- Придется вам, мадемуазель Софи, идти за помощью.
      - Куда? - испугалась Соня; ей казалось, что стоит выйти из этих кустов, как она тут же столкнется с Флоримоном или кем-нибудь из его слуг.
      - В деревню. Это недалеко. Пойдете отсюда прямо, подниметесь на пригорок, и сразу её увидите. Найдете дом вдовы Фаншон, скажете: "Маркизу Антуану нужна помощь!" Она сделает все, что нужно.
      - А как я найду её дом?
      - Любой местный житель покажет вам его.
      - Но вы останетесь здесь один...
      - Ничего со мной до вашего прихода не сделается. Но даже если мой сын и наткнется на меня здесь... Все-таки это мой сын. И если он развратник, то никак не убийца.
      Соня ушла, подозревая, что Антуан де Баррас может искренне заблуждаться насчет своего сына. Но в одном он прав: вряд ли Флоримон нанесет ему какой-нибудь вред... прежде, чем узнает, где спрятано золото.
      Она вскоре пришла на окраину Дежансона - деревня, в которой говорил старый маркиз, по отношению к городу лежала в низине. Она была сравнительно небольшой. По крайней мере, с той точки, с какой княжна на неё смотрела. Деревня казалось расположенной совсем близко, но Соне понадобилось не менее часа, чтобы дойти до нее, и ещё полчаса, чтобы разыскать дом вдовы Фаншон.
      Сообщение девушки о том, что маркизу Антуану нужна помощь вызвала в этом чистеньком крепком домишке настоящий переполох. Собственно, создавала его сама вдова - миловидная женщина средних лет, у которой оказалось двое великанов-сыновей, - она едва доставала им до плеча, что не мешало вдове вовсю командовать ими.
      Вызнав у Сони, что маркиз лежит в кустах на окраине Дежансона женщина пришла в ужас:
      - Пресвятая Дева! Я знала, что все этим кончится. Выгнать отца из собственного дома!
      Княжна не стала разубеждать деятельную вдову, ведь тогда потребовалось бы объяснять, что случилось на самом деле. Пусть уж этим занимается сам маркиз. А эта командирша в юбке между тем распоряжалась:
      - Батист! Жюльен! На повозку положите свежего сена. Возьмите одеяло. Подушку! Будьте осторожны, маркиз болен, так что аккуратно - вы слышите, аккуратно! - уложите на повозку его высочество. Лошадей не гоните, чтобы его не растрясти... Повторите!
      - Да мы поняли, мама, - пробасил один из молодых великанов, кажется, Батист, украдкой оглядывая фигуру Сони.
      Она тоже посматривала на братьев - уж очень хороши были оба. Несмотря на высокий рост, широкие плечи, на впечатление недюжинной силы, в обоих молодых людях присутствовало некое изящество, и в то же время они выгодно отличались, например, от Флоримона некоей свежестью, чистотой черт неиспорченностью, как подумала Соня. Но почему она сравнила их с Флоримоном?
      Ах, старый проказник! Неужели и Батист, и Жюльен - его сыновья? Тогда почему "вдова"? Впрочем, это чужая тайна, а княжне хватало и своих.
      На повозке они добрались быстро. Соня попросила у вдовы Фаншон большую соломенную шляпу и старенький плащ. Та подивилась: плащ при такой жаре? Но принесла все, что девушка попросила. А Соня всего лишь принимала меры предосторожности. Она не хотела, чтобы случайно выглянув в окно - даже если он нарочно и не наблюдает за дорогой - Флоримон сразу опознал её и выслал кого-нибудь на перехват.
      На старого маркиза и вправду никто не наткнулся. Он задремал, лежа на своем пледе. Но при их появлении открыл глаза и устремил довольный взгляд на братьев.
      - Здравствуйте, мальчики!
      - День добрый, ваше высочество! - пробасил один из братьев - кажется, Жюльен, легко поднимая на руки маркиза Антуана.
