Самая неприятная для нее тема разговора была о ее народе и предках. Кое-что сказав, она никак не хотела утолить до конца мое любопытство.
      Пришлось мне по отдельным замечаниям, обмолвкам составлять общее представление об этих уникальных по долголетию людях. Сколько в моей реконструкции фактов, сколько домысла, я до сих пор твердо сказать не могу. Кое-что из предположений и догадок подтверждается, кое-что нет.
      На уровне гипотезы можно предположить, что кроме нас, обычных людей, существуют параллельные и побочные ветви человеческой популяции.
      В процессе эволюции между этими видами шла постоянная вражда и соперничество, пока более жизнеспособная и многочисленная ветвь не задавила слабые. Отчего это произошло, что на самом деле представляли собой побежденные виды, мы вряд ли когда-нибудь узнаем.
      Не считая сомнительных свидетельств о снежных людях, пришельцах, всяких барабашках, единственным источником информации о них является устное народное творчество.
      Стоит обратить внимание на то, как похожи сказки и легенды разных народов, сколько общих у них персонажей. Если рассматривать былины, легенды, сказки не как досужий вымысел, а как отражение каких-то существовавших реальностей, то можно прийти к весьма интересным закономерностям.
      Взять хотя бы такого же русского богатыря Святогора. Несмотря на его мощь и непобедимость, ему посвящена, кажется, только одна былина, и то, где он сталкивается с Ильей Муромцем. Можно ли предположить, что он не столь популярен, как Илья, потому что, в отличие от более слабого Муромца, он не человек? Думаю, что можно. Фабула этой былины в том, что, столкнувшись со "старым казаком", он отдает ему часть силы, а сам добровольно ложится в гроб, так как его не может носить земля.
      Что произошло на самом деле? Ему не хватало тепла и пищи или, того проще, сказители поспешили отделаться от гиганта, как реального конкурента человеческого богатыря? Кстати, если речь пошла о богатырях, можно попытаться "рассортировать" их по видам. Наиболее малочисленную группу составляют гиганты, за ними следуют "амбалы", вроде Идолища Поганого и Калики Перехожего, за ними зверочеловеки, такие как Соловей-Разбойник или Змей Горыныч, и венчают все их победители, богатыри земли русской. Эти последние имеют родословные, биографии, известно, где и когда они жили.
      Добрыня Никитич, например, родной дядя князя Владимира, а Илья Муромец - сын крестьянина Ивана Тимофеевича из села Карачарова. Скорее всего, этих людей отличала редкая физическая сила, мужество, героизм и светлый разум, - качества, позволившие им на тысячелетие задержаться в памяти народа.
      Вспомним теперь многочисленные сказки о водяных, русалках, кикиморах. У каких народов их нет, и кто из людей, заслуживающих доверия, то есть известных, их видел в обозримом прошлом? А сколько достали, в обжитых местах не осушенных болот и не отравленных отходами рек? Похоже на то, что мы просто выжили с насиженных мест или потравили этих представителей малочисленных ветвей человечества. Может быть, только где-нибудь в глухомани отдельные виды еще существуют, умело скрываясь от посторонних глаз. Клятвенные рассказы о виденных "нечистых" я нередко слышал от армейских сослуживцев из медвежьих углов.
      Также большой интерес у меня вызвали черти. В Священном Писании, насколько я помню, они не упоминаются. Там есть демоны, но это, видимо, что-то другое, нежели уютные домашние черти. Не являются они и дохристианскими мифологическими персонажами. Между тем, черти весьма популярны в фольклоре. Причем черти не представители могущественных сил зла, а всего лишь мелкая пакость, не способная всерьез навредить людям. Их удел зловредные шкоды. Тогда возникает вопрос, кто они и откуда, что это за неудобные соседи были у наших предков? Сплошные вопросы без ответов...
