Бастен задумчиво потёр подбородок.
      — Наверное, не мне тебя учить, ольмарец. Вижу, ты знаешь, что делаешь. Чем мы тебе можем помочь?
      — Где у пиратов лежит запасной якорь?
      Помощник капитана издал горловой звук, словно подавился пивом. Йеми посмотрел на спутника изумлёнными глазами: при глубоких познаниях в морском деле не знать такой очевидной вещи казалось просто невозможным. А вот на лице Бастена не дрогнул ни один мускул.
      — Малый якорь у них на корме, как и у нас. Кроме того, может быть ещё и запасной, где угодно… Хоть в трюме. Но это тебя пусть не беспокоит: пока его подготовят, корабль сильно снесёт. А вот малый якорь пираты, конечно, кинут сразу, как только обнаружат, что судно дрейфует.
      — Трап у тебя есть?
      Раз было слово, то должен быть и обозначаемый им предмет.
      — Как не быть.
      — Тогда — крепите. Через полчаса я буду готов.
      Сообщение капитана Гаяускаса о том, что он намерен нанести визит на пиратский корабль, пассажиры встретили довольно сдержанно. Больше всех поддалась эмоциям впечатлительная Рия. Горло у ящерки заходило ходуном — верный признак волнения.
      — Но ведь это очень опасно, они же могут тебя убить.
      — В бою всегда могут убить.
      — Это непросто бой, — возбуждённо продолжала ящерица. — Ты будешь один, а их много.
      — Победу даёт не число, а умение.
      Балис, подавляя раздражение, отделывался трафаретными фразами. Причитания Рии только мешали, но ведь не скажешь, чтобы заткнулась — бедняга и так всего боится, а после грубого окрика и вовсе способна впасть в ступор.
      Помощь пришла откуда не ждали: рассудительно и по-взрослому высказалась Анна-Селена.
      — Рия, Балис — воин, а значит, знает, что делает. Нам лучше ему не мешать. Пойдём-ка, постоим на палубе, не будем мешать ему готовиться к бою. Если только старшие не против.
      — Мы за, — воспользовался ситуацией Мирон. — Действительно, погуляйте-ка немного.
      — Жень, пошли с нами, — предложила Анна-Селена. — Всё равно мы тут сейчас лишние.
      Маленький вампир нахмурился. Попробовал бы кто из взрослых выставить его с этого совещания, подросток, несомненно, высказал бы ему много чего интересного. Но ругаться с девчонкой… Особенно, если девчонка младше тебя на несколько лет…
      Дома Женька таких пигалиц просто не замечал, мало ли их по дворам в дочки-матери играют или в классики прыгают. Здесь, конечно, всё было по-другому. Мальчишка признавал в девчонке полноправного товарища по несчастью, но это же не повод, чтобы она указывала ему, что он должен делать. Только вот, как возразить Анне-Селене, он сходу не нашелся. Конечно, можно гордо заявить, мол, "я не лишний". Только вот если девчонка спросит: "Чем ты можешь помочь?". Что отвечать-то?
      Насупившись, подросток поднялся с места и молча вышел из каюты.
      — Я, пожалуй, тоже на палубе побуду, — вставая, сообщил благородный сет. Остальные промолчали.
      И только когда дверь за ним закрылась, Мирон произнёс:
      — Тактичный человек Олус. Понимает, когда нужно оставить нас одних. Только, похоже, в этот раз он ошибся: ничего тайного у нас в запасе не осталось.
      — У меня — так точно ничего, — Балис возился с ремешками ножен, которые нужно было укрепить на голенях. Кроме универсального ножа морпех хотел взять с собой ещё и кортик. На всякий случай. Всегда лучше, когда у тебя есть запасное оружие, к тому же ещё и волшебное.
      — У меня — тоже. Саша?
      — Откуда, — с огорчением в голосе ответил подросток.
      — Йеми?
      — Возьми мои кинжалы, Балис. Они лучше, ты знаешь.
      Гаяускас скосил взгляд на эльфа, но по лицу Наромарта невозможно было понять, какие он в тот момент испытывал чувства.