      Они и вправду выполнили все распоряжения матери. Бережно уложили маркиза на сено и, по совету Сони, поверх знакомого пледа укрыли плащом, который она сняла с себя, а на голову надели ту же соломенную шляпу.
      - Никто не должен видеть, что вы везете маркиза де Барраса, - пояснила она.
      Братья согласно кивнули.
      - Может, и вы со мной? - предложил маркиз, когда Соня наклонилась, чтобы на прощание поцеловать его в щеку. - У Фаншон вам будет безопаснее.
      - Нет, я должна вернуться в город, - покачала головой Соня. - Надо попытаться освободить мою горничную.
      - Погодите, - маркиз сделал попытку приподняться, и княжна тотчас наклонилась к нему; братья тактично отвернулись. - А как же ваше золото.
      - Пока не знаю, - сказала она задумчиво.
      - Без вас его никто не достанет, - сказал де Баррас, - но и вы сами ничего не сделаете. Как некстати я обезножел!.. В свое время мы обговаривали возможность доставки золота в Россию, но тогда нужно иметь знакомство среди моряков. У вас есть такое?
      - У меня есть знакомство среди дипломатов, - улыбнулась она.
      - А что, эти помогут. К тому же, не забывайте, есть ещё надежные люди - братья Фаншон. Батист! Жюльен!
      Он медленно и любовно произнес их имена.
      - Ну как, ребята, поможете при случае русской княжне? - спросил он.
      - Понятное дело, поможем, - сказал один из братьев - Соня так и не уяснила для себя, кто из них Батист, а кто Жюльен.
      - А вы говорили, что не оставили хорошего потомства, - все же не выдержав, шепнула маркизу Соня.
      - Это мое самое большое богатство, - довольно улыбнулся он.
      Золотой слиток, который Соня прихватила с собой на всякий случай, она приторочила к поясу, уложив его в вышитый гобеленовый мешочек, который по случаю купила ещё в Германии. Слиток весил довольно прилично, но не нести же его в руках!
      Отчего-то она все медлила пойти к центру города, как хотела. Замок, отчетливо видневшийся из кустов и сквозь листву дерева, под которым она теперь стояла, пугал её своей близостью. Соне казалось, что за всеми дорогами, ведущими из города, сейчас наблюдают люди Флоримона.
      Не зная, для чего, Соня вынула из гобеленового мешочка расческу, которая соседствовала с золотым слитком, разобрала свою прическу - её делала ещё Агриппина, хорошенько расчесала и просто заколола волосы набок, опустив их длинные пряди на грудь. Пусть её и примут за непристойную девицу, лишь бы не за княжну Астахову, если, конечно, ей удастся ввести своих врагов в заблуждение.
      Еще она решила идти как бы прочь из города, чтобы войти в него с другой стороны.
      Здесь, на окраине, Соне впервые повезло - она обнаружила вывеску ювелира. Судя по всему, мадам Альфонсина работает на Флоримона и потому забрала себе вещи и деньги молодых женщин, по привычке полагая, что постоялицы к ней больше не вернутся.
      Никакого плана на этот счет у Сони не было. Пожаловаться в полицию на женщину, которая, возможно, в городе на хорошем счету, не имея при этом документов? Кто такая княжна Астахова? А если и вправду де Шовиньи скажет, что никогда в глаза её не видела и её вещей тоже? Кто докажет обратное?
      Чем больше Соня размышляла над своим бедственным положением, тем больше впадала в уныние. Хорошо, она попытается обменять имеющийся у неё слиток на деньги, но что делать с ними дальше опять же без документов?
      Потом, ювелир может на это не согласиться, и тогда... тогда плохо дело княжны Астаховой. Опустить руки? Пойти в полицию и заявить, что у неё украли документы и деньги неизвестные люди? Соне захотелось плакать от отчаяния, но внутренний голос насмешливо напомнил, что она и так четверть века просидела подле маменькиной юбки, так неужели она не попытается самостоятельно найти выход из этого, кажущимся безвыходным положения?
