... По правую руку от меня мелькнул двухэтажный хромированный столик-поднос, алую мельхиоровую столешенку которого подчеркивали мизерная маково-фарфоровая емкость с черной жидкостью в окружении пары микроскопических турмалиново-серебряных сервизных принадлежностей...
      Милой, с домашним голосом, "помощницы" мои жадничающие глаза не успели (или не сумели) запечатлеть...
      3. Исполнение желаний сумасшедшего
      Самое невинное и увлекательное времяпрепровождение - играть с самим с собою в поддавки. Именно, поддаваться всем своим дурашливым помыслам, держа про запас одну единственную немудрящую мысль: в итоге, при любом стечении обстоятельств выигрыш тебе обеспечен.
      Правда простодушной наблюдающей публике будет видится несколько иное, - этот парень отдает все так запросто, и при этом, он ведь, отнюдь, не простак! Но все же с таким явным перехлестом...
      Этим посторонним чудакам невдомек, что о правилах этой простецкой игры осведомлен только один человек.
      И этим счастливчиком являешься ты, - то есть я!
      Разумеется, чрезмерно длительно морочить голову простодушному и умудренному партнеру по этой совместной игре-жизни воспрещается (впрочем, созерцающей публики это не касается), если не желаешь попасть впросак.
      А впрочем, "попадание впросак" - это так же может быть одним из ваших (моих) припрятанных козырей-ходов.
      Вообще жить, абсолютно полагаясь на свои природные (то бишь, божественные) способности и таланты, - может себе позволить, разве что какой-нибудь гениальный идиот.
      Идиоты и те, которые потом причисляются к гениям, - всегда хлебают из одной бездонно непостижимой миски.
      Этих сиамонимичных приятелей порою трудно отличать друг от дружки, до того они схожи и привлекательны, - в смысле отталкивающе безобразны в собственной неизъяснимой эгоцентричности, неподвластной обычному среднему человеческому уразумению.
      По прошествии времени, однако, именно представители средних человеческих умов, окончательно отделяют одного от другого.
      И первому суждено остаться в истории органическим дураком, а второму прощается все его сумасшедше-гениальные проступки, которые выражаются в чем угодно, - в изобретениях и открытиях, в блуде, в создании собственной религии, в художественных, музыкальных, лицедейских, литературных шедеврах...
      Разумеется, каждый более мене тщеславный индивидуум полагает застрять в памяти человеческой, отнюдь, не в "органической" безвестно почетной шеренге.
      А, впрочем, какая этому тщеславцу практическая польза, что его будут числить гением рода человеческого?
      Практически, - никакой пользы. Разве что потомкам, кое-что перепадет, и, отнюдь, не ему, - сумасшедшему, который, скорее всего, закончит свои гениальные дни в совершенно (выражаясь по обывательски) бездарной дурно ароматизированной блаженной (блажной) нищете...
      Но существует иная категория небесталанных личностей, к коим никак не приложимы вышеозначенные имманентные синонимы-категории.
      Эти личности императивно свыше одарены практической жилкой: лавочник, брокер, коммивояжер, дилер, делец, банкир, магнат, олигарх и прочие держатели рожек золотого тельца, - эти ребята совсем из другого человеческого теста и ряда. Они, как бы из ряда вон...
      - ...Я никогда не поверю, что твои миллионы, - это беспрерывная личная бережливость, экономия, скупость, и складывание каждой копейки в кубышку. Ведь эта схема для простодушных тружеников и обыкновенных дураков. Ты, надеюсь, согласен с моими дилетантскими рассуждениями?