      Стоит только напрячь память, и столько нечисти вспомнишь, не к ночи будь помянута!... Давайте без всякой мистики, попробуем определить, кто есть кто в этом Минном списке "нежити", взяв несколько видов для примера. Оборотень - человек, умеющий менять облик, превращаясь по своему желанию даже в животных. Ведьмы - женщины, способные без технических приспособлений перемещаться в пространстве. Ну, а любимый народом Кощей Бессмертный, или как его зовут на Украине "Чахлик Невмиручий", - родной дедушка Марфы Оковны, долгожитель.
      Кстати, оказалось, что она отлично разбирается в сказочных персонажах, в отличие от исторических, что навело меня на кое-какие подозрения...
      ... К концу ужина мое грубое мужское естество начало брать верх над деликатным женским. Я сидел вполне трезвым, а Марфа Оковна начала давать сбои. Темы, от которых она упорно уводила разговор, перестали казаться ей такими уж неприемлемыми. Я воспользовался моментом и коварно начал выпытывать у хозяйки, кем ей приходится легендарный герой Идолище Поганое.
      - Ишь, чего удумал, - обижено ответила она, - да у нас в роду отродясь таких тупых обжор не было. Ты нам еще припиши Свистуна-Разбойника...
      - Это вы о Соловье, что ли? - невинным голосом, спросил я.
      - Скотина он безмозглая, а не соловей. Людоед поганый.
      - А правда ли, Марфа Оковна, что русалки все как одна красавицы? продолжал я провоцировать женщину.
      - Уж точно, красавицы, - засмеялась она, - рожи распухшие, волоса спутанные и в тине, а голоса, как у лягух. Ты, сударь, поменьше слушай, что люди болтают. Что плетут, сами не знают. У страха глаза велики, померещится что, вот и начнут придумывать. Сама слыхала, на русалок наговор идет, что они людей топиться зазывают. Это все брехня.
      - А правда, что черти боятся ладана?
      - Правда. Боятся. Они всего боятся. А пуще всего огня и дыма. Их легче всего кадилом вычадить. У них от жара кожа спекается и трескается.
      - Как же в аду они грешников в котлах варят?
      - В аду не бывала. Что там делается, не знаю, только думаю, все это сказки.
      Я кажется, выбрал правильный тон разговора, спрашивая о конкретных сказочных персонажах, как о реальных существах. В этом хозяйка не чувствовала посягательства на свои тайны.
      - Правду говорят, что Царевна Лягушка красавицей была? - продолжил я допрос с пристрастием.
      - Не знаю, она в старину жила... Может, и была красавицей, только навряд. Зачем бы ей лягухой прикидываться, чтобы парня прельстить? Водила его за нос, глаза запыливала...
      - Она из чьих была? - невинно поинтересовался я.
      - Думаю из ведьм, они большие мастерицы глаза отводить, да морочить.
      - А как глаза отводят? - я попытался перевести разговор на новую, еще более интересную тему.
      - Я тебе, сударь Алеша, того объяснить словами не могу. Отводят, чтобы одно другим представить. Помнишь, я тебе давеча про родителей говорила, что их в Сибирь угнали, а я ком-беду глаза отвела и осталась своего Ванюшу ждать?
      - Помню.
      - Так вот и отводят.
      - Как так?
      - Вот, к примеру, - смилостивилась Марфа Оковна - ты меня рассмотрел? Сколько мне годов дашь?
      - По фигуре лет сорок, сорок пять, по лицу чуть больше.
      Марфа Оковна хитро прищурилась, а потом прикрыла веки.
      - На меня смотри, глаз не отводи, больше показывать не буду. Тяжко мне это.
      Я уставился на нее в упор. Лицо ее прямо на глазах начало стареть. Сначала его избороздили морщины, потом ввалились глаза, запали в беззубый рот губы, поредели и повисли космами волосы. Передо мной сидела старая, безобразная ведьма.
      - А теперь назад смотри, - прошамкала беззубым ртом старуха. Лицо и фигура начали меняться со скоростью мультипликации. Через полминуты передо мной сидела прелестная девчушка лет шестнадцати и застенчиво улыбалась.