      Нет, так глубоко в бездну отчаяния не стоит нырять. Лучше попытаться, оставаясь на поверхности, начать выбираться из нее. И начать с малого...
      Магазинчик золотых украшений, который содержал ювелир, оказался крошечным, но расположенные в витрине драгоценности привлекали хорошей работой и отменным вкусом. Мастер, их сотворивший, был безусловно талантлив.
      - Мадам что-нибудь хочет? - раздался за спиной Сони приятный мужской голос.
      Она повернулась и увидела вопрошавшего. Вид его напрочь отметал образ, заранее созданный княжной в своем воображении. Она представляла себе тучного немолодого человека с круглыми очками в металлической оправе, а перед нею стоял довольно молодой мужчина, не старше сорока лет, и улыбался ей приветливой улыбкой.
      - О, я, скорее всего, не прав! - темпераментно воскликнул он. - Не мадам, а мадемуазель, не так ли? Рад служить вашей светлости!
      - Видите ли, - Соня запнулась, - у меня к вам дело, но я не знаю, как начать этот разговор? У себя в России я бы знала, но во Франции я меньше недели.
      - Мадемуазель из России? О, русские очень интересные люди и, вы правы, обычно дела, с которыми они приходят, никак нельзя назвать пустяками... Давайте сделаем так: мой магазинчик имеет второй выход - на тихую тенистую улочку. Предлагаю вам посидеть вместе со мной на веранде и выпить чашечку кофе. Думаю, не спеша мы сможем обсудить ваш вопрос.
      Напряжение наконец отпустило Соню. Заявление Флоримона о том, что он некоронованный король Дежансона она приняла за чистую монету и к ювелиру тоже поначалу отнеслась настороженно. Как всегда, она тут же нарисовала себе картину: вот Соня вынимает из сумочки у пояса золотой слиток, ювелир звонит в колокольчик, её хватают, но появляется не полиция, а Флоримон де Баррас, который утаскивает её в свой замок, где с нею проделывают то же, что и с Агриппиной...
      Она содрогнулась. Все-таки преступный маркиз знает, как наводит страх на слабых женщин. А ведь по его словам это были пустяки. Если вспомнить Мари, её хлыст у пояса... Соня тряхнула головой, прогоняя неприятное видение.
      Ювелир представился Соне как Рене Бежар, а узнав, что разговаривает с княжной, разулыбался:
      - Конечно, прежде мне случалось продавать драгоценности князьям и княгиням, но сидеть вот так запросто с ними за столом и пить кофе не доводилось. Видно, с мадемуазель случилось что-то серьезное, раз вы обратились в мою скромную лавчонку.
      - Вы правы, серьезнее некуда, - решилась Соня и выложила на стол заветный слиток, - пожалуй, лучше сразу, без предисловий. Скажите, сможете ли вы купить у меня это золото? Если нет, я пойму, и всего лишь стану искать покупателя где-нибудь в другом месте. У меня просто нет другого выхода - мне нужны деньги!
      - Понимаю, - кивнул Рене Бежар без улыбки, словно её утверждение о том, что нужны деньги, отличалось оригинальностью. Он взял в руку слиток. Шесть фунтов. Однажды я видел такой. Отец оставлял его для своей коллекции, но я вынужден был это золото использовать - мне тоже нужны были деньги.
      - Иными словами, вы не сможете у меня его купить? - расстроилась Соня.
      - Я этого не говорил, - задумчиво пробормотал ювелир, с видимым трудом отрывая взгляд от слитка, - но если даже это золото самой высокой пробы мне ведь придется это проверить! - я все равно не смогу дать вам за него больше пяти тысяч ливров. Просто потому, что у меня больше нет. Но зато я могу дать вам адрес моего коллеги по цеху - он даст вам подлинную цену...
      "Пять тысяч ливров. Сколько же это будет в пересчете на рубли? попыталась сосчитать Соня. - Небось, Агриппина сделала бы это в два счета".
      - Как вы думаете, этих денег хватит на то, чтобы доехать до побережья Атлантики? - спросила она у Рене Бежара.
