Вера и Мера

Нынешний Патриарх Московский и всея Руси предпочитает выступать перед раввинами Нью-Йорка. — Что ж, надо вразумлять и раввинов Нью-Йорка, да вот беда: нечем [78]. Выступать же перед своим народом — более значимо, чем перед нью-йоркскими раввинами, тем более в обстоятельствах, когда светская наука, одуревшая за 300 лет на материалистическом пути развития, оказалась неспособной выдать в общество ни одной плодоносной социологической доктрины.

Патриарху, как и всем прочим иерархам и православным массовикам-затейникам из общества, следует понимать, что выступления с рождественскими и пасхальными поздравлениями к народу, не могут заменить собой общественно-экономической доктрины, на основании которой народ и его государство могли бы решить накопившиеся проблемы и пребывать в ладу с Божьим промыслом. Эта задача решения проблем возлагается Церковью на сам Божий промысел, но не на деятелей Церкви и не на православную общественность, которые после 19 августа 1991 г. не дали обществу ничего, кроме цитат и собственных измышлений на основе цитат, ни коим образом не связанных с решением реальных проблем общества в целом и каждого из людей, в частности.

Иными словами, повторяется то же самое, но уже в масштабах всего православного общества, что имело место в биографии Н.А.Мотовилова, которому были даны в Духе Святом через Серафима Саровского ясные и однозначно понимаемые указания, исполнением которых Н.А.Мотовилов однако пренебрёг, уповая на автоматизм таинств, к которым он регулярно приобщается.

Православные! Жизненные таинства, как всегда, свершатся и в истории Отчизны, и Промысел восторжествует вопреки деятельности его умышленных противников и бездеятельности его православных созерцателей [79], которым одинаково предстоит вкушать плоды своего безверия Богу. Но уже сейчас можно понять, в каком направлении работает Промысел и Его жизненные таинства.

Патриарх Московский по вопросам общественного устройства жизни молчит или “благословляет всех без разбору направо и налево”:

«Многократно с церковной кафедры обращались мы к верующим со словом пастырского назидания о прекращении распрей и раздоров… Установление той или иной формы правления — дело не церкви, а самого народа [80]. Церковь не связывает себя ни с каким определенным образом правления, ибо таковое имеет лишь относительное историческое значение [81]» (“Время борьбы за Православие”, “Эксперт”, № 7, 1999).

Однако тем временем под покровом неопределенного отношения предстоятеля к вопросам жизнеустройства иерархи помельче и православные активисты массовики-затейники, излагают каждый свое мнение о том, к чему следует стремиться и как жить дальше. То, что они излагают в прессе из относящегося к общественно-экономическим доктринам, отличается по авторитетности и многословию (максимум и того и другого — писания митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна, ныне покойного), но содержательно остается неизменным:

«Для православного христианина идеалом государственного устройства является самодержавная монархия, потому что она есть образ Царствия Небесного», — заявляет игумен Алексий (цитировано по упоминавшейся статье “Монах и воин”, газета “Завтра”, № 2, 1999).

Но это — мнение частное, а не официальное мнение иерархии. Насколько это мнение, высказываемое множеством иерархов, согласуется с мнением предстоятеля о том, что народ, а не церковь должны решать вопрос государственного устройства, думайте сами. Конечно, иерархи, будучи выходцами из народа, имеют право высказывать каждый свое личное мнение. Но дело состоит в том, что мнения иерархов Церкви, в которых высказываются иные идеалы государственного устройства, на страницы общедоступной прессы просто не попадают (ранее цитированная статья в “Дуэли” о небесных корнях коммунизма — единственное исключение).

