– Мы будем драться с тобой, – выдохнул я. – Мне не хочется быть Кармагором.

– Ты разбил мое сердце, безумец.

– Мы будем биться насмерть.

– И не на одну смерть.

Он шагнул вперед, и какая-то сила толкнула меня. Я СТУПИЛ НА БЕЛУЮ КЛЕТКУ…

Это был третий поединок. Не припомню, чтобы такое случалось когда-либо. Мне вряд ли выдержать его.

«Соберись», – сказал я себе. Ты должен выдержать. С детства нас учат не бояться смерти, но ее невозможно не бояться. Особенно когда она близка. Но зато смерть можно презирать…

Сто одиннадцатый день Года Великой Лавины притягивал в горах Трех Рек десятки, если не сотни, тысяч людей: узколицых бесбаров в сопровождении их рабов, которым, по обычаю, обрезали уши; белобородых азадов в повозках с высокими балдахинами, украшенных деревянными черепами и запряженных громадными волами; равнинных азлакуров в носилках, которые тащили члены их семей. Здесь были купцы, хозяева земельных владений и ремесленных поселков, владетельные Холмы, отвечавшие за жизни и судьбы многих подданных, и бедные крестьяне, боровшиеся с судьбой за каждый колос. Утром, шипя паром, прибыл украшенный драконами поезд старшего сына владетеля великих равнин Бахбадин Дегхата Смари Ла.

Обычно размеренная, скучная жизнь города Трех Рек протекала по жестоким правилам, царившим здесь не одно столетие. Здесь не было красочных представлений, на которых звучала бы красивая музыка. Сюда не приходили печатные листки с новостями из других стран. Двери здесь закрывались перед заходом солнца, поскольку по устоявшейся традиции клан горных барсов имел право на ночи в этом городе. Лишь казни на колесе, смертельные бои рабов да общие пения в храмах Звезды Угара служили развлечением местным жителям.

В сто одиннадцатый день Года Великой Лавины город Трех Рек разительно менялся. Даже последний батрак имел право попасть на трибуну Каменной подковы. В этот день делались огромные ставки, сколачивались целые состояния, карманные воры и мошенники благословляли Белый Огонь и Богиню Луны, поскольку в такой толчее зеваке было легче расстаться с кошельком, чем лысому с последним волосом.

Двенадцать лет назад я сидел, утопая в шелковых подушках, на одной из лучших трибун и, раскрыв рот, глядел на происходящее. Сегодня я стоял на арене Каменной подковы, сжимал в пальцах скользкую от крови рукоятку меча, и сотня тысяч глаз смотрела на меня. Это был единственный день в двенадцать лет, когда любой из Холмов мог бросить вызов другому Холму. Многие ждали этот день, чтобы дать выплеснуться давно накопившейся ненависти, зависти, злобе или благородному негодованию. Другие – мстили.

Третьи – хотели убрать сильного соперника, мешающего в делах. Но почти не было случая, чтобы кто-нибудь из больших или мелких Холмов отказался прийти сюда, испугавшись смерти. Это считалось бесчестьем, все отвернулись бы от такого человека, и власти его пришел бы конец.

Я не боялся этого дня. Мой род был силен, мы жили мирно с соседями, ни на кого не держали зла. И вряд ли кто мог желать моей смерти,. Так думал я. Но я ошибался. И бился я сегодня уже в третий раз.

Впервые в истории города, аристократа в звании Великого Холма вызывали три раза. Причем двое из бросивших вызов – мелкие Холмы, которых я никогда в жизни не видел. Все знают, что для вызова должна быть серьезная причина, и мало кто осмелится пренебречь этим правилом. Мои противники были преисполнены ярости и жаждали одного – убить меня.

С первым я бился на кривых саблях. Я неплохо владел этим оружием, но и он был хорош. Он рассек мне щеку, я же ударил его с размаху саблей по голове. Но ударил плашмя – я ничего не имел против этого человека и не хотел его убивать. Слуги унесли его прочь.

