Пролог

Джорджия, 1836 год

Лучше умереть, чем жениться на ней. Астон лихорадочно всматривался в лица мужчин, наставивших на него дула винтовок.

– Позволь мне убить его, отец, – сказал Джош. – Мне нет еще шестнадцати. Меня не повесят.

– Меня тоже не повесят, – не спеша ответил ему отец.

– Она лжет! – снова запротестовал Астон, дрожа от ярости. – Это не мой ребенок! Клянусь, я никогда не дотрагивался до нее.

Астон взглянул на самоуверенную девушку, стоящую рядом со своим отцом. Ее беременность нельзя было не заметить, и нетрудно догадаться, почему она обвиняла в этом именно его: отец Астона был самым состоятельным человеком в округе.

При выезде из города Астон попал в засаду и под дулом ружья Дювей Тэлбот и его сын Джош привели его в церковь. До Астона доходили слухи о том, как свободно Теодора Тэлбот распоряжалась своим телом. И это не было ему безразлично. По правде говоря, он предполагал, что когда-нибудь очередь дойдет и до него. Но этого так и не случилось.

– Она предупредила нас, что ты не признаешься, – сказал ее брат, подняв ружье чуть выше и прицелившись Астону в грудь.

– Другого я и не ждал. Они никогда не признаются, – добавил ее отец, снова переводя взгляд па Астона. – Но ты все равно женишься на ней. Я не позволю, чтобы ты погубил мою дочь и оставил щенка, которого мне придется кормить. Сейчас же ты скажешь: «Я женюсь» – или я спущу курок и забрызгаю твоей кровью всю церковь.

Астон сжался внутри, услышав щелчок взводимого курка, и обернулся к своей единственной надежде. Священник с дрожащими от страха губами съежился за алтарем. Его взгляд нервно перескакивал с девушки на ее брата и отца. Астон понимал, что священник чувствует себя не лучше, чем он сам, но решил попытать счастья еще раз.

– Скажите им, что они не могут заставить меня жениться на ней, – попросил он.

– Я... он... он прав... – прошептал, запинаясь, священник.

Отец Теодоры подвел дуло ружья к уху священника.

– Думаю, что тебе лучше не произносить ничего, кроме брачных обетов. Давай принимайся за дело.

– Говорю вам, она лжет, – снова запротестовал Астон, обезумев от того, что ему не верят. – Она была со многими парнями, но я не...

Прикладом ружья Джош ударил Астона по лицу, отбросив его назад. Искры посыпались из глаз. Он застонал, от боли в голове потеряв равновесие.

– Не говори так о моей сестре. Она не шлюха. – Джош взглянул на отца. – Давай я убью его, папа, – сказал он снова.

Удар по голове успокоил Астона – он осознал, что никакие разговоры не помогут ему избежать женитьбы. Тэлботы решили, что Теодора говорит правду, а он лжет. Астон не верил, что отец Теодоры может застрелить его, но Джош молод и глуп, он вполне может нажать на курок. Женитьба на несчастной оборванке не была тем, о чем мечтал для себя Астон в семнадцать лет, к тому же он был уверен, что Теодоре не больше четырнадцати.

Но Астон понимал, что покинет церковь либо женатым, либо мертвым. Другого выбора не было. Он глубоко вздохнул и решил, что лучше жениться. Повернувшись к священнику, он пробормотал:

– Я женюсь на ней.

Полностью овладев собой, Астон стал слушать священника и вовремя произносить нужные ответы, пока его не объявили мужем молодой девушки с темными спутанными волосами.

Дювей Тэлбот швырнул Астону маленький узелок тряпья.

– Она твоя. Веди ее к себе домой.

Он перевел свои прозрачные голубые глаза на Теодору.

– Я поступил так, как угодно было Господу. Я заставил его жениться на тебе, но теперь с тобой покончено, Я не хочу тебя больше видеть.

– Папа...

Дверь церкви с шумом распахнулась. Говард Ратледж и трое его людей ворвались внутрь, держа наготове ружья. Джош поднял свою винтовку.

