ГЛАВА 15

Как добрался домой, не знаю. Как-то добрался. Помню только: жижа под колесами, грязь на стекле, пелена дождя и мигающие желтым светофоры.

Есть-мыться не стал, сразу завалился спать и добросовестно прохрючил аж до полдвенадцатого. Дрых бы и дальше, но стал сниться кошмарный ужас, точнее – ужасный кошмар, и я усилием воли переполз из одной реальности в другую.

А привиделось действительно неприятное.

Будто у меня уже есть взрослая дочь, и я по случаю какого-то торжества (не то свадьбы, не то совершеннолетия) дарю ей Ожерелье Дракона. И вот уже протягиваю ей старинный артефакт, а нить возьми да и порвись. Все сто семь жемчужин – тук, тук, тук – посыпались на пол. Я на карачки, дальше – на колени, давай собирать. А жемчужины как живые, не даются в руки, пищат, разбегаются. Я туда за ними, я сюда за ними. За одной сдуру в щель полез пальцем – застрял палец. Стал выдергивать – не получается. Смотрю, а это уже вовсе и не палец человеческий, а коготь драконий. Дерг я его, дерг, а вытащить – никак. Намертво застрял. И все к тому идет, что нужно отрубать. Жуть, короче. Проснулся в поту.

Ашгарра нашел на кухне, поэт сидел за столом и пялился в экран ноутбука. Увидел меня, спросил:

– Выспался?

– Не-а, – после громкого зевка признался я. Еще раз зевнул и спросил: – Мне звонили?

– Михей. Часов в девять.

– Обрадовал его?

– Обрадовал. Кстати, прикольная штуковина. – Ашгарр кивнул на Чашу Долголетия, что стояла на разделочном столе. – Посмотри, как булькает.

Булькал гранатовый сок, которым Ашгарр наполнил старинный сосуд до краев. Сок исходил на пузыри и плевался так, будто кипел. Но при этом (я не преминул попробовать) оставался холодным. На вкус – сок как сок, ничего особенного, но через несколько секунд я почувствовал, что бодрит конкретно.

Ополоснув Чашу под струей теплой воды, я тщательно протер ее сухим полотенцем и закинул в целлофановый пакет.

– Да, забыл совсем, – не отрываясь от экрана, вдруг сказал Ашгарр. – Альбина же еще звонила.

– Чего хотела?

– Не знаю. Сказала, потом перезвонит.

– Ясно. А больше никого не забыл?

Ашагрр понимающе хмыкнул, после чего сказал:

– Если ты про Ольгу, то нет, не звонила.

Я резко обернулся:

– Уже знаешь?

– Знаю.

– И когда это я так раскрылся?

– Позавчера вечером.

– Осуждаешь?

– Не-а. Все, что хорошо для тебя, хорошо и для меня. – Ашгарр встал, заложил руки за голову и потянулся до хруста в костях. – Будешь завтракать или сначала в душ?

– Сначала в душ.

Пока я мылся, поэт наделал целую гору бутербродов. Пришлось здорово потрудиться, чтобы ее уничтожить. Но, впрочем, справился.

Позавтракав, раскурил первую за день сигарету и поинтересовался для поддержания разговора:

– Как у нас поэма продвигается?

– Какая? – не понял Ашгарр.

– Как какая? Та, где мы «разрушаем разнузданным бытом обветшалые связи времен».

– А-а, эта. Забросил на фиг.

– Чего так?

– Решил, что не буду больше этим заниматься.

– Чем «этим»?

– Стихи сочинять не буду. Все, баста. Надоело. Не буду больше.

Эта новость меня настолько удивила, что я не донес сигарету для очередной затяжки. Отогнав дым от лица, спросил:

– Почему не будешь?

– Потому что поэты нынче не в цене, – с предельной искренностью ответил Ашгарр.

– Ты, наверное, хотел сказать «не в чести»?

– И это тоже.

