– Мы ни за что больше не расстанемся! – обнимая и целуя меня, пробормотал он мне на ушко. – Никогда и ни за что! Мне не перенести больше твоего исчезновения.

Когда же мы наконец смогли оторваться друг от друга, я сказала: – Исчезновений не будет, больше такого не повторится! Обещаю. Но, – добавила тут же, – зато ты с прибылью —с сыном!

– Да, – нетерпеливо ответил Михаил. – Никодим рассказывал. Все-таки – сын. Олег. Где он? С тобою?

– Вот же он! – указала я на малыша.

Михаил проследил глазами мой жест, потом повернулся и спросил: – Где, говоришь?..

– Вот этот мальчик – твой сын, – строго повторила я.

На миг выглянуло солнце, перед тем как снова спрятаться в тучи. Обдало нас своими желтыми лучами, осветив немую сцену: Михаил молча переводил взгляд с меня на Олежку и обратно.

А потом осторожно обнял меня и попросил: – Расскажи, как ты спаслась.

– Но это и правда твой сын – Олег. Олег Михайлович.

– Давай об этом потом поговорим, – кивнул Михаил. – Когда ты успокоишься, а Киршагский кремль будет очищен от врагов…

– Почему ты мне не веришь? – топнула я ногой. – Никодим! Иди сюда! Ты видед новорожденного Олега Михайловича, ты можешь подтвердить!

И тут – из удивленных мыслей Никодима – я поняла. И поразилась вслух: – Даже меньше трех месяцев? Со времени родов? Да уж… Я знала, что у нас будет неразбериха со временем, но чтобы настолько…

Я повернулась к Михаилу: – Да, дорогой супруг, ты прав. Этот разговор лучше оставить на потом. А сейчас – просто поверь мне. И все. Ладно?

План прибывших воздушных десантников был прост: пробраться к воротам, открыть их, опустить мост. А уж полки князя Зиновия, войдя в кремль, должны расправиться с неприятелем. Дело облегчалось тем, что Михаил, оказывается, знал секретный ход, который почти отсюда, минуя все посты и заслоны, вел непосредственно к воротам.

Я сообщила им об усиленной охране ворот. На храбрых десантников это не произвело никакого впечатления. Никодим от имени всех пренебрежительно заявил: – Перебьем!

Тогда я представила доброжелательно улыбающегося Артемия Сидорова и предложила другой план. Без ненужного смертоубийства и риска погубить себя.

Для исполнения моего плана требовалось только использовать вот этого… мальчика с гривнами – скажем так, чтобы вновь не затевать дискуссию о трехмесячном младенце… Используя его дар делать из одних людей совсем других, взять его с собой к воротам. И там просто переделать охранный отряд так, что после этого отряд даже и знать не будет о своей службе в царовом ополчении. Соответственно не станет и ворота защищать. Тогда-то и можно их открывать – совершенно беспрепятственно.

Михаил вновь странно посмотрел на меня, но противоречить не стал. Только уточнил: – А можно объяснить мальцу, что ему надо делать?

Это был не простой вопрос. Малыш все это время просидел молча возле Бокши. Не участвуя ни в чем, не проявляя повышенного интереса – просто наблюдая.

Я подсела к нему.

– Олежек, помоги нам, пожалуйста, – чувствуя себя дура Дурой, начала я просить. – Мы, твои мама и папа, должны сделать одну важную вещь. Но нам хотят помешать. Убить нас.

– Бобо? – ровным голосом спросил мальчик.

– Да, – вздохнула я. – Бобо. И я прошу тебя сделать с теми. кто хочет нам… это самое бобо, прошу устроить с ними то же самое, что ты сделал с этими тремя дядями.

Я перевела дух, ожидая ответа.

Малыш молчал. Может быть, потому, что я не сформулировала толком сам вопрос?

– Сможешь устроить это по моей просьбе?

Малыш спокойно посмотрел мне в глаза и произнес:

–Да.

– Уф-ф… – сказала я Михаилу. – Не знаю, как получится, но я сделала все что смогла.

