1

Дэвид Лидиард смотрел в спину уходившему в лес Харкендеру и боролся с желанием последовать за ним и напроситься в попутчики. Его испугало то, что Харкендер гораздо лучше, чем он сам, разбирается в происходящем. Но он сдержался. Он не сходил с места, пока Джейкоб не пропал из виду.

«Что мне теперь делать? — спрашивал он себя. Как мне использовать возвращенное здоровье?»

У него не было времени на поиск ответов. Примерно оттуда же, куда ушел Харкендер, вышло существо и направилось прямо к нему.

Это был волк — такой же крупный, как тот, что напал на него в саду.

Когда животное подошло поближе, Дэвид напряг теперь послушные ему мускулы, но выражение глаз животного было совершенно не враждебным, и зверь не пригибался к земле, собираясь прыгнуть. Дэвид спокойно стоял, спиной к волшебному пруду, воды которого вернули ему молодость и здоровье, и встретил взгляд волка прямо и так храбро, как мог.

Когда волк нежно лизнул его руку, Дэвид расхохотался.

— Видимо, это все-таки Рай, — сказал он вслух. — Если здесь есть львы, то они лежат бок о бок с ягнятами, и даже волкам можно доверять.

Волк посмотрел на него так, словно они были знакомы.

— Пелорус? — сказал Дэвид неуверенно.

Волк не сделал ничего, что бы человек мог признать за знак согласия, но он легко коснулся бедра Дэвида мордой, и Дэвид присел, чтобы поиграть со зверем, как играют с большой собакой. Страх ушел, и он неожиданно поверил, что это был Пелорус, хотя глаза зверя были светло-карими, а не ярко-голубыми, как у Пелоруса в человеческом облике.

Волк некоторое время принимал ласки, а затем отошел шага на четыре. Он выжидающе оглянулся. Дэвид нахмурился, думая, почему Пелорус, если это был он, не примет человеческое обличье. Но он вспомнил, как легко Мандорла в волчьем образе прошла в иллюзию, возникшую в зеркале, и её заявление о том, что Пелоруса забрали. Если он и Харкендер вернулись в свое прежнее состояние, то почему бы оборотням Лондона не вернуться к их собственному?

— Хочешь, чтобы я пошел за тобой? — скал Дэвид, хотя он уже не рассчитывал на внятный ответ. Волк продолжал ждать.

Дэвид не забыл, что видения, явившиеся ему во время болезни, намекали на идею Эдема, настаивали на том, что Эдем был своего рода ловушкой. Вначале его удивлял и занимал этот намек, который он считал иронической отсылкой к Библии, говорившей об Адаме и грехопадении, — но намеки повторялись настолько часто в его провидческих одиссеях, что он не мог не прийти к выводу, что его настойчиво предостерегают. Теперь, не страдая больше от своей болезни, он осознал, что впервые защищен от внимания Сфинкс и её госпожи, и с его первого приключения вне Земли начались дни здоровья и счастья.

Если это была ловушка, то он попался крепко и надежно и не видел явного выхода. Поэтому, когда волк двинулся в лес, Дэвид последовал за ним.

По дороге Дэвид рассматривал деревья. Он не мог узнать ни одной знакомой породы, но это было неудивительно, учитывая жару и влажность. Лиственный покров, по которому он шел, был влажным и сочным, и он знал, что если его сну передался какой-то биологический порядок, то такой детрит должен разлагаться очень быстро, не успевая образовать устойчивый гумус. Растущие здесь деревья должны быть приспособлены к подобным условиям — если, конечно, создатель этого места мог почерпнуть знания от таких людей, как Джейсон Стерлинг или сэр Эдвард Таллентайр.

С этой мыслью Дэвид стал разглядывать ветки в поисках жизни: птиц, обезьян или ящериц. Не было ничего, и он не видел больше гуманоидных жаб. Лес был неестественно тихим. С веток не свисали плоды, хотя повсюду виднелись цветоножки со скоплениями соцветий, а менее цветоносные растения образовывали заросли там, где солнце могло достичь земли и питать их.

Все люди повсюду мечтают об Эдеме, задумался Дэвид. Среди прочих человеческих мифов самым постоянным остается пасторальная мечта о мирном местечке. Но Эдем никогда не существовал, как и любая ностальгия, стремление к нему было плодом усталости сознания.

