Часть II. Единство смысла Вhры и Мhры — либо “таинства”, как покров для лицемерия

Начнём с внесения понятийной определённости. Веры бывают разные, но не в том смысле, который известен из пословицы «Бог один, а веры разные», а совсем в ином: может быть вера в Бога; а может быть вера Богу-Личности, как Всеобъемлющей личности, обладающей полнотой и совершенством без изъянов. Текстуально разница между обеими верами невелика: «вера в Бога», «вера Богу» — не всё ли равно? — не каждый обратит внимание на грамматические различия и отождествит одно с другим вопреки тому, что жизненно объективно это — две взаимоисключающие веры, хотя сказанное покажется многим парадоксальным: как одно может существовать без другого?

Но жизненно реально вера в Бога — порождение неверия Богу. И это не парадокс, и не игра словами.

Мнение о существовании Бога, как и противоположное по смыслу мнение о Его несуществовании — не предмет веры, в том смысле, что к предмету веры относятся все мнения, содержание которых не удается проверить экспериментально или доказать их логически на основе выявленных общих и частных законов бытия Объективной реальности.

Что касается доказательств бытия Бога, то не следует искать их в наследии И.Канта или кого-то еще из философов и богословов, физиков теоретиков и физиков экспериментаторов. Следует обращаться непосредственно к Богу, сообразуясь с представлениями о том, что является нормальной этикой в отношениях двух субъектов, обладающих свободой воли и разумом, ибо невозможно получить ответ от того, кто объективно не существует; если же один субъект обращается к другому с уважением и, сообразуясь со своими представлениями о нормальной этике, то второму субъекту неэтично отвергнуть первого, по крайней мере, при его первом обращении к себе, и до тех пор, пока они не выработают признаваемую ими обоими этику взаимного общения.

Но “обработка результатов” такого “эксперимента” действительно невозможна, если стоять на общих методологических позициях позитивистской науки, где критерии объективности основаны на многократной повторяемости результатов одного и того же эксперимента и статистической обработке полученной в его ходе базы данных. Это касается как обработки результатов физических экспериментов, так и обработки результатов экспериментов в области парапсихологии (телепатия, ясновидение, телекинез и т.п.)

Объяснение этой несостоятельности методов науки в решении принципиального вопроса религии лежит в области этики: если обращение исходит от разумного, то и ответ Всевышнего разума будет обращен адресно к разуму вопрошающего. Если разум вопрошающего “экспериментатора” отказывает Богу в Его праве на разумный ответ, сообразующийся с личностным развитием вопрошающего, вывод “Бога нет” — неизбежен. Поскольку Бог поистине дает непосредственно каждому доказательства Своего бытия Сам непосредственно этически, то каждый религиозный “эксперимент” неповторим, а обработка его результатов на основе методов, вполне работоспособных в естествознании и в парапсихологических экспериментах, дает предопределённо ложный результат. Единственно жизненное доказательство бытия Божиего состоит в очень простом этическом соотношении, выражающемся в статистике жизненных случаев:

Жизненные обстоятельства изменяются в соответствии со смыслом молитв, если человек, (первоначально гипотетически предположив как объективную данность Божье бытие) и поверив Богу как личности, признавая за Ним право обращаться и к нему самому через его совесть, через других людей и на «Языке» жизненных обстоятельств, знаменующих смысл, сам отвечает Богу своими помыслами и делами в жизни, когда Бог обращается к нему.

Отрицание доказательств в таковом их качестве обусловлено не их объективным отсутствием, а нравственно-этической неприемлемостью их смысла для субъекта, которому они предъявлены к осмыслению.

То есть реальные доказательства бытия Божия вполне отвечают критериям практической проверки гипотетических предположений, выдвинутым атеистами в философии диалектического материализма.

Но получение такого рода доказательств — не эксперимент, по завершении которого что-то можно зачеркнуть в научных трактатах, вписать в них что-то новое, после чего продолжать жить по-прежнему. Это обретение возможности войти в качественно иной образ жизни, который по латыни называется «религией» и представляет собой обоюдосторонне направленную осмысленную связь двух личностей. Хотя от этой возможности и можно отказаться, поскольку Бог не насилует никого даже истиной, но к прежнему образу жизни вернуться всё равно не удастся: после совершенного индивидом отказа от религиозной жизни его не будут больше Свыше оберегать ото всего, от чего его защищали прежде, чем он предпринял попытку выяснить ответ на вопрос «есть ли Бог?» и получил ответ: «Есть…».