      - Это вы менялись, или мне так кажется? - промямлил я. Что-то мне стало не по себе. Девушка прыснула в кулачок.
      - Ишь, какой любопытный, - ответила она голосом моей бывшей жены. Лицо девочки сделалось зыбким, потеряло четкий абрис. Теперь передо мной сидела Лада и скептически меня разглядывала. Я, честно говоря, отшатнулся.
      - Испужался, сударь? - спросила Лада голосом Марфы Оковны.
      Фокус произвел на меня такое впечатление, что я не нашелся сразу, что ответить.
      - Не люблю я этого дела, - грустно сказала хозяйка, вернувшая свой прежний облик, - да ничего не поделаешь, приходится, когда надо. Ежели долго походишь в чужом лике, болести разные привязываются. Однако без этого нельзя. Люди есть приглядливые, начнут судачить: что это, мол, Марфа, к примеру, все в одном облике. Вот и приходится старой прикинуться, а то и помереть для вида. Старуху схоронят, молодка появится, племяшка, мол, приехала. Вот и живешь по другому разу. Иначе переезжать придется, хозяйство внове заводить. Вот и посуди...
      - А документы как же? - проявил я бюрократическое любопытство.
      - Это пачпорт что ли?
      - Хотя бы и паспорт.
      - Это дело не хитрое.
      Она подошла к столу, и вытащила из выдвижного ящика серпастый, молоткастый, потрепанный документ.
      Я взял его в руки. Все вроде на месте: даты, печати, подписи. Иванова Марфа Максимовна, 1948 года рождения, дальше место рождения, прописка и четкая фотография Марфы Оковны десятилетней давности.
      - Вам бы шпионажем заниматься, с такими талантами, - только и нашел, что сказать я. - Паспорт вроде настоящий?
      Хозяйка пренебрежительно хмыкнула.
      - Отвод глаз. Хотел пачпорт увидеть, и увидел. Как и кралю свою. А как и что - не спрашивай, сама не ведаю. Делаю, как научена.
      Я опять повертел паспорт, у меня в руке был кусок моей же газеты. Мне оставалось только покачать головой. Из разумных объяснений ничего кроме гипноза не приходило в голову.
      Между тем ужин наш подошел к концу. Марфа Оковна совсем осовела, да и у меня глаза закрывались. На том мы и разошлись по своим комнатам.
      Утром следующего дня праздник кончился. У хозяйки накопилось масса дел, и она с раннего утра впряглась в работу. Мне же было поручено привести в рабочее состояние купленный инструмент. Особых навыков в таких делах я не имел, а ударить в грязь лицом не хотелось. Так что я, в поте лица, делал черенки, рукоятки, точил лопаты, тяпки, топоры.
      В конце дня поднялся ветер, набежали тучи, и вдалеке загрохотал гром. Дождь в такую пору отрада. Во всяком случае, он отменяет самую неприятную работу - полив огорода.
      Когда первые тяжелые капли застучали по земле, я быстро свернул свое плотницко-слесарное производство и убежал в дом. Марфу Оковну дождь не испугал, только вымокнув до нитки в огороде, она перешла работать в коровник. У меня не было особой нужды убиваться на чужом хозяйстве, и я с чистой совестью присел у окна любоваться грозой и слушать новости по транзисторному приемнику "Пионер".
      К сожалению, эта немного устаревшая модель принимала только "Маяк" и местные станции. Я наслаждался вестями с полей, рапортами и отчетами тружеников, неприкрытым славословием, как в лучшие застойные времена, в адрес местного руководства, и венцом нашего традиционного вещания - песнями по заявкам радиослушателей.
      Ливень кончился и перешел в моросящий теплый дождь. Я сидел и наблюдал, как капли стекают по оконному стеклу, заставляют дрожать листья сирени и пузырятся в лужах. Марфа Оковна вышла из коровника и принялась сновать по двору по каким-то непонятным мне делам. Потом она ушла к дальней изгороди, заросшей густым кустарником, и исчезла из поля зрения.
