Глава 1

Она задыхалась, понимая, что должна остановиться. Но не могла. Не сейчас, когда они так близко. Внезапно дорога стала расплываться у нее перед глазами, и сумасшедшее жужжание наполнило уши. Господи, что значили бы несколько секунд? Отдохнуть, забыться. Как было бы хорошо... И правда, что такое всего лишь несколько секунд?

Холодный ветер хлестнул Баррет по щекам, когда мимо нее пронесся двухколесный кеб. Она едва увернулась.

– Держись подальше от проклятой улицы! – взревел кучер, потрясая кулаком и уносясь в темноту.

Задыхаясь, Баррет споткнулась, земля закружилась у нее перед глазами. Она стремительно налетела на кованую железную ограду, украшенную головами грифонов. Боль пронзила пальцы. Под черной кружевной вуалью, под рассыпавшимися черными как смоль локонами ее красивое лицо смертельно побледнело.

Во мраке холодной лондонской ночи можно было бы заметить лишь точеный контур высоких скул, решительный подбородок и вздернутый носик.

Только глаза были необыкновенны и незабываемы. Широко поставленные и осененные длинными ресницами, они неистово смотрели на мир, их необычная глубина была изменчивой, переходя от темного серо-голубого оттенка к ярко-синему в зависимости от настроения.

Глаза были такими же яркими и изменчивыми, как сама женщина, – такие глаза невозможно не заметить. Сейчас в них блеснули слезы, которые Баррет быстро смахнула грязным кулачком. Сейчас не время, сказала она себе, для слез и для слабости. Она должна сохранить присутствие духа. Она блуждала по темным улицам в течение нескольких часов и теперь, чувствуя головокружение от голода, не могла определить, где находилась. Вероятно, это где-то рядом с Флит-стрит. Или это Сити за теми узкими воротами с колоннами?

Огромные тревожные глаза Баррет на секунду закрылись от охватившего ее мрачного отчаяния. Казалось, она бежала целую вечность.

Возможно, так оно и было.

Дрожащими пальцами она ухватилась за холодную ограду. Они были где-то там в ночи, она чувствовала, что они скрывались в темном лабиринте улиц Лондона. Беззвучные и неумолимые, они наблюдали и ждали. Только вчера, когда она покинула убогую меблированную комнатушку на Фенчерч-стрит, один из них почти поймал ее, напав сзади, пытаясь заткнуть ей рот грязной тряпкой. Только отчаянное сопротивление спасло ее да еще удар вслепую небольшим серебряным ножом для фруктов, который она теперь всегда носила с собой.

Она все еще слышала хриплые и грязные ругательства мужчины. Как будто во сне видела длинные пальцы, окрасившиеся темно-красной кровью после ее удара ножом. Потом, как подарок судьбы, из-за угла появился констебль, и ее преследователь убежал в страшный холодный и дымный переулок, назад, в темный лабиринт лондонских улиц.

Но они не сдались, знала Баррет. И она тоже не сложит оружие. Блеснув потемневшими серо-голубыми глазами, она поплотнее запахнула свой плащ и отправилась дальше.

На противоположной стороне тихой площади высокий сутулый мужчина скрывался в темном дверном проеме, обшаривая улицу острым взглядом.

Цель уже близка!

Его тонкие губы искривились в уродливом подобии улыбки. Она слабеет! Да, ей-богу, теперь оставалось только следить и ждать.

Он медленно шагнул из темноты и коснулся локтем дверного косяка. Боль пронзила его до кончиков пальцев. Он тихо прошептал проклятие, убаюкивая боль в руке и вспоминая неожиданную свирепость жертвы, оборонявшейся от него. У этой маленькой сучки есть что-то более серьезное, чем шляпная булавка. Вероятно, она прихватила с собой какой-то ножик.

О, он отплатит ей за это, сполна отплатит, тихо поклялся Томас Крейтон.

Он понюхал воздух. Свежий. Влажный. Если его не обманывает предчувствие, скоро пойдет снег. Это сделает его работу намного более легкой.

Холодно усмехнувшись, он поглубже натянул на лицо шляпу и шагнул навстречу ветру.

За ним следят, он был уверен в этом.

