хотелось бы, чтоб это прошло поскорее. Внезапно я осознал, что болтаю лишнее, и остановился. - Говорил ли вам кто-нибудь, - спросил я с расстановкой, - что вы обладаете удивительным даром вызывать людей на откровенность?
      - Да нет, пожалуй, вы первый. А Брэду вы многое рассказываете?
      - Честно говоря, не слишком. Во всяком случае, не то, что вам. По правде сказать, другие родители бывают куда разговорчивее.
      - Я это заметила. Но почему?
      - Может быть, просто хочу заставить его понять, что нужно верить поступкам, а не словам. - Джанет недоумевающе взглянула на меня, и я пояснил: Мы прожили с Кэролайн несколько лет, но я так и не научился понимать ее до конца. Иногда она умоляет меня вернуться. А иногда рассказывает Брэду всякие небылицы обо мне. - Я неловко поерзал в кресле. Видите ли, Брэд нужен нам обоим... Поэтому он и живет то там, то здесь... Но когда он у Кэролайн, она уверяет его, что я недоволен его приездами.
      - Но должен же он видеть правду?
      - Может быть, может быть... Со временем увидит наверняка. И это причинит боль и ему, и Кэролайн.
      - И вы хотите уберечь его от этого? - полуутвердительно заметила Джанет.
      - Я знаю, что это бесполезно. Но очень трудно хотя бы не попытаться. Я со стуком поставил на стол пустую чашку. - Надеюсь, в мой чай ничего не подмешано. Как вам удалось столько из меня выудить?
      - Может, я просто хороший репортер. А может быть, задаю вопросы, которые давно уже должны была задать.
      Я вопросительно взглянул на нее, но она только покачала головой и отвернулась.
      Помолчав, я произнес:
      - Я столико рассказал вам о себе, что вы просто обязаны ответить мне тем же. Это будет только справедливо, вам не кажется?
      Сперва мне показалось, что Джанет вообще не собирается отвечать, но она ответила:
      - Репортерам никогда не хватает времени на тех, кто им дорог, не правда ли?
      - Наверное. Но иногда это служит лишь поводом для самооправдания.
      - Важно знать, какая из этих причин истинная.
      - Так ли уж это важно? Может быть, результат важнее?
      Джанет поднесла чашку к губам, но пить не спешила;
      - Должно быть, сейчас я такая же, каким и вы были когда-то. Порой мне кажется, что не хватает времени даже понять, что для меня действительно важно.
      Она замолкла, и только тут я сообразил, как долго мы разговариваем и который уже час.
      - Вы не против, если мы отложим этот разговор? И вернемся к нему, когда не будет необходимости вставать в такую рань?
      Джанет взглянула на комп, потом опять на меня:
      - Да, пожалуй, вы правы. Но мы еще поговорим.
      Безуспешно пытаясь подавить желание как-то защитить Джанет, я проводил ее до машины и почувствовал себя довольно глупо, когда выяснилось, что автомобиль в полном порядке и его хозяйке не грозят никакие опасности.
      Она уехала, а я стоял и глядел ей вслед, не обращая внимания на пронизывающий ветер и ноющую ногу.
      Утро выдалось поистине кошмарным. Мало того что я не выспался, мне еще пришлось везти Шона на встречу в деловую часть города. Джанет не поехала, сославшись на неотложные дела.
      Очевидно, на небесах решили, что на этой неделе мне суждено давать интервью. Не успели мы выехать на автостраду, как Шон тут же начал задавать вопросы. - Ну, как, - сказал он, - у нас тут лучше, чем в Эстроне? - При этом он включил телевизор в машине и выставил звук на минимальную громкость в общем, сделал то, что сделал бы я, желая сбить с толку собеседника и лишить его возможности продумывать лживые ответы.
      - Еще бы! - как ни в чем не бывало ответил я. Платят больше. Машина лучше. И потом, каждый день - что-нибудь новенькое. - Чтобы усыпить подозрения, было бы неплохо сделать какое-нибудь "откровенное признание", и я добавил: - И, если хотите, есть кое-что еще.
      - И что же?
      - Здесь намного спокойнее. Там я все время трясся, что меня уволят. Дела у Эстрона сейчас из рук вон.
      - Вот как? А почему?
      Удачный вопрос! Я кое-что слышал об Эстроне и постарался изобрести версию поубедительнее.