      Ветер утих. Я открыл створки окна, высунул голову наружу, вдохнуть влажной прохлады, и обнаружил, что хозяйка с кем-то оживленно беседует. Мы вроде бы никого не ждали, и появление гостя меня заинтриговало. Я попытался разглядеть, с кем это она общается, но никого не увидел. Пришлось выйти на крыльцо.
      Марфа Оковна стояла у частокола и говорила, помогая себе характерным движением руки. Собеседника я не видел, она заслоняла его от меня своей спиной. Видимо, это был кто-то низкорослый. Я подождал, пока она не изменит позу, и углядел, что говорит она с лосиной губастой мордой, выглядывающей из кустов. Зверь заметил меня, мотнул головой и издал странный горловой звук. Марфа Оковна оглянулась и приветливо помахала мне рукой. Потом отвернулась и продолжила разговор с животным. Лось успокоился и перестал обращать на меня внимание. До них было метров тридцать, так что понять, о чем и каким образом они разговаривают, я не мог.
      Торчать на крыльце и наблюдать за ними было неловко, и я вернулся в дом.
      Разговор их продолжался еще минут двадцать, Наконец, хозяйка махнула рукой и пошла к дому, отирая ладонью мокрое лицо. За изгородью послышался треск кустов, и по их движению было видно, как зверь пробирается в сторону леса.
      - Испужался, поди, сударь? - спросила женщина, входя в горницу. Сейчас, переоденусь в сухое, и поговорим.
      Она прошла мимо меня, шлепая мокрыми ногами по отскобленным до желтизны, некрашеным половицам, и скрылась во внутренней комнате, в которой я еще не был. Не то что бы она меня туда не пускала. Скорее не приглашала и всегда притворяла в нее дверь.
      Спустя несколько минут, Марфа Оковна вернулась в горницу, переодетая в одно из новых платьев, яркой советской расцветки, и села на лавку по другую сторону окна.
      - Редки нынче дожди, - сказала она, наблюдая, как растекаются ручейки из переполненных луж.
      Меня в данный момент эта проблема не интересовала.
      - Вы что, с животными умеете говорить? - осторожно спросил я.
      Она удивленно посмотрела на меня, так, как будто бы я сказал глупость.
      - Не велика мудрость.
      - Так уж и не велика, - не согласился я. - Я вот не умею, да и никто из тех, кого я знаю, не умеет.
      - А ты пробовал?
      - Где мне пробовать? Я лося на воле второй раз в жизни увидел. Первый раз несколько лет назад, ехал на машине, а он вдруг на шоссе выскочил. Второй - сегодня.
      - Значит, говорить не пробовал, но знаешь, что не умеешь. У тебя собака есть?
      - Сейчас нет, раньше была.
      - Ты с ней разговаривал?
      - Разговаривал.
      - Она тебя понимала?
      - Простые вещи понимала, а сложные, понятия разные, нет, - сказал я и подумал, что абстрактные понятия плохо поймет и сама Марфа Оковна.
      - Ты-то сам ее понимал?
      - Пожалуй, - согласился я.
      - Ну, а я их понимаю, зверей всяких, и они меня.
      - Так собака - домашнее животное, она с человеком живет, в его делах как-то участвует, а дикие звери - совсем другое.
      Марфа Оковна задумалась, аргументы, видимо, не стазу пришли в голову. Наконец нашла ответ:
      - Домашняя скотина живет за хозяином, и ей много знать не надо. А дикий зверь сам себе голова, ему без ума погибель. Ему и от хищника надо спастись, и от человека, опять же, прокормиться, деток вырастить. Он конечно про твой песенник, - она кивнула на транзистор "Пионер", - не поймет, или как огород сажать, а про лес много понимает.
      - Погодите, - остановил я ее, - что у них ум есть, инстинкты - это понятно, никто не спорит... Мне неясно, на каком языке вы с ними говорите, на русском?
      - Я один язык знаю, наш. На нем и говорю.
      - А лось с вами на каком языке говорит?
