Пленница французского маркиза (Книга 1)

      Он скользнул рукой в вырез декольте Мари и она обнажила в улыбке зубы.
      Княжна содрогнулась. Зубы были белые, но крупные и острые, как клыки зверя. От такой улыбки непосвященного человека бросало в дрожь. Окружающий Соню мир все больше напоминал страшную сказку.
      Как она не была к этому готова! Судьба нанесла ей удар, не дав даже осмотреться. Если это была проба на прочность, то Сонино мужество оказалось раздавленным с первого раза. Еще немного, и она заскулит, запросит о пощаде. Мамочка! ни Вольтер, ни Руссо её к этому не подготовили.
      Память Сони лихорадочно искала, за что бы зацепиться. Вспомнить, как в трудных ситуациях вели себя герои, что чувствовали, как собирали остатки этого самого мужества - осталось же от него хоть что-то!
      Она вспомнила латынь своего любимого профессора Одоевцева, который учил её этому языку: "Caesarem decet stantem mori"34. Только Соня - не Цезарь, и ей вовсе не хочется умирать!
      - Прошу вас! - сказала ей в спину Мари, а будто гавкнула.
      Соня мысленно поежилась, но виду не подала.
      Ее привели в комнату, достаточно приветливую и уютную, если бы не окно, забранное решеткой. Мари сухо кивнула ей, это лишь с большой натяжкой можно было назвать поклоном. Служанка, настолько избалованная, что для неё титул гостьи ничего не значит или женщина-палач, в чьи руки такие вот "гостьи" попадают? Скорее всего, это правда, но думать так было неприятно. От подобных мыслей веяло безысходностью, а Соня не только собиралась выбраться отсюда сама, но и вытащить с собой Агриппину.
      Для чего маркизу Флоримону такие странные слуги - у пояса Мари княжна заметила небольшой хлыст, хотя и украшенный дорогой затейливой рукояткой. Эмиль, которого он использует, как... жеребца!
      Соня подошла к двери, подергала за ручку - так и есть, служанка заперла её с наружной стороны. И решетка - она подергала решетку - сделана на совесть, как в хорошем узилище...
      Да, отправилась княжна Астахова за богатством... Где с маслом каша, тут и место наше, как приговаривает бедняжка Агриппина. Худо ей пришлось, но кто же знал, что так получится? "Скользим мы бездны на краю, в которую стремглав свалимся", - пробормотала она стихи Державина и тут же встрепенулась: что значит, свалимся?
      Она расшнуровала дорожные туфли, в которых собиралась долго гулять по Дежансону, сняла чулки и погрузилась босыми ногами в пушистый ковер с длинным ворсом, который приятно щекотал уставшие ступни. Эти крутые улицы, оказывается, утомляют куда быстрее, чем можно предположить! Нет, пожалуй, лучше лечь Соня легла на ковер и почти тут же открылась дверь, и в комнату заглянула Мари. Увидев лежащую княжну, она растерянно сморгнула, а услышав неприветливое:
      - В чем дело?
      Пробормотала:
      - Сейчас я принесу обед.
      - Вот и неси!
      Так, спокойно: у этой комнаты снаружи тоже есть глазок. И за Соней тоже наблюдают. Но он устроен так, что комнату видно не всю. Очевидно, все внимание уделено кровати. Стоило княжне лечь на пол, как она пропала из поля зрения наблюдателей. Ну, и что это Соне дает? А ничего. Только возможность спокойно полежать и подумать, зная, что никакое случайно промелькнувшее на лице чувство не будет замечено её пленителями.
      Итак, соберем воедино все факты: среди слуг Флоримона найти союзников скорей всего не удастся. Мари предана своему хозяину как собака. Временами он, видимо, бросает ей как кость толику своей приязни. Мало того, что Мари страшненькая, она начисто лишена того шарма, которым так славятся француженки. К тому же, и её голос оставляет желать лучшего. Вместо обычной речи она лишь глухо бормочет что-то невразумительное. Чтобы её понять, надо прислушаться...
