К лагерю, обнесенному колючей проволокой, подходили местные жители, чем могли помогали попавшим в беду людям. Куском хлеба, одеждой. В деревне, близ которой немцы устроили лагерь, проживала мать Николая Анашкина. Увидев сына за колючей проволокой, она не пала духом, наоборот, воспрянула и решила его спасти. На следующий день она передала сыну буханку хлеба с запеченным в ней напильником. Не так уж вроде много- напильник, но в нужный момент он и сыграл свою роль.
      Когда наши войска пошли в наступление, немцы погрузили пленных в эшелон и повезли куда-то на запад. В пути и был устроен побег. Спаслись все, кто оказался с Анашкиным в одном вагоне. Они прорезали отверстие в двери, открыли засов и оказались на свободе. Встретившись с партизанами, действовавшими в Брянских лесах, воевали. Добровольский был комендантом партизанского аэродрома. Потом возвратился на Большую землю, а несколько позже - и в полк.
      - Добровольский вернулся! Борода возвратился! - разнеслось по полку. И Тамара, не видевшая его до этого, но знавшая о нем многое, почувствовала: возвратился однополчанин, свой, родной человек. И для нее, как и для всех, кто знал Добровольского ранее, день его возвращения был праздником.
      Тактично, но очень твердо Добровольский поставил вопрос перед командиром полка:
      - Мне надо летать. Не хочу терять ни единого дня, ни единого часа. Я потерял непростительно много.
      И подполковник Николай Кузьмич Домущей понял этого непреклонного человека, сразу же дал ему самолет, и Добровольский начал летать на задания.
      "Каким же надо быть человеком, какую надо иметь силу воли, чтобы столько пережить, перемучиться, перенести душевную и физическую травму и остаться прежним - принципиальным коммунистом, отважным летчиком?" - думала Тамара, в душе восторгаясь Добровольским. И не только она гордилась однополчанином, весь полк.
      - Ты даже бороду сохранил! - воскликнул один из друзей Добровольского, обнимая его.- Ну молодец!..
      И Тамара поняла Добровольского. "Я тот же, друзья, - хотел он сказать однополчанам, - тот же, каким вы меня знали. Даже внешне". И он доказал это своим поведением в коллективе, отношением к людям, боевыми делами. Ни одного дня, ни одного часа он не терял понапрасну. Летать, воевать, бить фашистов, наверстывать упущенное - стало его постоянным стремлением, его жизненной необходимостью.
      Вскоре он был переведен в другой полк - 15-й гвардейский. Переведен туда командиром эскадрильи. Точнее сказать, не повышен, а восстановлен в прежней своей должности. "Хорошо, что оставлен в нашей дивизии, - думает Тамара, - жаль расставаться с таким человеком... А вот Паников, так же как Синяков, уже не вернется, - переживает Тамара, - никогда не вернется". Старшего лейтенанта Петра Паникова, как и Добровольского, немцы сбили под Брянском. Выпрыгнул с парашютом, пытался пройти через линию фронта, не удалось, задержали. Прикинулся больным, а местные жители подтвердили. Работал у немцев на кухне, воду носил, дрова колол, посуду мыл. Потом сбежал. Прошел проверку и снова вернулся в полк, в эскадрилью Мачнева, был у него заместителем.
      Добровольский - серьезный, суровый, а Паников, напротив, - веселый, добродушный, открытый. Пел хорошо. И летчик был прирожденный, и методист отменный. Все Тамару учил, командир-воспитатель.
      - Запомни, - говорил Паников, - боевой порядок подразделения в воздухе, его монолитность, сплоченность - основа успеха, победы, вместе с тем это и гарантия от всяких случайностей. Тебе нужны примеры? Пожалуйста. Назову самый последний: лейтенант Харламов в бою с "мессершмиттами" не смог удержаться в строю, оторвался, попал под огонь. Результат: тяжелое ранение. Жить будет, летать - нет. Итак, сохранение боевого порядка, сохранение своего места в строю - это, Тамара, закон.