– За исключением одного, – поправил Михаил. – Давать команду должен я. А ты подождешь окончания боя в укромном месте, в которое я тебя отведу.

– Но ты же обещал, что мы не расстанемся больше ни на секунду! – удивилась я.

– Но не в бою же! – развел руками Михаил.

– Значит, ты не хочешь подвергать никакому риску жену. – медленно закипая, проговорила я, – но согласен подвергать этому риску своего малолетнего сына?

– Даже если он мой сын, – медленно произнес Михаил, – то он, как княжич, уже воин. И может участвовать в бою.

– Сволочное средневековье! – прошипела я сквозь зубы. А Михаил присел перед ребенком и поинтересовался: – Если я, скажу – сделаешь то, что обещал? Малыш кивнул головой.

– Ну вот, – довольно заявил мой супруг, поднимаясь. – Договорились.

Мне вдруг стало очень страшно.

– Но я не отдам моего ребенка на растерзание! – воскликнула я, теряя самообладание. – Я его только-только нашла и не собираюсь терять!

– Вот и прекрасно, – подытожил Михаил. – Поэтому мы сейчас спрячем вас…

– Бокша, – сказал малыш.

– И Бокшу спрячем, – кивнул Михаил. – А после сечи придем. И будет у нас много-много времени – и для разговоров, и для рассказов, и для всего!

Я подняла на него глаза, наполненные жгучей слезной влагой. Я не хотела его отпускать. И Олежку не хотела отпускать. И не хотела разрываться между мужем и сыном. И вообще ничего не хотела

А потом я вытерла слезы Улыбнулась. Засмеялась. Прямо скажем, расхохоталась.

А когда испуганный, расстроенный Михаил порывисто шагнул ко мне, то я отстранилась и, все еще похихикивая, с трудом выговорила: – Идите, идите! А то солнышко уже поднялось, а вам еще ворота открывать. А там уже, наверно, вас ваши дружины за воротами заждались…

По-моему, Михаила больше перепугала моя внезапная уступчивость, чем предыдущее упорство.

– Но мы спрячем вас в потайном месте! – предупредил он.

– Конечно, конечно! – Я не удержалась и вновь залилась смехом. – Разумеется, спрячете! А как же иначе?

И отправилась за мужем в прекрасном расположении духа. За руку с сыном.

– Ты знала это! – накинулся на меня любящий супруг, ворвавшись в укромное потайное место после успешного окончания операции.

– Знала, – улыбнулась я и раскрыла объятия.

– Ты нарочно поставила нас в дурацкое положение! – понемногу успокаиваясь, все-таки продолжал выговаривать он мне.

– Конечно, – согласилась я, целуя его.

– Ну могла же предупредить… – уже почти совсем мирно укорил меня мой благоверный.

– А вот нечего жену за дурочку держать, – сообщила я. – Тогда и сам в глупое положение не попадешь!

– Но у нас даже не оказалось теперь пленных' – пожаловался Михаил, целуя меня в шею, – Не будешь же брать в плен человека, который даже не знает, как его зовут!… Князь Зиновий вообще впал в глубокое расстройство. Такое славное предприятие замысливалось, а превратилось в пустячную прогулку. Ни чести, ни славы… Ты сразу поняла?

– Нет, слишком уж увлеклась своими переживаниями и поначалу не обратила внимания. А потом прислушалась – что-то не то творится вокруг. И только после до меня дошло, что, думая лишь о воротах и об их охранном отряде, я на самом деле поставила перед сыном задачу гораздо более широкую – устранить всех, кто хочет нам «бобо». То есть получается, весь гарнизон, засевший в Киршагском кремле. Он мальчик послушный – всех и устранил!

– Значит, мы с тобой еще говорили, спорили…

– Да, а гарнизона уже не существовало! Его не стало уже в тот момент, когда наш малыш согласился выполнить мою просьбу!

– А мы, представляешь, крадучись, со всеми возможными предосторожностями, пробираемся к этим самым воротам, посты обходим, дозоры минуем – и только потом начинаем замечать, что до нас нет никому дела, – уже улыбаясь, делился Михаил пережитым, – что все заняты поиском собственных персон, которых потеряли. Особенно на волхвов забавно было смотреть. Они же всегда величественные такие, цену себе знают! А тут бегают, суетятся, друг у дружки интересуются: что это за место такое? Да как они сюда попали?

