Семья Деламер - Рубин

– Пэйджен! Что ты...

– Тише, Циннамон. Закрой рот и послушай для разнообразия.

Баррет неохотно приблизила ухо к дереву и все поняла. Напев, который был до сих пор не очень громким, в десятки раз усиливался куском дерева. Теперь песня неистово гремела, наполняя все ее тело великолепными переливами и руладами, как первобытный неземной хор.

– Это... Это чудесно!

Ее широко распахнутые глаза мечтательно остановились на покрытом тенями лице Пэйджена. Его пальцы незаметно сжались, рука скользнула вокруг талии, как только набежавшая волна подняла ее чуть выше. Окружающая красота захватила их. Ослепленные этим видением, они стояли, прижавшись друг к другу, не в силах стряхнуть с себя оцепенение. Лицо Пэйджена склонилось ближе, выступая темной бронзой в мягком сумраке ночи.

У Баррет перехватило дыхание. Сжав в пальцах обломок дерева, она неподвижно стояла перед ним, а неведомый хор пробуждал ее чувства. Позже она поняла, что должна была отвернуться. Но, так или иначе, она не смогла ничего сделать, потому что почувствовала, как этот миг изменил ее; и все произошло из-за величественной красоты, которую она разделила с этим мужчиной.

Никогда снова она не сможет стать прежней, поняла Баррет, независимо от того, вернется к ней память или нет. И в тот удивительный момент, чувствуя сладостную боль, она не могла заставить себя пошевельнуться, не могла противиться наслаждению этой странной ночью, даже несмотря на то что мужчина был частью этого наслаждения. Она просто неподвижно ждала, застыв у груди Пэйджена.

Внезапно Баррет поняла, что должна прикоснуться к нему, ощутить вкус соленой воды, блестевшей на его твердом подбородке и широких властных губах. Она заметила, как перекатывались тугие мускулы в напрягшихся плечах. Баррет с трудом перевела дыхание, ее огромные глаза безмолвно спрашивали, что чувствовал он в этот момент. Ответ прозвучал в ту же секунду.

– Красиво, – прошептал Пэйджен, и, когда он говорил, его пристальный взгляд был прикован к ее лицу, а не к океану.

Баррет моргнула, когда его пальцы осторожно отвели прядь медово-золотых волос с влажной щеки. У нее захватило дух от нежности жеста этого человека, кого она до сих пор считала воплощением непоколебимой твердости.

– Кто ты, Angrezi? – хрипло пробормотал он. – Кто ты такая? Бесплотный дух, явившийся, чтобы преследовать меня бессонными ночами? Или просто женщина, красивая языческая Ева, которая забрела в мой дикий сад?

Баррет не двигалась, не в силах произнести ни звука, загипнотизированная неуемной жаждой, горевшей на лице Пэйджена. Вокруг них дышало потемневшее море, нашептывая о коралловых дворцах и жемчужных башнях. О морском царстве, куда никогда не проникал взгляд человека. Волшебство плотно окутало ее звуками и запахами, и внезапно жуткий ужас прошлых дней и терзающая ее неуверенность из-за потери памяти исчезли. Важно было лишь то, что Баррет была жива и что она была женщиной. И что темный человек рядом с ней до последнего дюйма был мужчиной.

Она почувствовала ласковое прикосновение его твердых пальцев к своему бедру через влажный шелковый саронг так отчетливо, как если бы она была обнажена.

– Кто я? – переспросила она мгновенно пересохшими губами. – Я... я всего лишь только женщина. Женщина, которая чувствует себя странно. Очень странно.

– Не настолько странно, как я, Циннамон.

– Что происходит с нами?

Его пальцы крепче сжали ее талию.

– Почему бы нам не выяснить, Angrezi?

Прикосновение его губ было легким, как дуновение ветерка, жарким, как предзакатное небо, неуемным и беспокойным, как наступающий прилив. И после первого секундного замешательства Баррет полностью погрузилась в поцелуй, опрометчиво, отчаянно, чтобы наконец-то почувствовать его вкус. Результат был великолепен.