Придерживая пальцами жесткие складки изысканно сшитого черного бархатного плаща, рослый мужчина передвигался с неожиданным изяществом, едва поворачивая голову, вглядываясь в уличные тени. Его самого было очень трудно заметить в темноте ночи. И все же небольшая доля рассеянности присутствовала после двух выпитых бутылок портвейна и превосходного обеда из фазана, фаршированного жаворонками, и сливового пирога в одном из самых укромных заведений на Джермин-стрит.

Он становился ленивым и слишком небрежным в последнее время, мрачно подумал высокий мужчина. А Лондон – неподходящее место для небрежности.

Нахмурясь, он вытащил цепочку часов и взглянул на циферблат в тусклом свете газовых фонарей. Десять минут одиннадцатого. Отлично, успокоился он, у него еще есть время для прогулки. Время, достаточное, чтобы избавиться от преследователей, настолько безрассудных, чтобы следить за ним.

Без ненужной поспешности он пересек улицу – странная фигура в черном плаще с тюрбаном из пурпурного атласа на голове. Такое смешение стилей могло бы выглядеть комическим, но здесь это было совершенно естественно. Возможно, из-за его уверенной походки или из-за его врожденного достоинства, очевидного в малейшем движении.

Но сегодня вечером раджа Ранапура решил быть более осторожным. Его пальцы сжимали тросточку, скрытую под складками плаща. Если бы он находился снова в джунглях Цейлона, он бы легко отделался от своего преследователя. Одна пуля, выпущенная из зарослей, спугнула бы противника. Или заставила бы замолчать навсегда.

Но это был Лондон, оплот цивилизации в царствование одного из наиболее просвещенных монархов – королевы Виктории. Здесь на такие решительные меры, к сожалению, смотрели косо. Так что придется быть более изобретательным.

Мужчина прошел под газовым фонарем. И от сапфира, размером с яйцо, которым был украшен его тюрбан, вспыхнули и рассеялись голубые лучи. Это было безумием – отпустить экипаж, но сегодня вечером темноглазому человеку хотелось пройтись. Ему необходимо было кое-что сделать. Он наслаждался тишиной. А через несколько дней он снова уедет на Восток.

Теперь он будет прогуливаться, пытаясь помнить только хорошее и забыть все остальное. Суровость исказила черты его смуглого лица.

– Johoga, sohoga. Пусть будет, что будет, – прошептал раджа Ранапура.

Судьба. В конце концов, сбывается все предназначенное, не так ли?

Когда худощавый мужчина в низко надвинутой шляпе медленно вышел из дверного проема на противоположной стороне переулка, раджа не подал виду, что заметил его. Если не обращать внимания на его напряженные широкие плечи и твердый взгляд, его можно было бы принять за одного из многочисленных богатых иностранных посетителей Лондона на вечерней прогулке по городу.

Только его друзья на Цейлоне разглядели бы в выражении его лица безошибочный признак грядущих неприятностей. Но у раджи Ранапура не было больше никаких друзей. Ни на острове Цейлон, ни где-нибудь еще. Проклятый рубин позаботился и об этом.

Она чувствовала его присутствие в полумраке улиц, пошатываясь под порывами ветра, пытаясь заглушить свои опасения. Но она отлично знала, почему за ней следили, знала слишком хорошо огромную важность тайны, которой обладала.

Тайны, которая могла бы свергать королей и вызывать войны. Тайны, ради обладания которой люди могли пойти на убийство. И уже пошли на это.

Она едва дошла до следующего квартала, как вдруг судорога скрутила ее тело. Зажав одной рукой больной бок, она дохромала до узорной кованой решетки и устало прислонилась к ней спиной.

Не думай об этом. Выбрось их из головы. Дедушка учил тебя, как это сделать, ты не могла забыть его уроки так скоро.

На несколько секунд тревога затуманила ее глаза. Она вспомнила о своем дедушке, закрывшемся в кабинете, занятом сосредоточенным изучением каких-то таинственных книг. Она вспомнила его замешательство, сердитый стук в дверь. Топот тяжелых ног. Еще несколько минут, и они вырвали бы его тайну. Один взгляд на их холодные, непримиримые лица сказал Баррет, что не стоит ни о чем разговаривать с такими мерзавцами. Или с монстром, пославшим их.

