Семья Деламер - Рубин

Об этом она, казалось, ничего не забыла, а факты своей собственной истории не могла вспомнить. Только важные вещи. Она изо всех сил сжала веки, стараясь проникнуть через темную преграду в своих мыслях, но сразу же сдалась с утомленным вздохом. Ничего. Как всегда ничего.

За окном какое-то небольшое животное пронзительно вскрикнуло и зашуршало в близлежащих кустах. Большая крючконосая птица с обвисшим темно-красным хохолком взлетела с пальмы и исчезла в джунглях. Внезапно чувство отчужденности поразило женщину. Где бы ни был ее дом, она точно знала, что это было не здесь. И пока она не узнает, где он, у нее нет будущего.

Если бы только она могла разыскать этого виконта Сент-Сира, владельца здешних земель. Лорд и английский джентльмен, конечно, не откажется помочь женщине, попавшей в беду.

Да, она должна встретиться с виконтом и сообщить ему, до какой подлости дошел его управляющий. Она не поверила словам Пэйджена относительно распущенности его хозяина ни на минуту.

Ее темно-голубые глаза блеснули триумфом, как только она представила себе лицо Деверила Пэйджена, когда он узнает об увольнении. Да, ей хотелось бы доказать этому высокомерному животному, что он не мог обращаться с приличной англичанкой, как будто она была одной из его туземных шлюх! Но охваченная справедливым негодованием, она была крайне удивлена появлением первых признаков зарождающейся в ней ревности.

Пэйджен хмурился, массируя веко над пораженным глазом, шагая к бунгало. Он был почти готов снять надоевшую повязку с глаза. Возможно, это заставило бы ее почувствовать хоть какой-то страх! Но ему очень не хотелось заметить чувство отвращения, которое появится вслед за этим. Он видел его слишком часто, даже у прекрасной Джорджины, хотя она очень быстро скрыла его. Пэйджен раздраженно опустил темную ленту на место и пошел по коридору к своей комнате. Дверь открылась бесшумно.

Она была полностью одета и сидела в плетеном кресле у окна, глядя на джунгли. Ее волосы были аккуратно заплетены в толстую косу, спадающую на плечо. На все еще бледном лице показались первые признаки выздоровления. Чего нельзя было сказать о нем, мрачно подумал Пэйджен. Все пуговицы, как он отметил, были на местах и аккуратно застегнуты.

И все двенадцать слоев нижнего белья, раздраженно сказал себе Пэйджен. Этой маленькой дурочке должно быть чертовски жарко! Так почему же она выглядит такой свежей и прохладно-равнодушной, как будто наслаждалась чаем и абрикосовым пирогом в лондонской гостиной? Она была в самой середине беспощадных джунглей, в пятидесяти милях от самой близкой английской плантации.

И рядом с мужчиной, которому больше всего на свете хотелось сорвать с нее все тряпки до последнего клочка и подмять под себя ее мягкое тело, пока он не достигнет полного освобождения от своей страсти! Понимает ли она, какая опасность ей угрожает?

Лицо Пэйджена напряженно застыло. Он изучал ее черты, пытался найти хоть какие-то недостатки, хотя бы намек на грубость, способную возбудить его отвращение.

Но не находил ничего подобного; он видел лишь безукоризненную красоту, достойную восхищения любого мужчины. Ее глаза привлекали внимание своим переменчивым оттенком. Сейчас они были подобны небу при первых лучах рассвета, а волосы своим ярким блеском напоминали сияние встающего тропического солнца.

Она выглядела совершенно невинной, но кроме невинности в ней чувствовался дразнящий намек на пробуждающуюся чувственность. Чертовски взрывчатая комбинация, решил Пэйджен. Возможно, это ему самому грозила опасность.

– Ты проснулась, – приветливо сказал он, входя в комнату. Его ботинки блестели в лучах солнечного света, проникающих через незакрытое окно, их начищенная черная кожа охватывала тугие штанины бриджей цвета хаки.

Он заметил, как она встрепенулась, и ее лицо приобрело уже знакомое ему выражение.

