Последняя ступень (Исповедь вашего современника)

Но сколько людей может в себе сконцентрировать лагерь? Всего лишь несколько тысяч. Как же быть? Значит, надо эту часть населения, подлежащую концентрации, в лагере не держать, надо ее через него ПРОПУСКАТЬ. В этом и заключается идея концентрационных лагерей. Людей везут и везут. В лагере они исчезают и исчезают. Вот что такое концентрация. Лагерь, словно чудовищный магнит, настроенный на притягивание людей с безбрежных просторов страны по какому-либо характерному признаку. Можно настроить его на живую мысль, на патриотические чувства, на чувства национального достоинства, на критическую мысль… Получается как бы воронка, в которую втягиваются и исчезают в которой сотни тысяч людей.

При этом населению, широким массам, кажется, что просто сажают. Одного за то, другого за это. Но тот, кто сажает, знает, что сажают целенаправленно, по выбору, и что в результате этого сажания должны исчезнуть в стране определенные группы населения, будь то интеллигенция, духовенство, техническая интеллигенция, офицерский состав, купечество, земство… [16]

– Но при чем здесь «странники», пресловутые странники, то есть посторонние люди? Революция совершилась в Петербурге, но это же столица России!

– Октябрьский переворот 1917 года был подготовлен и осуществлен, если хотите, Интернационалом. На основе интернациональных теорий. Власть в России 25 октября 1917 года захватил Интернационал.

– Ну, знаете ли!

– Да, я знаю. Ваше поколение, наверное, не знает, что для совершения государственного переворота в России группа революционеров-экстремистов была привезена из Швейцарии через Германию в запломбированном вагоне. Германия ведь была заинтересована в ослаблении России. Эта группа через некоего Парвуса снабжалась большими деньгами, огромными, можно сказать, деньгами. На эти деньги и был совершен государственный переворот. А вот и список лиц, находившихся в запломбированном вагоне: В. И. Ленин с супругой, Г. Сафаров, Гр. Усиевич, Елена Кон, Инесса Арманд, Н. Бойцов, Ф. Гребельская, Е. и М. Мирингоф, Сковно Абрам, Г. Зиновьев (Апфельбаум) с супругой и сыном, Г. Бриллиант, Моисей Харитонов, Д. Розенблюм, А. Абрамович, Шнейсон, М. Цхакая, М. Гоберман, А. Линде, Айзентук, Сулишвили, Равич, Погосская. Возьми составы первых ВЦИКов, первых Совнаркомов, имена, первых вождей. Сейчас почему-то, хотя бы и к празднику, не принято вспоминать, кто входил в эти составы, и газеты первых лет революции в Ленинской библиотеке получить труднее, чем газеты прошлого века. Но докопаться можно. Поинтересуйся. Там же нет, почти нет русских людей, если раскрыть, конечно, псевдонимы вроде Свердлова, Литвинова, Войкова, Троцкого, Зиновьева, Каменева, за которыми и скрывались первые захватчики власти. Конечно, были на каждые десять человек один-два русских, хотя бы из приличия, хотя бы для вывески, чтобы не так уж сразу бросалось в глаза и било в ноздри. Ну, там Молотов (Скрябин), ну, там Калинин. Но это были, во-первых, жалкие единицы, во-вторых, и роли им отводились тогда вспомогательные, жалкие. Вот именно ради вывески. Напечатают в газете бородатый портрет, напишут под ним – «Всесоюзный староста». Ну, мужики читают, чешут в затылке. Вишь ты, Калинин староста, значит, в обиду не даст. А кто же вершил дела?

