Хроники Маджипура (№7) - Король снов

Но срывать зло на подчиненных сейчас тоже было совершенно бесполезно. Внезапный отъезд Вайизейспа Уувизейспа Аавизейспа мог привести к серьезным трудностям, а мог и не привести, хотя в любом случае лучше было готовиться к немалым осложнениям. Но, независимо от того, что затеял меняющий форму, сказал себе Мандралиска, сейчас было неподходящее время для того, чтобы лишаться своих ближайших помощников. А Тастейн еще мог пригодиться. Мальчишка был лоялен, мальчишка был умен, мальчишка был полезен.

— Вот чего я от тебя сейчас хочу, Тастейн, — сказал Мандралиска. — Ты должен немедленно отправиться на Большой базар, подойти к кому-нибудь из лавочников и сказать ему, что я хочу, чтобы он свел тебя с одним из руководителей гильдии воров. Ведь ты же знаешь о гильдии официальных воров Ни-мойи, Тастейн? О том, что они работают на базаре в содружестве с торговцами, забирают себе некоторое строго оговоренное количество товаров, а взамен охраняют торговцев от жадных неофициальных воров, которые не знают, что такое чувство меры?

— Да, господин.

— Вот и прекрасно. Поговори с ворами. Они имеют связи с местной колонией меняющих форму. Ты, конечно, знаешь, что этот город просто кишит меняющими форму. Их здесь прячется гораздо больше, чем ты мог бы себе представить. Свяжись с ними. Пользуйся моим именем. Если придется сорить деньгами, делай это не стесняясь. Сообщи им, что у меня возникла необходимость срочно отправить послание Данипиур — срочно, Тастейн! — и когда найдешь кого-нибудь, кто согласится доставить это послание, приведи его сюда, ко мне. Тебе все ясно, Тастейн?

Тастейн кивнул. Однако Мандралиска увидел на его лице непривычную тревогу.

— Ты не слишком доверяешь меняющим форму, Тастейн? — сказал Мандралиска. — Ну, а кто им доверяет? Но они нам нужны. Нужны, понимаешь? Их помощь просто необходима нашему делу. Так что выше нос. Отправляйся на базар и не трать времени попусту. — Он улыбнулся. Душевная буря, похоже, проходила; он чувствовал себя почти так же, как обычно. — Да, и скажи по пути Хаймаку Барджазиду, что я хочу видеть его. Немедленно.

Барджазид смотрел на кучку металлического кружева в руке Мандралиски — шлем для управления сознанием, — затем на Мандралиску затем снова на шлем. На только что обращенные к нему слова Мандралиски он ответил гробовым молчанием.

— Ну, Хаймак? Вы ничего не говорите, а я жду. Берите шлем. Принимайтесь за дело.

— Прямое нападение на сознание лорда Деккерета? Вы думаете, что это разумный поступок, ваше превосходительство?

— А стал бы я просить вас, если бы так не считал?

— Это же серьезное отклонение от плана Мне казалось, что мы согласились не предпринимать никаких действий против самих властителей.

— За последнее время пришлось внести в план некоторые серьезные изменения, — снизошел до ответа Мандралиска — Нужно было учесть некоторые финансовые и политические обстоятельства. Мы ведь не блокировали море, чтобы помешать флоту короналя подойти к берегу, хотя одно время и говорили об этом Мы также не стали выставлять военные кордоны вдоль побережья. И еще мы предполагали, что мы получим ценную помощь от отрядов меняющих форму, но теперь это вызывает большие сомнения. Так что Деккерет сейчас в Пилиплоке и очень скоро отправится сюда. Он пришел во главе целой армии.

— Могу ли я напомнить вам, ваша светлость, что у нас тоже есть армия?