      - Еще, Тамара, закон, - поучал он, - постоянная требовательность к себе. Запомни, постоянная! Летчик никогда не должен расслабляться, если он на фронте. Устал ты, не выспался, горе у тебя непомерное, но если уж ты сел в самолет, ты - в первой степени боеготовности. Устремления, воля, мысли все сконцентрировано, все нацелено на полет, на выполнение боевого задания. Летчик, требовательный к себе, никогда не упустит машину на взлете, а Ростислав Долинский упустил, потерял направление. Результат знаешь сама: самолет разбит, летчик получил тяжелую травму. Летать больше не сможет.
      Еще закон - безусловное знание района аэродрома в радиусе двести километров. На память, Тамара! На чистом листе бумаги надо на память чертить систему линейных и площадных ориентиров, их правильное расположение. Твердо знать расстояния, время полета и курсы от аэродрома до крупных характерных ориентиров. Знать расположение целей, по которым придется действовать сегодня и завтра, их нумерацию. Для чего это нужно? Предположим, ты летишь штурмовать цель номер один, а тебя перенацеливают на одиннадцатую. Не копаясь в карте, ты должна мысленно представить себе эту цель, вспомнить, где она находится, и безошибочно взять на нее курс.
      Хороший учитель был Паников, очень хороший летчик. Быстро стал командиром эскадрильи. Командовал третьей, а летать приходилось и с первой, где раньше был командиром звена. И погиб на глазах у первой, у старых своих товарищей: Левы Обелова, Бори Чекина, Тамары Константиновой...
      С аэродрома Ястребино они поднялись в составе шестерки. Им предстояла штурмовка переднего края в районе Нарвы. Погода стояла плохая: дымка, низкая облачность. Полетели без сопровождения. Зачем оно, если такая погода? А над целью погода оказалась получше, облачность немного повыше. Этим и воспользовались немецкие истребители.
      Выполнив боевое задание, штурмовики собрались и пошли на свою территорию. В этот момент и появились "мессеры". Шестерка. Их заметили сразу, группа сомкнулась. Немцы сделали пять или шесть атак, но все они были отбиты.
      И все же бой для грозной и для очень тяжелой машины Ил-2 с легким, маневренным и скоростным Ме-109 - это бой неравный. Скорость штурмовика у земли немногим более трехсот, у истребителя - пятьсот. Уйти все равно не удастся. Единственное, что могли предпринять наши пилоты, - это усложнить условия атаки по их самолетам маневрированием.
      Бой был уже над нашей территорией, когда один из фашистов скользнул под строй штурмовиков и атаковал ведущего снизу. Очевидно, летчик был ранен, а машина повреждена. Паников вел свой "ил" со снижением, но силы, наверное, оставили пилота, самолет потерял управление и взорвался, врезавшись в землю,
      "Правильно ли мы действовали? - переживает Тамара.- Все ли мы сделали в том бою, чтобы его не сбили, вообще никого не сбили?"
      Они сделали все, что могли. Ошибок не было. И все-таки Паников сбит, а все остальные пришли на поврежденных машинах. Они могли бы встать в оборонительный круг, и немцы, возможно, ушли бы ни с чем. Но могло быть и хуже: посадка на чужой территории без горючего, - а оно было на исходе гибель всей группы.
      Да, они действовали правильно. Но истребитель есть истребитель, он и создан для воздушного боя. Штурмовик, встретясь с истребителем, нападать может лишь в исключительных случаях, при благоприятных для этого условиях: если истребитель окажется в передней его полусфере, перед пушками летчика. В основном же штурмовик обороняется, причем огонь ведет только стрелок из своего пулемета. Но поражаемая дальность пулемета штурмовика значительно меньше поражаемой дальности пушек истребителя. "Мессершмитт" может стрелять по Ил-2 с дистанции пятьсот метров и более, оставаясь при этом неуязвимым.
      Конечно, не женское это дело, война. Мужчинам и то нелегко, а Тамаре тем более. Трудности на каждом шагу. Прежде всего, неустроенность, жизнь кочевая. Но она привыкла. Так вроде и надо. За роскошь считает, если живет в деревенской избе, и здесь же поблизости - банька.
