Филумана

Больше всего объект напоминал скалистый утес. Те же изломанные гранитные углы, те же длинные, глубокие на ошупь трещины. Эстетика необузданно дикой природы.

Мы поползли вокруг, прощупывая каждый выступ и каждую впадину. Вход, ау!

Вход не откликнулся.

А как сюда подъезжают автомобили? Мы ясно видели на зеленой схеме, что красноватые точки авто время от времени накладывались на синюю капельку. Что уж они там привозили– не знаю. Не руду же! И не уголь для компьютерной топки! Но – везли.

Я замерла. Прислушалась. Песок шуршал как обычно. Никакого постороннего движения не ощущалось. Если компьютерный автопарк и сообщался с центром управления, то делал это совершенно неошутимо для такого постороннего наблюдателя, как я.

Ладно, продолжим обход.

Когда Михаил придержал меня за руку и обратил внимание на стоящий рядом каменный бугор нашего Камаза, я поняла, что круг замкнулся. Мы обошли вычислительный центр (он же «земной источник Божьей воли»). Прогулка была восхитительна, но безрезультатна.

Я потянула руку Михаила вверх, показывая, что не прочь заняться таким экстремальным видом спорта, как альпинизм. Что подумал о моих прихотях супруг, так и осталось неясно, но по круче вслед за мной полез.

То ли мы маршрут удачный выбрали, то ли эта вершина не относилась к высшей категории сложности, но восхождение завершилось удачно. Отдыхать мы улеглись уже на площадке, венчающей нашу скалу.

Впрочем, сколько можно отдыхать, подумала я, когда обнаружила, что руки-ноги уже совсем не трясутся от напряжения. А подумав, попыталась принять привычную позу. Но подняться на четвереньки не удалось – спина ударилась о камень.

Мы оказались под карнизом? Да не было тут никакого карниза, когда мы ложились!

Я толкнула Михаила. Судя по движению его руки, которую я держала, он осторожно прощупал нависшую массу. И потянул меня к краю скалы.

Я отступила вслед за ним, но, как только сделала это, любя ший супруг что есть силы рванул мое плечо вперед, направляя на прежнее место. с Что за шутки? Я, конечно, подчинилась. Но, переползая, обнаружила под собой уже не ровную площадку, на которой мы так мирно отдыхали, а каменистый бугор. К тому же проваливающийся подо мной.

В панике я ухватилась за его острые выступы – и медленно поехала вниз, в толщу скалы. Утешало только, что муж ехал вместе со мной – я ощущала рядом его плечо.

Внутренности скалы встретили нас рассеянным светом голубоватых облачков, флегматично плывших нам навстречу. Из этого я сделал вывод, что песка вокруг нас уже нет. Как оказалось, пленка скафандра тоже исчезла.

– Михаил! – позвала я.

Он приподнял голову, не без удивления оглянулся на царящее вокруг благолепие, сообщил: – Я здесь.

– Ну это-то я знаю. А вот скажи, как тебе в голову пришло сюда забраться?

– Пощупал я то, что над нами оказалось. Лучше, думаю, убраться. А когда оно вниз поехало – решил прыгнуть. И не ошибся. Ведь это, – он похлопал по каменному бугру под нами, – такой же автомобиль, как наш Камаз.

– А сейчас он еще и лифт! – глубокомысленно изрекла я.

– Лифт? – переспросил муж.

– Лифт. Не обращай внимания. Мы уже приехали.

Наш автомобиль-лифт опустился посреди огромного пещерного зала. Такой зал никак не мог поместиться в маленькой скале. Да и ехали мы довольно долго. Значит, теперь находимся глубоко под дном Киршаговой пустохляби.

Избытка освещения не наблюдалось, но кое-что в сумерках заметить было можно.

– Михаил! – в панике вскричала я.

К нам тянулась огромная рука. Или гигантская змея. Что-то длинное и толстое – Сюда! – откликнулся Михаил, стаскивая меня с крыши авто и увлекая в пустую глубину зала.

Однако оттуда на нас со ржавым визгом уже летело что-то темное, продолговатое. «Вагонетка!» – почему-то решила я, отскакивая в сторону.

