Глава 36

Хриплый звук голоса Пэйджена заставил Баррет очнуться, и она бросилась бежать. В его опаляющем, приглушенном голосе слышалось непреодолимое желание, захлестывающее все его существо. В нем слышались отголоски мучения и счастья, ощущений, недоступных ее воображению. И эти звуки были непередаваемо соблазнительными, заставляя ее мечтать о таких вещах, о которых она не думала прежде.

Баррет устремилась прямо через водоем к скалистой тропе, ведущей вверх по утесам. Она боялась Пэйджена, боялась тигра. Но больше всего она боялась себя, своей слабости, которая охватывала ее при его малейшем прикосновении. И выражение глаз Пэйджена говорило ей, что она избежала встречи с одним хищником, но сейчас же встретилась с другим, еще более жестоким.

Слыша стук сердца, Баррет рвалась вперед, не обращая внимания на листья лотоса и тростника, путающиеся под ногами. Она даже не задумалась над тем, куда бежит и что будет делать, если тигр возвратится. Единственным желанием теперь было как можно больше увеличить расстояние между ней и англичанином с глазами, темными, как оникс.

Почти на середине водоема, где вода поднялась выше талии, Баррет потеряла опору под ногами и поплыла. Тростник, обмотавшийся вокруг лодыжки, задержал ее на несколько секунд. Наконец она сумела вырваться из этого капкана и устремилась к дальнему берегу. Она вскрикнула от неожиданности, когда крепкие руки обхватили ее лодыжку.

– Не бегай от меня, Angrezi. Неужели ты еще не убедилась, что это невозможно?

– Я смогу убежать – сейчас или когда-нибудь.

Баррет яростно извивалась, пробуя вырваться из его рук, но пальцы Пэйджена, сомкнутые вокруг ее ноги, были подобны стали. Во время борьбы она с головой ушла под воду. Когда Пэйджен вытащил ее, она разъяренно фыркнула:

– Черт побери, Пэйджен. Отпусти меня!

– Обещай не убегать, и я отпущу.

– Никогда, – огрызнулась она, безуспешно пытаясь вырваться.

– Тебе не стоило убегать сломя голову. Это было чертовски глупо. – Он подтащил ее чуть-чуть ближе. – И я допустил ошибку, позволив тебе эту выходку, – добавил он резко.

– Ты лгал мне! Ты позволил мне поверить...

– Это не было ложью, Angrezi. Я просто позволил тебе поверить в то, во что ты сама хотела поверить.

– Это была ложь, независимо от того, как ты себе это представляешь. И ты сам все прекрасно понимаешь!

Глаза Пэйджена стали твердыми как стекло, его пальцы медленно продвигались к ее колену, подтягивая ее все ближе.

– Я собирался рассказать тебе. Но никак не мог выбрать подходящего времени.

Баррет билась в его руках, хлопала по воде, цеплялась за зеленые спутанные водоросли. Где-то пронзительно и тревожно закричал павлин, ему ответил шумный хор обезьян, скрывающихся в верхушках деревьев. Баррет сердито пробормотала что-то, весьма напоминающее проклятие.

– Ну, конечно, у тебя не было времени, ведь ты так развлекался этим обманом.

С приглушенным рыданием она ухватилась за руки Пэйджена, пытаясь развести их в стороны. Безрезультатно. Он был ближе теперь, намного ближе, его руки жестко сжимали ее колено и бедро. Баррет дрожала. Это от страха, мысленно сказала она себе. Но сама уже знала, что это была ложь.

– Я испытывал к тебе разные чувства с тех пор, как нашел тебя на берегу, Циннамон, но возможность развлечься при помощи обмана никогда не приходила мне в голову.

Разговаривая, Пэйджен прижимал ее все ближе, руки поднимались выше.

– Ублюдок! – Она выбрала слово, которое возмутит его больше всего, слово, которое уже заставило его разбушеваться однажды, зная, что, если она выведет его из себя, он может потерять контроль и дать ей шанс убежать. Снова Баррет повторила грубое ругательство. – Проклятый лживый ублюдок, вот кто ты такой. Ты все время лгал мне с первого момента, когда мы встретились. Ты думаешь, что я когда-либо смогу поверить тебе снова?