      — Спасибо, Йеми, но ты сам знаешь, что лучше то оружие, к которому привык. К тому же этот кинжал, — морпех вынул кортик, — у меня тоже не простой.
      Кагманец кивнул.
      — А источник света тебе пригодится? — поинтересовался Наромарт.
      — Было бы не плохо. Из-за туч темень, хоть глаза выколи, а уж под водой и того хуже. Вот только возиться с ним мне будет некогда, руки для другого понадобятся.
      — Не нужно будет возиться. Я наложу чары на клинок твоего кинжала. Пока он в ножнах — света не будет видно. Достанешь — засветится.
      — Серьезно? Это было бы очень кстати.
      Да, если всё так и будет, то придётся признать за магией свои преимущества перед технологиями конца двадцатого века.
      — Только имей ввиду, эффект заклятья длится не слишком долго. Я наложу его перед тем, как ты выйдешь из каюты.
      — Хорошо, только я уже почти готов.
      Действительно, ему оставалось только снять одежду и закрепить на голенях ножны с оружием. Справа — «универсала», слева — кортик. Хоть он и волшебный, а всё же в бою универсальный нож сподручнее.
      — Ну что, где твои чары?
      — Достань кинжал из ножен.
      Саркастически хмыкнув, морпех выполнил просьбу эльфа. Тот сделал короткое движение рукой — и клинок вспыхнул неярким оранжевым цветом.
      — Неплохо. Не обожгёт?
      — Не беспокойся.
      Любопытство взяло верх, отставной капитан опасливо прикоснулся пальцем к клинку, ощутил привычный холодок стали. Нет, всё-таки есть от магии польза.
      Балис убрал клинок обратно в ножны, и свет пропал, будто его и не было. Наромарт сделал всё как обещал, не то, что земные "маги".
      — А перстень тебе лучше не снимать, — посоветовал эльф.
      Гаяускас на мгновение задумался.
      — Неудобно. Да и прищемить палец можно. Лучше, пусть полежит здесь.
      — Как знаешь…
      Пассажиры вышли на палубу. Кроме ранее покинувших каюту, там стояли капитан, Керкховен и двое матросов. Ещё по два вахтенных маячили на юте и на баке. Разумеется, Бастен не собирался позволить всей команде глазеть на водолаза. Конечно, такое увидишь не часто, но дисциплина есть дисциплина.
      — Удачи, ольмарец. Помоги тебе серый капитан Руи.
      — Удача не помешает. А что до серого капитана… лишь бы не мешал.
      Бастен неодобрительно покачал головой, но ничего не сказал. Серый капитан пользовался среди моряков огромным почтением, и отзыв водолаза смахивал на богохульство. С другой стороны, кумир матросов и капитанов не очень походил на нынешних богов Вейтары и не требовал от своих почитателей ритуальных восхвалений. В общем, пусть ольмарец свои отношения с Руи улаживает сам, Бастен им не жрец и не посредник.
      — Слышь, Бинокль, возвращайся быстрее, — тщательно скрывая волнение в голосе, на русском произнёс Мирон.
      Уже перелезший через фальшборт, Гаяускас усмехнулся.
      — Не переживай, Павлиныч! У Флота не бывает проблем, у Флота бывают только боевые задачи. Выполним, не впервой!
      И он подмигнул с надеждой глядящим на него спутникам.
      Сашка серьёзно кивнул в ответ. Так уходили в разведку или в рейд шкуровцы: без лишних эмоций, без страха и без напускной бравады. Так когда-то уходил в разведку и он сам. Жаль, что сейчас он ни чем не может помочь Балису Валдисовичу.
      Питра Аббьятю раздевался прямо на палубе.
      У уроженца Кервины за годы, проведённые среди пиратов, выработался целый ритуал. Сначала он расстелил плащ, затем сбросил на него рубаху. Поставил рядом кожаные башмаки. А потом, оставшись в одних широких полотняных штанах, присел на уголок плаща, скрестив ноги, закрыл глаза и погрузился в свои думы.