Похоже, мы попали в мясорубку какого-то производственного процесса.

Стена справа полихнула зеленым пламенем и потекла, надуваясь болотным пузырем.

– Еежим! – рванул мою руку Михаил.

Мы едва успели вбежать в какую-то нишу, когда пузырь лопнул с чванливой иеличавостью, и ошметки вязкой массы закружились по залу в причудливом хороводе, сливаясь, перетекая друг в друга и вновь распадаясь на отдельные грязно-зеленые комья.

Хотелось забиться в угол. Что мы и сделали.

Однако спрятаться не удалось. Пыльный угол за спиной неожиданно раскрылся, пропуская нас в ярко освещенное ядовито-оранжевым светом каплевидное помещение, куда мы благополучно и ввалились.

Я надеялась, что теперь-то уж меня ничем не удивишь! И ошиблась.

– Кто это? – тревожно спросил Михаил, глядя куда-то вправо.

Повернув голову в ту сторону, я заверещала от неожиданности.

На нас надвигалась непроницаемо-черная человеческая фигура. Громадного роста, в каком-то балахоне, она неподвижно плыла в воздухе, чуть расставив руки.

Откуда у Михаила появился нож – непонятно. Но мой супруг шагнул вперед, загораживая меня и выставляя перед собой ярко блеснувший клинок.

Бо-о-ом! – загремело так, будто рядом с нами ударили в огромный колокол.

Михаил занес нож для удара, но фигура остановилась, не долетев до него какого-то метра. Ее непроницаемая чернота озарилась люминесцентно-белым сиянием, и я, приглядевшись, обнаружила, что страшная фигура оказалась пустотелой. Да еще и открытой с нашей стороны. То есть совсем! Обращенная к нам поверхность у нее напрочь отсутствовала.

После этого всякое движение в той оранжевой капле, куда мы попали, прекратилось.

Мой супруг оглянулся в недоумении. Я пожала плечами, полностью солидаризируясь с его недоумением.

Он осторожно шагнул в сторону человеческого силуэта, рассматривая его и выставив нож.

– Может, нас хотели запугать? – предположил он, не высмотрев ничего опасного. Эта гипотеза так развеселила меня, что я не удержалась и прыснула от смеха Впрочем, возможно, это было чисто нервное – Хотели бы – уж запугали б' – пояснила я причину смеха удивленному мужу. – У них для этого достаточно здесь всего.

– Тогда, может быть, они так здороваются? Я развеселилась еще больше.

– Ага! – сказала я. И, подойдя к полупрозрачной скорлупе фигуры, подняла руку. – Привет!

Фигура ответила тем же – ее «рука» поднялась точь-в-точь как у меня. Только что «привет» не был произнесен.

Я с визгом отпрянула, Михаил снова замахнулся ножом. Но больше ничего заслуживающего внимания не произошло – «рука» опустилась на место, и фигура вновь замерла

Я осторожно приблизилась к ней. Спросила Михаила: – Мне показалось – или эта скорлупа действительно стала меньше?

– Меньше, – приглядевшись, подтвердил он. – Точно с тебя ростом.

– Привет, – робко поприветствовала я ее опять и снова подняла руку.

Жест был тут же воспроизведен люминесцентной оболочкой

Я уже не визжала и не отскакивала. Подождала, пока полупрозрачная «рука» опустится, и предложила Михаилу: – А теперь ты попробуй – Зачем? – удивился он.

Но подошел. Неловко приподнял руку: – Привет.

Все было сделано правильно, но «рука» не поднялась.

Михаил пожал плечами и повернулся: – Что еще? , – Говоришь, эта скорлупа точно как я? ч – Даже сапожки такие же.

– Надо примерить.

– Что примерить? —побледнел Михаил.-Ты куда?.. Зачем?..

– Примерять! – бойко ответила я и поставила ногу з скор лупу Надавила, пробуя – выдержит ли» Хрупкая на вид, скорлупа даже не шелохнулась. – Натальюшка. – раздался сзади умоляющий голос супруга Но я уже ступила второй ногой в скорлупку, и та сомкнулась у меня за спиной – Наталья! – заорал Михаил, ударяя кулаком по полупрозрачному панцирю.