Увидев страх в глазах Джоша, Астон поспешно оттолкнул Теодору, пытаясь остановить ее брата.

– Не стреляй! – закричал он, но его слова утонули в оглушающем грохоте винтовки, принадлежащей одному из людей отца Астона. Пуля пронзила Джошу грудь.

– Нет! – вскрикнул Дювей, увидев, как его сын отлетел назад и рухнул на пол. Дювей поднял свое оружие, но три пули пронзили ему грудь и живот до того, как он успел выстрелить. Он выронил винтовку и повалился на пол.

Теодора закрыла уши руками и закричала, отскочив в дальний угол церкви. Упав на колени, она захныкала:

– Не стреляйте в меня! Папа заставил меня сказать, что это ты. Не стреляйте!..

Астон выхватил винтовку из рук одного из мужчин.

– Никто тебя не тронет, – сказал он Теодоре и склонился над ее отцом и братом.

Оба Тэлбота были мертвы. Астон взглянул на своего отца и мужчин, которых знал всю свою жизнь. Его била дрожь, подступала тошнота.

– Зачем вы стреляли? – заорал он на них.

– Этот мальчик прицелился, сынок. Если бы остался жив он, погибли бы мы.

Астон вздрогнул и покачал головой, не желая верить в то, что произошло.

– Джош просто не понимал, что делает, – сказал Астон, пытаясь оправдать юношу.

– Старый Вен видел, как Тэлбот и его сын остановили тебя за городом и привели сюда, в церковь. Он понял, что произошло, и поехал за мной на лесопилку. Я не могу позволить тебе жениться на этой девушке.

– Ты опоздал, – пробормотал Астон. – Мы уже женаты. – Он сжал кулаки, когда взгляд его упал на мертвых мужчин: на их рубашках темнели пятна крови.

– Сукин с... – Говард прервал себя на полуслове, вспомнив, что находится в храме Господнем. Все еще не веря в случившееся, он покачал головой. Потом перевел взгляд на девушку, которая жалобно всхлипывала. – Не беспокойся, сынок. Я позабочусь обо всем. – Он мельком взглянул на священника. – Никто никогда не узнает об этом.

– Нет! Хватит того, что ты уже сделал.

Астон встал. Он решительно посмотрел на отца. Теперь она моя жена. Я буду отвечать за нее и заботиться о ней.

– Это твоего ублюдка она вынашивает? – с отвращением спросил Говард.

Астон не привык лгать отцу, не смог он солгать и сейчас.

– Нет. Я никогда не дотрагивался до нее, но ребенок будет носить мое имя.

– У меня не будет...

– Тебя это не касается, – прервал Астон, как никогда и не касалось. – Его взгляд скользил по двум мертвым телам. – Черт побери, отец, зачем ты застрелил их?

Глава 1

Джорджия, 1848 год

Она опять дома. Гейти ни о чем не мечтала так страстно, как о возвращении домой, в место, которое едва помнила. Она стояла на главной веранде только что отремонтированного дома и смотрела поверх зеленого газона. Поодаль, перед свежевыкрашенными сводчатыми воротами с надписью «Сиреневый холм», уходили в голубое небо высокие сосны Джорджии. Двенадцать лет назад она покидала этот дом Эвелиной Тэлбот. Вернувшись вчера, она была Гейти Смит.

Гейти знала, что приемный отец не разделяет ее желания вернуться на Юг: он запрещал ей сделать это в течение последних двух лет. Но, когда прошлой зимой врач сказал ему, что ревматизм не будет беспокоить его так часто, если он переедет в более теплое место, она сразу же начала уговаривать его продать чугуноплавильный завод и переехать в дом, который когда-то принадлежал ей.

Мягкая ладонь легла на ее плечо; она обернулась к отцу, стоящему позади нее. Ее мысли витали настолько далеко, что она даже не слышала, как он подошел.

– Ты счастлива? – спросил он.

Гейта улыбнулась крепкому мужчине с редеющей шевелюрой и стареющими голубыми глазами:

– Да, папа. Здесь так красиво! Он добродушно проворчал:

– Я должен был догадаться. Даже прожив двенадцать лет на Севере, ты все равно считаешь Юг своим домом.