Соответственно вера в Бога возникает, если в душе человека нет места вере Богу как наилучшей из личностей в Объективной реальности, но необходимо объяснить то, что выходит за пределы собственного мировосприятия и освоенного знания. В этом случае личностная религия — обоюдосторонне направленная связь личностей индивида и Бога — разрывается, но имевший место свой или чужой религиозный опыт порождает веру в Бога, а религия — как качественно своеобразный образ жизни — подменяется противостоящей Жизни обрядностью церемониальной магии на основе устных и письменных преданий об имевшем место в прошлом реальном или мнимом религиозном опыте.

Выявив это различие двух качественно разных вер, сравним разные мировоззрения с точки зрения верующего Богу, но неверующего в Бога. Чтобы показать, как одни и те же события в жизни понимаются взаимоисключающе с точки зрения веры Богу и с точки зрения иных вер, рассмотрим, что пишут выразители каждой из них.

Неверие в Бога и неверие Богу, помноженные на собственную беззаботность и бессмысленное отношение к Жизни, выразил некто под псевдонимом Валерий Чумакофф в журнале “Огонёк”, № 5, 1999 г., опубликовав статью “СЛУЧАЙНОСТЬ КАК НЕПОЗНАННАЯ БОГОМ ЗАКОНОМЕРНОСТЬ [39]. Если на вас упал кирпич, может быть, это кому-нибудь нужно?”

Сопоставим с этим агностицизмом [40] и мнение А.С.Пушкина по вопросу о закономерности и целенаправленности “случайности”:

«Провидение не алгебра. Ум ч„еловеческий“, по простонародному выражению, не пророк, а угадчик, он видит общий ход вещей и может выводить из оного глубокие предположения, часто оправданные временем, но невозможно ему предвидеть случая — мощного мгновенного орудия Провидения [41]».

Даже марксизм ближе к истинно выраженному А.С.Пушкиным вечному закону бытия мироздания, чем огоньковская “чумакоффщина”. Марксистское «через цепь случайностей пролагает дорогу закономерность», об источнике и смысле которой марксизм, однако предпочитает не распространяться, придерживаясь — по умолчанию — по существу пантеистических взглядов, но, не желая при этом поклоняться и Природе как божеству, всё же подразумевает познаваемость законов бытия Мироздания, и при искреннем подходе к познанию выводит человека из атеистического тупика, в отличие от беззаботно бессмысленных интеллектуальных игрищ, предлагаемых “Чумакоффыми”.

Редакция “Огонька” к рассмотрению проблемы не познанных случайностей-закономерностей привлекла и наследие братьев Стругацких, поместив на одной из страниц статьи “Чумакоффа” вопрос за их подписью: «Что мы знаем о вероятностях?» — сопровождаемый изображением иероглифа «грабли», обозначающего известную идиому “наступить на грабли”, коей характеризуют непредвиденные пострадавшим неприятности, однако, возможно, что предвиденные и организованные кем-то для него умышленно; с другой стороны “грабли” можно понимать и как очень жесткий символ обратной связи между субъектом и окружающей действительностью: положительной либо отрицательной — это определяется субъективным отношением к “генеральному наступлению” на “грабли”.

Ссылки на братьев Стругацких по умолчанию подразумевают их наиболее значимое историко-социологическое произведение: “Трудно быть богом” [42]. «Быть Богом» в абсолютном смысле этого слова — притязания есть, что и выражается в заголовке статьи “Чумакоффа” в словах «случайность как непознанная Богом закономерность». Но стать и быть Богом — не получается по причинам, названным А.С.Пушкиным: нет абсолютного предвидения случая, вследствие чего случай не может стать абсолютным орудием мгновенного воздействия с далеко идущими последствиями в руках претендентов на то, чтобы “быть Богом”. Поэтому притязания “быть Богом” остаются не удовлетворенными, и возникает бессмысленное раздражение агностицизма. Соответственно и жизненно важный вопрос «что мы знаем о вероятностях?» повисает в таком мировоззрении безответным.

Поэтому мы выскажем наше понимание того, что мы знаем о вероятностях. «Теория вероятностей» — это неправильное по отношению к её существу название одного из разделов математики. Если именовать его по существу, то будет не теория вероятностей, а математическая теория мер неопределённостей. Причем не абсолютных мер неопределённостей, а относительных субъективных мер неопределённостей в течении частного процесса, выделенного в сознании человека из совокупности объемлющих процессов и обусловленного течением процессов объемлющей совокупности. Включение в задачу “теории вероятностей” некоторых из числа этих объемлющих процессов изменяет математически правильный ответ во всякой задаче математической теории относительных мер неопределённостей. Все объемлющие процессы включить в математическую модель невозможно по причине ограниченности человека и математической модели: Всеобъемлющее рассмотрение такого рода задач — безраздельный удел Бога.