Его губы уподобились язычкам пламени, то дразнящим, то повелевающим. Как только она решила, что определила, каков он на вкус, Пэйджен шевельнулся, дым превратился в огонь, твердая сталь обратилась в неудержимую лаву.

Баррет смутно подумала, что она никогда не сумеет проникнуть в душу этого человека. И никогда не насытится им. Она открыла рот, чтобы сказать ему об этом, но он поймал ее нижнюю губу и держал в плену своего горячего рта, пока ее сердце не забилось в груди как пойманная птица, пока не исчезли все мысли в ее голове.

– Чудесно. Слишком чудесно.

Кто это произнес, он или она? Через секунду Баррет уже забыла. Пэйджен обнял ее и поднял, прижав к своей обнаженной груди и твердым бедрам. Его глаза мерцали, как ночное море мерцает странным фосфоресцирующим блеском. И она могла слышать гулкое биение его сердца.

Баррет изогнулась дугой, прижимаясь к нему. Он застонал. И она впервые осознала свою власть над этим твердым, несгибаемым мужчиной.

Она легкомысленно обрадовалась своему открытию, когда очевидное свидетельство его возбуждения прижалось к ее бедру. Какой-то демон заставил ее прижаться плотнее к этой горячей плоти, и она тотчас ощутила, что она стала твердой и начала пульсировать. Проклятие замерло на его губах.

Загипнотизированная красотой ночи, Баррет хотела большего. Открытие было перед нею, и она была намерена воспользоваться им. Но не в силах вымолвить ни слова, она говорила своими тонкими пальцами, сжимавшими его солено-гладкие плечи. Не останавливайся – хотела она крикнуть. Прекрати – возражало ее сознание.

Но тело не слушало ее, оно разговаривало только с его телом, как Ева однажды говорила с Адамом, прежде чем рай был закрыт для них.

Ее пальцы терзали его напряженные дрожащие плечи. Каждый резкий вздох прижимал увенчанные потемневшими напряженными сосками груди к его обнаженной коже. Пэйджен почти терял сознание. Все силы покинули его в одно мгновение. Он умирал в прекрасной сладостной агонии.

– Бог мой, я обожаю твои прикосновения, твой аромат. Больше всего на свете мне нравится вкус твоих губ, англичанка. Поцелуй меня снова, – прошептал он хрипло.

Баррет смутно вспомнила о пересохших и пожелтевших зарослях, окружающих ее. Внезапно она поняла, что она была подобна этим зарослям, а он был той искрой, которая сожжет ее дотла.

– Скорее, Циннамон. Господи, не отказывай мне!

Он склонился над ней, легко и нежно поцеловал в губы, и этот едва ощутимый поцелуй вызвал неудержимый взрыв чувств.

Он застыл в ожидании, каждым дюймом своего тела стараясь сдержать страсть. Где-то глубоко в подсознании Баррет возникла его просьба. Ее тело ответило на его мольбу, губы приоткрылись, мягко прижимаясь к его губам. Крепко. Требовательно. Повелительно. Именно так, как должно было быть в эту волшебную безумную ночь.

Навсегда, хотя ее сознание все еще не принимало этого факта. Она увидела яростное биение жилки на его виске.

– П-Пэйджен?

– Еще, Angrezi. Обхвати меня своими чудесными ножками и покажи мне, что такое настоящий огонь. О Боже, мне кажется, я был покрыт льдом всю жизнь до этого момента.

Баррет дрожала от непреодолимой силы его желания, упивалась могуществом своего тела, готовая отдать ему все, что бы он ни попросил. Она изгибалась под его всезнающими пальцами, превращаясь в огонь и ртуть в его руках, становясь волшебной блестящей русалкой в черном бархате моря. Она превращалась в женщину, а Он был ее мужчиной.

Ноги обхватили его талию, руки скользнули по шее и растрепали влажные после купания волосы. Снова волна дрожи сотрясла его тело, и она почувствовала себя на вулкане перед извержением лавы. Баррет закрыла глаза.

