В два часа с пакетами и букетами я уже бежала домой навстречу приятным предпраздничным хлопотам. В такие дни даже обычные хлопоты воспринимаются по-другому. Я с удовольствием вымыла зеркало в прихожей, пропылесосила полы, убралась на кухне. Позвонила маме, потом институтской подруге Милке и, наконец, после недолгих колебаний набрала Анькин номер.

– Аня, с наступающим!

– Ой, Маришка, счастья, здоровья, любви! Кстати, знаю-знаю, в курсе всех твоих последних успехов. – Она рассмеялась. – Ты, вообще, чем в выходные занимаешься?

– Да так, ничем.

– Может, заеду за тобой, погуляем?

– Конечно, только позвони сначала. И мы распрощались.

Сказав, что не имею планов на выходные, я слукавила. С самого утра я ожидала появления Дода, и когда поздним вечером поняла, что он не позвонит, праздничное настроение слегка испортилось.

Правда, следующим утром праздник продолжался. Проснувшись, я, к великому удивлению, почувствовала в квартире запах ресторанной еды. Оказалось, это не глюки. Мальчишки, предводимые Денисом, жарили на кухне мясо с додовскими приправами. На столе меня ждали подарки: букет мимозы, бледно-розовый лак для ногтей и акварельный рисунок Илюшки. Между куполами и пестрыми башенками волшебного города проглядывало нежно-голубое небо.

– Мы желаем, мама, чтоб мир вокруг тебя был прекрасен, как на этом рисунке!

– Неужели Илюшка нарисовал?

– Срисовал из «Аленького цветочка». Я глазам своим не верила.

Мясо было не только ароматным, но и сказочно вкусным, зато грязной посуды – полная кухня. Как им только это удалось?

После завтрака первым засобирался Денис. Уходя, незаметно прихватил небольшой шуршащий пакетик – подарок Даше Соколовой. В двенадцать зашел одноклассник Олега – через час в соседнем кинотеатре начиналась «Атака клоунов». Илюшка раскладывал альбом и акварельные краски.

– Хоть приставать никто не будет, – бормотал он, довольный уходом старших.

Перемыв гору посуды, я прилегла на диван. Сначала лежать было приятно, потом стало скучно. Я взяла с полки книжку, но мысли путались, трудно было следить за прочитанным. Я задумалась.

Иза права: все у меня есть… Интересная работа, хорошие дети, заботливая мама, надежная подруга. Нет только одного – любви. Но это одно как ложка дегтя в бочке меда.

Припомнилось прошлое…

За Костю, отца мальчиков, я вышла в девятнадцать. Через год родился Денис. Муж работал ночами, чтобы прокормить семью. Я разрывалась между грудным ребенком и институтскими лекциями. Вздохнуть некогда – какая любовь…

Потом было много хорошего: мы растили детей, обустраивали дом, путешествовали. Но, наверное, что-то безвозвратно погибло в тот ранний, тяжелый период нашего брака. Может, Костя тоже ощущал это… а потом он уехал – все оборвалось.

Примерно через год после его отъезда в меня влюбился отец моей ученицы Светы Макаровой – подлечившийся алкоголик. Семью он давно забросил, но вдруг зашел поинтересоваться школьными делами дочки. Назавтра я мельком видела его у школы, потом он стал приходить каждый день. Застиранная белая рубашка, темные провалы на месте передних зубов, робкий бегающий взгляд.

– Твой пришел, – смеялись сослуживицы.

Он приносил дешевые коробки шоколадных конфет и неуверенно вручал мне. Иногда я сразу отсылала его, иногда вместе шли по бульвару к моему дому. Почти не разговаривали. Я жила тогда своим горем и мало обращала внимания на окружающее.

После каникул меня вызвали в кабинет к директрисе.

– У меня нет слов охарактеризовать ваше поведение, – отчеканила та.

– Что случилось, Галина Васильевна?

– Вы, школьный учитель, извините за выражение, путаетесь с женатым мужчиной на глазах у его дочери. Где ваш педагогический такт? Где человеческая порядочность?! То, что вас бросил муж, не дает вам права разрушать чужие семьи.

