Они каждое утро по часу занимались с Септахом Мелайном в фехтовальном зале, находившемся в восточном крыле Замка. Септах Мелайн стал использовать этот зал для упражнений с первых же дней царствования Престимиона. Это была светлая комната с высоким потолком. Через восемь высоких восьмиугольных окон после полудня ее заполняли потоки яркого света. Поговаривали, что это помещение было выстроено еще в дни лорда Гуаделума — а лорд Гуаделум правил в незапамятные времена, — следовательно, и эта комната использовалась в качестве гимнастического или фехтовального зала на протяжении почти половины истории мира.

— Рапира, — сказал Септах Мелайн, — является поистине универсальным оружием. Она достаточно легка, чтобы позволить продемонстрировать большое искусство, но тем не менее ею можно нанести противнику серьезные повреждения, когда она используется для защиты. — Он обвел быстрым взглядом полукруг учеников, сразу же решил, что будет проводить показ не с Поллиексом, и автоматически перевел взор на другую сторону, где поджидала вызова Келтрин. — Вы, госпожа. Выйдите вперед. — Он сопроводил свои слова энергичным движением поднятого вверх клинка.

— Ваша маска, господин! — раздался голос из середины группы. Он принадлежал Тораману Канне, сыну принца Сиринксского, юноше со смуглой гладкой кожей и привлекательными миндалевидными глазами. Только он один осмеливался делать замечания учителю.

— Да, моя маска… — Септах Мелайн кисло усмехнулся и снял со стены одну из масок Он всегда настаивал на том, чтобы его ученики на всех занятиях с острым оружием закрывали лица защитными сетками; любой из новичков вполне мог случайно выбить глаз другому юному принцу или как минимум поставить огромный синяк, при виде которого вся родня бедного пострадавшего ребенка подняла бы возмущенный крик.

А однажды и ему самому предложили надевать маску во время учебных занятий, чтобы подавать тем самым ученикам надлежащий пример. Септаху Мелайну это показалось дикой глупостью: из всех людей на свете сказать такое именно ему, человеку, чью защиту ни разу не удалось преодолеть ни единому фехтовальщику в мире, лишь однажды во время битвы при Стимфиноре, когда он сражался одновременно с четырьмя противниками, какой-то трус, подкравшись сзади, все-таки сумел его поранить. Однако ради воспитания молодежи, он все же согласился на это. Тем не менее ученикам приходилось частенько напоминать ему в начале каждого занятия о том, что он не надел столь ненавистный намордник.

— Нельзя ли попросить вас сюда, госпожа? — с изысканной вежливостью осведомился он, и Келтрин переместилась в центр группы.

Септах Мелайн все еще не смог до конца смириться с мыслью о том, что женщина может быть мастером фехтования. Он всегда лучше чувствовал себя в компании молодых людей, чем в обществе девушек: просто таков был его характер. Несколько юношей всегда входили в его свиту. Правда, причиной того, что его ученики всегда принадлежали к мужскому полу, были не столько его, сколько их собственные предпочтения: Септах Мелайн никогда еще не слышал о том, чтобы женщина всерьез захотела научиться владеть оружием, — до сих пор, во всяком случае.

Странность состояла в том, что эта самая Келтрин, казалось, была создана специально для спорта. Семнадцатилетняя девушка, ловкая и быстрая, выглядела настолько худощавой, что при беглом взгляде ее можно было принять за мальчика; ее руки и ноги были непропорционально длинны, а это всегда считалось естественным преимуществом для фехтовальщика. Она обладала сияющей красотой своей старшей сестры, таким же, как у сестры, цветом волос, лица и глаз, но если каждое движение Фулкари было исполнено мягкой соблазнительности, которая была очевидна даже для Септаха Мелайна, хотя он и не поддавался на нее, то движения младшей сестры отличала неудержимая игривая угловатость, казавшаяся ему восхитительно неженственной. При этом Фулкари нельзя было представить себе размахивающей мечом, тогда как в руке Келтрин оружие ни в коей мере не казалось неуместным.

Она стояла перед ним, спокойно выпрямившись и держа рапиру опущенной вдоль ноги. В то же мгновение, когда Септах Мелайн поднял оружие, она подняла свой клинок и приняла оборонительную позицию, готовая отразить его атаку. Она стояла вполоборота, и ее профиль был очень узким: с первого же дня занятий в классе фехтования она чем-то туго перетягивала груди, так что казалось, будто под белой стеганой защитной курткой они отсутствуют вовсе. Такую же мысль внушал себе и Септах Мелайн. Он никак не мог привыкнуть скрещивать клинки с противником, обладающим заметно выпуклой грудью.