      - Понимаешь, Володя, следовать, этой замечательной схеме, деловому человеку категорически воспрещается. Деловой человек обязан всегда держать в голове сугубо примитивный бизнес-план. А схема моего благосостояния проста до омерзения. Я, - заработал (не важно как) 5000 баксов. На эту сумму мой приятель брокер скупил акций. А через месяц продал. Но уже не за пять, - а за семь с половиной. Моему дружку брокеру повезло. В этот раз. К этому времени, я регистрирую некий Фонд. Скажем, Фонд поддержки беспризорных кошек, - если угодно. В учредителях Фонда известные советские фамилии. Лучше актерские. Малоимущий, спивающийся народный артист и любимец. Певец, когда-то всенародно обожаемый, а нынче деградирующий, по причине дикой нищеты. Перебивающийся с хлеба на воду ученый с мировым именем, лауреат Сталинской, Ленинской и прочих Ломоносовских. Под эти фамилии я беру кредит в раскрученном центровом Банке. Через полгода, я президент ОАО Фонд "Подбеско". И штампую миллион ценных бумажек, они похожи на казначейские, только с профилем моим, родным. И под сто процентов годовых загоняю бумажки акционерам. К концу года, - я, мультимиллионер. Все, - остальное частности. Через год, я банкрот. А на неких личных счетах в Банках Цюриха, Лондона, Нью-Йорка, - некие суммы наличных, которые не позволят подохнуть с голоду и тоски лично мне. И, надеюсь, моим праправнукам что-то останется. Существует небольшой нюанс, - счета оформлены на подставные лица. А все начиналось с кошек. Бесприютных. Жалобно мяукающих. Впрочем, вместо кошек на титульный лист можно вставить старушек, бомжей, атомные ледоколы и хрущевки, - неважно. Главное раскрутить Фонд. Дать ему голос, - гласность. А вот для этой операции существует - не в природе, - в этой вот башке заядлого троечника, специальная пиаровская схема. Это мое ноу-хау, Володя.
      - Ну вот, а ты тут разорялся, что все архипросто, архидоступно... Оказывается, существуют неприродные, а изобретенные лично твоей башкой, секреты делания бешенных денег...
      - Все ерунда! И секреты мои, - ерунда! Лично для тебя. Ты все равно не сумеешь сообразить, куда их сунуть, пристроить. Я догадываюсь, что тебе будет просто лень кому-то мое ноу-хау грамотно, с умом продать. Потому что ты - не деловой человек. Причем, я подозреваю, и на акции мои ты не позарился. Чтобы их приобрести по номиналу, тоже нужны усилия. Физические, умственные, - не важно. Я прав?
      - Цезарь всегда прав! И жена Цезаря, и лошадь его... У тебя как, - с выездным экипажем? Сколько карет в конюшне, так сказать?
      - Разве в этом дело. Сегодня два выезда. Завтра десять. Эти материальные пустяки уже давно не занимают мою голову. Все очень примитивно в человеке, - не было достаточных наличных в кармане, зато в голове теснились идиотские картинки: яхты, женщины, машины, какие-то виллы, какие-то заграничные пятизвездочные "хилтоны" с нафуфыренными лакеями, готовых вылизать твою задницу... В общем, понятный бред нищего советского инженера, у которого такая же пустота в лопатнике, как и в голове. Но вот, случилось чудо чудное, - лопатник набит иностранными ассигнациями по завязку. Что дальше? Что делать дальше помраченной голове советского правоверного технократа? У меня чуть конфуз не случился. Затеял, дурик, свести счеты с жизнью. А потому что стало скучно. Скучно просыпаться. Скучно жрать. Скучно ехать в экипаже, который тянет тысяч на пятьдесят. Понятно, в зеленых купюрах. Женщин - любых, - любить скучно. Предлагали мальчиков. Противно и скучно. Сделал вялую попытку застрелиться. Видимо, от тотальной скучищи, - промахнулся. Пуля-дура прошла на вылет, не повредив нужных сердечных сосудов. И лежа в ЦКБ, однажды ночью вдруг меня прояснило. Нужно создать собственное, абсолютно изолированное ото всех, государство. В котором я буду царем, президентом, диктатором, жрецом-оракулом и генеральным патриархом. И действовать в этом лично-моем государстве будут лично-мои законы, и лично-моя вера. И я создал лично-свое государство, с лично-мой религией. Все в натуральном виде - живьем. И это не какая-нибудь жалкая виртуальная игрушка в "Империю". Хотя у меня существуют и свой Храм (Temle), и собственная Башня магии (Magic Tower), и моя единоличная Гильдия (Guild). Я выпестовал собственных Берсекеров и Одержимых, Анти-паладинов и Дьяволов. Лично воспитал классного Молоха! В настоящей жизни эти существа намного интереснее и страшнее. И вобще, все мои подданные живут, согласно лично-моим указам. Все указы подаются в устной форме. Поданные имеют личное право не следовать моим указам. Для этих случаев существует всегда-действующий Главный закон: еретик-оппозиционер уходит от нас насовсем. Впрочем, никто никогда не знает, куда он уходит. Просто его больше не слышно.