– Не кричи, я прекрасно слышу, – сообщила я.

– А? – выпучил глаза Михаил Видимо, и к нему мой голос доходил беспрепятственно – Натальюшка, ты как?

– Замечательно! – искренне ответила я.

Мне и вправду было очень хорошо Даже комфортно.

– Ты порулил, – смеясь, обратилась я к Михаилу, – а я поработаю немножко на компьютере! Эй, компьютер Ты меня слышишь

«Привет», – произнес доброжелательный женский голос у меня в голове.

«Кто ты?» – мысленно же спросила я.

«Компьютер, земной источник Божьей воли, информационно-аналитический центр, голос Неба, центр управления».. – принялся доброжелательно перечислять тот же голос все названия, которыми я когда-либо одаривала его.

«Почему ты говоришь, как женщина?»

«Ты меня воспринимаешь как женщину».

«Ты меня убьешь?»

«Нет»

«Почему?»

«Я не убиваю людей».

«Ничего себе! А кто же тогда убивает?»

«Другие люди».

«А, ловко! Убиваешь руками других, а у самой ручки чистенькие!»

Молчание. Ах да – я же не задала вопроса!

«Это по твоему приказу меня хотят сжить со свету?»

«Нет».

«А по чьему?»

«По приказу других людей».

Вот оно что! Ну сейчас мы вытащим наконец хвостик этого клубочка!

«Кто эти люди?»

«Лыцары, князья, дар, волхвы».

Снова здорово!

«А что делаешь ты?»

«Даю информацию».

«Согласно этой информации я должна быть убита?»

«Твоя личность должна быть ликвидирована».

Ну, то-то! Призналась все-таки!

«Почему?»

«Твоя деятельность делает невозможной работу программы».

«Цель программы?»

«Сохранение стабильности этого мира».

«Ты подчинишься мне, если я тебе прикажу изменить программу?»

«Да».

«Прекрати сохранять стабильность этого мира!»

«Изменение не может быть принято».

«Почему?»

«Оно противоречит главной задаче».

«Какова главная задача?»

«Не допустить изменения стабильности этого мира».

Это мы уже слышали!

«А что же я могу изменить?»

«Пути достижения этой задачи».

«Тогда рассчитай такой путь достижения главной задачи, при котором не требуется ликвидация моей личности!»

«Расчет произведен».

«Уже? Так быстро?»

«Да. Да».

«Вот видишь, как все просто! Теперь ты начнешь помогать мне?» «Нет».

«А через посредство других людей?»

«Нет».

«А мешать будешь?»

«Нет».

«А через других людей?»

«Да».

«Стоп-стоп, что за ерунда «

«Это ответ на заданный вопрос».

«Но ты же рассчитала новый путь решения главной задачи?»

«Нет».

«Здрасте!»

«Привет».

«Но я же тебе приказала произвести расчет!»

Доброжелательное молчание. Ну да – снова фраза содержит утверждение, а не вопрос!

«Почему ты не выполнила мой приказ по проведению нового расчета?»

«Он был прерван».

«Кем?»

«Мной».

«Почему?»

«Потому что результат неизбежно вступал в противоречие с главной задачей».

«То есть… Ты хочешь сказать, что сохранение мне жизни при любом раскладе недопустимо?»

«Да».

Так, приехали. Вот и поговори с этими железками. Вот и найди консенсус… А если так.

«Произведи расчет изменения главной задачи!»

«Расчет не произведен».

«Почему?»

«Его выполнение противоречит главной задаче».

Вот же сволочь!

«Тогда прекрати выполнение главной задачи!»

«Прекращение невозможно».

«Почему?»

«Это вступит в противоречие с выполнением главной задачи».

От милой доброжелательности этого голоса у меня волосы зашевелились на голове и спазмы животного ужаса сдавили желудок.

Так, спокойно. Человек всегда сумеет победить железку, из какого бы материала она ни была сделана!

«А как можно прекратить выполнение главной задачи?» – вкрадчиво поинтересовалась я.

«Прекратив мою работу».

«Тогда, будь добра, – сладко попросила я, – прекрати свою работу!»

«Команда не может быть выполнена .

«Почему?»