Лицо Пэйджена превратилось в неподвижную маску, его глаза метали молнии.

– Не заходи слишком далеко, Angrezi. Если я и правда варвар, тебе могут не понравиться последствия.

– Мне не нравится все, что связано с тобой! И с этой заброшенной страной! А теперь отпусти меня, свинья! Шакал!

Баррет почувствовала, как его рука обхватила ее поясницу, а вторая сжала бедро. Через мгновение она полностью будет в его власти. Баррет энергично рванулась, и пуговица с треском отскочила от ее узких бриджей. Вторая могла улететь следом каждую секунду. Не имея времени на такие пустяки, Баррет согнулась и нырнула в воду, пытаясь одновременно ударить Пэйджена ногой. Удар пришелся прямо в раненое плечо, заставив Пэйджена покачнуться от боли.

Баррет была свободна! Она яростно рванулась вперед к берегу. Позади нее остался Пэйджен, согнутый двойной болью. В суматохе Баррет забыла о его ране. Она вспомнила только теперь, когда белая повязка покраснела от выступившей крови. Баррет побледнела и почувствовала отвращение к самой себе. Неужели она настолько одичала?

Но на сожаления не оставалось времени, и повернуть назад она уже не могла. Баррет судорожно цеплялась за водоросли и кувшинки, прилипающие к ее лицу. Но вот она почувствовала дно под ногами. Она уже почти на берегу! Позади Баррет слышала сердитые проклятия Пэйджена.

– Ты слишком часто причиняешь мне боль, Angrezi. Ей-богу, я... – Резкий кашель прервал его. – Я заставлю тебя пожалеть об этом!

Баррет выбралась из воды и стала подниматься по каменным уступам, ведущим к водопаду. Ее сердце билось так громко, что она пропустила предательский всплеск и шорох гравия за спиной.

На этот раз Пэйджен не оставил ей никакого шанса. Он схватил ее за талию и поднял в воздух. Не замедляя быстрых шагов, он устремился к ближайшему уголку водоема, наполовину скрытому ветвями бугенвиллеи.

– Отпусти... отпусти меня, дикарь! – Баррет крутилась и размахивала руками и ногами, но ее удары приходились в воздух. – Ты... ты пожалеешь об этом, Деверил Пэйджен. О, как ты пожалеешь!

– Я уже жалею, Циннамон, – прорычал Пэйджен. – Но что сделано – то сделано. И теперь я собираюсь сделать то, что должен был сделать в тот день на берегу.

Лицо Баррет стало мертвенно-белым.

– Ты не можешь так поступить со мной!

Она мечтала о нем, мечтала о его теле, даже об их близости. Но в мечтах ее желание было торжественным, великолепным и молчаливым, а сейчас, сознавая силу ярости Пэйджена, поняв, что он собирается овладеть ею в жестоком гневе, Баррет испытывала только страх. Она подавила рвущиеся рыдания, безуспешно извиваясь в его стальных руках.

– Ты... ты не посмеешь!

– О, я посмею, и я сделаю это, – мрачно ответил Пэйджен. – Я давно должен был этим заняться. Тогда, возможно...

Пэйджен резко замолчал. Теперь они были всего в нескольких футах от водопада, и серебряная водяная пыль покрывала их тела. Пэйджен молча пронес ее под нависающими ветвями, и темно-красные лепестки осыпали их дождем и остались в волосах Баррет. Опасение, и не только оно, сжимало ее сердце – какое-то противоречивое и незнакомое чувство.

– Нет... не делай этого, Пэйджен. – Она пыталась скрыть нотки страха в голосе, но не смогла.

Пэйджен молча шагнул дальше, бормоча что-то на хинди. За цветущими кустами вода плескалась у отвесной каменной стены, а одна упавшая длинная плита образовала естественное ложе, покрытое ковром зеленого мха и папоротников.

– Нет, Пэйджен, – резко выдохнула Баррет, как только поняла его намерение. Но он ничего не ответил. Пэйджен продолжил свой путь в напряженной тишине, его смуглое лицо скрывалось в тени ветвей, обрамляющих укромное место. Он посадил ее на гранитную плиту.

Его взгляд был твердым и настороженным, как у хищника, выслеживающего добычу. Баррет крутилась и извивалась, но он буквально пригвоздил ее к каменному ложу. Ласковая, прохладная вода плескалась у их ног.