Со вторым мы дрались на хлыстах со стальными наконечниками. Я не хотел убивать и этого, но у меня не было другого выхода – мой хлыст рассек ему горло. Дрожащими руками я потирал плечи, по которым пришлись удары хлыста. Я был уверен, что на этом мои испытания закончились. И тут грянул гром – последовал третий вызов.

Этого человека я знал хорошо. Это был один из средних Холмов, чьи владения раскинулись за большой грядой на севере.

– Почему, Гара Нат? Разве в чем-то я или мой род обидели тебя?

– Обидели! – крикнул он. – Ты порождение свиньи и горного шакала!

– Твоим языком руководит злоба, и мне непонятны ее причины.

– Причина в том, что я хочу драться с тобой! Я хочу убить тебя, Великий Холм Рякс Нат!

В руке я сжимал метровый меч. По правилам, мой противник должен был пользоваться цепью с ядром, усеянным острыми шипами.

В умелых руках ядро на цепи – смертоносное оружие, гораздо более опасное, чем меч.

Тара Нат сразу обрушился на меня. Цепь вращалась в его руках с огромной скоростью. Я едва успевал отскакивать, пригибаться, подпрыгивать, ощущая, как ядро пролетает в сантиметре от меня. Тара Нат сыпал богохульными ругательствами в мой адрес – в поединке это разрешалось, – кровь прилила к его лицу, и казалось, оно слилось по цвету с красной рубахой, на которой были закреплены стальные пластинки.

В юности меня учили не только разным наукам. У меня были и хорошие учителя, обучавшие владению оружием, тактике и стратегии войн. Великий Холм должен знать и уметь все. В том числе и владеть акробатическими трюками. Сейчас акробатика и быстрая реакция спасали мне жизнь. От ядра можно только уворачиваться, уходить и ждать нужного момента для решающего удара.

Когда шар со свистом пролетел над моей головой, задев волосы, я бросился Гара Нату под ноги, целя мечом ему в живот. Однако он успел среагировать и уклониться, в результате чего острие лишь царапнуло по металлическим пластинам. Я же получил удар сапогом в живот и покатился по земле. Потом я увидел летящий мне в лицо шар.

Бах! В голове у меня загудело. Но это не был удар шаром. Это вздрогнула земля, в которую влепился тяжеленный шар. Сантиметра ему не хватило. Я успел отклониться… А Гара Нат вновь взмахнул рукой…

Это был последний рывок. Я в отчаянии метнулся навстречу противнику, зная, что больше случая мне не представится. Мой меч вошел в его живот, пробив металлическую пластину. Это был клинок из хорошей стали, выкованный лучшими кузнецами бесбаров, закаленный в крови горного козла. Ему не смогла противостоять даже стальная защита Гара Ната. На излете шар еще задел мое плечо, после чего упал на землю вместе с цепью, выскользнувшей из разжавшихся рук. Гара Нат постоял, потом рухнул на колени.

– Добей его! – послышались крики с трибун. Сейчас это дозволялось.

Я склонился над Гаром Натом.

– Зачем ты сделал это?

– Я ненавижу тебя.

И он умер. А я остался жив.

Вокруг меня суетились слуги. Мой друг и лекарь Тара Дзан колдовал над моими ранами, смазывая их целебными мазями. Запал боя прошел, и теперь у меня тряслись руки и бил мелкий озноб. Пришел запоздалый страх – чувство, недостойное Великого Холма. Нельзя поддаваться ему. Дурные мысли надо гнать прочь. Да и кроме этого, у меня есть над чем поразмыслить. Кто жаждет моей смерти? Три вызова – это не могло быть случайностью. По-моему, я начинал догадываться, кому это надо. Хотя и не понимал зачем.

– Еще один Холм хочет вызвать на состязание чести другого Холма, чтобы в поединке найти правду! – крикнул в хитрую трубу, которая многократно усиливает голос, распорядитель Ангр Насват.

Все замерли. Еще один поединок…

– На поединок вызывается… Насват запнулся, потом с отчаянием крикнул:

– Великий Холм Рякс Нат!

