Прыжок в прошлое (Бригадир державы - 1)

      Чтобы сориентироваться, пришлось все-таки взглянуть на страшное действо, происходящее в десяти шагах от меня. Монаху уже перерезали горло, и теперь Bинер, как анатом, вскрывал ему грудную клетку. Тело убитого все еще конвульсивно дергалось. На меня никто не обращал внимания. Я пошел к дверям, по пути туша факелы. Они крепились в скобах, под которыми стояли керамические сосуды, наполненные водой, - в них капала горящая смола. Я вытаскивал факелы и гасил их в воде. Сборище было так увлечено кровавой оргией, что никто даже не обернулся. Меня теперь беспокоили два привратника, не оставившие свой пост и наблюдавшие за происходящим от дверей. Стычка с ними неминуемо задержит меня, и остальные стражники успеют напасть с тыла.
      ... Винер в этот момент располосовал грудь монаха и вырезал кровавый ком сердца. Он поднял его над головой и, раболепно съежившись, положил перед Великим Магистром. Я уже подобрался к дверям. Стражники напряженно всматривались в происходящее, боясь пропустить кульминацию...
      И тут я с отчаяньем обнаружил, что пути к отступлению нет. Все сени были забиты челядью, не допущенной в зал и наблюдающей за происходящим через двери. Мне пришлось быстро отступить. Непривычная одежда сделала меня в их глазах как бы участником ритуала. Никто не удивился моему появлению. Я пошел по другой стороне зала, продолжая тушить факелы. Оставалось надеяться, что рядовые участники не знают досконально "протокола" и воспримут мои действия как его часть.
      Я старался вести себя так же, как это делали служители. Зал, моими стараниями, погружался во тьму. Основные участники этого пока не замечали.
      Зрители смотрели на хорошо освещенный "подиум" и не выражали протеста.
      Великий Магистр встал и, не оглядываясь, привычным движением протянул руку и вырвал кинжал, торчащий в перевернутом распятии.
      "Жертву!" - взвыло собрание, и Великий Магистр, проткнув сердце монаха, поднял его над головой. Все присутствующие взвыли и начали хватать со стола чаши-черепа и, отталкивая друг друга, черпать кровь из жертвенного сосуда. Началась сутолока. Я беспрепятственно прошел по стеночке за кресло председателя и потушил оба оставшихся факела. Наступила полная темнота.
      По-моему, только в этот момент до сатанистов дошло, что происходит нечто не запланированное. Крики смолкли, и послышался удивленный ропот.
      - Свет! - пророкотал председатель, не забывающий о своих вокальных талантах.
      Сразу в нескольких местах послышались удары металлом о камень и полетели искры от кремней. Время мое стремительно истекало. С огнивом предки управлялись довольно ловко...
      В это критический момент я совершил первое в своей жизни преступление против личности. Думать уже было некогда, и я ткнул саблей в то место, откуда секундами раньше слышался голос Великого Магистра. Клинок легко вошел во что-то мягкое, и тут же раздался леденящий сердце вопль. Магистр кричал без слов, как животное. Я вырвал клинок из тела и бросился прочь, сбивая с ног встречных сатанистов.
      Началась паника. Люди метались в темноте, сбивая друг друга с ног. В меня кто-то вцепился мертвой хваткой, и мне вновь пришлось воспользоваться саблей.
      Опять раздался крик. Единственный, кто понимал, что происходит, был я, остальные помимо воли постепенно втягивались в общее побоище, защищаясь от неведомого врага. Стражники начали применять оружие, это я понял из того, что крики боли неожиданно раздались с разных сторон. Слава Богу, меня никто не задел.
      Никаких угрызений совести я не испытывал. Каким бы веротерпимым я ни был, как и любой человек с нормальной психикой, не могу испытывать ничего, кроме ненависти и отвращения к проявлениям каннибализма и человеческим жертвоприношениям.