– Наконец-то. Теперь, когда ты возвратился, я требую, чтобы ты помог мне уехать из этого проклятого места.

Ее глаза потемнели от раздражения. Теперь они были похожи на океан в сумерках, подумал Пэйджен.

– Предпочитаете ехать в носилках или верхом, госпожа? Она заморгала от такой неожиданной уступчивости.

– Чем угодно, лишь бы быстрее.

– Тогда носилки. Но вам потребуется десяток носильщиков, чтобы проделать путешествие отсюда до побережья к Коломбо. Я думаю, это займет около недели, если леопарды не сожрут вас раньше. Или не захватят бандиты, поджидающие неосторожных путников. Верхом вы могли бы пробираться через джунгли к Канди через горы, и это заняло бы около десяти дней. Еще можно воспользоваться запряженной волами телегой, хотя вам вряд ли понравится такой вариант – это ужасно неудобно. – Он поклонился и небрежно прислонился плечом к косяку двери. – Ну как?

– Меня устроит любой вариант, клянусь, я бы поползла на четвереньках, лишь бы оказаться подальше от тебя, – сердито прошипела женщина.

– Действительно? Боюсь, ты будешь разочарована, но тебе не представится случая воспользоваться ни одним из этих способов. У меня нет ни лошадей, ни носильщиков, ни запряженной волами телеги. Тебе известно, что вот-вот придет муссон, и мне необходимо собрать урожай чая до начала дождей, если хоть что-то останется к тому времени. Нет, пока ты останешься со мной, Angrezi. Может быть, позже я найду возможность отпустить тебя. Если ты сможешь доказать, что ты не одна из пособниц Ракели. Или я должен сказать – протеже?

– Ты, проклятый пожиратель отбросов! – Пальцы англичанки судорожно сжались в кулаки. – Ты не можешь...

Пэйджен прищелкнул языком.

– Тебе так недостает деликатности, моя дорогая. Я боюсь, что эти проклятия, к сожалению, искажают образ невинной жертвы, которую ты разыгрываешь.

– Я ничего не разыгрываю, мерзавец! Я то, что есть на самом деле, – приличная англичанка, пытающаяся избежать общения с высокомерным дураком, перегревшимся на солнце!

Ее тонкие пальцы побелели на суставах. «А ты не так спокойна, какой хочешь казаться, Циннамон. Еще до заката солнца я заставлю тебя нервничать еще сильнее».

– Повернись и дай мне посмотреть, что Мита сделала с твоей спиной.

Ее губы упрямо сжались.

– Идите ко всем чертям, мистер Проклятый Пэйджен. Я хочу уехать отсюда. Сейчас же. Ты слышишь меня?

Пэйджен наблюдал, как ее щеки гневно вспыхнули. Проклятие, так она выглядит еще прекраснее! Она была женщиной, способной заставить мужчину вспомнить мечты и надежды, которые он надеялся благополучно похоронить.

Он неторопливо оттолкнулся от двери и шагнул к ней, не отрывая пристального взгляда от ее горящего негодованием лица.

– Ты никуда не уедешь, златовласка, и лучше, если бы ты поняла это сразу.

– Проваливай, – гневно зашипела она, и ее глаза потемнели от ярости.

И в них появился страх, удивился Пэйджен.

– Так или иначе, я должен взглянуть на твою спину, Angrezi. Ручаюсь, это не принесет новых страданий, если ты не будешь сопротивляться.

Она вызывающе скрестила руки на груди. Ну что ж, пожалуй, хватит, решил Пэйджен.

– Повернись и покажи мне спину, – зарычал он. Женщина не двигалась.

– Скорее, женщина.

– Ты можешь убираться прямиком в ад!

Темно-серые глаза Пэйджена блеснули.

– А ведь ты выглядела почти как леди в своем пышном наряде. Но тебе стоило бы научиться держать рот на замке, если ты намереваешься и дальше сохранить впечатление невинности.

– Меня совершенно не интересует твое мнение. Только не твое!