– Понятно. – Я потушил окурок о ладонь и сунул в коробку из-под монпансье. – Похоже, идея себя действительно изжила, поэт надумал переквалифицироваться в управдома. Или у тебя другие планы?

– Именно что другие, – загадочным тоном произнес Ашгарр и после театральной паузы объявил: – Отныне я буду играть на рынке «Форекс». – Натолкнувшись на мой недоуменный взгляд, пожал плечами: – А что? Интересное дело. – Развернул ко мне ноутбук, на экране которого светились диаграммы и графики, и начал с непонятным мне воодушевлением продвигать идею в массы: – Вот смотри. Это программа-платформа, с помощью которой можно совершать сделки, не выходя из дому. Чтобы было понятно, объясню сразу на примере. Предположим, у меня депозит три тысячи долларов, а банковское кредитное плечо один к ста. Получается, могу оперировать суммой в триста штук зеленых. – Тут он оторвался от экрана и заглянул мне в лицо. – Представляешь масштаб дела?

– Представляю, – сказал я и постучал пальцем по экрану. – Чего тут? Как?

– Тут просто, – заверил бывший поэт. – Допустим, чую попой, что американские деньги вот-вот пойдут в рост. Что делаю? Правильно. Принимаю решение продать, к примеру, двадцать третьего числа фунт против доллара. Но работать всей суммой рискованно, поэтому…

Тут зазвонил мой сотовый, и я был вынужден отвлечься от «увлекательной» вводной лекции. Не сказать, что меня это слишком огорчило. Скорее, наоборот.

Звонила Альбина.

– Привет, дракон, – сказала она.

– Привет, – ответил я и сразу ее успокоил: – Все обошлось.

– Спасибо.

– Не за что. Рад был помочь.

Мы помолчали.

– Теперь ты, наверное, будешь совсем меня избегать? – первой нарушив тишину, спросила Альбина.

– Почему? – не понял я.

– Теперь ты знаешь, какая я на самом деле. Поэтому.

Я рассмеялся:

– Увидела бы ты, подруга, какой на самом деле я, глупостей не говорила бы.

– Значит…

– Значит.

Она облегченно вздохнула и отключилась.

Я не стал убирать телефон, позвонил Ольге. Но дозвониться не вышло, мое желание ткнулось в колючую проволоку зоны доступа.

Все еще пьет живую воду, вглядывается в дымку гольцов и фотографирует мустангов, решил я.

Только спрятал телефон, Ашгарр вновь взялся за свое – продолжил соблазнять примером легкой наживы. Потом еще одним. И еще. Выходило так, что скоро деньги будем грести лопатой.

Слушал я его, слушал, слушал-слушал, а потом взял и обломил весь кайф:

– Скажи-ка мне, поэт-песенник, финансист-трезвенник, ты вчера отыгрался?

Он замолчал на полуслове и смущенно замотал головой.

– И сколько мы теперь Архипычу должны? – поинтересовался я.

– Помимо тех полутора штук, еще четыреста с копейками, – спрятавшись за ноутбук, ответил он.

– А точнее?

– Четыреста восемьдесят.

– Хороши копейки, – усмехнулся я, после чего приказал: – Ладно, сиди дома, изображай из себя будущего Сороса, жди, когда вернусь.

Ашгарр выглянул из-за монитора:

– А ты куда?

– Смотаюсь к Михею, потом к Архипычу. Верну хотя бы твой долг.

– Горит, что ли?

– Горит. Вдруг сегодня отлетаемся. Будут потом говорить, что драконы долги не возвращают.

– Архипыч не скажет, – возразил Ашгарр.

Я рубанул:

– Все равно.

И пошел собираться.

А потом аж до пяти часов вечера как заведенный мотался по городу, решая насущные и не терпящие отлагательства вопросы.

Сначала, разумеется, пересел с чужого «мерина» на свой болид. Дождался, когда ребята Большого Босса заберут тачку, и повез Михею Процентщику отбитую с боями Чашу Долголетия. Ростовщик, тронутый до слез успешным завершением дела, полез на радостях целоваться, но поцелуями не отделался и, скрепя сердце, все же зарядил принесенный мною боевой браслет до оговоренной величины.