      Кажется, Марфа Оковна все больше удивлялась моей тупости.
      - На каком он может говорить? На лосином... А волк - на волчьем.
      - И вы их понимаете?
      - А что там понимать? Конечно, понимаю.
      - Это все какая-то фантастика!
      - Чего все это? - переспросила она, не поняв иностранного слова.
      - Чудо, говорю.
      - Какое ж это чудо. Зверь и птица лесная, особливо которые долго живут, такое знают, чего тебе и не привиделось...
      - Ладно, пусть так, - прервал я спор, - вы лучше расскажите, что вам лось сказал.
      - Разное сказал. Сказал, что медведь мой знакомец в наши места вернулся...
      - К нам надеюсь, в гости зайдет? - не без иронии поинтересовался я.
      - Почему не зайдет, зайдет, он всегда заходит.
      - А как вы с медведем-то познакомились?
      - Да, как ты со мной, - улыбнулась Марфа Оковна. - Охотники его из берлоги подняли и подранили. Он одного подмял, да в чащобу ушел. Собаки его брать забоялись. Охотника мятого ко мне принесли. Отсюда его никак нельзя было вынести. Дороги накатанной нет, одна лыжная. Рассказали, как дело было. Я мятого лечить взялась. А как он все в забытьи был, сбегала в лес и медведя сыскала. Он совсем плох был, помирать собрался. Помогла и ему, чем смогла, он чуть отошел, и сюда заявился. Скотину мне до полусмерти напугал. Поселила я его в сарае. Так обоих и лечила.
      Я с удивлением понял, что скоро вообще перестану чему-нибудь удивляться.
      - Марфа Оковна, а люди про ваши способности когда-нибудь догадывались?
      - Ты, что, окстись, да меня бы как ведьму в избе спалили. Это тебе знать можно, человек ты пришлый и выбранный... Про тебя, одним словом, указ был...
      - Чей указ? - опять обескуражился я.
      - Указ, он не чей, - терпеливо разъяснила хозяйка,. - Указ - он указ.
      - Голос что ли? - опять я пристал с разъяснениями.
      - Может, и голос, - согласилась Марфа Оковна. - Во сне пришел и сказал. А как и что, не ведаю, видать, заспала. Потом по книге проверила и там тож...
      - Где проверили? В тех книгах? - Я посмотрел в сторону ее фолиантов.
      Она неохотно кивнула.
      - А мне можно почитать?
      - Я тебе уже говорила, что нельзя, - сердито ответила она.
      - Да вы вслух почитайте, а я послушаю. Так-то, поди, можно. Я в сторонке посижу, и глядеть на вас не буду.
      Хозяйка надолго задумалась, видимо, осмысливая мои резоны. Потом обречено махнула рукой, встала и перенесла одну из книг на стол.
      Я демонстративно пересел в дальний угол и даже отвернулся от нее. Довольно долго были слышны только горестные вздохи и шуршание перелистываемых страниц. Наконец она, видимо, добралась до нужной и начала по слогам произносить непонятные слова. Я вслушивался, пытаясь хотя бы догадаться, на каком языке она говорит. Часть слов была явно славянского происхождения, некоторые напоминали латинские. Об остальных, гортанно-восточных, я не мог ничего даже предположить. Похоже, зря я нервировал добрую женщину.
      - Это какой язык? - не утерпел я.
      - Книжный, - удивленно ответила она.
      - А как все это переводится?
      - Что переводится?
      - По-русски как будет то, что вы читали?
      Похоже было, что мы говорим на разных языках, или о разных вещах. Марфа Оковна смотрела на меня, не понимая.
      - Этого мне не ведомо.
      - Вы же сказали, что в книге написано, что я должен прийти к вам?
      - Ну, написано.
      - Так вы можете сказать, что там написано?
      - Могу. Говорится, что ты придешь. Что же еще?
      - Ладно, проехали. Что там еще говорится, кроме того, что я должен вылечить вас?
      - Сам же все знаешь, зачем спрашиваешь.