Красный шелк и золотые колокольчики. Счастливый смех в долгой страстной ночи.

Внезапно она осознала, что это был именно тот мужчина, о котором она мечтала. Она хотела прикасаться к нему, дарить ему наслаждение, пока оба не растворятся в сладостном горячем порыве. Даже сейчас его прикосновение было мучительно знакомым.

Она задрожала, прикоснувшись пылающей щекой к вьющимся волосам на его груди. Неторопливо и осторожно Пэйджен трогал языком каждый изгиб ее шеи и плеч. А потом в решительном натиске нагнулся ниже и захватил зубами напряженно-вздернутый сосок.

– Дрожи для меня, Angrezi. Стони. Раскрой для меня свою страсть.

Он не отрывал губ от ее шелковой кожи. Волны огня опаляли ее. Земля колебалась и дрожала у нее под ногами. Она казалась себе натянутым луком в руках искусного мастера.

Застонав, Пэйджен прижал ее к себе, заставив еще больше выгнуть спину. Он излучал нестерпимые волны огня, его губы и язык непрестанно касались ее кожи, и с каждым биением сердца он все крепче сжимал ее в своих объятиях.

Ее развязавшийся саронг сполз на бедра. Его руки ласкали ее наготу, сводя ее с ума, зажигая пламенем страсти, заставляя умирать и возрождаться каждую секунду.

Он тихо смеялся, шепча негромкие слова похвалы и торжества. Слова, которых она не могла понять. Как и все, что исходило от этого сурового непроницаемого человека. С каждым прикосновением он все больше овладевал ею. Кровь готова была разорвать ее сердце. И, наконец, само сердце готово было вырваться ему навстречу. Баррет не видела ничего вокруг, она не могла оторвать стиснутых пальцев от его шеи.

– П-Пэйджен, остановись! Я...

Но было уже слишком поздно для каких-либо просьб или обвинений. Ночь набрала силу и стерла все, кроме волшебного желания. А потом наслаждение подхватило ее широкой мощной волной и увлекло в мерцающую даль, к серебряной музыке моря.

Баррет все еще качалась на волнах восторга, слившись с волшебной ночью, ветром и водой, когда приглушенный далекий возглас заставил Пэйджена вздрогнуть.

У Баррет закружилась голова, как только раздался резкий вопросительный окрик Пэйджена, а потом он замер, ожидая ответа. Рассудок медленно начал возвращаться, неумолимо воспроизводя все подробности происходившего. Господи, что она наделала? Как он сумел заставить ее потерять голову? С приглушенным рыданием она отпрянула от него, стараясь сохранить спину сухой.

От кромки леса донесся еще один пронзительный возглас. Пэйджен пробормотал что-то себе под нос, потом повернулся и торопливо направился к берегу.

Она мрачно последовала за ним, укоряя себя с каждым шагом. Пэйджен обернулся и погладил ее влажную от слез щеку.

– Не говори ничего. Ни слова. И я... Я не плачу, – сказала она вызывающе. – Я никогда не плачу.

Его пальцы нестерпимо ласково коснулись ее века.

– Я и не думал этого, Angrezi.

Он колебался, как будто хотел сказать что-то еще. Но он только наклонился и поднял свою винтовку.

– Тебе надо одеться. Нигал только что заметил группу охотников, идущих к нам по гребню горы.

Глава 27

Через час Баррет беспокойно ворочалась в постели, не в силах уснуть. Непрошеные гости оказались просто группой недовольных аборигенов из племени ведда, разыскивающих любую добычу в пересохших и бесплодных перед началом муссона джунглях. Пэйджен продал им немного соли и недавно подстреленного кабана в обмен на лечебные травы и весьма крепкую рисовую водку. После дружеской попойки с Пэйдженом, затянувшейся до середины ночи, они навьючили себе на плечи свою ношу и большие луки и снова растворились в джунглях.