      Я постепенно пробился к дверям и протиснулся в сени. Там, как и везде, метались и кричали люди. Оставалось преодолеть несколько шагов, и я бы оказался на улице.
      Однако мне не повезло: кто-то слишком умный и быстро соображающий запер входную дверь. Все, кто не успел выскочить из дома, оказались в западне.
      Постепенно стражники начали приходить в себя и перекликаться, чтобы не ранить друг друга. До того момента, как кто-нибудь сумеет добыть огонь и осветить поле боя, оставалось немного времени, и я предпочел скрыться от преследователей в глубине дома.
      Когда меня вели сюда из амбара, я присматривался к планировке. Из сеней на второй этаж вела узкая крутая лестница. Я примерно помнил, где она находится, и попытался ее отыскать.
      Сразу у меня это не получилось. Когда казалось, что я вот-вот ее нащупаю, кто-то сильно ударил меня по спине кулаком. Били, похоже, наугад на уровне "среднестатистической" головы. Меня спас нестандартный для эпохи рост. Получи я удар такой силы в голову, нокаут мне был бы обеспечен, а так я только отлетел вперед, перестав ориентироваться в пространстве.
      Ввязываться в общую драку я не собирался, и потому начал двигаться в одном направлении пока не уперся в стену. Теперь, если бы удалось выяснить, что это за стена, я смог бы найти лестницу наверх. К сожалению, узнать оказалось не у кого.
      Нужно было на что-то решаться. Я щелкнул зажигалкой и на миг осветил сени. Лестница была в двух шагах от меня, но там находился стражник в кольчуге и с бердышом. Он увидел меня и среагировал мгновенно. Я еле успел отклониться в сторону, когда мимо щеки пролетело что-то тяжелое.
      Скорее инстинктивно, чем намерено, я полоснул клинком по тому месту, где видел противника, казачьим режущим ударом с оттяжкой. На пол со стуком упал металлический предмет, и человек, жутко закричав, шарахнулся в сторону.
      Я бросился к лестнице и нашарил перила. Наверх я поднимался, проверяя пространство перед собой концом сабли. На общее счастье на клинок никто не напоролся.
      Когда мне не удалось нащупать очередную ступеньку, я опять взял зажигалку.
      Передо мной оказался закуток, наподобие крохотной лестничной площадки. На узкий пятачок выходил коридор, ведший в глубь дома, и начиналась крутая лестница на третий этаж.
      Идти на самый верх, с риском оказаться в ловушке, я не решился и двинулся в глубь покоев.
      Здесь было тихо. Крики и вопли доносились только с первого этажа, где, по-видимому, продолжалась битва в темноте.
      Я двигался дальше, шаря свободной левой рукой по стенам узкого коридорчика.
      Вскоре я нащупал дверь. Однако войти в комнату мне не удалось: замок оказался заперт.
      Разбираться с ним я не стал, и пошел дальше. Коридор оказался очень длинным. Я небезосновательно предположил, что он по кругу опоясывает внутренний периметр здания.
      Мне попалось еще несколько запертых дверей. Нетерпение и страх нарастали. Время работало против меня. Чем дольше я нахожусь в доме, тем вероятнее, что противники успеют опомниться и сумеют организовать облаву.
      Я решил, что как только мне попадется очередная дверь, пойду на риск и попытаюсь ее открыть. Однако мне встретилось неожиданное препятствие: я споткнулся обо что-то мягкое и чуть не упал.
      Препятствие застонало, но не пошевелилось. Я чуть отступил и щелкнул зажигалкой. На полулежал ничком связанный по рукам и ногам человек.
      Здесь же нашлась очередная закрытая дверь. Я толкнул ее, и - о чудо! она со скрипом отворилась. Я заглянул в комнату, - это была какая-то каморка, видимо, подсобного назначения. В ней было светлее, чем в коридоре, и я втащил туда связанного человека.