Но это приводит к вопросу, что такое теория вероятностей? Ответ на него тоже есть: это достаточно общая теория управления событиями в иерархически высшем объемлющем управлении, обусловленном Богом Вседержителем. Иными словами, в достаточно общей теории управления речь всегда идет об осуществлении субъектом управления конкретными событиями, которые являются фрагментами их объемлющих процессов, и все вместе они (субъекты, объекты их управления и объемлющие процессы) находятся под всеобъемлющим и безраздельным контролем Бога.

Одним из инструментов достаточно общей теории управления является математическая теория относительных мер неопределенностей, которая позволяет сравнивать варианты управления частными процессами в иерархически высших по отношению к ним объемлющих процессах. Поскольку управление всегда субъективно обусловлено, причем не одним, а множеством субъектов, то задачи теории вероятностей находят свое решение (либо не находят его) [43] в зависимости от нравственности, этики, и других личностных качеств, которые свойственны субъектам, исключенным из математической теории относительных мер неопределенностей. И непредвиденный случай — мощное мгновенное орудие Провидения — при взгляде на Мироздание с точки зрения индивида и общества представляет собой замыкание отрицательных обратных связей в иерархически высшем объемлющем управлении: отрицательных — не в том смысле, что отрицательные обратные связи -объективно плохие, хотя кем-то могут восприниматься и в таковом качестве, а в том смысле, что через отрицательные обратные связи подавляется уклонение от идеала, предопределённого иерархически наивысшим управлением Вседержителя.

Рассматриваемая публикация в “Огоньке” в качестве иллюстраций практики осуществления вероятностей на основе принципа «случай — мощное мгновенное орудие Провидения» приводит большей частью малоизвестные факты, но начинает с достаточно широкоизвестного.

«В 1898 году писатель Морган Робертсон в романе “Тщетность” описал гибель гигантского корабля “Титан” после столкновения с айсбергом в первом своем рейсе… В 1912-м, спустя 14 лет, Великобритания спустила на воду теплоход “Титаник” [44], и в багаже одного пассажира [45] (конечно совершенно случайно) оказалась книга “Тщетность” о гибели “Титана”. Всё написанное в книге воплотилось в жизнь, совпали буквально все детали катастрофы: вокруг обоих судов еще до выхода в море была поднята невообразимая шумиха в прессе из-за их огромных размеров. Оба считающихся непотопляемыми судна налетели на ледяную гору в апреле, имея на борту в качестве пассажиров множество знаменитостей. И в обоих случаях авария очень быстро переросла в катастрофу [46] из-за нераспорядительности капитана и нехватки спасательных средств [47]… Книга “Тщетность” с подробным описанием корабля утонула вместе с ним».

Комиссии, расследовавшие обстоятельства гибели “Титаника”, так и не смогли выяснить, что именно исполнял оркестр, игравший на верхней палубе в течение всего времени, пока судно тонуло, и на наклоняющейся к носу палубе еще можно было удерживаться. Мнения расходятся. Одни утверждали, что до самого конца оркестр исполнял религиозный гимн “Ближе к Тебе, о Господи”; другие свидетельствовали, что оркестр играл единственно рэгтайм; радист “Титаника” — профессия, требовавшая в те времена исключительного слуха и памяти, — Г.Брайд запомнил, что последней мелодией, исполненной оркестром, была мелодия “Осени” [48] — традиционного погребального гимна англиканской церкви. Возможно, что разные произведения, включая и молитвы, исполнялись в разное время и запомнились разным людям.

В мировоззрении верующего (хоть в Бога, хоть Богу) нет сомнения в том, что, даже когда корма тонущего судна поднялась вверх и повисла над водой, после чего корпус “Титаника” переломился, и его больший носовой обломок пошел ко дну, а кормовой торчал из воды вертикально как башня высотой несколько десятков метров и медленно погружался, Бог мог ликвидировать разрушения в конструкциях судна, воскресить всех, кто уже погиб к этому моменту, после чего судно со всеми, кто на нём был, застыло на воде в своей заводской первозданности. Случись это, все запомнили бы акт такого прямого вмешательства Свыше в земные дела и рассматривали бы такой поворот событий как величайшее чудо, свершившееся при жизни их поколения.