Баррет страдала от каждого звука заунывного пения и каждого взрыва хриплого смеха, вышагивая взад и вперед в душной палатке. Час за часом она пыталась уснуть под таинственные шорохи джунглей. Тщетно. Отчасти это было из-за напряженного ожидания, из-за того, что в любую минуту Пэйджен мог откинуть створку палатки и войти внутрь. Она помнила его слова, что они будут спать в одной палатке, даже если ей это не понравится. Но если бы она снова отправилась гулять во сне и ушла бы в джунгли, она знала, что никогда не смогла бы вернуться. Так что когда Пэйджен приказал занести ее кровать и поставить у противоположной стенки, ей пришлось проглотить все возражения и удовлетвориться только пристальным дерзким взглядом.

Теперь, лежа в душной темноте, она могла думать только о сильных пальцах Пэйджена и его мягких губах, о его сводящей с ума способности предугадывать все, что она собиралась сделать. Возможно, это было настоящее колдовство, при помощи которого он добивался, чтобы она стремилась к нему против своей воли. А иначе откуда взялась ее собственная ошеломляющая реакция?

Бормоча проклятия, Баррет повернулась на бок и погасила масляный фонарь, сдерживая слезы.

С противоположной стороны лагеря Пэйджен наблюдал, как фонарь в его палатке замерцал и погас. Он подавил вздох облегчения при мысли о том, что сумел удержаться и не пойти туда до сих пор. Но при виде темной палатки новые искушения охватили его. Как немного требуется времени, чтобы возродить в ней бушующую страсть, которую он чувствовал в лагуне.

Негромко выругавшись, Пэйджен поднялся на ноги и нырнул в темноту. Крепкая рисовая водка, которую он пил с охотниками, еще горела в его уставшем теле. Он прошел почти двадцать миль за этот день, то возвращаясь, то забегая вперед, проверяя и перепроверяя охрану, чтобы убедиться, что они не попадут в засаду. А после всех проверок он шел в хвосте каравана, держа каждого участника похода в поле зрения.

И, несмотря на все предосторожности, ведда пришли почти незамеченными. Плохо дело, решил он, даже если учесть, что коренные жители острова были известны своей способностью незаметно пробираться в джунглях. Хорошо еще, что не привели с собой наемников Ракели. Еще один повод для беспокойства, которого нельзя упускать из виду, с отвращением подумал Пэйджен.

Шагая через джунгли, Пэйджен не замечал ударов листьев и лиан. Он все еще не мог успокоиться при мысли, что чуть было не сошел с ума, собираясь овладеть этой женщиной прямо посреди сверкающих серебром вод лагуны. Пэйджен был достаточно опытен, чтобы понять, что желание было взаимным. Он вспомнил ее неистовую дрожь. И ее беззвучный плач. Господи, он никогда не видел, чтобы женщина была так прекрасна в порыве страсти.

Лицо плантатора стало суровым. Любой мужчина стоил столько, сколько стоило его слово, а сегодня вечером он оказался слишком слаб и чуть не нарушил своей клятвы. Ее невинная страсть заставила его колебаться. Это не была клятва, данная родным или другу, а слово, данное самому себе, которое он считал самым важным. Клятва, данная в то время, когда огонь и дым Канпура застилали все вокруг. И день, когда он нарушит эту клятву, будет днем его смерти.

Он шел и шел через джунгли, находя дорогу только по запаху. Вслепую он стремился вперед, прокладывая свой путь к далекому горизонту в поисках забвения, которое принесло бы ему спокойствие хоть на один-два часа.

Перед тем как изматывающая усталость заставила его забыть обо всем, Пэйджен улыбнулся при мысли, что англичанка неутомимо пыталась вернуть свои воспоминания, а он был готов заплатить любую цену, лишь бы избавиться от своих.

В горячей темной духоте палатки Пэйджен стащил с себя рубашку и бросился ничком на кровать. Сцепив сильные руки за головой, он прислушивался к звукам ночи, распознавая сотни признаков жизни в ночных джунглях. Жужжание и треск ночных насекомых, сгорающих в пламени фонаря. Пронзительный крик ночного крылатого хищника, высматривающего добычу. Шелест белки-летяги, перескакивающей с одной ветки на другую. Отдаленный треск в сухом подлеске под лапами большого неуклюжего существа – возможно, ленивец пробирается через ломкий кустарник. Внимательно прислушиваясь к каждому звуку, Пэйджен надеялся отвлечься от присутствия спящей всего в нескольких дюймах от него женщины. Но тщетно.