Она погладила его руку:

– В моем сердце всегда будет печаль из-за того, что мы так и не смогли разыскать Тайтеса, но, может быть, со временем это пройдет.

Лейн Смит вздохнул:

– Ты не можешь себе представить, сколько раз я жалел о том, что женщина в приюте не объяснила мне, что у тебя два брата, и, хотя Джош погиб, Тайтес жив, и он и есть тот брат, по которому ты плачешь.

– Я знаю, папа. Но мы же обсуждали это раньше: ты хотел взять девочку, и она, вероятно, беспокоилась, что ты не возьмешь никого из нас, если узнаешь, что у меня в приюте есть еще младший брат.

– Я бы усыновил и его, – Гейти протянула руку и обняла Лейна. Она любила своего приемного отца. Он так хорошо относился к ней!

– Ты потратил столько денег, пытаясь найти Тайтеса. Думаю, я знала, что это бесполезно – ведь приют сгорел вскоре после того, как я покинула его. И ты купил для меня Сиреневый холм. Я всегда была рада этому.

Гейти нахмурилась. Она знала, что Астон Ратледж горел желанием купить ферму величиной в тридцать акров. Несколько лет назад, когда весь Юг был охвачен засухой, он уже говорил с ее отцом. Земля считалась благодатной, так как пруд в пять акров, находившийся на территории Сиреневого холма, питался подземным источником и не высыхал, подобно большинству прудов в этой местности. Он хотел получить эти земли, чтобы всегда можно было напоить скот.

– Больше всего сейчас я хотел бы, чтобы у тебя был брат, который ухаживал бы за тобой, когда меня не станет.

– Не станет? – Она строго взглянула на него. – Прекрати эти разговоры! Ты же не при смерти.

– Знаю, доктор сказал, что нет. Но иногда по утрам, когда я еле-еле поднимаюсь с постели из-за того, что мои кости перестают слушаться, я чувствую, что это близко.

Много раз Гейти мечтала о том, чтобы болезнь поразила ее, а не отца. Она не могла смотреть на то, как он страдает. Единственное, что было в ее силах, – это ободрить его.

– Боли исчезнут, ведь теперь мы будем жить в теплых краях. Подожди, еще увидишь, что сделает с тобой солнечный свет.

– Мне уже немного лучше. – Держась за плечо, он сделал круговые движения вначале одной, потом другой рукой. – Не могу поверить: мы покинули снега Коннектикута меньше двух недель назад, а теперь мы здесь, на юге Саванны, и можем выходить на улицу даже без зимнего пальто.

– Я знала, что тебе здесь понравится, папа. – Она улыбнулась.

– Барышня, не пытайтесь делать вид, что это мой первый приезд на Юг. Вы прекрасно знаете, почему я не хотел сюда ехать.

Гейти на несколько шагов отошла от отца, шурша подолом розового платья. Она слышала, как на деревьях неподалеку щебечут птицы и полуденный ветерок шелестит в листве.

– Я собираюсь заставить Астона Ратледжа заплатить за то, что он уничтожил мою семью. Я никогда не скрывала этого.

Лейн Смит проворчал что-то и повернулся лицом к дочери, возвышаясь над ней своим грузным телом.

– А я никогда не одобрял. Сколько раз мы уже это обсуждали?

Гейти смотрела прямо, не желая встречаться глазами с отцом. Она не хотела видеть в них осуждение.

– Гейти?

– Много раз, – ответила она.

– И что я говорил тебе? – Гейти собралась уйти, но Лейн схватил ее за плечо и повернул к себе лицом. – Скажи мне, пожалуйста, я хочу быть уверен, что ты этого не забыла. – Его голос звучал жестко, но спокойно.

Сделав глубокий вдох, Гейти произнесла:

– Месть – это поступок, который тяжело совершить, но, совершив его, жить становится гораздо труднее.

Она попыталась отстраниться от него, но он крепко держал ее. Отец пристально смотрел на Гейти.