      - И даже ты не знаешь, - ты, который царь-падишах - всевластный, всевидящий и всевеликий?..
      - Иронизируешь? Да, именно, - я, единственный, - в моей личной империи знаю: кто, куда, и главное, когда уйдет. Я знаю кому из моих поданных нужна его личная ничтожная жалкая жизнь.
      - И это тебя держит на плаву? Тебе интересно жить дальше. Интересно просыпаться... Интересно складывать внутрь личной утробы всяческие заморские и отечественные яства... Интересно сидеть в сортире, ожидая полноценного обильного стула... Интересно ласкать посторонних красоток...
      - Мне интересно твое детсадовское любопытство. Нет, эта любознательность твоя не младенческая, - это потому что ты русский валенок. А я давно уже не русский. Я только говорю и думаю на русском языке. Слова в башке - русские. А смысл в словах, - абсолютно не русский. И поэтому я еще буду жить. Я уверен, что не сойду с ума. И никакой мистики. И никакой философии предательства здесь нет и близко. Все просто и ясно, как куриное яйцо.
      - А с чего ты взял, что строение куриного зародыша примитивно? Мне кажется...
      - Вот я и говорю, что ты русский балбес. На таких вот балбесах матушка Русь всегда и выезжает. И по сию пору выезжает, - надеясь въехать в Рай.
      - Полагаешь, - не въедет? Не удастся?
      - Самое смешное и загадочное, - что въедет! И как раз, за счет таких балбесов, вроде тебя. А я уже никогда не попаду в Райские кущи, в этот библейский Эдем... И мне очень спокойно от этой нерусской думы. Потому что, я счастлив здесь, на Земле, среди своих рабов-подданных. Мой личный рай я построил сам. В моем раю я - высшее божество! И вообще, я очень сомневаюсь, что Божеский Рай - лучше моего личного. Я догадываюсь, что мои здравые размышления тебе малоинтересны. Может статься, и раздражают, будят хилую, неразвитую зависть. Без полноценной, полнокровной, вечно зудящей зависти, никогда нормальному человеку не отстроить собственного личного Эдема. У нормальных русских, - думающих всегда по-русски, - отсутствует это великое чувство, которое движет (и всегда двигала) Западную цивилизацию, не позволяет ей чахнуть и дряхлеть.
      - Милой мой, так эта твоя хваленая цивилизация к пропасти апокалиптической несется... Какая-то уж очень она самоустремленная к самоубийству... Уж очень, право слово, целенаправленная к суициду всеземному...
      - Балбес ты, и есть балбес! Чем шибче и скореича случится твой Апокалипсис, - тем быстрее и надежнее матушка Русь в Эдемовы Божественные пределы заступит. А? Неужели не допирала твоя дурья башка, что все к этому и идет.
      Этот несколько утомительный диалог происходил не в моих воспаленных от "снадобья" извилинах, - этот несколько странный разговор велся в роскошных до убогости личных "императорских" апартаментах моего призабытого приятеля и родственника.