– Действительно? Тогда тебе надо лучше разобраться в ситуации, Циннамон. Потому что сейчас ты сидишь в моей спальне, в моих владениях, в пятидесяти милях от других белых людей. И если мне вздумается выбросить тебя наружу, моя дорогая, тебя уже через несколько минут разорвут крокодилы. Или облепят пиявки. – Пэйджен прищурил глаза. – Ты когда-нибудь встречалась с пиявками?

Она не могла скрыть дрожь.

– Нет? Ручаюсь, тебе не понравится. Некоторые из них длиннее твоей руки. Они весьма чутко слышат колебания почвы и могут чувствовать приближение человека почти за полмили. К тому времени, когда к ним приближаешься, они собираются в плотную массу, стоя вертикально на земле. Почти невозможно уберечься от них. Ты почувствуешь только прохладное прикосновение к коже. Но когда ты посмотришь на ноги всего через несколько минут, твои ботинки будут красными от крови. Твоей собственной крови.

Она побледнела:

– Я... я не верю тебе.

Он неумолимо продолжал рассказ:

– Конечно, если пиявки все-таки не доберутся до тебя, то остаются леопарды. Или ядовитые ящерицы. Их яд настолько силен, что убивает даже запахом. Да, чем больше я думаю обо всем этом, Циннамон, тем настоятельнее советую тебе тщательно обдумывать свои высказывания.

Она побледнела. Ей пора понять, насколько непрочно здесь ее положение на самом деле. Он, конечно, не собирался бросить ее в джунглях. Она не продержалась бы там и одного часа. Но если она будет вести себя должным образом, он позаботится о ее безопасности.

Ее глаза потемнели, стали похожими на прохладные озера в сумерках. Мужчина мог бы погрузиться в эти бархатные глубины и кануть там навсегда. Этот взгляд резко изменил направление его мыслей. Он снова смотрел на полные груди, которые вздымались под тугим полотняным лифом платья, и жар желания проник в его бедра и пах. Внезапно Пэйджен поймал себя на мысли, что мог думать только об этой прекрасной груди, к которой он страстно желал прикоснуться губами и пальцами. Он молча выругался.

– Ну?

Его голос был резким от усилий подавить желание. И он понял, что проигрывал борьбу. За все тридцать лет никакая женщина не влекла его так сильно! Наполовину загипнотизированный, наполовину разъяренный, он наблюдал, как бьется жилка на ее шее. И вовремя остановил себя от попытки нагнуться и дотронуться языком до шелковой теплой кожи.

– Кто, Angrezi? – Желваки заходили на скулах Пэйджена. – Кто привез тебя сюда?

– Я не знаю! Я никогда не слышала о человеке, которого ты называешь Ракели. Я никогда не слышала о месте, которое ты называешь Виндхэвен. И я бы хотела, чтобы я никогда не слышала о тебе! Все, что я хочу, – уехать домой!

Где бы это ни было, подумала она. Внезапно она почувствовала, что больше не может выносить этот кошмар – боль, неизвестность и ужасное ощущение неведомого.

– Возможно, это был ты! – резко закричала она. – Ведь это именно ты нашел меня. Как я могу быть уверена, что не ты сделал это?

Он в мгновение ока пересек комнату – гибкий и мощный, как любой из больших хищников джунглей. Его бронзовые пальцы схватили ее подбородок и повернули ее лицо к себе.

– Ты сама в это не веришь.

Она резко дернула головой, но не смогла освободиться от его пальцев.

– Тебе это нравится? Тебе доставляет удовольствие издеваться надо мной? – Она громко кричала. – Жаль тебя разочаровывать, но если ты опишешь место действия, возможно, моя память вернется и я буду снова переживать эту сцену для твоего удовольствия.

Она была почти на пределе, понял Пэйджен.

– Прекрати, – рыкнул он раздраженно, захватывая ее запястья своими сильными пальцами.

Она только рассмеялась и запрокинула голову, так что длинная коса ударила его по руке.