Председатель ВЦИКа Свердлов, главнокомандующий армии, второе лицо в государстве Троцкий. Председатели ЧК, последовательно, Урицкий, Дзержинский, Менжинский. Ну, представьте себе: все три основных государственных рычага власти и подавления – ЦК, ЧК и армия – находятся в нерусских руках. Кто же, выходит, захватил власть в стране? А там идут Зиновьев, Каменев, Луначарский, Литвинов (Финкельштейн), Землячка, Володарский, Войков, Мехлис, Ягода, Косиор, Гамарник, Каганович… Я не могу упомнить всех. Надо просто взять списки руководителей тех времен и внимательно их рассмотреть. Были, правда, и люди вроде Дзержинского, Сталина, Микояна. Но и не русские же, с другой стороны! У поляка Дзержинского были основания не любить Россию и все русское, в том числе и русских людей. Вы думаете, случайно ЧК с первого дня образования возглавляли только нерусские люди? Где-нибудь мог найти себе место и русачок-дурачок, вроде того же Калинина. Но ЧК? Нет! Это дело они передоверить другим не могли и занимались им самолично.

И все эти Розы Люксембурги, Карлы Либкнехты, Клары Цеткины, которые пытались одновременно захватить власть в Германии, Бела Кун, который должен был взять власть в Венгрии… Но там их всех успели скрутить, покидали в пролеты лестниц, а Бела Кун успел убежать к нам.

Знало ли ваше поколение, что ЧК первых лет революции, вся ЧК, кроме, может, рядовых часовых, состояла не из русских людей? Все! Понимаете, для чего это было сделано?

До сих пор ходит еще в ЦДЛ одна старуха, бывшая чекистка[17]. Как напьется, так и хвалится, что особенно любила расстреливать молодых русских девушек – гимназисток и чуть постарше, особенно красивых. Лично уводила в подвал (хотя, как следователь, могла бы этого и не делать) и лично стреляла. Сам слушал ее. Пьяная, слюни текут из беззубого рта, хвалится: «Помню, красавица девка, коса до пояса. Поставила ее к стенке. Она мне плюнула в лицо, а я ей прямо в рот из нагана…»

Так вот эта старуха хвастается, что собственноручно застрелила 83 (восемьдесят три!) русских молодых красивых женщины[18].

Стреляли без суда и следствия. Не надо было никакого преступления, чтобы быть пущенным в расход. Русский, университетское образование (не говоря уже о дворянском происхождении) – и разговор окончен. Крупный деятель тех времен Лацис учил своих подчиненных: «Не ищите доказательств того, что подсудимый словом или делом выступил против советской власти. Первым вопросом должно быть, к какому классу он принадлежит. Это должно решить вопрос о его судьбе. Нам нужно не наказание, а уничтожение».

Это не только в Москве на Лубянке. Но во всех городах, губернских и даже уездных. Мы теперь содрогаемся – инквизиция. Инквизиция сожгла за все время своего существования несколько тысяч человек. Да ведь это одно какое-нибудь Иваново-Вознесенское отделение ЧК!

А что творилось на Украине? Там все было отдано в руки молодому злобствующему Блюмкину. Это тот самый Блюмкин, у которого произошел известный инцидент с Мандельштамом.

– Какой инцидент?

– Конечно, ваше поколение не знало… Происходила в Москве пирушка, так сказать, победителей. Это только население сидело на голодном пайке, на вобле и на пшенной каше. А они пировали. Лариса Рейснер, сука, жила в особняке, держала слуг и купалась в шампанском. Значит, происходит очередной шабаш. Целый день убивали, убивали, убивали, надо же разрядиться. На шабаше присутствовал крупный чекист Блюмкин. Там же оказался поэт Мандельштам (кстати, спросим в скобках: каким образом оказался прогрессивный поэт в компании с чекистами? Наверное, Блок, Гумилев, Есенин не могли бы туда попасть?). Говорю – пир победителей. Пьяный Блюмкин расхвастался, вытащил пачку пустых ордеров на расстрел, заранее подписанных Дзержинским, и начал ими размахивать. «Вот здесь вся русская культура. Вот список…» И начал тут же из списка наугад заполнять ордера. Мандельштам будто бы не вытерпел, отнял у него ордера, разорвал и пожаловался Дзержинскому. Факт исторический.