От Михея я поехал в штаб-квартиру Молотобойцев и отдал только что заряженный браслет Архипычу. Вернув долг Ашгарра, потащился в офис и еще раз тщательно его обыскал. И вновь ничего чужого не нашел. Сильно на это дело заморачиваться не стал, рванул к знакомому адвокату и, на всякий случай, отписал весь бизнес своей незаменимой, доблестной и терпеливой помощнице.

После адвоката нанес краткосрочный визит самой Лере. Торжественно объявил, что отныне бояться ей нечего, вручил пачку денег толщиной в два пальца и вдобавок выдал годовую порцию комплиментов. И уже «лапушкой», а также «лучшим в мире начальником» поехал домой.

Во дворе разыскал дворника дядю Мишу, поговорил с ним минут десять о погодах, в сто первый раз выслушал историю про то, как явилась ему однажды в камеру ШИЗО Дева Мария, и, наконец, справился, не сможет ли он выполнить по дружбе одно мое маленькое поручение.

– Запросто, – согласился дядя Миша. – В чем твоя проблема, Егор Владимирович?

Я начал издалека:

– Понимаешь, Михаил Кузьмич, нас с братанами на ночную рыбалку пригласили, а я завтра в обед с одним человечком должен встретиться. Боюсь не успеть. Ты вот что. – Я протянул ему блокнотный лист с цифрами. – Если завтра в полдень не объявлюсь, позвони по этому телефону. Хорошо?

– Позвоню, конечно, чего ж не позвонить.

– Вот и ладушки.

– А что сказать-то?

– Скажи, что Егор уехал по срочному делу и прийти не сможет.

– И больше ничего?

– И больше ничего.

Колун бодро взял под козырек, сложил листок вчетверо и спрятал в левый карман парусиновых брюк. А из правого тут же вытащил боевого вида носовой платок и завязал один его угол в тугой узел.

Я не сомневался, что дворник сделает все как надо. Человек надежный, не подведет. И если уж будет суждено дракону Вуангу-Ашгарру-Хонглю погибнуть от руки Охотника, печальная весть быстро дойдет по цепочке до Куратора, и об оставшейся без присмотра Вещи Без Названия позаботятся.

Переделав все эти важные дела, я поднялся домой и вновь завалился спать. Понимал, что этот день может стать последним днем в моей жизни, что тратить его на сон глупо, но ничего не мог с собой поделать. Есть у меня такой психический бзик: если точно знаю, что ночь будет бессонная, уже с обеда клонит в сон.

Поднял меня Ашгарр ровно в десять вечера.

Собирались недолго. Пока я одевался, Ашгарр перекрыл все, что можно закрыть, и выключил все, что можно выключить. Посидев на дорожку, двинули за Вуангом.

По дороге Ашгарр рассказывал историю про зомби, на усмирение которого давеча выезжал Архипыч с отрядом. Я слушал плохо (думал об Ольге), но суть уловил. История случилась банальная. Один заслуженный дед приковылял на днях в свой райсобес по важному вопросу (это ему казалось, что по важному, тетям в кабинетах так не казалось), его там какое-то время пинали туда-сюда, что тот волейбольный мячик, а потом и вовсе послали… звенеть орденами в каком-нибудь другом, более достойном для этого месте. Не знали тети и знать не могли, что этот дед – некромант со стажем. От темных дел, правда, давно отошел (Молотобойцы с учета его сняли еще при Горбачеве), но тут настолько сильно обиделся, что решил тряхнуть стариной. Решил – и сделал. Поднял ночью мертвяка, топорик выдал и направил собес крушить. Когда бы не Молотобойцы, туго пришлось бы тетям в кабинетах. Ой туго. Повезло еще, что старик мертвого поднял. Позвал бы неродившегося – неизвестно, чем бы все закончилось.

– И как его упокоили? – поинтересовался я. – Веревкой от колокола?