Она не будет просить его, черт побери! Победит или проиграет, но она никогда не будет просить! Больше никогда. Внезапно возникли ранящие воспоминания. Голос, уговаривающий ее попросить, угрожая невыносимой болью, если она не подчинится. Дыхание Баррет стало быстрым и неровным. Она слышала приглушенные проклятия, а затем удары по обнаженному телу, которое дрожало и раскалывалось от боли под яростными ударами. Снова и снова опускался ременный кнут, пока она не услышала свой собственный голос, взорвавшийся пронзительным криком. Боль застилала ее глаза. Но вот, так же быстро, как появилось, видение исчезло.

Пэйджен видел, как она задыхалась. Видел, как она боролась со страхами. Он нахмурился, чувствуя боль, пронзившую его до костей. Но дело зашло слишком далеко, чтобы останавливаться теперь. Он провел слишком много бессонных ночей с огнем в крови и слишком часто просыпался утром, не находя успокоения. Это должно закончиться. Теперь. Он знал больше, намного больше, чем она сказала ему. Даже вещи, которых она не знала и не могла вспомнить. И если он был прав...

Пэйджен просунул бедро глубже между ее ногами, его мужская тяжесть прижалась к женской мягкой плоти. Она была само совершенство, Господи, ее тело было выше всяких похвал. Он сглотнул, сопротивляясь волне желания, которая заставляла его подмять ее под себя и погрузиться в нее без всякой подготовки. И Деверил Пэйджен, знаток четырех школ йоги и любого эротического искусства, предлагаемого Индией, подошел рискованно близко к забвению всех своих знаний, готовый взять ее неистово и безо всякой осторожности, просто получить удовольствие, подобно возбужденному самцу. Еще один показатель, что она прекрасно справилась с заданием Ракели, подумал он мрачно.

Челюсти сжались в борьбе с темным потоком желания. Он вспомнил о беспомощной женщине, опасливо бегущей по лондонским улицам от убийцы, преследующего ее по пятам. Он вспомнил ее пыл и упрямый отказ принять его помощь. Она была храброй тогда. И еще она была страстной, встретив его губы с неискушенным огнем, который привел его на грань безумия. Той ночью он почувствовал ее ответный отклик, ее воспламеняющийся голод. Куда пропали ее страсть и честность? Поездка из Англии заняла приблизительно три месяца на быстроходном клипере. Три месяца в руках людей Ракели? Это могло стоить целой жизни.

«Что они сделали с тобой, Циннамон? Какие тайны скрываются под этими изогнутыми бровями? Может быть, тебе лучше не вспоминать о них?»

Пэйджен неподвижно замер. Его тело напряглось. Это будет трудно. Слишком трудно даже для него, несмотря на все его знания... Сосредоточившись, Пэйджен заставил себя отвлечься от болезненного желания. Он посмотрел в лицо Баррет, увидел неистово бьющуюся жилку на ее шее, лихорадочный румянец на щеках, вихрь эмоций, отраженный в ее темно-голубых глазах.

– Они били тебя, Angrezi? – Его голос звучал негромко, почти нежно. – Ты боишься, что это повторится снова?

Баррет моргнула, смущенная этой переменой в его голосе. Она нахмурилась, закусив пересохшую губу. Что это значит? Почему он внезапно стал так заботлив? Очередная уловка?

– Били меня? Я... я не знаю, о чем ты говоришь.

Пэйджен не мог с уверенностью сказать, что это была ложь.

Возможно, она и сама еще не знала этого.

– Я думаю, что это правда. И мне кажется, что ты боишься – боишься желать чего-нибудь. Или кого-нибудь.

Баррет ощутила приступ непонятного страха. Воспоминания, неопределенные и неясные, пронеслись в ее мозгу. Твердые, жесткие пальцы. Жаркое зловонное дыхание. Постоянное ощущение, что за ней наблюдают в течение бесконечных томительных дней в море...

Она подавила рыдание. Нет, она не должна думать о тех тусклых образах. Хватит с нее ночных кошмаров. Пусть они остаются в ее снах, которые заставляют ходить по ночам. Подобные размышления всегда оканчивались плачевно – пульсирующей болью в голове.