      Впрочем, чего это Соне разбирать достоинства и недостатки этого Аргуса35 в юбке. Может, она по-своему несчастна или зла на весь свет...
      Скорее всего, союзника Соня могла бы найти в старом маркизе, только что может прикованный к постели человек?
      Дверь опять открылась, и с подносом вошла Мари. Соня не шевельнулась, и служанка вынуждена была обходить её, чтобы поставить поднос на стол.
      Она удивленно поглядывала на лежащую княжну - видимо, та вела себя непривычно. Сможет ли Соня справиться с нею? Если завязать борьбу. Девушка честно ответила самой себе: вряд ли. Даже если напасть на неё в ту минуту, когда она несет еду. Хорошо, выскользнешь за дверь, а там тебя поджидает очередной Эмиль. Да просто входная дверь закрыта так, что Соня не сможет её открыть.
      Неожиданно для себя она заговорщически подмигнула смотрящей на неё Мари - та неуверенно раздвинула в улыбке тонкие губы. Вот, и здесь есть над чем потрудиться. Это, конечно, при условии, если её станут держать в замке долго. Но здесь же не тюрьма. Судя по всему, Флоримон не привык мешкать. Вон как сразу взяли в оборот бедную Агриппину. Значит, времени немного, и действовать нужно быстро.
      Легко сказать, действовать... Для начала нужно поесть.
      Еда оказалась превосходной. И, что интересно, от всех потрясений аппетит у Сони нисколько не пропал. Она съела почти все, что ей принесли, и почувствовала страшную сонливость. Помня, что на кровать ей ложиться не стоит, она тихонько сползла со стула, на котором ела сидя у стола и погрузилась на том же ковре в глубокий сон.
      Княжна не знала, что через полчаса после того, как она заснула, в комнату к ней вошел маркиз Флоримон де Баррас с каким-то незнакомым ей человеком, который держал в руках небольшой кожаный саквояж.
      Следом за ними вошла Мари, разобрала кровать, куда положили Соню. Маркиз жестом удалил из комнаты служанку и лично весьма ловко, словно он всю жизнь только тем и занимался, раздел княжну догола и отошел, уступив место человеку с саквояжем. Тот споро оглядел лежащую, заглянул в святая святых каждой женщины и удовлетворенно кивнул:
      - Великолепный экземпляр. Надо сказать, такого давно я не видел. Она безусловно девственна, но будто создана для любовных утех. Посмотрите, какой совершенной формы грудь. Тут можно вспомнить вашу Мари, но у той она смотрится как бы отдельно от всего существа, а здесь все гармонично. Тонкая талия, и хорошо развитые бедра ь - несомненно она даст здоровое потомство... Надеюсь, вы не станете отправлять её за моря, как прежних красоток? Знаете, даже продавцы антиквариата порой оставляют лучшие произведения себе.
      - Ах, не учите меня, Майоль! - отмахнулся Флоримон. - Я не меньше вашего разбираюсь в женской красоте. Кроме того, мне ведомо ещё кое-что: огонь, который горит внутри этой красавицы. Она о нем даже не подозревает, но я-то знаю, какую великолепную любовницу из неё можно воспитать!
      Майоль покашлял, как если бы у него вдруг пересохло горло и предложил:
      - Я мог бы дать вам за неё сто луидоров!
      - Ах, перестаньте, Клод, я не продам её и за тысячу. Кстати, у неё прехорошенькая служаночка. Не желаете взглянуть? Эмиль сейчас занимается ею.
      - Я хотел быть первым, - упрямо проговорил Майоль.
      - Перестаньте, Клод! - ухмыльнулся де Баррас. - зачем вам это нужно: кровь, страх, крики, вы же не маркиз де Сад, у вас нежная чувствительная душа...
      - Это правда, - согласился тот, несколько удивленный характеристикой своей души, как "нежной и чувствительной".
      - Вот и считайте, что Эмиль - всего лишь садовник, который выращивает для вас экзотический цветок.
      - Хорошо, я посмотрю, - согласился Майоль, с неохотой отрываясь от созерцания спящей Софьи. - А если пятьсот ливров?