      И к труду своему Тамара привыкла. Нелегкое дело водить "летающий танк", но она втянулась и даже не замечает, как это трудно. "Я сильная, говорила она генералу, командиру учебно-тренировочного полка, когда тот отговаривал ее учиться летать на "иле", - у меня крепкие руки..." Действительно, она оказалась сильной, выносливой. Мужчины устают подчас от непомерной летной нагрузки, а она ничего, держится. Больше того, всегда работоспособна, бодра, уверена в себе.
      К постоянной опасности тоже привыкла - все время ведь под огнем, над чужой территорией, в боях с "мессершмиттами", зенитками, в борьбе с собой, со своими нервами. Привыкла, закалилась.
      Ко всему можно привыкнуть и очерстветь при этом. Душой очерстветь, сердцем. И такое бывает. И, надо сказать, бывает со многими. В полку погиб летчик, старшина Шахов. Тамара почти не знала его, видела несколько раз, и все, вместе летать не приходилось. Вроде бы посторонний для нее человек, но гибель его больно отозвалась в сердце. И не потому, что Василия вспомнила, а потому, что жаль не успевшего пожить парня, почти юношу.
      Нет, Тамара не очерствела. Прежней осталась: чуткой к чужому горю, отзывчивой, мягкой, душевной. Она скучает о дочке, скорбит о погибшем муже. Беспокоится о брате. Писал, радовался, что будет летать на новой машине, строил планы, восторгался данными "ила", а потом поутих, присмирел. Тамара написала ему, спросила, в чем дело. Ответил коротко, ясно: переучиванию конца не видать... Надо успокоить его, сказать, что сейчас время иное, не сорок первый год, когда в бой ходили порой без достаточной подготовки. Сказать-то можно, а поймет ли...
      Спасибо друзьям, не дают голову вешать, духом падать, отвлекают от дум тяжелых и мрачных. Бывало, скажут: "Пойдем, Тамара, на вечер, что дома скучать..." В полку вечера отдыха бывают нередко. Артисты иногда приезжают с концертами. Художественная самодеятельность выступает. А в основном, вечера - это танцы.
      Любит Тамара на танцы ходить. Целый день ведь на аэродроме пропадает, целый день в рабочем комбинезоне, в тяжелых кирзовых сапогах. А тут единственная возможность! - можно одеться легко и красиво: туфли, юбка, новенькая гимнастерка с погонами, со звездочками. Приятно ходить в гимнастерке: и лейтенантские звездочки видно, и орден Красной Звезды.
      Приятно Тамаре на людей посмотреть, на то, как они в редкие часы досуга веселятся - летчики, техники, девушки - оружейницы, мотористки, парашютоукладчицы. Приятно и грустно. Молодежь кругом, а ей уже двадцать пять. Мачнев, командир эскадрильи, и то моложе на целых три года. И другие тоже: Чекин, Обелов, Масленников...
      - Пойдем, Тамара, покружимся, - приглашает Обелов.
      Чуткий, добрый товарищ Лева Обелов. И девчонок не забывает, и с Тамарой танцует. Все смотрят на них, когда они вместе: рослые оба, красивые, видные, и оба летчики. Причем Обелов уже командир эскадрильи. Недавно назначили вместо погибшего Паникова. Но дело, конечно, не в этом. Просто она благодарна Обелову за внимательность, чуткость. Всегда он подойдет, когда особенно нужно, когда на душе тяжело.
      Вот рядом кружат с девчатами Мачнев и Чекин: раскрасневшиеся лица, задорные, озорные глаза. Словно и не было четыре часа назад жестокого боя, тяжелых минут.
      Сколько их было, этих тяжелых минут! Этих на всю жизнь запомнившихся боевых эпизодов, случаев, когда жизнь висела на волоске и попавший в беду товарищ нередко доходил до дома лишь потому, что рядом были друзья, настоящие, преданные, для которых нет выше закона: сам погибай, а товарища выручай.