– Прекрати! Я ничего не могу вспомнить!

Его горящие глаза были всего в нескольких дюймах от ее лица.

– Я думаю, что ты можешь, маленький сокол. Я уверен, тебе стоит только захотеть.

Твердое тело Пэйджена прижалось к ней.

Баррет хотела закричать, оттолкнуть его и хотела привлечь к себе; хотела ударить по лицу и хотела слизнуть капельки воды, повисшие на его губах. Боже, неужели она сходит с ума?

Баррет чувствовала, как гранит утеса впивается ей в спину. Его бедро шевельнулось между ее ногами. Медленными кругами его пальцы гладили точки пульса на ее запястьях.

– Я хочу тебя, Циннамон.

Баррет попала в ловушку между гранитным утесом и более теплым гранитом, который выдавался между его бедер. Каждым медленным движением он давал ей ощутить его мощь и его власть, грубую силу, которой он все еще способен был управлять. Его губы скользнули к ее уху. Со знанием дела он смаковал ее мягкую кожу языком и зубами, потом легонько прикусил мочку. Баррет дрожала, сопротивляясь его чувственному обаянию.

– Прекрати, Пэйджен...

Его голос прозвучал как негромкое, но мощное рычание. – На самом деле ты не хочешь этого, Циннамон. Особенно сейчас, когда твой пульс бьется, как прибой во время прилива, и твое дыхание становится жарким и учащенным.

– Я хочу, чтобы ты остановился. – Она едва удержалась от стона, как только зубы Пэйджена сомкнулись на мочке ее уха. – Это... это правда, – неуверенно прошептала Баррет, надеясь, что он не услышит сомнений в ее голосе. Но Пэйджен был очень внимателен, он ничего не пропустил.

– Прекрасная Angrezi. Мне нравится твой прерывистый шепот. Я хочу услышать твой стон. Слыша его, я хочу тебя так страстно, как только мужчина может хотеть женщину. Обнаженной и голодной. Легкомысленной и смеющейся. Сердитой и царапающейся. Но только тогда, когда ты будешь знать, на что идешь, Циннамон, потому что я хочу видеть в твоих глазах огонь желания, а не страх. Как тогда, когда мы... – Это был опасный и рискованный ход, но Пэйджен решился. – Когда мы встретились в первый раз. В темном, покрытом снегом Лондоне.

У Баррет перехватило дыхание. Этого не может быть!

– Ты... ты лжешь. Я ничего не помню. Если бы мы встречались раньше, я бы знала об этом. Я бы почувствовала.

– Конечно, ты чувствуешь это. Твое тело узнало меня с первого момента. Я сомневался сначала, и потребовалось время, чтобы узнать тебя. Твое лицо в Лондоне было закрыто вуалью, и твои волосы были черны от краски.

– Нет... – Темные и тревожные глаза Баррет отыскали его лицо, но на нем не было ничего, кроме честности и неумолимой решимости. – He-невозможно... – Но теперь ее протест был более слабым.

И тогда внезапно темная завеса в ее мыслях приподнялась, и Баррет что-то неясно вспомнила. Так все это было на самом деле – шепот холодного ветра, белые тихие хлопья, летящие с темного неба? Ощущение безликой опасности, таящейся в ночи. И еще камень, горящий кроваво-красным огнем. Рубин? Неужели она видела «Глаз Шивы» в ту далекую ночь?

Она заморгала, пробуя собрать воедино разрозненные фрагменты, возникшие в голове. Но видения не слушались ее. Как стая сердитых птиц, они метались и носились вокруг.

«Пронзительный крик. Ржание несущихся вскачь лошадей, внезапно появившихся из темноты... И мужчина. Его лицо скрыто в тени. Человек с красновато-коричневой кожей и глазами, похожими на осколки оникса. Боже, неужели это был Деверил Пэйджен?»

– Ты припоминаешь, не так ли? – В голосе Пэйджена слышался нескрываемый триумф. – Господи, как я искал тебя после той ночи! Я послал людей прочесать весь город от Уайтчепла до Кенсингтона, но результата не было. Никаких признаков женщины с черными как смоль волосами и в черной вуали. Никаких следов.