      Флоримон со смехом повлек его прочь, приказав Мари, которая ждала у двери:
      - Переодень её в пеньюар и не забудь запереть дверь. Если она удерет, я с тебя шкуру спущу!
      Занятый с товарищем, которого он повел в "наблюдательную" комнату, маркиз не видел, как Мари одевала спящую неестественным сном княжну. Если бы он видел, как служанка бережно касается совершенного тела девушки, как ласково гладит её, он бы, пожалуй, призадумался, так ли уж надежен его Аргус?
      Софья проснулась от запаха свежего кофе, который приятно щекотал её ноздри, и с изумлением увидела себя лежащей в кровати, переодетой в шелковое ночное белье. Рядом стояла Мари и выжидательно смотрела на нее.
      - Кто меня раздевал? - недовольно спросила она.
      - Я, - сказала служанка.
      - А я лежала одетая...
      - На полу, - подсказала та.
      - Надо же, я ничего не почувствовала, - задумчиво проговорила Соня.
      Пока она в руках у этого негодяя, он может делать с нею, что хочет. Не есть и не пить? И долго она так продержится? Единственный выход, выбираться отсюда.
      - Сегодня я должна идти к старому маркизу, - сказала она вслух.
      - Он ждет, - подтвердила Мари: понятное дело, бедняжка старалась произносить как можно меньше слов. Что ещё делать, если ты говоришь так, будто у тебя полный рот каши...
      - Вам говорили, Мари, что у вас удивительно красивая кожа? произнесла Соня, когда после всех утренних процедур, при которых служанка ей помогала, княжна села за стол, чтобы насладиться завтраком. - У меня, увы, смуглая, как у арапки.
      Она вовсе не надеялась перетянуть на свою сторону эту "преданную собачку" Флоримона, но если вежливость для неё ничего не стоит, почему бы ни сказать приятное человеку, который, возможно, по приказу своего хозяина, станет тебя охаживать этим милым хлыстом. Кроме того, Соня была уверена, что погрузилась накануне в сон вовсе не по своей воле, но все равно истерики от неё молодой де Баррас не дождется. Не на ту напал!
      А Мари в изумлении - вряд ли прежде пленницы говорили ей комплименты опять обнажила свои ужасные клыки и выдавила что-то невразумительное, вроде:
      - Смуглая кожа - тоже красиво.
      И на том спасибо. Теперь позавтракаем. Может, хоть сегодня в пищу ничего не подмешали. Да и зачем? Не для того же, чтобы она заснула прямо в комнате Антуана де Барраса.
      Она не торопилась, позавтракала как следует. Кто знает, когда ещё удастся. Вдруг получится предприятие, которое постепенно, с каждым глотком великолепного кофе, складывалось у неё в голове.
      Прежде всего, как Соня поняла, комната, в которой поселили старого маркиза, угловая. Иными словами, глазок в ней проделан с одной стороны, таким образом, что видна большая часть комнаты и дверь. То есть, все, что станет делать или произносить Соня, наблюдатель услышит и увидит. Значит, нужно исхитриться и передать Антуану, что к ней применено насилие. Как отнесется к этому старый друг её деда? Вряд ли одобрит. В противном случае, Соне придется трудно. Она подумала так и усмехнулась: наверняка Флоримон уверен, что Софья напугана. Значит, не стоит его в этом разубеждать.
      Он как раз поджидал её у двери. Небось, тоже подсматривал, как она одевается, потом как ест... бедный, у него весь мир - сплошная замочная скважина.
      - Вы так думаете? - удивился он.
      Неужели Соня сказала свою мысль вслух? Надо следить за собой. У неё сегодня какое-то залихватское настроение. И, кажется, совершенно не к месту. Зачем настораживать злодеев?
      - Как чувствует себя моя Агриппина? - спросила она невольно дрогнувшим голосом.
      - Сегодня мы решили дать ей отдохнуть, - сладко улыбаясь, проговорил Флоримон. - Сегодня у нас - выход её госпожи, вы не забыли, ваше сиятельство?
      - Не забыла, - сухо сказала Соня. Можно показать, что она его побаивается, но маркиз не должен думать, будто сломал её - этак, он и вовсе удержу знать не будет!