      Может, Аббьятю молился Келю, Ирлу или какому иному богу. Может, просто вспоминал что-то приятное. Кто знает. Волшебников на судне Тротто никогда не водилось, псиоников — тем паче. А вот водолаз имелся, причём, хороший водолаз. И та добыча, которые пираты за эти годы заполучили благодаря его искусству, заставляла закрывать глаза на его небольшие странности. Подумаешь, сидит с закрытыми и глазами и отрешенным видом. Может, оно так надо?
      Зрелище, правда, не из тех, что доставляют удовольствие. Ничего героического во внешности Аббьятю не было: уже немолодой лысоватый мужик, с сильно поседевшими на висках, плечах и груди волосами, длинным унылым лицом и глубоко запавшими глазницами. Ни ростом, ни телосложением водолаз богатыря не напоминал. Разве что длинный косой шрам через правый бок говорил о том, что его жизнь протекала далеко не мирно и спокойно. Оно конечно, шрамы мужчину украшают, но не одними же шрамами.
      Очнувшись от транса, Питра поднялся на ноги. Слышно было, как щелкнули колени.
      — Пора, пожалуй.
      — Главное, постарайся прирезать этого проклятого мага, покарай его Кель, — на всякий случай напомнил капитан.
      — Как получится, — угрюмо ответил водолаз. Он потянулся, по жилистому телу снова пробежал сухой хруст.
      — Помоги тебе Кель и серый капитан Руи, — с чувством произнёс Тротто.
      — Лучше пожелай удачи. А что до серого капитана… лишь бы не мешал.
      Кто-кто из стоящих позади капитанов пиратов негромко заржал. Серый капитан, говорят, парень свой, он поймёт.
      Аббьятю проверил, надёжно ли закреплены на кожаном поясе ножны, свободно ли выходит из них тесак, повертел оружие в руке.
      — Может, возьмёшь мой кинжал? — предложил Тротто. — Он лучше, ты знаешь.
      — Спасибо, капитан, но ты сам знаешь, что лучше то оружие, к которому привык, — серьёзно ответил водолаз. — К тому же этот тесак у меня тоже не простой.
      Пиратский капитан кивнул. Тесак водолаза был выкован из чёрной бронзы и служил своему хозяину верой и правдой уже не первый год.
      Питра, наконец, закончил проверку снаряжения и перелез через фальшборт, где уже давно был закреплен верёвочный трап.
      — Слышь, нырец, возвращайся целым, — напутствовал приятеля на дорогу один из вахтенных матросов, плававших с Тротто боги помнят с каких времён.
      Водолаз подмигнул в ответ.
      — Не переживай, Даф, я обязательно вернусь. Ты слишком часто проигрываешь мне свою порцию жженого вина, чтобы я отказался от такого удовольствия.
      И голова Аббьятю скрылась за фальшбортом. Несколько секунд спустя тихий всплеск сказал пиратом о том, что их друг скрылся под водой. Тротто и двое вахтенных подошли к борту. Насколько можно было видеть в темноте, на поверхности воды не было видно никаких следов.
      — Как же он в такой темнотище видит? — с удивлением и восхищением в голосе поинтересовался молодой матрос, тот самый, что посмеялся над фамильярным отзывом водолаза о покровителе моряков и боге плутней.
      — А чего ему не видеть? Зря что ли у него волшебное ожерелье на шее висит? — усмехнулся в бороду Даф.
      Старый пират ошибался. Волшебная цепь тут была не при чём. Питра отлично видел в темноте с самого рождения, не иначе, как в предках у парня был кто-то из нечек. Правда, сам Аббьятю выяснить причину своего таланта не слишком стремился и никому про него не рассказывал: отцы-инквизиторы в Кервине, как и в других местах, были гораздо больше известны крутым нравом и жестокими расправами, чем мудростью и справедливостью. Искать правду вышло бы себе дороже.