      - Думаю, хватит и на билет на пароход, - сказал он, с интересом поглядывая на Соню.
      - Я согласна, - сказала она, - пусть будет пять тысяч.
      - Но мне, ей-богу, неловко, - начал было он, но махнул рукой. Впрочем, вам виднее!
      Ювелир проверял подлинность золота недолго. Соня успела выпить всего две чашки кофе и съесть два пирожных, которые принесла служанка Рене.
      Вскоре он вышел сам и вынес плотный пакет с деньгами.
      - Здесь пять тысяч двести ливров, но это и в самом деле все, что у меня есть, - сказал он и неожиданно добавил. - Не знаю, что у вас за беда, но я желаю вам удачи. От всей души.
      Его лицо было таким добрым и участливым, что Соня едва... Нет, нет, она не должна отныне доверять самым добрым лицам, пока кто-то, кого княжна знает лично, не отрекомендует ей этого человека. Французские мужчины так рыцарски вежливы! Обходительность с дамами у них в крови. Разве что, кроме Флоримона де Барраса... Со своими делами Соня попробует справиться одна.
      Потихоньку подвигаясь к центру Дежансона княжна Астахова изменялась. Конечно, внешне. Прежде всего, в ателье дамской одежды она поменяла свое бежевое прогулочное платье на синее и купила себе темный парик.
      При этом она не ушла с центральной улицы. Сами французы говорят: хочешь, чтобы тебя не заметили, стань под фонарем.
      С этим новым внешним видом Соня казалась непохожа на саму себя, хотя теперь её наряд был куда ярче, ежели не сказать, вызывающе.
      Для начала она решила наведаться в гостиницу "Золотой лев". У неё было мало надежды, но кто знает, вдруг некто Григорий Тредиаковский решил выполнить свое обещание и навестить её в Дежансоне? Она взяла извозчика, чтобы вблизи центра не ходить пешком, и два смутно похожих на лошадей одра потащили повозку, спотыкаясь и останавливаясь.
      Она уже направилась к отелю, но в последний момент резко остановилась, потому что в голову ей пришла мысль далеко не глупая: а что если и хозяин "Золотого льва" получает от маркиза Флоримона кое-какое содержание за то, что рассказывает ему обо всех приезжающих в город? Она начнет спрашивать, нет ли какой почты на имя госпожи Астаховой, а тут её и захватят маркизовы слуги.
      С другой стороны, Соня ведь может просто узнать, не остановился ли в отеле Григорий Тредиаковский. Отчего-то она была уверена, что уж он-то добыл бы себе номер, а не стал брать комнату у какой-то неведомой старушки, пусть она и де Шовиньи...
      Княжна так и поступила, прежде купив в близлежащей лавчонке широкополую шляпу, которые тоже существенно меняют облик женщин.
      И подошла к дежурному, и спросила. Каково же было её удивление, когда на вопрос о Григории она услышала:
      - Остановился. Сегодня. Но в комнате пока его нет, пошел прогуляться по городу.
      Несколько разочарованная, но больше обнадеженная, Соня вышла из отеля и стала не спеша прохаживаться в отдалении, но так, чтобы видеть входящих в "Золотой лев" людей. В какое-то мгновение ей показалось, что она увидела знакомую фигуру, но тут чья-то крепкая рука схватила её за локоть; Соня так испугалась, что замерла столбом, не в силах обернуться.
      Глава семнадцатая
      - Мне всегда говорили: "Григорий, когда-нибудь твои шуточки кончатся весьма печально!" Я вас напугал, Софья Николаевна, извините.
      Соня облегченно вздохнула и обернулась. Она так обрадовалась Тредиаковскому , что даже не стала пенять ему на то, что из-за него пережила настоящее потрясение. Ведь она была уверена, что слуги молодого маркиза таки добрались до нее.
      - А я смотрю и глазам своим не верю: вы это или не вы? Все-таки у женщин куда больше средств для маскировки, чем у нас грешных.
      - Не скажите, - улыбнулась Соня, - женщине не бороду не прицепишь, ни усы - вот что по-настоящему изменяет внешность!