Тем не менее, и в этом случае, нашлось бы множество скептиков и нигилистов, которые бы утверждали, что на “Титанике” имела место массовая галлюцинация, но никакого столкновения с айсбергом и катастрофы, обращенной вспять милостью Всевышнего, в действительности не было, поскольку лайнер не имеет и малейших следов повреждений. И они ссылались бы при этом на то, что ничего подобного хроники катастроф на море не знают, а для того, чтобы утверждать об этом как о реальном факте, им нужна статистика множества подобных событий, которой нет, и воспроизвести которую экспериментально нет возможности, поскольку это всё противоречит данным современной науки и т.п.

Нынешняя цивилизация представляет собой парадоксальное явление: в ней существует множество индивидов, которым для того, чтобы уверовать в Бога, якобы необходимо лично стать свидетелями чуда, выходящего за пределы их представления о возможном и нормальном течении событий; но если они же сталкиваются со свидетельствами о чуде других, то отказываются признать их свидетельство истинным. Если же грандиозного чуда, выходящего за пределы обыденности нет, то они настаивают на том, что нет и оснований для веры в “сверхъестественное”, а также и веры тем, кто не может явить чуда, но рассказывает другим о том, как стал свидетелем сверхъестественного.

В случае межконфессиональных разногласий об истинности того или иного вероучения спор протекает в том же русле: вот Христос воскресил Лазаря, исцелил того-то и того-то, накормил несколькими хлебами и рыбами тысячи; Серафим Саровский сделал то-то и то-то; баба Ванга предсказала то-то и то-то; а какое чудо явил Мухаммад, чтобы мы приняли то, чему он учил, как истину от Бога; и какое чудо можете явить лично Вы, ссылаясь на Коран?

Если такое и подобное не произносится прямо, то оно подразумевается, однако почему-то не только не оглашается, но даже не подразумевается постановка встречного вопроса: а что может явить сам возражающий против Корана? как в нём лично проявляются Божьи дары Духа Святого? — ведь всё, на что он ссылается, было явлено другими. А он то сам что? и почему при всей его подчас фанатичной вере за ним в жизни остается большей частью опустошение? — ведь «Бог не есть бог неустройства, но мира. Так бывает во всех церквях у святых» (Новый Завет, Павел, 1-е Коринфянам, 14:33).

Ссылающиеся на чудеса, явленные в древности через Христа и апостолов и положившие начало нынешним христианским вероисповеданиям, в большинстве своем забывают, что те же самые факты, в которых последователи исторически реальных христианских церквей находят основания своей вере, в иудаизме служат для обвинения Христа в магии и чернокнижии.

В такого рода спорах об истинности веры с домогательствами чудотворения забывается эпизод исцеления бесноватого, описываемый Лукой:

«Человек же, из которого вышли бесы, просил Его, чтобы быть с Ним. Но Иисус отпустил его, сказав: возвратись в дом твой и расскажи, что сотворил тебе Бог. Он пошел и проповедовал, что сотворил ему Иисус» (Лука, 8:38, 39).

Иисус ясно же объяснил: «… сотворил тебе Бог», не представлялся исцеленному как воплотившееся божество, а говорил о Боге в третьем лице, но человек , что сотворил ему благо другой человек — Иисус, и проповедовал о том в народе; а множество других сами поняли из этого, что Иисус и есть Бог либо “богочеловек”. Забываются в такого рода спорах и иные объяснения Христом чудотворения как дел Божиих: «Я ничего не могу творить Сам от Себя (…) ибо не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца» (Иоанн, 5:30); «… Отец, пребывающий во Мне, Он творит дела» (Иоанн, 14:10). И в последствии иерархии христианских церквей, сталкиваясь с фактами чудотворения, исходя из своих представлений о нормах “святости”, объявляли еретиками и колдунами тех, чьей бескорыстной простосердечной молитве Бог отвечал Сам или даровал им власть от Себя, не спрашивая на то разрешения у земных иерархий.

Если же говорить о грандиозности знамений, то нет в Мироздании более грандиозного знамения, чем обыденная жизнь Мироздания без катастроф и происшествий.

Требования явить какие-то чудеса и знамения сверх естественного течения событий характеризуются в Откровениях, как искушение Бога человеком. Таков эпизод беседы Христа с дьяволом на крыше Иерусалимского храма:

«… и поставил Его „дьявол“ на крыле Храма, и сказал Ему: если Ты Сын Божий, бросься вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе сохранить Тебя; и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею. Иисус сказал ему в ответ: сказано: не искушай Господа Бога твоего» (Лука, 4:9 — 12).