Прокатился ропот. Это было что-то невиданное. Я закусил губу. Праздник состязаний кто-то пытался превратить в обычное убийство. Мне хотелось отказаться, но это немыслимо. Я просто не мог этого сделать. Я не мог вернуться трусом и покрыть позором весь мой род.

В четвертый раз за сегодня я, покачиваясь, вышел на арену.

– Спорить с Рякс Натом желает мелкий Холм…

– Стой! – Я поднял руку. – Я сам хочу назвать противника. Обычай дает мне такое право.

Один Холм может выстоять четыре боя. И в последнем из них он сам имеет право выбрать того, с кем будет сражаться.

– Ты имеешь на это право. Называй имя.

– Мой противник… – я запнулся, ибо мой язык не поворачивался произнести это имя. Я оглядел трибуны и встретился с ним глазами. И понял, что был прав в своих умозаключениях.

– Мой противник… Сияющий Утес Рахнут Ка Лик, владетель сотни долин и хребтов, тысячи лесов и озер!

Трибуны ахнули. Это было невозможно.

По закону один из восьми Великих Холмов может бросить вызов Сияющему Утесу. Но этот же закон оберегал жизнь верховного владетеля, чтобы никто не мог воспользоваться сто одиннадцатым днем Года Великой Лавины для своего воцарения на его престоле. Тот, кто вызвал Сияющего на поединок, в случае победы изгонялся из своего рода. Но я был готов и на это.

Сияющий Утес спустился с трибуны и встал передо мной. Прищурив правый глаз, он удивленно рассматривал меня.

– Ясен ли твой разум? – спросил он. – Не болен ли ты? Я готов простить тебя.

– Нет.

Рахнут Ка Лик мог отказаться. Но это означало навсегда уронить себя в глазах подданных.

– Понимаешь ли ты, на что покушаешься?

– Не кажется ли тебе, Сияющий Утес, что посылать ко мне убийц на арену – не самый лучший выход. Это наша борьба, и каждый должен вести ее сам.

– Что же, ты прав. Это наш бой. Не надо было вмешивать в него других. Рапиру мне!

Лязгнул металл. Мы сошлись…

Вскоре все было кончено. Моя рапира пронзила сердце Рахнута Ка Лика. Теперь меня ожидали скитания и нищета. Но не такое уж большое значение имело это сейчас для меня. Я ощущал, что сегодня совершил нечто главное в этой жизни, а все остальное – мелочи, не заслуживающие большого внимания…

… ЧЕРНАЯ КЛЕТКА. Я СДЕЛАЛ ШАГ ВПЕРЕД.

– Тебе звонил Шершень. С полчаса назад. – Голос в динамике рации был равнодушным и сонным. – Мы никак не могли связаться с тобой.

– Меня не было в машине. Что ему нужно?

– Сказал, что ждет тебя в «Сонном кроте»,

– Давно звонил?

– С полчаса назад. Говорит, информация по индексу единица.

– Единица! Ты должен был послать еще кого-нибудь, Ранк!

– Должен. – В динамике послышался какой-то звук, похожий на зевок. – Но он заявил, что будет говорить только с тобой.

– Приводи группу в готовность.

– У нас сейчас только три человека. Ты же знаешь, остальные на взрыве в зоне "С".

– Плохо. Я к Шершню.

Единица означала, что произошло что-то очень важное и предстоит серьезная работа.

«Сонный крот» – грязная забегаловка в окраинных жилых кварталах, неподалеку от красного забора, огораживающего зараженную зону. Здесь кучкуется всякий сброд, многим из завсегдатаев место в тюрьме или камере смертников. Впрочем, и Шершень, в миру Тонг Шухани, тоже не пример для подражания у подрастающего поколения. Его давно ждал кабинет ликвидации, если бы он не был моим лучшим агентом.

Дым, гам. Парень в форменной безрукавке с эмблемой бара затирал тряпкой кровь на полу. Наверное, опять был мордобой или ткнули кого-то ножом. А чего удивляться? Это тут случается через день.