      - Об этом вам лучше было бы спросить у начальства. А мы, работяги, никогда не слышали одного и того же объяснения дважды. Сначала все дело было в перепроизводстве - мол, нашлепали телевизоров больше, чем можно продать за два года. Одни расходы на хранение разоряли компанию. В другой раз нам сказали, что кто-то всучил им устаревшие комплектующие. Эстрон заплатил за перевозку, а они не годятся. А партия была очень большая. Говоря это, я следил за дорогой и на Шона не смотрел. - Каждую неделю возникало что-нибудь новенькое. То уменьшился спрос. То заключили сделку с другой компанией, а она прогорела. Думаю, дело было просто в неудачном управлении. - О неудачном управлении судачили все газеты. Не знаю, насколько это соответствовало истине, но Шону такая причина должна была казаться достаточно убедительной.
      На некоторое время он замолчал, а я подумал: насколько все-таки легче морочить голову ему, чем Джанет. Под взглядом ее бирюзовых глаз я становился совсем никудышным лжецом.
      - А вот и очередная сенсация, - заметил я, притормаживая. Впереди у застрявшей машины маячил ее владелец.
      - Не утруждайтесь, - резко сказал Шон. - Мы ему ничем не можем помочь.
      Пожалуй, он был прав. Водитель наверняка уже вызвал помощь. Кроме того, в данный момент Шон был хозяином положения. Я опять набрал скорость.
      - Вы всегда работали водителем? - спросил он мгновением позже. - Чем вы занимались до Эстрона?
      Я дал ему вполне убедительный, на мой взгляд, ответ и, чувствуя себя все более неуверенно, парировал еще несколько вопросов. Они выглядели вполне невинными, но меня беспокоило столь неожиданное внимание к своей особе. Улучив момент, я попытался перехватить инициативу.
      - А вы? Как вы стали репортером? Окончили репортерскую школу или что-нибудь в этом роде?
      - Таких не существует. Вы говорите так, будто это все равно что стать механиком.
      - А это скорее искусство, да?
      Шон не ответил: он как раз услышал сообщение, которое, казалось, заинтересовало его, и прибавил громкости. Какой-то парень расколотил свой "Лендэйр" в нескольких километрах от города и к тому времени, как полиция ответила на сигналы аварийного маяка, был уже мертв.
      - Черт побери, - возмутился Шон. - Я не успел еще получить моего, а какой-то сопляк уже размазал свой по пустыне.
      - Вы покупаете "Лендэйр"? - Я надеялся, что естественное изумление в моем голосе прозвучит как восхищение.
      - Должен получить в течение месяца.
      - Ого! Оказывается, ваш брат получает даже больше, чем я думал. Так как же все-таки становятся репортерами?
      Шон проигнорировал вопрос о путях, ведущих к столь ослепительной карьере, и пояснил:
      - Репортеры не становятся богачами. Но если экономить и покупать только нужные вещи, то можно жить вполне прилично.
      Он вернулся к своему репортажу, а я подумал, что хотя "Лендэйр" игрушка довольно занятная, врядли все-таки его можно отнести к разряду "самых нужных вещей". Интересно: действительно ли Шон такой великий эконом или у него просто есть дополнительный источник дохода?
      Кстати, он оказался не так уж далек от истины, когда говорил о том, что водитель размазал себя по пустыне. Судя по тому, что я увидел на экране, он шел в режиме полета, причем с высокой скоростью - настолько высокой, что не успел увернуться от большой скалы, выдающейся над гребнем невысокой гряды. Обломки разлетелись по склону метров на пятьдесят.
      - То же самое могло бы случиться и с вами, заметил я. - Чем вам плоха эта?
      - Эта развалюха? Да на нее одних покрышек не напасешься! Кроме того, с его навигационной системой угодить в скалу может только псих. - И Шон еще минут пять распинался о всяких системах безопасности и автопилотах. Меня удивило, что он ни словом не упомянул о том, о чем в рекламе все уши прожужжали, - об удобстве управления, времени разгона, роскоши отделки, престижности. Можно было подумать, что он действительно покупает машину для дела.
      - А вы знаете, что вас уже опередили? - небрежно спросил я.
      - Что? - он вопросительно глянул на меня.
      - В МНБС у кого-то уже есть "Лендэйр".