      Хотя бы вот этот случай. Четыре летчика - Обелов, Чекин, Коротков и Константинова получили боевое задание - проштурмовать вражеские войска. Группу возглавил Обелов, заместителем, как и обычно, был Чекин. Так они летают всегда: Обелов - командиром, Чекин - заместителем. Так и по должностям они рядом шагали.
      В том знаменательном для них вылете Обелов был еще заместителем комэска. Как и всегда, он вышел на цель, строго соблюдая свой принцип: нагрянуть неожиданно, ударить с ходу. И как всегда, немного увлекся, излишне задержался над целью. Сделай он четыре захода на цель, как и предписывалось, и немецкие истребители, возможно, их не настигли бы. Обелов же сделал шесть.
      Погода стояла солнечная, видимость, как говорят летчики, миллион на миллион, безгранична, как по горизонту, так и по вертикали. Спрятаться некуда. Не успев еще снизиться, чтобы хоть как-то замаскироваться, затеряться на фоне земли, группа шла на высоте восьмисот метров. В этот момент и настигла ее шестерка ФВ-190. А до линии фронта более семидесяти километров, двадцать минут полета.
      До этого Тамара встречалась только с Ме-109, знает их сильные и слабые стороны, привыкла к ним, если так можно сказать в отношении вражеских истребителей. С "фокке-вульфами" еще не встречалась. И вот встретилась. У нее поневоле екнуло сердце. В боях с нашими истребителями, особенно с Як-3, они не очень зарекомендовали себя - тяжеловаты, маломаневренны. Но в бою со штурмовиками и бомбардировщиками, где маневренность не так уже важна, а важен пушечный залп, к сожалению, зарекомендовали: четыре пушки, бьющие залпом, чего-нибудь да стоят...
      Настигнув штурмовиков, фашисты ринулись в атаку. Все было на их стороне: и численное превосходство, и тактически выгодное положение возможность почти беспрепятственно атаковать штурмовиков снизу, - и то, что под крылом своя территория: можно, если возникнет необходимость, оставить машину, спастись на парашюте. Атакуя машину Обелова, фашист стремился прежде всего сбить ведущего группы. И своего добился: снаряд попал в водяной радиатор. "Фоккер" все же отвалил, получив хороший заряд от стрелка. Но дело было сделано. Радиатор расположен внизу, под ногами пилота, и кипяток стал хлестать в кабину. Нестерпимо жгло ноги, руки, лицо. Пар, густо наполнивший кабину, мешал видеть обстановку воздушного боя, своих ведомых. Но Обелов терпел и страстно желал одного, чтобы вода не ушла из системы, чтобы мотор не сгорел, не заклинился. Но воды оставалось все меньше и меньше, и мотор, перегреваясь, начал терять силу, перестал тянуть самолет с нужной скоростью. "Из-за меня могут сбить и других!" - подумал Обелов и подал команду:
      - Всем немедленно уходить!
      "Как он мог такое сказать? - в душе возмутилась Тамара.- И подумать, что мы оставим его на съедение?" Очевидно, так подумал и Чекин. Он не вышел вперед, не возглавил, как это положено, группу, а подал команду: "Змейка". Обелов как шел, так и остался впереди, продолжая вести свою группу, а группа, имея избыток в скорости, стала ходить над ним "змейкой", прикрывая командира огнем, не подпуская к нему вражеских летчиков.
      Получив моральную и огневую поддержку, Обелов воспрянул духом и сделал все возможное, чтобы помочь товарищам и стрелку Николаю Касьянову. Когда Николай закричал: "Пулемет отказал! Утыкание!..", он сразу понял причину: мешок, в который падают стреляные гильзы, наполнился доверху.
      - Сними мешок!-приказал он Касьянову.- Или разрежь его. Быстро!..
      Николай выполнил указание командира, и пулемет заработал.
      Так, прикрывая своего командира, отбиваясь от наседавших фашистов, они шли до линии фронта, шли, казалось, целую вечность, целых двадцать минут. И все двадцать минут под непрерывным огнем.