      Я имел честь, находится в гостях у самого так называемого (так его называла невидимая с весьма симпатичным голосом "помощница") хозяина. Хозяина некоего миниатюрного нелицензированного государства. Настоящего полноценного государства, живущего по законам-прихотям одного единственного человека. Человека, самолично создавшего это микроскопическое нелегальное государство, на территории... На территории столичного Садового кольца в помпезном старинном особняке, ныне отменно отреставрированном, частично надстроенным, и большей частью ушедшем в подземельные естественные и искусственные схроны-помещения.
      Я имел приватную беседу с одним страшным чудаком, - отнюдь, не чудиком, и не сумасшедшим... Если бы только вирус сумасшествия поразил голову этого господина, приходящегося мне каким-то дальним родственником, тогда были бы понятны мотивы теперешней скрытной затворнической деятельности сего доморощенного самодержца...
      Именно что, сей, здравомыслящи рассуждающий новоиспеченный (вернее, самопровозглашенный!) цезарь, пребывал в абсолютно здравом рассудке, ежели следовать канонам житейской логики. Полагая себе не медиком, а, полагаясь сугубо лишь на собственные чувства и вербальные сигналы, я видел перед собою вполне заурядной внешности ж е р т в у нынешней технократической постцивилизации...
      Жертва-цивилизатор...
      Жертва-диктатор...
      Жертва-инквизитор...
      Жертва-квазимессия...
      Жертва, пожирающая самое себя...
      Жертва, которая не догадывается, что она - жертва...
      Жертва, которая есть несчастное потерявшее себя существо.
      Впрочем, само это существо смотрелось совершенно в противоположном, так сказать, ракурсе.
      Это в моих философствующих мозгах оно виделось несчастненькой жертвой.
      А наяву передо мною расположился в кресле, - беспардонно расшиперестом, атласно-лайковом, пуклящимся и отливающим изумрудными мясисто-жидкими бликами, - кресле, предупредительно принявшим формы разъехавшихся, разъевшихся чресел благодушно вещающего хозяина...
      Хозяина, по случаю приема дорогого редкого гостя прибарахлившегося в смокинг, чудоюдного (явно, от кутюр), экзотического покроя.
      Сей чудодейственный парад одновременно напоминал моим несведущим глазам и допотопно светское платье, и монаршьи одежды, и спецодеяние главы католической паствы...
      Лиловые, золотые и черно-парчовые искры-звездочки струились и плавали по всему, сыто и стыло возлежащему, в припорцию упитанному, телу минидиктатора, неуследимую выю которого не то обрамлял, не то окончательно хоронил затейливо прокатанный золотой шаманский ошейник, густо унаващенный бриллиантовой и самоцветной зернью.
      Все, что располагалось выше драгоценного шикарного жабо, было приблизительно знакомо, точно когда-то виденный фотопортрет, неведомо кем подсунутый вдруг сейчас, только что в живописно оживленном голографическом слайде.
      Вздернуто бесформенный нос (в студенческие годы задорно говоривший о малоказистом хозяине, - что парень этот свой в доску, которому запросто можно доверить какую никакую душевную тайну) нынче стиснут блеклыми залежалыми ланитами, вроде как с тщательно вытравленной по чужеземной технологии щетиной, потому как ни одного мало-мальски мужского волосяного продукта не наблюдалось на пустынной обширно невыразительной ряхе.
      То, что подразумевалось подо ртом, представляло собой тандем анемичных земляных выползней, порою вяло слипающихся и растягивающих свои бледные желеподобные тела в значительной перемудренной гримасе...
      Оставались глаза, которые кое-что информировали о существе, отнюдь не банальном и совсем уж не являющемся тем беспросветным русским мудрецом Обломовом (принципиально брезгливым к всякого рода доморощенным просперити), каковым, оно пытается предстать или хотя бы показаться предо мною, мелким ничтожным родственником.
      Глаза выдавали этого квазисозерцателя, - выдавали все его явные и скрытые добродетели...
      Глаза людоеда-интеллектуала, - вот что они являли собой.