Шершень прилично натрескался. Он держал в волосатой здоровенной лапе грязный стакан, по его щеке катилась слеза. Он задумчиво слушал песню, которую горланила полуголая певичка.

– Привет, инспектор, – пробурчал Шершень.

– Тише ты, идиот! – Я сжал пальцами его лапу так, что что-то хрустнуло. – Тебе жить надоело?

– Надоело. – Шершень тяжело вздохнул. Время от времени на Тонга Шухани накатывала зеленая, тягучая тоска, особенно после трех стаканов «железного огня» – отвратительного пойла, которым славился «Сонный крот».

– Зачем звонил? Говори!

– А стоит? К чему это? Мы все куда-то бежим, в кого-то стреляем, кому-то выпускаем кишки. Везде злоба и корысть. А еще предательство и скука. Да и что это все перед лицом смерти, перед ее величием?

– Я тебе сейчас врежу в ухо, Шершень. Ты меня знаешь.

– Знаю. По характеру ты бандит, а не инспектор. Я врезал ему под столом по голени, и он взвыл.

– Я тебя предупреждал, чтобы ты не трепал языком, кретин? Говори!

– А чего особенного? Ничего особенного и не случилось. Объявился Крысеныш – и больше ничего.

Ухты! Последний раз Лой Гароди появлялся здесь три года назад. Тогда он вместе со своими выродками захватил пассажирский пневмоавтобус на линии Лотток – Мальзия-2, застрелил семнадцать человек, из них двух полицейских, и скрылся с семнадцатью миллионами сельвов, принадлежащих компании «Компьютер-продукт». У меня к нему был должок. Он убил трех моих ребят, притом так, что и вспоминать об этом не хочется. Несколько раз я чуть было не настиг его. Шрам от пули в плече – это привет от него. И моя взорванная квартира. И моя машина, изрешеченная пулями. Я тоже старался не оставаться в долгу. Долмена Практа – правую руку Крысеныша – я отправил на виселицу. Тупице Року и Пузану Шлагеру, лучшим его гориллам, без следствия и судебных задержек я выписал повестки на тот свет. Но это мелкие радости, бальзам на раны собственного самолюбия. Мне нужен был сам Крысеныш. Это превратилось для меня в навязчивую идею. Я просыпался по ночам с мыслями о нем. Мне причиняло боль, что эта мразь до сих пор ходит по земле, а мои ребята уже четыре года в могиле. Между нами была какая-то незримая связь, узел ненависти связал нас воедино. Я знал, что Крысеныш жив. И что он тоже думает обо мне.

– Где объявился Крысеныш?

– В Тормунте, где же еще?

– Адрес?

– А я почем знаю.

– А что ты вообще знаешь?

– Что он собирается в гости по адресу Северная улица, дом шестьсот восемьдесят семь, квартира девятнадцать. К Крабу Суитли.

– Откуда тебе это известно?

– Мне баба Суитли настучала. Она обычно тает при виде моей неотразимости.

– Ну и вкус у нее. Когда Крысеныш собирается к этому Крабу?

– Сколько сейчас времени?

– Без четверти восемь.

– Через двадцать пять минут.

– Что?! Он надолго к нему?

– Зайдет за какой-то штуковиной, которую Краб для него хранил, и сразу отвалит.

– Бесы тебя раздери, Шершень! Ты не мог сказать это моим ребятам?

– Не мог. Я с тобой на связи. Зачем мне твои ребя, та? Чтобы мне «коллеги» кишки выпустили?

Я вскочил с места.

– Он будет один?

– Нет. С двумя гориллами…

Я плюхнулся на сиденье машины. Рука потянулась к рации. Что делать? На Северную улицу мои ребята не успеют. А тем более, если вызвать спецподразделение, это именно их работа – брать таких, как Крысеныш. Вызвать патруль? Это значит сорвать операцию. Ближе всех к Северной улице находился я. Успею…

Крысеныш и два телохранителя. Если сработать неожиданно, может получиться.

