Быть драконом

Вяло переругиваясь, мы прошли еще километра четыре, прежде чем приметили мерцающий сквозь ветви огонек.

– Дом лесничего? – предположила Альбина.

– Возможно, – пожал я плечами. – А может, охотничья заимка или лыжная база.

Но оказалось ни то, ни другое и ни третье. Мы вышли ни много ни мало к пионерскому лагерю – во всяком случае, так утверждала табличка на входе. Там прямо так и было выведено местами облупившейся голубой краской: «Пионерский лагерь «Юный авиатор». Поскольку всегда считал себя в некотором смысле авиатором, я счел это название за добрый знак.

Честно говоря, трудно было угадать в представших нашему взору строениях детский лагерь, ибо царила вокруг мерзость запустения. Бросалось в глаза, что доски трехметрового забора черны, что на двух из трех гаражных боксах отсутствуют створки ворот, что крыша пищеблока наполовину разобрана, что окна и двери отрядных бараков заколочены горбылем, а флагшток на центральной линейке загнут в букву «Г», отчего похож на виселицу. Полный и окончательный аут. Как говорится, райком закрыт, все ушли на фондовую биржу. Только возле административного корпуса – о чудо! – горел одинокий фонарь. Под фонарем в круге тусклого света стоял темно-фиолетовый «лексус». Я не поверил своим глазам. Стянул очки, протер глаза. Да, точно – «лексус».

Не знаю, что меня больше удивило – «лексус» посреди тайги или то обстоятельство, что силовой кабель не сдан на пункт приема лома и запитан. Пожалуй, последнее больше.

– Стой где стоишь, – приказал я Альбине и, оставив ее на крыльце бывшей столовой под жестяным плакатом «Хлеба к обеду в меру бери, хлеб – драгоценность, им не сори», пошел в разведку.

– Иди, зверь, – кинула мне ведьма в спину. – Иди, но учти – я чую кровь.

Ломиться с парадного входа я не стал, решил посмотреть, что тут к чему, не обнаруживая себя. Осторожничал по двум причинам. Во-первых, «лексус» на территорий заброшенного пионерского лагеря выглядел по меньшей мере дико. А во-вторых, напрягли последние слова ведьмы. Поэтому так.

Подошел к зданию с тыла: обогнул деревянный клозет «для персонала» и прокрался вдоль забора. Все пространство между забором и стеной корпуса заросло багульником, кусты были плотными, но я пробился. Свет горел только в одном из шести окон, туда и заглянул.

Штора за окном была сдвинута на одну сторону и не мешала видеть, что в разгромленном мародерами кабинете то ли начальника лагеря, то ли старшего пионервожатого находятся четверо: трое реальных пацанов быковатого вида в черных кожанках и разбитная долговязая девица в белом джинсовом костюме.

Двое парней и девица сидели за столом и азартно резались в карты. Шестерки, дамы и тузы так и летали с трех сторон на бронированный чемоданчик, лежащий посреди стола. Помимо того на столе лежали стволы. Ровно три ствола. По одному на брата. С учетом того, конечно, что один брат был сестрой.

Еще один чисто конкретный пацан, самый здоровый из всех, сидел на табурете почти у самого окна. Если бы не было между нами грязного стекла, составленного из двух половинок, я, пожалуй, смог бы дотянуться и отвесить фофану с прицепом по бритому, переходящему в толстые складки затылку.

Сдвинувшись чуть в сторону и встав на выступ цоколя, я обнаружил, что здоровяк смотрит кино с экрана портативного DVD-проигрывателя. Фильм я узнал. Причем сразу. У парня оказался неплохой вкус, смотрел он «Затойчи» Такеши Китано. Как раз шел эпизод первой встречи ронина и Слепого Ичи. Это там, где они такие стоят в кабаке напротив друг друга и ронин говорит: «Я вижу, ты непрост», а Ичи отвечает: «И от тебя кровью пахнет». Правильный фильм. Я семь раз смотрел. Может быть, поэтому с теплотой подумал о культурно-эстетических предпочтениях этого неизвестного мне братка. Так прямо и подумал: «Зачет». И решил, что смогу с ним договориться. Рыбак рыбака чует издалека и, если что, завсегда поможет на червяка плюнуть. Даже если один рыбак Робин Гуд по жизни, а другой дракон по рождению – все равно. Разве правильные мужчины обращают внимание на такие пустяки? Нет, конечно. Кто без недостатков?