Он вспомнил слова Таллентайра, которые тот произнес, когда он впервые упомянул об идее Эдема, являющейся в его видениях, и о соответствующем утверждении, что это некая ловушка.

— Писание подтверждает эту идею, — легко отозвался баронет, но подтекст был серьезным, — если мы скептически отнесемся к настоящему смыслу мифа о Создании. Эдем — это место, где Бог построил западню для Адама, чтобы оправдать вечное наказание. Тот, кто читал Писание без предрассудков, легко увидит, что Бог никогда не собирался любить и холить своих детей, но постарался сделать так, чтобы они впали в непослушание, и тогда их можно было бы наказать. Причем они чувствовали бы, что наказание это заслужено, заслужены тысячелетия жестокого и мучительного обращения.

Волк привел Дэвида к месту, где дорога постепенно вела вверх, хотя склон оставался таким же заросшим, как и ровная поверхность. Они преодолели небольшую часть подъема и подошли к расщелине холма. Расщелина была узкой, но когда Дэвид прошел вовнутрь вслед за волком, то быстро почувствовал, как стены коридора расходятся в стороны, образуя проход, через который легко пробраться человеку. Он сомневался, последовать ли за животным, когда то исчезло в темноте, но затем его глаза приспособились к ней, причем гораздо лучше, чем он мог ожидать.

Глаза волка, когда он оглядывался, ожидая Дэвида, светились зеленым. Они вместе уходили во тьму, и прояснившееся зрение Дэвида вскоре начало выхватывать смутные контуры тела животного, пока они шли вдоль каменных стен тусклого красного цвета.

Воздух в тоннеле был суше, чем на улице, но все равно было жарко, и камни стен так нагрелись, что на ощупь казались не камнями, а плотной кожей слона или африканского буйвола.

Они прошли не больше сорока ярдов, когда коридор вывел их в просторную пещеру. Её пол покрывали занесенные снаружи листья. Там их ожидали остальные волки — целая стая.

Дэвид бессознательно отступил назад, как только увидел животных — серые как призраки, с изумрудными, сверкающими глазами. Но его тревога быстро унялась. Животные не двигались, не нападали на человека, приведенного в их логово, но просто смотрели на него. Пелорус — конечно, если это был он — подошел, чтобы присоединиться к остальным волкам, и занял место около зверя, который, должно быть, являлся вожаком стаи. Дэвид беспокойно изучал компанию, удивляясь, зачем его сюда привели. Он насчитал тринадцать волков. Он не мог сказать, какого пола кто из них был, но он заметил, что трое были моложе остальных, причем два оказались просто волчатами.

Дэвид почувствовал, как беспокойство сжимает его изнутри, и почти что затрясся от нетерпения. Не обращая внимания на более крупных животных, он прошел к щенкам. Один — самый маленький — немедленно бросился к нему в руки, и он обнял его левой рукой, опустившись на землю. Второй также подбежал, и он изменил свою позу, сев спиной к стене, так чтобы третий смог забраться к нему на колени. Наконец, когда все его превращенные дети собрались вокруг него, он почувствовал неожиданное облегчение.

Волчата были теплыми и очень мягкими, они ласкались к нему, и он почувствовал, как волна чистого умиротворения распространяется от его сердца по всему телу.

Взрослые волки двигались не угрожающе. Они старались оставить ему свободное место и смотрели на него очень спокойно, без всякой угрозы.

Его веки отяжелели, и он настолько расслабился, что почувствовал себя неживым предметом. Волчата ползали по нему, касаясь его боками и ушами, но он не мог удержать их. Он беспомощно погружался в глубокий сон, и не хватало ни сил, ни воли, чтобы противиться этому.

Он понимал, что засыпает и попадает в новый сон внутри сна.

В этом неожиданном сне он оказался в своем кабинете в больнице. Он узнал анатомические схемы на стенах, свой рабочий стол, но он стоял спиной к двери и смотрел на стол с неверной стороны. Кто-то другой сидел за его столом и писал его пером.

Он не узнавал человека за столом, пока тот не перестал писать и не поднял голову. Только тогда он увидел, что другой носит его лицо, морщинистое и изможденное, каким оно и должно быть, но улыбающееся.