      Ко всему Тамара привыкла... Достойно, вместе со всеми выдержала этот неравный, смертельный бой, нечеловеческое напряжение и не дрогнула, не спасовала, сражалась уверенно, дерзко. А когда Обелов вышел из кабины, обожженный, черный от усталости и хриплым, клокочущим басом сказал: "Спасибо, друзья!", не выдержала: разрыдалась откровенно, по-женски безудержно.
      И еще один эпизод. Недавний. Группа в составе шести экипажей - Мачкев, Обелов, Чекин, Харламов, Масленников и Константинова -выполняла задание по сопровождению пехоты в наступлении. Так как удар был по переднему краю, истребителей сопровождения не было.
      Когда штурмовка закончилась, сзади появилась четверка Ме-109. Обрушились неожиданно и в самый опасный момент: экипажи, выйдя из последней атаки, не успели сомкнуться, наладить огневое взаимодействие в группе. Впереди шел Мачнев, его догонял Обелов, другие были еще на подходе к ведущему. Тамара шла последней и была еще далеко, а первый удар, как известно, всегда приходится по последнему. И фашисты уже заходили в атаку.
      Все решали секунды. Мачнев это увидел, понял, какая опасность грозит Константиновой, и сразу принял решение: прикрыть ее, отсечь от нее атаку вражеских истребителей. Он мог приказать это любому из летчиков, но никто лучше его, он был уверен в этом, не видел всей остроты ситуации, а чтобы ее увидеть, оценить, принять решение на атаку и выполнить маневр, надо было иметь какой-то минимум времени. Но его уже не было...
      - Обелов, выйди вперед! Всем подтянуться немедленно! Приготовиться к бою! - скомандовал Мачнев.
      Его намерения поняли все, поняла и Тамара. Он прибрал обороты мотора, чтобы уменьшить скорость, чтобы как можно скорее оказаться над ее самолетом. Она, напротив, увеличила ее и быстро нырнула под его самолет. Замыкающим стал Мачнев. Его стрелок и встретил фашистов. Но силы слишком неравны. Один против четверых. У них восемь пушек, у него только один пулемет. В данном случае, когда атакуют сзади, летчик может лишь маневрировать, уходить от прицельных ударов. И все время стремиться вперед, догонять своих товарищей, уходить под огонь пулеметов воздушных стрелков, под их защиту.
      Он и стремился. Но не успел. Четыре Ме-109 атаковали его слева, справа, снизу и сверху, подбили самолет.
      Штурмовики были уже над своей территорией, и фашисты вернулись назад, преследовать не стали. Подбитый штурмовик Мачнева упал на болото. Это летчика и спасло. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы довелось приземлиться на лес, на окопы, на поле, изрытое снарядами, бомбами.
      О том, что Мачнев жив, стало известно не сразу, а спустя какое-то время: три или четыре часа. А тогда никто из группы не сомневался, что Мачнев погиб. Так думали летчики, так и доложили командиру полка. И можно только представить, что было с Тамарой, пока она не узнала, что Мачнев жив и здоров и скоро прибудет в часть. Она считала, что командир погиб из-за нее, из-за ее, как ей казалось, нерасторопности, неправильных действий в сложной обстановке.
      Ко всему можно привыкнуть: к тяготам фронтовой жизни, к постоянной опасности, но к тому, что товарищ погиб из-за твоей оплошности, привыкнуть нельзя, невозможно.
      Огонь на себя
      Лев Обелов идет на разведку. Его задача - сфотографировать оборону противника на одном из участков фронта. Вместе с ним в группе прикрытия идет и Тамара. Она должна посмотреть, как будет действовать разведчик. Как он будет строить маневр при заходе на цель, фотографировать...
      Обелов, развернув карту, инструктирует Тамару:
      - Чтобы сфотографировать оборону противника, надо точно над ней пройти. Вот эта прямая между двумя точками - линия боевого пути. Ее длина тридцать - тридцать два километра, это шесть минут полета. На столько хватает пленки. Все шесть минут надо идеально выдерживать скорость, курс, высоту. Иначе снимки не получатся. "Шелохнулся", - начинай все сначала.