      Спеленали его весьма основательно, тонкими сыромятными ремнями. Я прикрыл за собой дверь, чтобы не нарваться на какие-нибудь неожиданности, и занялся освобождением пленника. В конце концов, враг моего врага - мой друг... Сабля была так остра, что я старался действовать крайне осторожно, чтобы не поранить плененного. Через полминуты путы его были перерезаны, и он со стоном перевернулся на спину. Во рту человека торчал кляп. Конечности его так затекли, что он почти не владел ими. Я с трудом вытащил кляп, и несчастный несколько раз со стоном вдохнул и выдохнул воздух.
      - Как отсюда выбраться? - спросил я, пока он пытался восстановить кровообращение в руках.
      - С гульбища можно на крышу, а там как Бог даст, - торопливо ответил он.
      Я не понял, о чем он говорит, "гульбище" было внизу и продолжало там орать и бесноваться.
      - С какого гульбища? - переспросил я.
      - Там, через камору, - опять непонятно пояснил он.
      Внизу шум уменьшился. Нам нужно было срочно сматываться. Противостоять - с одной только саблей, в низком коридорчике, где невозможно даже замахнуться, - бердышам с пикой на конце, я бы не смог. Нас тут же заколют... хотя это все же предпочтительнее, чем стать жертвой на пиршественном столе безумцев.
      Пленник, между тем, все еще не мог восстановить кровообращение и встать на ноги. Бросить его на произвол судьбы мне даже не пришло в голову.
      - Здесь есть кто-нибудь из этих? - спросил я.
      - Нет, все ушли вниз.
      - Надо бежать, - сказал я, - давай я тебе помогу. Я помог ему подняться. С моей помощью он сумел удержаться на ногах.
      Мы медленно вышли в коридор.
      - Туда, - указал направление спутник, и мы медленно доковыляли до запертой двери, которую я смог открыть.
      Теперь, зная, что на этаже никого нет, я действовал смелее и без боязни посветил зажигалкой. Дверь оказалась закрыта на наружный засов. Я отодвинул его, и мы вошли в каморку с лавками вдоль стен и большим окном. Здесь было совсем светло. Небо уже серело на востоке, и полная луна освещала все вокруг своим призрачным отраженным светом.
      Ничего похожего на "гульбище" в каморе не было. Я выглянул в окно. До земли было метров пять-шесть, - достаточно, чтобы переломать ноги.
      - Лезь, барин, на гульбище, - сказал спасенный. - Да где здесь гульбище?
      - В окно глянь, вниз.
      Я высунулся и увидел узкий балкон без ограждения, тянущийся вдоль стены. Стало понятно, откуда такое название. По нему, вероятно, бывает приятно пройтись утречком для моциона, особенно с бодуна...
      Я вылез в окно и, проверив прочность настила, помог перебраться на балкон своему спутнику. Он неловко цеплялся за меня распухшими руками.
      Из дома с новой силой послышались до того утихшие было вопли и крики.
      - Ишь, как нечистая сила разгулялась! - сказал спутник и перекрестился.
      - Иди вперед, - велел я.
      Он кивнул и начал медленно двигаться, прижимаясь спиной к бревнам.
      Я пошел следом, готовый отбить нападение возможных преследователей. Мы находились с тыльной стороны дома и двигались вдоль глухой теремной стены. Спутник дошел до угла и скрылся за ним.
      Я чувствовал себя на "гульбище" достаточно уверенно. Ширина его была около полуметра, или даже чуть больше, так что можно было идти без опаски сорваться вниз.
      Пока нас еще никто не заметил. Я зашел за угол и догнал неуверенно двигающегося спутника. Теперь мы оказались над одноэтажным крылом дома. Двускатная крыша в середине стены почти достигала балкона. Перебраться на нее было пустячным делом. А там, в крайнем случае, можно будет просто спрыгнуть на землю.