…После уроков он стоял в школьном дворе на своем обычном месте.

– Не появляйтесь здесь больше, – проходя мимо, посоветовала я.

– Почему? – Сразу сник, стал совсем уж беспомощным.

– Не хочу разрушать чужие семьи…

В понедельник Макарова не пришла в школу.

– Где ты была, Света? – спросила я на следующий день.

– На похоронах, папка умер.

– Господи!!! Почему?!

– Он же кодированный. А тут опять нажрался, – солидно объяснила девочка, копируя материнские интонации.

И вот после всего этого является Дод. Смотрит с обожанием, дарит розы, словно переселяет в волшебную страну. Но не успела я даже оглядеться в этой стране, как снова надо собираться назад.

– Нет, не хочу!

Я резко поднялась, села. Взгляд упал на настенные часы – половина пятого. Весь день на диване не пролежишь… В прихожей меня ждала прекрасная картина: посередине в грязной луже валялись ботинки Олега, а сам Олег, стоя на пороге детской, истерически орал на младшего:

– Развел тут бардак со своей мульней, а мы с Денькой убирать должны!

– Я тоже за тобой убираю. – Илюшка, не сдаваясь, пихнул брата в живот.

– Ах ты, малявка. – Олег замахнулся, но раздумал, заметив меня.

Я молчала, подавленная ощущением бессмысленности уходящей жизни.

Дод позвонил вечером следующего дня.

– Марина, я должен объяснить тебе… Возникли проблемы с таможней – срочно пришлось ехать в Питер.

– Но все, я надеюсь, обошлось. – Я старалась говорить приветливо, не слишком официально, но и не слишком радоваться.

– В общем обошлось. По телефону поздравлять тебя не буду. Заеду за вами завтра.

– Во сколько?

– В одиннадцать.

– А куда мы поедем?

– В Звенигород.

Вот, все решил за меня… А хорошо это или плохо? Я задумалась.

– Марина, – позвал Дод. – Почему ты молчишь?

– Прощаюсь со своей независимостью.

– Правильное решение.

По случаю загородной прогулки мальчишки вскочили ни свет – ни заря. Сквозь сон до меня доносились их переругивающиеся голоса. Я открыла глаза: весеннее солнце заливало комнату, в распахнутую форточку пахнуло морозцем, чуть колыхалась тюлевая занавеска. Меня охватило предчувствие счастья.

Еще с вечера я решила, что поеду в Звенигород в джинсах и коротком шерстяном джемпере цвета выгоревшей соломы. Спереди аппликация: темно-зеленые болотные травы, коричневый бархатистый камыш чуть склонились под озерным ветерком. В комплекте с джемпером длинный темно-зеленый, в цвет трав, жакет без пуговиц. В нем-то и было все дело. Когда без пяти одиннадцать Дод позвонил по домофону и дети, на ходу застегиваясь, помчались вниз, я с ужасом обнаружила, что жакет торчит из-под куртки. Ехать в одном джемпере в лес холодно. Надеть жакет, а вместо куртки старую дубленку – испортить себе настроение на весь день. Я вытащила дубленку из шкафа, но тут же с досадой убрала обратно. Придется снимать травяной наряд. А жаль – он мне так идет. Я внимательно посмотрела на себя в зеркало, и в этот миг на мои плечи опустилась… лисья шуба. Рыжий, почти красный мех сливался со вспыхнувшими щеками. Я медленно обернулась: Дод стоял прислонившись спиной к двери.

– Поздравляю тебя с праздником, Марина. Вот, примерь.

Я машинально просунула руки в рукава, машинально застегнула крючки… Не слишком расклешенный, прикрывающий колени свингер. Воротник можно застегнуть на шее, а можно разложить по плечам. Густой пушистый мех блестел даже в нашем полутемном коридоре… Модель не самая модная, но если бы я сама покупала себе шубу, то выбрала бы именно такую. Безумно дорогая, но… это была нужная вещь в нужный момент!

– Как ты смог догадаться? – только и выговорила я.