Баррет осторожно перевела дыхание, боясь поверить его словам, боясь ошибиться, несмотря на то что жар в крови подтверждал его речи. Она крутилась под ним, но выступ был так узок, что ее удерживали теперь только мускулистая стена его груди и твердые как гранит бедра. Смутно Баррет поняла, что ее сердце действительно помнило и тело тоже. Не все, но вполне достаточно. Возможно, они всегда помнили. Она задрожала, и Пэйджен крепче обнял ее.

– Я чуть не сошел с ума, разыскивая тебя. Я сотни раз возвращался на ту площадь в течение следующих недель. – Его голос стал настойчивее. – Куда ты пропала?

Ошеломленная, Баррет попыталась отодвинуться от него. Это просто еще одна из его уловок! Но внезапно ей захотелось спросить, она должна была узнать.

– Ты... ты искал меня?

– День и ночь, в течение трех недель. Я обошел пристани, больницы, каждую гостиницу и меблированные комнаты в этом городе. Но, казалось, ты исчезла с лица земли. – Лицо Пэйджена потемнело от горестных воспоминаний. – И тогда... тогда мне пришлось уехать. Рубин был продан, мои дела закончены. У меня не было больше причин оставаться в Лондоне, когда Виндхэвен так нуждался в моем присутствии. Сможешь ли ты простить меня за это, Angrezi?

Его просьба заставила сердце Баррет сжаться. Могло ли все это быть правдой? Неужели он действительно так долго искал ее?

– Боже, чего ты от меня добиваешься, Пэйджен?

– Только скажи мне, что ты помнишь. Хоть что-нибудь вообще.

Баррет изучала его лицо, разыскивая хоть какую-то черточку, которая напомнила бы ей о прошлом. Но она видела перед собой только озабоченные глаза, лицо, на котором остались ужасные шрамы, как видимые, так и скрытые внутри. Она видела лицо человека, который узнал слишком хорошо темные стороны жизни и слишком мало – хорошие.

Баррет видела только Деверила Пэйджена. И, Боже, помоги ей, она любила того, кого видела.

Баррет слегка вздрогнула, ощутив приступ слепой тоски. Она была слишком близка к тому, чтобы уступить, понимала Баррет. На этот раз и в этом месте ей будет слишком трудно заставить Пэйджена отступить. Но она знала, что должна попытаться. Какое будущее могло ожидать их, когда она была только получеловеком, безымянной пешкой в смертельной игре Ракели?

Баррет разжала пальцы. Только сейчас она поняла, что ее руки больше не были прижаты к гранитной стене, а впились в обнаженную грудь Пэйджена. Она задрожала, как только теплые мускулы шевельнулись под ее пальцами. Она хотела его. Господи, если он будет продолжать так настаивать еще немного, она больше не сможет скрывать свои чувства. Усилием воли она заставила руки успокоиться.

– Я... я не помню ничего. Ты ошибся. Кроме того, мои волосы вовсе не темные, ты видишь это своими глазами.

– Но это было тогда, Циннамон. Ты убегала и, несомненно, боялась кого-то.

Но кого? И почему? Пэйджен уже не в первый раз задавал себе эти вопросы. На этот раз он собирался получить ответы на все свои вопросы. Пора. Вырвать их из ее обнаженного дрожащего тела.

– Нет! Это... это был кто-то еще. Другая женщина!

В голосе Баррет послышалось отчаяние. Пэйджен все еще держался спокойно, бедро успокоилось между ее ногами, руки удерживали ее запястья, в то время как ее грудь вздымалась и опускалась, мучительно прикасаясь к его груди.

– Не лги мне, Angrezi, – сказал он резко. – Ты никогда не сможешь обмануть меня.

– Я не лгу! – Баррет с вызовом посмотрела в его глаза. – Я действительно не помню – ни тебя, ни кого-то другого!

Еще одна ложь, но она была необходима, уверяла она себя. Она не должна поощрять его, этот опасный хищник с жестокими глазами может использовать любую ее слабость в своих интересах. Хрипло выругавшись, Пэйджен подмял ее под себя, прижав к гранитной плите.

Над ними шумел водопад, серебряным занавесом брызг закрывая их от внешнего мира.

– Ты лжешь, Angrezi. И я собираюсь доказать это. Его глаза горели, лицо было полно решимости и чего-то еще, более пугающего. Баррет понимала, что ее силы не шли ни в какое сравнение с его, но как еще она могла противостоять ему?