      Это не первая их беседа, и Тамара ясно представляет себе, как летчик включает фотоаппаратуру над первой заданной точкой, то есть в начале боевого пути. Но до выхода в точку, на пути в два-три километра, он подправляет курс, уточняет его. Этот путь так и называется: участок уточнения боевого курса. Уже на этом участке противник открывает огонь по разведчику. Бьет и по тем, кто его сопровождает, но больше всего по нему. Из всех видов оружия. Здесь нужны железные нервы.
      Обычно в помощь Обелову, когда он идет на разведку, придается группа подавления огневых средств противника - лучшие летчики-штурмовики. Сопровождая Обелова, они подавляют на его пути огневые точки противника, не дают им сбить самолет-разведчик. В группу подавления огневых средств, как правило, входит шесть летчиков. Сегодня среди них Константинова, а ведет группу прикрытия Ворис Чекин.
      Для прикрытия Обелова назначены и истребители. Тоже шестерка. И тоже самые лучшие летчики. Их обязанность: не допустить к разведчику вражеских истребителей. Сохранить его любой ценой. Обезопасить его от атак "мессеров" и "фокке-вульфов", дать ему возможность уверенно работать.
      Это входит в обязанность и летчиков-штурмовиков. В случае необходимости они тоже вступят в бой с вражескими истребителями, помогут своим истребителям отразить атаки по самолету-разведчику.
      Самолет капитана Обелова - единственный на фронте Ил-2, снабженный фотоаппаратом АФА-3с, который устанавливается лишь на самолетах Пе-2.
      На Обелова работают две фотолаборатории - две автомашины со специальным оборудованием. Замаскированные, они стоят невдалеке от стоянки его самолета. Снимками, привезенными Обеловым с поля боя, обеспечиваются, как правило, все, начиная от командующего фронтом и кончая командирами рот, участвующих в боевых действиях.
      На разведку переднего края обороны противника Лев Обелов летал на многих участках фронта, и больше всего под Нарвой и Псковом. На высотах четыреста - шестьсот метров бороздил он пространство над Нарвой, над укрепленным районом Нарва - Раквери, над рекой Великой и дальше за ней, на запад. Фотографировал вторую и третью линии обороны противника, шоссейные и железные дороги, по которым противник подтягивал к переднему краю войска и технику.
      Иногда приходилось ему совершать серию таких ответственных вылетов и за очень короткий срок. Так, в период подготовки наступательных операций на нарвском направлении он ходил на разведку шесть раз и детально вскрыл оборону противника, что дало возможность нашим войскам овладеть важным опорным пунктом фашистов - городом и крепостью Нарвой относительно с небольшими для нас потерями.
      За снимки, добытые из-под огня противника, Лев Обелов получил благодарность Маршала Советского Союза Василевского, представителя Ставки Верховного Главнокомандования, награжден орденами. А листовка политуправления фронта, в которой рассказано о его боевых делах и успехах, заканчивается так: "Летчики-штурмовики! Учитесь искать и уничтожать противника, как капитан Обелов".
      До конца войны на счету у Обелова будет 145 вылетов на штурмовку и 50 на разведку, всего 195 успешных боевых вылетов - это очень много! И немалая часть из этого огромного числа будет выполнена вместе с Тамарой, в совместных полетах, крыло к крылу. И в огромном успехе Обелова будет доля труда Тамары: летая с ним на разведку, она будет его прикрывать, подавлять огонь зениток, нацеленных на его самолет, отсекать атаки вражеских истребителей, поддерживать морально.
      В феврале сорок пятого года капитана Обелова представят к званию Героя Советского Союза, в апреле того же года он получит свою Золотую Звезду. И в этой Звезде Обелова, полученной за тяжкий труд пилота военного времени, будет и доля ратного труда Константиновой, боевого друга Обелова.