Я уже собрался было заглянуть к господам бандитам на огонек, но успел дойти только до угла здания. Меня остановил гул мотора. В этом нарастающем тарахтении, внезапно нарушившем ночную тишину, было что-то тревожное, что-то недоброе. Я замер и прислушался. Вскоре понял, что к лагерю на большой скорости несется мотоцикл, и подумал, вторя Винни-Пуху: это жу-жу неспроста, тут торопиться не стоит, тут надо поглядеть, что это за ночное party такое у черта на рогах, чего доброго нарвемся.

Как в воду глядел.

По центральной аллее к зданию лихо подкатили два странноватого вида молодых паренька. Они были весьма экстравагантно одеты, точнее разодеты: «бермуды», гавайские рубахи и беспечные сланцы на босу ногу. Тот, который рулил, слушал музыку – провод от наушников уходил в задний карман его широких шорт. Судя по тому, что, выпрыгнув из седла, парень стал вытанцовывать нечто вроде румбы, музыка была заводной.

Его пассажир вел себя сдержанней, ему было не до танцев. И действительно, какие могут быть танцы, когда ты при делах? А он был при делах. К правой руке его был пристегнут наручниками пузатый кожаный саквояж, похожий на те, с какими ходили когда-то акушеры.

Не проронив ни слова, парни подошли к чужому «лексусу» и дружно отлили на бампер. Дружно и шумно. После чего решительно направились к крыльцу.

Сейчас случится смертоубийство, почему-то подумал я и вернулся на свой наблюдательный пункт.

Сначала все шло чики-пики.

Гости вручили хозяевам саквояж, хозяева отдарились чемоданом. Здоровяк вытащил из саквояжа пакет с белым порошком, вскрыл упаковку ножом и попробовал. Видимо, порошок оказался достойного качества – во всяком случае, здоровяк одобрительно кивнул. Дескать, ништяк. Между тем один из гостей вытащил пачку денег из чемодана, с лихостью заправского кассира пролистнул банкноты и тоже остался доволен.

Засиживаться в гостях мотоциклисты не стали. Обменявшись с парнями крепкими рукопожатиями, а девушке по очереди поцеловав руку, откланялись и сразу вышли. Я уже начал думать, что голая, не поддержанная Силой интуиция меня на этот раз подвела.

Но нет.

Ровно через пять секунд мотоциклисты вернулись и прямо с порога начали расстреливать собравшихся вокруг стола партнеров по сделке. Оба стреляли с двух рук и уладили все достаточно быстро. Выхватить пушку успел только здоровяк, но и его тут же завалили. Это последнее, что я увидел, – одна пуля попала в стекло, на меня посыпались осколки, пришлось пригнуться.

И хотя я больше ничего не видел, зато прекрасно все слышал. Один убийца сказал другому: «Торч подбери», а через секунду тот этому: «Валим». После чего хлопнула дверь.

Мои пули нагнали их, когда они подъезжали к воротам. Хватило трех выстрелов. Сначала выбил из седла пассажира, потом прострелил шлем водителя, третьим выстрелом взорвал бензобак повалившегося набок мотоцикла. Двухколесная железяка тут же занялась огнем.

– Зачем ты это сделал, зверь? – глухим и каким-то не своим голосом спросила подбежавшая Альбина.

– Дебета без кредита не бывает, – ответил я, посмотрев в глаза ведьмы. Там, в зрачках, яростно бились языки пламени.

– Все баланс сводишь?

– Пытаюсь.

– Эти смерти Силы тебе не прибавят.

– Без разницы.

Альбина хотела мне что-то на это сказать, но я перебил:

– Их смерть – мистификация. Умирать там уже нечему.

– Сердца у тебя нет, – все же ввернула ведьма.