      Отец Питры, Дариа Аббьятю, служил портовым водолазом в Энгуэ, главном кервинском порту, а значит, мальчишке на роду было написано тоже стать водолазом. Он им и стал, только когда парню исполнилось уже девятнадцать вёсен по морритскому счёту, в судьбе вдруг произошел крутой поворот. Невдалеке от Энгуэ затонула имперская трирема с очень важным грузом. Наместник распорядился выслать на поиски спасательное судно и, ради скорейшего успеха, не поскупился на волшебные предметы, облегчающие труд ныряльщиков: ожерелье, позволявшее дышать под водой и кольцо, дававшее свободу движения. Питра отдал бы всё, что у него было, чтобы заполучить такое снаряжение в свою собственность, но об этом нечего было и мечтать: на корабле хватало людей, следящих за тем, чтобы ничего из имперского имущества не прилипло к грязным рукам младших граждан.
      Так и расстался бы Аббьятю с магическими талисманами, если бы не прошло совершенно невероятное событие: на спасательное судно напал пиратский корабль. Молодой и дерзкий корсар Тротто презрел опасность и посмел грабить во Внутреннем море. Смельчаку досталась жирная добыча: во внутренних водах Империи купцы чувствовали себя в полной безопасности, набивали корабли дорогими грузами и не брали на борт охрану. Спасателей Тротто повстречал уже на обратном пути, когда, отягощенный награбленным, его корабль держал курс к Сальгарскому проливу. Попытайся они уйти, пираты не стали бы их преследовать. Но спасатели занимались своей работой, не обращая никакого внимания на приближающееся судно, а Тротто был не из тех, кто не берёт добычу, которая сама даётся в руки. Спасательное судно было взято на абордаж. Во время короткой, но кровавой схватки, Питра принял решение, определившее его дальнейшую судьбу: ударом кинжала в спину убил мага-надзирателя, а после боя предложил пиратскому капитану свои услуги водолаза.
      Тротто, разумеется, не отказался. Правда, при первом же удобном случае проверил, является ли новый член его экипажа тем человеком, за которого себя выдаёт. Аббьятю успешно выдержал испытание, и в дальнейшем проблем у него не возникало. Водолазов на свете ещё меньше, чем магов, и, раз уж так повезло, то своего пираты охраняли, как зеницу ока. Во время самых жарких схваток Питру старались оставить позади, чтобы, не приведи боги, его не ранили или, того хуже, не убили. При этом добычу он получал, как полноправный участник боя. Никто из команды не роптал: ведь когда приходил черёд вступать в дело ныряльщику, то под воду уходил только он один.
      Ожерелье и кольцо сразу перешли в полную собственности Аббьятю. Никто из пиратов не знал, как ими пользоваться, объяснять же водолаз, разумеется, никому ничего не стал. Без опытного человека ценность этих предметов сводилась лишь к цене ювелирной работы. Конечно, золотое ожерелье, украшенное дюжиной крупных сапфиров стоило громадных денег, да и серебряное колечко с адуляром тоже было недешевым, но за пару месяцев с помощью Питру пираты награбили больше. Считать деньги Тротто умел, а команду держал на крепком поводке. В своём капитане и в своих боевых товарищах Аббьятю был абсолютно уверен, а потому старался не за страх, а за совесть.
      И всё же, даже при самом большом старании от ошибок человек не гарантирован. Заметив корпус вражеского судна, водолаз устремился к поверхности. Бесшумно плавать отец научил маленького Питру ещё раньше, чем тому исполнилась дюжина вёсен. Сейчас Аббьятю намеревался оплыть купеческий корабль по кругу, внимательно осмотреться, а заодно и выгнать из лёгких воду. Магия — магией, а прейти в одно мгновение с дыхания водой на дыхание воздухом ожерелье не позволяло. Для этого требовалось время, а, если сразу лезть на палубу и одновременно отплёвываться, то вахтенные матросы наверняка заметят лазутчика и поднимут тревогу.
      Да, пиратский водолаз Питра Аббьятю всё делал правильно. Но то, что в тени борта по трапу в воду спускается человек, кервинец заметил только когда вынырнул на поверхность.
      Балис уже до пояса погрузился в воду и как раз собирался отпустить трап, когда в нескольких метрах от него вынырнул пловец. Никем, кроме как пиратом этот человек быть не мог. Получалось, что одна и та же мысль посетила одновременно обе враждующие стороны.