Я выехал на шестьдесят восьмое шоссе, потом свернул на первую трассу. Через два километра – направо. В эти запутанные улочки мне и надо. На компьютере появилось изображение моего маршрута – карта и на ней движущаяся точка. Направо. Еще раз направо. Теперь пятьсот метров вдоль длиннющей заводской стены. Надо торопиться. Крысеныш пунктуален, и если обещал быть в десять минут девятого, значит, так и будет.

Высматривая, где бы выбрать лучшую позицию для наблюдения, я неторопливо ехал по улице. У меня в запасе оставалось еще семь минут.

Я уже хотел нажать на тормоз, но тут мое внимание привлек белый фургон, на котором была выведена надпись: «Братья Хармс – обслуживание лучших магазинов города». Этому фургону совершенно нечего было делать в таком захолустье. И еще кое-что мне не понравилось. Обычно в это время здесь веселилась ребятня, накачивались в углах наркотиками ребята постарше, бродяги варили в котлах свою похлебку. Но сейчас, кроме старухи и двух нищих, не было никого. Меня захлестнуло нехорошее предчувствие. У местных жителей нюх на опасность – при ее приближении они, как мыши, разбегаются по норам. Неужели?

Решено! Я вжал педаль, и мой «олень», взревев, резко начал набирать скорость.

Я оказался прав. В зеркале было видно, как из фургона выскакивали люди. По корпусу и стеклу градом забарабанили пули. Ну и пусть. Эти лопухи просчитались. Корпус и стекла машины – пуленепробиваемые, скаты из самовосстанавливающейся пластиковой резины. Теперь, до свидания! Ловушка не сработала. Не надо им было ставить этот фургон. Если бы он не насторожил меня, я вышел бы из машины, и сейчас во мне было бы больше свинца, чем живого веса. Уж тут молодцы Крысеныша постарались бы…

Грохот! Сильнейший удар. Машину развернуло. Я успел нажать на тормоз, и – багажник моего «оленя» проехался по мусорному баку, смяв его, как картонку. Я вроде цел. Почти цел. Но не время рассиживаться и считать поломанные ребра.

Я схватил автомат, который держал под сиденьем, распахнул дверь и выскочил из машины. Удар из бронебойного гранатомета пришелся в двигатель. Мне еще повезло, что я остался жив.

Их было много. Они высыпали не только из фургона, но и из подъездов и поливали меня огнем. На ходу я дал очередь из автомата и срезал одного из них. Потом второго. Мне сказочно везло – ни одна пуля не достала меня. И вот я скрылся от свинцового потока в проулке.

Я бежал что есть мочи вперед. Снова сзади застрекотал автомат, но я перемахнул через бетонный забор и очутился на свалке, затертой меж мрачных, без единого окна, зданий. Корпуса машин были сложены высоченными штабелями, несколько топливных самолетных баков, плиты, коробки с железными отходами, грязь, вонь. Я осмотрелся. Между домами был узенький проход, я бросился туда, но увидел, как перед ним остановилась, перекрывая, машина с боевиками.

Все, конец! Единственная возможность – затаиться здесь и ждать, что будет быстрее: они найдут меня или появится полиция? Но зачем полиции ехать сюда? Как она узнает о перестрелке? Позвонит кто-то из местных? Как бы не так, позвонят они!

Опять захлопали выстрелы, и я бросился к штабелям ржавых автомобильных останков. Наступали сумерки. Надо попытаться надежнее спрятаться.

– Вот он! – заорал один из нападавших и тут же получил за это награду – я прошил его очередью.

Только в тупоумных фильмах герои полчаса палят из автомата, не заботясь о смене магазина и одной пулей сражают человека по четыре. Магазин опустел, я отбросил бесполезный автомат и вынул из кобуры пистолет. Еще двенадцать патронов – не густо. Хотя нет, в кармане запасная обойма. Побьемся еще.