      - А, знаю. У Гленна. Он заказал его еще несколько месяцев назад.
      Так значит, именно эту машину я и видел тогда на стоянке. Почемуто это открытие обрадовало меня меньше, чем я думал, и я никак не мог понять, почему именно. Я вспомнил "Лендэйр", который видел прошлой ночью у здания "Мидас корпорейшн". Но у меня не было никаких оснований полагать, что это та же самая машина.
      11. ОПАСНОСТЬ
      - Так, стало быть, у Гленна есть "Лендэйр", вслух сказал я. - Ну, думаю, он гребет столько, что ему даже не пришлось экономить. - Я обогнал грузовик и свернул на нужную улицу.
      Шон промолчал, и я продолжил:
      - А что за человек этот. Хартли? Каково с ним работать?
      - Он что надо, - буркнул Шон и замолчал, казалось, навеки.
      - Слава Богу! - сказал я Джанет, вернувшись. - В ваше отсутствие этот парень становится просто невыносим. Может, ему вас тоже недостает?
      Джанет пристально посмотрела на меня:
      - Сомневаюсь. Наши отношения всегда были сугубо деловыми. - Она откинулась на спинку кресла и простонала: - Боже, как я устала. Надеюсь, вы тоже?
      - Наверное. Вы не хотите поручить мне какую-нибудь работенку в архиве? Чтобы я мог без подозрений провести там пару часов?
      Она пощелкала клавишами компьютера.
      - Может быть. Но что вы задумали на этот раз?
      - Не знаю, что получится, но я хочу попробовать иной подход. До сих пор мы считали, что кто-то подподстраивает катастрофы, а потом предупреждает МНБС, чтобы те успели туда первыми. Но что, если эти инциденты служат для того, чтобы убирать вполне определенных людей?
      - Вы шутите! Преднамеренное убийство? А как же мотив?
      - Понятия не имею. Я просто предполагаю. Но если мы действительно отыщем между жертвами какую-то связь, тогда другое дело. Допустим, в каждой катастрофе погибала бывшая любовница Шона.
      - Или несколько, - улыбнулась Джанет.
      - А что, их так много?
      - Спросите лучше, сколько на Марсе песчинок? - Джанет без особого успеха попыталась подавить зевок и потянулась. Зрелище было отменное. Интересно, как она выглядит по утрам, отдохнувшая, выспавшаяся и готовая к работе?
      - Может, я лучше спущусь в архив? - спросил я, опустив глаза.
      - А вы не хотите сначала узнать, о чем я вас попрошу?
      Я почувствовал, что краснею и глуповато улыбнулся:
      - Ну да, конечно...
      Она попросила сделать никому не нужную подборку изменений в налоговом законодательстве, которые предполагалось осуществить в будущем году, и я ушел.
      С ее заданием я справился минут за десять, но мое оказалось куда сложнее.
      Возможных параметров была уйма, и я просто не знал, с чего начать. Предположим, только одна жертва в каждой катастрофе укладывается в схему, если она действительно существует. И в чем же она, эта схема? Может быть, интересующие меня люди служили в одной и той же фирме или были родственниками этих служащих? А может быть, они все лечились у одного врача или являлись членами какой-нибудь секретной организации, о которой я и понятия не имел.
      Впрочем, последнюю гипотезу я отбросил как полностью бесперспективную и для начала составил полный список всех жертв. Но даже эта задача оказалась нелегкой и отняла у меня почти час. Потом я долго изучал список в поисках какой-нибудь зацепки и, дойдя до имени Сэмюэль Кеттеринг, остановился.
      Болезненные воспоминания вновь ожили во мне, а ситуацию требовалось рассматривать непредвзято. С огромным трудом я собрался с силами и наконец отвлекся от мыслей о брате. В этой аварии, кроме него, погибло еще шесть человек - двое мужчин, три женщины и один ребенок четырех с половиной лет. Ребенка я решил не учитывать, поскольку среди жертв Эдома детей не было.
      Стало быть, нужно искать общие факты в биографиях этих людей, но какие? Может, они все играли в одной спортивной команде или жили по соседству? Имели одну и ту же специальность, учились или, наоборот, не доучились вместе? А может, у всех у них были рыжие дети или Бог знает что еще? При одной мысли о всех этих возможностях у меня кружилась голова.