Она была не права, сердце у меня есть, просто никогда не ношу его с собой. Если имеется в виду, конечно, настоящее драконье сердце, а не тот бесхитростный насос в моей груди, который бесперебойно качает черную кровь. Но спорить я с Альбиной не стал, сунул пистолет в кобуру и рванул к административному зданию.

Сначала осмотрел девушку. Никаких признаков жизни она уже не подавала. Пощупал для очистки совести артерию – глухо. Ее партнеры по карточной игре также были мертвы: одному пуля попала между глаз, второму – в сердце. Дышал только здоровяк. И то через раз. Я разорвал на нем окровавленную рубашку и убедился, что ловить тут нечего. Не жилец. Без вариантов. Три пули вошли в грудь и две – в живот. Кровь хлестала из всех дыр, и вместе с этой горячей алой жидкостью из парня быстро уходила жизнь. Именно жизнь. Она самая. Какая-никакая, а все-таки. Несуразная, шалопутная, исковерканная, но в которой тем не менее было место фильмам Такеши Китано, а значит, и надежде когда-нибудь выбраться на тот волшебный луг, где много света и одуванчиков.

Над левым соском умирающего парня чернела татуировка в виде дракона. Меня это почему-то не удивило, воспринял как должное. Нарисованный дракон походил на дракона с обложки альбома «Dragons Flight» гонконгской группы «Gene». Был таким же худым и изящным. Только не красным, а черным.

Тем временем зрачки у парня стали закатываться и он начал уходить. Я отвел глаза, чтобы не мешать (свидание со смертью – дело интимное), и мой взгляд упал на простреленный экран DVD-проигрывателя. До меня дошло, что здоровяк так и не успел досмотреть фильм о Слепом Ичи. Я решил рассказать, чем там все завершилось. Счел необходимым.

– Слышишь, брат, – сказал я, положив ладонь на залитого кровью дракона. – Не переживай. Все закончилось как надо: Слепой Ичи спас всех тех, кого не убил.

Парень перестал хрипеть, облегченно вздохнул и умер.

Я с грустью подумал: еще один.

И закрыл ему веки.

В этот миг в комнату вошла Альбина и, с интересом оглядев место побоища, присвистнула:

– Славно погуляли! – А потом объяснила, из-за чего, по ее мнению, вышло все это ужасное гасилово: – Кокс был только в первом слое.

– А что баксы? – спросил я, подумав, что она наверняка покопалась и в другой укладке.

Я угадал.

– Такая же ерунда, – ответила ведьма. – Ребята друг друга стоили.

– Не тебе решать, кто сколько стоит.

– А кому? Тебе?

Я ничего не ответил. Пустое. Но ведьма и не ждала от меня ответа. Она уже прохаживалась по комнате, старательно обходя лужи. К чему-то принюхалась, к чему-то прислушалась, что-то пощупала, а потом сообщила со знанием дела:

– Можем уйти, пока кровь не свернулась.

И сразу взялась за работу: быстро сдвинула стол в сторону, сорвала с окна занавеску, свернула ее в куль и, промокая в крови, которой было вдоволь, начертила посреди комнаты огромную звезду. Заключая звезду в обязательный круг (как водится у ведьм, рисуя его против часовой стрелки), прикрикнула:

– Чего столбом стоишь, дракон? Собери амулеты!

– Какие амулеты? – поначалу не сообразил я, но ведьма так посмотрела, что до меня сразу дошло: – А-а, ты про кресты.

Только двое оказались православными. У девушки на цепочке висела иудейская звезда, а на здоровяке вообще ничего не было. Видать, был по жизни стихийным даосом.

– Звезду Давида брать? – уточнил я у ведьмы.

– Бабушка учила водку не мешать с портвейном, – быстро ответила Альбина. Сбогохульничала, конечно. Но что с нее взять? Ведьма же.

Закончив с кругом, она посетовала:

– Плохо, что свечей нет. – Потом махнула рукой, дескать, ладно, и так сойдет, затянула меня в центр пентаграммы. Прижалась ко мне и велела: – Начинай.

Оглядев кабинет, я подумал: менты наверняка решат, что произошло ритуальное убийство.