      - Не забудьте, - между тем продолжал он, - что от вашего сегодняшнего поведения зависит не только жизнь вашей служанки, но и ваша собственная!
      - Об этом трудно забыть, не так ли? - Соня твердо встретила его испытывающий взгляд. - Очевидно, вчера вы подмешали мне в пищу снотворное?.. Не спешите отрицать очевидное. Я могу потерять сознание от какого-нибудь сильного потрясения, но потерять сознание на несколько часов... Лучше, если впредь мы с вами обо всем будем договариваться. Частое употребление подобного лекарства вряд ли способствует здоровью...
      - Мне понравилось выражение "впредь мы с вами", - довольно кивнул Флоримон. - Это дает надежду на будущее. Итак, что вы должны сказать моему папаше?
      - Кстати, как он себя чувствует?
      Тот удивленно посмотрел на Соню.
      - Я произнесла что-то неподобающее?
      - Наоборот, именно сегодня ему вдруг полегчало. В его-то годы, и при его болезни! Можно подумать, вы об этом знали.
      - Нет, - покачала головой Соня, - я спросила просто из вежливости. О чем ещё мы можем говорить, два совершенно посторонних человека, кроме как о людях, известных нам обоим?
      - Ну уж, и посторонних! - не согласился Флоримон де Баррас. - Разве не ждет вас сегодня мой батюшка, чтобы услышать радостное известие о том, как мы с вами пришли к согласию соединить наши судьбы? Вы ведь за ночь не передумали, моя дорогая?
      - А разве вы оставили мне возможность выбора?
      - Конечно, оставил. У вас есть ещё один путь - ваша служанка отправится в матросский бордель. Кстати, у меня есть свой собственный в одном портовом городе. Каком, вы непременно узнаете, став моей женой. А вас... О, на вас у меня несколько другие планы...
      - Перестаньте! - не выдержала Соня. - Я скажу вашему батюшке все, что хотите!
      - Вот и хорошо, вот и славная девочка, - улыбнулся маркиз, но взгляд его при этом оставался недоверчивым. - Чтобы придать вам храбрости, я буду рядом. Женщины так непостоянны. Только что она клянется в верности тебе, а стоит отвести взгляд, как она уже улыбается другому...
      Он открыл перед Соней дверь, в которой лежал его отец, и едва ли не втолкнул её внутрь.
      - Здравствуйте, мсье Антуан, - Соня у порога присела в реверансе, вызвав бледную улыбку у маркиза. - Говорят, сегодня вы почувствовали себя лучше.
      - Это так, хвала вашему дедушке! Раз вы наконец появились в моем замке, я перестал беречь эликсир, который когда-то приготовил мой славный товарищ. Прежде для хорошего самочувствия мне нужно было всего каплю-другую, теперь же доза несравненно больше. Впрочем, вам это неинтересно. Как и чем такой старец, как я, поддерживает в себе искру жизни. Но я не могу уйти, не закончив здесь все свои дела...
      - Может, вам не стоит так много говорить? - обеспокоилась Соня.
      - Увы, время неумолимо, - проговорил старик, - а, как ни крути, мне придется подняться.
      - Подняться? - удивилась Соня. - Но зачем?
      - Затем, чтобы показать вам, где находится ваша часть золота... Мой сын сегодня сказал мне, что между вами возможна договоренность... то есть, я хотел сказать, он влюблен в вас и надеется внушить вам то же чувство.
      - Мсье Флоримон прав - я взяла слово подумать, но я уже склоняюсь к тому, чтобы ответить на его предложение согласием.
      - Значит, это правда? - Антуан де Баррас счастливо улыбнулся. - Моя дорогая, знали бы вы, как я рад!
      Он сделал попытку сесть на постели и Соня воскликнула:
      - О, погодите, позвольте мне вам помочь!
      Но когда она подхватила под руку старого маркиза, она шепнула ему в самое ухо:
      - Это все неправда, меня заставили. Пожалуйста, простите, и постарайтесь ничем не выдавать того, что я вам сказала.