Мы уже смеялись вместе.

Олежка пересел поближе, чтобы лучше нас видеть в смутном свете единственной свечки.

– А лыцары! —продолжал потешаться Михаил.-Даром что с гривнами – никто даже своего княжества назвать не может! А все он, – кивнул муж на нашего сына. – Это же надо, какое сокровище!

– Ты еще не знаешь, какое он сокровище на самом деле, – проникновенно произнесла я, ласково притягивая к себе малыша.

– Где же ты нашла его?

– Вообще-то я его родила, – скучно напомнила я. – А потом это уже он меня нашел, а не я. И вообще. Чего я тебе буду рассказывать? Пойдем, сам увидишь. Только вот что: в вашем суровом кремле детская одежда найдется? Не век же ему в своих старых пеленках ходить!

– Мои детские рубахи и портки подойдут?

– Еще как подойдут! – заверила я.

Я настояла, чтобы в пещерную экспедицию захватили и единственную жертву бескровного штурма Киршагской твердыни – Бокшу. Что-то мне подсказывало, что в катакомбных «опочивальнях» он быстрее излечится, чем лежа на самой мягкой из всех пуховых перин кремля.

Приодетый Олежка уже настоящим княжичем вышагивал рядом. В крошечных сафьяновых сапожках, в зеленоватого сукна камзоле, шитом серебряными узорами. Чувствовалось, что ребенку, привыкшему к постоянной наготе, не слишком-то удобно ощущать на себе всю эту одежку. Но он виду старался не подавать.

А безгривенный князь Фелинский заставлял себя не смотреть на гривны, то и дело выглядывающие не только из-под воротника рубашки Олега, но и из-под кружевных манжетиков его рукавов.

Я хотела сообщить Фелинскому, что ему о гривне беспокоиться нечего. Там, куда мы направляемся, множество гривен – выбирай любую! Но потом сообразила, что так можно только зря обнадежить человека. Ему же нужна именно Кор-сека! Решится ли он надеть что-то другое? Ведь другое запросто может его и придушить… И мой сын тут вовсе не показатель. В данном случае важно не то, сколько гривен признали моего княжича! Его, может, все гривны признают – на то он и мой сын! А Зиновий-то – совсем другое дело…

Были в нашей маленькой компании еще двое – Никодим и Каллистрат. Они-то и тащили носилки с моим антом. Как это ни унизительно для голутвенного, а тем более лыцарова отпрыска. Но я заявила, что в случае отказа мы возьмем кого-то другого. А их оставим. Желание быть среди избранных победило, они взялись за носилки.

Я коротко – пока мы пробирались по подвальным галереям кремля – рассказала Михаилу о своих злоключениях. Он слушал не перебивая, лишь изредка уточнял то, о чем я говорила недостаточно понятно. Хотя непонятного, конечно, хватало!

Остальные наши спутники вообще молчали, но я видела их мысли и знала, что слушают они очень внимательно.

– Ну а ваши похождения? – наконец притомившись рас сказывать, спросила я, «,

– Великий собор не избрал Дмоховского предводителем Избрал меня, – коротко ответил Михаил

– Это я знаю. А почему царовы войска до сих пор не разбиты? – От сечи уклонились. Где они, бог весть. Мы с полками спешили сюда, узнав о падении Киршага.

– Слышала я кое от кого, что царово ополчение тоже движется сюда.

– От кого это? – поднял брови Михаил.

– Да так… – туманно ответила я. – Этих людей теперь нет.

– А, – он кивнул, – Тогда ясно.

– Расскажи, как ты-то спасся? – обернулась я к Никодиму.