Блюмкин получил нагоняй, но не за то, что пачками, без суда и следствия расстреливал русскую культуру, а за то, что расхвастался не к месту. Впрочем, какой там нагоняй – посмеялись, наверное, в конце концов. Так вот, этому-то Блюмкину отдали на растерзание всю Украину, и в первую очередь Киев.

Короленко сидел в Полтаве. Тихий городок. Вишни, ставочки, гуси на улице. Знает или нет ваше поколение, что существуют письма Короленко к Луначарскому[19]?

Мы сейчас спрашиваем иногда сами себя, как отнеслись бы к революции и к послереволюционным событиям такие подпиливатели и размыватели России, как Герцен, Чернышевский, Чехов? Не знаем. Вероятно, ужаснулись бы. Нет, знаем. Потому что Короленко успел увидеть и отреагировать. Тоже ведь – царский ссыльный. Борец. Демократ. Достаньте где-нибудь эти письма. Кровь и слезы. Он просит Луначарского остановить террор, прекратить пролитие крови. Какая наивность, какая святая простота. Он пишет, что тюрьмы забиты и что люди исчезают, а родным говорят: «Увезли в Харьков» (Харьков был тогда главным городом Украины). «Но все уже знают, – пишет Короленко, – что значит «увезли в Харьков».

Там шесть писем. Целая книга. И где же все это происходит? В Миргороде. В маленьком тихом городке. Что же происходило в самом Харькове? Что происходило в Астрахани, Саратове, в Ростове-на-Дону, Казани, Нижнем Новгороде? Что же происходило, можете вы себе представить, в Петербурге и в Москве?

Мы упомянули про Белу Куна. Герой венгерской революции. Есть книга о нем в серии «Жизнь замечательных людей». Но отчего-то там ничего не написано, что на его совести более семидесяти тысяч русских солдат и офицеров – только в одном Крыму. Правда, орудовал он вместе с Землячкой. Как только врангелевская армия ушла из Крыма, Бела Кун и Землячка оказались там с особой миссией. Многие русские офицеры из любви к России, к родной земле не захотели уезжать за границу. Будь что будет, остались на родине. Вышло предписание крымских революционных властей: «Всем офицерам зарегистрироваться на предмет их трудоустройства». Русские доверчивые дурачки обрадовались, толпами пошли регистрироваться. Их всех собрали и расстреляли. Около семидесяти тысяч. Сразу. Можете себе представить картину? А сделали это Землячка и Бела Кун.

Но, конечно, высшим актом бесчеловечности, жестокости, кровожадности было убийство царской семьи. Об этом кровавом событии написано много книг. Известно, что через неделю после убийства Екатеринбург заняла русская армия. Полковнику Соколову было поручено произвести расследование злодеяния. Существует его подробный отчет (по горячим следам), занимающий объемистый том. Есть воспоминания Жильяра, учителя французского языка, который находился вместе с царской семьей почти до последних дней. Есть множество и других книг, воспроизводящих событие в мельчайших подробностях. Сейчас принято все сваливать на местную парторганизацию, на какого-то Белобородова, не то Беловодова. Будто бы при приближении русской армии местная партийная организация своей властью, не спросясь центра (было, де, некогда), решила ликвидировать царскую семью, боясь ее освобождения Колчаком. Это все вздор. Во-первых, ее могли бы из Екатеринбурга увезти в любой другой город России. Но вообще-то, когда семью перевезли из Тобольска в Екатеринбург и поселили в доме Ипатьева, назвав этот дом «Домом особого назначения», ее судьба уже была решена. Заметьте, все у них было «особого назначения». Лагерь особого назначения, дом особого назначения, части особого назначения, то есть ЧОНы, карательные латышские отряды. Но всегда за этим словом скрывалось только одно – смерть, кровь, противозаконие, без суда и следствия массовые убийства.