— А вы уверены, что она будет сражаться? Это еще большой вопрос, Хаймак: будет ли она сражаться? А что, если Деккерет подойдет к нашим границам и скажет. «Вот он я, ваш лорд корональ», — а наши люди попадают на колени и начнут рисовать в воздухе знаки Горящей Звезды? Это большой риск, и я не считаю целесообразным идти на него Тем более что у нас есть это, — он разжал кулак и протянул собеседнику ладонь со шлемом. — С его помощью мне удалось довести брата Престимиона до полного безумия и сделать еще много полезных дел. А сейчас настало время обратить его против Деккерета. Держите шлем, Хаймак. Наденьте его Пошлите вашу мысль в Пилиплок, найдите Деккерета и начинайте рвать его сознание в клочья. Это, может быть, наша единственная надежда.

Хаймак Барджазид снова посмотрел на шлем в руке Мандралиски, но не взял его, даже не пошевелился.

— Мы уже давно выяснили, ваше превосходительство, — вкрадчиво сказал он, — что ваши способности к работе со шлемом намного больше моих. Великая сила вашего духа, ваш непреклонный характер…

— То есть, вы хотите сказать, Хаймак, что не станете этого делать?

— Против такого мощной энергии, какой обладает сознание лорда Деккерета, несомненно должен выступить кто-то, обладающий большей силой, чем я. Лучше всего будет, если вы сами…

Мандралиска почувствовал, как в нем снова поднимается вихрь ярости.

«Я не должен допустить этого, — сказал он себе, внутренне напрягаясь. — Сохранять хладнокровие. Хладнокровие. Хладнокровие… »

— Вы сами всего несколько дней назад сказали мне, что я слишком часто пользуюсь шлемом, — холодно, отрывисто сказал он. — И я сам нахожу в себе некоторые признаки переутомления, которое вполне может быть результатом именно этих опытов. — Его рука потянулась к любимому хлысту. — Перестаньте утомлять меня еще и этим спором, Хаймак Берите шлем. Живо. И как следует возьмитесь за Деккерета.

— Я постараюсь, ваша светлость, — с чрезвычайно несчастным видом промямлил Барджазид.

Он с величайшей аккуратностью надел шлем, закрыл глаза и, похоже, вошел в напоминавшее транс состояние, которое требовалось для работы с устройством. Мандралиска наблюдал за ним, как зачарованный. Даже и сейчас, после того, как он столько времени им пользовался, шлем Барджазида не переставал вызывать у него крайнее изумление: такая ерунда, маленькая сеточка из золотых проводов, и все же она позволяла дотягиваться за многие тысячи мили до любого сознания, даже до сознания понтифекса или короналя, вторгаться в него, подавлять волю, заставлять выполнять свои приказы…

Прошло уже несколько минут. Барджазид обильно потел. Даже сквозь темный сувраэльский загар было видно, что его лицо налилось кровью. Его голова склонилась вперед, плечи ссутулились, выдавая сильное напряжение. Нашел ли он Деккерета? Начал ли вонзать лучи кроваво-красной ярости в беспомощный разум короналя?

— Еще минута… другая…

Барджазид обвел взглядом кабинет. Дрожащими руками снял с головы шлем.

— Ну? — резко спросил Мандралиска.

— Очень странно, ваша светлость. Очень. — Его голос был хриплым, он даже слегка заикался. — Я нащупал Деккерета. Совершенно уверен, что мне это удалось. Сознание короналя нельзя спутать ни с чьим другим. Но оно… оно оказалось защищено. Это единственное слово, которое я могу использовать. У меня сложилось такое впечатление, будто он каким-то способом оградил себя от моего проникновения.

— А это возможно — с технической точки зрения?

— Да, конечно, если он тоже носит шлем и знает, как им пользоваться. У него же хранятся в Замке те шлемы, которые он когда-то отобрал у моего брата. Конечно, Деккерет вполне мог взять с собой один из них. А вот то, что он пользуется им с таким мастерством… Это, пожалуй, означает, что он знает все его возможности.

— Да вдобавок ко всему надел его на голову в тот самый момент, когда вы попытались напасть на него, — добавил Мандралиска. — Мне кажется, что такое совпадение попросту невозможно. Возможно, вы были правы, когда только что говорили, что вам просто не хватит внутренних сил, умственных сил, неважно, как их там называть, для того чтобы прорваться через оборону Деккерета. Пожалуй, я все-таки попробую сам.