В его голове тут же замелькали картинки: всадники из Кир-шагского кремля на взмыленных лошадях врезаются в группу лыцаров из сотни Георга, рубя на ходу головы и руки с поднятыми мечами. Падает, отлетая, голова самого Георга, теряя с располосованной шеи родовую гривну. Знакомый дружинник из киршагской гридни, скаля зубы, разрезает веревки, которыми вороги спутали Никодима. Да еще и ухмыляется: «Ты, слыхивали мы, в Суроже воеводой заделался? А где ж твоя княгиня?» – Да я…-вслух вздохнул Никодим.-Освободили меня тогда. А потом я Киршагский кремль, занятый неприятелем, три месяца в осаде держал. Великого князя Михаила дожидался. Ну и дождался. А они задумали кремлем хитростью овладеть, надули шары… Да дальше вы знаете. Я только одного понять не могу: не гневайтесь, княгиня, но как вы дышали-то там, в пустохляби?

– Я и сама не знаю! – развела я руками. – Но, видно, не очень уж сильно, если столько времени там пролежала. Хоть и не три года, а всего три месяца – и то долго. Что-то меня покрывало с ног до головы. Пленка какая-то. Она была на мне еще и тогда, когда я бродила по дну пустохляби – вслед за спасителем моим. – Я кивнула на сына. – А стоило мне выйти из песка на воздух – она исчезла. Так что я и сама не знаю, как дышала!

– Тогда расскажите: как веревку перерезали?

– Какую веревку?

– Ну, ту, что собака Георг к вам привязал. Чтоб, значит, вытащить потом. – г,

– Не перерезала я ее. Обрывок этой веревки на мне еще долго болтался – я им даже княжича подпоясывала. Но перерезать ее? Чем? И как? У меня ж руки были связаны! Я думала – может, это вы, с берега?.. – А мы думали – это вы. Георг как ополоумел, когда вместо вас пустой конец вытянул. Уже ни об обороне от киршагской конницы не думал, ни о чем – как бешеный катался по берегу, вас проклинал. Там его и порешили. Может, из-за веревки той и нас так легко смогли освободить…

– Еще одна загадка. Зато сейчас будут кое-какие разгадки. Мы уже стояли пред золотой аркой.

– О! – сказал Михаил, с уважением глядя на облезлую позолоту.

– Да, видите, великий князь, и в вашем родовом гнезде имеется кое-что, вам неизвестное, – не удержалась я от иронии.

– Нас не пускали вниз по малолетству, – уныло подтвердил Михаил.-А когда мы старше стали: сами уже этим не интересовались… «Знаем мы, чем вы интересовались!» – подумала я, вспомнив свою первую киршагскую служанку. Но вслух ничего говорить не стала.

Открывшийся за аркой прямой как стрела коридор отозвался на наше вторжение тяжким громовым раскатом – как и при первом моем посещении.

Олежек вздрогнул и покрепче схватился за мою руку. Михаил тревожно оглянулся. Остальные ничего не заметили. Но сразу вслед за грохотом я перестала ощущать их мысли.

Правильно, так и в первый раз было.

Миновали развилку, по моему указанию свернули налево и вскоре оказались перед дверью, вмурованной в стену.

– Хотите загадку, – усмехнулась я, вспомнив старый анекдот.-Что не смогут сделать раз, два, три…-я пересчитала моих провожатых, – четверо взрослых мужчин, но сделает один ребенок?

– Наверно, не смогут открыть эту дверь, – предположил сообразительный Михаил, лишив меня возможности устроить им дополнительное развлечение.

– Точно, – хмыкнула я. – Никто не желает попробовать? Каллистрат, наш знатный естествоиспытатель, подергал дверь. На дверь это не произвело никакого впечатления.

– Пойдем, сынок, – сказала я. – Твоя очередь показывать фокусы. Олежек уцепился за дверную ручку, потянул. Михаил, скептически смотревший до этого на усилия Кал-листрата, здесь не выдержал, шагнул вперед – помочь ребенку.

– Не надо, – остановила я его.

Дверь уже открывалась. Неторопливо, с большим достоинством. В узкой щели уже засеребрился сумеречный свет тамбура.