В Екатеринбург из центра были посланы с тайной миссией два отъявленных мерзавца – Юровский и Войков. Им-то и было поручено подготовить, а в удобный момент и осуществить ликвидацию царской семьи. Инструктировал Юровского лично Яков Михайлович Свердлов[20]. Случайно ли, что и город Екатеринбург называется теперь именем этого кровавого палача? Юровский сменил в доме особого назначения всю охрану (еще бы, до его приезда царь с этими солдатами играл в шашки) и поставил свою, конечно, латышей. И в ночь с шестнадцатого на семнадцатое июля 1918 года совершилось кровавое злодеяние[21].

Их разбудили в два часа и предложили спуститься подвал. Войков начал читать постановление Екатеринбургского губкома, а Юровский, не дождавшись конца чтения, вынул наган и начал стрелять. Впоследствии Войков, пьяненький, кричал, что простить не может Юровскому, что тот не дождался конца чтения документа и не дал возможности ему, Войкову, собственной рукой застрелить русского императора.

Их было там четыре царевны, наследник царевич Алексей, четырнадцатилетний мальчик, царица, приближенные. Их стреляли, докалывали штыками. Увезли на грузовике в лес, в заранее приготовленное место, и там, как мясники, расчленяли трупы, жгли их на костре, применяли, кажется, даже и химию. Войков не зря был выбран на это дело. Он кое-что понимал в химии и как специалист мог пригодиться.

Так вот, Владимир Алексеевич, я отвлекусь. Этот Войков, ночной убийца, палач, был потом советским послом в Варшаве. Русские людишки, видимо, знали о причастности его к убийству государя и вскоре там его кокнули. Поделом.

Так кто же написал рыдательные стихи на смерть этого подонка? Ваш любимый поэт Владимир Владимирович Маяковский. «Зажмите горе в зубах тугих, волненье скрутите стойко, сегодня пулей наемной руки убит товарищ Войков».

Вопрос… Мог ли не знать Маяковский о причастности Войкова к убийству? Не мог. Маяковский общался с Бриками, а Ося был следователем ЧК. Значит, он сознательно рыдал по убийце государя, по убийце невинных детей и женщин. Каковы поэтические нравы! Найдем ли мы во всей мировой литературе другой пример, когда поэт (поэт!) воспевал бы убийцу, причем не какого-то там косвенного, нет, прямого, стрелявшего и разрезавшего на куски детей и женщин?

– Но почему разрезали и жгли, чтобы не оставалось даже и пепла?

– Всякое тайное, подлое убийство сопровождается заметанием следов. Кроме того, они боялись народа. Больше объяснить нечем. Они, захватившие власть и организовавшие чудовищный террор, чтобы эту власть удержать, прекрасно чувствовали потенциальную враждебность масс, всей притихшей, огромной, дышащей на них холодом, словно айсберг, России. Иначе чего же они боялись? Ведь и сообщение в газетах опубликовано было не в тот же день. Соображали, как сформулировать, как лучше преподнести, как ввести народ в заблуждение. Знали кошки, чье мясо съели. Я спрашивал, собирал сведения у пожилых людей. Мужики плакали, русские люди в разных городах плакали. Но то, что весь русский народ, понимаете, весь, весь, не поднялся сразу, как один человек, узнав о злодеянии, и хотя бы с вилами и топорами не двинулся на Москву, где заседали преступники оккупанты, это его позор, его предательство, за которое в последующие годы он заплатил десятками миллионов жертв, десятилетиями разнузданного насилия над собой, десятилетиями фактического рабства и унылой, серой, пайковой жизни, которая продолжается и до сих пор. Жестокая формула: «Народ имеет то правительство, которое он заслуживает».

– Ну, хорошо. Свердлов, Зиновьев, Урицкий, Каменев, Дзержинский, Луначарский, Юровский, Войков, Литвинов, Троцкий и прочие. Но Ленин? Ленин же фактически стоял во главе государства! Неужели он не видел, не понимал, не знал?