      К сожалению, пристройка оказалась крытой не шершавой дранкой, а гладким тесом. К тому же скат была весьма крутым. Существовал реальный шанс съехать с него и свалиться вниз. При свете дня это было бы не очень опасно, но в темноте падать неизвестно куда чревато повреждением конечностей, что в данной ситуации грозило не только травмой, но и пленением...
      Впрочем, выбирать было не из чего, и мы двинулись к кромке. Мой спутник был бос и успешно тормозил голыми ступнями. Я тоже сносно удерживался на скате. Мы уже почти достигли края крыши, когда весь план спутал появившийся на балконе охранник.
      - А вы откель? - спроси он безо всякого удивления, как будто постоянно встречал ползающих по крышам людей. - Это еще что за беда?!
      Потом до него что-то дошло, или он опознал чужаков. Реакция у него оказалась солдатская, - стражник добежал по гульбищу до гребня крыши и соскочил на него. Потом он уверено двинулся вперед и оказался прямо над нами. Вышло это у воина довольно ловко. Я развернулся и встал к нему лицом. Расстояние между нами было метров шесть, и достать меня бердышом он не мог.
      Стражник был крепкий, коренастый малый, одетый в кольчугу странного вида, штаны и сапоги с загнутыми вверх носками. Он пока ничего не предпринимал, видимо, раздумывая, как с нами лучше разделаться.
      На его месте я бы спокойно сбил бердышом, как копьем, вооруженного противника, то есть меня, а потом занялся безоружным, в крайнем случае, позвав на помощь товарищей. Никакого сопротивления я бы оказать не сумел, даже не отклонился бы от летящего с близкого расстояния оружия. Ребристые мягкие подошвы кроссовок позволяли мне достаточно уверено стоять, но уж никак не плясать на скользком скате.
      Однако стражник рассудил иначе. Он начал спускаться ко мне, и тут же потерял преимущество. Кожаная обувка скользила, стоять ему было неудобно, а драться просто невозможно.
      Я ожидал его приближения, наклонясь вперед и держа наготове опущенный клинок. Чувствуя, что может упасть, воин упирался пикой бердыша в крышу и быстро спускался, используя оружие, как посох.
      Подойдя ко мне, он поднял древко и с глумливой усмешкой прицелился в грудь. Я взмахнул саблей ему навстречу и ударил по деревянной части оружия под острым углом.
      Удар был хороший, режущий и чуть не стоил мне головы. Я только чудом удержался на ногах.
      Стражнику повезло меньше. Он инстинктивно откинулся назад, спасаясь от сверкнувшей стали, которая ему ничем не грозила, невольно плюхнулся на задницу и на кольчужных кольцах, как на рольганге, слетел с крыши, не успев даже вскрикнуть или хотя бы выругаться. Через секунду снизу послышался глухой удар, вскрик и хриплые проклятия.
      Я устоял на ногах, а мой новый товарищ сумел поймать скользивший мимо него бердыш без нижней половинки древка.
      - Ишь ты, - радостно сказал он, используя оружие как опору. - Старинная вещь, стрелецкая. Однако ж, будь древко из дуба, нипочем бы ты его, барин, не пересек. Сплоховал солдат, плохую палку поставил.
      Я еще не пришел в себя после рискованного маневра и ничего не ответил.
      - А ловко у тебя получилось! Чай, сам-то офицер?
      - Нет.
      - А рубишься знатно.
      Мы начали двигаться значительно быстрее. Напарник помогал себе бердышом, а я уже освоился на скате и не опасался поскользнуться. Мы приблизились к углу пристройки. Что нам это даст, я не очень представлял. Может, там найдется забытая кем-нибудь лестница?
      - Как спускаться-то будем? - задал я почти риторический вопрос.
      - Да ты, добрый человек, разве не знаешь, как избы ставят?
      Я обозвал себя идиотом. Дом был рублен в "обло" и по углам на две стороны торчали концы бревен. Единственную сложность - как перелезть через нависающий над стеной свод кровли и зацепиться за бревна - можно было решить при помощи новообретенного инструмента универсального назначения - бердыша.