Они знали свое дело и умело зажимали меня в клещи. Я перепрыгнул через ржавый капот грузовика и навскидку выстрелил в силуэт на заборе. Не попал. Сзади послышался шорох, я выстрелил наугад. В ответ раздался вскрик. И тут пуля впилась мне в бедро, дробя кость. Я упал на землю, скрипя зубами от боли, и пополз за железки, сваленные метрах в двух от меня. Выстрелил еще два раза, еще один убийца рухнул на землю. И тут пуля пронзила мне грудь…

Чьи-то грубые пальцы взяли меня за подбородок.

– Вот мы и встретились. Так кто кому будет таскать на могилу скорбные записки?

– Наверное ты, Крысеныш.

– Правильно. Знаешь, дружище, в моей башке не солома. Я вычислил твоего «говоруна» и, вместо того, чтобы сразу прикончить, использовал. А ты попался, как муха в паутину.

– Молодец, – прошептал я. Голова кружилась, сознание покидало меня.

– Я сильнее тебя, инспектор. А ты… Ты уже мертвец.

– Сейчас ты победил. Но мы еще встретимся с тобой, Крысеныш. И тогда посмотрим, чья возьмет.

Крысеныш удивленно взглянул на меня, лицо его омрачилось.

– Я не очень-то понимаю… Но мне кажется, что в твоих словах есть что-то такое… Впрочем, это неважно.

– Кончай его! – послышался хриплый голос. – Нет времени!

Крысеныш поднял пистолет и нажал на спусковой крючок.

… БЕЛАЯ КЛЕТКА. МЕДЛЕННО, ПРОТИВ ВОЛИ, Я ДЕЛАЮ ШАГ НАЗАД.

Мы настигли «Сокрушитель» в системе Синей Meдузы, где флагманский линкор противника зализывал, раны и чинил многочисленные повреждения. В сражении у Альфы Возчика «Сокрушителю» удалось в последний миг уйти от нас в гиперпространство. А нам удалось последовать за ним, чтобы навсегда покончить с адмиралом Андикасом Крусом.

Этого дня мы ждали много лет. Когда покидали один мир за другим, зная, что оставляем их на разор и поругание. И когда возвращались обратно, с горечью взирая на разрушения и запустения, на все, что было дорого каждому из нас и что было осквернено Сабханом Мороком и его сподвижниками. Мои соратники двенадцать лет гибли в пылающих кораблях, в разрушающихся под гравитационными ударами городах, попадали в плен, из которого не возвращался никто и которого боялись больше, чем смерти в бою. И все ради этого мига.

Во время сражения у Альфы Возчика нам удалось одержать долгожданную победу. Но если упустить адмирала – ближайшего помощника безумного Сабхана Морока, погибшего у Альфы от моей руки, пламя войны когда-нибудь вспыхнет вновь.

«Сокрушитель» находился на расстоянии четырех тысяч километров от нас и на главном экране смотрелся расплывчатым пятнышком.

Капитан Эйхан, командующий нашей эскадрой, отдавал приказания:

– Первая группа – старт!

– Первая ушла.

– Группа М – старт!

– Ушла.

– Группа Четыре – старт!

Гравилеты срывались с места и уходили в космос, превращаясь в бледные точки, а затем и вообще растворялись в звездном небе. Тридцать боевых машин – это все, что осталось от наших семидесяти гравилетов после прошлого сражения.

На экране замелькали вспышки.

– М-36 уничтожен, – послышался равнодушный голос компьютера.

– 1-78 поврежден, пилот погиб. Сектор 27/86/5. Погибнуть, когда победа так близка, – что может быть печальнее?

– Два истребителя противника уничтожены. Сектора 27/88/4 и 29/87/6.

Сражение кипело вовсю. Три крейсера – у нас был перевес в силах. Вместе с тем нам противостоял флагманский линкор – очень мощный, сильно вооруженный, с отборной командой. Так что чаша весов колебалась, и еще неизвестно, в чью сторону она склонится.