– Ты хочешь, чтобы я дрожала от страха? Чтобы я обещала исполнить твое любое желание, если ты меня отпустишь?

– Остановись, черт возьми!

Его пальцы судорожно сжались.

– Ты... ты делаешь мне больно!

Пэйджен подавил проклятия.

Послышался осторожный стук в дверь. Через секунду голос Миты нарушил затянувшееся противостояние:

– Я принесла повязки и воду для мэм-сагиб.

– Положи все на стол и оставь нас, Мита.

Темноглазая служанка поколебалась, но потом наклонила голову.

– Как вы желаете, Тигр-сагиб.

– Где виконт, Мита? Ему нужно рассказать о намерениях этого безжалостного маньяка...

– Но, сагиб...

– Оставь нас, Мита, – сурово прервал ее Пэйджен.

– Нет, подожди! Пожалуйста!

Пальцы англичанки неистово вцепились в упругие предплечья Пэйджена, но это не привело ни к какому результату.

– Иди, Мита.

Служанка нерешительно переводила взгляд с одного лица на другое и хмурилась в тяжелых сомнениях. Наконец, после твердого взгляда Пэйджена, повернулась и беззвучно выскользнула из комнаты.

– Ты хитрый, развращенный выродок... Едва сдерживаясь, Пэйджен прижал ее к себе.

– Что входило в планы Ракели?

– Опять Ракели! Сколько раз я должна говорить, что я ничего не знаю о нем?

Темная бровь Пэйджена насмешливо приподнялась, глаза исследовали ее искаженное бешенством лицо.

– Сообщи мне его план, и я могу дать тебе кое-какую информацию. Достаточную, чтобы сохранить расположение Ракели.

Это было ложью, но Пэйджен просто хотел увидеть вспышку жадности в ее глазах. Но он видел только ярость, бушующую в темно-голубых глубинах.

– Мне наплевать на твои рубины и твою хваленую информацию! Все, что я хочу знать, так это где найти ближайшего констебля или судью. Любого представителя правосудия в этом заброшенном месте!

– Браво, моя дорогая, – пробормотал Пэйджен. – Ты почти заставляешь меня чувствовать сомнения. Но, к твоему сожалению, малярия еще не лишила меня остатков разума.

– Отпусти меня, отродье дьявола!

– Когда я захочу, Циннамон. И можешь быть уверена, это случится не скоро.

Женщина свирепо смотрела в его лицо, не в силах вымолвить ни слова. Она все еще не могла поверить в то, что случилось.

– Ты... Ты...

Впервые в жизни она не находила слов. Она знала это наверняка. Что-то подсказывало ей, что раньше последнее слово всегда оставалось за ней. И это крохотное воспоминание придало ей храбрости.

– Они вешают похитителей на месте или тащат их в участок? – прошипела она. – Для тебя я предпочла бы последнее. Я с удовольствием воздала бы тебе должные почести!

– Береги энергию, Циннамон. Она пригодится тебе завтра, поверь мне. Если учесть, что мы отправляемся...

– И куда ты собираешься меня тащить, мерзавец?

– В Виндхэвен. Четыре дня пути через джунгли, а потом еще пять по высокогорью. Да, тебе потребуются все твои силы и даже больше, потому что мы пойдем пешком. Чрезвычайно секретно, в стороне от любых путей или дорожек. Я не имею ни малейшего намерения подарить мои деньги бродячим бандитам, как два других плантатора месяц назад, – вместе с жизнями.

Она ошеломленно уставилась на него, ее решимость была уничтожена этим последним заявлением. Никакого выбора. Господи, что ей оставалось делать?

– Позволь мне осмотреть твою спину, и я оставлю тебя в покое.

Со странным безразличием она лишь шепотом выразила свой протест, когда Пэйджен усадил ее на стул и расстегнул крошечные пуговицы на груди. Его пальцы были ловкими и искусными, каждое уверенное движение подсказывало ей, что он не впервые сталкивался с этой задачей. По некоторой неведомой причине эта мысль огорчила ее больше всего.