Но вот еще один звук раздался в душной темноте – тихий стон, сопровождаемый шелестом тонкой ткани. Затаив дыхание, Пэйджен увидел, что Баррет села в кровати. Он не двигался, ожидая, что она будет делать дальше, рассчитывая обнаружить малейшее притворство, допущенное женщиной в эту ночную пору.

Ее руки медленно поднялись. Она, казалось, что-то смахнула с лица. Затем беззвучно поднялась. Ее широко раскрытые глаза были неподвижны, голова немного склонилась набок. Пэйджен ждал, стук сердца отдавался в его ушах. Она двинулась вперед, в темноту, прямо к нему. Ощущение опасности заставило его вспомнить о кинжале, спрятанном в ботинке. Но Пэйджен не достал его: выяснить правду было для него сейчас важнее, чем остаться невредимым. Она встала около его кровати и вытянула вперед руки. Пэйджен почти ожидал увидеть тусклый отблеск лунного света, отраженный от лезвия. Но не было никакого отблеска в горячем неподвижном воздухе, разделявшем их. Были только тени и острый аромат желания. Когда ее рука легко коснулась его влажной от пота груди, Пэйджен с трудом сдержался, чтобы не бросить ее на пол. Он почти чувствовал, как эти тонкие пальцы с удивительной силой сжимаются на его горле.

Но вот пальцы скользнули вниз по его ребрам, их прикосновение было легким, как дуновение ветерка перед рассветом, и Пэйджен еле удержался, чтобы не подняться. Она обвела каждое ребро, каждый твердый мускул. Ее пальцы осторожно скользили через упругие завитки волос на его груди.

Когда она коснулась его плоских мужских сосков, он чуть не выпрыгнул из кровати. Ее пальцы чуть помедлили, а потом захватили один из сосков.

– Хватит, Angrezi. – Глухое ворчание вырвалось из его горла. Но женщина не слышала его. Ее плавные мучительные движения только стали более широкими, пока они не достигли живота.

Пэйджен не сдержал проклятий, когда она коснулась края его бриджей. Он ощутил пульсацию своей мужественности, жаждавшей ее прикосновения.

– Прекрати, женщина, – резко сказал он, поднимаясь.

Ее глаза все так же были широко раскрыты и неподвижно смотрели в темноту. Она была где-то за миллион миль от него. Где? В пышном будуаре в Лондоне? В каком-то родовом замке в Кенте? В другой жизни, где ее лелеяли и защищали? В тот момент он поверил ей: такое забвение нельзя было симулировать. И Пэйджен в сотый раз спрашивал себя, какие скрытые воспоминания заставили ее шагнуть в темноту в поисках его тепла и защиты.

Прежде чем он смог пошевелиться, она повернулась и молча отошла к центру палатки. Там она опустилась на колени и свернулась клубочком на утрамбованном земляном полу. Она так и не проснулась. Пэйджен еще долго ошеломленно смотрел на нее в тягостной тишине, и неутоленное желание горело в его глазах.

Белоснежный ара с темно-красным хохолком пронзительно закричал с верхушки дерева. Баррет резко поднялась в кровати, испуганно оглядываясь в предрассветных сумерках. Она задыхалась от усилий отделить сны от действительности.

Кровать Пэйджена была пуста. С приглушенным рыданием она прижала дрожащие пальцы к лицу. Снова кошмары, сопровождаемые старой болью. И снова осколки памяти. Все вокруг нее было чужим, особенно резкие, незнакомые звуки, пронзительный вой насекомых, хлопанье невидимых крыльев, хриплый крик совы. Она потерялась, утратив не только свое прошлое, но и всех, кто мог бы помочь ей. Остался только один человек.