– Вступаем в царство теней, – высокопарно прокомментировала я. – Уютненькое такое царство. И вполне гостеприимное. Кстати, Михаил, – предупредила я мужа, когда он вслед за мной и Олежеком перешагнул через порог тамбура, – трюки со скоростью течения времени уже начались. Сынок, подержи дверь открытой. Мы с папой проведем один эксперимент. Князь Зиновий, вы останьтесь пока с той стороны двери и машите вашим факелом, чтоб мы видели. А великий князь Михаил будет махать вам отсюда. А потом мы сравним ваши наблюдения.

Зиновий помахал.

– Хорошо, – похвалила я. – А теперь понемножку отдаляйтесь от двери. А мы будем отступать в противоположную сторону. Итак, начали!

– Что это с ним? —забеспокоился Михаил, указывая на Зиновия.

Тот шагнул раз, другой. Потом как бы задумался – стоит ли шагать? Но все-таки вроде начал переступать. Однако не закончил – так и застыл, забавно задрав ногу.

Мы уже успели отодвинуться почти к противоположной стене тамбура.

– Ты маши, маши факелом, – напомнила я.

– Да я уже помахал, – задумчиво сообщил Михаил.

– Ну, тогда возвращаемся к двери, – разрешила я.

По мере нашего приближения к заветному порожку Зиновий начал подавать признаки жизни. А когда до порожка оставалось не больше полуметра, он – медленно, как бы нехотя, но все-таки поставил наконец поднятую ногу на пол и даже собрался продолжить свое отступление в глубь пещеры.

Я высунулась в дверной проем, крикнула: – Князь Зиновий, достаточно! Идите сюда!

Он сделал еще шаг назад. Потом, будто спохватившись, вернулся к двери.

– Что видели? – спросила я.

– Да ничего я не успел рассмотреть, – пожаловался Зиновий. – Только начал отходить назад по нашему договору – вы там вдруг как запрыгали! Точно… – он поискал необидное сравнение, – точно кузнечики. И факел ваш мелькал – я с такой скоростью его крутить из стороны в сторону и не смогу. Как вам это удается, великий князь?

– Вот такой он умелый, наш великий князь, – развела я руками. – Ну а вы что видели? – поинтересовалась я уже у Никодима с Каллистратом. Они хоть и не участвовали в нашем опыте, но как независимые наблюдатели вполне могли пригодиться.

– Да то же самое, – осторожно сообщил Каллистрат.

– И я – то же, – подтвердил Никодим.

– Вам все ясно, мой дорогой супруг? – обернулась я к Михаилу.

Он не успел ответить. В облачках под потолком заплясали сварочно-фиолетовые ослепительные искры, а помещение наполнилось низким сиплым воем.

– Бобо! – закричал Олежек. Дверь, несмотря на его усилия, неуклонно закрывалась.

– Не держи, не надо! – Я испуганно схватила сына, прижала к себе.

Дверь закрылась полностью. И, как только встала на место, световые и звуковые эффекты исчезли. Разлилась благостная тишина.

– Что это было? – Михаил, видно, надеялся, что мы как старожилы на все имеем готовое объяснение.

– В первый раз вижу такое, – пожала я плечами. – Но могу высказать предположение.

– Жду с нетерпением, – кивнул Михаил.

– Сигнализация.

– Это еще что?

– Наверно, дверь слишком долго была распахнута. А так почему-то нельзя. Вот и сработала автоматика: дверь закрылась. И параллельно предупреждение последовало – световое и звуковое. В моем мире такая сигнализация даже на домашних холодильниках теперь устанавливается – если дверца холодильника долго открыта, то он лишать начинает и лампочкой мигать.

– Ничего не понял, – уведомил Михаил, – но поверил. И что теперь делать? Или она теперь, после всего этого, уже не откроется? И нам тут навсегда оставаться?

– Надеюсь, что нет. Впрочем, давайте пробовать. Практика, она, как говорится, критерий истины. Олежек, сынок, попробуй, пожалуйста, еще разочек открыть эту дверь, – попросила я.

Не устаю поражаться – до чего у нас с Михаилом получился послушный ребенок. Другой бы на его месте давно возмутился, а он просто приналег на ручку.

И дверь вновь начала открываться…

В щель просунулось озабоченное лицо Никодима, которого тут же в просвете щели сменил Зиновий.