Ашгарр мотнул головой:

– Нет, веревки под рукой не оказалось, просто взяли в кольцо и заново отпели.

– И получилось?

– Архипыч сказал, что да.

– Архипыч врать не будет.

Ашгарр хотел еще что-то сказать, но не успел – мы уже подъехали к Тому Самому Месту.

Вуанг заранее поднялся на поверхность и поджидал нас в дворике стоматологического центра. Выглядел шикарно: черный костюм, белая сорочка, лакированные туфли и защитная оптика фирмы «Marc O'Polo». По сравнению с ним мы с Ашгарром в своей тертой и неотглаженной джинсе выглядели крайне убого. Как горожане в толпе деревенских, приехавших в цирк.

Никогда не понимал и до сих пор не понимаю, каким образом Вуанг умудряется пройти лабиринт и не запачкаться. То ли ловкий такой, то ли секрет какой-то знает, то ли еще что. Спрашивал – не говорит.

Заметив нас, воин стремительно пересек проезжую, закинул в багажник контейнер-морозильник и запрыгнул на заднее сиденье. Я не стал дожидаться, когда хлопнет дверка, нажал на газ так, что взвизгнули шины. Через три секунды То Самое Место осталось далеко позади. Вещь Без Названия временно осталась на попечении заклятий.

Ночи превращений нагонов в дракона – это, наверное, единственное слабое звено в сложной системе охраны архиартефакта. Тот, кто однажды узнает, где находится лабиринт, когда мы его покидаем и каким образом снимаются заклятия, может, если, конечно, этого захочет, выкрасть фрагмент Вещи Без Названия. Впрочем, легче пятьдесят раз подряд джек-пот выиграть в «Русское лото», чем все это узнать.

У дома № 37 по улице Марата мы задержались ненадолго. На вскрытие тайника и перегрузку сердца в контейнер у нас ушло от силы пять минут.

– Почему не сразу на Александровский? – спросил Ашгарр, когда я покатил не в сторону набережной, а, развернув машину, направился к центру.

– Немного покружим по городу, – ответил я.

– Думаешь, Охотник на хвосте?

– Возможно.

Заметив в зеркале, как напряглось лицо Вуанга, я в двух словах, не вдаваясь в ненужные подробности, рассказал парням про то, что произошло со мной в офисе. Про бандероль. Про бабочку. Про чужой лоскут Пределов, в котором я был воином-странником Хурэн Хуном и шел за неким камнем, упавшим с небес.

Парни какое-то время молчали, соображая, что бы это все могло значить. Потом Ашгарр предположил:

– Может, он метку на тебя поставил?

– Исключено, – возразил я. – Офис под защитой.

– А может, он настолько сильный маг, что ему твоя защита до одного места?

– Возможно, что сильный. Но только он в первую очередь Охотник.

– И что с того?

Тут Вуанг выразительно хмыкнул, и я перевел Ашгарру то, что хотел этим сказать воин:

– Всякий знает, что Охотнику до схватки запрещено использовать против дракона Силу непосредственно. За нарушение такого запрета можно запросто вылететь из клана Забыл?

– А быть может, он какой-то неправильный рыцарь?

Я не нашел, что на это ответить, лишь пожал плечами. И\ затем минут двадцать молча катал парней вокруг Главного телеграфа, заезжая то в одну подворотню, то в другую. Убедившись, что никакой слежки нет, я покатил на набережную. За «Городом Мастеров» повернул к заводу «Кедр», выехал на Рабочего штаба, миновал очистные сооружения vблагополучно проскочил пост ГАИ на выезде из города. Дальше – через виадук на Александровский тракт. И там уже на большаке припустил.

А дело тем временем шло к закату. Солнце, утомленное призором за всем, походило на оранжевый воздухоплавательный шар, газ в котором давным-давно остыл. Пока мы мчались вдоль лесов, "пролесков, полей и деревенек, оно то ныряло за сопки, то вновь появлялось. Но, когда добрались до двадцать первого километра, оно окончательно зацепилось за кривую линию горизонта и попыток взлететь уже го предпринимало.