      - А чего я не знаю, что я еще должен сделать?
      - Помочь.
      - Чем помочь? - начал злиться я.
      - Так я же тебе читала, ты сам слышал.
      - Слышал, но не понял. Вы можете объяснить мне простыми словами?
      - Пойти за реку и привести человека.
      Кажется, Марфа Оковна устала от моей тупости не меньше, чем я от ее.
      - Какого человека? - нарочито спокойным голосом поинтересовался я.
      - Этого мне не ведомо, - опять невинно ответила хозяйка, глядя на меня то ли с насмешкой, то ли действительно недоумевая, чего я, собственно, добиваюсь. Я взял себя в руки, и устало спросил:
      - Значит, я должен пойти за реку и привести сюда первого встречного человека?
      - Может, и первого, да не любого.
      - А какого?
      - Суженного.
      - Вот! - обрадовался я столь быстрому продвижению разговора. - А как я узнаю что он "суженный", и кому он сужен?
      - Мне, - потупив взор, смущенно ответила женщина.
      - Понятно, - я начал понемногу въезжать в суть проблемы. - Я должен пойти за реку и найти вам жениха. Правильно?
      Она кивнула.
      - Значит, вы мне расскажете, кто он таков, какой из себя и где его найти?
      Женщина отрицательно покачала головой. Похоже, мы опять начинали буксовать на месте. - Так как же я узнаю, где его искать?
      - Ворон прилетит к завтрему... может, скажет.
      - А медведь? Медведь не знает?
      - Медведь в эти дела не мешается. Помочь может, если нужда будет и попрошу. Вот ворон тот скажет, я наказала.
      Разговор наш надолго прервался. У истоков непробиваемой тупости, которую вдруг продемонстрировала Марфа Оковна, женщина о-очень не простая, могла стоять одна причина: нежелание говорить и объясняться. Это самый легкий способ отвязаться от докучного любопытства. Таким нехитрым приемом в нашей стране народ испокон века защищается от чиновников и власти.
      Я не был властью, так что причина, по которой хозяйка меня морочила, могла быть одна: меня хотели использовать втемную. Это мне, ясное дело, не очень понравилось. С другой стороны, если всерьез поверить во все чудеса, свидетелем которых я стал, можно, как говорится, не отходя от кассы, стать из "примитивного материалиста" "придурочным мистиком"...
      Подумать мне было о чем. В том, как я попал сюда, безропотно остался, занимаюсь проблемами совершенно чужой мне женщины, торчу в Богом забытой дыре, была вроде бы моя добрая воля. Никто меня ни к чему не принуждал.
      Мало того, находиться здесь мне почему-то интересно и даже комфортно. Я практически не вспоминаю Ладу, меня не волнуют мои московские дела и обязательства, а интересуют старинные книги, говорящие лоси и какие-то побочные ветви рода человеческого, до которых, мне, собственно, нет никакого дела.
      Как и многих людей, меня занимают вопросы жизни и смерти, космоса, истории, любви, мира, войны, политики.
      Однако, как большинство, я живу мелкими заботами сегодняшнего дня, добыванием хлеба насущного и к глобальным проблемам отношусь с интересом в основном в часы досуга, под хорошую стопку водки в приятной компании. У меня есть сложившееся представление о мировом порядке, однако хватает ума не считать себя "истиной в последней инстанции". Я никогда не верил в сверхъестественные силы и считал ненормальными или шарлатанами людей, утверждавших, что они с этими силами сталкивались, или могут ими управлять.
      Причиной моего скептицизма был нулевой опыт в этой области. Никогда ничего необычного ни со мной, ни с близкими не случалось.
      Теперь, вдруг столкнувшись с совершенно необъяснимыми фактами, я, тем не менее, решил не спешить менять привычную точку зрения на диаметрально противоположную. Если я, со своими крошечными знаниями, не могу объяснить какие-то явления, то не стоит сразу объявлять их сверхъестественными. Вполне возможно, что они очень даже естественные. Просто мне пока недоступно понимание их механизма.