Барджазид с нескрываемым удовольствием вернул ему шлем.

Мандралиска по своей привычке сложил ладони чашей и несколько мгновений смотрел на шлем, спрашивая себя, правильно ли он поступает. Ему с самого утра стало ясно, что напряжение начавшейся кампании начало заметно сказываться на его силах. Использование шлема требовало огромных затрат жизненной энергии. Дальнейшее чрезмерное напряжение душевных сил в это время вполне могло губительно сказаться на нем.

Но, пожалуй, еще хуже будет, если он позволит Барджазиду понять, до какой степени устал. А если ему удастся одним мощным мысленным ударом разрушить сознание врага, который в противном случае скоро двинется из Пилиплока сюда, к нему…

Он надел шлем. Закрыл глаза. Вошел в транс.

Послал свое сознание на юг… На восток.. В сторону Пилиплока!

Деккерет.

Конечно это был он. Пылающий алым цветом шар мощи, напоминавший второе солнце, возле самого морского побережья.

Деккерет. Деккерет. Деккерет.

А теперь… Теперь нанести удар!

Мандралиска собрал все свои силы. Это было то самое действие, от которого он так долго воздерживался, прямое нападение на его главного противника, открытая атака на того единственного человека, который скреплял воедино все силы имперской власти. По причинам, которые никогда не были до конца ясны даже ему самому, — то ли из осторожности, то ли из соображений стратегической целесообразности, то ли просто из страха? — он не нанес удар по Престимиону, когда тот был короналем, и до сих пор не наносил удар по Деккерету. Он стремился достичь своих целей более косвенными путями, постепенно, а не одним яростным наскоком. Такова была, предположил он, его природа: тишина, терпение, хитрость. Но теперь все эти колебания оказались отброшены. Настал момент обрушиться на Деккерета и уничтожить его…

Момент…

Удар!

Момент..

Удар!

Он наносил удар за ударом, но ничего не происходило. Этот пламенный красный шар было невозможно поразить. Дело было не в недостатке силы; нет, в мощи своих ударов он был абсолютно уверен. Но его яростные молнии разлетались в стороны, словно дротики, которыми играют в трактирах, от гранитного валуна. Снова, снова и снова он обрушивался на врага, и раз за разом его играючи, вероятно даже не замечая, отбрасывали в сторону.

В конце концов его запасы энергии полностью иссякли. Он сдернул шлем с головы, наклонился всем корпусом вперед, дрожа от только что перенесенного напряжения, и уронил голову на руки.

Мгновение спустя он поднял голову и взглянул на Хаймака Барджазида. Вид у того был ужасающий. Маленький человечек смотрел на него широко раскрытыми от страха и потрясения глазами.

— Ваша светлость… с вами все в порядке?

Мандралиска лишь кивнул. Он настолько изнемог, что был не в состоянии даже пошевелить языком.

— Что случилось, ваша светлость?

— Недосягаем. Точно так, как вы сказали. До него невозможно добраться. Полностью защищен. — Он закрыл разболевшиеся глаза и прижал кончики пальцев к векам. — Как вы думаете, не может ли он оказаться каким-нибудь сверхчеловеком? Я знаю этого Деккерета, этого короналя, только понаслышке — мы никогда не встречались, — но никто ни разу даже не намекнул на то, что он обладает какими-то сверхъестественными умственными способностями. И все же… то, как он отразил мои атаки, с какой непринужденностью…

Хаймак Барджазид помотал головой.

— Я не представляю себе, какой должна быть мощь человеческого разума, чтобы он смог отразить удар шлема. Более вероятно, что они придумали какую-то новую разновидность устройства. Вы же знаете, что в свите короналя едет мой племянник Динитак. Он разбирается в шлемах. И, вполне возможно, переделал один из них таким образом, чтобы тот защищал своего хозяина.