Игумен Алексий и прочие, высказывающие монархические идеалы государственного устройства, а равно и патриарх, не высказывающий никаких определённых мнений по этому вопросу, одинаковы в том, что не упоминают Царствия Земного. Однако, как можно понять из Корана, Царствие Божие это не только Царствие Небесное, но и царствие Земное. Бог не совершал такой мерзости, как передача власти в Царствии Земном тому, кого традиция христианских церквей именует “князем мира сего”. Это утверждение о власти на Земле “князя мира сего” в кораническом мировоззрении богохульно. Каждому для того, чтобы состояться в качестве человека, предназначено быть наместником Бога на Земле, поэтому “князь мира сего” может княжить только в случае, если люди не состоялись как люди и сами, извратив миссию наместничества Божиего на Земле, передают дарованную Богом власть (каждому из них свою), призванному ими же на царство “князю” мира сего, отрицая тем самым власть Бога в Царствии Земном в течение ограниченного срока попущения им.

Если не прикидываться ничего не разумеющим, то “образ Царствия Небесного” — это всего лишь некое структурное подобие на Земле чего-то, но вовсе не обязательно, что это — продолжение Царствия Божия в общество людей. Поэтому такое выражение идеала государственного устройства приводит к вопросу, как в государственном строительстве, в частности, и в общественном устройстве в целом на Земле не посягнуть на безраздельно царственные права Бога на Царствие Земное, и, как следствие, — к заботе о том, чтобы не стать демоническим узурпатором власти в Царствии Божием Земном.

Поэтому пусть уж православные сами решат, что им милее:

· либо россказни о монархии и сословно-кастовом строе как об “образе Царствия Небесного на Земле”, измышленные земными же иерархами, на основе их же кривотолкований Истории в обход прямых и однозначных слов Христа:

«Вы знаете, что князья народов господствуют над ними, и вельможи властвуют ими; но между вами да не будет так: а кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою; и кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом; так как Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих» (Матфей, 20:25 — 28),

· либо только что приведенные слова Христа, обладающие однозначным смыслом как сами по себе, так и в общеисторическом контексте осуществления таинств Божиих, которые исключают монархию как предопределенный Свыше идеал государственного и общественного устройства общества людей.

Кому милее не слова Христа, а россказни православных иерархов и массовиков-затейников на темы “монархия — идеал государственного устройства христианина”, пусть соотнесут свой идеал, с ранее приведенными прямыми словами Христа и с Его же предостережением:

«Не всякий говорящий Мне: “Господи! Господи!”, войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного. Многие скажут Мне в тот день: Господи! Господи! не от Твоего ли имени Мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие» (Матфей, 7:21 — 23).

И памятуя об этом предостережении, пусть соотнесут приводившийся ранее фрагмент Чина торжества Православия с отношением Христа к сословно-кастовому строю и монархии, в частности, сохранившимся даже в каноне Нового Завета, вопреки цензуре, осуществленной еще до Никейского собора (325 г. н.э.). Из сопоставления же всего приведенного вывод без таинственных кривотолкований возможен только один:

Заповедь Божью (Матфей, 20:25 — 28) “православие” устраняет преданием своих старцев о третьем Риме, “элитарно-великой” России, монархическом правлении как о проекции “Царствия Небесного” на Землю, не внемля предупреждениям Евангелия об устранении заповедей Божьих преданиями старцев: «… вы устранили заповедь Божию преданием вашим. Лицемеры!…» (Матфей, 15:1 — 11).

Последняя фраза исключает возможность ссылок якобы на присущую истинно христианскому православному вероучению «антиномичность», логические противоречия которого непостижимо для разума человека разрешаются сами собой в Божьим промыслом в разного рода таинствах.

И если бы В.Тростников не был лицемером (то же касается и редколлегии орденской газеты “Завтра”), то, памятуя о словах Христа, он не смог бы написать свою статью так, как её написал, поскольку становление монархического правления отрицало заповедь Христа и протекало попущением Божьим меньшинству творить отсебятину и попущением большинству потворствовать отсебятине меньшинства, но никак не «особливым Божьим благоволением о царствующих особах». И потому напрасно иерархи церкви несколько сот лет оглашали анафему Стеньке Разину, забыв о предстоящем им самим ответе за свое благословение царей, установивших иго крепостного права над своими же соотечественниками вопреки известной им из Евангелия воле Божией и посмевших приписать этот антижизненный уклад благому Божьему промыслу.