      Перебраться с кровли на стену, кстати, оказалось самым сложным во всей нашей авантюре. Однако после долгих усилий, во время которых нам, как это ни странно, никто не помешал, мы сумели перелезть с крыши на угол дома и без помех спустились на землю.
      Что меня удивило - так это тишина. Никаких криков и движения народных масс. Куда-то делся даже наш свалившийся с крыши противник.
      - Петух, поди, пропел, - задумчиво сказал мой товарищ по несчастью.
      - Я не слышал, - машинально ответил я, понимая, что опять попадаю впросак.
      - Они зато слышали, - многозначительно заметил он.
      Принимать за гипотезу, что все случившееся - дурной сон или попросту чертовщина, а не самодурство и юродство "Великого Магистра", я не спешил. Слишком уж все недавно виденное было кроваво-реально.
      Оставалось надеяться, что мой новый товарищ прав, и бодрое кукареканье разогнало наших противников. Тем не менее, к воротам мы пробирались "ползком и короткими перебежками", - мало ли что...
      Ночь была тихая и прохладная. Трава намокла от росы. Никто не преследовал нас и вообще не возникал в поле зрения. Хотя, судя по тому, сколько я видел здесь вечером людей, замок должен быть густо населен. Теперь же у меня возникало ощущение, что мы со спутником остались здесь одни.
      Мы подбежали к воротам, но они оказались запертыми на огромный висячий замок. Открыть его я даже не пытался. Недавний страх еще не прошел, и торчать на самом виду, да еще поворачиваться спиной к открытому пространству я не решался.
      Мы отошли в тень и устроили совещание. Я вспомнил, что привратники после моего появления в "замке", ушли куда-то вдоль забора. Вполне возможно, что ворота - не единственное место, через которое можно покинуть усадьбу.
      О высоте забора я уже упоминал, лезть через такое ограждение я бы рискнул в самую последнюю очередь, если не останется другого выхода...
      Спутник согласился со мной, и мы пошли вдоль частокола, отыскивая какой-нибудь лаз. На этот раз нам повезло. Все оказалось совсем просто. Метров через пятьдесят тропинка уперлась в пролом в стене, и мы без проблем покинули территорию крепости.
      Через минуту мы выбрались на дорогу и торопливо пошли прочь от проклятого места. Только теперь я сумел толком рассмотреть своего нового товарища. Это был мужик лет сорока, одетый в холщовые портки и рубаху, подпоясанную веревкой. У него было обыкновенное крестьянское лицо, как говорится, без особых примет, если не считать таковыми упрямое выражение лица, цепкий взгляд и непривычную для крестьян подчеркнутую независимость.
      Мужик был коротко острижен, чего я тоже не встречал у крепостных. Бердыш на усеченной ручке, превратившийся в секиру, он заткнул за спину, так, как носят разбойники топоры.
      - Ты что, солдат? - спросил я, имея в виду его короткую стрижку.
      - С чего ты взял? - не очень любезным тоном ответил он вопросом на вопрос.
      - Показалось.
      - Если кажется, нужно креститься.
      - А как ты к сатанистам попал? - продолжал допытываться я.
      - Поймали, - неопределенно ответил мужик. - У меня с ними давние счеты... Да, видать, опять не судьба им моей кровушки попить.
      Отвечал он неохотно, лениво цедя слова. Мне его тон не понравился, и я прекратил разговор. В молчании мы прошли минут десять. Впереди, за поворотом дороги, заржала лошадь. Не сговариваясь, мы остановились и одновременно приготовили оружие.
      - Давай-ка, барин, расставаться, - шепотом сказал мне спутник. - У тебя своя дорога, у меня своя.
      - Погоди, - остановил я его, - если там люди из замка, вдвоем будет легче отбиться, а если это ищут меня, то доберешься с нами до города.