Она чувствовала, что Пэйджен где-то рядом. И Баррет, наконец, призналась самой себе, что она хотела его. Она жаждала его рук, его губ, хотела слышать его низкие, хрипловатые стоны. Она хотела наслаждаться прикосновением к его возбужденному телу.

Боже, она хотела этого так сильно, как никогда не хотела ничего в жизни.

Глава 28

Они снялись со стоянки, как только первые багряные лучи рассвета осветили верхушки деревьев. Пэйджен шел впереди, за ним – два носильщика с грузом риса и других запасов продовольствия, затем шла молчаливая красавица Мита.

С каждым часом жара усиливалась. Пот сбегал тоненькими струйками со лба Баррет, стекая по шее в ложбинку между грудей. Только мрачное упорство заставляло ее двигаться шаг за шагом, не отводя глаз от широкой спины Пэйджена. Да, черт побери, если он мог идти, сможет и она!

Мрачно нахмурясь, она сосредоточилась на том, чтобы ставить одну ногу перед другой и продолжать двигаться вперед, хотя каждый мускул кричал об усталости. Баррет шагала и шагала, держась только усилием воли, она слышала только биение собственной крови и шелест леса, обступавшего их со всех сторон.

Она покачнулась и сразу почувствовала, как сильные пальцы схватили ее локоть. Но Баррет справилась сама.

– Я в порядке, спасибо, – огрызнулась она. – Ты можешь не держать меня.

В следующий раз она почти упала и чуть не схватилась рукой за широкие бронзовые плечи Пэйджена, но сдержала себя. Баррет сумела самостоятельно выпрямиться и побрела вперед, хотя каждый шаг был результатом чисто женского упорства.

– Настырность – вот единственно подходящее слово для тебя, Циннамон. Твое упорство когда-нибудь доставит тебе массу неприятностей.

– Нет, если я смогу справиться сама.

– Но ты не можешь справиться, Angrezi. Упрямство могло бы стать твоим вторым именем.

Сжав зубы, Баррет устремилась вперед, решив, что она ни за что не сдастся.

– Прекрасно, черт побери. Мы останавливаемся здесь.

В тот же момент Пэйджен крикнул Нигалу, который передал команду по линии обрадованных носильщиков. Немедленно строй рассыпался, рабочие принялись снимать с себя тюки и коробки, располагаясь на отдых. Когда Баррет обернулась, Пэйджена уже не было рядом.

В тот вечер Пэйджен не решился сопровождать Баррет к водоему, обнаруженному им поблизости. Он послал с ней Миту и вооруженного Нигала. Он наблюдал за их уходом, а потом потянулись беспокойные минуты ожидания.

Вот раздался звук, заставивший его напрячься, – треск веток под лапами медведя, пробирающегося через подлесок в поисках плодов. Медлительные и ленивые, эти существа легко могли разъяриться, и тогда они становились не менее опасными, чем рассерженный слон.

Пэйджен сдернул с плеча винтовку и торопливо зашагал по тропе, по которой ушли женщины, и действительно увидел медведя. Обнюхав молодые побеги бамбука, тот развернулся и исчез в джунглях. Вздохнув с облегчением, Пэйджен намеревался уже уйти. И вдруг почувствовал, что у него перехватило дыхание.

Он не собирался подглядывать. О, Шива, подсматривание было вовсе не в его привычках. Но внезапно Баррет появилась перед его глазами в обрамлении редкой листвы, подобная Венере, занятой туалетом. Она стояла, похожая на вечно юную и прекрасную богиню, гордо открыв изгибы пышной груди и бедер. Пока она раздевалась, ее руки плавно двигались, как будто в медленном грациозном танце, более возбуждающем, чем любой древний ритуал откровенного соблазна.

Он уловил аромат ее присутствия, он мог бы дотянуться до нее рукой через зеленый занавес леса. Ее волосы были подобны золотой паутине, а тело казалось выточенным из гладкой слоновой кости, предназначенным для прикосновения мужчины. Для его прикосновения.