– Ну, давай же! – поторопила Альбина.

Я кивнул, взял ее правую руку в свою левую, щелкнул зажигалкой, украшенной цитатами из «Dragon rouge» великого Гримуара, и зашептал то, что, как мне казалось, поможет войти нам в транс:

Баба Нах и дед Пихто.

Трепыханье фитиля.

Ты – никто, и я – никто.

Дыма мертвая петля.

Ты – ничто, и я – ничто.

Сумма лиц и сумма дат.

Здесь «уже», а там «еще».

Здесь ты «под», а там я «над».

«А-а-ад!» – гулко ответило непонятно откуда взявшееся эхо, ведьма схватила меня свободной рукой за плечо, впилась когтями в кожу, закрыла глаза и с неведомою мне доселе неистовостью трижды прокричала:

– Hic locus est, ubi mors gaudet succurrere vitae! Hic locus est, ubi mors gaudet succurrere vitae! Hic locus est, ubi mors gaudet succurrere vitae!

От ее криков под потолком замерцала, ярко вспыхнула, а потом взорвалась лампочка. Но темнее в комнате стало не намного: дрожащий огонек зажигалки, а также тусклый свет фонаря, льющийся из разбитого окна, не дали ей погрузиться в темноту. А когда пришло время (точнее сказать – когда оно перестало существовать), комнату и вовсе залило светом, закипела, отдавая Силу, пролитая кровь, завибрировал составленный нами Контур, и Запредельное стало затягивать нас. Можно сказать, что затягивать. А можно сказать, что оно на нас обрушивалось. Впрочем, разницы никакой.

Тени теней – это последнее, что я увидел. Насильно лишенные материальной субстанции души метались по комнате, пытаясь вырваться на волю, но не имея до поры до времени такой возможности.

«Юные авиаторы», успел подумать я, прежде чем океан света поглотил нас окончательно.

ГЛАВА 10

Запредельное выплюнуло нас туда, куда мы так слезно просились – в квартиру Альбины. Просили – пожалуйста. Нате вам. Будто никуда и не улетали. Только голова болела так, будто мозг разбух раза в три и перестал помещаться в черепной коробке. Да еще ступни ног горели от заноз и ссадин.

Ведьма, легко справившись с испорченным замком, двинула в душ, а я схватил со столика бутылку и высосал прямо из «горла» все, что там еще оставалось. Когда анжуйское расползлось по венам, заметно полегчало. Разминаясь, я выполнил несколько корявых гимнастических движений, подошел к окну и раздвинул шторы. В комнату хлынул свет.

Уже утро? – изумился я и глянул на часы. Нет, не утро. Вечер. Семнадцать десять. Мы отсутствовали ровно семь минут. Я пересчитал часовые пояса, вышла какая-то ересь: тамошняя глубокая ночь никак не накладывалась на наш ранний вечер. Объяснить этот подвох я мог только тем, что лес, в котором мы только что куролесили, высажен не на нашем лоскуте Пределов. Только этим.

Меня это обстоятельство, признаться, не удивило: чего только на свете не бывает, бывает даже то, чего в принципе не может быть. Поражало другое. Оказывается, в границах других лоскутов тоже существуют фильмы Такеши Китано. Вот Это вот действительно поражало. Впрочем, тут же подумал: а чем же еще скрепляться лоскутам в единое одеяло Пределов, как не такими вот талантливыми скрепками? Подумал так и оставил парадоксы пространства-времени в покое.

– Ничего себе за хлебушком сходили, – входя в комнату, справедливо заметила Альбина. Ее мокрые волосы торчали сосульками во все стороны и напоминали только что вылупившихся змеенышей.

– Ты похожа на Горгону, переболевшую брюшным тифом, – сказал я, опустив взгляд к темному треугольнику внизу ее живота.

– А ты – на придурка, – запахнув полы расписанного маками халата, огрызнулась она.

– Грубо.

– Смотри, какие нежности при нашей бедности! Переживешь. Скажи лучше, зачем парней завалил?

– Я тебе уже все сказал. Добавить мне к этому нечего.