      - Мне бы лучше до леса, - угрюмо пробурчал он.
      - Послушай... как, кстати, тебя зовут?
      - Ну, к примеру, Иваном.
      - Слушай, Иван, я не собираюсь лезть в твои дела. Делай, как знаешь. Но в таком виде ты долго не пробегаешь. Тебя первый встречный властям сдаст. Мне все равно, кто ты есть. Если беглый солдат, то помогу, чем смогу, я вашу судьбу понимаю. А если разбойник, то иди своей дорогой.
      - Перекрестись, что не врешь, - приказал Иван.
      Я не очень умело перекрестился. В принципе, мне до этого человека не было никакого дела, но что-то притягивало к нему, и я не хотел так просто с ним разойтись.
      - Ладно, - неохотно согласился Иван, - и то, правда, оголодал я, который день во рту крошки не было. Коли не лукавишь, помоги.
      Мы крадучись двинулись дальше. За поворотом в рассветном сумраке проглядывалась знакомая двуколка с большими колесами и две фигуры возле нее. Ко мне бросилась зареванная, несчастная Аля и припала к груди.
      - Уж, как я боялась, Алешенька! - говорила она между всхлипываниями. Как ты пропал, и нигде нету... Где искать, не знаю... Люди добрые сказали, что в хоромину тебя повезли... Ан, и там пусто... Всю ночь ждем... Семена совсем измучила...
      Под Алины причитания мы подошли к двуколке, на которой сидел хмурый и заспанный Дусин "аморет" Семен.
      Узнав меня, он без лишних слов начал разворачивать лошадь.
      Вчетвером на двуколке нам было не разместиться, и я посадил Алю к себе на колени. Она, преодолев крестьянскую стеснительность, обхватила мою шею руками и прижалась к груди. Ее живое тепло окончательно вернуло меня к реальности, и сразу захотелось всего земного: любви, еды и сна.
      Глава двадцатая
      Когда мы добрались до резиденции портного, окончательно рассвело. Дом уже начал просыпался. По двору сновала хозяйка и кухонные девки. Я попросил Котомкину накормить и устроить Ивана. Они ушли в глубь подворья, а мы с Алей - в нашу комнату. Через минуту туда явился Фрол Исаевич, тоже встревоженный моим исчезновением.
      Я вкратце, без мистических подробностей, рассказал, что со мной приключилось и как нам с Иваном удалось бежать. Видок у меня был еще тот, ободранный и утомленный, так что, думаю, у портного никаких сомнений в правдивости моего повествования не возникло.
      Фрол Исаевич отнесся к происшествию очень серьезно. Оказалось, что замок пользуется у местных жителей дурной репутацией, и туда никто не ходит.
      - Нечистое это место, - окончил свой рассказ портной, - народу там сгинуло до жути. Начальство дознание делало, ан, все попусту. Даже караул ставили, когда один чиновник из столицы пропал. Караул постоял, а потом и сам исчез. С тех пор никто к этому месту и близко не подходит.
      - А чье это владение? - поинтересовался я.
      - Бог его знает. Там, говорят, еще со времен государя Алексея Михалыча никто не живет. Как вы ноги оттуда унесли, ума не приложу...
      О таинственном месте Котомкин говорил очень неохотно и все время крестился (или открещивался?). Мне было интересно узнать подробности, и я все-таки выпытал у него некоторые сведения.
      Этот замок - самое древнее строение в округе, много старше самого Троицка. Возвел его какой-то забытый уже воевода, чтобы спрятать от царя награбленное на воеводстве имущество. Был такой в старину способ пополнять государеву казну: отзывали в Москву воевод, а по дороге их перехватывала царская дружина и экспроприировала экспроприированное. Тогда начал многомудрый чиновный народ искать способы сохранить свое кровно награбленное имущество и придумал устраивать разнообразные схроны.