      Маркиз кивнул и так же тихо сказал ей:
      - Увы, моя дорогая, я так и подумал. Потому ничему удивляйтесь, скоро вы все поймете.
      С помощью Сони он сел на кровати и сказал громко:
      - Спасибо, дитя мое! А теперь позовите ко мне моего сына - пора наконец сделать то, о чем я мечтал все шестьдесят лет!
      Не успел он договорить, как дверь отворилась и вошел Флоримон. Если бы Соня немного не знала его, она могла бы поверить его дрожащему со слезой возгласу:
      - Папа! Дорогой папа!
      И не менее торжественному голосу старого маркиза.
      - Поздравляю тебя, сынок! Я рад за тебя. Ты сделал правильный выбор.
      - Ты уже сидишь? - Флоримон сделал вид, что очень удивлен. - Ты хочешь показать нам с невестой свою сокровищницу.
      - Именно это, дорогой, я и собираюсь сделать.
      - Погоди, я позову Мари или Эмиля.
      - Нет, прошу тебя! Позволь, я буду опираться на ваши молодые плечи. Вам ведь не тяжело, моя дорогая?
      Старый маркиз весил так мало, был так худ, что Соня и впрямь поддерживала его безо всякого напряжения.
      - Погодите, - Антуан де Баррас слегка отодвинулся. - Набрось мне что-нибудь на плечи, сынок! Там, в подземелье, может быть сыро.
      - Конечно, конечно, - заторопился тот, - сейчас я принесу тебе стеганый халат.
      - И, пожалуйста, захвати фляжку с коньяком, - распорядился его отец, думаю, нам будет, за что выпить.
      Флоримон осторожно отпустил плечо отца и направился к двери:
      - Момент, я сейчас все принесу.
      Он вышел, а больной изменился на глазах. Он тут же отстранился от Сони и, самостоятельно стоя на ногах, скомандовал:
      - Быстрее, у нас совсем мало времени. У меня под подушкой плоская фляжка - берите её. Теперь - канделябр со столика. Спички у меня в кармане. Захватите вот этот плед. Если мы почему-либо замешкаемся, я объясню Флоримону, что это моя затея. А теперь пошли. У нас осталась всего одна минута. Благодарение богу, нужная дверь совсем рядом.
      Почти твердым шагом он вышел за дверь. Соня для верности лишь поддерживала его за локоть. Вместе они завернули за угол, немного прошли по коридору, а затем маркиз распорядился, указывая на кусок каменной стены, будто нарочно не заштукатуренной.
      - Быстро нажмите вот этот камень и этот. По возможности, одновременно.
      Хорошо, что такие навыки у Сони имелись. Как и в их петербургском доме стена медленно отошла, и маркиз де Баррас жестом поторопил княжну войти в этот проем, сразу внутри нажимая ещё на что-то. Стена за ними поехала обратно. Они услышали топот бегущих ног, яростный вопль Флоримона:
      - Проклятье!
      Но тут стена со стуком стала на место и звуки извне больше не были слышны.
      Отец и сын де Баррас стоили друг друга.
      Глава шестнадцатая
      Беглецов тут же окутала кромешная тьма, из которой тянуло сыростью и затхлостью.
      - Держите спички, - старик вложил Соне в руку коробок и скомандовал. Зажигайте!
      Дрожащими руками княжна зажгла одну за другой три свечи и желтый свет метнулся вниз по крутым ступеням.
      Маркиз Антуан де Баррас с всхлипом вдохнул воздух и без сил опустился на ступеньку лестницы, которая вела не в потайную комнату, как в Петербурге у Астаховых, а в самое настоящее подземелье, о каких Соня читала прежде в рыцарских романах.
      - Не хочется в этом сознаваться, но подобная быстрота уже не для меня!
      - Ваше высочество слишком строги к себе, - улыбнулась Соня и присела рядом. - Не так много на свете людей, которые в восемьдесят лет способны на такое.
      - Поднимайте выше, мадемуазель, не восемьдесят, а девяносто. Именно столько мне исполнилось бы через полгода.