Кирилл посмотрел на меня странным, как бы оценивающим взглядом. Потом посмотрел на Елизавету Сергеевну, и та неуловимой почти мимикой лица (но все же понял и я) передала ему: «Не знаю, как хочешь, по-моему, можно». Кирилл опять посмотрел на меня, взял у Лизы ретушируемую ею фотографию, посмотрел на нее так и сяк.

– Вот здесь немного перестаралась. Здесь же придется выявить, только не очень грубо… Вы о чем-то спросили меня, Владимир Алексеевич?

– Да, спросил. Допустим, что кому-то, какой-то группе людей в интересах своего народа, будь то евреи или латыши…

– У латышей не было цели захватить Россию и власть. Как максимум у них была цель отделиться от России в самостоятельное государство, что и произошло после революции и продолжалось вплоть до 1940 года. Может быть, даже был тайный сговор с лидерами латышской нации: мы вам независимость, а вы нам отряды надежных карателей. Надо же было на кого-то опираться первое время. Русские матросики ведь, которые поддались соблазну побунтовать, вскоре поняли суть происходящих событий и восстали уже для того, чтобы сбросить большевиков, которым своими же штыками подарили власть. Так называемый кронштадтский мятеж – это те самые «альбатросы революции». Других ведь матросов ниоткуда взяться не могло. Это те же матросы, которые поняли, что же они наделали. Так что в каратели они уже не годились. Их после подавления кронштадтского мятежа просто всех перестреляли. Всех.

– Хорошо, у латышей была своя цель – отделиться от России, у евреев была своя цель. Но Ленин? Ленин же фактически стоял во главе государства. Неужели он не понимал, не видел, не знал…

– Не понимаю… – глядел на меня Кирилл своими голубыми глазами, в которых сквозило искреннее, как будто, недоумение.

– Ну как же? Допустим, что Блюмкину сладострастно было стрелять в русских людей, или той любительнице гимназисток, или Землячке с Белой Куном. Допустим, что Свердлов или поляк Дзержинский с тайным злорадством уничтожали цвет России, цвет русской нации. Я это теперь уже понял. Чем слабее народ, чем он серее, бескровней, бездарнее, глупее (по истреблении мыслящей и образованной части), тем легче потом с ним иметь дело. Но Ленин?!

– Что Ленин? Никак не пойму, что ты о нем спрашиваешь?

– Почему и он?

– Как это почему? По тому же самому.

– Теперь я не понимаю.

Лиза не выдержала нашей игры и ляпнула без обиняков:

– Просто Владимир Алексеевич не знает, что в Ленине нет ни капли русской крови.

– Во-первых, – подхватил Кирилл, как бы сглаживая и смягчая потрясающую для меня новость, – Ленин был удобной фигурой. Как бы русский. Ульянов. Даже и дворянин. Больше доверия, больше симпатии, больше терпимости во всей стране. Ну как же? Там ведь Ленин, в обиду не даст. Ильич. А во-вторых, Лисенок права. Отец у Ленина был калмык, а мать… ее девичья фамилия Бланк. Всему миру известно, кроме вашего поколения. Это она. Бланк, натаскивала своих сыновей на революцию, на разложение России. Недаром же Александр Ульянов был террористом и был повешен, как вы думаете? После этого у Владимира Ильича примешалось и личное чувство – месть за брата. Эта месть руководила им на протяжении всей жизни, это он приказал первым делом разрушить в Кремле памятник Александру II Освободителю и памятник Александру III около храма Христа Спасителя. Откуда бы такая животная ненависть? Это он обрек на разрушение величественный памятник победе над Наполеоном – храм Христа Спасителя, хотя этот ленинский завет, как и многие его заветы (а я бы сказал, этот акт вандализма), осуществлен уже после его смерти.

Ну что же, страна твердо идет по ленинскому пути, по ленинскому курсу.