Нет, о возвращении не могло быть и речи. Не теперь. Возможно, никогда. Там ее ждала только холодная, непримиримая ненависть, которая уничтожила бы все, к чему прикоснулась. Как и ее дедушку, если бы она не увела их оттуда.

Холодный и сырой ночной ветер отбросил черную вуаль со щек. Прищурясь, Баррет осмотрела узкие унылые улицы и длинный кирпичный фасад. Позади нее град камешков ударился об ограду, нарушив тишину. Она оглянулась, смертельно побледнев. Ничего.

Ничего, кроме теней и страха.

Ужас сжал ее горло. Что-то непонятное и ужасное протягивало к ней лапы, затемняя ее рассудок. Боже, сколько еще она выдержит?

Дрожащими пальцами она запахнула плащ, сражаясь с ветром. И снова пустилась бежать, как будто все силы ада гнались за ней.

Так оно и было на самом деле.

Более пятидесяти экипажей выстроились перед освещенным газовыми фонарями подъездом аукциона на Рассел-стрит этим вечером. По три в ряд, они полностью перекрыли узкую улочку, заполонив обычно спокойные окрестности наиболее известного помещения для аукционов в Лондоне.

Поскольку сегодня вечером ожидалось беспрецедентное событие в этих красновато-коричневых стенах – стенах, отзывающихся эхом на вздохи и смех коронованных особ, членов королевской семьи и наиболее могущественных представителей европейской знати.

Сегодня вечером сюда были допущены только немногие избранные – богатейшие члены высшего общества Англии. Люди, заполнившие пять рядов кресел, напряженно ждали появления сверкающего драгоценного камня, державшего в напряжении всю Англию, начиная с момента его появления в этой стране месяцем раньше. Ходили слухи, что даже королева собиралась предложить свою цену, конечно, через посредников.

Да, сегодня вечером под лучами хрустальной люстры в зале аукциона должен был появиться «Глаз Шивы» – драгоценный камень, достойный королей. Торг обещал быть напряженным и беспощадным.

И где-то здесь, в шикарном зале, сидел убийца, готовый рискнуть всем, чтобы обладать этим загадочным рубином, который уже стал причиной кровопролития.

Глава 2

Зрелище было великолепным. Черный плащ Баррет бился под порывами ветра. На мгновение темная вуаль откинулась, показывая безупречные фарфорово-гладкие щеки и гордый благородный рот. Ее яркое и необычное лицо странно не соответствовало тусклой поношенной одежде.

Пойманная ветром прядь черных волос вырвалась из-под гребенок, охватывающих ее виски. Но Баррет не замечала ни ветра, ни холода; ее тревожные темные серо-голубые глаза были прикованы к огромному драгоценному камню, видному сквозь огромное освещенное окно.

Продолговатый, красиво ограненный камень вспыхивал под лучами газового света. Ее дыхание почти остановилось, как только его грани поймали лучи люстры и отбросили их назад, десятикратно усилив, сделав похожими на тысячи крошечных красных солнц.

Красота была сверхъестественной, она притягивала. А Баррет никогда не могла сопротивляться красоте, даже когда была еще совсем маленькой. Приходя домой из лугов, окружавших их дом в Циннамон-Хилле, она всегда приносила с собой охапку полевых цветов. Ее дед никогда не понимал ее. Он только морщил брови и принимался читать ей лекцию о законах распространения и преломления света, а она стояла, притихнув, гладя мягкие цветочные лепестки в ребяческом удивлении. Для нее цветок был чем-то не поддающимся описанию. Для нее радуга была одновременно и чудом и обещанием. А для ее деда радуга была просто иллюзией, результатом рефракции и влажности.

Но Баррет любила его, даже когда он читал нотации и его седые волосы были дико всклокочены, а очки криво сидели на носу. И она старательно пыталась быть рассудительной и не досаждать ему все эти годы после смерти ее родителей в дорожной аварии.