      Оппонент сориентировался почти мгновенно, снова уйдя под воду. Нырнул и Балис, одновременно выхватывая из ножен на голени кортик. Вода вокруг осветилась совершенно мистическим оранжево-зелёным цветом, но морпеху было не до любования красотой. Всё внимание Гаяускаса сосредоточилось на противнике, который, к счастью, был отлично виден: немолодой мужик в потрёпанных штанах, с тускло блестящим ожерельем на шее, и что гораздо важнее, тесаком в правой руке.
      Пиратский ныряльщик уверенно шел на сближение, желание схватится было обоюдным. Балис рассчитывал на то, что получит преимущество за счёт большей длины рук, но пират оказался нечеловечески проворен. С точки зрения земного боевого пловца двадцатого века враг сделал явную глупость: на широком размахе горизонтально полоснул ножом, целясь в горло Гаяускаса. В своём мире Балис бы успел, наверное, дважды всадить нож в противника, прежде чем возникла реальная угроза. Здесь же ему не хватило времени даже поднять левую руку, чтобы прикрыть грудь и горло. А ведь должен был сделать это автоматически, вот что значит: год без тренировок. Отклониться от удара морпех тоже не успел. Смог лишь сделать отчаянный рывок вверх, в результате удар пришелся по левому плечу.
      Аббьятю сразу понял, что спустившийся с торгового судна верзила в странном набедреннике не возомнивший о себе невесть что бахвал и не потерявший голову от ужаса безумец, а настоящий водолаз. Каким уж ветром его занесло на этот корабль, одним богам ведомо, но случилось так, как случилось. Так даже интереснее. Свет с клинка чужого кинжала немного уравнивал шансы, но всё равно враг был обречен: опытным глазом Питра сразу подметил естественную замедленность его движений. Вода есть вода.
      Отразить удар, верзила, разумеется, не успел. Но реакция у него оказалось просто великолепная, он всё-таки умудрился рвануться вверх, вместо шеи клинок располосовал руку и скользнул по груди. Вода тут же помутнела от хлынувшей крови. Аббьятю замахнулся для нового удара. Он ждал, что раздираемый болью человек попытается крикнуть, в открытый рот хлынет вода и враг, захлёбываясь, корчась от боли, будет беспомощно биться, пока смерть не положит конец его мученьям.
      Но случилось совсем иначе. Вражеский водолаз не потерял контроля над собой, не хлебнул воды. Вместо этого он сделал выпад, пытаясь ударить Питру в грудь. Атака была настолько неожиданной, что кервинец никак не успевал её парировать. Он смог лишь отклониться назад, но у врага были слишком длинные руки.
      Клинок вошел пирату в грудь по самую рукоять, свет моментально исчез, словно кто-то погасил электролампу. Балис дёрнул кортик назад — и снова стало светло. Морпех был готов отразить атаку врага, но нужды в этом не было. Обмякшее тело пирата медленно опускалось вниз. Ныряльщик был мёртв.
      Задыхающийся, раздираемый болью и истекающий кровью, Гаяускас вынырнул на поверхность. Несколькими гребками добрался до трапа. Левая рука, хоть и болела, но работала.
      — Ольмарец, это ты? — донёсся сверху тревожный шепот капитана.
      "Всадит ещё из арбалета, с него станется", — подумалось морпеху.
      — Я это.
      — Что случилось? — это уже Мирон.
      — Подводный бой, — выдохнул Гаяускас, перебираясь через фальшборт.
      "Вот так, товарищ капитан второго ранга", — вспомнились морпеху уроки боевого пловца, — "теперь и я плавал, а не купался".
      Он ступил на палубу, и в этот момент вдруг закружилась голова. Навалилась страшная слабость, потемнело в глазах. Балис пошатнулся и чуть не упал. Спасибо, стоявший рядом Йеми успел подхватить его под левое плечо.
      — Он ранен. В каюту, быстрее. Наромарт!
      — Конечно… господин Йеми, — откликнулся эльф.
      Олус, опередив растерявшегося Мирона, подхватил Балиса под другое плечо, а Гаяускас даже не мог ничего сказать. Ослабели не только мышцы, ослабела воля. Хотелось лишь одного: лечь и лежать, и чтобы никто его не беспокоил.