На двадцать первом мы, оставив машину на специальной площадке, перешли на другую сторону дороги и спустились по хлипким шатким ступеням в темный овраг, где среди высоких зонтов борщевика и кустов черемухи пробивается сквозь камни мощный родник. Собственно, он-то и был конечной точкой нашего пути. Согласно ритуалу, нагоны перед трансформацией обязаны омыть себя чистой водой из открытого источника. Много лет тому назад мы облюбовали именно этот.

Мы быстро разделись догола и, пугая криками уже засевших на ночевку пичуг, стали обливать друг друга ледяной водой.

Летом это делать приятно. Другое дело – зимой. В морозы эта часть древнего ритуала проходит быстро, управляемся за каких-то пять-десять минут. Точнее так: Ашгарр – за пять, я – за десять, а Вуанга и зимой нужно оттаскивать от воды за уши.

Чистые, мокрые и бодрые, мы вернулись за сердцем к машине. Теперь нам предстояло подняться с контейнером на усыпанный земляникой холм у дороги. На этом холме, вершину которого украшает покосившийся и почерневший от времени геодезический знак, мы чаще всего и превращаемся в дракона. Дождемся, когда угаснут последние лучи, и – к звездам!

Я уже передал контейнер Вуангу и запер машину, когда зазвонил мой мобильный.

Ашгарр хмыкнул. Я напрягся. Вуанг нахмурился.

Что-то мне подсказало, что нужно ответить, и я ответил.

Звонила Ольга.

– Егор, – тихо сказала она.

– Оля! – обрадованно воскликнул я.

– У меня беда.

Когда я услышал эти слова, меня окатила волна неведомого мне доселе чувства: захотелось разорвать грудь, спрятать любимого человечка себе под ребра и никому не отдавать. С трудом овладев собой, я лживо спокойным голосом спросил:

– Что случилось?

– Меня похитили.

– Кто?!

– Он называет себя Охотником.

У меня потемнело в глазах:

– Чего он хочет?

– Чтобы ты… прилетел. Я не понимаю, что это значит, но он так сказал.

– Где вы?

– Он сказал, что это у станции «Дачная». Здесь, Егор, на самом деле за лесом железная дорога. И еще: мы на поляне у реки, он разжег большой костер и…

На этом связь оборвалась, я шандарахнул телефоном об асфальт и заорал:

– Какой идиот сказал, что снаряд не падает дважды в одно и то же место?!

Вуанг укоризненно покачал головой, а Ашгарр спросил:

– Что произошло, Хонгль?

Я, нервно постукивая кулаком по крыше болида, рассказал парням, какая беда у меня стряслась.

– Она тебе так дорога? – выслушав меня, спросил Ашгарр.

– Да.

– Ты хочешь ее спасти?

– Хочу.

И тут – поскольку тема касалась жизни и смерти – заговорил воин.

– Список, – весомо произнес Вуанг.

Я мотнул головой.

– К черту Список.

– Хонгль, мы не протянем без Силы до следующей Ночи, – заметил Ашгарр.

– Пусть.

Вуанг напомнил:

– Правило шесть. Лучший способ победить Охотника – избежать встречи с ним.

– К черту правила, – заявил я.

Повисла напряженная пауза.

Первым нарушил ее Ашгарр.

– Давай так, – предложил он, – сначала Список, потом – девушка.

– Ты хочешь, чтобы она увидела дракона? – изумился я.

– Мы будем в Силе, мы сделаем так, что она забудет дракона.

– А если этот псих что-то с ней сделает, пока дракон будет возиться со Списком?

– Не сделает, – вставил свое веское слово Вуанг.

– Ты так уверен?

– Охотнику нужен дракон, а не девушка. Пока не прилетит дракон, она будет жить.

– А когда прилетит, умрет?

– Нет, не умрет. Дракон ее спасет.

Они меня убедили.