– Что случилось? – спросил он, остановившись. – Я делаю тебе больно?

– Не больше, чем в прошлый раз.

Пэйджен мрачно сжал челюсти, стянул расстегнутый корсаж и зашел за спину. Безобразные рубцы тянулись от плеч через всю спину. Толстые повязки были уже пропитаны кровью. Могут остаться шрамы, подумал он гневно.

– Ну как? Он хорошо выполнил свою работу? – Ее голос прозвучал тихо и неуверенно.

– Кто бы это ни был, он заслуживает, чтобы его посадили на кол и оставили в джунглях, – мрачно сказал Пэйджен. Его пальцы осторожно коснулись внешнего края раны, где кожа начала срастаться. – Все еще чертовски больно?

Она напряглась при его прикосновениях, хотя они и были очень осторожными.

– Н-не так сильно.

Но пальцы, стиснутые на ее коленях, побелели в суставах. Пэйджен выругался.

– Нагни голову вперед. – Он проложил чистую полоску полотна поверх раны. – Может быть очень больно. Я постараюсь закончить как можно быстрее.

Держа повязку в руке, Пэйджен старался сосредоточиться па своей задаче. И потерпел неудачу. Пот капал с его бровей. Возможно, он и в самом деле был проклят, как говорил старый шаман, потому что эта женщина тревожила его, как никакая другая. Она была радостью и бесконечным мучением, и он никак не мог сосредоточиться. Его пальцы принялись за перевязку. Но не было никакой возможности избежать прикосновения к теплому шелку ее кожи. И легкого аромата ее прекрасного тела.

Ее плечи напряглись, как только он стянул концы повязки. Ни разу она не вздрогнула и не закричала. Очень храбрая женщина, думал Пэйджен, завязывая последний узел.

Он слышал гром своего собственного сердца и чувствовал, как дрожат пальцы. На какой-то момент снова возникло грубое неистовое желание. Воздух, казалось, застыл, сгустился и давил на него плотной завесой.

Пэйджен молча натянул платье на спину, опасаясь даже слегка коснуться нежной матовой кожи пышной груди. Толстая золотая коса, свисавшая через плечо, обжигала его голую грудь.

Пэйджен испытывал сожаление более острое, чем когда-либо. После окончания перевязки его руки дрожали.

Глава 17

Пэйджен ушел, не сказав ни слова. Она еще долго оставалась тихой и спокойной. Но сердце все еще учащенно билось и вовсе не боль заставляла ее вздрагивать, как какое-то пугливое, капризное существо.

Она закрыла глаза, пытаясь подавить безмолвный крик сердца, пытаясь побороть слабость. На коже будто горели отпечатки его пальцев, хотя он только едва коснулся ее. Она, вероятно, сходит с ума, если его малейшее прикосновение так на нее подействовало? И почему он оказал ей такую заботу после вчерашней резкости?

Она осторожно повернулась. Боль в спине стала теперь не такой острой, а слегка приглушенной, ноющей. Кое-как она сумела стянуть корсет и застегнуть длинный ряд крючков на груди. Она одевалась так не из скромности или злости, а по привычке, потому что отчаянно нуждалась хоть в чем-то постоянном в этой суматохе, в которую превратилась ее жизнь. Корсет немного усиливал боль в ее ране, но отказ от привычного образа жизни причинил бы ей еще большие страдания. Это было все, что у нее осталось.

В странном оцепенении она слушала стук ботинок Пэйджена по коридору и деревянным ступеням крыльца. Он вышел из бунгало и прокричал какие-то распоряжения на незнакомом языке. Она не поняла ни слова и ощутила острую боль отчаяния. Чужое, все здесь чужое. Что привело ее сюда?

Но она не собиралась сдаваться. Ведь она была просвещенной женщиной, живущей в цивилизованное время. Тысяча восемьсот шестьдесят пять. Год появился в ее мыслях, как яркое пятно на чистом холсте. И этот маленький успех вывел ее из глубокого отчаяния. Да, сказала она себе твердо, она все вспомнит. А до тех пор она будет бороться.