– Дальше. Она вздохнула:

– Папа...

– Я хочу услышать, что дальше.

– Месть никогда не бывает привлекательной, но она особенно нехороша, когда исходит от девушки.

– Не забывай об этом, Гейти. Я больше не хочу слышать о мести!

Он отпустил ее.

– Живя здесь, мы в любом случае время от времени будем сталкиваться с мистером Ратледжем. Он наш ближайший сосед, и я ожидаю, что он нанесет нам визит. Я хочу, чтобы ты вела себя как воспитанная молодая девушка, какой учила тебя быть Мэри.

Солнце осветило лицо Гейти, и холодная решимость овладела ею.

– Я хочу встретиться с ним, папа, – сказала она серьезно. – Я – единственное, что осталось от семьи, которую он уничтожил двенадцать лет назад. Мне кажется, нет ничего противоестественного в том, что я хочу взглянуть на него.

– Согласен, – сказал он, ткнув в нее пальцем, пораженным артритом. – Но не более того.

– Папа, когда мы были в Коннектикуте, ты сказал мне, что никто здесь не знает, что ты купил Сиреневый холм для меня. Это по-прежнему так?

– Да. И так должно быть. Не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что ты была когда-то Эвелиной Тэлбот. То, что случилось с твоей семьей, ужасно, в этом нет сомнения. Я не желаю, чтобы ты подвергалась вопросам и косым взглядам, которые наверняка будут преследовать тебя, если кто-нибудь узнает о том, что произошло с тобой в детстве.

Люди здесь считают, что я купил эти земли много лет назад для того, чтобы они когда-нибудь стали моим вторым домом. И это все, что люди должны знать об этом. Вопреки голосу разума я согласился переехать сюда. Теперь, когда ты встретишься с мистером Ратледжем, я полагаю, ты не будешь устраивать сцен.

– Понимаю, папа. Я уже давно не Эвелина Тэлбот. – Гейти произнесла те слова, которые хотел услышать ее отец, но он понимал, что они неискренни. Глубоко в душе она знала, что никогда не сможет забыть о смерти своего отца и Джоша.

– Вот и хорошо. Это моя девочка. – Он улыбнулся.

– Я буду холодно вежлива, когда встречусь с Астоном Ратледжем.

Лейн добродушно рассмеялся;

– Ты будешь вежлива с Астоном Ратледжем? Никогда. Я только надеюсь, что ты не бросишься на него, пытаясь выцарапать глаза.

Гейти рассмеялась вместе с ним, пытаясь скрыть чувство вины, которое пробудили в ней слова отца. Было очевидно, что Лейн Смит читал ее мысли лучше, чем ей того хотелось.

У нее были планы, в которые она не хотела посвящать отца. На сегодняшний день она была согласна с тем, чтобы Астон Ратледж считал, что она Гейти Смит, но когда придет время, она сама раскроет ему, что ее настоящее имя Эвелина Тэлбот.

– Мы здесь всего два дня. Скоро начнут приходить приглашения, и я чувствую, ты будешь слишком занята подготовкой к приемам, чтобы думать о чем-то другом.

– И, как ты уже сказал, может быть, наш сосед, мистер Ратледж, заедет поприветствовать нас.

Лейн через плечо Гейти смотрел на неподвижное голубое небо.

– Надеюсь, когда ты увидишь этого человека, твое увлечение быстро пройдет.

– Не уверена, что слово «увлечение» уместно, tiana.

Он проворчал что-то, затем снова взглянул на нее.

– А я уверен. Хотя ты ни разу не встречала этого человека, он с непреодолимой силой притягивает, тебя. Только не забывай, Гейти, у тебя в запасе пять месяцев. Если к концу лета ты не выберешь жениха, я сам найду его тебе.

Гейти взглянула на отца и улыбнулась.

– Я постараюсь найти себе жениха. Но не понимаю, почему ты так спешишь избавиться от меня.

Его черты смягчились.

– Это не так, и ты знаешь об этом. Больше всего я мечтаю о том, чтобы ты следующие десять лет была со мной. Досадно, ведь лучшие браки те, которые заключаются до того, как девушке исполняется восемнадцать, а ты уже опоздала.