Сердце в груди Пэйджена забилось вдвое быстрее, когда он увидел, как Баррет развязала ленту и распустила золотистые локоны по соблазнительным изгибам роскошного тела. Он зачарованно наблюдал, как она расстегнула пояс и бросила его на землю, следом полетели бриджи. Одетая только в свободную белую рубашку, она подошла к воде, потрогала ее пальцами ног и засмотрелась в хрустальные глубины.

Как у грациозной и задумчивой русалки, ее лицо было непроницаемо, мысли витали где-то далеко отсюда. Вот она медленно расстегнула рубашку и движением плеч сбросила ее. Пэйджен наблюдал за ней молча, боясь двинуться с места, боясь даже вздохнуть. Как будто не желая расставаться со сладостью ее кожи, шелк коротенького лифа прилип к ее груди, обрисовывая мельчайшие изгибы.

Сердце Пэйджена остановилось. Он чувствовал капли пота, стекающие по его бровям. «Уходи», – приказывал ему голос рассудка. «Не останавливайся, Angrezi*, – возражал ему другой голос, страстный, исходящий из самых глубин его естества. Она не остановилась. Расстегнутый лиф, подхваченный ветерком, упал рядом с рубашкой. Свежая и сверкающая, как лепестки жасмина, ее нагота открылась его ненасытным глазам. И, к своему ужасу, Пэйджен почувствовал, что его охватила дрожь. Бусинка пота скатилась на его нос в то самое время, когда Баррет ступила в воду.

Удивительно полное спокойствие опустилось на поляну, как будто вся природа также затаила дыхание и наблюдала. Пэйджен ждал, не в силах сдвинуться с места; он зачем-то поднял руку и тотчас же опустил.

Что он мог поделать? Он мог причинить женщине только боль, и, несмотря на все его сердитые угрозы, он вовсе не хотел этого. Особенно для нее. Он должен был окликнуть ее, но не мог. Он мог бы выйти из зеленого укрытия и вытащить ее, влажную и нагую, из воды, но его ноги прижимали к земле тысячи смутных воспоминаний и тяжесть его собственного жестокого прошлого. Он предпочел бы сделать хоть что-нибудь, но ему оставалось только безмолвно ждать и смотреть, хотя он отдал бы все на свете, чтобы прикоснуться к ней еще раз, разделить с ней взрыв неистовой страсти. Но Пэйджен был уверен, что этому не суждено сбыться.

Лагерь медленно затихал перед сном. Носильщики рассказывали свои истории, сидя на корточках в дальнем углу поляны, а Пэйджен и Нигал сидели за столом, сосредоточенно рассматривая карту, развернутую перед ними.

– Ты говоришь, это займет четыре дня? – Прищурив глаза, Пэйджен изучал лежащий на столе пергамент.

– Четыре, если не произойдет ничего непредвиденного, mahattaya. Возможно, пять. – Нигал беспокойно взглянул в глаза Пэйджена. – Вы думаете, что ведда набрели на наш лагерь просто в поисках дичи?

– Я думаю так, Нигал. Я надеюсь, что так. К сожалению, мы сможем убедиться в этом, только когда доберемся до места.

Управляющий нахмурился:

– Следующий этап пути будет проходить через низину. Тигр, конечно, знает, что это прекрасное место для засады. Но если мы выберем восточное направление и обойдем ее вокруг, мы потеряем три дня. Что будем делать?

Лицо Пэйджена потемнело.

– Мы пойдем так, как планировали, Нигал. Я осмотрю тропу впереди сегодня вечером и раздам еще несколько винтовок передним носильщикам. Мы не можем тратить еще три дня на дорогу.

Старый управляющий нехотя кивнул:

– Как вы прикажете, Тигр.

После того как Нигал ушел, Пэйджен еще долго сидел изучая карту, пытаясь предугадать опасности, поджидающие его в пути. Тысячи поворотов. Тысячи долин. Каждая могла скрывать целую армию бандитов. Нет, не бандитов, думал он мрачно. С этими они бы справились. А вот наемники Ракели могли доставить массу неприятностей.