– Зверь, – вновь обозначила она мое место в своей картине бытия. – Ох какой же ты все-таки зверь.

Меня взяло за живое, я решил объясниться:

– Отпустить их значило бы поступить несправедливо по отношению к тем, кого они убили бы в будущем. Или ты думаешь, они остановились бы?

– Нет, не думаю. Но ты все равно зверь.

– И это говорит та, которая семь… – Я кинул взгляд на часы – Которая восемь минут назад хотела меня испепелить.

Она отвела взгляд:

– То другое.

– Ну конечно, – усмехнулся я. – Дракон же не человек. Дракон – зверь. Причем не занесенный в Красную книгу.

– Дурацкий разговор.

– Согласен. Давай о деле.

– Давай. Где фотки хранишь?

– В ящике электронной почты. Логин golden dragon собака почта точка ру.

– А пароль?

– Пароль не знаю.

– Как так не знаешь?

– А вот так вот. Сначала скажи, как Зармаига вызвать, потом я выясню пароль.

Она вытащила из кармана халата сигареты и выбила одну лихим щелчком по дну пачки. Так не дамы достают финтифлюшки с ментолом, так работяги на лесоповале выбивают из пачки ядреную «беломорину».

Я клацнул зажигалкой, ведьма потянулась к огоньку и закурила. Какое-то время молча дымила, делая вид, что наслаждается отравой. На самом деле втихаря пропахивала мой ничем не защищенный мозг на предмет нужной комбинации. Когда поняла, что не вру и что ловить действительно нечего, вдавила окурок в пепельницу и сдалась:

– Хорошо, баш на баш. Говори.

– Сначала ты.

– Это почему же?

– Потому что драконы по пустякам не врут.

– А разве ведьмы…

– Сплошь и рядом.

Она возмущенно фыркнула, но спорить не стала.

– Ладно, записывай.

– Я запомню.

Ведьма вздохнула и безрадостным голосом произнесла нужное заклинание. По тому, с какой неохотой она это делала, было понятно – не врет. Когда закончила, я позвонил своей расчудесной помощнице, предварительно выставив на аппарате режим громкой связи.

– Слушаю, шеф, – отозвалась Лера.

– Я насчет нового пароля. Теперь нужен. Воспроизведи.

– Ага. Значит, так: Егор, естественно, латиницей. И еще цифры: один, два, три, четыре, пять. И… и все.

– С ума сойти! – воскликнул я. – Хорошо хоть не qwerty.

Лера хихикнула:

– Шеф, я пошутила. Что вы, ей-богу! Хоть и блондинка, но не абсолютная же.

– Верю. Только знаешь что…

– Что?

– Хотел премию тебе выписать, теперь передумал. Чтоб знала, как с начальством шутить.

– Шеф! Шеф! – забеспокоилась девушка. – Я исправлюсь!

– Посмотрим, – с нарочитой строгостью сказал я. – А теперь валяй правильный пароль.

– На самом деле такой: вэ, и, эйч, эф, эр, эф, вэ, би. Повторяю по буквам: villain, enemy, hell, fang, rat, еще раз fang и еще раз villain, и, наконец, bat.

– Вэ, и, эйч, эф, эр, эф, вэ, би, – повторил я. И, влет представив раскладку клавиатуры, расшифровал: – Мура… Мураками, что ли?

– Ага, шеф, Мураками, – подтвердила Лера. – Только тот Мураками, который Харуки, а не тот, который Рю. Рю я не люблю.

– Кого хочешь люби, кого хочешь не люби, но ровно через десять минут смени и этот пароль.

– Шпионские игры?

– Шпионские.

– Хорошо, шеф, сменю. А вы сегодня заедете?

– Обязательно. В одно место еще смотаюсь – и сразу в офис. Все. Целую. Конец связи.

Я положил трубку на аппарат и обратился к Альбине:

– Все слышала?

– Слышала, – недобро хмыкнула ведьма. – Смотрю, новую цыпочку себе завел?

– Имею право.

– Красивая?

– Умная. Четвертый курс юрфака.

– Ну-ну.