      Причем, колер они носили обычный: типично российский - васильково полевой. И возникала решимость обозвать эти незамутненные интеллигентской рефлексией погляделки незатейливыми избитыми прилагательными - голубые, чистые, небесные, безоблачные...
      Однако, окунувшись, разок в эти заурядные бездонные лакуны-полыньи, больше подобного удовольствия постараешься себе не доставить.
      В этих просиненных безжизненных лужицах таилась неведомая неотчетливая колодезная нежить, которую чрезвычайно отчетливо зрят таинственные ласковые священные существа, которые в эпоху первых династических Египетских царей, сопровождали и стерегли души умерших...
      К примеру, если бы мой чернявый личный Фараон оказался один на один с подобным прямодушно мертвящим взором, - он бы сразу постарался найти самую тесную уютную укромную щель-схрон, - где-нибудь под ванной...
      ...- Знаешь, Володя, я не хочу лукавить и врать тебе. Понимаешь, ты попал сюда не по своей воле. Впрочем, сознайся сам себе: а подчиняется лично тебе твоя воля? Ты, наверное, давно догадался: ты не принадлежишь себе. И это факт. И в этом знании нет ничего зазорного. Разумеется, ты, как человек интеллигентской рефлектирующей...
      - А ты, разумеется, хозяин своей воли!
      - Ну, речь, сейчас не обо мне. Что можно я тебе рассказал.
      - А все-таки! Вот ты провозгласил себя царьком этой чудовищной коммунальной казармы, в которой всегда искусственная идиотская тьма! В твоей дурацкой темноте толкутся твои странные люди-подданные, которые имеют полное право испражняться где им угодно...
      - Эти "странные подданные" к твоему сведению, пожизненно обеспечены всем. Обильной вкусной жратвой. Половыми партнерами любого возраста и любой стати. Эти милые люди к твоему сведению заимели шанс прожить оставшуюся жизнь в собственном коммунизме, если угодно. Моим подданным не надо ломать голову о собственном грядущем. За них думаю я. Их единоличный властелин.
      - Заставляешь их убивать друг дружку...
      - Ошибаешься, дружок! Да, подобные пикантные времяпрепровождения существуют в моем минигосудартсве. Но, исключительно с моего доброго разрешения-вердикта. Мои подданные, обыкновенные людишки, с нервами, с накопившимися стрессами еще от прошлой жизни. А мой специальный устный вердикт вроде клапана, который стравливает излишнюю накопившуюся дурную энергию. Я им позволяю охотиться друг за дружкой. Охота, - самый порядочный древний инстинкт. И замещать его дешевыми зрелищными шоу: спортивными или еще, какими эстрадными, - это не решение проблемы. А в моем государстве проблему людской агрессивности никакими шлягерами не решить. И я придумал маленькие локальные войны. Представь, в стандартной однокомнатной секции, в полной темноте десять человек. И всего два человека имеют право пользоваться холодным оружием. Кинжал, кастет, обрезок стальной трубы... Я даю гонг. И охота началась! Охотники догадываются о месторасположении своей жертвы исключительно по запаху и шороху. И выживает в этой чудесной охотничьей войне самые удачливые и самые подлые. Смелость, храбрость, умение драться, - здесь, на этой маленькой войне они малопригодны. Сегодня сам убедишься. Ради тебя через час я объявляю очередную оздоровительную войну.
      - Ради Бога! Ради меня, - избавь меня от созерцания твоей сумасшедшей лечебной резни... И потом, я никогда не относил свою робкую особу к свободным демократическим патрициям, чтоб любоваться и восторгаться, как другие...