– Не волнуйся, папа, мы найдем мне подходящего мужа. Но он должен жить поблизости, чтобы мы с тобой могли чаще видеться. Я уже потеряла одного отца, не хочу потерять и тебя.

– Ты и не потеряешь. По крайней мере какое-то время.

Она улыбнулась:

– Я так рада, что вернулась в Сиреневый холм. Спасибо, что ты согласился приехать сюда.

– Только не заставляй меня пожалеть об этом, Гейти.

– Постараюсь, – ответила она, зная, что это не совсем правда. Она смотрела поверх газона. Легкий ветерок зашевелил кусты и подул ей в лицо. – Сегодня такой прекрасный день, я думаю пойти на пруд и посмотреть, все ли там осталось по-прежнему.

– Пусть Мейн подвезет тебя.

– Мне не нужна карета. Я хочу прогуляться.

– Хорошо. Возьми с собой Мими. Она обернулась к нему:

– Я не хочу брать и ее, папа. Мне хочется пойти одной, если ты не против.

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Я уверена, что все будет в порядке. Здесь, в наших владениях, ничего плохого со мной не случится. Обещаю, что завтра, когда я поеду навестить могилы Джоша и отца, я попрошу Мейна подвезти меня.

– Хорошо, но, если ты не вернешься через час, я пойду искать тебя. Как бы я хотел, чтобы твоя мать была жива! – сказал он. – Мне никогда не удавалось справляться с тобой так, как это получалось у Мэри. – Он пробормотал что-то себе под нос, открывая дверь и входя в дом.

Гейти оглядела свое розовое платке с длинными рукавами и решила, что не стоит переодеваться для гулянья. На ней был корсет, на ногах – добротные туфли для прогулки. Солнце светило высоко в небе, но дул легкий ветерок, и она не беспокоилась, что ей будет очень жарко, поэтому решила не надевать шляпки. Если она проведет один день на солнце с непокрытой головой, кожа не успеет покрыться веснушками. И если вода не очень холодная, она может снять туфли и чулки и войти в воду. Когда она была маленькой, Теодора иногда брала ее и Тайтеса на пруд и разрешала им играть в воде.

Вздохнув, она направилась в сторону пруда. Отчасти Теодора и Тайтес были причиной того, почему она хотела прийти сюда одна. Вспомнить то далекое время, когда она жила в этих местах с другой семьей.

Гейти без труда нашла дорогу. Роща, поляна за ней были настолько свежи в ее памяти, как будто бы она гуляла по этой тропинке еще вчера. Она тихо ступала, приближаясь к краю воды. Внезапно она почувствовала рядом какое-то движение и увидела мужчину, который стоял на валуне, закинув в воду удочку. Она остановилась, испугавшись на мгновение. Ее пульс забился чаще. Она не ожидала никого встретить в своих владениях. Солнце слепило ей глаза, и она не могла как следует рассмотреть человека.

– Привет! – дружелюбно окликнул он ее. Подняв руку, чтобы защитить глаза от солнечных лучей, Гейти спросила:

– Кто вы такой и что вы здесь делаете? – Она была немного раздражена тем, что он позволяет себе быть таким дружелюбным, вторгшись в ее владения.

Он поднял удочку и посмотрел на Гейти с улыбкой, притаившейся в уголках губ.

– Что еще я могу делать? Пытаюсь поймать рыбу себе на ужин.

– Не думаю, что вы спросили разрешения ловить рыбу в этом пруду, – произнесла она со всей строгостью, которую ей удалось изобразить.

– Я не знал, что нужно просить разрешения. Люди со всего округа ловят рыбу в этом пруду на протяжении десяти или двенадцати лет.

Нисколько не боясь незнакомца, она приподняла юбки и подошла ближе к берегу, чтобы солнце не мешало ей разглядеть его. Он лукаво усмехался и не выглядел опасным, но она все-таки поймала себя на мысли о том, услышит ли ее отец или Мейн, если ей придется звать на помощь.