      - Почему так мрачно, и почему - "бы"? - попыталась развеселить старика Соня. - Я убедилась, что вам ещё рано себя списывать. А если задуматься, то и до ста лет - рукой подать. Обидно было бы сдаться почти на подступах к цели...
      - Вы, дорогая девочка, разговариваете со мной, как со старым солдатом. Вынужден огорчить вас: мечтал! Мечтал быть то пиратом, то наемником, - не получилось. Все складывалось так, что мне мешало то одно, то другое... У вас, наверное, родственники военные. Иначе, откуда эти ваши "подступы"?
      - Вы правы, - согласилась Соня, - мой брат довольно долго служил в лейб-гвардии. А то, что вы не служили, это неважно. В вас и до сих пор чувствуется боевой дух.
      - Мадемуазель Софи, вы лучше меня не успокаивайте, а расскажите, чем вас шантажировал мой прекрасный отпрыск? Вы мне показались весьма умной девушкой и вряд ли согласились бы стать женой такого обалдуя.
      Соня замялась: стоит ли рассказы старому человеку о художествах его сына, которого закон вряд ли назовет "обалдуем", а скорее преступником. Или старый маркиз и сам всю жизнь был не в ладах с законом? Все равно её рассказ может усугубить его болезнь.
      - Рассказывайте, чего уж там! - с тяжелым вздохом повторил старый маркиз. - Вряд ли вы расстроите меня больше, чем я сам расстроен: вырастил какое-то чудовище, в котором все отцовские недостатки многократно увеличены. Судьба наказывает меня за грехи юности, и наказывает справедливо, теперь я понимаю это и принимаю со смирением. Заслужил! Единственно, что я могу, так это - сопротивляться злой воле сына из последних моих сил и помогать обиженным им людям всем, чем я смогу.
      - Хорошо, я вам расскажу. Мсье Флоримон забрал мою горничную и... И отдал своему слуге Эмилю.
      - Как - отдал? - не понял Антуан де Баррас.
      - Так. Для забавы. А, может, и для выучки. Смотря как он поступит с нею после того, когда поймет, что мы от него сбежали.
      Сказав так, Соня покраснела. Отчего-то она чувствовала в том свою вину. Разве она смогла прекратить страдания своей служанки? Всю ночь проспала сном младенца. А перед этим ещё и смотрела, как её мучают. Теперь вот сбежала от Флоримона, оставив Агриппину одну... Но что она смогла бы для бедной девочки сделать?
      Старик почувствовал смятение княжны и положил руку ей на колени совершенно отеческим жестом:
      - Успокойтесь, дитя мое, вы ни в чем не виноваты.
      Он, кряхтя, поднялся со ступеньки, невольно опираясь о плечо Сони, и проговорил:
      - Пойдемте, я покажу вам ваше золото, раз уж мы сюда пришли.
      Соня оглянулась на стену, которая закрыла проем и теперь казалась сплошной, без всяких хитроумных механизмов, и боязливо заметила:
      - А если Флоримон откроет вход с той стороны?
      - Не откроет, - покачал головой маркиз-отец. - Я нажал с этой стороны на один хитрый камень и теперь, чтобы попасть на эту лестницу, ему понадобиться приличный заряд пороха. Если, конечно, он сможет разворотить толстенную базальтовую глыбу.
      Он хихикнул, но тут же посерьезнел.
      - Меня смущает лишь одно: года два я не инспектировал подземный ход, который ведет из подземелья прямо к угодьям одного дежансонского помещика... Но это потом. Сейчас я хочу, чтобы вы посмотрели на то, что я шестьдесят лет охранял, как верный пес.
      Они спускались по ступенькам ниже и ниже, пока наконец не ступили на ровную площадку из плотно утрамбованного речного песка. Скорее, с небольшой примесью глины или чего-то другого, способствующего его затвердению.
      Площадка перешла в короткий, раструбом идущий коридор, который закончился высокой овальной пещерой - в ней были аккуратно вырублены ниши со сложенным в них, уже знакомыми Соне брусками. Брусков было так много, что княжна невольно ахнула.
      - Сколько же их здесь?