Скатав драгоценную карту, Пэйджен поглядел на свою палатку, где тонкая тень двигалась взад и вперед по холщовой стене. Она расчесывала свои длинные великолепные волосы. Кровь Пэйджена взбунтовалась, как только он увидел, как она поднимает и опускает руки медленными плавными движениями. Он почти видел шелковый блеск текучих прядей, подобных расплавленному золоту в свете фонаря. Ее стройные плечи блестели, как будто были облиты жидким стеклом. Ее грудь выделялась пышной полнотой, и соски ясно виднелись на матовых полушариях.

Мгновенно его охватил знакомый раскаленный жар. Пэйджен застыл в ожесточенной борьбе с самим собой, с, соблазном ворваться в палатку и подмять ее под себя, пробуя ее на вкус, обладая ею, пока оба они не лишатся сил и слов.

Это было самое трудное сражение, которое ему когда-либо приходилось выдерживать, но он выиграл его. Через минуту, выругавшись, он схватил винтовку и устремился в джунгли. Там по крайней мере его враги были безликими и, уж конечно, не так соблазнительны.

Расчесав наконец волосы, Баррет отложила щетку и свернулась на кровати, стараясь не смотреть на пустую постель напротив. Краска стыда залила ее матовые щеки, как только она вспомнила о том, что он делал с ней на берегу, о страсти, охватившей все ее тело.

«Держи себя в руках, идиотка! Не стоит думать об этом мужчине. Ведь сейчас он, вероятно, сидит и напивается этой омерзительной пальмовой водкой с кем-нибудь из слуг, собираясь зайти в палатку Миты».

При мысли о такой возможности крошечная заноза ревности уколола сердце Баррет. Ее вовсе не касается, где Пэйджен проводит свои ночи. Она должна только радоваться, что не с ней. Но, погружаясь в сон, она не могла найти в этой мысли ничего приятного.

Ночь опустилась на джунгли.

Тонкие щупальца памяти протянулись через спящее сознание Баррет призраками забытых запахов и звуков.

Как отдаленный напев, раздающийся все ближе, как набирающий скорость поезд, отдельные фрагменты воспоминаний приобретали ясность и силу. Она подняла руки, пытаясь защититься от угрожавших ей воспоминаний. Но они обступили ее, придвинулись ближе, и вместе с воспоминаниями вернулся всепоглощающий ужас.

Заломив руки, с трудом удерживая в груди неровно бьющееся сердце, она вскочила с кровати, сопротивляясь страхам ночи. Но больше всего она боролась с ужасом, скрытым в глубине ее собственного сознания.

– Нет! Хватит!

Отчаянная мольба из темной палатки долетела до края джунглей. В тишине ночи она пронеслась по тропе вплоть до колодца. Даже через пронзительное пение цикад Пэйджен услышал ее, и этот звук ножом вонзился в его сердце.

Он устремился в темноту, прежде чем успел о чем-то подумать, прежде чем раздался ее второй крик. Бамбук хлестал по лицу, колючки царапали в кровь руки, но он не останавливался.

Сжав челюсти, он резко откинул холщовую створку палатки и шагнул в жаркую темноту, держа перед собой винтовку.

– Циннамон?

Никакого ответа. Никакого шороха. Пэйджен изо всех сил пытался рассмотреть хоть что-нибудь.

– Баррет, что случилось?

Наконец он услышал сдавленный плач и слабый шелест ткани. Слабый пряный аромат каких-то трав из джунглей чувствовался в воздухе. И еще острый, сладкий запах женщины. Он вздрогнул, оттого что его возбужденный орган снова начал пульсировать от желания. Проклятие, он даже еще не видел ее!

– Скажи мне, что произошло? Что случилось?

Как только его глаза постепенно стали привыкать к темноте палатки, Пэйджен разглядел неясную фигуру и бледные руки, отгонявшие призраков. Внезапно женщина приподнялась на кровати, замахала судорожно сжатыми кулаками.

– Вы никогда не получите их, слышите? Это мои тайны!