Пэйджен усилил чувственную атаку. Он целовал линию ее ключиц, трогал языком чувствительные впадины над ними.

– Я заставлю тебя вспомнить, Циннамон. Прежде чем я закончу, ты будешь знать все о той ночи.

На мгновение страх завладел Баррет. Ночь, полная теней и безликих призраков. Пустота, громкие шаги. Руки, протянувшиеся из темноты. Она вздрогнула, закрывая глаза перед вездесущими видениями. Но они не исчезали. Боль. Тошнота. Угнетающая беспомощность.

«Нет, не думай! Господи, похорони их так глубоко, чтобы они никогда не появлялись снова!»

Губы Пэйджена двигались по ее напряженной и горячей шее.

– Не сопротивляйся этому, Angrezi. Хорошее или плохое, прошлое – часть тебя самой. Так же как и это желание – часть тебя.

– Я... я не могу, Пэйджен. Не заставляй меня! Ты... ты не понимаешь!

– Не понимаю? Да, ей-богу, я не понимаю! Но я пойму, Циннамон. Да, и ты сможешь убедиться в этом.

Баррет услышала его стон и поняла, что он рассматривал возбужденные соски, выделявшиеся под влажной тканью лифа. Господи, нет! Она больше не вынесет этого! С каждой секундой темные воспоминания медленно придвигались все ближе, и ее тело все больше склонялось к уступке. Она плотно сжала веки. Но даже с закрытыми глазами она чувствовала его пристальный жаждущий взгляд – взгляд любовника. Не может быть, чтобы то, что сейчас происходило между ними, называлось любовью, смутно подумала Баррет.

Сопротивление было бесполезно. Он побеждал. Она ощущала, что безрассудный голод начинает медленно и коварно проникать во все уголки ее тела. Снова он заставил ее чувствовать то, чего она не должна была чувствовать, хотеть того, чего не должна хотеть. Дыхание Баррет перехватило от рыданий. Она яростно оттолкнула его грудь.

– Не... не заставляй меня, Пэйджен. Я... я не хочу вспоминать!

Наконец она произнесла это. Она была рада, что теперь он знал, рада, что сама осознала правду. Голос Пэйджена прозвучал странно нежно:

– Я знаю это, meri jaan. Я знал это уже давно. – Его глаза были непроницаемы даже на таком близком расстоянии. – Но тебе необходимы ответы, так же как и мне, и сегодня мы отыщем их.

Баррет отчаянно сопротивлялась, помня о притягательной власти его тела, чувствуя напряженный огонь его мужественности, прижатой к ее животу. Она поняла, что близка к поражению. Боже, она сейчас сдастся!

– Остановись, Пэйджен!

Но он как будто ничего не слышал.

– Не говори мне, что ты не чувствуешь того же, что и я. И не пытайся отрицать, что тебе нравится, когда я прикасаюсь к тебе.

Баррет посмотрела ему в лицо, и щеки вспыхнули краской смущения.

Под дуновением ветерка ветки жасмина и бугенвиллеи покачнулись, осыпав красными и белыми лепестками ее матовую кожу. Ожесточенно сопротивляясь обаянию коварной красоты, окружавшей ее, она начала было отрицать то, что она чувствовала. Но у нее не было никакой надежды на успех.

Потому что в этот момент Пэйджен наклонился к ней и стал трогать кончиком языка хрупкие лепестки, один за другим. Его рот, горячий и голодный, то и дело прикасайся к ее вспыхнувшей коже. Баррет неистово отталкивала его, но почему-то слова протеста превратились в стон удовольствия. Этот слабый, бездыханный стон заволок туманом глаза Пэйджена.

– В следующий раз я стану ласкать тебя в лепестках роз, Angrezi. – Он нетерпеливо прижал ее запястья к камню за головой и продвинул бедро между разведенными ногами. – После этого я осыплю тебя лепестками жасмина и лилий. Господи, ни один из них не сравнится с шелком твоей обнаженной кожи!

Под ними был мягкий и прохладный мох, водные струи нежно плескались вокруг камней. Но руки Пэйджена были горячи, бесконечно горячи.