— Конечно, — согласился Мандралиска. Теперь ему все стало ясно. — Динитак, который продался Престимиону, привез ему шлемы и тем самым погубил родного отца, через двадцать лет снова взялся за старое. Он всегда был для меня, словно заноза в пальце, этот ваш племянник. Мало кто сделал мне больше вреда, чем он, и тем хуже ему придется, Хаймак, когда я наконец начну расплачиваться с долгами!

Тастейн вернулся только в сумерках, измученный, грязный и насквозь промокший под беспрестанным дождем после целого дня, проведенного в лабиринте туннелей, галерей и узких проходов, который представлял из себя Большой базар Ни-мойи. Мандралиска сразу понял, что мальчишке не удалось выполнить его поручение, поскольку вид у Тастейна был мрачным и испуганным, да и возвратился он один, не привел с собой ни одного метаморфа, как ему приказывал Мандралиска. Но он с утомленным видом подчеркнуто терпеливо выслушал длинный сбивчивый рассказ Тастейна о том, как он бегал по огромному запутанному рынку, как пытался разговорить то одного, то другого торговца, пока наконец не убедил помочь ему некоего Газири Венемма, торговца сыром и маслом. Тот после многих колебаний и многословных отговорок все же позарился на содержимое кошелька, полного реалов, и проводил его к одному из товарищей-торговцев, о котором говорили — говорили! — что он меняющий форму, замаскировавшийся под жителя города Нарабаля.

И действительно, доложил Тастейн, этот предполагаемый нарабалец, если судить по его уклончивому поведению и нетвердому акценту, вполне мог быть скрытым метаморфом. Но он наотрез отказался доставить послание Данипиур; его не удалось соблазнить никакими деньгами.

— Я назвал ваше имя, ваша светлость. Он не проявил никакого интереса. Я упомянул об Вайизейспе Уувизейспе Аавизейспе. Он попытался притвориться, что никогда раньше не слышал этого имени. Я показал ему кошелек с реалами. Все бесполезно.

— И что, он единственный меняющий форму, оказавшийся на базаре? — почти спокойно спросил Мандралиска.

— Я говорил с еще четверыми, о которых мне тоже сказали, что они вроде бы, по всей вероятности, могут оказаться меняющими форму, — сказал Тастейн, и по гримасе отвращения на его лице Мандралиска понял, что это правда и что разговоры оказались далеко не простыми. — Ни один из них не пожелал этого сделать. Двое отказались, притворившись, будто страшно возмущены тем, что я принял их за метаморфов, но я-то видел, что они лгали, а они знали, что я это вижу, но нисколько не беспокоились на этот счет. Третий сослался на слабое здоровье. Четвертый отказался без всяких объяснений, прежде чем я успел сказать шесть слов. Я могу вернуться на базар завтра, ваше превосходительство, и, возможно, тогда мне удастся найти…

— Нет, — перебил его Мандралиска. — В этом нет никакого смысла. Что-то произошло. Посол Данипиур решил не помогать нам и возвратился в Пиурифэйн, чтобы сообщить королеве об этом. Теперь я полностью в этом убедился. — Он сам удивлялся своему самообладанию. Возможно, он уже миновал зону бурь ярости. — Найди мне Халефиса, — потребовал он.

— Джакомин, возникли кое-какие новые трудности, — сообщил Мандралиска, как только его адъютант появился в дверях.

— Кроме прибытия Деккерета и исчезновения посла метаморфов, ваше превосходительство?

— Да, этим дело не ограничивается, — подтвердил Мандралиска. Он кратко сообщил о своих безуспешных попытках поразить Деккерета с помощью шлема и столь же бесплодном посещении Тастейном базара в попытках наладить контакт с метаморфами. — Я полагаю, что очень скоро корональ двинется в нашу сторону. Помощи от меняющих форму, на которую я так рассчитывал, очевидно, не будет. Что касается военных сил, то мы в состоянии набрать столько солдат, чтобы некоторое время удерживать Ни-мойю, но никак не можем помешать Деккерету обойти ту территорию, которую мы сейчас занимаем.