– Чего стоим?! – проорал я. – Солнце уже зашло. Пора!

И три голых озадаченных нагона рванули к потемневшему холму.

ГЛАВА 16

Когда добрались до вершины, Вуанг распечатал контейнер и осторожно вынул из колбы ледяную пирамиду, от которой исходило мерцающее зеленоватое сияние. Это светилось наше сердце. Оно неистово колотилось, заходилось в крике, просилось на волю.

Обхватив пирамиду со всех сторон, мы принялись растапливать лед, и уже совсем скоро наши мокрые ладони ощутили живое тепло золотого кристалла.

– Хонгль, начинай, – приказал Вуанг.

– Начинай, Хонгль, – попросил Ашгарр.

Я кивнул сперва одному, потом другому, закрыл глаза и размеренно произнес то немудреное заклинание, какое всегда произношу в подобном случае. Сначала изрек:

А затем сделал паузу и попросил:

Сердце меня услышало и исполнило мольбу.

Кристалл завибрировал, набух, его лучи стали расти, вытягиваться и обвивать наши руки. Сначала руки, потом плечи, заскользили по спинам, опустились к бедрам, потянулись вниз. Они обвивали нас, словно лианы деревья, – настойчиво, плотно, навсегда. И очень скоро мы, прижатые друг к другу настолько, что никакого продуху не было, оказались внутри золотого сияющего кокона, верхний слой которого вскоре так уплотнился, что стал походить на скорлупу яйца.

А дальше, без каких-либо заминок, свершилось то, что должно было свершиться.

Отдав все свои соки, сердце мелко задрожало, лопнуло и стало светом, мощным золотым потоком, хлынувшим наружу. Он ударил в темный купол неба и взбил там, наверху, огненный вихрь. Вихрь, увлекая в круговое движение все окрест, разорвал Пределы, и тотчас между небом и землей образовалась черная воронка, которая, словно гигантский насос, стала втягивать все сущее. Втянула и золотое яйцо, внутри которого мы находились. Миг – и мы уже там.

Непонятно где.

И как бывало раньше, все мое зачарованное великим действом естество пронзила боль. Такая, что впору умереть. Но я прекрасно знал, что боль уйдет. Необходимо потерпеть. Перетерпеть. Не смерть нас ждала, нет. Рождение. Хотя, быть может, в данном случае это одно и то же.

От боли я не мог дышать и думать, но мог видеть. И я видел сквозь окружавшую нас золотистую оболочку, что мы, вращаясь и переворачиваясь, несемся по змеистому тоннелю, наполненному сиянием всевозможных и невозможных цветов.

Неслись мы целую вечность и с нарастающей скоростью.

А когда вечность уткнулась в миг, а скорость выросла настолько, что все цвета слились в один – белый, яйцо вылетело куда-то туда, где благополучно разорвалось.

От нестерпимой боли я закричал, увидел вспышку и ослеп.

А когда вновь смог видеть, осознал, что все кончено.

Мышка бежала, хвостиком вильнула, яйцо упало и разбилось, удушье закончилось, боль ушла, жалкую телесность заменила небывалая легкость, пришло ощущение счастья. На миг почудилось, что я по какой-то дивной случайности попал в тот прекрасный мир, где меня встретят ликующим ревом крылатые сородичи, свободно парящие в небе.

Но этот миг прошел – был, и нет его.

Эйфория съела сама себя, все встало на свои места.

Мир вокруг был все тем же постылым миром людей. Об этом говорили и скудные огни ближайшей деревушки, и темная полоса шоссе, и мутное серебро извилистой реки, и еле слышное тарахтение чахоточного дизеля, и – да, да, да – геодезический триангулятор, над которым я завис.

Мир остался прежним, а вот я сам изменился: нагонов Вуанга, Ашгарра и Хонгля не стало, зато появился ангел справедливости, демон воздаяния – золотой дракон по имени Вуанг-Ашгарр-Хонгль. О чем я троекратно и оповестил Пределы громким клокочущим криком: «Осоколодонг!»