      Ну ладно, сказал я себе, отбросим сомнения и просто начнем работать. Так я и сделал. Первым делом я затребовал все имеющиеся данные на каждого погибшего, а потом велел компьютеру сравнить все параметры, по которым имелся доступ к базе данных. После обработки я отсортирую ключевые слова по частотности, а там видно будет.
      Программа любезно предупредила меня, что количество операций, необходимых для выполнения этого задания, позволит ей закончить работу не раньше конца дня. Чертыхнувшись, я ввел в программу пароль и, стараясь не напоминать себе, что мой мифический искомый фактор вполне может лежать за пределами общедоступной базы данных, встал из-за стола.
      Ноги у меня затекли, и я чуть не упал. Все больше раздражаясь, я направился к двери, но тут вспомнил, что на свете существуют еще и газеты. Может, стоит сравнить репортажи МНБС со статьями в ведущих изданиях?
      Однако через пятнадцать минут мне пришлось отказаться от этой затеи. Статьи в "Геральд трибюн", "Деймос диспатч" и "Маршиан кроникл", посвященные дорожной катастрофе, были похожи друг на друга как близнецы, и даже фотографии в них были почти одинаковые. Единственная разница состояла в том, что у каждой газеты была своя жертва, о которой редакция скорбела больше всего. Что же касается причин катастрофы, то их версия ничем не отличалась от версии технического персонала системы управления дорожным движением.
      Возвращаясь к себе, я получил вызов в кабинет Гленна Хартли. По пути мне встретился Ларри Тэлон. На ходу он дружески кивнул мне, но взгляд его при этом был каким-то странным: словно он давно уже опознал меня и хочет теперь понять, что же именно изменилось в моей наружности.
      Хартли протянул мне свою пухлую руку:
      - Присаживайтесь.
      Чувствуя себя не совсем уверенно, я сел.
      - От ваших начальников я уже знаю, что с работой вы справляетесь великолепно, но так как вы здесь уже две недели, нет ли у вас каких-нибудь вопросов, на которые я могу ответишь?
      И действительно; не спросить ли?
      - Господи, какие там вопросы! Мистер Франке и Мисс Винсент замечательные люди! А работа даже интереснее, чем я думал... - Я помедлил. Хотя... если позволите, мистер Хартли, один вопрос я все же хотел бы задать.
      - Прошу вас, - он улыбнулся, и щеки его раздулись до угрожающих размеров.
      - Могу ли я стать репортером? Нет-нет, я, конечно, знаю, что для этого недостаточно хорошо водить машину и вовремя приходить на работу. Я хочу сказать, нет ли тут каких-нибудь курсов? Ну, знаете школа для репортеров или что-нибудь в этом роде?
      - Господь с вами! Ничего подобного у нас нет. Да и образования у вас тоже маловато. Так что давайте не будем спешить. Почему бы нам не вернуться к этому вопросу через несколько месяцев? Ведь вы не собираетесь уходить от нас, а?
      - Разумеется, нет! Я же вовсе не требую повышения, угрожая уволиться. Мне здесь нравится, и работа у меня замечательная.
      - Прекрасно, прекрасно.
      - Мистер Хартли, если позволите... Я хотел бы задать еще один вопрос. - Я заметил, что в кабинете появился новый предмет обстановки.
      - Не стесняйтесь, задавайте.
      - Я насчет этой модели "Лендэйра" у вас на полке... Мистер Франке говорил, что у вас есть настоящий... Могу я спросить, он вам нравится?
      На физиономии Харта ясно отразились чувства короля, которого спросили, нравится ли ему править, но все-таки он ответил:
      - Очень нравится. Великолепная машина.
      Я задал ему еще парочку вопросов об автомобиле, вроде тех, что задавал Шону, и Хартли ответил мне в той же покровительственной манере и почти теми же словами, что и Шон. Складывалось впечатление, что все эти примочки, по которым с ума сходит реклама, на самом деле никого не интересуют - только надежность и безопасность, но мне почему-то казалось, что кое-кто просто стесняется признаваться в своих слабостях.
      Не переставая удивляться столь повышенному ко мне вниманию, я опять направился в свой кабинет и опять не дошел: в холле меня перехватил Франке.
      - Я вас везде ищу, - сказал он. - Один из наших репортеров застрял где-то у черта на рогах, и мне нужно, чтобы вы привезли его сюда.