Лицо Халефиса перекосилось.

— Тогда что же нам делать, ваша светлость?

— У меня есть новый план. — Мандралиска посмотрел на Халефиса, затем перевел взгляд на Барджазида, от Барджазида на Тастейна, подолгу пристально присматриваясь к каждому, словно стараясь определить, в какой степени каждый из них заслуживает доверия. — Вы трое первыми узнаете этот план. Впрочем, первыми и последними. Общая схема такова: правитель Гавирал пригласит Деккерета на переговоры в поместье на полпути между Пилиплоком и Ни-мойей, сказав ему, что мы хотим достичь мирного решения наших разногласий, найти компромисс, который позволит положить конец ущемлению прав Зимроэля, не разрушая структуру имперского управления. Я знаю, что это ему понравится. Мы вместе сядем за стол и постараемся найти решение. Мы выдвинем наши условия. Мы выслушаем его условия.

— А потом? — спросил Халефис.

— А потом, — сказал Мандралиска, — когда переговоры пойдут совсем уж гладко, когда будет казаться, что разногласий почти нет, тогда, Джакомин, мы убьем его.

17

— Переговоры, — сказал Деккерет. Он, казалось, был искренне восхищен этой странной идеей. — Нас приглашают на переговоры!

— Сначала он пытается прикончить вас при помощи шлема, а затем призывает на переговоры! — смеясь, воскликнул Септах Мелайн. — Похоже, что этот парень намерен перепробовать все способы. Вы, конечно, откажетесь?

— Пожалуй, нет, — сказал Деккерет — Он уже проверил нас. И теперь, когда мы показали ему, что Динитак способен отразить его нападения, я думаю, он понял, что мы не так уж просты, как ему казалось, и решил сменить мелодию на новую, более приятную для слуха. А мы ведь должны узнать, что же это за мелодия, правда?

— Но переговоры? Переговоры? Мой лорд, корональ не заключает мирных сделок с теми, кто отрицает его священную власть, — заявил Гиялорис самым серьезным тоном, как будто давал наставление. — Он просто уничтожает их. Он отмахивается от них, словно от комаров. Он не вступает в обсуждения ни по поводу каких-либо уступок во власти, которых у него выпрашивают, ни по поводу территорий, которые он, как кто-то рассчитывает, может уступить, ни по какому-либо другому поводу. Корональ не должен вообще никоим образом идти навстречу таким тварям, как эти.

— Я и не собираюсь идти им навстречу, — ответил Деккерет, чуть заметно улыбнувшись непоколебимой суровости старого Великого адмирала. — Но наотрез отказываться выслушать предложения добродетельного графа Мандралиски, вернее, великого и могущественного понтифекса Гавирала, так как я вижу, что именно Гавирал приглашает нас на эту встречу… нет, я думаю, что такая позиция была бы ошибочной. Мы должны по крайней мере выслушать их. Эти переговоры вытащат их из Ни-мойи, что позволит нам избежать необходимости осаждать город и причинять ему неизбежный в этом случае вред. Мы немного побеседуем с ними, а затем, если потребуется, будем сражаться. Но все преимущества на нашей стороне.

— Вы уверены? — усомнился Динитак. — Да, у нас есть армия. Но я напоминаю вам, Деккерет, что мы на вражеской территории, очень далеко от дома. Так что, если Мандралиске удалось собрать силы близкие по численности к нашим собственным…

— На вражеской территории? — вскричал Гиялорис. — Нет-нет! Что вы такое говорите, мой мальчик? Мы находимся на Зимроэле, где монета его величества понтифекса все еще остается единственным законным платежным средством, — я имею в виду понтифекса Престимиона, а не эту безмозглую марионетку Мандралиски. Имперские декреты все так же остаются здесь главными законами. Лорд Деккерет, присутствующий здесь, — король этой земли. Да и сам я родился здесь, не более чем в пятидесяти милях от тех мест, которые вы называете вражеской территорией. Как вы можете, Динитак, говорить такие слова? Как..