Даже если поднимать историю вопроса о происхождении и предназначении монархии по Библии, то невозможно получить вывод о легитимном происхождении монархии от прямого исполнения Божьего повеления: Бог установил монархическое правление в древности среди иудеев, по их же просьбе, поскольку они сами пожелали, чтобы и у них был царь земной, как и у прочих народов. Бог удовлетворил их просьбу, дав им худшую форму правления, нежели та, жить в соответствии с нормами которой Он их пытался научить в древности:

Богодержавие — Его прямое обращение к тем, кого Он избирает Сам в каждом конкретном случае для того, чтобы те огласили его царственную волю остальным по совести так, как её поняли, и с которой все прочие верующие Богу обязаны согласиться сами по совести, ибо совесть едина для всех.

Но не все внемлют ей одинаково, поскольку отличаются друг от друга разной степенью нравственно обусловленной глухоты к голосу совести.

Установление монархии по просьбе иудеев было частью жизненного урока им и всем прочим на тему, как жить не следует. А как следует? — это можно понять из того, что сохранил Новый Завет о деяниях апостолов.

В эпоху апостолов истинность веры христианина выражалась в дарах Божиих Святого Духа, которыми обладали все без исключения христиане.

Читайте Деяния апостолов и послания Павла. Каждому верующему были свои дары, но все вместе верующие образовывали общину, которая не нуждалась в монархе с “харизмой” для устройства своих дел: искренней заботы о делах всех и даров Святого Духа хватало для того, чтобы решать проблемы всех и каждого по доброй воле и без принуждения, и все частности в их жизни приходили в лад между собой водительством Божьим без всяких властных усилий со стороны живущих на Земле.

Именно этот идеал снисхождения Царствия Божиего в общество людей и устранения земного деспотизма и несли все истинные пророки. Светская составляющая этого идеала в XIX — XX веках получила название социализма. Но из эпохи социалистического строительства в СССР Церковь вынесла не учение о том, что “светский лик” истинного социализма — отражение его религиозного лика: она вынесла доктрину реставрации монархии, прежде того искорененной в России Божьим промыслом, который не суетлив, но целесообразен в краткосрочной и долгосрочной исторической перспективе.

Пророки, принося учение о Царствии Божием на Земле, действительно терпимо относились к существовавшему общественному устройству, поскольку его скоропалительное разрушение ввергло бы общество в катастрофу [82], которая замедлила бы осуществление в жизни идеалов Откровений, которые они оглашали среди людей. И если Христос возлагал руки на апостолов, и те обретали нечто святое только таким способом, передавая это таким же способом другим людям, то всё же следует признать: Христос никого не помазывал на царствие Земное. Первое и все последующие помазания после его первого пришествия — людская отсебятина, осуществленная в пределах попущения Свыше и вопреки истинно Христианскому учению.

Если же говорить не о монархии вообще, а конкретно о той монархии, каковой была исторически реальная монархия Рюриковичей и Романовых, то народ никогда не находил её своим идеалом: он не был согласен с её принципами построения, что находит свое недвусмысленное выражение в русских народных сказках. В сказках нормально крестьянские парни, совершив ради благоденствия народа те или иные подвиги (с которыми не справляются представители правящей “элиты”), женятся на царских дочерях и преемствуют царям в высшей государственной власти, мимоходом излечив царевен от издержек “элитарного” дворцового воспитания; а царевичи, совершая подвиги ради блага народа, избавляясь от спеси, скромно обращаются за советами к какому-нибудь деду или простонародной бабе-яге, которая, как выясняется впоследствии, является матерью полюбившейся царевичу Василисы Премудрой — девушки из простонародья; если у царя сыновей несколько, то все они гибнут под бременем своих амбиций и вследствие неспособности получить поддержку бабы-яги, хранительницы общенародной мудрости, а успеха достигает единственно тот, который способен избавиться от царственной спеси.