      Для такой цели и был, видимо, построен это острог или, по-другому, замок. Оставив в нем "нажитую" рухлядь и казну, под присмотром доверенного дьяка со стражею, воевода налегке отправился под государевы очи, да и сгинул с концами. То ли сам помер, то ли в опале пропал.
      Дьяк завладел всеми ценностями и ни полушки не отдал воеводским сиротам.
      Пошли слухи и разговоры. Новый воевода, прознав про дьяковы дела, предпринял против него розыск, но замок был уже пуст. С тех пор несколько раз бесхозное владение жаловалось разным чиновным людям, да так и не обрело хозяина.
      Пока мы разговаривали, вернувшаяся хозяйка накрыла на стол. Я был совсем измочален и, наскоро перекусив, собрался ложиться. Аля, тоже не спавшая всю ночь, решила составить мне компанию.
      День был воскресный, и вся семья портного с подмастерьями и учениками отправилась к заутрене. Мы остались в доме одни. Я сходил навестить Ивана, которого поселили в сенном сарае. Его накормили, он помылся и тоже собирался на боковую.
      Когда я вернулся к себе, Аля была уже в постели. Ее одежда, аккуратно сложенная, лежала на лавке. Я знал весь ее скромный гардероб и тут же вычислил, что на себе она ничего не оставила. К месту вспомнилась польская фрашка под названием "Моя родословная".
      Чтобы быть правильно понятым, приведу ее полностью:
      Вначале был хаос,
      лишь звезд охапка...
      Затем - неизвестно,
      зимой или летом повстречалась моя прапрапрабабка
      с моим прапрапрадедом.....
      Она просила:
      "Не шали в ясный день,
      при свете шалостей
      не выношу я!"
      Но он ко всем просьбам
      был глух как пень...
      От этого пня
      происхожу я.
      ... Я начал медленно раздеваться. Аля, неплотно прикрыв глаза, наблюдала за мной. Когда я снял плавки, она все-таки отвернулась. Я потянул на себя простыню. Аля попыталась схватить ее за край, упустила и повернулась ко мне.
      - Ой, Алешенька, что ты делаешь, а вдруг кто войдет... - лицемерно сказала она. - Ты же устал...
      Я лег на нее и поймал еще что-то шепчущие губы. Аля начала задыхаться и с силой обхватила меня руками. Страсть вскипела мгновенно. На прелюдию у нас не хватило времени. Пережитые опасности и тревоги до предела обострили эмоции.
      Она сама помогла войти в себя и подняла ноги, чтобы вобрать меня всего.
      Потом началось нечто упоительное и бесстыдное, то, что в ночных телепрограммах называется "Эротические фантазии". Фантазий у нас было много, и все буйные и яростные. Мы терзали друг друга, спеша насытиться любовью, как будто кто-то пытался помешать нам.
      Сильное, горячее женское тело изгибало не девчоночье любопытство, а неутоленная страсть взрослой одинокой женщины. Я сам впал в неистовство и не мог насытиться. Боязнь сделать ей больно исчезла. Але самой хотелось сладкой боли объятий и предельной близости. Выуживая из моей головы самые рискованные и откровенные мысли, она тут же воплощала их в реальность.
      Меньше чем за полчаса мы вконец измучили друг друга и устроили небольшой антракт с нежностями и ласками.
      - Я так испугалась, что никогда тебя больше не увижу, - словно оправдываясь, сказала она. - Я знаю, как ты мучился все эти ночи...
      Меня опять захлестнула горячая волна нежности и желания, и я сдавил ее в объятиях...
      Мы проспали до возвращения хозяев из церкви. Потом долго обедали, стараясь не притушить жгучего чувства, объединившего нас. Только после того, как Алю позвала Дуня, и она ушла, я взялся рассматривать свой вчерашний трофей.
      Мой школьный историк, забавный одинокий старикан, был коллекционером холодного оружия, здорово повернутым на своем хобби. У него была изрядная коллекция старого русского булата, и о ней он мог говорить часами.