Лицо Пэйджена выражало напряженное страдание, когда он появился в тени сушильного навеса. Быстрый осмотр показал, что еще один участок саженцев чая пострадал от засухи. Листья сотен молодых кустов сморщились и стали коричневыми и ломкими, как бумага! Убийственная жара!

Нигал мгновенно прекратил распекать бригаду туземцев и замолчал, почтительно ожидая распоряжений mahattaya. Пэйджен жестом отпустил туземных рабочих и с шумом вдохнул густой воздух. Высыхающий чай наполнял воздух изумительным ароматом. По крайней мере, эту часть урожая они спасли, решил Пэйджен, тщательно осматривая и обнюхивая каждый из десяти сушильных противней с зеленой массой. Внезапно Пэйджен повернулся к надсмотрщику:

– Нигал, ты закончил все приготовления, как я говорил? Стройный надсмотрщик поклонился и разразился возбужденной тирадой:

– Бригада проводников готова, Тигр-сагиб. Они будут нести двадцать мешков с рисом, высушенной рыбой, бананами и солью, как вы приказали. – На смуглом лице слуги мелькнула тень колебания. – Мы все-таки выходим завтра?

– Конечно. Почему ты решил... – Пэйджен проглотил остальную часть вопроса.

Конечно. Из-за женщины. Новости о ее появлении должны были распространиться среди местного населения со скоростью лесного пожара. Сейчас уже каждый из них был в курсе всех последних сплетен об Angrezi-мэм-сагиб, найденной на берегу.

Глаза Пэйджена потемнели. Теперь он понял, почему один из детей рабочих болтал что-то о Якини – красивом, но смертельно опасном духе с волосами из лучей солнца. Пэйджен нахмурился, трогая пальцами черную повязку на глазу.

– Господин?

– Да, Нигал. Продолжай.

– Все припасы упакованы. Проводники собрались на другой стороне холма. Все готово.

– Превосходно. Присмотри, чтобы люди хорошо поели и отдохнули сегодня вечером. Пройдет не меньше двух недель, пока они смогут снова расслабиться.

Нигал вопросительно взглянул на хозяина. Он очень не любил задавать вопросы или как-то проявлять хотя бы намек на любопытство, но не мог оставить невыясненным такой важный вопрос.

– Mahattaya знает, что отсюда шесть дней пути до Виндхэ-вена?

– На этот раз мы не пойдем прямо в страну холмов, Нигал. Было слишком много «несчастных случаев» в последнее время на главной тропе. Нет, – мрачно продолжал Пэйджен, глядя на ослепительно голубую гладь моря между белыми берегами его бухты. – Я надеюсь, что безопаснее будет пройти через джунгли.

Надсмотрщик поклонился, не изменив выражения непроницаемого лица.

– Хорошо. Я прослежу, чтобы все было выполнено.

Наблюдая за удаляющимся слугой, Пэйджен в сотый раз задавал себе вопрос, о чем думает этот человек.

«Сколько ты видишь и слышишь? Ты работаешь со мной бок о бок каждый день, разделяя мои успехи и поражения. Ты неизменно учтив и почтителен, даже когда я разражаюсь проклятиями. И у тебя есть глаза и уши повсюду, где живут и работают тамильские и сингалезские рабочие. И все же твое гладкое лицо не выражает ничего. Знаешь ли ты что-то такое, чего не знаю я? Может, какое-то новое восстание уже готовится в высокогорье?»

Но Пэйджен знал, что лучше не спрашивать. Старый надсмотрщик не сообщил бы ему ничего, пока они все не окажутся перед неизбежным фактом. Даже тогда, напомнил себе горько Пэйджен, вспомнив вспышку жажды крови и ненависти в Канпуре.

Как же он мог доверять таким людям? Но кто может знать, кому можно доверять, пока не наступит кризис? А к тому времени, конечно, будет уже слишком поздно.