      - Две тысячи шестьсот пятьдесят четыре, - как на экзамене отчеканил маркиз Антуан. - Мы выплавляли это золото три года. Собственное, если бы не ваш дедушка, ничего этого не было. Это он нашел деньги на оборудование. И поверил мне. Я не мог его подвести. Ведь Николя сказал: "Я приеду за золотом сам или пришлю доверенного человека". Мне надо было дождаться, и я дождался.
      Старик покачнулся, и Соня успела его подхватить.
      - Хорошо было бы сейчас закрыть глаза и уйти в мир иной...
      - А я, значит, чтобы осталась здесь и умерла в полной темноте от голода рядом с вашим сказочным богатством, - безжалостно докончила его монолог княжна.
      - Простите, - смутился старый маркиз, - мои слова и вправду ни к месту. Где-то была моя фляжка.
      - Держите, - Соня протянула ему сосуд.
      Антуан де Баррас сделал крупный глоток и прислушался к себе.
      - Ага, моему старому сердцу просто требовался пинок, и эликсир князя Астахова сделал свое дело. - Странно, что целых шестьдесят лет с эликсиром ничего не происходит. Он не густеет, не теряет вкуса. Разве что, неуклонно убывает. Как и моя жизнь...
      Он слегка откинул назад голову и выпрямился.
      - Надо идти. Советую вам на всякий случай взять с собой хотя бы один слиток. Потом-то вы сможете сюда вернуться, но вдруг выход на поверхность окажется ненадежным...
      Он смущенно замолчал, сообразив, что пугает княжну.
      - А может случиться и так, что трудно будет сюда вернуться, понадобиться время.
      Соня заметила, что маркиз тщетно пытается унять дрожь, которая сотрясает его тщедушное тело.
      - Может, вам ещё хлебнуть из вашей фляжки? - посоветовала она.
      - Лучше набросьте мне на плечи плед, а то сейчас я начну стучать зубами, как фамильный скелет, - мрачно пошутил он. - Пора выбираться наружу. Понятное дело, не тем, которым мы сюда вошли.
      - Но я не заметила здесь никакого другого коридора или ответвления.
      - Когда я был молод, - хмыкнул старик, - я делал все на совесть. Я ведь собирался чеканить монеты. Иными словами, бросать вызов государству, а оно фальшивомонетчиков, мягко говоря, не жаловало. Потому рано или поздно стало бы за мной охотиться. Значит, что нужно было сделать? Правильно, как следует оборудовать свою нору. Мы с Пьером носилками таскали сюда песок, и знаменитую дежансонскую грязь она как-то хорошо соединялась с песком. Дорожки, из этой смеси сделанные, как видите, целы и до сих пор... А вход в туннель вот он, достаточно лишь повнимательнее присмотреться к этой каменной кладке.
      - Я точно не смогла бы присмотреться и его найти, - призналась Соня, наблюдая, как легко отходит в сторону очередная сотворенная человеком каменная стена.
      Она посветила канделябром в открывшийся неширокий коридор, впрочем, достаточный для того, чтобы один человек шел по нему не касаясь стен. Но идти по одному не удавалось, потому что Соне приходилось в одной руке держать подсвечник, а другой изо всех сил поддерживать старого маркиза, который слабел на её глазах.
      - Молодчага Пьер, - как в бреду бормотал Антуан де Баррас, - два года, как он оставил этот мир, а ход по-прежнему крепок и нигде не обвалился...
      - Лучше бы вам не разговаривать, - попробовала урезонить старика княжна, - это отнимает у вас последние силы.
      - Ах, дитя мое! - вздохнул он. - Возможно, это последнее, что осталось мне в жизни.
      Хоть и медленно, но они продвигались по подземному коридору, который против ожидания, и вправду оказался полностью проходимым - нигде не обрушился, камень из боковых стенок не выкрошился. Лишь пауки то здесь, то там развешавшие свои тенета, говорили о том, что ходом давно не пользовались.