      Наверное, в словах Сони послышалась излишняя горячность, так что Тредиаковский внимательно на неё посмотрел и покачал головой:
      - Мне кажется странным ваш интерес к этому вопросу.
      - Эх, Гриша! - тяжело вздохнула она, - знали бы вы, в какую историю я здесь попала! По-хорошему, мне бы надо бежать отсюда со всех ног, но я не могу бросить Агриппину в беде. Подумать страшно, что с нею, бедняжкой, сделают эти изверги...
      - Вот даже как, - протянул молодой человек и на этот раз предложил княжне руку:
      - Давайте-ка мы с вами посидим вон под тем полотняным навесом, где подают напитки и легкие закуски, и вы не спеша мне расскажете, что с вами случилось. Я уж и не чаял с вами встретиться! Письмо ваше мне передали, но хозяйка квартиры, на которую вы ссылались, сказала мне, что никакой княжны Астаховой, ни её горничной она в глаза не видела.
      - Еще бы, она стала говорить вам утвердительно! Ведь она знала, куда мы с Агриппиной пошли, и, наверное, уже считала, что никогда нас больше не увидит. Как вы думаете, стоит ли мне идти в полицию? Впрочем, что за глупый вопрос я задаю! Мне придется идти туда в любом случае, ведь в доме у этой преступной женщины остались не только наши с Агриппиной вещи и деньги, но и все документы.
      - В полицию мы всегда сходить успеем, - рассудительно проговорил Григорий, - но предлагаю вам вначале поесть. Знаете, в отличие от многих представителей рода человеческого я очень плохо соображаю на голодный желудок! Да и вам не мешает поесть. Подумать только, вот уже несколько минут я не наблюдаю на вашем лице того розового отсвета на щеках, который поразил меня в первую минуту нашего знакомства. Назвать его румянцем у меня не поднялся бы язык. Это именно был нежный свет, который удивительно шел к вашим зеленым глазам.
      - Спасибо за комплимент, - сказала Соня несколько растерянно; Григорий говорил о её румянце так чувственно, при том, что во все время их знакомства он поражал девушку своей сдержанностью.
      - Это не комплимент, - покачал он головой, - а скорее недоумение: с вами и в самом деле произошло что-то настолько серьезное, что померкли даже ваши природные краски. Вряд ли это следствие только утери денег и документов. Вы отчего-то беспокоитесь за жизнь вашей горничной? А что случилось с нею? Вернее, где она?
      - Наверное, мне таки придется рассказать вам все, как на духу, сказала Соня и покраснела.
      - Весьма здравое решение, - согласился он, подвигая ей стул и подзывая слугу.
      Княжна сидела безучастно. Казалось, что сам вопрос еды для неё сейчас неприемлем, и когда Григорий спросил: "Что вы хотели бы поесть?", она лишь пожала плечами.
      - Понятно, - объяснил он самому себе, - как раз в таком настроении лучше всего попробовать что-нибудь экзотическое. Вы ели устрицы.
      Соня отрицательно покачала головой - язык у неё к небу присох, что ли?
      До того, как им принесли заказ, и Григорий в основном молчал, словно давая Соне окончательно прийти в себя.
      А потом, жадно уплетая горячий бифштекс, кивнул княжне на её тарелку с устрицами.
      - Приобщайтесь к европейской кухне, ваше сиятельство. Итак, вы решили наконец рассказать мне все?
      Соня опять покраснела - как легко она краснеет! Значит, Тредиаковский догадался, что княжна в дороге была не до конца с ним откровенна?
      - Решила, - твердо сказала она.
      - Думаю, вы не пожалеете о своей откровенности.
      - Но она дастся мне вовсе не так легко, как может показаться.
      - Понятное дело, - продолжая есть, кивнул он, - правда вообще редко выступает в привлекательном обличье. Вы, наверное, слышали? Иногда её даже называют голой.
      Он одобряюще посмотрел на Соню, которая никак не могла решиться начать разговор.