Ну, если ты сейчас опять скажешь про главную задачу – я… Я не знаю, что с тобой сделаю!

«Это вступит в противоречие с выполнением главной задачи», – тут же мило произнес все тот же доброжелательный женский голос.

Я подняла руку, закованную в скорлупку, и с силой ударила ею себя по голове. Вряд ли я этим сильно навредила компьютеру. Я даже себе не навредила – скорлупа самортизировала удар.

Спокойствие, только спокойствие!…

«Что может привести к прекращению твоей работы?»

«Выключение человеком, имеющим специальный допуск, прямое попадание метеорита весом не менее пятидесяти тонн, взрыв сверхновой звезды, встреча планеты с черной дырой..» – начал перечислять женский голос, но я его прервала:

«Стоп, вернемся к первому пункту. На планете сейчас есть люди, имеющие специальный допуск?»

«Да».

«Где они?»

«В этом помещении».

Ага!

«Это Михаил?»

«Нет».

«Это я?»

«Да».

«Каким образом производится выключение тебя?»

Ну-ка, давай! Где у тебя заветная кнопочка, которую следует надавить?

«Человек, имеющий специальный допуск, находясь в камере прямого доступа ко мне, должен произнести: я выключаю тебя. Затем подтвердить выключение».

«А я сейчас нахожусь, случайно, не в камере прямого доступа к тебе?»

«Да», – все так же любезно ответил голос. Как, оказывается, все просто! По крайней мере для меня!

«Ну так вот, слушай внимательно! Я. Выключаю. Тебя».

«Требуется подтверждение».

Ну получай же, сволочь!

«Подтверждаю Я. Выключаю. Тебя».

«Выключение. Выключение. Выключение..» —доброжелательно произнес затухающий женский голос.

– Постой! – спохватилась я. – Погоди с выключением! Расскажи хоть про людей, которые тебя сделали! Кто они, откуда, где сейчас?.

– Что, милая? – спросил Михаил, протягивая мне руку. Камера прямого доступа опять превратилась в половинку скорлупы – выход был открыт.

– Э-эй! Компьютер! – на всякий случай еще раз позвала я.

В голове была тишина.

Эх, увлеклась. Погорячилась. Надо было б сначала все у компьютера выспросить, а потом уж выключать! Но сделанного не вернешь.

Опираясь на руку Михаила, я вышла из скорлупки. Счастливо вздохнула, поцеловала супруга в нос: – Монстр побежден!

– Что, война закончена? – не поверил Михаил.

– Закончена, закончена! – Я бросилась ему на шею, – Боже мой, как я счастлива! Неужели все эти ужасы уже позади?

– Тогда поехали домой, – как всегда, резонно предложил супруг.

Свет в каплевидной комнате начал медленно угасать.

– Домой! Домой! – радостно закричала я, – А то этот гробик захлопнется и нам придется в нем заночевать! Навечно! Мы бросились вон.

* * *

– А что будем делать с царом? – улыбаясь, спросила я, когда мы уже лежали в верном Камазе.

Михаил рулил в сторону Киршагского кремля.

– А что с ним?

– Ну, вообще-то он обещал великие блага мне за то, что глас Божий наконец смолкнет. Даже присвоить титул великой княгини! Но, боюсь, как дойдет до дела, мы еще с ним напрыгаемся!

– Приехали, – сообщил Михаил.

– Уже? Я же не успела даже обсудить с тобой план будущего переустройства государства! – Что ж ты хочешь, радость моя, – мы ведь не пешком, а на лихом Камазе! Никодим с Каллистратом, схоронившись за уступом берега, не без трепета взирали на огромную глыбу, выползшую вдруг на берег. Наше с Михаилом появление даже не было сначала замечено.

Тогда я громко прокричала: – Победа! Мы привезли вам победу! И, смеясь, запрыгала на одной ножке.

– А это что? – опасливо поинтересовался Каллистрат, приближаясь к глыбе.

– Это новый конь великого князя – Камаз. Ездит быстрее любого старого! Внутри, правда, интерьерчик не очень… Да загляни, загляни!

– А где у него копыта? – недоверчиво, спросил Оболыжский.