      В каюте было светло: горела масляная лампа. Одного взгляда Наромарту хватило, чтобы оценить тяжесть раны.
      — Положите на подстилку. Отойдите.
      Эльф склонился над раненым человеком.
      Женька вдруг ощутил, что его тянет к окровавленному телу. Хотелось припасть ртом к ране на плече и сосать тёплую, живительную влагу. Вампир сделал шаг вперёд и… И правое плечо пронзила страшная боль. Женька ошалело мотнул головой. Наваждение исчезло, осталось только ноющая боль, отдающая от плеча в локоть. "Привет от богини", — понял маленький вампир. Украдкой бросил взгляд на спутников — всем было не до него. Смотрели только на нависшего над Балисом Наромарта.
      Боль отхлынула почти сразу. Оставались слабость и лёгкая тошнота. Гаяускас смотрел в темноту под капюшоном, пытаясь угадать в ней лицо целителя.
      — Саша, намочи чистую тряпку.
      — Вот.
      — Протирай.
      Гаяускас скосил глаза. Мягкая красная плёнка легко смывалась, а под ней, как он и ожидал, на коже не было даже шрама. Наромарт выдавал чудесные исцеления, словно автомат — газированную воду. Три копейки — и забирай полный стакан.
      — Благословенна будь Элистри. Благословен Иссон, — негромко провозгласил эльф.
      — Благословен Иссон, — в пол голоса, чтобы не услышали на палубе, подхватили Йеми и Олус.
      Сашка протёр целителю заляпанную кровью ладонь.
      — А теперь рассказывай, что было, — потребовал Нижниченко.
      — Не что, а кто. Ныряльщик там был пиратский.
      — И что с ним?
      — Понятно что: на дне лежит. Но шустрый, зараза. Подрезал меня всё-таки.
      — Может быть, магия у него была какая? — поинтересовался Йеми.
      — Может быть, — вяло согласился Балис. — Магия — не по моей части.
      — Амулетов у него никаких не было? Или колец? — не отставал кагманец.
      — Вот только и дело мне было, что кольца рассматривать, — из-за слабости фраза получилась не столько недовольной, сколько ворчливо-плаксивой. — Ожерелье золотое было на шее. Тоже мне, новый…
      Закончить не удалось: кто такие русские в этом мире не знали. Да и вообще сравнение хромало: настоящему новому русскому полагалась цепь, а не ожерелье. Правда, тоже золотая.
      — Волшебное, — убеждённо сказал Олус.
      — Я тоже так думаю, — согласился Наромарт. — Жаль, теперь его уже не достанешь.
      — Зачем оно тебе? — Балис попытался сесть — получилось. Но перед глазами сразу поплыли цветные круги. Нет, такой как сейчас он — не боец.
      — Любой волшебный предмет может пригодиться, особенно в нашем положении. Но что зря говорить? Это ожерелье для нас потеряно.
      Гаяускас вытер со лба выступившую испарину.
      — Мирон, уточни у капитана, какая тут глубина и попроси его подготовить канат с петлёй.
      — Зачем?
      — Будем вытаскивать этого пловца, чтобы Наромарт обследовал его на предмет магии.
      — Мне кажется, что тебе сейчас лучше лежать и набираться сил, — начальственным голосом произнёс Нижниченко.
      — Лучше. Но нельзя: я ещё не выполнил задания. Поэтому Наромарт сейчас даст мне какое-нибудь снадобье, и я повторю попытку.
      — Но, Балис…
      — И не говори мне, что у тебя ничего подобного нет, — уверенно заключил морпех.
      — Есть, но… — целитель выглядел растерянным. — Балис, пойми, врачи — не волшебники. За всё придётся платить. Я могу вернуть тебе силы, но не на долго, часа на три. А потом слабость вернётся, и тебе будет гораздо хуже, чем сейчас.
      — Меня это устраивает. Часа через три пловец будет в твоём распоряжении, пираты — на мели, а выход из лагуны — свободным. Вот тогда я спокойно смогу лежать здесь столько, сколько ты потребуешь. Хоть да завтрашнего заката.