      Я не счал спрашивать, почему, если уж я так ему понадобился, он просто-напросто не вызвав меня по компу, и лаконично поинтересовался:
      - Кто и где?
      По тому, как Шон сформулировал свое известие, я уже догадался, что это не Джанет.
      - Тони Уорнер. Вряд ли вы его знаете. Он со своим пилотом торчит на какой-то метеостанции километрах в ста к северу. Здесь карта. - Он протянул мне кристалл. - С их джампером что-то случилось. Слетайте, возьмите их на борт и сразу же обратно. Позднее отправим туда ремонтника - пусть разбирается, что там с джампером.
      - Хорошо, - ответил я. - Считайте, что я уже в пути.
      Механики на крыше, должно быть, уже знали о спешном рейсе и приготовили джампер.
      Я придирчиво осмотрел его - лететь предстояло далеко, и ремонтные станции там отсутствовали. На первый взгляд все было в порядке. Отопление работало исправно. Я залез в кабину, вставил карту, запустил процедуру предполетного контроля и, бросив последний взгляд на здание студии, хотел уже было позвонить Джанет, но передумал. Мало ли кто может оказаться рядом с ней.
      Слегка дрогнув, джампер оторвался от площадки. Ветер яростно набросился на машину, но джампер был ему не по зубам. Я предоставил компьютеру вывести машину на нужную высоту и мимоходом пожалел, что лететь приходится в такое неудачное время: до темноты оставалось совсем немного, да к тому же еще этот ветер... Но на месте Тони Уорнера я тоже не захотел бы торчать всю ночь в какой-то дыре.
      Слева открывался дивный вид на Южный Пик. Правда, вершина его была скрыта за облаками, но зато живописная россыпь невысоких, округлых, усыпанных валунами холмов у подножия радовала глаз.
      Ветер раскачивал джампер, как елочную игрушку, и поэтому пришлось пристегнуть ремень безопасности. Чтобы немного отвлечься от тряски, я включил переговорное устройство и вызвал эту самую метеостанцию.
      Минуты три никто не отвечал, но наконец на экране появилось приятное мужское лицо, обветренное и на вид добродушное. Как выяснилось, это был сам Тони Уорнер.
      - Я рад, что вы уже в пути, - заметил он, когда я представился и объяснил свое задание. - Застрять здесь на пару дней - удовольствие ниже среднего. Он повернул голову и сказал кому-то. - К тебе это, разумеется, не относится. - С широкой улыбкой он вновь повернулся ко мне: - Когда вас ждать?
      Я прикинул по карте расстояние и проверил скорость.
      - Максимум через сорок пять минут.
      - Я этого не переживу!
      Пользуясь случаем, я решил кое-что выяснить:
      - Шон Франке сказал, что у вас какая-то техническая неисправность. Что случилось?
      - "Техническая неисправность". Похоже на этого болвана. Да мы чуть не отдали Богу душу. Улыбка Тони на мгновение померкла. - Мы уже взлетели, как что-то случилось с двигателями. Тяга пропала напрочь. Хорошо еще, что мы не успели подняться высоко и отделались легким испугом. А взлети мы чуть повыше... - Тони покачал головой. Остальное было понятно и без слов
      - Ну что ж, отдыхайте спокойно, - сказал я. Помощь близка.
      На лицо Тони вернулась улыбка. Он поблагодарил меня и отключился, а я неожиданно вновь испытал острый приступ непонятного беспокойства. Повсюду, куда хватало глаз, по-прежнему расстилались усыпанные валунами холмы, так что пейзаж, судя по всему, был здесь ни при чем. На некоторое время я позволил своим мыслям блуждать свободно и, когда они наконец на чем-то остановились, понял, что думаю о небольшой сборочной линии, используемой у меня на фирме. Все огрехи при сборке делились на две основные разновидности: одни носили совершенно случайный характер, другие систематический.
      Систематический брак мог быть вызван различными причинами: некачественными комплектующими, неопытностью оператора, не понимающего, что он раз за разом совершает одну и ту же ошибку, или даже невнятно составленной инструкцией. Однако именно в силу своей систематичности эти огрехи чаще дают о себе знать и, как правило, обнаруживаются даже при переходе на автоматический режим, после отработки технологии сборки вручную.