Также и в Коране многократны утверждения Мухаммада о том, что он сам ничего творить не может, что все чудеса, явленные в прошлом другими пророками, были совершены с дозволения Господа либо по Его прямому повелению. Есть и в Ветхом Завете эпизоды, из которых следует понять, что нарушать естественный порядок течения событий в Мироздании сверхъестественными чудесами Бог избегает, осуществляя Свою власть в Мироздании, через не бросающиеся в глаза события. Один из них повествует о том, как после посрамления Богом пророков Вааловых при участии пророка Илии, Илия своевольно предал тех смерти, вследствие чего они лишились срока земной жизни, в течение которого могли бы одуматься после своего посрамления и вернуться к вере Богу. После этого самоуправства пророка Илии, противного Высшему промыслу, Бог позволил его противникам преследовать Илию, чтобы убить его. И тогда Илия взмолился Богу и был ему ответ.

«(…) И вот было к нему слово Господне, и сказал ему Господь: что ты здесь, Илия? Он сказал: возревновал я о Господе Боге Саваофе, ибо сыны Израиля оставили завет Твой, разрушили Твои жертвенники и пророков Твоих убили мечом; остался я один, но и моей души ищут, чтобы отнять её. И сказал: выйди стань на горе пред лицем Господним, и вот Господь пройдет, и большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом, но не в ветре Господь; после ветра землетрясение, но не в землетрясении Господь; после землетрясения огонь, но не в огне Господь; после огня веяние тихого ветра, [и там Господь]» (3 Царств, 19:9 — 12).

Вопреки такого рода многократным увещаниям о том, что Высший промысел свершается не в чудесах, превосходящих воображение людей; что Бог не фокусник, намеревающийся “удивить публику в земном цирке и сорвать аплодисменты”, — вопреки прямому предостережению «не искушай Господа Бога твоего…» люди упорно жаждут грандиозных знамений, необходимых им якобы для того, чтобы поверить в Бога.

Того факта, что ни одно знамение в Мироздании не может быть более грандиозным, чем само Мироздание, в котором нормально все события способны течь без бедствий и неурядиц, воплощая в жизнь тихо и незаметно милость Божию, большинство не может осознать как знамение. Когда всё течет так, то не надо Всевышней властью обращать вспять течение катастроф, учинённых людьми по злому умыслу или по бездумной беззаботности; не надо исцелять заболевшего или калеку, не надо воскрешать умершего. Но тогда нет чудес, и многим нет оснований для их веры в Бога.

Но это обыденное чудо естественности течения событий без потрясений и неурядиц, которое общество пытается каждодневно рушить своею отсебятиной, является основанием для веры Богу, ибо «… Бог не есть бог неустройства, но мира. Так бывает во всех церквах у святых».

И это чудо имеет место в продолжении истории о “Титанике”, рассказанной далее в рассматриваемой статье в “Огоньке”:

«В 1939-м, спустя 27 лет, в том же районе Атлантики, где затонул “Титаник”, ночью плыл другой корабль — “Титаниан”. Внезапно внутреннее чутье подсказало что-то рулевому, и он отдал команду “стоп-машина”. Когда судно остановилось и стоящие на вахте стали выражать недоумение задержкой, из темноты внезапно вынырнул огромный айсберг и нанес по корпусу сильный, но, к счастью, уже не смертельный удар…»

Самое интересное в этой ситуации состоит в том, что “Титаниан” мог бы при несколько других обстоятельствах вообще разминуться с айсбергом так, что никто на его борту айсберга бы и не заметил: если корабль остановил рулевой, то судно в течение нескольких минут не управлялось; если бы команда “стоп-машина” последовала несколькими десятками секунд раньше, то судно успело бы полностью остановиться, а потеряв ход, оно могло быть повернуто ветром относительно прежнего курса так, что айсберг остался бы за пределами видимости и оказался в стороне от пути судна, после того как оно возобновило движение [49]. В этом случае рулевой, спасший корабль своими неуставными действиями по наитию Свыше, скорее всего, лишился бы места службы, поскольку грубо нарушил правила несения вахты и превысил свои полномочия, так как с точки зрения капитана безо всяких к тому оснований остановил машины. Но Бог позаботился о том, чтобы все убедились, что судно было остановлено не зря и, чтобы рулевой не был наказан.