Сказки обычно кончаются счастливым браком царевича или царевны с человеком из простонародья. Однако подразумевается, что будут дети, которые будут расти не только в царском тереме, но будут набираться ума разума и у своей родной бабушки с дедушкой в деревне либо в лесном уединении. И как поется в известной песне “Я люблю тебя, жизнь”: «Будут внуки, потом всё должно повториться сначала…»

Иностранные же принцессы и принцы оказываются во всех русских сказках неспособными явить качества, необходимые для того, чтобы войти в крестьянскую (по происхождению) царскую (по исполняемому должности) семью, несущую высшую государственную власть в сказочной Руси.

Но именно к этому способу воспроизводства “монархического правления”, ясно и однозначно высказанному народом в его сказках, реальные царствующие особы на Руси оказываются не способными на протяжении всей истории от Рюрика до Николая II (единственное исключение, и то возможно идеализированное легендой в соответствии с этическими нормами сказки, — князь Игорь, женившийся на Ольге, матери Святослава и бабке Владимира, крестителя Руси, которая согласно легенде была дочерью простого перевозчика на Псковщине [83]).

Николаю II и его детям не повезло в том смысле, что их жизнь пришлась на период исторического времени, когда на Руси истёк срок Божьего попущения в отношении устранения заповедей Божьих преданиями лицемеров о предопределённости Свыше сословно-кастового строя и монархического правления, как его наилучшего выражения.

Если есть монархия как исторически сложившаяся форма правления, кто-то обречен и должен быть царем: монархию проще учредить, нежели избавить общество от этой исторической ошибки, миновав при этом социальные катаклизмы. Насколько и как Николай II осознавал перспективы монархии в России вообще, свои личные перспективы и перспективы своей семьи, в частности, — разные источники расходятся: согласно одним он знал из пророчеств монаха Авеля Павлу I с точностью до года, когда, как и чем завершится его царствование.

Р.Белоусов, автор книги “Вещий Авель” (М.: «Олимп». 1998.) реконструирует беседу Павла I с Авелем. Читая эту реконструкцию беседы, помните, что РЕКОНСТРУКЦИЯ ОТЛИЧАЕТСЯ ОТ СТЕНОГРАФИЧЕСКОЙ ЗАПИСИ, и потому может существенно отличаться от реальной беседы, лежащей в её основе, поскольку характер реконструкции обусловлен историческим мифом, на который работает её автор [84]:

«— Кому передаст он „Александр III“ наследие царское?

— Николаю Второму — Святому Царю, Иову Многострадальному подобному. Будет иметь разум Христов, долготерпение и чистоту голубиную [85]. О нём свидетельствует Писание: псалмы 90, 10 и 20 открыли мне всю судьбу его. На венец терновый сменит он корону царскую, предан будет народом своим, как некогда Сын Божий. Искупитель будет, искупит собой народ свой — бескровной жертве подобно. Война будет, великая война, мировая [86]. По воздуху люди, как птицы, летать будут, под водою, как рыбы, плавать, серою зловонную друг друга истреблять начнут. Накануне победы рухнет трон царский. Измена же будет расти и умножаться. И предан будет правнук твой, многие потомки твои убелят [87] одежду кровию Агнца такожде, мужик с топором возымет власть, но и сам опосля восплачется [88]. Наступит воистину казнь египетская.

Горько зарыдал вещий Авель и сквозь слезы тихо продолжал:

— Кровь и слезы напоят сырую землю. Кровавые реки потекут. Брат на брата восстанет. И паки: огонь, меч, нашествие иноплеменников и враг внутренний — власть безбожная будет скорпионом бичевать землю русскую, грабить святыни её, закрывать церкви Божии, казнить лучших людей русских. Сие есть попущение Божие, гнев Господень за отречение России от своего Богопомазанника. А то ли еще будет! Ангел Господень изливает новые чаши бедствий, чтобы люди в разум пришли. Две войны одна горше другой будут. Новый Батый на Западе поднимет руку. Народ промеж огня и пламени. Но от лица земли не истребится, яко довлеет ему молитва умученного царя.

— Ужели сие есть кончина державы российской и несть и не будет спасения? — спросил Павел.