      Мое беспокойство все нарастало, и еще через тридцать секунд полета я принял окончательное решение и ввел в навигационную систему новые команды. Джампер начал терять высоту и, хотя крылья не слишком увеличивали остойчивость аппарата, все же раскрыл их полностью.
      Вскоре я уже шел на бреющем полете, оставляя за собой гигантские клубы пыли, поднятые выхлопами дюз.
      Я понимал, что со стороны это выглядит довольно глупо, но я никогда не любил идти на риск, которого можно было избежать. Конечно, я мог, наоборот, подняться еще выше и в случае чего использовать парашют, но при таком ветре это было небезопасно.
      На все эти меры предосторожности мой желудок откликнулся решительным протестом. Даже на крейсерской высоте болтанка была совершенно невыносимой, а здесь, у самой поверхности, возникающая на лощинах и валунах турбулентность еще больше усугубляла положение. Вдобавок ко всему джампер то и дело подпрыгивал, ибо навигационная система с тупым упорством следовала всем неровностям рельефа, а от рева двигателей закладывало уши.
      Я не отрываясь следил за приборами: на такой высоте любое промедление грозит гибелью.
      Солнце уже садилось, а поскольку я уже значительно продвинулся на север, оно вдруг стремительно нырнуло за горизонт. В кабине сразу же похолодало.
      В надвигающейся темноте я еще больше зависел от показаний приборов и мог полагаться только на автопилот. Поскольку пока особых проблем не возникло, я собрался уже было вернуться на нормальную высоту, но вовремя вспомнил, что у Тони Уорнера неприятности тоже возникли не сразу.
      Хуже всего, что меня постоянно отвлекали мысли о Джанет. Вероятно, я слишком долго ни с кем не откровенничал, подумал я, и постарался выбросить ее из головы, и тут как раз это и произошло.
      Момент был чрезвычайно неподходящий. Машина только что перепрыгнула через очередной и довольно высокий холм, когда внезапная тишина и неприятное ощущение потери веса ясно сказали мне, что я угодил в переделку. В такую же переделку, из которой удалось выбраться Тони, но только с той разницей, что под брюхом у меня было не более двадцати метров, а двигался я с весьма опасной для здоровья скоростью.
      Я даже не позаботился включить маяк: после такого сильного удара он включится автоматически. Вместо этого я положил руку на переключатель ручного управления. В непредвиденной ситуации компьютер, вероятнее всего, справится лучше, но все же мне хотелось иметь хоть какой-то выбор. Теперь в кабине был слышен только резкий свист рассекаемого обтекателем воздуха, и я неожиданно понял, что этой катастрофы мне не пережить. Однако какой-то внутренний голос упрямо твердил: "Не умирай. Нельзя бросать дело незаконченным".
      Земля приближалась, но я ее не видел. Да и на приборы я тоже не смотрел. Я даже не стал выпускать шасси - это было бесполезно. Меня тошнило - то ли от ощущения падения, то ли от осознания близкой смерти.
      Внезапно джампер на мгновение словно замер. У меня вспыхнула безумная надежда, что еще не все потеряно, и в этот момент джампер ударился о землю.
      Первое, что я почувствовал, - это холодный воздух у себя на лице и впившиеся в тело спасательные ремни. Голова раскалывалась так, словно меня только что вытащили из бетономешалки. Когда наконец я вновь обрел способность соображать, то обнаружил, что подвешен вверх тормашками к тому, что было когда-то потолком, и зубы мои отчаянно стучат.
      Сквозь две большие пробоины свободно проникали струи ледяного воздуха. Чудом уцелевшая лампа аварийного освещения озаряла тусклым светом хаос, царящий в разбитой кабине. Собственно, благодаря ей я впервые разглядел осколок облицовки, торчащий у меня из предплечья правой руки, но откуда он взялся, определить было невозможно. Да меня это и не интересовало: стоило мне шевельнуться как руку пронзила такая боль, что ни о чем другом я уже думать не мог.
      Тем не менее я понимал, что необходимо как можно скорее освободиться и заткнуть пробоины, иначе я замерзну до смерти. К счастью, я, похоже, довольно быстро очнулся, и этого пока не случилось, но холод уже успел пробрать меня до костей.