      Самым лучшим способом сорвать его урок было задать "умный вопрос" о каком-нибудь кавказском или индийском булате.
      Он тут же терял всякий интерес к теме занятий и закатывал нам часовую лекцию. Поэтому все мальчишки нашего класса немного разбирались в саблях, шашках, палашах, ятаганах.
      Минимум два раза в год мы ходили на экскурсии в оружейную палату и, по возможности, на выставки холодного оружия. Так что кое-какое представление о клинках я имел.
      Однако ничего подобного я никогда еще не только не держал в руках, но и не видел. То, что это очень дорогая вещь, ясно стало уже по отделке ножен и эфеса. Они были украшены тончайшей гравировкой, чеканкой, резьбой, самоцветными камнями, литыми и кованными из серебра и золота деталями.
      Однако главной ценностью, на мой взгляд, был булатный клинок. Я примерно знал принцип, по которому куются такие мечи. Это очень трудоемкое и сложное производство.
      В техническом смысле, булат - это особая разновидность твердой стали, обладающая большою упругостью и вязкостью.
      Булатный клинок способен получать при отточке наивысшую степень острия. Хороший булат легко перерезает подброшенный в воздух газовый платок, тогда как клинок из самой лучшей инструментальной стали в состоянии перерезать только плотные виды шелковой материи.
      У азиатов булат передается как родовая драгоценность. Главный признак, которым отличается булат от обыкновенной стали, - это узор, получаемый металлом во время ковки. При оценке булата принимают во внимание: форму узора, крупность его и цвет металла, то есть грунта узора.
      По форме узор различается на полосатый, когда он состоит из прямых линий, почти параллельных между собою - это признак низшего качества. При повышении качества в булате между прямыми линиями попадаются кривые, и тогда он называется струйчатым.
      Если кривые линии являются господствующими, то такой булат называется волнистым. Когда прямые линии очень коротки, и пряди, извиваясь между ними, идут по всем направлениям, то булат получает название сетчатого...
      И наконец, когда рисунок, проходя во всю ширину клинка, повторяется по длине его, такой булат по узору считается наиболее совершенным и называется коленчатым.
      По крупности узора азиатские клинки бывают трех видов: когда узор имеет крупность нотных знаков - это признак высшего достоинства; средним называется узор, когда он не превосходит величину мелкого письма, и наконец, мелкий узор служит указанием на низшее качество; величина его, однако, такова, что он легко может быть замечен невооруженным глазом.
      По грунту, то есть по цвету металла между узорами, различают три рода булатов: серые, бурые и черные. Чем грунт темнее, а узор на нем белее и выпуклее, тем и достоинство булата выше.
      Но, кроме этих родовых признаков, специалисты подмечают еще индивидуальные качества клинка, различая их по отливу поверхности при косвенном падении лучей света и по звону.
      Иные булаты не имеют отлива вовсе, иные отливают красноватым цветом, а иные золотистым. В Азии лучшими булатами считают табан и хорасан, средними гынды (куш гынды), а худшими - нейрис и шам. Правда и то, что "худший" клинок стоит столько же, сколько несколько хороших "мерседесов" и без труда проткнет лучший бронежилет.
      Лучший булатный клинок должен обладать следующими качествами: узор его должен быть крупный, сетчатый или коленчатый, белый, отчетливо выделяющийся на черном фоне, с золотистым отливом, и должен обладать чистым и долгим звуком.
      Об изготовлении булатов в Индии упоминает еще Аристотель. Индийскую разновидность клинков, в отличие от других булатов - персидских, малайских, японских, - называют "вуц".
      В детстве я читал роман этого моего теперешнего современника, Вальтера Скотта про английского короля Ричарда Львиное Сердце и его встречу с самым известным курдом, султаном Египта, Салах-Ад-Дином (по-европейски Саладином), у которого была такая уникальная сабля.
      Теперь похожее чудо я держал в своих собственных руках