      — Сам сказал, — констатировал Наромарт. — До заката не нужно, но раньше полудня ты с матраса не поднимешься.
      — Идёт!
      Эльф уткнулся в мешок с медикаментами. Мирон вышел из каюты, следом за ним выскользнул Сашка.
      На палубе, за спиной капитана и помощника топтались несколько матросов, разбуженных суматохой.
      — Как он? — нетерпеливо поинтересовался Бастен.
      — Нормально. Нар — хороший целитель, за то и держим.
      — Да уж, нечке доверять себя лечить… — тихо пробормотал кто-то из матросов. Настолько тихо, что Мирон предпочёл сделать вид, что не услышал.
      — А что случилось-то? — продолжал расспрос Бастен.
      — Водолаз пиратский.
      — Дюжина портовых девок! — выругался капитан. Позади кто-то выругался ещё более забористо. Уже не таясь, в полный голос.
      — Балис просил глубину смерить и канат с петлёй приготовить, — предупредил Нижниченко новый вопрос.
      — Зачем? — изумился Бастен.
      — Тело пирата поднять хочет.
      — Тело?!
      — Уже тело.
      — А за какой каракатицей нам тут этот дохляк? — снова не выдержал кто-то из матросов.
      — Вам — не знаю. Балису — нужно, — расставил точки над и Мирон.
      — Джил, приготовь канат. Остальные — в койку! Нечего тут топтаться! — к капитану вернулась уверенность. Развернувшись к Мирону, Бастен продолжал: — Глубину я, разумеется, мерил. Чуть больше тринадцати песов.
      — Это сколько ж будет? — озадаченно промолвил генерал на русском.
      — Примерно десять саженей, — быстро подсказал сообразительный Сашка.
      — Ага… Значит — метров пять. Если бы не рана, то для Балиса такая глубина — семечки.
      Казачонок кивнул. Морской бой поднял в его глазах отставного капитана Советского Военно-Морского Флота на запредельную высоту. Конного ценят по умению владеть саблей, пластуна — кинжалом. В этом Балис не уступал лучшим бойцам Волчьей Сотни. Может, даже, и превосходил, но так говорить Сашке не хотелось. Лучше — не уступал, чтобы никому не было обидно.
      Гаяускас вышел на палубу твёрдым шагом, словно это не его каких-то десять минут назад тащили на руках истекающего кровью.
      — Ну, что?
      — Пять метров, — по-русски ответил Мирон.
      — Я где-то так и прикидывал.
      Морпех взял из рук матроса петлю. Сашка заметил, что на левой руке занял привычное место перстень. Видимо, эльф настоял на своём.
      — Нормально, будет вам сейчас этот ныряльщик со всем скарбом.
      — Балис, ты действительно в порядке? — с тревогой поинтересовался Нижниченко.
      — Всё хорошо, Нар подтвердит.
      Капюшон эльфа утвердительно колыхнулся. С канатом в руках морпех перебрался через борт, спустился по трапу и с тихим плеском ушел под воду. Тут же по мутной толще воды разлилось чарующее красноватое свечение от обнаженного клинка.
      Труп пирата Балис увидел почти сразу: течения в лагуне не было, и он опустился на дно прямо под местом схватки. Ныряльщик лежал на спине, уставившись вверх остекленевшими глазами. Правая рука сжимала мёртвой хваткой рукоятку тесака.
      Запаса воздуха морпеху хватило на то, чтобы продеть в петлю левую руку и голову мертвеца, а так же разжать пальцы и вложить тесак в ножны на кожаном поясе. Может, волшебным было как раз не ожерелье, а именно боевой нож — почему нет? А может, таким проворным пират был благодаря маленькому серебряному колечку с прозрачным камушком, которое он носил на среднем пальце левой руки.
      "А может, и вообще никакого волшебства не было", — подумал Балис, всплывая на поверхность, — "просто подготовка у мужика была хорошая. Хотя, нет. Подготовка подготовкой, но так быстро под водой человек двигаться не способен".
      — Готово, тащите, — негромко скомандовал он собравшимся наверху. — А я поплыл, посмотрю, что у них там на судне делается.