      Несколько позже, в июне того же года Константинова тоже получит свою Золотую Звезду, и в ней будет доля труда Обелова, у которого (как и у Мачнева, Паникова) она позаимствует боевое умение, военную сметку, ответственность за порученное дело.
      Все это будет впереди, а сейчас разведчик и сопровождающие его истребители и штурмовики - двенадцать экипажей - подходят к линии фронта, к характерному ориентиру - пересечению реки и железной дороги. Это и есть начало боевого пути. Тамара не видит, но знает, кто и чем занят в этот напряженный момент обстановки. Обелов наверняка включил "АФА" и нацелился взглядом на компас. Летчики-истребители зорко осматривают воздух в тех направлениях, откуда могут появиться вражеские истребители. Штурмовики местность близ железнодорожного моста, где могут быть "эрликоны". Тамара не видит, но чувствует, как стволы зениток поворачиваются навстречу разведчику, как берут его в прицелы своих установок.
      Не только чувствует, но и твердо уверена, ибо здесь, у моста через реку, установки должны быть обязательно. И если бы капитан Обелов летел на штурмовку, а не на разведку, он обошел бы этот мост стороной, но сейчас его обойти невозможно так же, как невозможно обойти и другие хорошо защищенные объекты - таковы требования разведки. Разведчик, если это необходимо, должен идти сквозь огонь, держа постоянными курс, скорость и высоту.
      Вот на берегах реки засверкали вспышки огня, а на пути полета разведчика заклубились дымные шапки. Секунда, и они встали стеной. Она разрасталась вверх и в стороны и казалась живой, движущейся навстречу группе самолетов.
      - Подавить огонь батарей! - командует Чекин.
      Штурмовики, вся шестерка, устремляются вниз. Но шестерка тут же делится на две подгруппы: первая, во главе с Чекиным, идет на дальний западный берег реки, вторая, во главе с Харламовым, - на ближний, восточный. Так было решено еще на земле, при подготовке к полету, при обсуждении различных вариантов штурмовки, подавления огня вражеских зенитных батарей.
      В правой тройке "илов", возглавляемых Харламовым, Тамара идет замыкающей. Значит, крайняя справа зенитка, та, что дальше других от воды, - ее цель. "Бьешь крайнюю справа", - подтверждает Харламов. Тамара видит четко очерченный круг на земле - углубление, в центре которого установлена пушка, видит задранный кверху ствол, пульсирующие вспышки огня.
      Довернув самолет в направлении круга, открывает пулеметный огонь. Стреляет навскидку, не прицеливаясь. Главное, что нужно в эти мгновения, заставить пушку умолкнуть, а для этого надо отогнать от нее прислугу фашистских солдат, загнать их в окопы.
      Пикируя, поливая площадку пулеметным огнем, Тамара видит, как солдаты, поспешно оставив установку, словно мыши, ныряют в укрытие. Цель достигнута - огонь подавлен. Но и этого недостаточно. Пушку надо уничтожить. Продолжая идти по прямой, Тамара берет ее в прицел, кричит своему воздушному стрелку:
      - Шура! Бросаю бомбу. Проконтролируй,
      - Есть, командир! - вскоре отвечает стрелок.- Порядок!
      Полет продолжается. Разведчик идет на высоте шестьсот метров. Впереди, на небольшом удалении, - группа штурмовиков. Сзади и выше - истребители. Они охраняют и разведчика и штурмовиков, они ежеминутно готовы к бою. Но "мессеров" пока нет. Бьют только зенитки. И штурмовики посылают в направлении огневых вспышек пулеметно-пушечные очереди. Так, подавляя огонь, расчищают они дорогу разведчику.
      Тамара видит Ил-2 Обелова и, будто воочию, представила Леву, сосредоточенного, непреклонного. Временами снаряды рвутся совсем рядом с его машиной, сбивают ее с заданных курса и высоты, но Обелов точно и быстро ее выправляет, упрямо идет вперед.
      И вдруг появились фашистские истребители. Чего Тамара опасалась, то и случилось.