– Господа, что у вас стряслось? – взволнованно поинтересовался он.

– Заходите, заходите быстрее, – замахала я рукой, приглашая, – пока она снова не закрылась!

И когда все оказались в тамбуре, осторожно погладила Олежку по его длинным нестриженым локонам: – Спасибо, сынок. – И повернулась к мужчинам: – Ну что– начнем экскурсию?

Как я и ожидала, склад гривен поверг их в шок. Всех, включая Михаила.

Каллистрат и Никодим, несмотря на мои просьбы двигаться дальше, в немом благоговении опустили носилки с Бокшей и стояли затаив дыхание, не в силах поверить в существование такого богатства. На Зиновия же просто жалко было смотреть.

А Михаил промолвил, покачав головой: – Это ж сколько княжеских и лыцаровых родов закончили здесь свой путь?..

– Почему думаешь, что закончили? – удивилась я. – Может, просто еще не начали? Вдруг это ни разу не использованные гривны?

Зиновий, как сомнамбула, как человек, который не в силах остановиться, осторожно приблизился к самой широкой, отблескивающей алым гривне, протянул к ней подрагивающую руку…

– Не! – вдруг громко произнес Олежек.

Все вздрогнули, будто пробуждаясь от морока.

Зиновий отдернул пальцы. Потер лоб. Жалко улыбнулся: – Ну, хоть попробовать… Хоть подержаться за нее… Ну, пожалуйста… – и вновь потянулся к гривне.

– Не! – резкий окрик моего сына заставил его отпрянуть.

– Нельзя?.. – безнадежно прошептал Зиновий/ пряча руку за спину.

– Не, – повторил Олежек. Вытянул пальцы из моей ладони и потопал к уступу в стене пещеры, на котором был выложен пяток гривен поменьше.

Все уставились на него.

– Сынок… – в замешательстве начала было я.

А он взял с уступчика одну гривну, повертел, посмотрел на Зиновия, положил на место. Взял другую. Зачем-то потер ее поблескивающую ленту между пальцами, негромко уронил в тишине: – Да. – И протянул гривну Зиновию.

Тот неуверенно повел головой. Шепотом осведомился: – А эту – можно?

– Да, – негромко отозвался мальчик.

– Что – надеть?.. – внезапно побледнев как полотно, уточнил Зиновий.

– Да, – был спокойный ответ.

– А она примет меня? – просипел Зиновий пересохшим горлом, делая шаг к гривне, которую протягивала ему детская рука. И внезапно решился. Отчаянно махнул рукой: – А и не примет —так все равно!…

В два прыжка оказался рядом с Олежкой, выхватил протягиваемую гривну, выпрямился, закрыл глаза и, перестав дышать, возложил ее на себя.

– Не надо! – запоздало выкрикнула я.

Но уже завибрировал воздух от зудения, гривна, искрясь, дрогнула и, как живая, ленивой змейкой обвилась вокруг шеи Зиновия. И смолкла.

В наступившей тишине Фелинский, не открывая глаз, пошарил рукой по груди, где только что свешивалось расслабленное кольцо гривны, потрогал шею. Сначала осторожно, потом провел по мрачновато-серо и ленте обеими ладонями. Открыл глаза Уставился на моего сына – Вавва, – пояснил малыш.

– Вавва, – трепетно повторил Зиновий.

Склонив голову, опустился перед Олежеком на одно колено, взял ручонку, даровавшую ему гривну. Поцеловал, замерев на секунду.

Потом поднялся, расправил плечи, поднял сжатый кулак, обернулся к нам, торжественно провозгласил: – Вавва! Мне жалована Вавва! Я, князь сморгонский, Зиновий Константинович Фелинский, во веки вечные присягаю в дружбе и любви князю Олегу. И какое бы княжество ни взял после князь Олег Михайлович Квасуров, Сморгонь всегда да пребудет с ним в мире и согласии!

– Аминь! – задумчиво подытожил Михаил.

– А я… А мне… – прошуршал позади полупридушенный, почти неслышный голос Каллистрата.