– Не ревнуй, Альбина, тебе не идет.

– Больно, надо.

Ведьма обиженно поджала губы и отвернулась к окну.

– Все, мне пора, – сказал я, не желая продолжать пикировку, и стал натягивать носки на перепачканные черт знает чем копыта. Мыться было некогда.

– Иди-иди, дракон, – «разрешила» Альбина, после чего в сердцах добавила: – И больше никогда не приходи!

Уже у входной двери она спросила:

– А если бы не сказала, сдал бы молотобойцам?

– Честно?

– Честно.

– Не-а.

– Что так?

– Не чужой ты мне человек, Альбинка. Не первый год вместе с ярмарки едем.

– Ну-ну. А как же дело? Перебился бы?

– Зачем? – пожал я плечами. – Ты не единственная ведьма в Городе. Сходил бы в гости к другой. Например, к Ириде.

– Ирида – дура! – обиженно воскликнула Альбина. – Она ничего-ничегошеньки не знает! Шарлатанка – вот она кто!

Тут я невольно подлил керосина в огонь:

– Шарлатанка не шарлатанка, но тетка с изюминкой.

Такой измены Альбина стерпеть, конечно, не могла и хлестнула меня когтями по левой щеке.

Последний раз так делала года два назад, когда на первое апреля подарил ей «Молот ведьм» – учебник по отысканию злых колдуний и приведению их к признанию, составленный в 1486 году доминиканскими инквизиторами Шпренгером и Инстаторисом. Тогда точно так же взбесилась.

На этот раз Альбина собралась оцарапать и правую мою щеку, но я (не будучи христианином) успел схватить ее за руку. Держал крепко, однако ведьма сумела вырваться: ее верткая ладонь выскользнула из моей, как змея сквозь дырку из мешка заклинателя. Правда, вырвалась она не без потери. У меня в руке осталось кольцо с ее безымянного пальца.

– Отдай, гад! – потребовала ведьма.

– Оставлю себе на память, – усмехнулся я, зажал трофей в кулаке и выскочил на лестничную клетку.

Когда дверь за спиной захлопнулась и трижды провернулся ключ в замке, только тут я – голова, два уха! – вспомнил, что забыл у ведьмы Шляпу Птицелова.

– Чего тебе еще, гад? – отозвалась на мой настойчивый стук Альбина.

– Головной убор верни, – потребовал я.

– Оставлю себе на память, – отомстила ведьма и так злорадно расхохоталась, что стало понятно – шляпы мне больше не видать.

А потом я услышал сдавленный звук, очень похожий на всхлип, и еще раз саданул по стальному полотну. Уже ногой. Но разревевшаяся Альбина не ответила. Впрочем, ей уже было не до меня: у нее осталось ровно пять минут, чтобы уничтожить компрометирующие фотоснимки.

Выруливая со двора на улицу, я позвонил вечной Альбининой сопернице – Ириде Немоляевой. Та оказалась дома и, взяв трубку, ответила елейным голоском:

– Аиньки?

– Добрый вечер, Иридочка Витальевна. Это Егор Тугарин вас беспокоит. Помните такого?

– А-а, Егорушка дорогой, сколько лет, сколько зим!

Я был старше ее лет эдак на двести, а то и на все двести пятьдесят, поэтому меня, конечно, забавляло, когда она называла меня «Егорушкой», но вида никогда не подавал, всегда принимал условия игры.

– Не виделись мы, Иридочка Витальевна, две зимы и два лета, – прикинул я навскидку.

– Как время-то летит, – притворно вздохнула ведьма и вслед за тем спросила: – Чему обязана?

– Вопрос у меня к вам на миллион. Или даже на два.

– Давай свой вопрос, Егорушка. Коль смогу, отвечу. Всенепременно. Ничего не утаю. Я же должница твоя вечная.

Что да, то да – должница.

Решила она в 1953 году на одной дамочке, от которой (вечная история) муж к полюбовнице сбежал, старый-престарый колдовской способ опробовать. Наказала принести небольшой лоскут от нестираной мужниной рубахи, а когда та исполнила, пошла к сторожу церковному, дала ему красненькую на беленькую и велела привязать потную тряпицу к языку малого колокола, да так глубоко привязать, чтоб звонарь не приметил.