— Невозможное человеку возможно Богу, — ответил Авель. — Бог медлит с помощью, но сказано, что подаст её вскоре и воздвигнет рог спасения русского. - И восстанет в изгнании из дома твоего князь великий, стоящий за сынов народа твоего. Сей будет избранник Божий, и на главе его благословение. Он будет един и всем понятен, его учует самое сердце русское. Облик его будет державен и светел, и никто не речет: “Царь здесь или там”, но “Это он”. Воля народная покорится милости Божией, и он сам подтвердит свое призвание… Имя его трикратно суждено в истории российской. Пути бы иные сызнова были на русское горе…

И чуть слышно, будто боясь, что тайну подслушают стены дворца, Авель нарек самое имя. [89] Страха темной силы ради имя сие да пребудет сокрыто до времени…

— Велика будет Россия, сбросив иго безбожное, — предсказал Авель далее. — Вернется к истокам древней жизни своей, ко временам Равноапостольного, уму-разуму научится бедою кровавою. Дымом фимиама и молитв наполнится и процветет аки крин небесный. Велика судьба предназначена ей. Оттого и пострадает она, чтобы очиститься и возжечь свет во откровение языков…» (“Вещий Авель”, с. 68 — 70).

Пророчество монаха Авеля по приказанию Павла I, которому он предсказал скорое завершение царствования в результате заговора придворных изменников, было запечатано в ларце с надписью «Вскрыть потомку Нашему в столетний день Моей кончины». Повеление было исполнено: 11 марта 1900 г. царствующая чета — Николай II и Александра — поехали в Гатчину: «Поехали они веселые, но возвратились задумчивые и печальные» (“Вещий Авель”, с. 188).

Согласно другим пророчествам, первая половина царствования Николая II должна была быть смутной, а вторая благодатной.

Но для этого Николаю II необходимо было сохранить управляемость государства в условиях мира до начала 1920-х гг., чтобы внутренняя обстановка в России стала разряжаться, поскольку реформы, начатые в начале ХХ века, стали бы приносить свои плоды. Чтобы внести ясность в вопрос о том, как Россия оказалась втянутой в первую мировую войну, необходимо обратиться к событиям того времени. Из воспоминаний министра иностранных дел России С.Д.Сазонова [90] можно узнать следующие интересные факты, которые обычно не попадают в официальный исторический миф о возникновении первой мировой войны.

1 июня 1914 г. (С.Д.Сазонов дает даты по григорианскому календарю) состоялся однодневный визит Николая II в Румынию. Императорская яхта “Штандарт” пришла в Констанцу, где протекали беседы Николая II и С.Д.Сазонова с румынским руководством. Королем Румынии был в то время родственник германского кайзера Карл Гогенцоллерн. Между ним и С.Д.Сазоновым состоялся обмен мнениями по вопросам общеевропейской политики. С.Д.Сазонов пишет:

«На вопрос короля о возможности европейской войны, я сказал ему, что думаю, что опасность войны наступит для Европы только в том случае, если Австро-Венгрия нападет на Сербию. Я прибавил, что во время первой балканской войны (протекала 9.10.1912 — 30.05.1913: наша вставка при цитировании) я откровенно высказался в этом смысле Австро-Венгерскому послу в Петрограде, графу Турну, а вслед за тем и германскому, графу Пурталесу, прося их довести о том до сведения своих правительств. Король ничего на это не возразил и сидел задумавшись. Затем он проговорил: “Надо надеяться, что она этого не сделает.” Я искренно присоединился к этой надежде».

Если смотреть на эти слова С.Д.Сазонова с точки зрения хозяев британской “акулы” (империализма) — тех закулисных глобально политических деятелей, кому была необходима битва германского “носорога” и русского “слона” за сохранение своей надгосударственной глобальной власти, то они — официальное заявление министра иностранных дел России о готовности принять вместе с войной и революцию, долженствующую стать началом построения “нового мирового порядка” по марксистско-троцкистским шаблонам адаптации ветхозаветной доктрины к новым общественно-экономическим условиям (в производстве стала доминировать техногенная энергия, а не биогенная как до начала XIX века); они — официальное заявление царского правительства о своем отказе от политического курса П.А.Столыпина:

Невзирая ни на что, мирное сосуществование России со всеми государствами, если нет прямого нападения на Россию; и так до завершения внутренних социально-экономических реформ.