Неудобно было ставить во главе России сразу Льва Давидовича Троцкого, то есть Бронштейна. Слишком резкий переход. Слишком бы обнажилась сразу суть происходящих событий. Ленин был тем удобнее, что с ним, сыном Бланк, всегда можно было найти общий язык. По той же причине, между прочим, они допустили после 1924 года к власти Сталина. Все же – не русский. А для диктатуры типа Троцкого время еще не пришло. Но со Сталиным они просчитались. До этого мы скоро дойдем… Так что вот ответ на наш прямой вопрос. Это был единый грандиозный интернационалистический заговор, рассчитанный на мировое господство. Недаром мировая революция не сходила с уст тогдашних большевиков. Но для осуществления своих глобальных целей им нужен был плацдарм, база, материальные ресурсы, человеческие резервы. Им нужна была страна, захватив которую, можно было бы распространить свою власть и свое влияние на весь мир. Маркс для этой цели указывал на Германию. Но обстановка впоследствии изменилась, и курс был взят на разложение и захват России. Все это, конечно, хитро прикрывалось фразами, даже как бы учением о мировой революции, о классах, о диктатуре пролетариата. Но подумайте, кто бы за ними пошел, если бы они прямо объявили о своих целях? То, что фактически пролетариат никогда не осуществлял в стране никакой диктатуры и как миленький стоял у станков и печей, об этом мы уже говорили и будем говорить вновь.

– Но нашлись ведь и русские…

– Даже когда страну захватывают открытые и откровенные оккупанты (армия соседней страны), находятся люди, которые начинают сотрудничать с захватчиками. Это происходит в каждой стране. Коллаборационизм. Во Франции были люди, сотрудничавшие с немцами, в Норвегии, в Греции – всюду. С монголами даже сотрудничали русские князья. Что же говорить про завуалированный захват страны? «Мы? Это вы! Это вы сами, трудящиеся, крестьяне, рабочие, захватили власть». Из этой формулы исключили интеллигенцию, ибо ее нужно было уничтожить в первую очередь, сразу. Мозг же! Вдруг догадаются. Так что нет, это вы захватили власть. А то, что мы у вас отбираем весь хлеб по разным там продразверсткам, то, что мы насильственно изымаем у вас золотишко, оставшееся от царского режима, то, что мы насильственно закрываем ваши церкви и насильственно загоняем вас в колхозы, – так это же вы сами делаете. А мы в Кремле только исполнители вашей воли. И лагеря вы организуете сами, и людей арестовываете, и стреляете их. Ну и хохотал же, наверное, Владимир Ильич, заложив свои пальцы за борта жилетки и закинув свою голову! Говорят, он хохотал очень даже весело и заразительно.

Ну вот, многие клюнули на эту формулу: «Вся власть рабочим и крестьянам» и пошли в сотрудники. Кроме того – сразу паек. Сразу – мандат. Сразу – наган. Сразу – привилегированное положение. В многомиллионном народе всегда найдется несколько тысяч, десятков тысяч недовольных, обиженных либо потерявших общественное положение людей, готовых на такое сотрудничанье.

Когда выбирали сельского старосту, выбирали самого почтенного, уважаемого, рассудительного мужика. Если же он был и побогаче других, значит, его семья больше работала. А кто шел в эти самые коллаборационисты, в комбеды? Лодыри, пьяницы, которые в нормальной обстановке никогда не могли бы выйти в люди. И были бы обречены на вечное прозябание. Самый последний мужичонка в деревне (а в каждой деревне есть один-два таких мужичонки) становился вдруг самым первым.

Тут возможна и такая аллегорическая картина. Представьте себе, что люди бегут. Неважно, куда и с какой целью. Бегут. Есть лидеры, есть хорошие бегуны, есть и лодыри, инвалиды, неумехи. Вдруг приказ – всем бежать в обратную сторону! Вся толпа повернулась. Самые нерадивые неожиданно стали первыми. Прекрасно. Но ведь хорошие бегуны опять могут сравняться с ними и обогнать. Выход один – обуздать хороших бегунов, подавить их, не давать им забегать вперед. А проще всего – перебить. Лидеров-то не так уж и много. Перебьешь – в толпе никто и не заметит. Середнячки же сами смекнут, что не нужно лезть вперед, и все пойдет как по маслу.