– М-41 уничтожен, сектор 22/41/2, – продолжал перечислять компьютер. Он не умел ошибаться, и я знал, что М-41 действительно уничтожен.

– С-29 уничтожен, сектор 21/88/1. О небо!

– Поврежден истребитель противника. Сектор 29/87/8.

– С-15 поврежден, повреждения шестьдесят пять процентов, аварийная посадка.

– Уничтожен истребитель противника. Сектор 22/44/1.

Бой длился уже довольно долго. И мы, и наш враг несли большие потери. Но достаточно всего восьми машин, чтобы образовать вокруг «Сокрушителя» губительную для него сферу Гаруса.

– Плохи наши дела, – проронил я.

– Да, конечно, – согласился Эйхан. – «Сокрушитель» может вновь ускользнуть в гиперпространство. И тогда нам снова гнаться за ним.

– Вопрос только в том, сможем ли мы еще раз проследить координаты точки перехода.

– Может, и не получится, мой капитан. Нам нужно добить его именно теперь. Дорога каждая машина, и…?

– Что ты предлагаешь?

– Я иду туда.

– Первый помощник капитана должен быть на мостике.

– Я один из лучших пилотов. И мое место там.

– Хорошо. – Эйхан хлопнул меня по плечу и вздохнул:

– И… ты поосторожнее, договорились? Я хочу выпить с тобой горяченького в баре «Морская звезда» на базе.

– Мы еще выпьем. И не один раз.

Скафандр, привычная кабина истребителя, привычная суета механиков перед стартом. Начинается отсчет… «Десять, девять, восемь…». Загораются новые; лампы на пульте. «Три, два, один».

– Т-1, старт!

Компьютер начал выводить картину боя из красных пунктиров выстрелов, синих точек наших крейсеров, зеленой точки флагманского линкора, оранжевых линий траекторий боевых глайдеров.

Я бросал машину из стороны в сторону. Гравилет, летящий по прямой траектории, через секунду будет сбит истребителями или орудиями вражеского линкора. Если плетешь кружева, то оттягиваешь момент, когда плазменный разряд разнесет твой истребитель на куски.

– Флагманский линкор уходит в гиперпространство, – послышался, как всегда, спокойный (чего ему это стоило) голос капитана Эйхана. – Надо быстрее дожимать их.

Я это понимал. И все это понимали.

«Сокрушитель» начал покрываться голубой дымкой. Флагман готовился к прыжку. Надо успеть! Перевес в силах позволил нам начать формирование сферы Гаруса…

– С-7, занять сектор 38/67/8.

– М-11, Занять сектор 20/15/5.

– Т-1, занять сектор 30/08/7. – Это для меня.

Я вышел в сектор. Дымка разрасталась.

Восемь наших кораблей формировали сферу. Остальные продолжали бой.

Вокруг флагмана противника возникла радужная оболочка – это разрушалось его защитное поле. Одновременно орудия наших крейсеров били по «Сокрушителю». Флагман погибал. Теперь все решали секунды. Успеет он уйти в гиперпространство или нет.

– Флагман покидают боевые машины и спасательные боты, – проинформировал компьютер.

Похоже, враги теряли всякую надежду сохранить «Сокрушитель».

Один за другим прозвучали упоительные сигналы, означавшие капитуляцию. Первыми сдались спасательные боты – им просто смешно ввязываться в драку с боевыми гравилетами. Потом пришла очередь истребителей. Один за другим они стали планировать в сети наших крейсеров и скрываться в их чреве.

– В нашем секторе гравилет противника, – произнес компьютер. – Сигнал о капитуляции. По правилам, мы обязаны пропустить его.

– Пропускаем.

– Гравилет противника – опасное сближение. Нападение.

В последний момент, будто предчувствуя беду, я заложил крутой вираж. Сделал это еще за миг до предупреждения компьютера и до того, как увидел атаку якобы сдавшегося неприятеля. И ушел от удара, который разнес бы меня в пыль.