      - Начните с вашего дедушки. Вернее, с того, что удалось узнать о нем во время ваших исторических изысканий.
      - Откуда вы знаете, что все началось именно с этого?
      - Изредка я думаю, - он смешно постучал себя по лбу.
      И Соня начала свой рассказ, от волнения так теребя недавно купленный вышитый платок, что едва не истрепала на нем вышитый шелковыми нитками узор.
      Он не спеша покончил со своим бифштексом и теперь медленно попивал горячий кофе - вторую чашку ему по знаку принес слуга.
      - Значит, вы утверждаете, что над вашей служанкой совершили насилие? прервал Григорий воцарившееся после рассказа княжны молчание.
      - Понятное дело, раз я видела это собственными глазами! - возмутилась Соня и осеклась: она не хотела говорить о том, что Флоримон заставил её смотреть за этим насилием в глазок.
      - Видели собственными глазами, - эхом повторил Тредиаковский. - Иными словами, вы при этом присутствовали?
      - Иными словами, я за этим подглядывала! - рассердилась Соня.
      - Понятно, - протянул он, - хотя и не очень.
      Пришлось бедной княжне, опять краснея и отводя взор, на этот раз действительно рассказать все.
      - Наконец я разобрался, зачем вы приехали в Дежансон. Решили попытаться вернуть дедово наследство? В незнакомом городе. Можно сказать, совсем одна... Кажется, внученька выросла отчаянная, вся в деда.
      - А что мне ещё оставалось, - огрызнулась Соня; совсем недавно сравнение с дедом-авантюристом польстило бы ей, а нынче она вынуждена была оправдываться. - Мой брат все найденное забрал себе и мою часть обещал вернуть только на своих условиях.
      - Если вы выйдете замуж за того, на кого он вам укажет?
      - За старого генерала. Вдовца! - выпалила она и с подозрением посмотрела на Тредиаковского. - А вы откуда знаете?
      - Это всего лишь элементарная логика, - пожал плечами тот и продолжал допытываться. - А если у вас ничего бы не вышло? К примеру, Антуан де Баррас оказался мертв, а его сынок Флоримон ничего о золоте не знал. Или сделал вид, что не знает?
      - За спрос денег не берут, отчего было не попробовать.
      - Так-то оно так, но в этом случае вы бы вернулись в Россию?
      - Нет. Я поехала бы в Нант, к Луизе. Она - моя бывшая гувернантка, разве я вам не говорила?
      - Наверное, я невнимательно вас слушал. Так что вы собираетесь делать с золотом?
      - О золоте потом, - отмахнулась Соня, попутно удивляясь своему равнодушию. - У меня получается прямо по пословице: денег много, да класть некуда. Каких-нибудь двести пудов - не правда ли, мелочи?
      - Да уж, - ошеломленно протянул Тредиаковский.
      - Первым делом я хочу вытащить Агриппину.
      - Отрадно видеть, как вы заботитесь о своей служанке.
      - Вы считаете, я должна была бы бросить её на произвол судьбы, а сама заняться золотом?
      - Но ведь вы же именно для этого пересекли пол-Европы.
      Княжна не могла понять, говорит ли это Григорий серьезно или просто насмехается над нею.
      - Продолжайте пить свой кофе, - холодно сказала она, кивая на третью заказанную им чашку и поднимаясь из-за стола, - а я пойду в полицию.
      - Погодите! - он поймал её за руку и вежливо, но настойчиво заставил сесть на место. - Случилось так, как в жизни, по крайней мере, в моей бывает редко: наши с вами интересы совпали. Я смогу помочь вам не только в том, что касается вашей служанки, но и в том, чтобы обратить ваше золото в обычные деньги, драгоценности или поместья с крепостными.
      Соня недоверчиво вперила в него взгляд.
      - Хотела бы я знать, как вы сможете это проделать? Или вы настолько могущественны? Но тогда почему вы путешествуете по Европе в обычной почтовой карете, как самый обычный путешественник?