      - Хорошо, - сказал я хозяйке, - подождем вашего ворона.
      Глава пятая
      На следующий день многое, если не все, решилось, правда, без моего активного участия. Проснулся я поздно, с сильной головной болью и совсем не выспавшимся. Говорят, такое состояние бывает после употребления сильного снотворного. Хозяйки в усадьбе не было. Я поискал ее на подворье, не нашел и отправился купаться. Вернулась она только к обеду. Ничего не объяснила и сразу приступила к инструктажу.
      Многое из того, что она сказала, мне не понравилось, но я решил для чистоты эксперимента неукоснительно следовать ее указаниям.
      Наш последний вечер прошел вполне идиллично, в полном душевном контакте.
      Марфа Оковна наготовила много всяких разностей и на стол, и мне в дорогу. Мои очередные попытки выведать что-нибудь интересное натыкались на обычные односложные, ничего не говорящие ответы. Зато душевности и благодарностей было в переизбытке. Спать мы легли рано, так как встать мне предстояло еще затемно.
      Рассветным утром я стоял перед остатками моста. Марфа Оковна проводила меня только до ворот своего подворья, сославшись на нежелательность в этот день покидать дом.
      Летнее раннее солнце еще не выползло из-за горизонта, но, как сказали бы в старину: "Длань и десница его уже расцветили белые караваны облаков киноварью зари". Плотная туманная дымка висела над рекой, скрывая и воду, и противоположный берег. Две корявые дюймовые доски кривой тропинкой уползали в туман вместо сгнившего, давно исчезнувшего настила.
      Я подкинул за спиной тяжеленный рюкзак и в очередной раз почувствовал себя полным идиотом. Брести на ту сторону по ненадежному мостку, имея приличный шанс свалиться в воду, было глупо. Бормотать при этом дурацкие заклинания на каком-то птичьем языке - еще глупее. По словам Марфы Оковны, заставившей меня выучить эту тарабарщину, любая ошибка отсрочит мое путешествие до следующего дня. Вставать же снова в такую рань и бродить по мокрой, росистой траве я не хотел.
      Так что мне пришлось играть по предложенным правилам. Сонливость и странность действий как бы раздваивали мое сознание. Нелепость ситуации, когда взрослый и относительно образованный человек играет в какие-то колдовские игры, совмещалась с ощутимым присутствием чего-то явно потустороннего, вселяющего необъяснимую тревогу.
      По инструкции идти нужно было, не останавливаясь и не оглядываясь, причем не только по мосту, но и дальше, до поляны с каким-то старичком. Я в очередной раз скорбно вздохнул и, произнеся первое слово заклинания, вступил на хлипкое сооружение, закачавшееся под моей тяжестью.
      Пройдя половину моста, пошел увереннее. Было похоже, что на этот раз он еще не развалится. Не торопясь и не оборачиваясь, чему, кстати, помогали дурацкие заклинания, я перешел мост. Доски настила немного не доходили до противоположного берега. Я спрыгнул на песчаный пляж, чтобы не промочить ноги, и двинулся вперед по едва видимой тропинке.
      На следующем этапе у меня должна была состояться встреча с неким таинственным старичком. Он должен был сидеть на какой-то поляне. С ним мне предписывалось завести вежливый разговор и попытаться расположить его к себе. Если он что-нибудь попросит, дать не скупясь. Теоретически, по мнению Марфы Оковны, он захочет денег.
      Она ими меня наделила. Я совсем не разбираюсь в нумизматике, но то, что это очень старые деньги, догадаться было несложно. Я таких еще никогда не видел: овальные серебряные монетки, на одной стороне которых был отчеканен всадник, на другой - цветок в виде стилизованной розы.
      Хозяйка несколько раз подчеркивала, что покровительство старичка очень важно, и чтобы попасть "туда", и чтобы вернуться "сюда". Причем если с "сюда" было более или менее ясно, то что меня ожидает "там", я так и не узнал. Похоже, она и сама этого толком не знала. Из ее слов можно было почерпнуть только тактику поведения, все остальное я должен был выяснить самостоятельно, сориентировавшись на месте, после чего действовать сообразно обстоятельствам.