Иногда она спрашивала себя, не слишком ли она практична. Ведь из-за этого исчезали мечты о чудесах и красоте, и эта потеря отзывалась в ней постоянной болью. Но она поклялась защищать этого хилого, непрактичного мечтателя, и она это сделает, несмотря на его собственное высокомерие. Даже от того хладнокровного могущественного человека, который мог сокрушить его как соломинку.

Только теперь, стоя перед огромным освещенным окном и глядя на гигантский рубин, Баррет снова вспомнила о чудесах – это было ее первой ошибкой. «Глаз Шивы». Драгоценный камень, о котором говорил весь Лондон. Ее глаза затуманились. Как было бы чудесно коснуться такого камня! Ощутить его своими пальцами, погладить каждую прохладную кроваво-красную грань. Почувствовать обаяние и пульсацию его могущества, хотя бы на несколько секунд.

Позади нее двухколесный кеб прогремел по улице, заставив свет газовых фонарей заплясать в диком танце. Но Баррет едва заметила его. И это было ее второй ошибкой. Для нее не существовало ничего, кроме осторожности, уже целую вечность. Долгие дни лжи. Томительные ночи, полные опасений, без друзей, без единого человека, которому она могла бы доверять. Все для того, чтобы защитить одного хрупкого седого старика, который любил ее больше, чем жизнь, хотя они были такими разными.

Даже теперь ее безликие враги ждали где-то там, в темноте. Но Баррет не могла ни о чем думать, пока гигантский рубин сверкал перед ней.

Холодный ветер рванул ее плащ, открыв шелковую черную юбку, и отбросил пряди волос из-под вуали. Она все еще не могла двинуться с места, ее кровь странно горела в холодной ночи, ее глаза не отрывались от королевского драгоценного камня, рассказывающего ей о пахнущих жасмином садах, мраморных дворцах, прекрасных придворных дамах, занятых тайными интригами.

В освещенной люстрами комнате стройный мужчина в черном костюме резко поднял футляр, предлагая драгоценный камень предполагаемым покупателям. Под их пристальными взглядами камень, казалось, засверкал, приобретая новые оттенки, разгораясь еще ярче.

И тогда Баррет вспомнила: рубин должен быть продан с аукциона сегодня вечером. Как раз сейчас он должен быть там, должен сидеть в глубоком бархатном кресле.

Побледнев, она повернулась к улице. Он не должен увидеть ее! Но нет, конечно, он давно уже занял свое место. Часы, приколотые к корсажу, показывали половину одиннадцатого. Она медленно повернулась, чтобы еще раз полюбоваться кроваво-красными лучами, которые отбрасывал рубин.

«Глаз Шивы». Камень, достойный любой цены, которую мог бы запросить продавец. Он был безупречен по оттенку, прозрачности и блеску. Камень, запятнанный кровью каждого, кто когда-либо обладал им – или пытался обладать.

Баррет задрожала, представляя тяжелый продолговатый камень в своей ладони. С таким камнем она могла стать свободной навсегда. Она могла бы оплатить проезд в далекий уголок земли, к местам, где ее преследователи никогда не найдут ее.

Мужчина в зале повернулся, обращаясь к другой половине зала. Внезапно он загородил собой рубин. Как будто вся красота мгновенно покинула землю. Вмиг плечи Баррет резко опустились от усталости и отчаяния.

«Мечты. Несбыточные мечты. Неужели вся моя жизнь – только несбыточная мечта? Почему ты не сказал мне раньше, дедушка? Если бы только я поняла...»

Она выпрямилась. Улицы вокруг были пусты. Редкие хлопья снега тихо кружились под газовым фонарем на углу. Она должна идти! Какое безумие задержало ее так долго? Это было слишком опасно!

Внезапно инстинктивное чувство тревоги пронзило ее. Она вздрогнула и повернулась. Но было слишком поздно. Прежде чем она успела хотя бы вскрикнуть, грубые руки обхватили ее и прижали к твердому мужскому плечу.

– Нет! П-пустите меня...

Сильные пальцы закрыли ей рот, заставив замолчать. Смутно Баррет почудился неуловимый аромат – экзотический запах, который она не смогла узнать. Пачули? Мускус?

– Тише, Angrezi[1], – прошептал мужчина позади нее. – Кто-то наблюдает за тобой, даже теперь. Ты знала, что за тобой следят?

Голос был низким, хрипловатым и нездешним. Господи, кто это и чего он хочет от нее? Баррет старалась освободиться от его гибких пальцев, пытаясь заговорить. Но это было бесполезно. Он не собирался ни отвечать, ни убирать руку, прижатую к ее губам.

Сердце Баррет сжалось. Выходит, они были ближе, чем она предполагала. Возможно, этот человек был одним из них... Она пошатнулась, ощутив головокружение. Она чувствовала напряженность большого тела мужчины, пропахшего чем-то неуловимым, похожим на специи. Сандаловое дерево? У ее матери когда-то была небольшая резная шкатулка с таким ароматом. Она еще помнила ее. «Бретт, дорогая, будь осторожна с ней».

Ее мать – единственная, кто называл ее Бретт. Это было, кажется, в прошлой жизни.

Кое-как она сумела повернуть голову и смогла разглядеть бронзовую кожу и черные как ночь глаза. Мягкий черный плащ с пелериной и мерцание пурпурного шелка. Тюрбан?

– Стой, Angrezi.

Его дыхание было теплым, неожиданно вызвавшим волну жара в холодной ночи. Баррет почувствовала, что ему приятно ее присутствие.

Ее щеки жарко вспыхнули под вуалью. Она попыталась отодвинуться подальше от его твердого как гранит тела. Он вздрогнул, и она услышала вырвавшееся проклятие. Но его хватка не стала слабее. Он лишь непринужденно передвинул ее в сторону, прижав к боку, подальше от предательского признака его желания.

Дико вытаращив глаза, Баррет боролась с ним, но он был несоизмеримо сильнее. А она была так потрясающе слаба.

Сколько часов прошло с тех пор, когда она ела в последний раз? Пять? Десять? Она замерла на мгновение, ощущая сильные пальцы, вцепившиеся в ее плечо. В свете газовых фонарей она увидела необычное кольцо на левом указательном пальце – кованая золотая змея, свернувшаяся в клубок. И в приоткрытых ядовитых клыках кобры светилось яйцо. Яйцо, сделанное из одного громадного изумруда. Баррет затаила дыхание. Кто был этот человек, вышедший из мрака ночи, чтобы захватить ее в плен? Спаситель или предатель?

– Он на другой стороне площади. – И когда она попыталась повернуть голову, мужчина добавил: – Нет, не смотри туда, глупышка.

Он уверенно повернул ее подбородок, поднимая закрытое вуалью лицо к своим глазам.

– Я сам буду наблюдать за ним, англичанка. Он никогда ничего не заподозрит, ручаюсь тебе.

Хотя лицо мужчины было в тени, Баррет увидела блеск угольно-черных глаз незнакомца.

– Мы должны убедить этого наблюдателя, что слишком заняты собой, чтобы смотреть вокруг.

– Вы не можете...

Мягко и медленно его большой палец скользил по ее губам. Баррет слегка покачнулась. Ее кожа была холодна – и в то же время горела как в огне. Головокружение не оставляло ее. Странно, но оно не делало ее слабее, наоборот, она чувствовала себя сильной.

Такой сильной, какой не ощущала себя уже несколько недель.

Она услышала, как мужчина прошептал что-то на незнакомом ей языке. Баррет задыхалась. Ее губы раскрылись сами собой, против воли. Она чувствовала себя соломой в его руках – соломой, к которой он теперь подносил горящую спичку. Ее пульс участился, кожа горела. Она никогда не думала, не знала...

Баррет боролась, пробовала что-то выкрикнуть. В результате ее язык задел шершавую подушечку его большого пальца.

Он шумно вздохнул.

– Клянусь королевой змей и всеми племенами Нага, – пробормотал незнакомец.

Его палец скользнул глубже в теплый приют, который она так необдуманно предложила ему. Его напряженные руки повернули ее, крепче прижимая к могучему телу.

– Ты похожа на английский цветок. Хрупкий. Невероятно приятный.

Баррет почувствовала, что его рука скользит по ее бедру. Внезапно ночь стала жаркой, и Баррет вся горела и вздрагивала.

Сон? Да, это, должно быть, сон. Как еще можно объяснить такой жар в холодную ночь? Такое чувство жизни и страстного желания после недель опасений и сожалений. Ее дыхание было едва слышным.

«Не будь дурочкой, он, вероятно, лишь один из них!»

Задыхаясь, она рванулась в сторону. Она боялась, что потеряет сознание и все испортит.

– П-перестаньте! – еле прошептала Баррет.

Ее похититель напрягся, бормоча проклятия. Внезапно его пальцы сжали ее руку, как бы пытаясь предупредить.

– Шакал подбирается к своей добыче, – прошептал он, не показывая никакого признака страсти.

Баррет дрожала, чувствуя холодящую угрозу поблизости. Боже, они догнали ее. Они снова нашли ее. Ее лицо смертельно побледнело. Внезапно она опять стала неистово вырываться из его рук.

– Перестань, Angrezi! Тебе ничто не угрожает, пока ты со мной. Это я обещаю тебе.

Это явное безумие, подумала Баррет. И все же она почему-то была уверена, что будет так, как он сказал.

Она подняла голову, пытаясь рассмотреть черты лица этого странного человека сквозь густую вуаль и темноту ночи. Но получила лишь смутное представление о его внешности: широкие разлетающиеся брови, темные как ночь глаза и бородатая упрямая челюсть. Это было лицо, полное тайн, лицо, которое невозможно понять и за целую жизнь.

Внезапно Баррет захотела, чтобы у нее впереди была целая жизнь, посвященная этой задаче.

Большой драгоценный камень сверкнул на его тюрбане. Баррет напряглась, пытаясь стряхнуть оцепенение.

– Кто он? – прошептал индус. Его голос был подобен одновременно и полночному шторму и мягкому ветерку, в нем слышались странные интонации Востока.

Да, именно его голос поддерживал ее, решила Баррет. Низкий, грубоватый, незабываемый голос, заставляющий женщин дрожать от страсти, а мужчин – повиноваться. Голос, который мог заставить человека забыть обо всем и обо всех. Как и теперь он почти заставил ее забыть об осторожности. О том, что она не могла доверять никому в целом мире.

– Скажи мне, – сказал он, резко встряхивая ее. – Я должен узнать, пока не стало слишком поздно.

Его слова словно ударили Баррет, заставив ее спуститься на землю.

– Я... Он следит за мной уже четыре недели. Он... – Она глотнула, борясь с нахлынувшими воспоминаниями. Но не смогла вымолвить больше ни слова. Она не могла ничего объяснить, для этого потребовалось бы раскрыть ее тайну.

– Это твой муж? – В вопросе послышались свирепые нотки.

– Муж? – Дикий взрыв смеха сорвался с губ Баррет. – Боже, вы думаете, что он мой муж...

– Прекрати. У нас нет времени для женских истерик. – Пока он говорил, его прищуренные темные глаза изучали тени за спиной Баррет. – От кого же ты убегаешь? Это твой брат? Или дядя?

Баррет сжала зубы, подавляя раздражение. Сначала рубин, а теперь еще и это!

Она энергично покачала головой, стараясь вернуть себе спокойствие.

– Говори, женщина!

– Не знаю!

Проницательные глаза изучали ее закрытое вуалью лицо.

– Так у него нет никаких законных прав на тебя?

– Нет! Теперь позвольте мне...

– Это хорошо.

Его хватка чуть-чуть ослабла. Какие-то нотки грубого триумфа в этом резком голосе заставили Баррет вздрогнуть и почти пожалеть ее безликого преследователя. Почти.

– Кто... кто вы?

– У меня много лиц. Для тебя я – защитник. Для тебя я сейчас единственный мужчина.

Сердце Баррет неистово забилось. Она почти физически чувствовала силу пристального взгляда, сосредоточенного на ее пылающем лице.

– Теперь, маленький сокол, ты должна делать все, как я скажу. Ты должна поцеловать меня – жарко и страстно, как будто вся твоя жизнь зависит от этого. Возможно, это так и есть. Прижмись ко мне каждым дюймом своего тела, чтобы эта дворняжка ничего не заподозрила. И не останавливайся, пока я не скажу.

Он сошел с ума? Неужели в такой момент он мог думать о...