      Вытаскивая осколок, я опять едва не потерял сознание, но, несмотря на боль, решил, что рана не слишком серьезная. Так, вероятно, чувствовал бы себя какой-нибудь древний циркач, распятый на вращающейся мишени, если бы в него случайно попал нож: с одной стороны, обидно, а с другой нож ведь мог угодить и в какое-нибудь другое место.
      Под моей тяжестью ремни натянулись, и застежки поддавались с большим трудом. А может, я просто слишком ослаб. Наконец я расстегнул основной ремень, но при этом едва не рухнул на теперешний пол - искореженный колпак кабины с лужицей замерзшей крови на нем. Осторожно потыкав в него ногой, я удостоверился, что обломки крушения не собираются неожиданно скатиться по склону холма, и решил сперва заняться самым неотложным.
      Подождав, пока прояснится в голове, я полез за сиденье, нашарил аптечку и, бережно вытащив из нее все необходимое, трясущимися пальцами сделал себе стандартную послеаварийную инъекцию. После этого я отрезал подходящий кусок пластыря и немного передохнул. В кабине тем временем стало еще холоднее, и больше всего на свете мне не хотелось снимать куртку, однако сдохнуть от потери крови тоже не входило в мои планы.
      Не обращая внимания на боль, я как можно скорее снял перчатки и куртку и прилепил на рану большой квадратный кусок пластыря. Он приклеился криво, но я решил, что сойдет и так. Пальцы уже плохо слушались, тело потеряло чувствительность, и, стало быть, надо было торопиться. Когда я надевал куртку, у меня закружилась голова, и пришлось пару минут посидеть спокойно, заодно стараясь сообразить, что делать дальше.
      Когда головокружение прошло, я пошарил между креслами и вытащил оттуда пару кусков брезента. Прежде всего я законопатил самую большую дыру, а потом, снова немного отдохнув, проделал ту же самую процедуру и со второй.
      В кабине по-прежнему стоял зверский холод, но настроение у меня сразу улучшилось. Теперь можно было спокойно дожидаться спасательной команды.
      Я снова полез за сиденье и, хотя знал, что должен там найти, чрезвычайно обрадовался тому, что кокон оказался на месте. Я стащил его вниз и расправил.
      Не будь я так близок к замерзанию, я непременно улучил бы минутку и взглянул на приборную панель. Но сейчас я только лихорадочно расстегнул кокон, залез в него и снова застегнул за собой молнию. В коконе было единственное отверстие - короткая дыхательная трубка. Я отыскал ее и сунул себе в рот. Теперь темнота стала родной. Никогда бы не подумал, что способен уснуть в подобной ситуации.
      Мне приснилось, что я проснулся на больничной койке. Моим лечащим врачом была Джанет, и во сне я позавидовал сам себе.
      * * *
      Однако проснулся я опять в кромешной темноте и моментально испытал такой резкий приступ клаустрофобии, что даже слегка расстегнул молнию. Правая рука болела, и пришлось пользоваться одной левой. Болели также бок и левое запястье.
      В кабине стало значительно светлее, но я не придавал этому значения, пока не сообразил, что это скорее всего наружный свет, и, значит, я проспал не меньше двенадцати часов.
      Я взглянул на свой наручный комп и сначала решил, что у меня не в порядке с глазами, но потом до меня дошло - комп разбит вдребезги. Видимо, этим и объяснялась боль в левом запястье.
      Я выбрался из кокона и, шатаясь, двинулся по кабине. Голова болела меньше, чем вчера, но в ней ощущались неприятные пульсации. Кроме того, было похоже, что у меня сломано ребро.
      Сквозь покрытые густыми трещинами стекла действительно проникал солнечный свет. Я содрогнулся. Дыхание мое участилось. Я ничего не мог понять.
      Спасатели давным-давно должны были быть здесь.
      Сориентировавшись в перевернутой кабине, я отыскал аварийный маяк. Контрольная лампочка не горела. Я отвернул колпачок, предохранителя и нажал кнопку. Безрезультатно.
      Я отсоединил разъемы и осторожно вытащил маяк из приборной панели. Мои предчувствия полностью оправдались: внутри была совершеннейшая каша...
      На мгновение я потерял присутствие духа и тяжело опустился на пол. Прошло несколько минут, прежде чем я сообразил, что это никак не объясняет поразительной неторопливости спасателей. В МНБС знали мой маршрут и уже через какой-нибудь час после падения должны были забить тревогу.