– Может быть, так было раньше, но теперь с этим покончено, – заявила она. – Мой отец отремонтировал дом, и теперь мы живем здесь.

– Я слышал, что сюда переезжает семья, но не ожидал никого встретить сегодня.

Она пристально посмотрела на: него. Внешне он не был неприятен. Напротив, казался довольно привлекательным.

– Мы приехали вчера, – сказала она, сразу же пожалев об этом. Было неправильно с ее стороны продолжать вести беседу с незнакомцем. – Но это вас не касается, – добавила она поспешно, уже менее дружелюбно. – С сегодняшнего дня вы должны спрашивать разрешения перед тем, как ловить здесь рыбу. Отныне мы не позволим нарушителям или браконьерам вторгаться на наши земли. – Она надеялась, что на этот раз голос ее звучал тверже.

Мужчина опять улыбнулся. Вопреки ее воле ей нравилась его улыбка. В ней была искренность. И еще что-то приятное и чарующее. Он дразнил ее, играл с ней. На этот раз он не смеялся над ней, а просто наслаждался беседой. Гейти также заметила, что он не был похож на бродягу. Его коричневые бриджи и белая рубашка были опрятными. Волосы были чуть длиннее, чем принято, но это делало его внешность еще более привлекательной и совсем не запущенной. Но он сказал, что ловит рыбу себе на ужин, значит, он не очень состоятельный человек. И не тот человек, с которым ей стоит проводить время.

Мысль о том, что ее привлек человек, который вынужден ловить рыбу себе на ужин, возмутила ее. Отец придет в ужас, узнав об этом. И это не все: она напомнила себе, что этот человек помешал ей побыть в одиночестве. Теперь, когда она вернулась домой, ей так много хотелось вспомнить!

– Думаю, вы хотите, чтобы я ушел, – сказал он и, спустившись вниз, вытащил из воды сетку с четырьмя или пятью рыбинами.

Гейти откашлялась и расправила плечи.

– Да, – сказала она твердо. – Как я уже заметила, мы с папой теперь будем жить здесь и не собираемся пускать сюда браконьеров. – И потом, как она могла размышлять о своем прошлом, когда этот мужчина так пристально разглядывал ее?

Он направился к ней, держа свой улов в одной руке, а удочку – в другой.

– И мне надо спрашивать разрешения, когда я захочу снова здесь порыбачить?

– Да, – ответила она, думая о том, что ей нравится, как он двигается, как держится, чуть отставив назад плечи. Он не был обычным бродягой или браконьером. Он был слишком уверен в себе, слишком владел собой. – Вам надо будет подойти к задней двери дома и договориться с поваром.

Все еще улыбаясь, он спросил:

– Вы хотите, чтобы я подошел к задней двери?

– Разумеется.

Гейти заметила, что чем ближе он подходит к ней, тем больше она отступает назад, но не потому, что ей было страшно. Когда каблук увяз в мягкой глине у края воды, девушка остановилась. Надо быть осторожной. Еще один шаг, и она окажется в воде.

Мужчина остановился перед ней и сказал:

– Я могу поделиться.

Он поднял рыбу, и она увидела, что в сетке у него несколько крупных лещей и пара сомов.

– Нет... нет, благодарю, – сказала она. – Я не люблю рыбу. Идите своей дорогой.

Внезапно она стала нервничать оттого, что он стоял так близко к ней.

– Я не сделаю вам ничего плохого, – успокоил он Гейти, изучая ее лицо. – Не бойтесь.

Она облизнула губы и сказала: – А я и не боюсь. Только я не должна разговаривать с незнакомцами. Это неприлично.

– Вы правы. Неприлично. – Он церемонно раскланялся. – Я буду спрашивать разрешения перед тем, как снова прийти на ваш пруд.

Он направился к своей лошади, привязанной к дереву неподалеку, но обернулся к Гейти и сказал:

– И заходить только через заднюю дверь.