– Нету! – засмеялась я. – И даже колес нету! Видишь, плоское основание? Вот на нем этот каменный конек и скользит. Даже, кажется, не касаясь почвы. А еще он умеет подниматься вверх. Должен уметь – мы же знаем – другие поднимаются. И опускаются. Правда, Михаил?

Тот кивнул.

– Но с подъемом еще проблемы. Наш великий князь пока не знает, какие ласковые слова шептать этому коньку в его каменные ушки, чтобы он ехал не только горизонтально, но и вертикально. Ну заходи же, не стесняйся.

– Как же в него зайдешь? Дверей ведь нет, – нахохлился Каллистрат.

– Ну вот же вход, здесь, – я погрузила руку по локоть.

– У меня так не получается… – пожаловался Обольгжский, пытаясь пропихнуть свою руку рядом с моей. Камень действительно его не пускал.

– Ничего страшного, – тут же решила я, – Будешь кататься сверху. Только держись как следует, а то снесет ветром!

Михаил стоял рядом, жмурясь на теплом солнышке, как довольный кот.

– Ой, а что там с нашей эпидемией? – вспомнила я. А то микробы компьютерным приказам вряд ли подчиняются!

* * *

Но они, похоже, подчинялись.

Когда мы триумфально въехали на своей глыбе в ворота кремля, выяснилось, что все не так уж и плохо. С утра, правда, несколько дружинников почувствовали недомогание и даже были отведены в мой лазарет, но теперь они чувствовали себя вполне бодро. А новых больных не появлялось. Как и новых трупиков грызунов. А также новых птичьих десантов.

– Сегодня – пир! – торжественно объявил Михаил. – Празднуем. А уже завтра с утра выступим основными силами к расположению царова ополчения. Если будет с кем воевать – повоюем.

– Хоть бы не было, – тихонько прошептала я ему.

* * *

– А что это с нашим деревом? – удивилась я, собираясь на пир и случайно глянув в окно. – Смотри-ка – еще утром так славно зазеленело!…

– Так ведь весна! —усмехнулся Михаил. Он приложил к своим губам кончики моих пальцев. – Когда же и зеленеть, как не весной!

– Да и я ж про то! Надо распускаться, а оно пожухло. Михаил мельком глянул, кивнул: – Видно, срок ему подошел – немолодое уже. Зато ты, как всегда, прекрасна!

– Спасибо, – в ответ чмокнула я его в щеку. – При таком муже легко быть красивой!

– Тогда идем! Будешь самой великой княгиней на этом пиру! – И он невероятно галантным движением подал мне РУку-

* * *

Пир удался на славу. А вот утреннее пробуждение подкачало. Даже мне долго не хотелось вылезать из постели.

– Победительница может позволить себе маленькие слабости, – улыбнулся Михаил, тоже все еще нежась под одеялом.

В дверь осторожно постучали, и голос служанки известил: – Оболыжский пожаловали – пускать?

– Пускай! – крикнула я, укрываясь до подбородка.

– Здравы будьте! – буркнул Каллистрат, появляясь в дверном проеме – Не желаете посмотреть – там буря, говорят, разразилась в пустохляби.

– Какая ж буря? За окном ни ветерка! – удивился Михаил.

– Тем более интересно. – Каллистрат продолжил свою агитацию, хоть и несколько вяло, – Идемте на заднюю стену – туда, где мы на воздушных шарах приземлялись!

Пришлось подниматься.

* * *

Буря и впрямь разразилась нешуточная. Собравшиеся на стенах дружинники и челядь в каком-то столбняке наблюдали, как вскипают в полной тишине белоснежные просторы Кир-шаговой пустохляби, как идут полосами громадных дюн, как закручиваются неожиданными воронками и поднимаются циклопическими столбами, вновь потом осыпаясь вниз.

– Глянь-кась, что учиняет, стервец! – аж всхлипнула от избытка чувств какая-то баба.

Кого баба имела в виду? Я посмотрела ее мысли – она и сама не знала.

– Это представление в честь нашей победы, – прижимаясь к мужу, сказала я. Подумала и добавила: – Хорошо, что мы вчера не угодили в эту бурю!

Муж странно глянул на меня и сообщил: – Я тут, считай, всю жизнь прожил, а ничего подобного не видел.