И уже в следующую минуту он рванулся вперед, подбежал к моему сыну, пал на колени, покрывая поцелуями маленькие пальчики, быстро забормотал: – Молю… Христом богом нашим!… Не откажите! Князь Олег! И мне гривну!…

– Не, – сдержанно произнес мальчик.

– Нет? – ошеломленно поднял к нему лицо Каллистрат. Олег бесстрастно глядел на Оболыжского.

– Совсем нет? – упавшим голосом поинтересовался тот, – Но почему?.. Чем я хуже? – Он вскочил с колен, закричал: – Это неправда! Я найду себе гривну! Здесь много их! Я найду, я попробую!

– Каллистрат! – окликнула я его.

– Нет! Нет! – продолжал вопить он, бросаясь от одного уступа с гривнами к другому.

– Каллистрат! – громко позвал Михаил, останавливая его опасные метания.

– А? – ошалело оглянулся Оболыжский.

– Смотри, – указал пальцем Михаил на своего сына.

Оболыжский оглянулся через плечо. Малыш протягивал ему маленький, озорно поблескивающий квадратик на веревочке.

– Тетарт? – спросил Каллистрат. И разочарованно сообщил: – Так это тетарт, не гривна!

– Князь Олег оказывает тебе милость, снисходя! – возмутился Зиновий, – Как смеешь ты над его милостью раздумывать? – и грозно нахмурился. – Но зачем мне тетарт, что я буду с ним делать? – заныл Каллистрат. – Вам, конечно, он гривну дал…

– Думай, что несешь! – в благородном княжеском негодовании топнул сапогом Фелинский. – С кем сравнить себя посмел, лыцаров отпрыск!

Каллистрат примолк. Ссутулился. Медленно, еле переставляя ноги, приблизился к Олегу. Забрал протягиваемый тетарт. Зажал в кулаке, отвернулся. В его прищуренных глазах стояли слезы.

– На шею! – неумолимо прогремел голос князя Фелин-ского.

Каллистрат вытер рукавом глаза, гордо выпрямился, демонстративно поднял на вытянутых руках веревочку с тетартом, неспешно, торжественно надел ее на свою шею, явно пародируя возложение гривны, только что произведенное Зиновием.

Потом усмехнулся, дурашливо развел руки: – Все! Дарованный тетарт принял меня! Возрадуйтесь, люди!

– Ты, это!… – гневно засопел Фелинский.

– Не надо, князь, – мягко попросила я Зиновия. – Не мучайте человека, он и так расстроен…

– Я? – издевательски засмеялся Каллистрат. – Я не расстроен! Я счастлив! Мне оказана великая милость!

– А может, и правда, милость? – пристально взглянула я на Оболыжского. – Откуда нам с вами знать? Помните, как тот тетарт, что я нашла, починил княжескую Витвину? Вдруг и этот найдет управу на вашу лыцарову гривну?

Каллистрат отвел глаза. Покачал головой. Но уже не так обреченно. Мое предположение о неслучайности дара упало на благодатную почву.

– А я? – раздался вдруг робкий голос Никодима. – А мне нельзя попросить для себя гривну?

– Тебе? Голутвенному?.. – хотел уже возмутиться Зиновий, но я прикоснулась к его рукаву, указывая глазами на Олега.

Малыш уже шел к нам, неся на вытянутой ладони широкий – больше даже, чем у меня или у Михаила – поясок матово-черной гривны.

– А! – Сияющий Никодим бухнулся перед ним на колени.

Но Олег невозмутимо миновал его и направился к носилкам Бокша беспокойно и даже с испугом смотрел снизу на своего княжича.

– А я? – взвыл Никодим, протягивая руки к ребенку – Молчи! – тяжелая длань Зиновия хлопнула его по плечу, будто молотком прибивая к бугристому полу.

Олег между тем деловито приподнял левую руку Бокши и просунул ее в черное кольцо.

Искристый хлопок гривны, стянувшейся на запястье у анта, был так поспешен, что в воздухе запахло озоном.

– Ай! – только и успел подать голос Бокша А потом с опаской уставился на новое приобретение.