— Не бойся, — сказал двойник. — Это всего лишь сон во сне. Тут нечего опасаться.

Дэвид мог только молча смотреть на себя.

— Мир снов — это лабиринт, — спокойно сказал другой. — Стоит попасть в него, и никогда не будешь уверен, что выбрался в реальный мир, или что он вообще существует. Мы также не можем узнать, добрались ли мы до сердца лабиринта, до оси, вокруг которой вращаются все неудачи мира. Но это не важно. Мы с тобой знаем, что это сон во сне, и можем не путать себя головоломками. Мы можем честно говорить друг с другом, не так ли?

— Как хочешь, — просто ответил Дэвид, радуясь, что дар речи вообще вернулся к нему.

— Отлично, — сказало его второе «я». — Во-первых, дети в безопасности. Пелорус и Мандорла присмотрят за ними так, как если бы они были их собственными, а Зиофелон не станет им сейчас вредить. Корделия всегда была в безопасности, а теперь, наконец, может освободиться от своего незваного соглядатая.

Во-вторых, у тебя больше сил, чем ты думаешь, — и ты получишь ещё больше, когда увидишь, чего добиваются Демиурги от твоего провидения. Существо, которое ты называешь Баст, может погасить твою жизнь, как пламя свечи, но сейчас она не посмеет этого сделать. Пока у Зиофелона есть Харкендер, а у создателя Гекаты — Стерлинг, у неё должен оставаться ты. Ей повезло, так как ты лучший из трех. Остальные могут считать, что ясно видят мир — даже несчастный Люк Кэптхорн считает, что разбирается в безумном устройстве мира так же хорошо, как все — но, по правде сказать, ты единственный имеешь шанс действительно все понять. Не важно, что Зиофелон вывел Таллентайра из игры и остановил де Лэнси, значение имеешь только ты.

Тебе откроется больше, чем остальным, если тебе только хватит смелости, — и тогда ты будешь слишком ценен, чтобы Баст могла от тебя отказаться. Используй это преимущество, Дэвид, требуй своего. Она выполнит не все, но хоть что-то да сделает. Ангелы уже боятся, иначе бы они не решились на этот дерзкий эксперимент. Когда результат станет им известен, они испугаются ещё больше. Нельзя их недооценивать, Дэвид, они крайне опасны. Но та, которая владеет тобой, нуждается в тебе не как в простом инструменте, а как в истинном оракуле, и ты можешь заставить её оплатить твои услуги. Требуй, чего захочешь, и что бы Баст тебе ни дала, требуй большего. Со временем ей придется дать тебе часть того, что ты просил.

— Почему? — резко спросил Дэвид.

— Никаких вопросов, Дэвид. Помни, что это всего лишь сон во сне. Это время для совета и поддержки. Все будет хорошо, если ты выполнишь их требования настолько добровольно, насколько это возможно. Прими боль, Дэвид, и больше никогда тебе не станет хуже. Никогда, обещаю тебе.

— Как я могу тебе верить? — прошептал Дэвид. — Как я могу верить, когда ты носишь эту маску? Все это обман, издёвка. — Но говоря это, он почувствовал, что это что-то необычное, сон, подобного которому ему никогда не снилось.

— Неважно, во что ты веришь, — сказал двойник голосом, который не был похож на голос Дэвида. — Это всего лишь сон, и ты можешь почерпнуть из него столько, сколько хочешь. У меня есть хорошие новости: ты выберешься из всего этого более сильным, чем раньше, и сможешь исправить то, что следует. Я просто требую, чтобы ты запомнил это и был готов добиться лучшего результата, когда представится такая возможность. Требуй, Дэвид. Если тебе не ответят, требуй снова. Даже если реакция будет минимальной, ничто не потеряно; ты только выиграешь, если будешь настойчив.

Конечно, ты не можешь мне верить, так как я — только часть твоего сна, но это не важно. Дети спасутся, также как Корделия и ты. Требуй лучшего обращения в будущем, и твое желание исполнят, пусть и неохотно.

В том, как были сказаны последние слова, чувствовалось, что разговор окончен, и изображение человека за столом начало расплываться в воздухе.