Это был подлейший поступок. Сигнал капитуляции для пилота – это святое. Использовать его как военную хитрость – последнее дело. И все-таки пилот гравилета пошел на такое. Поступок не только подлый, но и отчаянный. Он обрекал себя на верную гибель.

– Гравилет идентифицирован. Это «Крылатый пес» – боевая машина адмирала Круса.

– Ясно.

Ну конечно же, это был Крус. Кому бы еще могло прийти в голову пойти на такое. Ему действительно нечего было терять. Все его труды, надежды, устремления черной души – все сейчас шло прахом. Это был день его крушения и позора. Адмирал не хотел пережить его.

Я бросил машину следом. Мы находились ближе всех к разваливающемуся, на глазах теряющему свою форму, сминающемуся флагману, который вот-вот, превратится в бесформенную безобразную глыбу металла. Я вцепился в «Крылатого пса», сел ему на хвост, и теперь нас разделяло каких-нибудь двести километров. Это – как вытянутая рука в наземном бою. Я врезал по нему из всех орудий. Крус был отличным пилотом, поразительно чутким, с предвидением опасности… Он успел увернуться в сторону.

Теперь он несся прямо на свой линкор. Похоже, он решил покончить счеты с жизнью, в последний миг соединившись в пламени со свей летающей цитаделью, которая долго служила ему верой и правдой. Он обезумел. Флагман рос на глазах. Я тоже обезумел. Я решил не отпускать Круса ни при каких обстоятельствах. Это было больше, чем жажда справедливого возмездия. Я знал, что самым главным в жизни для меня было уничтожить, раздавить адмирала Круса. И я сделаю это, пусть даже платой будет моя собственная жизнь.

Дистанция между нами сокращалась. Я уже почти настиг адмирала, но он ловко уходил от моих ударов. И тут я понял его замысел. Он хотел вместе с погибающим «Сокрушителем» проскочить в гиперпространство. Этот маневр требовал ювелирной точности, но Крус был пилотом-легендой. Расчет его оказался потрясающе точным. Синее пламя объяло флагман, а потом озарило все вокруг, и я на миг растворился в нем. Меня будто вывернуло наизнанку, разобрали на атомы, а потом снова собрали. Через секунду я пришел в себя.

– Произошел гиперпереход, – сообщил компьютер.

«Ох», – простонал я и в отчаянии ударил по подлокотнику кулаком.

Произошло то, на что надеялся Крус. В гибнущем флагмане гиперпространственный двигатель достиг рабочего режима и свел концы триллионов километров в одну точку. Я попал в зону его действия и сейчас нахожусь неизвестно где.

Я успел швырнуть машину в сторону, и залп прошел мимо. Я едва не позабыл, что нахожусь здесь не один. Бой для меня еще не кончился.

Мы разошлись на достаточное расстояние и дали Друг другу передышку.

– Расстояние сто пятнадцать тысяч километров от планеты типа 3-2, – заговорил компьютер. – Планета не идентифицирована

Планета, голубая, похожая на мою родную Землю, висела на черном небе. «Сокрушитель» тоже был здесь. Вернее, то, что от него осталось. Может быть, там и был кто-то жив, но это уже не имело значения. Линкор превратился в безжизненный металлический ком, вращающийся вокруг планеты, которую даже не найти в галактических справочниках.

– Опасное сближение с вражеским гравилетом. Мог бы и не говорить. Я сам видел, что белая траектория становится ярче. Вот она стала пунктирной – это означало, что мы в пределах досягаемости орудий.

То, что началось потом, трудно описать словами. Я полностью отключился от всего, кроме боя. Сколько он длился? Не знаю. Знаю только, что получил несколько ударов, которые, к счастью, не затронули жизненно важных систем глайдера.

Круксу тоже крепко досталось, но и он держался. Это было выше человеческих сил, но мы продолжали драться.

Я заложил дугу, которая чуть не превратила меня в лепешку, потом сбросил скорость и сумел синхронизироваться с «Крылатым псом». Он ушел в сторону, но я ожидал этого и нанес упреждающий удар. И увидел, как «Пес» начал разваливаться на части.