Захватив власть, сразу стали действовать. Быстро, по нескольким направлениям. Одного направления мы уже коснулись – истребление наиболее мыслящих и вообще наиболее крепких русских людей. Тут сразу две цели. Во-первых, подавить, предотвратить возможное сопротивление, во-вторых, ослабить народ. Ведь на этот народ делали ставку в мировой революции, то есть не на сам народ, а на использование его как базы, как материального и людского потенциала. Им этот народ, эта страна нужны были не на два года. Значит, чем он слабее, тем легче будет им управлять, вертеть во все стороны. Ослабление началось истреблением элиты, интеллигенции, дворянства, купечества, духовенства.

– Но может быть, имея в подчинении сильный народ, легче было им осуществить свои глобальные замыслы? Логично ли было его ослаблять, этот народ?

– Дело в том, что им был нужен не НАРОД, а просто население, люди, миллионы людей, население страны и ее богатства. Населением управлять легче, чем народом. Именно народ-то им и надо было сокрушить. Они и начали это делать с первых часов своей диктатуры. Первая заповедь – если ты хочешь ослабить народ, лиши его прошлого, традиций, исторической памяти, преемственности поколений. Начинается массовое переименование городов, площадей, улиц, заводов, театров. Так всегда действуют оккупанты, как только хотят надолго обосноваться на захваченной территории. В первые годы было запрещено слово «Россия». Оно не употреблялось ни в устной речи (открыто, разумеется), ни в печати. Было запрещено слово «Родина». Вспоминаю фразу из статьи Оси Брика, критика и следователя ЧК, о стихах Анатолия Кудрейко. Он написал в двадцатые годы: «Этим стихам для того, чтобы быть полностью белогвардейскими, не хватает одного только слова – Родина». Итак, Родина – белогвардейское слово. России нет и как бы не было.. Родина и народ – слова одного корня, как вы понимаете. Значит, надо отучить от понятий Родины, Отечества, родной истории. Все начинается с 1917 года. До этого была тьма, хаос, невежество. Вообще ничего не было. Ах, как хотелось бы, чтобы ничего не было! Но, к сожалению, было, причем было великое, светлое, славное, которое крепко сидит в памяти народной. Значит, надо его из этой памяти искоренить, выжечь каленым железом, а если не выжигается само по себе, выжечь вместе с людьми.

Поэтому переименовываются города, разрушаются памятники славы, побед, наиболее выдающиеся здания, говорящие о великом наследии прошлого. Народ надо парализовать, превратить его в конце концов в послушное и вот именно парализованное, не способное к самостоятельным действиям население.

– Оса и златка, что ли?

Кирилл, не поняв, посмотрел на Лизу, переспросил:

– Какая златка, какая оса?

– Ну как же. Есть особая порода ос, и есть жужелицы – златки. Оса выбирает себе хорошую, крупную, жирную жужелицу (читай у Фабра) и наносит ей жалом три парализующих удара в три нервных узла. Жужелица лишается движения. Даже усиком не может пошевелить. И надо ее не убить, а только парализовать. Потому что, если убьешь, она моментально протухнет. Там, где водятся эти осы, жаркий климат. Будучи парализованной, она сохраняется свеженькой в течение недели. А это-то и нужно осе. Парализовав жужелицу, оса переворачивает ее на спину и на брюшке ее откладывает яички. Вскоре из них выводятся личинки. Они начинают пожирать жужелицу. Она живая, лежит, но не может пошевелиться, а они ее пожирают, выедают внутренности, чтобы вырасти, набраться сил, стать новыми осами, улететь.

– Гениально! Лисенок, ты слышишь? Это же точная модель! Да, Россия и есть та самая парализованная жужелица, златка, которая и видит, что ее пожирают, истощают, да не может пошевелиться. Парализована в нервные центры!