      - Позволь, позволь, милый мой родственник! А кто тебе сказал, что твое место в ложе амфитеатра? Единственным зрителем-патрицием, если угодно, являюсь всегда и поныне - я. И представь, мне порою откровенно скучно наблюдать за древним человеческим промыслом, - убиением себе подобных. Поначалу, знаешь, щекотало нервишки. Даже переживал за кого-нибудь. За ничтожную жизнь какой-нибудь смазливой блядешечки, за которой крадется толстозадый нахал с резаком... Этот толстомясый выродок крадется на четвереньках, тщательно внюхиваясь... А обоняние у некоторых моих подданных развивается! скажу я тебе... А у блядешки месячные, которые: кап-кап-капают... И толстый урод по милому запашку подбирается к ней с тыла, и... Правильно, думаешь! Оседлывает ее, и... И насилует, как ему заблагорассудится. А потом убивает. Отпиливает ее дергающуюся головку напрочь. Этот толстый душегубец, представь себе, продержался целых три войны! Этого молодчика совершенно непреднамеренно порешила одна престарелая дамочка, - обыкновенным плотницким инструментом: молотком. Скучно, брат... Сегодня эта матрона опять выйдет на тропу войны. Я ее снаряжу другим инструментарием, - сапожным шилом. Так что имей в виду, - против тебя и твоих сотоварищей будет выставлена интеллигентная пенсионерка профессиональная гладиаторша. А еще одному пареньку доверю плотницкую ножовку. Или туристический топорик. Еще не решил. Так что через час твои теперешние злободневные проблемы отойдут на очень дальний план. И признаться, я тебе, Володя, немножко завидую. Ты будешь занят нормальным мужским делом, - выживанием в этой надежной глухой тьме. Я же останусь во тьме рутинных повседневных дел. Надеюсь, ты не разочаруешься. И проведешь эти два часа весело. По крайней мере, будет потом о чем вспомнить.
      Я глядел во все искренне встревоженные глаза на самопального самодержца, который все-таки числился моим родственником, - родственничком по линии некогда любимой моей единственной супруженции, - и не решался верить своим ушам...
      Одно дело слышать по телевизору чей-нибудь ответственно шизофренический (все-таки, похоже, этот зажравшийся деятель не черный клоун, а патологическое существо, по которому скучает психиатрическая клиника!) лепет, и совсем другое...
      - Ты полагаешь, мне будет интересно когда-нибудь в старческом маразме вспоминать наш содержательный диалог?
      - Ну не знаю, что тебе будет любопытно вспоминать. Наше общение, или твое непосредственное участие в маленькой победоносной войне. Во времена нашего незабвенного детство самой любимой игрой всегда была война. И тебе наконец-то выпало счастье не понарошку в войнушке пожить. Пойми, как в страшной настоящей войне. А такие неудобства, как незнакомая местность, сплошная темнота, - наоборот могут оказаться не случайными... Не случайными, ежели сумеешь остаться живым. А это уж как повезет. Повезет твоему ангелу хранителю. Смекаешь, Володимер, о чем я талдычу?
      - То есть, ты, любезный родственник, полагаешь, что я могу превратиться в настоящий труп на твоей настоящей сумасшедшей войнушке?
      - Опять ты не хочешь меня понять, Володечка. Войны нужны для человека. В тупой мирной повседневности людишки деградируют. Человека нельзя лишать его божественного права на агрессию, пойми ты эту простейшую аксиому. Я не маньяк-одиночка, - я обыкновенный, но полезный механизм в нашей апокалиптической действительности. Я же тебе толковал про клапан... А ты, сумасшедшая затея! Эти древние затеи выдумал не я. Пойми, я не претендую на лавры первооткрывателя. Милый мой, ты полистай наши славянские летописи. Загляни же, наконец, в Библию. Помусоль Ветхозаветные апокрифы. Там, именно там все наши тщедушные желания и помыслы. Все наши человеческие традиции и пороки. Все мы вышли из этих древних священных сакральных, и очень, заметь, житейских текстов...
      ...Чтобы выжить (для чего и зачем, этот нудный вопрос давно уже, лично для меня, второстепенен) в этой глупой, или как вскользь заметил мой любезный родственник, маразматической действительности, нужно принять мерзкие правила игры этой чрезвычайно живучей нынешней действительности.