Это было первое занятие с рапирами после того, как Келтрин присоединилась к группе. Девушка держала оружие не лучшим образом, так что Септах Мелайн недовольно встряхнул головой и легким движением своего клинка отбросил ее рапиру вниз.

— Давайте, госпожа, начнем с положения руки. Мы пользуемся зимроэльским хватом: кулак обхватывает рукоять несколько дальше от гарды, и пальцы расставляются значительно шире. Вы скоро убедитесь, что так вы получаете большую свободу движений.

Она выполнила указания. Маска закрывала ее лицо, так что нельзя было сказать, какие эмоции вызвало в ней замечание. Когда Септах Мелайн снова поднял рапиру, она вскинула свою, нетерпеливо покачивая клинком, как будто поторапливая его начать схватку.

Нетерпение было одним из тех качеств, с которыми Септах Мелайн никогда не мог мириться. Вот и сейчас он намеренно заставил ее выжидать.

— Давайте сначала рассмотрим некоторые основные принципы, — сказал он. — Я уверен, что вы знаете, каковы наши главные действия с этим оружием: выпад, укол, парирование контрвыпада противника и собственный ответный удар. Мы используем только острие клинка. Наша цель — все тело. Впрочем, все это вы уже должны знать. Я хочу научить вас особенной вещи, которая называется разделением мгновения. Вам приходилось когда-нибудь слышать такие слова, госпожа?

Она отрицательно помотала головой.

— Означают они вот что: хороший фехтовальщик должен скорее сам уметь управлять временем, нежели позволять ему управлять собой. В повседневной жизни каждый из нас ощущает время как непрерывный поток, как реку, которая без перерывов и замедления продвигается от истока к устью. Но ведь на самом деле река состоит из крошечных частиц воды, каждая из которых не похожа на соседнюю. Двигаясь в одном направлении и с одной скоростью, они создают иллюзию целостного единства. Хотя это только иллюзия.

Понимала ли она его? Лица видно не было, а она не выказывала никакой видимой реакции.

— Так и со временем, — продолжал Септах Мелайн. — Каждая минута часа это отдельная частица. Как и секунда минуты. Ваша задача состоит в том, чтобы отделить одну от другой каждую частицу каждой секунды и рассматривать вашего противника так, будто он перемещается из одной частицы в следующую, совершая прерывистые прыжки. Это непростое искусство, зато как только вы им овладеете, вам ничего не будет стоить воспользоваться паузой между одним из его прыжков и следующим. Например…

Он знаком приказал девушке встать в позицию и немедленно перешел в наступление. Сделав выпад, он позволил ей парировать, сделал еще один выпад, но на этот раз пробил ее защиту, отбросив ее клинок в сторону и заставив тем самым соперницу открыть левое плечо, которого он коснулся острием рапиры. Отступив, он снова атаковал, и, прежде чем Келтрин успела осознать, что «ранена», она получила еще один укол, на сей раз в другое плечо. А рапира Септаха Мелайна в третий раз скользнула сквозь ее бессильную оборону и осторожно, очень осторожно, прикоснулась к середине груди чуть выше того места, где начинались маленькие груди, которые она старательно перетягивала.

Вся демонстрация заняла считанные секунды. Движения Септаха Мелайна казались ему самому медленными — ужасно медленными, — но ведь он судил себя по собственной мерке двадцатилетней давности. Хотя за все эти двадцать лет ему еще не приходилось сталкиваться с фехтовальщиком, который мог бы соперничать с ним в скорости.

— Теперь, — сказал он, отбросив маску вверх и расслабившись всем телом, — хочу напомнить вам, что целью того, что я только что сделал, было не доказательство моего превосходства в искусстве фехтования — это, я думаю, все мы можем принять как само собой разумеющееся, — а демонстрация возможности применения теории разделения мгновения на практике. Могу почти точно описать ваши ощущения. Подозреваю, вам казалось, что происходит какая-то совершенно непонятная атака, в ходе которой более высокорослый и умелый противник безжалостно атакует вас со всех сторон сразу и снова и снова тычет в вас рапирой, пока вы стараетесь уловить последовательность его действий. Тогда как я видел ряд дискретных интервалов, застывших картинок вы были здесь, а затем оказались там, а я, воспользовавшись паузой между этими вашими положениями, коснулся вашего плеча. Затем я отступил, вернулся на исходную позицию, нашел промежуток между следующими двумя позициями и снова преодолел вашу оборону. И так далее, и так далее… Вы понимаете меня?