      Глубокий нырок избавил от необходимости выслушивать очередную порцию напутствий и пожеланий. Слишком уж много было их сегодня. Гаяускас никогда не любил длинных разговоров перед заданием. Задача поставлена, цели расписаны, тактика определена — всё.
      Сейчас тактика, правда, оставалась совершенно неопределённой, но ни Мирон, ни Йеми, ни Бастен ему ничем помочь не могли. И Сашку на подстраховку взять было нельзя: слишком плохо и шумно плавал казачонок. Хорошо хоть, что он и сам это понимал, не просился.
      К пиратскому судну Балис выплыл почти точно, благо с вечера запомнил, где оно должно находиться. Ну, промахнулся немного, слегка занесло за корму, так ведь это к лучшему: именно на корме находился запасной якорь, который нужно было уничтожить в первую очередь. Бесшумно подплыв к корпусу, морпех по нагелям взобрался до ограждения палубы. «Противострельные» щиты на пиратском корабле всё ещё были подняты, но проёмы между них были шире, чем на судне Бастена, перемахнуть через фальшборт на ют проблемы не представляло.
      Только пока что на юте Гаяускасу было делать нечего. Там топтались двое пиратских часовых. Снять их выглядело не самой сложной задачей, но являлось делом абсолютно бессмысленным: караульщики всё время общались со своими коллегами на палубе, так что их отсутствие сразу заметят и поднимут тревогу.
      Так что, морпех решил начать со стоп-якоря, благо здоровенная каменюка на толстом канате свисала за фальшбортом совсем рядом. Вытащив универсальный нож, морпех не спеша, соблюдая тишину, принялся пилить канат, попутно внимательно вслушиваясь в разговор пиратов. Если вдруг часовому придёт в голову фантазия выглянуть за корму и осмотреться, то его следовало встретить во всеоружии. Хотя по-прежнему небо застилали тучи и темень стояла непроглядная, всё же с двух-трёх метрах разглядеть диверсанта пират был обязан.
      Но никто происходящим за кормой не поинтересовался до тех пор, пока канат не оказался перепилен и освобождённый от пут камень с глухим всплеском не исчез в водах лагуны. Тут-то кормовые караульщики и кинулись к борту, но именно этого и ожидал от них морпех.
      Первый пират высунулся из проёма прямо над тем местом, где висел якорь. Прежде чем он успел понять, что произошло, Балис одним резким движением перерезал ему горло. Тело морского разбойника беспомощно повисло на фальшборте и забилось в предсмертных судорогах, а Гаяускас запрыгнул в соседний проём. Нахлынуло знакомое чувство опасности и снова не зря. Прямо перед морпехом оказался второй пират с арбалетом в руках. К счастью, пораженный неожиданным появлением вооруженного человека, он на мгновение растерялся, что и стоило ему жизни. Ударом ноги в лицо Балис опрокинул врага на палубу и, спрыгнув с фальшборта, всадил нож по самую рукоятку в грудь пирата. Тело дёрнулось и обмякло. Гаяускас потянул оружие обратно — не тут-то было. Клинок намертво застрял то ли в теле, то ли в досках настила, а по левому трапу на ют взбежал ещё один пират с арбалетом.
      Балис кувыркнулся ко второму трапу, одновременно выхватывая кортик. Свет не вспыхнул, колдовство Наромарта уже потеряло силу. Оно и к лучшему: пиратам будет труднее целится.
      Морпех спрыгнул с юта, ещё раз кувыркнулся, распрямился рядом с ещё одним часовым и на разгибе всадил тому кортик под челюсть. Левой рукой подхватил падающий арбалет, ринулся к баку, но навстречу из носовой надстройки уже выбегали разбуженные по тревоге пираты. Гаяускас навскидку выстрелил в ближайшего. Из арбалета он стрелял первый раз в жизни, но с трёх метров, пусть и ночью, не промазал: стрела ударила пирата в грудь, войдя в тело по самое оперенье. Разбойника отбросило назад, он сбил кого-то с ног, и у выхода с носовой надстройки образовалась куча мала.