Да, так вот, пожирание началось сразу же. За тысячелетнюю историю Россией были накоплены сказочные богатства, сокровища. Они находились частью в музеях, но большей частью в монастырях, церквах, в дворянских и купеческих домах и даже в домах так называемых мещан, то есть обыкновенных городских жителей, и даже в домах крестьян. Конечно, несравнимо с богатыми домами, но все же в каждом доме имелись иконы, а среди них могли быть и древние, могли быть и за серебряным окладом, а это уже, согласитесь, ценность. Посмотрим последовательно, как это делалось.

Главные музеи страны, вроде Эрмитажа, Третьяковской галереи. Исторического музея, они на самых ранних порах не трогали, по крайней мере, явно. Фонды, может быть, и пошевелили, но история об этом умалчивает[22]. Но где лежало похуже, брали и музейную старину. Надо было поездить по городам, изучить, расспросить. На один характерный случай я натолкнулся. В Иваново-Вознесенске жил богатый купец Бурылин. Купечество к концу девятнадцатого века тоже перерастало уже в высший культурный слой. Сами знаете, Мамонтов с его Частной оперой, Морозов, Рябушинский с его уникальной коллекцией старообрядческих икон. Национальное самосознание среди русского купечества было развито к этому времени очень сильно. Из купеческого сословия лет через двадцать-тридцать пошли бы ученые, писатели, государственные деятели. Короче говоря, это сословие уже было готово к тому, чтобы питать мозг нации. Да и питало уже. Островский, Третьяков, Михаил Васильевич Нестеров – все из купцов.

Так вот Бурылин. Переписка с Толстым. Посылал ему мануфактуру вагонами. Вся толстовская вотчина была одета в бурылинский ситец. Этот-то Бурылин решил создать для города Иваново-Вознесенска свой музей. У него были редчайшие экспонаты. Системы, конечно, не было. Нечто вроде кунсткамеры, где вместе с русскими иконами – египетские мумии (но подлинные), а вместе с холмогорской резьбой по кости – японские нецке или, скажем, кресло из слоновой кости халифа багдадского. Иконы же русские были все за золотыми и серебряными окладами, украшенные драгоценными каменьями. Собрание стоило многие миллионы рублей. Этот музей Бурылин подарил городу Иваново-Вознесенску, построив специально большой красивый дом.

Но вот великие перемены. В Иваново-Вознесенск пришло распоряжение отгрузить все экспонаты в Москву для демонстрации трудящимся столицы. Отгрузили. С тех пор они и исчезли. Я интересовался потом: может, в фондах Исторического музея сохранилось что-нибудь? Ничего. Куда же все делось?

– А там, в Иванове?

– Что ж в Иванове? Там музей в том же доме и даже упоминается, что его организовал Бурылин. Но вместо ценностей, вместо сокровищ выставлены почетные грамоты, да вымпелы соцсоревнования, да фотографии стачек и первых революционных рабочих. Ну, чучела еще птиц и зверей на тему «Природа родного края». Бурылинские же сокровища исчезли бесследно. Не думаю, чтобы это был единственный случай. Не может быть, чтобы не пощекотали фонды всех провинциальных музеев, изъяв из них золото, серебро, антиквариат, предоставив им выставлять кумачовые скатерти с фотокопиями. Или вот еще случай.

В звоннице Ивана Великого в Московском Кремле хранилась гак называемая «Патриаршья ризница», то есть все сокровища, которые были накоплены патриархами всея Руси: подарки им, патриархам, за многие века и другими государствами, и русскими царями, монастырями, церквами. Надо полагать, что патриархи всея Руси держали в своей сокровищнице не китайские термосы. Там было и художественное шитье, и древние иконы, а главным образом золото и драгоценные камни в виде иконных окладов, риз, панагий, митр, чаш, крестов. По теперешним понятиям трудно сейчас и вообразить, сколько же стоила в переводе на деньги, не говоря уже о художественной, исторической и научной ценности, эта ризница.