— Кажется, да, но не до конца.

— Естественно. Я и не ожидал немедленного результата. Но все же давайте повторно разыграем ту же самую последовательность действий. Я буду делать все точно так же, как и в первый раз. А вы попробуйте воспринимать меня не как непрерывно и слитно двигающийся вихрь, а как серию картинок, на которых я изображен занимающим сначала одну позицию, затем другую, затем следующую… То есть вы должны видеть меня быстрее, чтобы мои движения, по вашему собственному ощущению, казались более медленными. Возможно, сейчас, госпожа, мои слова не имеют для вас ясного смысла, но, уверен, рано или поздно вы его постигнете. Защищайтесь, госпожа!

Он снова атаковал девушку. На сей раз она действовала, пожалуй, даже еще хуже, хотя уже знала откуда и в каком порядке последуют удары В том, как она пыталась отбивать выпады учителя, чувствовалась лихорадочная, какая-то отчаянная спешка, отчего Келтрин отступила далеко назад, так что Септаху Мелайну пришлось сильно вытянуться, чтобы, как и в первый раз, «уколоть» ее острием рапиры. Но и девушка, казалось, смогла кое-что уловить из его загадочного монолога о разделении мгновения. У Септаха Мелайна сложилось впечатление, что она пыталась каким-то образом замедлить полет времени, задерживая свою реакцию на его выпады до самого последнего момента. Конечно, в таком случае ее защита должна была оказаться чрезмерно поспешной. Против такого фехтовальщика, как Септах Мелайн, такой образ действий был наилучшим способом погубить себя, но, по крайней мере, девушка сразу же попыталась воплотить метод в действительность.

Снова он нанес три укола: в оба плеча и в грудную кость.

И снова остановился и сдвинул маску назад. Девушка сделала то же самое. Ее щеки пылали, а взгляд горел угрюмым негодованием.

— Сейчас гораздо лучше, госпожа.

— Как вы можете так говорить? Я действовала просто ужасно. Или вы просто хотите посмеяться надо мной… ваша светлость?

— Ах нет, госпожа. Я здесь для того, чтобы учить, а не насмехаться. Вы действовали хорошо, лучше, чем, вероятно, вам самой кажется. У вас определенно есть потенциал. Но эти навыки нельзя выработать за один день. Я лишь хотел показать вам то направление, в котором вам следует работать. — А ведь, пожалуй, занимательная задача, подумал он, сделать из этой девочки настоящего мастера фехтования. — А теперь посмотрите, как я буду проделывать то же самое с человеком, успевшим лучше усвоить мою теорию. Понаблюдайте, если сможете, насколько спокойно он воспримет мою атаку, как он будет словно останавливаться, в то время как на самом деле будет находиться в непрерывном движении. — Септах Мелайн обвел глазами группу учеников. — Аудхари!

Это был лучший из учеников Септаха Мелайна, правнук лорда Олджеббина, бывшего Верховным канцлером при коронале Конфалюме, дальний родственник Престимиона, высокий и сильный юноша со Стойензара с густо усыпанным яркими веснушками лицом. У него были сильные руки с мощными, но очень подвижными предплечьями и самой быстрой реакцией, какую только Септах Мелайн встречал у людей на протяжении долгого времени

— Защищайтесь! — скомандовал Септах Мелайн и сразу же перешел в нападение. Аудхари имел не больше шансов устоять перед ним, чем кто-либо другой, но все же умел делать паузы и не позволять мгновениям боя сливаться воедино и наплывать одно на другое. Поэтому он был способен дожидаться движений противника, отбивать их, изыскивать возможность вклинить в мгновения боя один-два собственных контрвыпада и вообще наилучшим образом демонстрировал практическое применение той теории, о которой в начале урока рассказал Септах Мелайн, пока тот методично снова и снова пробивал его защиту и наносил уколы.

Даже во время схватки с учеником Септах Мелайн почти непрерывно краем глаза следил за Келтрин. Она пристально, полностью сосредоточившись, наблюдала за происходившим.