      Нужно, на полном серьезе считать себя (если уж нет умения или сил душевных слиться с нею - с действительностью, - превратившись в полноценного, полноправного, правоверного и д и о т а) нормально-сумасшедшим индивидуумом. По крайней мере, попытаться убедить себя, что на роль этого типичного затрапезного персонажа, у тебя достанет лицедейских способностей...
      Что же собой представляла эта живая нехорошая действительность?
      В моем данном случае абсолютно ничего.
      То есть, в данные злополучные мгновения я существовал в пространстве антиподном свету, - то есть, в полнейшей непроглядности.
      Меня поселили жить в чернушной мгле, которую скуки ради приватизировал наш доморощенный Ахриман, и в которой поддерживают мглистый порядок его верные псы-дивы, пиарики и пенсионерки-ударницы-дружды...
      Эта вязкая липучая ядовитая мгла была насыщена (даже, перенасыщена) ароматами дурно ухоженной человеческой плоти.
      Я купался в этих потовых испряжениях.
      Я барахтался, точно ослепленный щенок в мазутном дерьме, пока окончательно не погрузился весь по макушку.
      Я утонул в невыразимо жирных чувственно чужеродных прилипчивых кожных эфирах.
      Я продолжал жить в чужой вспухшей шкуре призрачного утопленника...
      Мои разжиженные мозги несли мне оперативную информацию, вложенную в них хозяином этой мерзкой ртутно-подвижной, трупной мглы: где-то буквально рядом, ползают, передвигаются, крадутся человеческие существа подданные-людишки этого сумасшедшего минисамодержца, вооруженные добротными столярными инструментами, которые будут применены совсем по иному назначению...
      Мои информированные мозги со всей своей всегдашней трезвостью полагали, что на ангела хранителя Ахурмазды полагайся, но и сам не плошай.
      Мои бедные мозги думали, что живой утопленник, которому они напоминают об опасности, скажет им большое мерси и прочие благодарственные эпитеты...
      Во мне же, в глубине моего тщедушного я, что-то сомлело...
      Я совершенно не отзывался, не реагировал на вполне очевидные смертоубийственные угрозы, исходящие из любой точки этой задышанной приговоренной тьмы, замершей в трупном ожидании...
      Мое невидимое истомленное подлыми предчувствиями тело жаждало определенности. Пускай эта пошлая определенность наступит в момент протыкания его сапожной пикой "профессиональной интеллигентной гладиаторши", проникновения топора или режущих заусениц ножовки...
      Лишь бы скорее вся эта идейная мерзостная "войнушка" добралась, дотащилась к своему мертвецкому финалу, - скорее же!
      Моя голая задница располагалась всеми своими не выдающимися выпуклостями прямо на полу, который своей прохладой и затертостью очень напоминал обыкновенный линолеум.
      Ну, правильно, с такого покрытия лучше всего смывается свежая кровь, свеженьких мертвецов...
      Хорошо, хоть не кафель, - а то какая-нибудь идиотская остуда непременно бы прилипла, влезла куда-нибудь в нежные мочевые емкости или ранимые простаты...
      Ну, и где же вы госпожа убивица, пенсионерка и ударница мертвецких дел? Шелохнитесь же, - объявите о своем погибельном присутствии... Поширяйте казенным бандитским жалом-шилом...
      Госпожа гладиаторша-друджа чего-то медлила. Видимо, сортировала своим профессиональным пожилым обонянием старые и совсем новейшие ароматы и миазмы...
      Я вроде пока держался, и никаких медвежьих слабостей не допускал из своей унылой утробы...
      Меня глодали два одинаковых по своей силе чувства: смертная скука, и острая предсмертная любознательность...
      Причем эти два толкающихся, мешающих друг другу, мрачноватых субъекта, норовили занять господствующую, так сказать, высоту...
      И кому их них отдать предпочтение я не знал до самой последней секунды, с которой и началась так называемая локальная смертоубийственная межусобица завсегдатаев этого чудовищно чудесного черного Эдема...
      Звук гонга обрушился на мои трепетно замершие барабанные перепонки в самое неподходящее время для моего фаталистически пристывшего притомившегося гузна...