Король Карл, как и С.Д.Сазонов, также не хотел войны. Спустя несколько дней, чтобы предостеречь Вену от глупостей, король Карл, передал дословно мнение С.Д.Сазонова, принимая в Бухаресте Австро-Венгерского посланники графа Чернина, а тот немедленно известил об этом эпизоде свое правительство.

С.Д.Сазонов, не покинул Румынию 1 июня вместе с Николаем II на борту императорской яхты, а задержался в Румынии для переговоров с её премьер-министром Братьяно. Они поехали в Синаю — летнюю резиденцию румынской королевской семьи в Карпатах — неподалеку от границы с Австро-Венгрией.

В те годы часть Трансильвании, с преимущественно румынским населением, входила в состав Австро-Венгрии. О поездке в Синаю С.Д.Сазонов сообщает:

«… Братьяно, желая дать мне более точное понятие о красотах карпатского пейзажа с его великолепными лесами, довез меня до какой-то местности, название которой я забыл, лежащей на самой границе. После минутной остановки наш автомобиль, к немому удивлению гонведной стражи, быстро переехал пограничную черту, и мы углубились на несколько верст в венгерскую территорию. Когда мы ступили на почву Трансильвании, у нас обоих, вероятно, промелькнула одна и та же мысль, а именно, что мы находимся на румынской земле, ожидающей освобождения от мадьярского владычества и воссоединения с зарубежным братским народом. Но мы не обменялись этими мыслями, потому что пора откровенных бесед для нас еще не наступила.

На другой день после нашей поездки будапештские газеты поместили заметку, в которой выражали свое неудовольствие по поводу прогулки Братьяно, вместе со мной по венгерской территории. В Вене, как я узнал впоследствии, наше совместное появление в Трансильвании тоже подверглась осуждению».

Известие об этой выходке министров в лес “погулять” на территорию потенциального и весьма нервозного противника, дополнило в Вене уже известное из сообщения посла о содержании беседы румынского короля с С.Д.Сазоновым. Упомянутый уже граф Чернин в своих воспоминаниях, цитируемых С.Д.Сазоновым, сделал вывод, что к моменту беседы с румынским королем С.Д.Сазонов уже знал «о каких-то сербских замыслах против Австро-Венгрии».

— А какой бы реакции хотел С.Д.Сазонов? Ведь по существу эта выходка министров в заграничный лес — явная политическая провокация, имевшая место до сараевских выстрелов, которые улеглись в ту же цепочку провокаций, куда легла и загородная прогулка двух министров. И почему после неё, когда внезапно раздались сараевские выстрелы, в открытость внешней политики России, в искренность её заявлений и в её миролюбие должны были верить в центрально-европейских державах? Обращаться к Николаю II с официальным запросом о том, дурак у него министр иностранных дел или наивен как младенец, представляется стеснительным, если смотреть на события из правительственных кабинетов Вены или Берлина.

Кадровая политика на уровне табели о рангах от командира полка и командира корабля 1 ранга и выше была безраздельной прерогативой императора. Министров назначал и смещал он, но требования к кандидатам он выдвигал явно какие-то не те: для дальнейшего существования империи наместником на Дальнем Востоке перед русско-японской войной следовало держать простонародного адмирала С.О.Макарова [91], а не царского выблядка, бастарда адмирала Е.Алексеева, самонадеянного кретина, на котором лежит прямая ответственность за неготовность сил армии и флота к ведению военных действий и за дезинформацию Петербурга о реальном положении дел на театре перед началом военных действий.

То же касается и С.Д.Сазонова, который возможно был приятным застольным собеседником, но всё то, что он написал в своих воспоминаниях, говорит о его несоответствии должности министра иностранных дел.