Этот случай — на языке жизненных знамений — рассказывает о том, как мог бы быть спасен “Титаник” без обращения вспять течения постигшей его катастрофы. Но на его ходовом мостике уже давно были глухи не только к внутренним голосам Свыше, но и к прямым оповещениям о ледовой опасности, которые на протяжении всего дня, предшествующего ночи катастрофы, принимала радиостанция “Титаника” и которые капитан лайнера Смит и директор-распорядитель кампании-владельца Исмей складывали в свои карманы без отдания каких-либо распоряжений по службе.

Кроме того, характеризуя техническое совершенство “Титаника” его капитан перед выходом в рейс сказал, что этот корабль не смог бы утопить сам Господь Бог, что, на наш взгляд, было богохульно, поскольку приписывало Богу злобное намерение как возможность и тем самым нарушало нормы этики веры Богу как наилучшей из личностей. Рулевой “Титаниана”, как нам думается, был человеком более добропорядочным, и потому отношение к нему Свыше было иное.

Однако это частности, хотя и не те, которыми можно пренебречь в религиозно-этических вопросах теории вероятностей и практики осуществления вероятностей. Более общее и значимое состоит в том, что хотя “Титаник” стал осознаваться обществом как символ эпохи только после катастрофы, но в действительности он был концентрированным выражением эпохи и до катастрофы, даже если современники этого не осознавали.

Судостроение объективно — это одна из немногих интегрирующих отраслей экономики, в продукции которой выражает себя вся цивилизация целиком: в корабле есть место и продукции сельского хозяйства, и тяжелой промышленности, и произведениям изящных искусств, а в его устройстве в процессе проектирования выражаются нормы общественной жизни в той стране, где корабль проектируется и строится. Иными словами, чтобы иметь суждение о качестве жизни в цивилизации, следует побывать на её корабле, и потому издревле во многих иносказательных традициях цивилизации, государства, общественные организации (включая церкви и масонство) уподобляют кораблю, государственное и партийное строительство — кораблестроению, политику — судовождению и т.п.

“Титаник” был воплощением сословно-кастового строя, в котором одни — меньшинство — прожигают жизнь как свою, так и жизни других; а другие — большинство — всю жизнь обслуживают этот пир, света Божьего не видя и не имея времени, сил и возможностей, чтобы стать человеком: несколько менее чем недельное плавание через океан в каюте люкс на “Титанике” стоило 4350 долларов США, не считая дополнительных великосветских расходов; радист “Титаника” Г.Брайд получал оклад 20 долларов в месяц, матросы и стюарды зарабатывали и того меньше. Таким образом, один люкс-пассажир менее чем за неделю плавания прожигал более чем двадцать лет жизни простого труженика (в финансовом исчислении), и такой образ жизни продолжался на суше и господствовал над всей цивилизацией.

Такой образ жизни цивилизации не поддерживается Свыше, на что очередной намек был сделан в 1898 г. в художественных образа романа “Тщетность”: было дано предупреждение о том, что курс, которым следует Западная региональная цивилизация, таков, что она с полного хода напорется на некий “айсберг” и исчезнет с лица Земли; и это будет сопровождаться большими жертвами и её полной беспомощностью вопреки её видимому великолепию и техническому совершенству, предшествующему катастрофе. Судьба реального “Титаника”, созданного ею в привычном для неё обыденном порядке вещей, — второе предупреждение, данное Свыше также в обычном порядке осуществления “сверхъестественного” без выпирающих на общем фоне обыденности грандиозных “чудес”.

Чтобы “Титаник” не утонул в 1912 г., необходимо было с 1898 г. по 1912 г. предпринять целенаправленные действия к изменению качества цивилизации. “Титаник”, будучи наиболее концентрированным выражением образа жизни Западной цивилизации, утонул потому, что в ней были нарушены нормы, предопределенные Свыше для жизни людей вечными законами бытия мироздания. Религия была разорвана самой цивилизацией и потому молитвы с борта тонущего судна остались без сверхъестественных спасительных последствий; если бы религия не была разорвана самой цивилизацией, то образ жизни цивилизации был бы другим, цивилизация развивалась бы в ином направлении, а судно, будучи её концентрированным воплощением, разминулось бы с айсбергом и, благополучно отслужив свой век, забылось бы к нашему времени, как забылись многие другие корабли той эпохи. “Титаник” своею судьбой подтвердил правильность древней китайской поговорки [50]: