33

Не всегда можно получить то, что хочешь

Анни в волнении села в кресло, но тут же снова вскочила. В отеле была могильная тишина, и Анни явственно слышала, как хлопают двери лифта. Она включила телевизор, но тут же его выключила и, оглядевшись, увидела радиоприемник, встроенный в стену прямо над кроватью. Довольно быстро ей удалось поймать прелестную старинную музыку. Затем Анни открыла свой портфель и разложила по столу бумаги. Пусть он подумает, что она поглощена работой. Она займется бизнес-планом для своего будущего бухгалтера. И, деловито нахмурив брови, она попыталась сосредоточиться.

…Только в два часа она услышала, как кто-то осторожно стучит в дверь.

Ее руки дрожали, когда она бросилась выключать радио. Она подбежала к двери и глянула в глазок. Этот кто-то был в темном пальто, голова этого человека была опущена. Вот и все, что она сумела разглядеть. Она отперла дверь.

— Джордан?

Дверь распахнулась. Высокий мужчина поспешно шагнул в номер. Это был он.

— Привет, Анни. Рад тебя видеть снова. — Джордан пожал ей руку, мягко тронув другой рукой. Потом обрывисто добавил, обводя глазами комнату: — Ты выглядишь великолепно.

Он расстегнул пальто и провел рукой по волосам:

— Прости, что так поздно, но мне нелегко было вырваться. Анни взяла из его рук пальто и положила на стул.

— Что у тебя с голосом? — спросила она.

— Думаю, я произнес слишком много речей. Здесь найдется чего-нибудь выпить?

Анни молча достала ему пиво, а себе налила немного виски. Джордан старательно не смотрел ей в глаза. Он ходил по комнате и разглядывал картины на стенах и затейливую мебель. Она чувствовала, что он так напряжен, что из него вот-вот посыплются искры. Лицо у него стало несколько шире, чем было прежде, да и брюшко слегка округлилось. Каштановые волосы слегка побелели, но были все еще густыми и волнистыми. Легкая седина даже шла ему.

— Итак, — повернулся он к ней, — скажи, что происходит?

— Почему бы тебе не сесть? — показала Анни на диван.

Джордан сел на самый край, упершись локтями в колени. На нем были темные брюки и голубая рубашка, под цвет глаз. Свет лампы поблескивал на его волосах, высветив их.

Анни осталась стоять. Держась за спинку стула, она начала подготовленную речь.

— Позволь сказать, что мне крайне неловко причинять тебе беспокойство. Я надеюсь, для тебя не было шоком, когда я позвонила. Мне надо было предупредить тебя. Но теперь я хочу кое-что объяснить.

Джордан кивнул.

— Хорошо, я тебя слушаю.

— Я… забеременела в конце второго курса — летом семидесятого года. У меня был в Оксфорде парень, но к этому времени мы расстались. Короче, у меня появился ребенок, я назвала его Томом. А потом случайно я снова встретила того парня, и мы поженились. Эдвард — мой муж — решил Тома усыновить. Но недавно Том вдруг подумал, что Эдвард — ненастоящий его отец… а что его отец — ты.

Джордан резко опустил стакан, пиво выплеснулось на пол.

— Как это пришло ему в голову?

Анни чувствовала, как будто разговаривает со стеной, а не с живым человеком. Она хлебнула виски и села напротив Джордана.

— Ты помнишь фотографию, которую мне прислал? Ты и я на лужайке у здания Леди Маргарет Холл в тот день, как ты уехал из Оксфорда?

Джордан утвердительно опустил веки и первый раз посмотрел ей в глаза.

— У тебя все еще сохранилась эта фотография? — спросил он.

— Она у Тома.

— Иисус!

— Он нашел ее в старом чемодане. И это, кажется, на него очень сильно подействовало. Он думает, что ты, возможно, его отец. Я говорила ему, что это не так, но мне не удалось его убедить… Мы поссорились. И он куда-то пропал на неделю. Никто не знает куда. Я только хотела предупредить тебя об этом. Том следует, как правило, порыву, а не рассудку. Он может разболтать о своих домыслах кому угодно, а слухи могут попасть в газеты. Я даже думаю, что он намеревается встретиться с тобой.

Джордан нахмурился.

— И это что — все свидетельства? Какой-то парень находит фотографию своей матери с кем-то, кого не знает, и решает, что этот человек — его отец?

Анни сжала губы. Как он может говорить об этом с таким равнодушием?

— Нет, это не «свидетельство», как ты это называешь. И не шантаж, и не попытка помешать тебе стать президентом. Я просто стараюсь тебе помочь.

Джордан опустил голову.

— Прости меня. Сейчас я живу в сумасшедшем мире. — Он улыбнулся, и эта улыбка удивительно преобразила его лицо. — Прости.

— Ладно, не стоит. — Анни выпрямилась на стуле и скрестила ноги. — Но из-за этого свидетельства Том кинулся разыскивать документы о своем рождении и узнал, что я и Эдвард не были женаты в момент его рождения. Естественно, это его очень расстроило. К тому же… — Анни поколебалась. — Я думаю, кто-то ему сказал, что он похож на тебя. В молодости. Как на той фотографии.

Джордан молчал довольно долго.

— Этот парень похож на меня? — медленно произнес он, глядя ей в глаза. Сердце Анни дрогнуло. Те же глаза. Та же ленивая улыбка…

— Все обычно говорят, что Том похож на меня.

Джордан затряс головой.

— Анни, давай говорить начистоту. Это не просто идея, которая взбрела ему в голову? Он действительно может быть моим сыном? Когда он родился?

Ей только показалось, или он рад это слышать? И не просто рад… счастлив!

— Мы все считаем, что его отец — Эдвард, — твердо произнесла Анни. — Я хотела бы, чтобы так думал и Том. Он хороший парень, без всяких комплексов. У меня своя семья, две дочки, муж. У тебя жена, положение. Единственное, что я хочу — это найти его и вернуть обратно. И мы будем продолжать свою жизнь такой, какой она и была. — И, проведя рукой по подолу платья, она добавила: — Он родился семнадцатого марта 1971 года.

— Ясно. — Джордан замолчал на минуту, Анни почти слышала, как он считает месяцы. Чтобы переменить тему разговора, он спросил:

— Как тебе удалось дозвониться до меня?

— Не волнуйся, об этом никто не знает. У меня есть подруга. Роза. Она мне помогла. Ты, может, помнишь…

— Роза Кассиди? — встревоженно перебил ее Джордан. — Эта издательница? Иисус, Анни, почему ты сразу не отправилась на передачу «Ларри Кинг в прямом эфире» и не рассказала там все?

— Роза никому ничего не скажет, — возразила Анни. — Она — моя лучшая подруга.

— Хм. И она знает, зачем тебе понадобилось мне звонить?

— Конечно нет, — солгала Анни.

— А откуда она знает, как до меня добраться?

— Она и не знает. Это сделал один из твоих оруженосцев.

— Моих оруженосцев? — Джордан открыл рот от изумления — обычная его реакция на сугубо британское словечко.

— Один из тех, кто помогает тебе в избирательной кампании, я не знаю, как ты их зовешь. Рик… Я не помню фамилии. Ты знал его в Оксфорде.

— Рик Гудман? — нахмурился Джордан.

— Да. Что-нибудь не так?

Джордан не ответил. Он погрузился в свои мысли, потом вдруг наклонился к ней.

— Расскажи мне о Томе.

Анни попыталась кратко описать характер Тома, . стараясь подавить в своем голосе нотки гордости. Она рассказала о том, что Том провалился на экзаменах в Оксфорд, но проявил упорство и не сдался. На следующий год все-таки поступил туда. Джордан задал несколько вопросов, которые заставили Анни улыбнуться — они были чисто мужскими. Занимается ли Том спортом? Есть ли у него девушка? Что он делал в странах бывшего Советского блока? Джордан всерьез интересовался Томом, и Анни вспомнила, что у него и его жены нет детей.

— Он, похоже, отличный парень, — заключил Джордан. — Но, боже, Анни, беременность в девятнадцать лет! Если бы я мог помочь!

— Считай, что ты помог. Да, все это было ох как несладко, — улыбнулась Анни. — У меня не было денег, только ребенок и маленькая квартирка из двух комнат, кухня и ванна двумя этажами ниже, общая с соседями. Днем я работала, а вечером училась, стараясь завершить свое образование. Но у меня была одна великолепная вещь. — Она глянула на Джордана. — Твоя машина. Ты ее помнишь?

Джордан медленно кивнул. Они как будто вернулись в то время. На мгновение Анни забыла, о чем говорила. Но потом продолжила:

— Каждое воскресенье я отправлялась на этой машине в парк или за город. Я заворачивала Тома в одеяло. Положу его рядом на траву и читаю воскресные газеты. Трудно передать, что эти минуты значили для меня. Они были лучшей частью недели. Даже сейчас, когда я гляжу на эту машину, я часто вспоминаю о тебе.

— Она до сих пор существует?

— Она у Тома. Я подарила ее ему, когда он поступил в Оксфорд.

— Серьезно? — Джордан рассмеялся и откинулся на спинку дивана. — Здесь так спокойно. — Он снова выпрямился, и в его осанке Анни вновь ощутила тот удивительный шарм, который так отличает американских мужчин. — Я уже не помню, когда я провел день без людей, телефонов и газет.

— Тебе было легко прийти сюда?

— Я отправился играть в карты со своей охраной. Иногда я это делаю, чтобы успокоить нервы. Я поиграл немного, потом сказал им, что иду спать. Пройдет немало времени, пока они хватятся. Сегодня — «Халловен». Я стащил одну маску и надел шляпу. Даже моя мать не узнала бы меня.

— А как ты чувствуешь себя, участвуя в президентской кампании?

— Как в гоночном автомобиле на скоростной трассе. Ужасно. Непредсказуемо. Великолепно. Отвратительно. Иногда смешно.

— Что в этом смешного?

— Ох… люди — то, что они говорят и что хотят. Вчера я выступал в Нью-Джерси и потом отвечал на вопросы. Одна пожилая дама подошла ко мне и долго расспрашивала о том, что я собираюсь сделать в здравоохранении. Ее вопросы были довольно глуповатыми, но я постарался удовлетворить ее любопытство. Когда она от меня отстала, я услышал, что она говорит своему другу: «Какой mensch! Вы уверены, что он не еврей?»

Анни рассмеялась вместе с ним.

— Но тебе эта гонка нравится?

— Похоже, что да. Это — как победа в теннисе во всех турнирах подряд, или как если ты — звезда Бродвея, или будто ты непрерывно занимаешься любовью. Причем все эти ощущения испытываешь одновременно. — Он повернул голову и взглянул на нее. Она всей кожей ощутила его взгляд. — Я до сих пор помню, как ты играла в пьесе в своих потрясающих туфлях.

Анни мягко перевела разговор:

— Это было так давно.

— Так ли? — Глаза Джордана блеснули. — Ты выглядишь по-прежнему. Как хорошо, что ты не постриглась. Я вспоминал тебя очень часто.

— Я тоже, — тихо призналась Анни. Некоторое время они молча глядели друг другу в глаза.

Джордан протянул к ней руку.

— Анни, — мягко произнес он, — скажи мне правду. Том — мой сын, верно?

— Я не знаю, — Анни почувствовала, что ее лицо ее выдает.

Джордан выпрямился.

— Но ты думаешь, что мой. — Он внимательно следил за ее лицом. — Не так ли?

Ей вдруг перехватило дыхание. Она подошла к бару.

— Выпьешь еще? Он подошел к ней.

— Ты думаешь, что мой, — он мягко развернул ее к себе лицом.

Она и забыла, что он очень высокий. Она видела, как вздымается его грудь при каждом вдохе… Она отвела глаза.

— Возможно. Я не могу сказать этого наверняка. Том мог быть твоим сыном. А мог быть и Эдварда. Но я всегда думала, что ты, может быть, меня уже забыл.

— Забыл? — Джордан недоуменно поднял плечи.

— Ты серьезно? Забыл ту реку и те ивы? И твое лицо, когда ты прощалась со мной? Ты даже мне ни разу не ответила на письмо!

— Я не могла! Я же вынуждена была бросить колледж! Если ты и писал, они не знали, где я, и не могли мне передать. Да и что я могла бы сказать? «У меня, возможно, твой ребенок?»

Между ними снова повисла пауза. Лицо Джордана смягчилось. Он улыбнулся. У Анни защемило сердце.

— Могла бы и сказать. — Его взгляд скользнул по ее телу. — Но лучше так: «Я надеюсь, что у меня твой ребенок».

Анни выпрямилась и почувствовала, что ее щеки заливаются краской. Ей не следовало пить столько виски. Мысли в голове стали путаться. Внезапно она почувствовала стену за спиной. Джордан двигался прямо к ней. Он положил руки на стену по обеим сторонам от ее головы. Она почувствовала, какое у него горячее дыхание.

— Перестань, Джордан, — произнесла она.

— Это ты перестань, — сказал он и наклонился, чтобы поцеловать ее.

Анни открыла рот, чтобы воспротивиться, но ощутила, как ей в рот проник его язык. И тут же теплая волна пробежала по ее телу. Из головы улетучились все мысли — осталось только ощущение тяжести его ног, тепла его спины под ее ладонями. Ей нестерпимо захотелось запустить свои пальцы в его голову и прижать эту голову к своей.

«Ты не должна делать этого», — словно произнес осторожный голос. «Только раз», — мысленно ответила она ему. Анни обняла Джордана за шею и почувствовала тепло его кожи и силу его мускулов. Ее руки вытянули его рубашку вверх, чтобы легче было коснуться его обнаженной спины. Он шагнул назад, увлекая ее на кровать.

Анни закрыла глаза, когда его вес надавил на нее. Джордан целовал ее шею, уши, его волосы мягко касались ее щек. Всем телом она отвечала на любое его движение. Он расстегнул ее платье и тронул ее грудь.

«На нас слишком много одежды, — решила Анни. — Сколько всяких пуговиц, крючков и поясов!» Она потянула за рукав рубашки Джордана и обнажила одно его плечо. Джордан наклонил голову и губами прошелся по ее груди и ниже. Анни простонала, когда его язык коснулся ее пупка. Наслаждение было таким острым, почти невыносимым. Опустив руки, она расстегнула его ремень.

Когда раздался телефонный звонок, они оба чуть не вскрикнули от неожиданности и ярости на это непрошеное вторжение. Наступила тишина. Джордан бессильно опустил голову на грудь Анни и разочарованно закрыл глаза.

— Черт побери.

Телефон продолжал трезвонить, Анни внезапно вспомнила, зачем она здесь, и поняла, что она должна непременно ответить на звонок. Она выскользнула из под Джордана, натягивая платье на плечи. При этом ее сумка упала с кровати на пол. Отвернувшись он Джордана, она села на край кровати, и спустила ноги на пол. Затем подняла телефонную трубку и глубоко вздохнула.

— Анни Гамильтон, алло?

— Анни, девочка, это была отличная новость! — прогудел в трубке голос. — Тебе следовало сделать это несколько лет назад. Я тебе об этом давно говорил. Конечно, ты можешь заключать контракты на мои книги! Не оставляй меня с этим молокососом, сыном Гарри Робертсона.

Анни рассмеялась. Трелони Грей, как истинный ирландец, не мог не подурачиться. И, конечно, ему и в голову не могло прийти, что в Америке сейчас совсем другое время суток. Он никогда не покидал границ Европы. Анни представила его в кабинете с мебелью в стиле королей Георгов и стенами, закрытыми деревянными панелями. Наверное, он сидит перед камином с бутылочкой виски.

— Я получил твое письмо сегодня утром, — сказал Трелони. — Сразу по возвращении из Нааса со скачек. Моя лошадь отстала от победителя на четверть мили.

Слушая его болтовню, Анни вдела руку в рукав. За спиной раздалось скрипение пружин. Она поняла, что Джордан собирает вещи, высыпавшиеся из сумки, и возвращает их на место, но она старалась на него не смотреть.

— Спасибо, Трелони, я очень рада. Я постараюсь, чтобы ты об этом не пожалел. Но я должна тебя предупредить — Джеку это очень не понравится.

Трелони Грей угрожающе выдохнул:

— Пусть только вякнет, и я вставлю его в свою книгу. Я начал ее как раз с тридцать шестого года. Именно в этом году я и его отец вместе отправились в университет. Гарри Робертсона едва не отчислили за то, что он нарисовал фиговый листок на статуе.

Анни вдруг поняла:

— Ты что, взялся наконец за свои мемуары?

— И получил от этого колоссальное удовольствие, дорогая. Мне есть что вспомнить. Я не рассказывал тебе историю о Вили Моэме и устрицах, это когда ему взбрело в голову поработать официантом на корабле «Блю Трейн»?

— Нет, Трелони, — медленно произнесла Анни, застегивая пуговицы. — Я такого не помню.

К моменту, когда Трелони кончил рассказывать ей свои анекдоты и попрощался, Анни приняла несколько решений. Первое — за эту книгу надо запрашивать самую большую цену. Второе — права на нее надо продать как можно быстрее. Третье — те проценты, которые она получит, дадут ей возможность развивать свое дело на протяжении года, не меньше. Четвертое, и последнее, — она не хочет заниматься любовью с Джорданом.

Смеясь над анекдотами Трелони и прикидывая, удастся ли издать книгу к следующему Рождеству, Анни каждую секунду помнила о Джордане и чувствовала на своей спине его взгляд. Когда Трелони повесил трубку, она некоторое время продолжала сидеть с трубкой у уха, стараясь собраться с мыслями. Затем аккуратно положила ее на рычажок и выпрямилась. Джордан сидел на кушетке, его волосы были взъерошены, полы рубашки были выпущены из брюк, он смотрел на нее.

Она коротко рассмеялась.

— «Такова прихоть Судьбы». Кажется, так говорят в «Джентльмены предпочитают блондинок»? — Она отыскала на полу туфли и втиснула в них ноги. — Джордан, мы, похоже, сошли с ума. Чем мы занимаемся здесь?

Джордан поднял брови.

— Сексом, — отважился он признаться. Анни увидела, что лежало рядом с ним. Сверточек, выпавший из ее сумки. Со смущением Анни поняла, что это — то, что она приобрела в гостиничном киоске. Пачка презервативов. Джордан заметил ее взгляд и полез в карман, из которого извлек абсолютно такую же пачку.

Некоторое время Джордан испытующе глядел на нее и внезапно хлопнул рукой рядом с собой.

— Садись сюда, о мудрейшая из женщин, и расскажи, что ты там замышляешь. Это был тот самый Трелони Грей?

Анни села рядом, сохраняя некоторую дистанцию, и рассказала о том, что решила создать свое собственное агентство. Джордан расспросил о деталях — об авторских правах, об агентствах и процентах. Оба они понимали, что этот сугубо деловой разговор поможет им остыть… И это сработало. Мысли Анни переключились на аукцион, который ждал ее в Нью-Йорке. Джордан принял свой привычный вид внимательного слушателя.

— Давай, дерзай! — с чисто американским энтузиазмом воскликнул Джордан. — У тебя получится, я уверен! Анни покачала головой, вспомнив об его собственных целях.

— Мои цели такие скромные в сравнении с твоими. С твоим будущим постом.

— Погоди, мне еще надо победить.

— Все прочат тебе победу. А знаешь, мне только недавно пришло в голову, что я тоже хочу почувствовать себя победителем.

— Что-то в этом роде я слышал и от Джинни. — Джордан вздохнул и провел рукой по лицу. — Она мне очень сильно помогла. Не знаю, как бы я справился без нее. Жаль, что сейчас ей пришлось уйти в тень — ради успеха избирательной кампании. Я даже не могу просто упоминать ее имя, чтобы не растерять голоса. И мне как-то стыдно перед ней.

— А ты никого не слушай, — сказала Анни. — Советчики не всегда дают правильные советы. Если ты хочешь стать хорошим президентом, тебе следует иногда принимать то решение, которое тебе подсказывает твоя интуиция. Ты должен дать ей понять, насколько ты ей благодарен.

Джордан глянул на нее.

— Но как? Когда я откровенно заявлял, что во многом полагаюсь на ее разум и ее взгляды на мир, это привело лишь к тому, что люди стали поговаривать, что я смотрю ей в рот и на деле править страной будет она.

Анни прищелкнула языком.

— Да пусть говорят что угодно. В конце концов, выбирают-то они тебя, а не ее. Самое главное не слова, а чтобы люди почувствовали, как ты к ней относишься.

Джордан немного подумал.

— А что я должен сказать?

— Да что тебе подскажет твое сердце. Скажи просто, что любишь свою жену, что гордишься ею. И не надо вдаваться в подробности.

— Никаких объяснений и оправданий.

— Именно так.

— Что подскажет сердце, — медленно повторил Джордан. — Да, пожалуй, ты права. — Он глянул на нее так, что у нее закололо в груди. — Знаешь, ты все-таки потрясающая женщина.

Анни улыбнулась.

— Я знаю.

Она увидела, что его лицо опять затуманилось страстью. Надо скорей прервать это чарующее, обжигающее молчание.

— Джордан, тебе не пора обратно? — Джордан глянул на часы.

— Иисус, уже пять часов! — Он вскочил. — Мне надо успеть к утреннему выпуску новостей.

Джордан пересек комнату и поднял свой пиджак. Запустив руку в карман, он глянул вниз и поспешил застегнуть рубашку. Вдруг он остановился и лукаво глянул на Анни.

— Ага, одна пуговица у меня пропала. Интересно, кто это ее у меня оторвал? — Анни вспыхнула.

— Что ты думаешь о моей маскировке? — спросил он, доставая маску для «Халловена». Анни рассмеялась.

— Да, я знаю, как я выгляжу, — сказал он. — Но в службе безопасности ребята незатейливые — это они додумались устроить «Халловен» у нас в самолете, и чтобы у каждого была маска «президента».

— Выбрал хотя бы Линкольна или Рузвельта. — Джордан повесил маску на запястье.

— Я взял первое, что подвернулось под руку. В конце концов она позволила мне пробраться сюда. Надеюсь, она поможет мне и на обратном пути. Ты не волнуйся, я надену ее, только когда буду входить в гостиницу.

Он подошел к столу и написал что-то на бумаге.

— Здесь написано, как до меня добраться, если объявится Том. Если меня не будет, оставь сообщение: «Анни сказала, что все в порядке». Если он попытается связаться со мной, я дам тебе знать. И постарайся не волноваться, — добавил он, уловив тревогу в ее глазах. — Мне кажется, он умный парень.

Внезапно Анни вспомнила одну вещь.

— Подожди!

Она подбежала к столику и вытащила из сумки фотографию Тома, которую специально привезла для Джордана. Только сейчас она поняла, почему выбрала именно эту. Здесь Том был просто вылитый Джордан. Держа фотографию так, чтобы он не мог ее видеть, Анни запихнула ее в карман его пиджака.

— Что это?

— Подарок. На счастье. Посмотришь позже, когда рядом никого не будет.

Джордан нежно погладил карман, в глазах его мелькнула догадка.

— Я хотел бы когда-нибудь встретиться с ним, — произнес он. — Конечно, я ему ничего не расскажу. Я слишком много поставил на карту. Но мне очень бы хотелось его повидать.

— Я знаю. Я подумаю об этом.

Она молча наблюдала, как он застегивает пиджак. Больше его ничего здесь не держало. Джордан легко опустил руки на ее плечи.

— Ну что, мне, наверное, пора…

Анни молча кивнула. Она в последний раз жадно глядела на его лицо, на его рот, глаза, непокорные волосы — она хотела запомнить каждую черточку. Его глаза говорили ей то, что она хотела, так хотела от него услышать, все эти долгие двадцать два года.

Джордан наклонился.

— Это за моего сына, — он поцеловал ее в щеку. — Это за тебя, — он поцеловал ее в другую щеку. — А это за меня. — Он прильнул губами к ее губам.

Анни от неожиданности отпрянула — насколько ей позволили туфли на высоких каблуках, чувствуя, что его руки сжимают ее все сильнее. Но внезапно Джордан отпустил ее и выскользнул в коридор. Дверь захлопнулась.

Анни приложила руку к губам. Они горели. Она даже не слышала звука его шагов.

34

Разговорчивый малый

— Роза? Это Рик. Что, черт побери, происходит?

— А что происходит?

— Прекрати меня дурачить! Это серьезно.

— Что именно?

— В пять утра парни из службы безопасности сообщили мне, что «потеряли» Джордана.

— Как это они его не уберегли?

— Это он сбежал. Сказал, что прогуляется на свежем воздухе.

— Хм. Оригинально.

— Сдается мне, что это связано с твоей подругой Анни, которая так хотела поговорить с Джорданом.

— Ну нет.

— А что это за англичанин, сын Анни? Он был в твоей квартире вчера. Что у вас с ним за дела?

— Дорогой, это — нескромный вопрос.

— Я думал, ты играешь на нашей стороне, Роза. Я не могу допустить, чтобы мой кандидат в президенты отправлялся в самоволку. Ты же хочешь, чтобы он победил. Тогда что происходит? Кто такая Анни? Я хочу знать.

— Анни — моя подруга.

— Ну, ну, не надо. У людей вроде нас есть контакты, связи, дела, но нет друзей.

— Значит, Джордан тебе не друг?

— Он мне друг! И именно потому я не хочу, чтобы он влип в какую-нибудь историю. Я не хочу, чтобы человек с такими талантами и с таким умом, как у тебя, испортил себе карьеру. А это случится, поверь мне.

— Что тебе нужно?

— Ничего мне не рассказывай, если обещала молчать. Назови только ее фамилию. Хотя бы шепотом. Остальное я разузнаю сам.

— На твою благодарность можно рассчитывать?

— На очень большую благодарность.

— И какой она будет? Я попаду в аппарат Белого дома?

— Роза, ты меня удивляешь.

— Это — прежде всего. Назови конкретную должность. И я подумаю, стоит ли мне тебе помогать…

— У меня кончается время. Думай скорее. Мы должны договориться дня через два, не позже.

— Ты всегда слишком торопишься, Гонзалес. Разве я не права? А я этого не люблю. До свидания, Рик.

— Роза…

35

Хорошие новости

Анни замерла от ужаса, когда в ее номере затрезвонил телефон. Она только что вернулась с завтрака. И вид нью-йоркцев, деловито снующих уже в семь часов утра, настроил ее на боевой лад. У нее были большие надежды на аукцион по продаже книги Себастьяна Винтера. Приехав вчера из Чикаго, она обнаружила на своем столе кучу факсов и сообщений. Хотя времени для заявок было еще достаточно, уже несколько издательств рвались принять участие в аукционе… Анни с бьющимся сердцем сняла трубку.

— Анни Гамильтон.

— Привет, привет, Анни Гамильтон. А ты, оказывается, нехорошая девочка. — Анни мигом узнала насмешливый, пропитой голос Пегги Ростофф, типичной представительницы вымирающего племени редакторов, которая, несмотря на годы, продолжала усердно прикладываться к «мартини» и смолить сигареты. Редактором она была классным, равно как и сплетницей.

Анни похолодела. Вот оно. История ее романа с Джорданом наконец просочилась в печать. Кто-то вышел на Тома. Или ее номер в Чикаго оказался с подслушивающим устройством. Она беспомощно глянула на телевизор, подумав, что следовало бы посмотреть утренние новости.

— Не говори так, Пегги, — взмолилась она. — Все гораздо сложнее, чем может показаться на первый…

— Это не я, это Джек так тебя называет.

— Джек?

Пегги щелкнула языком, наслаждаясь произведенным эффектом.

— Я знаю, на такой работе, как у нас с тобой, можно последний ум потерять, но не говори мне, что ты уже позабыла своего босса.

— Нет, конечно, — поспешила ответить Анни. — И что там с Джеком?

— Совсем плох, если судить по листку, который он мне прислал. Видно, совсем помешался, когда понял, что ты увела его лучшего автора, Себастьяна Винтера, прямо у него из-под носа. Я процитирую тебе лучшие отрывки: «глубокое личное разочарование… неразрешимое столкновение интересов… достойная сожаления потеря профессионального мастерства». Какие литературные красоты он на тебя тратит!

— Похоже, это писала его жена, — пробормотала Анни, лихорадочно пытаясь сообразить, в чем дело. Что случилось? Джек не должен был прочитать письмо до завтрашнего дня. Да и сам он вряд ли отреагировал бы на него так агрессивно.

— Кто еще получил такой факс, ты не знаешь? — спросила она.

— Все, кто собирается участвовать в аукционе, я полагаю. Ты что? Оставила Джеку поименный список? — Анни издала стон.

— Пегги, прости, что я втравила тебя в эту историю.

— Не извиняйся, дорогая. Ты молодец, что начала свой бизнес. В Нью-Йорке сейчас никому нет никакого дела до Джека Робертсона. Всех заботит только одно — как заполучить Себастьяна Винтера. — Она помедлила. — Винтер действительно твой клиент?

— Да. Если кто сомневается, пусть сами ему позвонят. И не только он, — горделиво заявила Анни. Издательский мир ценил мнение Пегги. Совсем не повредит, если она где-нибудь обмолвится о ней добрым словом. — Есть еще несколько писателей, с которыми я уже работала, готовых пользоваться услугами моего агентства.

— Рада слышать. А какие?

Анни выложила свой козырной туз:

— Для начала Трелони Грей. В следующем году я предложу на продажу его автобиографию.

— Отлично! — оживилась Пегги. — Слушай, я буду на твоем аукционе, только подпишу нужные документы у своего босса.

Анни положила трубку, и тут же телефон зазвонил снова, она не успела даже снять руку, репортер из «Паблишн Ныоз». Как Анни прокомментирует пресс-релиз, полученный ими от агентства «Смит энд Робертсон» этим утром? На мгновение Анни замерла, ошеломленная известием о пресс-релизе.

— Сейчас я занята подготовкой к аукциону, — она постаралась придать своему голосу деловой тон. — Но я была бы рада позвонить вам попозже и дать интервью по поводу своего нового агентства. Кроме того, могу рассказать там, какие издательства заинтересовались новой работой Себастьяна Винтера.

Она снова опустила трубку, чувствуя себя загнанной в угол. Что она сделала такого, чтобы с ней так поступали? Она представила, как два черта в преисподней, распивая пиво, переговариваются. «Мне скучно», — говорит один. «И мне, — вздыхает второй, — давай развлечемся — устроим что-нибудь Анни Гамильтон».