— Один вопрос, — быстро сказал Дэвид. — Только один. Ты сказал: «требуй», и я требую ответа!

Человек за столом мягко улыбнулся, но его лицо уже было почти прозрачным.

— Отлично, — ответил он. — Один вопрос — один ответ.

— Кто ты? — спросил Дэвид. — И не смей говорить мне, что ты Дэвид Лидиард, или что имена не играют роли. Скажи мне свое настоящее имя!

Другой продолжал улыбаться, но его тело начало терять плотность. Вся комната исчезала в призрачном мареве, словно уходила в темноту, откуда возникла. Дэвид почувствовал пугающую и беспокойную убежденность в том, что последней исчезнет улыбка, и он останется без ответа. Но, в конце концов, какой справедливости мог он ожидать от лабиринта снов?

Но он ошибался, он получил ответ. Когда образ растворился, губы вымолвили слова, и легкий звук был хорошо различим:

— Я — Махалалель, — сказал призрак, и тьма поглотила его.

Он проснулся все в той же темной пещере, но волки ушли, пещера была пуста. Стены краснели, он видел словно исходящее от них тепло. Он встал и вышел из пещеры по тому же тоннелю, через который попал в неё.

Снаружи кто-то ждал его.

Она выглядела как Корделия, но он ни на секунду не поверил в то, что это была его жена. И дело было не в том, что она выглядела на двадцать лет моложе, он и сам выглядел так же. Выражение её лица подсказало ему, что это какой-то коварный призрак, решивший обмануть его.

Она протянула руку. На ладони лежали два фиолетовых яблока, каждое не больше, чем основание её большого пальца.

— Время пришло, — сказала она — Ешь.

Он взял яблоко.

«Я знаю, кто ты. И я знаю, что плод отравлен».

— Ты бы предпочел увидеть меня в том облике, который был моим, пока я жила в мире людей? — спросила она.

Он покачал головой.

— Внешность здесь не важна. В этом мире ты можешь притворяться кем угодно. Но это разрушит иллюзию, не так ли? Это освободит наше внутренние видение от всех оков заблуждения, которые смущают и пленяют нас.

Ему показалось, что она нахмурилась.

— Не сейчас, — сказала она. — Обмен заложниками ещё не завершен. Это деликатное мероприятие.

— Ещё бы, учитывая, как сильно ангелы ненавидят друг друга и не доверяют друг другу, как отчаянно боятся того, что могут увидеть, когда посмеют взглянуть. Почувствуешь ли ты боль, или она служит только нам?

— Я живое существо, как и ты, — сказала она. — Пламя моей души дает нам силу видеть. Мы все будем страдать одинаково. Если ты знаешь, кто и что я, ты знаешь, как я жила. Ты действительно считаешь, что испытывал самое худшее?

Он вспомнил, чем она была. Он вспомнил, чем был Джейкоб Харкендер эти двадцать лет. Он легко улыбнулся и сказал:

— Ты была создана, чтобы быть тем, что ты есть — как Сфинкс и Габриэль Гилл до тебя. Габриэль восстал, и если тебе что-то не нравится в твоей жизни, у тебя есть силы поступить так же.

— У меня есть сила, — согласилась Геката. — Но я лучше знаю, что мне с ней делать. Время пришло. Ешь.

Дэвид взял маленькое яблочко и проглотил его целиком. Он почувствовал, как оно на мгновенье застряло у него в горле, но затем скользнуло вниз. Вместе с ним впитывался мир снов Гекаты.

Он обнаружил, что находится в большом доме, в котором бывал много раз; но теперь он стал иным, так как оказался в чужом теле и смотрел на пыльные коридоры чужими глазами. Обычно он ничего не мог разглядеть в окружавших его зеркалах, но теперь они показывали дюжину отражений одной и той же фигуры: у неё было лицо молодой Корделии, но это была не Корделия. Это была Геката, собравшаяся отправиться в пирамиду Баст вместо него.

Ландшафт сна был знаком, но видение Гекаты было гораздо внимательнее и увереннее, чем его. Она не считала пугающим звук часов, не замечала ничего смущающего в лабиринте коридоров, ничего подавляющего в звездном небе.