      Я вдруг вздумал оторвать пригревшиеся малость отсиженные ягодицы от линолеумного насеста... И тут грянул гонг!
      Ощущение было не из комфортных, - в центре головы точно стодецибельный камертон лопнул...
      Ну, милый дядя Володя, теперь держись! Совсем скоро тебя примутся пилить по живому мясу, а еще непременно воткнут куда-нибудь в глазницу штатный инструментарий, - этакое стило...
      После звона взорвавшегося гонга-камертона я похоже на какое-то непродолжительное время погрузился в обыкновенную полебойную контузию.
      "Надежда и Отчаяние" и остальные одиннадцать пар противоположностей напрочь оставили мою душу, не сказавши, когда же их, сволочей, ждать...
      Как выяснилось (через нескончаемое мгновение) отошли эти средневековые братцы-володетели Психомахии ненадолго, позволив себе совершенно пустяшный перекур, - не более десяти минут. А может и целый академический час, - черт их разберет в этой бестолочной тьме...
      Раскорячившись на полусогнутых нижних конечностях, я выставил перед собою вытянутые треморные длани, - пошарил, помял ладонями вазелиновою черноту пространства, затем развел их в стороны, надеясь уткнуться в какую-нибудь ютящуюся закланную жертву, - вокруг меня, если доверять моим плавающим слегка озябшим и взмокшим перстам, существовала порядочная пустота...
      И раздражающая непереносимая неблагодатная т и ш и н а, бьющая по нервам похлещи благозвучно гавкнувшего гонга...
      Ощущение заживо погребенного, - совершенно до этих черных минут мне не ведомое, - все более и более усугублялось...
      Оставалось одно, - выдать свое месторасположение, выбросив через горло ненадуманные матерные приветствия-проклятия этому забавному предмогильному траурному полигону...
      Впрочем, очень хотелось завалиться в какой-нибудь спасительно чудодейственный старорежимный дамский... faint. Так сказать, сделать финт-фейнт...
      Но такие идиотические мечтания не сбываются по собственному желанию, - они, подлые, случаются сами, без предуведомления, почти исподтишка, блюдя воровскую, так сказать, традицию...
      - Ну, господа убивцы! Я жду вас! Вот он я, ваша трепетная жертва! Втыкайте что нужно, и куда нужно... Пилите, в конце концов! Я ваш!
      В ответ на мою дамскую мольбу...
      Вместо порядочного молниеносного удара судьбы, - профессионального тычка шилом, - мои уши еще более заложило от непорочно обморочной дешевой тиши...
      Я обнаружил, что мои ноги-невидимки уже выбрали какой-то шустрый маршрут, - меня вольно несло на неведомые, невидимые и вероятно жуткие преграды...
      Я полагал, что вот-вот упрусь лбом, - или костяшками ног въеду - в какую-нибудь капитальную кирпичную перемычку-переборку...
      Я изо всех своих поношенных психических сил надеялся на...
      Разумеется, на самый благоприятный для моего бренного тела исход. Мое тело блефовало самым простодушным образом.
      Мое тело желало жить, и поэтому жаждало порядочного справедливого великодушного и с х о д а Распри, - Согласия...
      4. В отсутствии всякого смысла
      И я дождался социалистической справедливости в отношении своей фаталистически (мисопонически) прикорнувшей натуры.
      Я не почувствовал никакого изменения в своем паникующем, обильно спрыснутом мертвящими духами, организме...
      Спустя пару мгновений, после неуловимого почти безболезненного кольчатого ощущения в районе пупочной брюшины, я вдруг сообразил, что меня наконец-то продырявили нежным сапожным инструментарием - шилом, прошедшим, по всей невидимости, лазерную заточку...
      Вернее, меня не проткнули, - меня на какие-то доли секунды нанизали на некую неощутимую струну-спицу... И почти тотчас же сбросили, смахнули с ее тончайше стильного жала-тела.