Все было хуже, намного хуже, чем она думала. С трех сторон ее окружали джунгли, протянувшиеся, насколько хватало глаз, – нетронутые и угрожающие. Их темные глубины были для нее совершенно чуждыми и пугающими. Кусты достигали шести футов в высоту, деревья были в десять раз выше, и всюду между ними вставала плотная стена подлеска, переливающаяся сотнями оттенков зеленого цвета. На фоне этой пышной изумрудной стены горели цветы, которых она не смогла бы назвать.

Взрывы ослепительно красного и оранжевого цвета вместо спокойных прохладных оттенков чайных роз. Остроконечные пурпурные гроздья больше двух футов в обхвате вместо изящных пастельных тонов бутонов. И запахи. Господи, они были так насыщенны, что казались осязаемыми, в воздухе смешивались ароматы орхидей, красного и белого жасмина и еще каких-то незнакомых цветов. Все это слишком странно. И никакой надежды на спасение в обозримом будущем. Но она отказывалась поддаваться страху.

Упрямо вздернув подбородок, она открыла бамбуковую дверь и вышла наружу, в жаркую духоту. Раскаленный свет солнца потоками стремился вниз с безоблачного неба. Справа от нее простирались расчищенные поля чайных кустов. Ряды саженцев тянулись вплоть до темной зеленой стены, где начинались джунгли. Далеко за ней, похожая на мираж над беспокойным морем деревьев, возвышалась гряда покрытых вуалью тумана гор.

Десять дней пути до страны холмов, кажется, так он сказал? Она удержалась от вздоха отчаяния и прошла через веранду. Вдруг она услышала, как густые листья ближайшего куста зашелестели. Женщина подскочила на месте и замерла.

А вдруг это леопард? Или даже тигр? Она отступала назад к бунгало, не отводя глаз от качающихся ветвей.

При следующем шаге она наткнулась спиной прямо на твердую как камень стену мускулов. Упругих. Обнаженных и теплых, слегка влажных от испарины. Воздух вырвался из ее легких с громким свистом. Внизу из кустарника донеслось хриплое рычание.

– Уже пытаешься сбежать? – пробормотал Пэйджен прямо у ее уха.

Она резко повернулась, ее гнев смешался со страхом. Мельком она заметила, что на его плече висела винтовка.

– Дай мне пройти, – огрызнулась она, чувствуя, как его рука обхватила ее талию. – Отпусти меня! Иди и подкрадывайся к кому-нибудь другому, хотя бы к тому, кто рычит там, в кустарнике.

Сильная рука без усилий прижала ее, так что она почувствовала каждое его ребро. Господи, он был таким горячим и невозможно огромным. И несмотря на всю свою ненависть, она была заворожена силой, исходящей от его мощного тела, очарована движением мускулов обнаженных рук. На одно мгновение ей страшно захотелось пройтись кончиками пальцев по его рукам, коснуться густых черных волос на груди.

Она одернула себя и яростно рванулась, но смогла только повернуться к нему спиной. Его теплое дыхание коснулось ее уха.

– Испугалась, Циннамон? Если тебе нужна моя помощь, тебе стоит только попросить об этом.

Ее сердце сжалось от этого близкого голоса.

– Скорее ад замерзнет, чем я попрошу тебя о чем-то, мистер Пэйджен!

Внезапно мужчина за ее спиной замер. Его прищуренный взгляд не отрывался от колеблющегося кустарника.

– Не двигайся, – прошептал он.

Он еще плотнее привлек ее к себе, пока она не ощутила твердую выпуклость его бедер и возбуждение мускула в паху. Ее дыхание превратилось в быстрые, резкие вздохи. Она начала было говорить, но его пальцы немедленно закрыли ей рот, заставив умолкнуть. Он молча медленно снял свободной рукой винтовку и взвел курок. Шум в кустах стал сильнее. Вокруг них все другие звуки исчезли: казалось, что они были единственными людьми во всем мире. Напряженность была такой сильной, что она готова была закричать, упасть в обморок или сойти с ума, если он не сделает что-нибудь сейчас же.