— Не волнуйтесь, почтенный Гиялорис, — успокоил Деккерет. Он уже прилагал все силы, чтобы сдержать смех, так как засмеяться значило бы страшно обидеть старика. — Некоторый смысл в том, что сказал Динитак, все же есть. Конечно, пока что мы не можем говорить о том, что находимся на враждебной территории, но мы не знаем, как далеко вверх по реке мы успеем подняться, прежде чем положение изменится. Ни-мойя объявила себя независимой. Клянусь Хозяйкой, они даже провозгласили своего собственного понтифекса! Начали чеканить свои собственные монеты с глупой рожей Гавирала — вот и все, что мы о них знаем. Пока мы не восстановим порядок, нам все же придется думать о Ни-мойе как о вражеском городе, а о прилегающих к ней землях как о враждебной территории.

Они расположились лагерем на северном берегу Зимра, еще сравнительно недалеко от Пилиплока, в уютной, но лишенной особой привлекательности сельской местности со множеством холмов, по склонам которых были разбросаны ухоженные фермы. Воздух здесь был теплым, сухой ветер дул с юга, а при первом же взгляде на жухлые коричневато-желтые листья деревьев и кустов было ясно, что в этом районе дождливый сезон весны и раннего лета давно закончился. По обоим берегам реки, разделенные лишь небольшими промежутками, тянулись многочисленные маленькие процветающие городки, и пока что в каждом из них Деккерета радостно приветствовали многочисленные толпы народа. Какие бы странные дела ни творились в Ни-мойе, местные чиновники, судя по всему, имели о них лишь самое общее и неотчетливое представление и говорили с Деккеретом об этих событиях, испытывая очевидную неловкость из-за собственной неосведомленности и тревогу из-за неизвестности. Ни-мойя находилась за тысячи миль от них, в совсем другой провинции; обитатели этих земель всегда считали ни-мойцев слишком уж хитроумными, столичные жители казались в их глазах просто-таки декадентами. Если Ни-мойя решила броситься в авантюры вроде политического переворота, это касалось лишь самой Ни-мойи и короналя, и можно было не сомневаться в том, что корональ очень скоро предпримет шаги, которые позволят восстановить там естественный порядок вещей.

— Не могли бы вы, мой лорд, еще раз прочесть мне требования Самбайлидов? — спросил Септах Мелайн.

Деккерет пролистал исписанные изящным каллиграфическим почерком листы пергамента.

— М-м-м-м… Ага, вот оно. Впрочем, это не совсем требования. Скорее, предложения. Правитель Гавирал — кстати, интересный титул: кто и когда назначил его правителем, и чего? — сожалеет о возникновении опасности вооруженного конфликта между армией Зимроэля и войсками короналя Алханроэля лорда Деккерета — обратите внимание, что меня здесь называют короналем Алханроэля, а не Маджипура, — и призывает путем мирных переговоров разрешить конфликт между законными стремлениями жителей Зимроэля и столь же законными правами имперского правительства Алханроэля.

— По крайней мере, он не решается признать права нашего правительства незаконными, — заметил Септах Мелайн. — Несмотря даже на то, что продолжает называть его правительством Алханроэля, а не Маджипура.

— Пусть говорит как хочет, — пожал плечами Деккерет. — Он исходит из того, что это должны быть переговоры равных партнеров, чего мы, конечно, никак не можем допустить. Но позвольте мне продолжить: он хочет… — где же это место? Ах, да, вот оно… Первое, что он хочет обсудить во время нашей встречи, это восстановление за его семейством наследственных прав прокуратора Зимроэля. Надеется, что мы сможем прийти к мирному соглашению по поводу полномочий упомянутого прокуратора. Намекает на то, что его нынешний титул понтифекса Зимроэля лишь временный и что он готов отказаться от всех претензий на самостоятельный понтифексат, в обмен на конституционный компромисс, предоставляющий большую автономию Зимроэлю вообще и провинции Ни-мойя в частности, и все это под управлением прокураторов из рода Самбайлидов.