Либо остается предположить, что требования Николай II к кандидатам на должности были всё же «те», но “элита” империи уже безнадежно выродилась, вследствие чего царь был вынужден назначать на должности тех, кто имелся, не смея разрушить сословно-кастовый строй общества царским указом, поскольку этим спровоцировал бы очередной дворцовый переворот и возможно гражданскую войну. Иными словами, Николай II тянул время точно так же, как и Николай I, не посмевший отменить крепостное право еще в 1844 г. (все документы были подготовлены) и ждавший, пока крепостники [92] вымрут естественным образом, а их наследники под давлением исторических обстоятельств согласятся с отменой их прав рабовладения над соотечественниками.

Первая мировая война была управляемой, а её закулисные организаторы преследовали свои цели установления «нового мирового порядка» на основе учения марксизма о мировой “социалистической” революции [93] и последующем мироустройстве. Развязывание мировой войны для них было бессмысленным в двух вариантах:

· если Россия готова военно-экономически и морально-идеолгически к решительным и эффективным боевым действиям [94];

· если Россия (при неготовности по первому варианту) занята прежде всего собой, вследствие чего её невозможно вовлечь в локальный конфликт, из которого предполагается раздуть мировую войну, перерастающую в мировую “социалистическую” революцию.

К действиям по первому варианту в 1914 г. Россия действительно не была готова, но и в условиях идейного раскола российского общества и военно-экономической неготовности государства к войне, они не смогли бы достичь поставленной ими цели создать общеевропейскую революционную ситуацию, следуй Россия по-прежнему столыпинским курсом: пока внутренние реформы не дадут плодов, — в войны не встревать, если нет прямого нападения на Россию в её общепризнанных границах. Это была единственная возможность избежать мировой войны; за верность этой возможности был убит П.А.Столыпин.

Поэтому санкция на сараевские выстрелы масонского ставленника Г.Принципа могла быть дана только после того, как в непринужденной беседе министр иностранных дел России искренне заявил о решимости при определенных, названных им условиях, вступить на тропу войны вопреки тому, что страна не завершила программ перевооружения и у неё полно внутренних проблем, менее чем десятью годами ранее приведших её к поражению в локальной русско-японской войне. Иначе говоря, в непринужденной беседе, возможно, что протекавшей под коньячок или прекрасные румынские вина, благонамеренный православный министр накликал беду: сараевскую провокацию, положившую начало эскалации австро-германских притязаний в отношении Сербии.

Эскалация австро-германских притязаний к Сербии была следствием того, что в Берлине знали о неготовности России к войне и были уверены, что она одна (при ожидавшемся Берлином невмешательстве Франции и Великобритании в конфликт из-за событий на Балканах) ограничится только дипломатическими заявлениями. Политики же Великобритании, чьи хозяева стремились столкнуть в войне Россию и центрально-европейские державы (Германию и Австро-Венгрию), поддерживали уверенность Берлина и Вены в безопасности для них самих их балканской политики, уверяя их, что Великобритания сохранит нейтралитет в случае конфликта на материке. О том, что такая уверенность Берлина создавалась, можно узнать и из воспоминаний С.Д.Сазонова, и из воспоминаний германского адмирала А. фон Тирпица [95]. Тирпиц пишет о событиях дня 29 июля (григорианского стиля) 1914 г. [96] следующее:

«В этот день в Потсдам прибыл из Англии принц Генрих с посланием от короля Георга V, который сообщил, что Англия останется нейтральной в случае войны. Когда я выразил в этом сомнение, кайзер возразил: “Я имею слово короля и этого мне достаточно.”» (с. 291).

Поэтому когда Великобритания вступила в войну на стороне России и Франции, вследствие чего война стала безнадежной для Германии, отрезанной английской морской блокадой от мировых рынков, то это стало «страшной неожиданностью» для германского канцлера [97]. Так мышеловка, в которую попали самодержавные монархии России и Германии, не несшие глобальной заботливости о благе всех, была захлопнута.