Покружив над холмом, я убедился, что небо меня по-прежнему любит, что оно меня по-прежнему держит, и поспешил, выписывая крылами строгие восьмерки, в сторону спящего города.

Известно, что японский иероглиф, означающий «полет дракона», имеет сорок восемь черт и его написание из-за сложности не входит в перечень обязательных навыков курса японской каллиграфии. Ничего удивительного в этом нет – описать полет дракона, все эти замысловатые фигуры, которые он может выделывать в воздухе, практически невозможно. Это столь же трудно, как и описать те чувства, которые испытывает дракон во время полета.

Я летел над облаками, поглощенный трепетным восторгом свободы. Летел раскованно, лихо, в свое удовольствие. Делал несколько мощных взмахов, поднимался вверх и ложился, расправив крылья, на поток. Затем вновь месил воздух крыльями, чтобы подняться выше. И выше. И выше, и выше, и выше. И вновь опускался, отдаваясь на волю воздушным течениям. Несколько раз нырял к земле – складывал крылья и с радостным возгласом «Осзгагэла!» камнем падал вниз. В последнюю секунду расправлял крылья, гася скорость падения, и плавно выходил из пике.

Потом Вуанг взял во мне верх над Ашгарром, я перестал резвиться и, памятуя, что впереди много серьезных дел, набрал крейсерскую скорость.

Подо мной клубились облака, надо мной светились звезды. Отсюда, с заоблачной высоты, мерцающие мертвым светом звезды казались еще притягательней, еще загадочней. Я люблю разглядывать звезды. Звездное небо над головой – одна из двух непостижимых для меня тайн мироздания. Воистину так. Вот чего не постичь, того не постичь. Начинаешь задумываться, сколько их там, и крышу сносит. Все три крыши. Лучше не задумываться.

К слову говоря, вторая тайна бытия, которая не дает мне покоя, – непонятная укладка шпал на железных дорогах. Никак не могу взять в толк, отчего шпалы укладывают таким диковинным образом, что, шагая с одной на другую, приходится семенить. Шагать же через одну тоже невозможно – приходится прыгать. Почему так? Нет ответа. Тайна.

Между тем я мало-помалу приближался к городу. Сквозь облачную муть стали видны переливы его ночных огней. Я спустился чуть ниже и взял курс на восток.

Не случайно.

Первым делом мне предстояло разобраться с бандой Кости Хохолка, с отморозками, которых мой информатор назвал «грабителями с большой дороги». Действительно – грабители, действительно – с дороги. Все так. Но если б только так. Ладно бы только грабили пеших да конных, так ведь взяли моду убивать почем зря. Если говорить всерьез и конкретно, то в актуальный Список я этих уродов занес за то, что в начале июня расстреляли группу местных «челноков». Пилили-пылили люди себе в Китай за товаром, планы строили на будущее, мечтали о чем-то, а тут эти. Трах-бабах – и нет никаких планов, и нет никакого будущего. А есть пять трупов, включая труп водителя микроавтобуса, который и вовсе был не при делах. И за что, спрашивается? За пятнадцать тысяч зеленых денег. Цена жизни человека – три тонны зеленых денег? Так получается? Впрочем, времена нынче такие, что и за алтын зарезать могут. Удивляться не приходится.

Хохолка с его подручными я собирался найти между восьмым и пятнадцатым километрами Лачугского тракта. Неделю назад закинул гадам дезинформацию про фермера, который-де повезет из Города обналиченный банковский кредит. Надеялся, что ребята наживку схватят и заодно крючок проглотят.

Они, слава Силе, клюнули.

Правда, нашел я уродов не сразу: шел на бреющим чуть в стороне от трассы и, не заметив (складки местности подвели) их темно-зеленого джипа, пролетел мимо. Но, услышав протяжный сигнал, оглянулся. Это водитель белых «жигулей» обругал их за то, что стоят с выключенными фарами. Правильно сделал. Спасибо ему.