Пока незнакомец садился на лошадь, Гейти не сводила с него глаз. Он дважды оглянулся, как бы для того, чтобы убедиться в том, что она все еще наблюдает за ним. Когда он в конце концов исчез из поля ее зрения, она глубоко вздохнула.

Незнакомец затронул ее чувства больше, чем следовало. И Гейти понимала, что беспокоило ее: она совсем не боялась незнакомого мужчину, напротив, он притягивал ее. Она отвела глаза от той точки, за которой он исчез, и взглянула на темно-голубую воду зеркального пруда. Как могла она думать о прошлом после встречи с этим человеком? Единственное, чего ей хотелось, – это еще раз прокрутить в памяти слова, которые он говорил, его улыбку, мягкие, мужественные нотки его голоса. Надо будет сказать отцу, если она снова встретит его на их землях.

Гейти стояла на берегу, туфли все глубже погружались в глину; она закрыла глаза, пытаясь отогнать от себя мысли о незнакомце. Ей хотелось восстановить те чувства, которые владели ею давным-давно. Хотелось освежить воспоминания, которые, как ей казалось, становятся с каждым днем все более блеклыми. Вспомнить реальные события, а не искаженные давностью лет клочки прошлого, которые время от времени вспыхивали в ее сознании. Ее первая семья постепенно ускользала из памяти, как ни пыталась она это предотвратить.

Нельзя забывать папу, Джоша, Теодору и Тайтеса. Но как удержать их, не дать им окончательно раствориться в памяти? Единственным наследством, оставшимся ей после них, был след, который оставили они в ее жизни. Что же ей сделать, чтобы сохранить эту память, не дать родным исчезнуть из ее жизни?

Ее отец был тихим, немногословным человеком. Он говорил медленно, редко повышал голос. Джош, насколько она помнит, был более темпераментным. Она не забудет ту ночь, когда он страшно разозлился на Теодору, ушел из дома и вернулся только на следующий день. Но были и хорошие времена, когда Джош играл с ней и с Тайтесом. Он закидывал ее на спину, будто она мешок с картошкой.

Теодора была тихой, как и отец. Гейти вспомнила, что Теодора любила ходить на прогулки к пруду, когда Джош и папа были в поле. Иногда она была хорошей и разрешала Эвелине и Тайтесу пойти с ней. А иногда заставляла их сидеть дома взаперти.

О милом и ласковом Тайтесе Гейти думала чаще, чем об остальных, но вспомнить о нем могла немного. Были ли у него зелено-голубые глаза, как у папы, или, скорее, небесно-голубые, как у нее самой? Были ли его волосы густыми и прямыми, как у нее, или слегка завивались? Ему было всего четыре, когда она видела его в последний раз, и он только научился правильно выговаривать «Эвелина», но Гейти не могла вспомнить цвет его глаз. Как несправедливо, что память подводит ее.

Тайтес был бы с ней сегодня, если бы миссис Коннорс из приюта сказала Лейну и Мэри о его существовании. Ее всегда интересовало, перепутала ли эта женщина Тайтеса с Джошем или намеренно сказала Смитам, что брата, по которому она плачет, нет в живых.

Гейти смотрела на пруд, не видя его. В обрывках воспоминаний о приюте она увидела темные углы и детей постарше, которые били ее, дергали за волосы и пинали. Слабая и запуганная, она была рада покинуть приют, но не хотела оставлять там Тайтеса. Когда Лейн и Мэри удочерили ее, единственное, что ей оставалось, – это плакать о нем. И только через несколько месяцев благодаря их усилиям и любви она научилась доверять им и раскрывать перед ними свою душу. Именно тогда Лейн понял, что у нее было двое братьев. Из-за ее страха Тайтес был потерян для нее навсегда, как и остальные члены семьи. Она дала клятву никогда больше ничего не бояться.

Лейн любил говорить, что она упряма, но она так не считала. Ей нравилось думать, что это сила. И отцу со временем придется это признать.

Гейти зажмурила глаза и сжала кулаки. Воспоминания постепенно угасают, и она не знает, как вернуть их назад. Как объяснить человеку, который спас ее, забрав из приюта, человеку, которого она любила теперь всем сердцем, что она теряет свою первую семью? Может ли она сказать ему, не обидев, что она хочет, чтобы эти воспоминания были живы? И что она намеревается заставить Астона Ратледжа заплатить за смерть ее родных?