– Ты слышишь меня, Angrezi? – резко спросил индус. – У меня будет всего несколько секунд, и я должен знать, что ты будешь повиноваться мне во всем.

– Я не могу. Я не буду!

Его руки сжались.

– Эта собака уже за ближайшим углом. Отвечай, англичанка.

Баррет дрожала. И тогда, из-за опасности, из-за того, что его голос был таким убедительным и странным, она кивнула. Немного нашлось бы людей, кто мог бы сопротивляться такому приказу, подумала она.

– Тогда делай точно так, как я сказал. Обхвати меня руками за шею и прижмись ко мне всем телом, – прорычал незнакомец. – Поцелуй меня, мой маленький сокол. Сейчас.

Сердце Баррет дико забилось от того, что ей предстояло сделать. Ее пальцы дрожали.

Сознавая, безликую опасность, поджидавшую ее всего в нескольких шагах, она осторожно подняла руки и положила их на его плечи. Затем, склонив голову набок, сильно прижалась к нему, чувствуя, как напряглось его тело в ответ на ее движение. Ветер рванул край черного плаща мужчины и обернул его вокруг их соединенных тел.

Баррет поднялась на цыпочки, осознавая громадный рост и подавляющую силу этого мужчины. И тогда, с мягким звуком, который одновременно был и вздохом, и стоном, она отчаянно прижалась к нему. Он слегка вздрогнул и застонал, как будто от боли.

– Клянусь горячими ветрами муссона! Как мне приятно, маленький сокол. – Его смех был глубоким и негромким. – Но, я думаю, тебе лучше поднять вуаль. Вид и прикосновение твоей мягкой кожи доставит мне еще большее удовольствие.

Баррет колебалась, боясь открыть свое лицо этому спокойному, безжалостному незнакомцу. Что-то подсказывало ей, что такой человек мог бы отыскать ее на краю земли, если бы захотел. Но, если бы он был ее врагом, было уже все равно слишком поздно убегать.

Неуверенными пальцами она подняла черное кружево со своего лица.

– Великий Шива! – Прищуренные темные глаза исследовали бледное пятно ее лица. – Но я должен увидеть больше.

Нахмурясь, он повернулся, пытаясь вглядеться в темноту. Внезапно он напрягся, выдохнув гортанное проклятие.

– Нет времени – шакал приближается! Прижимайся и целуй меня, как будто ты – женщина без чести и стыда. Будь распутной, страстной и неразборчивой. Какой угодно, лишь бы заставить его почувствовать любопытство и потерять бдительность. А когда этот козлиный помет подползет поближе, я преподам ему истинное значение страха.

Пока он говорил низким и резким голосом, Баррет почувствовала, что его правая рука оставила ее спину и сползла вниз на бедро. Что-то холодное и острое коснулось ее мягкой кожи. С замиранием сердца Баррет делала все, что он приказывал, стараясь преодолеть ужас последних недель, стараясь забыть о темной фигуре, подкрадывающейся все ближе.

Здесь были тепло и забвение. И, хотя это было совершенно нелогично, она доверяла ему. Ее голова откинулась назад. Темный локон упал на плечо. Из ночного урагана и бури поднялась волна ослепляющего света и тепла, как только его губы открылись, и он притянул ее к себе, проникая упругим языком в недра ее рта. Опьяненная желанием, Баррет прижалась еще крепче, сознавая, что поступает безумно, приоткрывая рот навстречу его поцелую.

Она больше не сопротивлялась этому безумию. Тихий стон сорвался с ее губ, и он поймал его своими губами, сокрушая ее мягкость своей сталью. От него приятно пахло фруктами и бренди, и от этого запаха сладко кружилась голова.

Когда она почувствовала холодный металлический предмет у своего тела, Баррет замерла, уверенная, что он собирался обратить это оружие против нее.

– Не останавливайся, маленький цветок, – отрывисто прошептал незнакомец, не отводя своих губ. Его тело было твердым от желания.

Что вы за человек, хотела спросить Баррет, но его следующие слова спутали все ее мысли.

– О, Шива, как бы я желал... – Потом с его губ снова сорвалось гортанное проклятие. – Осторожно, англичанка. Шакал почти рядом, – прошептал он предупреждающе.