– Подумай об этом, Циннамон. Подумай об одежде из шелкового газа, о маленьких золотых колокольчиках с драгоценными камнями, позванивающих на твоей обнаженной коже. Подумай об ароматах ночи и о слиянии наших тел, бархата и стали, жара и огня. А потом посмотри мне в глаза и скажи, что ты не хочешь этого. Если ты сможешь, я отпущу тебя в ту же секунду.

Баррет зажмурилась и попыталась не думать обо всем этом. Но с каждым ударом сердца запретные видения становились все ярче, все реальнее. Боже, она знала, что все так и будет, как он сказал, и даже лучше. Как можно устоять против него?

– Ты все еще молчишь? Все еще пытаешься прогнать свои воспоминания и обмануть свои чувства?

Внезапно пальцы Пэйджена скользнули вниз, отвели верхний край ее бриджей и спустились еще ниже, легко касаясь живота. Обжигая ее страстным взглядом, Пэйджен двигал бедром вверх и вниз в мучительно медленном ритме. Он ощутил дрожь охватывающего ее возбуждения и тогда медленно провел вниз линию шершавой подушечкой большого пальца. Глаза Баррет распахнулись. Каждый нерв, каждый мускул в ее теле напрягся, как от электрического удара, как только его палец приблизился к цели. Стон сорвался с ее губ, когда огонь пробежал по дорожке, проведенной его сильным и нежным пальцем. И тогда одним плавным скользящим движением он вошел в нее. Господи, он не должен... она не вынесет этого!

Баррет очнулась от сладкого забытья, неистово забилась под ним, кусаясь и извиваясь, в отчаянной попытке воспротивиться его требовательным ласкам, зная, что его власть над ней будет намного более полной, чем она даже могла себе вообразить.

Вокруг них воздух, казалось, дрожал и мерцал, их тела сплелись в борьбе, старой, как само время.

– Подари мне свою страсть, Angrezi. Покажи мне ту женщину, которой ты была там, под падающими снежинками. Женщину, которую я никогда не мог забыть.

Вода тихонько плескалась вокруг гранитной плиты, почти касаясь их ног. Близко, так близко. Сердце Баррет замерло. Щупальца памяти снова зашевелились в ней, слабые, но холодные, такие холодные... И тогда она поняла, что, поддавшись ему, она вспомнит и с воспоминаниями вернется старая боль. «Двигайся, – отчаянно приказала она себе. – Борись с этим!» Она снова изогнулась в попытке обрести свободу, но этим движением она только прижала отвердевшие пики сосков к груди Пэйджена. И еще больше ощутила непреодолимую власть его беспокойных пальцев, ласкающих ее лоно.

Его взгляд упал на потемневшие вершины, восставшие под тонкой тканью сбившегося лифа. Желание вспыхнуло на его лице, грубое и почти жестокое, но Баррет сознавала, что его потребность была не просто физическим голодом. Баррет почти перестала дышать. Распростертая под его массивным телом, не в силах сопротивляться его опаляющему вторжению, она чувствовала медленный шторм, зарождающийся из его пальцев, проникающий, подобно ослепительным молниям, в каждый ее нерв, в каждую клеточку ее тела. Скоро все ее тело горело огнем как внутри, так и снаружи.

Для него, только для него. И он знал это, слишком хорошо знал. Вокруг них стояла тишина, раздавался только тихий плеск водопада и беспокойный шелест ткани. Пэйджен спокойно наблюдал за ней в этой напряженной тишине, лишь один мускул подергивался на его челюсти.

Его палец вдруг неподвижно застыл, перестал ласкать бархатный жар лона Баррет. Пэйджен заставлял ее ждать, он наблюдал за ее ожиданием, наблюдал за дрожью, предательски охватившей ее тело, ставшее мягким и слабым от желания. В тот момент он заставил ее хотеть близости, как и обещал раньше.

Сухие губы Баррет дрожали. Голод был теперь частью ее, он проник в ее плоть и кровь. Она приподняла бедра и судорожно изогнулась.

– Пэйджен...

Ее руки давно были свободны и стучали в его грудь в беспомощной ярости. В неосознанном желании.

– Скажи мне, Angrezi. Говори. Я хочу всю тебя, и твою память тоже.

– Я... О Боже, нет...