Дод привлек меня к себе, учащенно дыша, отыскал губами губы. Тело затрепетало в сладкой истоме. Хотелось, чтобы эти властные руки не разжались никогда. После долгого поцелуя я спрятала голову у него на груди.

– Марина, нас ждут. – Это было сказано очень вовремя, потому что через секунду в квартиру вбежал Илюшка.

– Мама, что ты так долго? – требовательно спросил он.

Я видела сына как сквозь толщу воды, не понимала, зачем он здесь. Только в машине оцепенение начало медленно проходить. Проехали центр, замелькали парадные фасады Кутузовского. Давид спокойно вел, непринужденно болтая с мальчиками. Как ему это удавалось? Я закрыла глаза и стала додумывать сцену в прихожей.

– Мам, – донесся до меня голос Олега, и по интонации я поняла, что сын обращается ко мне не в первый раз. – Ты взяла фотоаппарат? Взяла или нет?

Выйдя из машины, я обнаружила, что забыла не только фотоаппарат, но шапку и перчатки. Пришлось повязать на голову шарф, поднять воротник, а руки сунуть в карманы.

Снег горел на солнце как бриллиант, казалось, по лесу тут и там рассыпаны драгоценные камни. Я не спеша шла по широкой березовой аллее среди этой роскоши.

Сперва Денис ни на шаг не отходил от Дода, что-то серьезно рассказывал ему, потом1 не выдержал тон, погнался за братом, полез на дерево. Олег обрадовался: ему тоже хотелось принять участие в разговоре, но он робел Илюшка пытался делать наброски с натуры крепко сжимая в покрасневших пальцах блокнот. Я чуть замедлила шаг, и Давид догнал меня на тропинке, спускающейся к реке.

– Тебе хорошо?

– Нет, Давид, хорошо это не то слово. Другая реальность.

– Завтра я лечу в Стокгольм, Марина. Надеюсь, ты будешь вспоминать обо мне?

– Уже завтра?!

– Это не от меня зависит – дела фирмы.

– А когда ты вернешься?

– Примерно в десятых числах апреля. Но звонить буду каждый день. Сейчас вернемся в город – возьмем тебе мобильный.

– Давид, я не хочу, чтобы ты уезжал. – Я опустила голову, и он, как маленькую, погладил меня по волосам.

– Не будем говорить об этом – будем праздновать. Поедем в ресторан: хорошая кухня, оркестрик, выпьем шампанского.

В меню загородного ресторана «Король-Олень» преобладала дичь, но Давид посоветовал заказать их коронное блюдо – жаркое из баранины. Сам он ел форель с овощами. Мальчики, стремившиеся попробовать всего, сошли с дистанции уже после закусок. Впрочем, какой-то сложный десерт она все-таки одолели. Мы пили кофе, когда в зале появились музыканты.

«Сейчас начнется», – внутренне содрогнулась я.

Получив в юности серьезное музыкальное образование, я почти физически страдала от фальшивых звуков. И вдруг – видно это был мой день – полилась чистая задумчивая мелодия. Призывно и грустно звучала флейта – сольный инструмент, остальные деликатно вторили ей.

– А ведь это флейта Пана, лесного бога, – шептала я.

Мы танцевали. Давид обнимал меня бережно, будто я была фарфоровой вазой. Я льнула к нему, не различая окружающего, а музыка завораживала, околдовывала, манила вдаль по освещенному фарами шоссе, на потонувшие в огнях московские проспекты, в международный аэропорт Шереметьево, в северный европейский город…

Прочь сердце рвется, вдаль, вдаль, вдаль…

Вид родной квартиры в два счета вернул чувство реальности. Дети, опьяненные весенним лесом, наскоро умылись и уснули. Только Денис как ни в чем не бывало уселся играть с Давидом в шахматы.

От радостного смятения утра не осталось и следа. Даже когда о тебе заботятся, проблем не становится меньше. Просто это другие проблемы. Сейчас они доиграют партию, и я останусь наедине с этим малознакомым человеком, от которого приняла дорогой подарок. Дальнейшие события предрешены и неизбежны. От меня, к сожалению, ничего не зависит.