Сторож-пьяница в ту же ночь все и учудил. А дальше как водится: только начинался звон-перезвон (неважно – заутренний или вечерний), неверного мужа тут же в корчи бросало. И так его несчастного выворачивало, что белый свет не мил становился. И полюбовница, разумеется, тоже. Какая там к бесу может быть полюбовница, когда о веревке с мылом как о спасении мечтаешь. Через месяц мужик окончательно дошел до точки. Хорошо, умные люди ко мне направили, не то могло бы на самом деле до греха дойти. А так – обошлось.

Принял я его дело к производству и раскрутил по полной программе: лоскут изъял," сторожу, чтоб впредь себя помнил, нюх начистил, а ведьме высшей категории Ириде Витальевне Немоляевой, незамужней и беспартийной, на вид поставил. Хотя мог бы, конечно, и молотобойцам сдать. Легко. Но не сдал. И правильно сделал. Теперь она по гроб жизни мне должна. И даже, пожалуй, в гробу останется. Если, конечно, какой-нибудь доброхот три гвоздя – в грудь, шею и лоб – ей на похоронах не вобьет.

– А вопрос у меня такой, Иридочка Витальевна, – начал я пользоваться статусом кредитора. – Не слышали ли вы, чтобы кто-нибудь у нас в Городе Костлявую с помощью монет насылал?

– С помощью монет? – удивленно переспросила ведьма.

– Ага, с помощью монет. Есть у кого-нибудь из ваших такое обыкновение?

Какое-то время она честно пыталась вспомнить, но только ничего ей на ум не пришло, в чем она вскоре и призналась:

– Что-то не слышала я, Егорушка мой дорогой, про этакое непотребство.

– А в принципе возможно?

– Почему бы и нет.

Действительно, почему бы и нет, подумал я. Было бы желание.

– Что-нибудь еще? – услужливо поинтересовалась ведьма. Кажется, ей и вправду захотелось мне помочь. Или продемонстрировать свою осведомленность.

Дабы не обижать ее, я попросил:

– А не напомните, Иридочка Витальевна, в каких ритуалах монеты применяются?

– Монеты-то? Да в разных. Пятаки, к примеру, на глаза покойникам кладут. Знаешь, наверное?

– В курсе.

– Опять же денежку оставляют на том месте, куда хотят вернуться. Есть такой обычай. Тянет денежка хозяина назад. А если ту монету кто чужой подберет, то…

– Знаю, – перебил я ведьму. – Горе-злосчастье на него перекинется.

– А что гадалки с выпрошенной монетки подноготную клиента считывают, тоже, наверное, знаешь?

– Да, Иридочка Витальевна, про это знаю.

– Ну что еще? – Ведьма задумалась. Помолчав, сказала: – Неразменный Рубль, пожалуй, можно вспомнить. Только это все же немного другое. Неразменный Рубль – сам себе ритуал.

– Это точно, – согласился я. – В руках не держал, но знаю, как разжиться. Если ничего не путаю, нужно в рождественскую ночь взять черную кошку и пойти на перекресток четырех дорог, из которых одна ведет на кладбище…

– Так-так, – подхватила ведьма. – В полночь на тот перекресток придет черный покупатель и станет торговать черную кошку, а расплатится Неразменным Рублем.

– Надо как-нибудь попробовать, – сказал я, чтоб что-то сказать, и стал заканчивать бесполезный разговор: – Ну что ж, Иридочка Витальевна, спасибо вам. Извините, что побеспокоил.

Сконфуженная ведьма стала извиняться:

– Это ты прости меня, Егорушка мой милый, что толком помочь не могу.

Я ее успокоил:

– Ничего страшного, Иридочка Витальевна. – И тут вспомнил про трофей, про Альбинино кольцо. – А можно еще один вопросик?

– Ну конечно же, Егорушка, дракончик мой славный.