Когда она не смогла больше выносить это напряжение, она открыла рот, чтобы заговорить, но Пэйджен успокоил ее, коснувшись губами ее уха. Вспышка огня пронзила ее позвоночник.

– Как ты смеешь...

– Ш-ш...

Она могла бы поклясться, что его язык задел ее ухо. Она была теперь не в силах вымолвить ни слова, даже если бы захотела. Она проигрывала сражение с опаляющей близостью мужчины, с мощным жаром его твердого тела.

Опасно. Она поняла, что думала не о невидимом животном в кустарнике, а о мужчине за своей спиной, который был гораздо более опасен.

Кустарник сильно встряхнуло, изумрудные листья посыпались на высохшую землю.

– Опасный хищник. Да, хорошо, что ты вовремя остановилась.

Его дыхание было горячим, слова были еле слышны. Уверенная мощь исходила от него головокружительными волнами. Она неуверенно вздохнула. Только от страха, сказала она себе. Только потому, что они могли стать чьей-то добычей в любой момент.

Маленькая веточка вылетела из кустарника и полетела к веранде.

– Выходи, – закричал Пэйджен. – Выходи сейчас же!

Женщина в его руках напряглась.

– Но почему...

Как только она заговорила, плотные ветви раздвинулись и стройная обезьянка выглянула из листвы. Два любопытных глаза уставились на лицо женщины.

– О-обезьяна? – Она недоверчиво запнулась. – Ты хочешь сказать, что это была всего лишь обезьяна?

Разъяренная от мысли, что Пэйджен разыграл ее, она неистово забилась в его объятии. Но он быстро остановил ее, крепче сжав ее талию.

– А ты бы поверила мне, если бы я сказал, что это была только маленькая ручная обезьянка?

– Ты мог бы попробовать по крайней мере! Ты подлый мерзавец!

– Ей-богу, ты гораздо лучше, когда молчишь от испуга, Циннамон. – Губы Пэйджена скользили по мягкой раковине ее уха. – Должен сказать, это случается не очень часто. Неужели я должен был упустить такой момент?

– Я ничуть не удивлена твоими словами!

Она отчаянно извивалась в его руках, но даже две ее руки против его одной ничего не могли сделать.

– Осторожно, Angrezi. Я знаю способы приручения диких существ на этой земле.

– Действительно? Хорошо, но я не обезьяна, которая прибежит, как только ты позовешь, мистер.

Она продолжала яростно вырываться и пыталась побольнее лягнуть его ногой.

– О, я никогда не считал тебя за обезьяну, моя дорогая. Это было бы непростительной ошибкой. Мой Маг гораздо приятнее в общении, чем ты.

Пэйджен забросил винтовку на плечо и притянул женщину к себе, так что ее мягкие ягодицы оказались прижатыми к его бедрам. Одновременно его губы пощекотали изгибы ее уха.

– П-прекрати!

– Ты, кажется, не поддаешься моим чарам, Циннамон, если только вся эта борьба не мистификация.

– О, это вовсе не мистификация! И ты не добьешься ровно ничего, если попытаешься приказывать мне, как своей обезьяне! – Ярость ослепила ее на какое-то время. – Они... они пробовали... – Она задохнулась, не закончив фразы.

– Ты интригуешь меня, моя дорогая. – Пэйджен весь напрягся. – Продолжай. Что они пробовали сделать?

Смутные воспоминания исчезли так же быстро, как и возникли, они пропали, оставив ей одну беспомощную ярость.

– Я жду, Циннамон.

– Я... я не могу вспомнить, черт побери!

Ее голова дико болела. Спина начала пульсировать снова, и внезапно веранда, казалось, покачнулась под ее ногами. Но она знала, что источником настоящей боли была не ее израненная спина – источник был скрыт где-то глубоко в сердце. На какой-то момент перед ней возник уродливый рваный шрам, пересекающий все лицо, и она вздрогнула от ярости и безграничной ненависти, написанной на том лице. И снова все пропало. Как будто опустился плотный непроницаемый занавес. Слезы показались в уголках ее глаз. Господи, ну как ей вспомнить...