Возвращаясь назад, Гейти увидела перед домом карету. Она воспряла духом. Вот и первый гость.

Она начала подниматься по ступенькам, но дверь открылась, и из дома торжественно вышел Мейн.

– Я уже собирался идти вас разыскивать. У вас гостья. – Длинный, крепко сложенный мужчина снял шляпу, ожидая ее у входа.

– Спасибо, Мейн. Я иду.

Мими, которая уже три года была ее служанкой, ждала у парадной двери внутри дома.

– У вас гостья, мисс Гейти, – сказала Мими, сплетя пальцы рук под подбородком. Ее карие глаза светились. – Хорошенькая девушка с приятным голосом. Очень хорошо одета. Она просила передать вам, что ее имя мисс Элейн Харпер, – выпалила Мими, затем сделала необходимый ей глоток воздуха.

Гейти даже не нужно было волноваться по поводу их первого визитера: волнения Мими хватило бы на двоих.

– Ты предложила ей перекусить? – спросила Гейти, осматривая свою прическу в позолоченное зеркало, висящее над искусно сделанным столиком в стиле хепплуайт (Хепплуайт – английский стиль и мебели в 1780—1795 годах.), украшенным инкрустированными медальонами из слоновой кости.

– Да, мисс. Я угостила ее чаем с корицей и пирожными, которые Хелен испекла вчера к нашему приезду. Кучер мисс Элейн пьет чай на кухне.

Гейти быстро обернулась к Мими и спросила:

– А папа с ней?

– Нет, мисс. Он дремлет в своей комнате. Сказал, что никак не может прийти в себя после долгого путешествия из Коннектикута. Он просил не беспокоить его до ужина.

Пряди волос выбились из-под шиньона. Она быстро оглядела в зеркало испачканные глиной туфли. Нельзя встречать первую гостью в таком виде.

– Черт побери, – пробормотала она. Ясные глаза Мими округлились от удивления, строгий взгляд омрачил ее молодое лицо.

– Вы же знаете, что ваш папа не любит, когда вы...

– Не сейчас, Мими, – перебила ее Гейти. – Пойди к нашей гостье и скажи ей; что я вернулась домой и буду с ней через пять минут. Потом быстро поднимайся наверх – поможешь мне переодеться в чистое платье и туфли.

Гейти приподняла юбки и помчалась наверх, перепрыгивая через две ступеньки.

Через пять минут, приведя себя в порядок, Гейти, одетая в платье цвета спелой дыни, вошла в гостиную.

– Добрый день. Извините, что заставила вас долго ждать. Я...

– Гейти Смит, – проговорила улыбающаяся молодая девушка, поднимаясь с обитого парчой дивана; складки шуршащих голубых юбок коснулись пола. Ее зеленые глаза светились дружелюбием. – Я все про вас знаю. В наших краях уже целые месяцы только и говорят, что о вас и вашем отце. Мы так ждали вашего приезда!.. Я – Элейн Харпер, и я очень рада с вами познакомиться. Надеюсь, путешествие не было слишком утомительным для вашего отца?

На мгновение Гейти была ошеломлена откровенностью молодой девушки.

– Рада вас видеть, – сказала Гейти, садясь по другую сторону дивана. – Пожалуйста, садитесь и пейте чай. – Она снова наполнила чашку Элейн, затем свою. – Спасибо, папа хорошо перенес путешествие. А откуда вы так много о нас знаете? – спросила она, думая про себя, сумел ли кто-нибудь выяснить, что ее имя Эвелина Тэлбот, и рассказать всем об этом.

– Ой, пусть это вас не беспокоит! – проговорила Элейн жизнерадостно, беря в руки изящную китайскую чашку. – Когда мистер Джексон начал ремонтировать дом, естественно, все захотели узнать, кто собирается жить в нем. Болезнь вашего отца тоже не секрет, не так ли?