Она разберется в этом, решил Септах Мелайн. Она никогда не станет такой же сильной, как мужчина, вероятно, не будет такой же быстрой, но у нее хороший глаз, страстное желание добиться успеха и вполне удовлетворительная боевая стойка. Он все еще не мог понять, почему молодой женщине взбрело в голову стать мастером фехтования, но решил заниматься с нею столь же серьезно, как и с любым другим из своих учеников.

— Вы пока еще не способны заметить, — сказал он, обращаясь к девушке, — как Аудхари отделяет каждое мгновение от следующего. Это происходит в мыслях и достигается в результате множества упражнений. А сейчас посмотрите, как он будет встречать каждый выпад. На меня не обращайте внимания вообще. Смотрите только на него. Еще раз, Аудхари. Защищайтесь!

— Господин! — вдруг раздался голос Поллиекса. — Ваша светлость, прибыл посыльный. — Септах Мелайн, скосив глаза, увидел, что в зал кто-то вошел — очевидно, один из пажей Замка. Он отступил от Аудхари и снял маску.

Мальчик принес сложенную втрое незапечатанную записку. Септах Мелайн окинул ее взглядом целиком, как всегда делал это с бумагами, затем пробежал глазами по строчкам с самого начала, не выпуская из поля зрения букву «В» — так подписывалась леди Вараиль. Затем он перечитал записку не торопясь, более внимательно, как будто ее содержание могло от этого измениться. Однако оно осталось прежним.

Он поднял голову.

— Понтифекс Конфалюм скончался, — объявил Септах Мелайн. — Лорд Престимион, который успел немного отъехать от Лабиринта, вернулся туда для руководства похоронами его величества. Как Верховный канцлер я тоже должен немедленно отправиться туда. Занятие окончено. Полагаю, что мы какое-то время не сможем встречаться.

Ученики сразу же сбились в кучку и возбужденно обменивались мнениями. Септах Мелайн прошел сквозь них, как будто никого не видел, и покинул зал.

Значит, наконец это случилось, думал он, и теперь все изменится.

Конфалюма больше нет, Престимион стал понтифексом, а на троне в Замке воцарится другой человек Должен появиться и новый Верховный канцлер. Правда, Корсибар, захватив корону, сохранил этот пост за Олджеббином, но несомненно сменил бы его, если бы только его царствование продлилось достаточно долго. Он просто не успел как следует подумать о таких вещах. Зато Престимион, положив конец узурпации, не теряя времени, сразу же поставил на этот пост своего человека. Деккерет, скорее всего, сделает то же самое. В любом случае Септах Мелайн знал, что последует за Престимионом в Лабиринт. Его друг ожидал от него такого поступка, и он не обманет его ожиданий Но все же… все же… Ведь говорили, что Конфалюм оправится, что ему не угрожает скорая смерть…

Событие было слишком значительным, для того чтобы его можно было осмыслить вот так, сразу.

Миновав переход, соединявший восточное крыло с внутренним Замком, Септах Мелайн прошел мимо украшенного арочным портиком серого здания — нового архива, выстроенного Престимионом, и вздымавшейся вверх, казавшейся фантастической Башни лорда Ариока. Войдя во двор Пинитора, он увидел, что навстречу ему идут бок о бок Деккерет и леди Фулкари. Они были одеты в костюмы для верховой езды и казались взъерошенными, их лица были потными и запыленными; вероятно, они ездили кататься в луга и только что возвратились в Замок

«Вот оно, начинается!» — сказал себе Септах Мелайн.

— Мой лорд! — воскликнул он.

Деккерет посмотрел на него, раскрыв рот от неожиданности.

— Что вы сказали, Септах Мелайн?

— Деккерет! Деккерет! Славьте лорда Деккерета! — громко крикнул Септах Мелайн и, воздев длинные руки, широким движением сделал знак Горящей Звезды. — Да здравствует лорд Деккерет! — И добавил, понизив голос: — Полагаю, я первый произнес эти слова?

Они оба уставились на него — и Деккерет, и застывшая на месте леди Фулкари. Затем они обменялись ошеломленными взглядами.

— Что это значит, Септах Мелайн? — хрипло сказал Деккерет. — Что вы делаете?

— Отдаю вам традиционные почести, мой лорд. Судя по прибывшим из Лабиринта известиям, Престимион стал понтифексом, и мы провозглашаем нового короналя. Или провозгласим, как только сможем собрать совет. Но теперь уже ничего не поделаешь, мой лорд. Вы теперь наш король, и я приветствую вас как короля. У вас недовольный вид, мой лорд? Неужели я сказал что-то обидное для вас?