– Тут мне от Альбины кольцо перепало. Такое, знаете, из червленого золота с топазом. На топазе гравировка в виде двух прижатых друг к другу фиговин, похожих на клюшки для гольфа. Знакомо вам, Иридочка Витальевна, это кольцо?

– Да, Егорушка, известно мне это колечко, – после небольшой паузы сказала Ирида.

– А не подскажете, что да как?

Ведьма замялась, опасаясь сболтнуть лишнего.

– Скажи, Егорушка, а как оно к тебе попало? – вкрадчивым голосом спросила она после паузы. – Альбинка тебе его что, подарила, что ли?

– Да не то чтобы подарила…

– Утащил небось, проказник?

– Да не то чтобы утащил… – Я сообразил, что так просто она цеховую тайну не выдаст, и решил зайти с другого конца: – Ай, ладно, Иридочка Витальевна, забудьте вы про это кольцо. Альбинино кольцо, у нее и спрошу. Потом как-нибудь. Кстати, а она вас нынче вспоминала.

– Правда? – удивилась ведьма. – А как она там сама? Сто лет ее не видела. Процветает?

– Не жалуется. От клиентов отбоя нет.

Ведьма от злости скрипнула зубами:

– А меня к чему вспоминала?

– Да так, ни к чему. Под горячую руку попал, вот и вспомнила. Буянила она чего-то сегодня не по теме, разошлась не на шутку. – Я невольно потрогал рубцы на щеке (раны уже зажили и покрылись коркой – что значит драконья кровь!). – Меня костила по-всякому, потом по всем знакомым с матушкой прошлась, ну и вас, Иридочка Витальевна, не забыла – окрестила шарлатанкой.

– Шарлатанкой?! – ахнула ведьма.

– Ну да, шарлатанкой, – подтвердил я. И чтобы закрепить результат, добавил: – А помимо того – дурой. – Прислушался к тишине в трубке и произвел «контрольный выстрел»: – Причем набитой.

Из ведьмы тут же поперло нутро:

– Вот сука старая! То-то меня изжога мучит. Ай, какая же сука! Змея подколодная! Вошь рейтузная! Чувырла обозная! Попадется как-нибудь под горячую руку – выщиплю-то я ей все волосики и там и там.

Отбранившись, ведьма не стала откладывать месть в долгий ящик, с ходу начала пакостить товарке.

– Значит, так, Егор Батькович, – сказала она жестким, деловитым тоном, – колечко это непростое.

– Понимаю. Оберег?

– Бери выше. Талисман свойств. Причем очень старый талисман. Это колечко способно хозяина своего и все его носильное имущество сделать невидимым. На время, правда, но все же. Хорошее колечко. А слово его: «Тонушо».

Я принялся ковать железо, пока горячо:

– А как его своим сделать?

– Окури апельсиновой коркой, – объяснила ведьма. – Затем шепни ему что-нибудь доброе. А когда надобность возникнет, положи его в рот и скажи его слово. Враз станешь невидимым.

– На сколько?

– Весу живого в тебе сколько?

– Семьдесят пять плюс-минус три.

– Значит, на двадцать-тридцать секунд.

– Это все?

– Все.

– Спасибо за консультацию.

– Да не за что, Егорушка, дорогой ты мой дракончик, – пропела ведьма, вновь натянув на себя маску доброй молочницы. – Будут вопросы, не стесняйся, звони. А время будет, так заезжай. Медом напою и навынос дам. Намедни сестра гостила, восемь литров привезла. Алтайского. Гречишного.

– Всенепременно заскочу, Иридочка Витальевна, – соврал я и отключил телефон. После чего нашарил бутылку аршана и ополоснул рот – от слащавости язык к небу прилип. Поэтому.

ГЛАВА 11

Тем временем уже вырулил на Ленина и проезжал мимо Дворца спорта. Притормозив на «красный» у перехода, посмотрел рассеянным взглядом сначала на радугу в струях фонтана, потом на продавщиц цветов и в какую-то секунду неожиданно подумал: интересно, Ленин – это единственный эгрегор, в честь которого называют проспекты и улицы? И следом чуть обиженно: а вот в честь дракона никогда не назовут, драконов же – ха-ха – нет.