— Ну что ж, — сказал Септах Мелайн, — здесь заметно меньше гонору, чем было в первом воззвании. Очень сильно смахивает на то, что он пошел на попятный и готов удовлетвориться титулом прокуратора и политическим контролем над Ни-мойей и ее окрестностями. Практически тем же самым, что имел Дантирия Самбайл.

— Престимион лишил его этого титула, — вмешался Гиялорис. — И поклялся, что на Зимроэле никогда больше не будет прокуратора. — Обвисшее лицо Великого адмирала налилось кровью, откуда-то из глубины необъятной груди послышался глухой рык. Деккерет мельком подумал, что он сейчас больше всего напоминает большой вулкан, который вот-вот начнет извергаться. — Мы что, должны поднести на золотом блюде этому никчемному племяннику то, что Престимион отобрал у его дяди, только потому, что племяннику так приспичило? Дантирия Самбайл все же был выдающимся человеком — на свой лад, конечно. А это просто безмозглая свинья и ничего больше.

— Дантирия Самбайл был выдающимся человеком? — изумленно повторил Динитак. — Судя по тому, что я о нем слышал, он был монстром из монстров!

— Это совершенно бесспорно, — согласился Деккерет. — Но он был также умным, проницательным человеком и блестящим лидером. Он сыграл далеко не последнюю роль в превращении Зимроэля в то, что мы видим сегодня, а ведь в начале правления Пранкипина и Конфалюма этот континент представлял собой скопище мелких и мельчайших княжеств. Он хорошо работал с Замком и Лабиринтом на протяжении сорока лет, до тех пор пока ему не стукнуло в голову, что он сам обладает такой силой, что может назначать новых короналей. После этого все изменилось напрочь. — Он повернулся к Гиялорису. — Вы отлично знаете, господин мой, адмирал, что мы ни в коем случае не дадим власти этому Гавиралу. Автор письма Мандралиска. И именно Мандралиска оказался бы настоящим прокуратором, если бы мы с вами вдруг сошли с ума и позволили бы восстановить этот титул.

— И все же вы, мой лорд, намереваетесь вести переговоры, зная, что это переговоры со змеей Мандралиской, который уже покушался однажды на вашу жизнь? — спросил Гиялорис.

Септах Мелайн погладил свою ухоженную вьющуюся бороду и рассмеялся.

— Вы помните, Гиялорис, — этих двоих связывала, возможно, самая тесная дружба, которая только существовала среди людей этого необъятного мира, и все же ни один из них за все десятилетия своего знакомства не обратился к другому на «ты», — как перед самым началом последнего сражения войны против Корсибара, когда мы стояли у Тегомарского гребня, под белым флагом парламентера выехал принц Гонивол, он был тогда Великим адмиралом, и сказал, что лорд Корсибар все еще сохраняет надежду на мирное решение всех споров и призывает к переговорам?

— Да, и предложил направить герцога Свора, чтобы обсудить с ним мирные условия. Вы это имеете в виду? — поинтересовался Гиялорис, усмехаясь давним воспоминаниям.

— Свор был наименее воинственным из всех нас, — пояснил Септах Мелайн Динитаку, — зато самым хитрым. Кроме того, перед тем как произошел раскол, он тесно дружил с Корсибаром. Мы не видели никакого смысла в переговорах, но Престимион сказал: «Надо их выслушать. Никакого вреда от этого не будет» — точно так же, как Деккерет сегодня. Итак, Свор взгромоздился на скакуна, встретился с Гониволом посреди обширного поля, и Гонивол сделал ему предложение, которое заключалось в том, чтобы Свор, пока сражение не началось, поговорил с офицерами Престимиона и сказал каждому, что лорд Корсибар сделает их всех герцогами и принцами, если они откажутся от Престимиона в разгар боя и перейдут на сторону узурпатора. Он, Корсибар, также предложил малышу Свору свою собственную сестру, прекрасную Тизмет, в жены — как плату за предательство. Вот что Корсибар подразумевал под словом «переговоры».