– А я?.. – потерянно взмолился Никодим. Но малыш безмятежно произнес:

–Не.

И вопрос был исчерпан.

– Не… – со вздохом кивнул Никодим. – Значит, не судьба…

– Вот этим наши беглецы и питались, – с видом заправского экскурсовода показала я пищевую плитку, взятую из поблескивающей стены. – Тут их столько, что на целую армию хватит. Да и, глядишь, не на одну сотню лет. Можете сами попробовать. Вот так потрите в ладонях и откусывайте. Только сначала лизните. А то они очень разные на вкус. Можно такое встретить!…

– А ничего, – с одобрением кивнул Михаил, отгрызая очередной кусок от изумруд но-лиловой плитки.

– Да, – согласился Зиновий. Но как-то вяло. Он покусывал вишневую плитку с желтыми прожилками, и она ему что-то не слишком нравилась.

– А вот что тут пили наши беглецы – я так и не поняла, – призналась я.-А, Бокша? Что вы тут пили?

– Ничего, матушка-княгиня, – тихо дыша, ответил он. – Жажды ведь все одно не было.

– Может, в этих плитках и вода имеется – задумчиво предположила я, – В связанном виде?

– Про то мне неведомо, – смиренно прошептал Бокша Вдохи и выдохи давались ему явно с трудом.

– Так, – спохватилась я – А что это мы Бокшу мучаем? А ну-ка, быстро к опочивальням! Пусть там отдохнет – может, заодно и подлечится.

Вволю подивились все на облачный кисель, который сам собой появляется, лишь только человек вступает между двумя ржавыми, гнутыми железяками, и который так же сам собой пропадает, когда отходит человек чуть назад.

Наконец Бокша был водворен в пузырящуюся «опочивальню» и я вздохнула с облегчением.

– А еще какие чудеса тут есть? – спросил Михаил.

– Вы же еще не видели мумию Чистуши! – вспомнила я.

– Муми?.. – поднял брови супруг.

– Останки. Труп. Тело. Чистуша умерла много месяцев назад – по местному, пещерному календарю, разумеется. И за это время успела высохнуть и мумифицироваться.

– Чистуша? – вздохнул Михаил. – Ну, пойдем, посмотрим.

Посмотрели. Перекрестились.

– Ну вот, пожалуй, и все, что я тут знаю, – сообщила я.

– А другой выход отсюда? – напомнил Михаил.

– Какой это?

– Тот, которым вы пришли… приползли из пустохляби.

– Да тут такое дело… – замялась я.-Он где-то в пещере с гривнами. Это я хорошо помню. Потому как первое увиденное здесь – был именно склад гривен. Но где там этот ход, которым мы с Олегом пролезли, я после так и не поняла. Стены есть, гривны – на месте, а той щелки нету…

– Пойдем еще раз посмотрим? – предложил Михаил. Пошли.

– Ну вот, сам видишь, – вздохнула я, широким жестом обводя пещеру.

– Не вижу, – признался супруг.

– Да и я тоже… Придется как-то пытаться объяснить нашему сыну – может, он покажет?

– А… Великий князь, княгиня, – смущенно обратился Зиновий. – Не это ли вы ищете?

И показал на голое, бугристое, растрескавшееся основание пещерной стены Столь же монолитно-непроходимое, как и остальные стены.

Мы с великим князем переглянулись.

– Может быть, и то! Только вы опишите мне, что вы там видите, – предложила я.

– Ну как же… Пролом. Темная дырка. Вот же она! – Князь Зиновий в растерянности смолк, тыча пальцем все туда же – в непроходимую стенку.

– Покажите точнее, – попросила я. – Где она начинается?

– Ну вот же! – Зиновий подошел вплотную и гневно ткнул в стену пальцем.-Ай!

– Бобо? – проявил интерес Олег, до сих пор сопровождавший нас молчаливым свидетелем.

– Ноготь подломил! – яростно прошипел Зиновий, дуя на покалеченный палец.

Я протянула руку к тому месту, где произошло повреждение княжеского пальца, – и рука моя чуть не по локоть ушла прямо в гранит.