      - Впереди выше "мессеры", - предупреждает она товарищей.
      Преимущество на стороне фашистов - количественное и тактическое: их двенадцать, они идут значительно выше.
      - Увеличить скорость! - командует Чекин, и Тамаре понятен его замысел. Запас скорости необходим и для оборонительного боя: атакующего врага надо встретить огнем.
      Фашисты перестроились. Три звена идут одно за другим. Идут навстречу. Но атака на встречных курсах крайне сложна: не успеешь прицелиться - и разминулись. А может, они не видят разведчиков? Вполне вероятно. Хорошо виден тот, кто находится выше, на фоне неба. А тот, кто ниже, - плохо, он скрывается на фоне земли. Нет, решает Тамара, фашисты их видят. Иначе зачем перестраиваться?
      Изогнув прямую полета, немцы переходят в пике. Теперь уже видно: удар нацелен на группу штурмовиков. Первые два звена ударят по ним, третье, очевидно, атакует разведчика. Зенитки не бьют, не мешают своим истребителям.
      - Переходим в атаку! - командует Чекин.
      Имея запас скорости, он переводит "ил" в крутой набор высоты навстречу Ме-109 и сразу же открывает огонь. Тамара видит: ведет огонь неприцельно, просто в направлении группы, до которой еще далеко, и тоже бьет навстречу фашистам. Ей понятен замысел Чекина: сорвать атаку, используя отведенные обстановкой секунды. Угол набора, с каким "илы" идут навстречу фашистам, предельный, у мотора не хватает мощности, скорость быстро погасает.
      Замысел Чекина оправдался. Напоровшись на огненный смерч шестерки штурмовиков, фашисты не выдержали, бросились в сторону. Но не ушли. Развернувшись, приближаются к группе слева. Пока не атакуют, идут параллельным курсом, остерегаясь наших истребителей. Запасшись скоростью, эшелонируясь по высоте, они носятся "змейкой" сзади разведчика.
      - Приготовиться к бою! - командует Чекин.
      Это значит - к защите разведчика. По этой команде, не переставая следить за воздухом - может появиться еще одна, а то и две группы истребителей, - надо приготовиться к отражению атаки тех, что идут слева. Так понимает Тамара. Но разведчик немного отстал от своих защитников, вернее, "илы" ушли немного вперед. Ушли из тактических соображений - чтобы первым встречать зенитный огонь. А теперь надо его подождать, подпустить разведчика на дистанцию сто - сто пятьдесят метров, взять его под защитный огонь воздушных стрелков. Будто услышав Тамару, Чекин командует:
      - Прибрать обороты мотора!
      Фашисты переходят в атаку. Атакуют одновременно: первое звено штурмовиков, второе - разведчиков, третье - истребителей. "Схема атаки классическая, - думает Тамара, - как на картинке". Но только просчитались фашисты, распылили силы.
      - Спокойнее, Шура!- подбадривает Тамара стрелка.- Бей точнее, не торопись.
      Тамара слышит рокот оружия, видит трассы огня свои и чужие, чувствует запах сгоревшего пороха. Привычная картина боя.
      - Командир! Один готов! Наши истребители сбили.
      Отбитые дружным огнем, фашисты выходят из атаки. Хорошо видно: в третьем звене одного не хватает. Тамара смотрит вниз, там, резко выделяясь на фоне земли, плывет белый купол парашюта.
      - Задание выполнил! - передает разведчик.- Беру курс на свою территорию.
      Пришло время - и вот Тамара летит на разведку сама. В этом полете ей надо детально обследовать один из объектов, по которому будет действовать полк. Надо посмотреть, как расположены части противника, его техника, артиллерийские и зенитные позиции.
      Под крыло уходят лесные массивы, поля, дороги. Уже позади линия фронта. Переднюю полусферу Тамара охраняет сама: на случай встречи с истребителями противника у нее четыре ствола: две пушки и два крупнокалиберных пулемета. Заднюю полусферу защищает воздушный стрелок Мукосеева, ее надежный товарищ. Но что она может сделать против зениток?