— И что же сделал Свор? — спросил Деккерет, который тоже впервые слышал этот рассказ.

— Приехал обратно в наш лагерь, рассказал всем о том, что ему было предложено, мы от души посмеялись, а потом началось сражение. И в этом сражении Свор геройски погиб, сражаясь за Престимиона, хотя вплоть до того дня этот хитрый коротышка считался изрядным трусом.

— Интересно, сможем ли мы также от души посмеяться, — скептически заметил Динитак, — когда выясним, как же выглядят переговоры в представлении Мандралиски?

— Надеюсь, что сможем, — ответил Деккерет.

— Значит, вы всерьез решили встретиться с ними? — спросил Гиялорис.

— Именно так, — сказал Деккерет. — Где гонец от правителя Гавирала? Сообщите ему, что я принимаю приглашение. Мы направимся прямо в указанное ими место.

Выбранное Самбайлидами место находилось в трех тысячах миль вверх по Зимру возле города Сальвамота. Там находилось поместье Меримайнен-холл, где в былые годы любил отдыхать прокуратор Дантирия Самбайл. После крушения прокуратора это поместье осталось в собственности семейства, а теперь, очевидно, принадлежало одному из братьев-Самбайлидов, именовавшему себя правителем Гавахаудом.

— Это который из них? — спросил Деккерет у Септаха Мелайна. — Я все время их путаю. Самый большой пьяница?

— Того зовут Гавиниус, мой лорд. Гавахауд — напыщенный щеголь, считающий себя образчиком стиля и вкуса и достойный включения в число высших аристократов Замковой горы по своему тщеславию и глупому высокомерию. Я рассчитываю узнать у него много нового о тонкостях моды.

Деккерет хихикнул.

— Думаю, что все мы найдем чему поучиться у этих людей.

— А они кое-чему научатся у нас, мой лорд, — добавил Гиялорис.

Конечно, совершать путешествие по реке на океанских судах было не таким уж обычным делом, но в Пилиплоке оказалось слишком мало речных судов, чтобы на них можно было погрузить войска Деккерета, а Зимр был настолько глубок и широк, что флотилия короналя шла по нему без особых трудностей. Единственная проблема состояла в том, чтобы благополучно разминуться с многочисленными торговыми суденышками, спускавшимися к устью Зимра, — их шкиперы терялись при встречах с огромными океанскими транспортниками, занимавшими большую часть судоходного фарватера. Но все же встречи обходились без единого происшествия, и великая армада лорда Деккерета без помех продвигалась к северу.

По берегам тянулся практически неизменный пейзаж: широкие прибрежные долины, ограниченные невысокими холмистыми грядами, и сменявшие друг друга, словно бусины в ожерелье, небольшие, но шумные города, центры сельскохозяйственных районов. На смену одному теплому солнечному дню неизменно приходил другой, со столь же ярким небом и приятным легким ветерком. Правда, в пути они получили несколько сообщений о том, что в Ни-мойе, против всякого обыкновения, идут сильные дожди, совершенно несвойственные этому сезону, но Ни-мойя была далеко, а здесь, гораздо ниже по течению Зимра, держалась теплая, без излишней жары сухая погода.

Согласно широко объявленной легенде, Деккерет совершал свое первое великое паломничество, но он не удостоил своим посещением ни один из приречных городков, а лишь стоял на носу «Лорда Стиамота» и махал рукой толпившемуся на набережных народу, когда флотилия величественно проплывала мимо того или иного поселения. Даже во время великого паломничества корональ не имел возможности навещать все попадавшиеся по пути населенные пункты и останавливался лишь в крупнейших городах. Иначе ему пришлось бы провести весь остаток дней в переездах с места на место, наедать жир на банкетах в мэриях и никогда больше не увидеть Замок. К тому же авантюра Мандралиски и Пяти правителей тоже требовала скорейшего разрешения, поэтому флотилия не делала остановок даже в таких относительно важных городах, как Порт-Сэйкфорж, Стенвамп или Гамблеморн.