      Вообще-то пауков Соня побаивалась, но теперь ей было не до того. Коридор все не кончался, хотя шли они по нему уже не менее часа. Но и кончился он неожиданно. Просто за одним из немногочисленных поворотов туннеля открылись ступени наподобие тех, по которым княжна и маркиз спустились в подземелье.
      Антуан де Баррас опять присел на ступеньку, а Соня, не выдержав неизвестности, подбежала к стене, тщетно высматривая на ней следы чужих ладоней. Например, некоего Пьера. Судя по всему, покойного.
      Слегка приподняв голову, старый маркиз с улыбкой наблюдал за нею.
      - Ну скажите, разве не талантлив был этот де Баррас? - сказал он о самом себе вроде с восхищением, но и с долей насмешки. - Судьба готовила его для великих дел, а чем он закончил? Кто его знает? Разве что родил сына, преступника и негодяя, который теперь терроризирует свой родной город, а его старый отец от стыда прячется в своем замке.
      - Но вы же нездоровы, - сказала справедливая Соня.
      - Нездоровье мое от болезни души происходит, - тяжело вздохнул старый маркиз. - Я занимаюсь самоедством, но и оно меня не спасает...
      - Все равно теперь вы ничего не можете сделать.
      - Так-то оно, так, но ваше появление, княжна Астахова, существенно облегчило лежащий на моей совести груз. Я должен благодарить судьбу и вас, дорогая мадемуазель, за предоставленную возможность...
      Маркиз не спеша, поминутно хватаясь за стену, добрался наконец до верха лестницы и показал Соне на нужный камень.
      - Нажав на него, вы можете открыть люк, выход наружу, а можете закрыть его от тех, кто почему-либо будет преследовать вас. Снаружи они ни за что его не откроют.
      Соня нажала, и мгновение спустя в открывшийся проем хлынули потоки солнечного света. На улице стоял теплый майский день. Она впервые подставила лицо солнцу, не прячась в тень и под зонт, и испытывая от этого неведомое ей прежде удовольствие.
      Несколько прелых листьев кружась упали ей на лицо. Опьяненная свежим воздухом, Соня не сразу вспомнила о старом маркизе, который все больше терял силы, словно из него потихоньку выходил воздух, а с ним и жизнь.
      Она мысленно поругала себя за легкомыслие, опять спустилась на ступеньку вниз, чтобы покрепче ухватить маркиза за плечи и попытаться вытащить наверх. Он из последних сил старался облегчить ей эту работу и чуть ли не ползком волокся по ступенькам. Помогал им обоим лишь руками, потому что ноги опять скрутила проклятая подагра.
      Как там говорил когда-то её учитель истории? Упорство и труд все перетрут! Соня подстелила плед прямо на траву и уложила на него обессилевшего де Барраса. Дрожащими руками он поднес фляжку к губам, сделал большой глоток и грустно поболтал её.
      - Последний привет русского друга... Николя был удивительно талантлив Но кто, кроме меня, знает о его чудодейственном эликсире? Разве он идет в сравнение с золотым эликсиром вашего ученого царедворца Рюмина? Который, кстати, считали панацеей и от несчастной любви, и вообще от всех проделок Венеры. Не так давно флакон этого эликсира стоил луидор. Золотой луидор. Как не назвать и лекарство "золотым". Если иметь в виду его цену...
      Старик закашлялся и Соня положила его голову себе на колени, нежно удерживая, чтобы маркиз не бился головой о землю.
      - Бог не дал мне дочери, - вздохнул тот, приходя в себя. Мужчины не думают о том, что в старости гораздо приятнее, когда за тобой ухаживает девушка с таким ангельским личиком. Им сыновей подавай!.. Вы не забыли, мадемуазель Софи, закрыть люк?
      Конечно, она забыла. А когда нажала нужный камень, пришлось ещё с помощью какой-то коряги возвращать на место потревоженный дерн, чтобы скрыть следы люка. И оттащить подальше в кусты плед с маркизом, чтобы с дороги, а также из окон замка его не было видно.
      Наверное, на маркиза благотворно подействовало лекарство, которое он отхлебнул из фляжки, потому что несколько минут спустя он уже стал спокойно обсуждать с Соней их дальнейшие шаги.