Не строить же теперь перед ним недотрогу. Иза, как всегда, права: умный и хитрый, мне с ним не тягаться.

«Ладно, – успокаивала я себя, – сегодняшних глупостей уже не исправишь. А утром отдам ему шубу, телефон, и все. Конец – делу венец».

Денис сложил шахматы в коробку и вышел, потушив свет. Мы сидели в разных углах комнаты, освещенные торшером, молчали. Потом я не выдержала:

– Ты останешься или уедешь?

– Я сделаю так, как ты хочешь.

– Я… Я не знаю, Давид.

– Ты должна этого хотеть…

Я снова испытала смятение… Два дня назад, лежа на этом диване, я в тоске звала Давида. И вот он здесь. Может, придется раскаиваться потом… Я вспомнила жгучее счастье сегодняшнего утра. Чему я так радовалась? Шубе? Ему! Его глазам, губам, прикосновениям, поцелуям… К тому же мы целый день развлекались за его счет. Такое поведение называется некрасивым словом.

– Оставайся, Давид…

– Ты уверена? Хорошо подумала?

– А нужно здесь думать? – раздираемая противоречиями, я резко встала, начала стаскивать с дивана подушки.

– Ты волнуешься, Марина? Напрасно. Ты Действительно дорога мне. – Он стоял совсем близко, не решаясь обнять. Потом, как тогда в лесу, осторожно погладил по волосам…

Он оказался удивительно чутким любовником. Мое отчуждение быстро исчезло. Горячая волна желания, поднимавшаяся откуда-то из глубины естества, мешалась с первозданной нежностью и грустью надвигающейся разлуки. Пары этого дивного коктейля кружили мне голову всю ночь… Никогда я не испытывала ничего подобного!!!

Под утро Давид задремал. Я лежала у него на плече, а за окном таяла бессонная ночь, уступая место рассвету. О, этот предрассветный час, многократно описанный и воспетый! Именно он расставляет все точки над «i» в отношениях любовников, причем последнее слово принадлежит обычно мужчине. Мне стало страшно. Смутно пронеслись в голове обрывки каких-то черно-белых фильмов, потом вдруг совсем некстати выплыл старый анекдот. Утром проститутка напоминает уходящему от нее офицеру: «А деньги?» – «Гусары денег не берут!»

Я рассмеялась – он очнулся от неглубоко го сна.

– Давид, – шепотом позвала я, стараясь скрыть свою предрассветную тревогу.

Он не ответил – только крепче обнял.

– Давид, – я растворялась в его объятьях, – когда самолет?

– В полвторого. – Он окончательно проснулся. – А выйду в полдесятого. В офис нужно заехать.

Комната стремительно наполнялась светом. Иногда время тянется, иногда летит. Сегодня Оно наступало. В семь я тихо выскользнула в коридор и спрятала вещи Давида подальше в шкаф. Потом приготовила чай, налила в термос, намазала бутерброды. За пятнадцать минут до выхода разбудила детей:

– Быстро вставайте! Я проспала.

Пока они умывались, рассовала бутерброды по рюкзакам.

– Мам, дай нам с Олегом на спрайт, чай – Илюшке.

Порывшись в кармане, я протянула какие-то деньги и с облегчением вздохнула, когда за сыновьями захлопнулась дверь. К счастью, мне торопиться некуда: с утра у моего класса английский, потом физкультура.

Из зеркала в ванной на меня глянуло бескровное лицо. Темные круги парадоксальным образом усиливали выразительность широко раскрытых зеленых глаз. Губы пылали. Вырез бирюзового халата был слишком глубок. И вообще в облике этой особы чувствовалась призывная уверенность, и даже смятая прическа не портила дела. Ночь с Додом превратила тихую домашнюю женщину в сексапильную оторву. А вдруг он испугается, увидев меня такой?

Я приняла душ, на лицо тонким слоем положила румяна, бледно-розовой помадой подкрасила губы и поспешила на кухню готовить наш первый с Давидом завтрак.