      - Думаю, со временем я смогу рассказать вам все о себе, а пока... Пока могу лишь сказать, что судьба свела вас с семейством, которое доставляло и доставляет немалые хлопоты своим государям. Один мой знакомый англичанин вспоминает в таких случаях строки из Писания: "Отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина". Правда, старший де Баррас с возрастом угомонился, да и в совершении противозаконных дел его только подозревали, но так ничего и не смогли доказать. А вот Флоримон обскакал своего папеньку по всем статьям. И влез в такие дела, что поймай его за руку французская полиция, не миновать молодому маркизу эшафота.
      - Вы хотите сказать, что случай с Агриппиной не единственный?
      - Вы же сами сказали, мсье Антуан сыночку ничего не дал, но тот продолжает вести жизнь человека богатого, разъезжает по всему миру, сорит деньгами... У любого законопослушного гражданина невольно возникнет вопрос: откуда у него состояние?
      - А разве не мог он зарабатывать деньги так, как зарабатывают другие люди?
      - Мог бы. Но он этого не делал. По крайней мере, тайная канцелярия ни в какой работе или крупных сделках его не заметила. Зато с некоторых пор во Франции стали пропадать люди. В основном, иностранцы. А если точнее, иностранки. И не где-нибудь, а на известном курорте Дежансон. Вначале это случалось с одинокими лихими путешественницами, которые не имели близких родственников и потому их особенно не искали. Но потом работорговцы - а это были именно они, следствием доказано - обнаглели и потеряли осторожность. Одна за другой пропали дочери известных в мире людей. Одна - дочь влиятельного английского лорда, а другая - дочь человека, чей сын был фаворитом русской императрицы. Причем, брат так любил сестру, так искренне о ней горевал, что государыня дала распоряжение агентам своей тайной полиции найти девушку во что бы то ни стало.
      - Неужели вы думаете, что Флоримон де Баррас...
      - Есть такое подозрение, - уклончиво ответил Тредиаковский. - Главное, и русская девушка тоже пропала, находясь на лечении в Дежансоне.
      - Скажите, а откуда вы об этом знаете? - поинтересовалась Соня, машинально отпивая из чашки Григория кофе, от которого недавно отказалась.
      - Не забывайте, я работаю в русском посольстве в Париже и как его сотрудник, имею доступ к некоторым секретным документам...
      Вслух своих подозрений Соня не высказала, но подумала, что вряд ли русская миссия в Париже занимается пропажей людей в каком-то Дежансоне. Пусть это и курортный город. А если и занимается, то вряд ли такие обширные сведения поступают в руки молодого чиновника, который работает всего второй год и вряд ли считается таким уж ценным работником.
      Тогда кто он? Какой-нибудь тайный агент Коллегии иностранных дел?
      - Гриша, а могу я узнать, вы знакомы лично хоть с одним из секретных агентов?
      Вопрос княжны застал Тредиаковского врасплох. Он вдруг закашлялся и достал из кармана платок, чтобы, как она сама объяснила, потянуть время и что-нибудь придумать.
      - Уж не вы ли один из тех тайных агентов, которых императрица послала на поиски княжны Вареньки Шаховской?
      Кашель Григория усилился. Наконец он убрал платок, показал княжне свое непроницаемое лицо и проговорил:
      - Я не понял, Софья Николаевна, вы доверяете мне спасение вашей служанки или нет?
      - Конечно же, доверяю! Во-первых, вы мой соотечественник, а во-вторых, я знаю вас немного больше, чем тех же французских полицейских. А вдруг и они куплены Флоримоном, как мадам Альфонсина де Шовиньи?
      Соня говорила одно, а думала совсем о другом. То есть, не то, чтобы сам предмет её мыслей был иным, но на самом деле она вовсе не доверяла Тредиаковскому так безоговорочно, как своим видом хотела показать. Теперь ей было ясно, что и Григорий ей говорит не все, а какой у него был к её делу интерес? Во всяком случае, не прекрасные Сонины глаза... Ах, да, он же ей что-то говорит!