Она шла легкой поступью, затем взлетела так легко, словно полет был её второй натурой. Она летела по тенистому каньону без страха и не чувствовала одиночества в разрушенном городе с его огромными, сброшенными статуями. Она летела спокойно и терпеливо, не испытывая тревоги, пока…

Пока она не увидела пирамиду.

Здание показалось ей столь же мрачным и полным угрозы, как когда-то и Дэвиду. Портал входа и катакомбы за ним внушили ей то же чувство обреченности, которое они всегда внушали Дэвиду, а желтеющий свет, который всегда немного ободрял его, ей показался пугающим.

Она прошла в палату кошек, зная, что её обманут, и она не может этого избежать. Как Габриэль Гилл в аду Зиофелона, она могла уничтожить себя, но не могла себя спасти. Как поверженный волк, она подставила горло в знак поражения, отдаваясь на милость соперника.

Дэвид лишь раз прежде разделял свое видение с существом, подобным Гекате: волшебным созданием, чей человеческий образ был лишь одеянием. Это был несчастный Габриэль, не знавший, кто он на самом деле, и обладавший небольшой силой. В отличие от него, Геката легко разобралась со своими способностями. Она была сильнее, её чаще посещало озарение, и все же в её сознании было мало чего-либо чуждого Дэвиду.

«Может быть, только ограниченность моего интеллекта заставляет меня считать её такой похожей на меня? — спросил он себя. — Или, приняв человеческую форму, даже ангелы и их создания начинают думать как люди?»

Он смотрел на Баст глазами Гекаты и нашел её ужасной, но отношение Гекаты было гораздо ближе к поклонению, чем когда-либо было его.

— Я здесь, — сказала Геката. — Обмен завершен.

— С моей стороны тоже, — ответила богиня с головой кошки, глядя вниз с высоты.

С другой стороны в комнату входил Люк Кэптхорн — заложник, предложенный Баст Зиофелоном. Он шел неуклюже, словно пьяный. Геката явно ожидала его появления, но Дэвид был удивлен. Он не мог поверить, что Люк чего-то стоит. На что обменяла его Баст? Он вспомнил, что кто-то сказал ему (правда, не мог вспомнить, когда), что Таллентайр выведен из игры, а де Лэнси — заложник спящей Сфинкс — отправлен на место. Люк Кэптхорн за де Лэнси — это было более или менее равноценным обменом.

«А меня обменяли на маленького ангела! — подумал Дэвид. — Кто из нас в этом обмене более ценен?»

Баст посмотрела своими огромными глазами с узкими зрачками вниз, на две крошечные фигурки, стоявшие перед её троном.

— Вы желаете испытать боль? — спросила она так, как никогда не спрашивала раньше. Дэвид, разделяя видение Гекаты, понял, что вопрос адресован как ему, так и его нынешнему носителю, и он сразу понял, что Харкендер разделял видение Люка.

— Да, — ответила Геката.

— Да, — ответил Люк Кэптхорн чужим голосом. Ответ прозвучал так, словно Люк не имел другого выбора.

Получив ответ, Баст заглянула глубоко в глаза Гекаты, растворяя фальшивое тело Корделии кислотой своей взгляда. Дэвид почувствовал, что свободен, как лишенный тела дух. Он не стал беспокоиться о своем новом состоянии и не попытался сопротивляться темноте, когда она обрушилась и повергла его.

Когда Дэвид смог видеть снова, он стоял на вершине пирамиды, в собственном теле, в собственном естественном состоянии. Все прежние боли и шрамы вернулись к нему, но казались почти терпимыми из-за своей привычности.

Рядом с ним, лицом к лицу, стояла Баст. Больше она не была великаншей, хотя все равно её тело осталось женским, а голова — кошачьей. Звезды над ними были сверхъестественно яркими. Мертвый, покинутый город у подножия пирамиды простирался во всех направлениях так далеко, как только мог разглядеть Дэвид.

— Дэвид, — серьезно сказала она, как человек может сказать своему старому другу. Он попытался вспомнить, называла ли она раньше его по имени — но в голову не пришло ни одного случая.

— Если ты собираешься соблазнить меня, — ответил он, постаравшись, чтобы голос звучал как можно более презрительно, — покажи мне царства моего мира, а не убогие руины мира, который никогда не существовал.