      Я, кстати, так и не присутствовал на вторичном явлении черного ворона народу, и его "резюме" узнал через хозяйку. Этот пернатый приятель загрузил информацией и мистическими действиями весь вчерашний вечер.
      Кроме заучивания мистических слов, вчера мне еще пришлось топить баню, три раза париться и три раза студиться в реке. Хозяйка в "помывке" не участвовала. Она трудилась в прямом смысле в поте лица, обихаживая баню. Каждый раз, когда я после омовения в реке возвращался в парную, там был другой аромат. Вся процедура мытья была строго регламентирована, до самых мелочей: сколько минут мне находиться в парной, сколько в реке, с какой ноги начинать движение. После такой психологической подготовки нарушать "регламент" действа я не решался и, как было предписано, не глядя по сторонам, брел по мокрой росистой траве прочь от реки. Что-то на этом берегу было отличным оттого, оставленного мною. На этой стороне было значительно прохладнее, чем на той.
      Солнце только взошло и до конца не рассеяло предрассветный утренний сумрак. Вскоре я взобрался на косогор и подошел к опушке старого неухоженного леса. Продравшись через плотный колючий кустарник, я оказался под кронами огромных деревьев, закрывающих небо. Тропинка, едва обозначенная в начале пути, исчезла, и я пошел вдоль опушки разыскивать ее. Понемногу светлело. Наконец я разглядел ее, почти неразличимую, в буйном разнотравье.
      Идти по проторенной дорожке было комфортнее, чем по бездорожью. Я сориентировался по солнцу и двинулся в юго-западном направлении. Мне нужно было четко представлять азимут движения, чтобы не возникло проблем при возвращении. Марфа Оковна не оговаривала расстояние до полянки со старичком, но мне казалось, что он должен был находиться поблизости от реки. Однако полянок я уже прошел предостаточно, но никаких старичков там не было. Тяжеленный рюкзак давил лямками плечи, и гулять с ним просто так мне не очень хотелось.
      Меня всегда раздражает бесцельное времяпровождение вроде прогулок. У любого действия должна быть цель, это примиряет со многими неудобствами.
      Наконец, я такую цель нашел, начав собирать грибы. Белые попадались прямо у тропинки, и я увлекся. Сбор грибов - затягивающее и азартное занятие. Теперь я имел вполне конкретную цель. Старик и тяжелый рюкзак отошли на второй план, и, когда в нескольких шагах от меня прозвучал надтреснутый тенорок, я вздрогнул и удивленно взглянул на сидящего на заросшем мхом пне колоритного дедка.
      Только увидев старика, я вспомнил, зачем я здесь. Дед выглядел сногсшибательно, таких особей я еще не встречал. Он напоминал не то колхозника времен коллективизации, не то статиста из оперы "Иван Сусанин". На старичке была совершенно ветхая рубаха до колен, вся в заплатах, коротенькие штаны системы "портки", абсолютно не по летнему сезону, теплая войлочная островерхая шляпа, напоминающая кулек, и, самое умилительное, настоящие лапти с онучами.
      От такого зрелища я чуть не рассмеялся.
      - Здравствуй, дедушка, мой свет, вам от Оковны привет, - срифмовал я приветствие в старорусском стиле.
      Дед приветствие пропустил мимо ушей и строго спросил:
      - Куда путь держишь, барин?
      Обращение "барин" меня немного удивило, однако я не стал цепляться к старику и почтительно ответил, отвешивая поклон:
      - К вам, с просьбой.
      - Это что у тебя за срам? - перебил он меня, указывая пальцем на полиэтиленовый пакет, в который я собирал грибы.
      Я сам с интересом посмотрел на пакет. На нем была изображена красотка, рекламирующая колготки. Мы уже так привыкли к голым девам в рекламе и на газетных разворотах, что перестали обращать на них внимание.