      - Кстати, о мадам Альфонсине. Есть подозрения...
      - Как, и о ней вы тоже знаете?
      - Вы так всему удивляетесь, ваше сиятельство...
      - То есть, почему это - всему? Только лишь вашей осведомленности. Разве вы, Григорий Васильевич, не говорили мне, что прежде никогда не были в Дежансоне?
      - С вами очень трудно разговаривать, княжна. Прежде я и не подозревал, что женщины - такие дотошные.
      - И часто вам приходилось иметь дело с женщинами?
      - Не очень, - признался Тредиаковский, но при этом так явственно смутился, что Соня решила про себя: "Врет!"
      Вслух же она сказала:
      - Не стану больше вас допрашивать, что да как, а то вы ещё подумаете, что женщины не только дотошны, но и неблагодарны. Вы бескорыстно предлагаете мне свою помощь. Другая на моем месте на колени бы перед вами стала...
      - Не надо на колени! - испуганно привстал он.
      - Вы только скажите, что мне делать? Куда деваться без документов...
      - И без денег, - докончил он, вытаскивая из кармана портмоне.
      - Оставьте, деньги у меня есть, - отмахнулась Соня.
      - Позвольте, Софья Николаевна, разве вы только что не сказали мне, что все ваши деньги остались у Альфонсины?
      - Остались. Все деньги, что я брала с собой из России, - терпеливо пояснила Соня. - Но у меня уже появились другие.
      - И вы можете мне сказать, откуда?
      - Ну, и кто из нас дотошный? - лениво осведомилась княжна, с удивлением прислушиваясь к собственному тону. Откуда в ней эта томность, эта авантажность? Отчего она чувствует себя этакой светской львицей, что прежде ей не было свойственно? - Лучше скажите, вы сможете достать мне другие документы?
      - Думаю, что смогу, - Григорий тоже сменил тон, исподволь рассматривая свою визави; какая-то мысль явилась ему в этой связи так отчетливо, что отпечаталась даже в некую гримасу. Словно он подобно Архимеду тоже захотел воскликнуть: "Эврика!" Однако, вслух он ничего не сказал.
      - И что мне делать сейчас?
      - Ваше сиятельство, согласны ли вы временно побыть моей женой? спросил он вдруг как о чем-то вполне обыденном.
      - А разве бывают временные жены? - изумилась она.
      - Если они настоящие, то вряд ли, но я говорю о жене, которая существует только на бумаге. Видите ли, я будто чувствовал, что может случиться непредвиденное, и ещё в Германии вписал в свою подорожную жену Анну Николаевну Тредиаковскую. Потом, когда мы вызволим ваши документы, все расставим по своим местам, вы из мадам опять станете мадемуазель.
      - В таком случае, - начала Соня и осеклась, все ещё не в состоянии осознать то, что предлагал ей Григорий.
      - Придется всего лишь жить нам с вами в одном номере с двумя смежными комнатами.
      - В одном номере?
      - Вашу комнату можно будет закрывать на ключ.
      - В "Золотом льве"? - тихо спросила она.
      - В "Золотом льве".
      - Почему же в этом отеле не нашлось комнаты для меня? А вы устроились, и, небось, не в худшем.
      - Скорее всего, ко времени вашего приезда у них остались только самые дорогие комнаты.
      - А с чего они взяли, что я не могла бы оплатить самую дорогую?
      Самолюбие Сони было уязвлено: ей, княжне, отказали, а простому дворянину, без титула, всего лишь чиновнику посольства... Странно, что она прожила четверть века в бедности, в невозможности позволить себе те же наряды или, например, заграничные путешествия, а другие девушки, куда менее знатные, имели все, но её это прежде не очень задевало. Отчего же теперь она злится и негодует?
      Тредиаковский терпеливо наблюдал её метания. Соне, как и всегда, трудно было скрывать обуревавшие её чувства.
      - Думаю, у гостиничных работников глаз наметанный. Вы приехали в наемной недорогой повозке. У вас была всего одна служанка. Да мало ли...