– А я – то думала – это у вас какое-то сезонное явление. Типа весенней грозы.

– Что ты! Пустохлябь ни на какие времена года никогда не отзывалась Всегда была спокойной. Даже в самые сильные ветра.

– Не хочешь ли ты сказать, что она так озверела именно после нашего посещения?

– Не знаю, – уныло покачал головой Михаил. – Только не нравится мне это. – – А мне нравится! – наперекор упадническим настроениям супруга решила я. – Смотри, как здорово! Даже на море в шторм такого не увидишь. Ходит ходуном, как живой! – Потом подумала и добавила: – Чисто Солярис!

– Это еще что такое – искоса глянул Михаил.

– Да есть такое…-неопределенно сообщила я.-Квазижизнь. Из квазилитературы, – и с не совсем искренним воодушевлением (очень уж хотелось расшевелить сонное настроение мужа) подбросила свеженькую идею, – Слушай, а может, пустохлябь тоже живая? Этакий всепланетный мозг вашего мира!

– Еще один божественный источник? – удивился супруг. – Что, снова надо будет идти и затыкать?

– Такой не очень-то заткнешь, – покачала я головой. – Это не компьютер из сети выдернуть…

– Но он же был заткнут! – возразил муж. – Сколько себя помню, всегда…

– Заткнут – да не нами! – весело потрепала я Михаила по кудрям. – Ладно, вспоминатель-долгожитель, пошли завтракать!

* * *

Завтрак проходил степенно и тихо. За столом, кроме нас, было только ближайшее окружение – несколько князей во главе с первым воеводой – князем Зиновием.

– Надо все-таки собирать полки, – напомнил ему Михаил. – Выступаем же!

– Ну хоть день еще попраздновать, отдохнуть, а? – меланхолично попросил Зиновий

Видно было, что ему не хочется спорить с великим князем, но еще меньше хочется трогаться сегодня с насиженного места.

– А давай сами съездим в царов лагерь? – предложила я Михаилу. – На твоем новом коне. Посмотрим, что у цара делается. Вдруг и правда волхвы с нечистью угомонились и война уже больше не нужна? Заодно и твоим Камазом похвастаемся. Страху наведем, чтоб десять раз подумали, прежде чем грозить такому великому князю!

Вот эта идея мужу понравилась.

– А что? – подбоченился он. – А и покажем! Знай наших! На том и порешили.

* * *

– Это и есть боевой лагерь ополчения? —подивилась я, высовывая голову над бугристой каменной крышей Камаза. Мы остановились прямо перед входом в самый большой шатер – наверняка даров. Но ни поста у входа, ни тревожной беготни в связи с нашим нежданным-негаданным явлением прямо в центре неприятельского лагеря – одна сонная тишина. Только мимо проплелись несколько дружинников, недовольно глянув на глыбу, загородившую проход. Но ничего не сказали и даже не заинтересовались.

Цар тоже не показывался. Пришлось, забыв всякую осторожность, самим идти к нему в шатер.

Там все было так, как и надо: малиновый трон под балдахином на почетном возвышении. На нем – царово величие со скипетром и державой – в самом что ни на есть суровом виде. По углам жмутся кучки придворных. Но как-то все это больше напоминало неумелую декорацию, выполненную халтурщиками. Причем не на основе личного опыта, а понаслышке.

Присутствовала в шатре и царова воля. Но и она напоминала теперь не смертельно опасный ураган, а унылый пылевой столб из тех, что закручиваются временами на степных проселках.

– Князь Квасуров, княгиня Шагирова! – спохватился секретарь, торопливо задергивая за нами полог входа.

Государь одарил нас тяжелым взглядом и негромко сообщил: – За проявленное послушание и беспрекословное выполнение даровой воли Квасуров и Шагирова даруются нашей милостью. – Продохнул, как после тяжелого бега, продолжил: – Прощением. Оставлением титула «великий» князю и присвоением титула «великая» княгине.

Смотри-ка – не обмануло царово величие!

– Дозвольте вопрос? – смело подняла я голову. – Как там с нечистью и волхвами?

Цар даже моргнул от столь вопиющего нарушения придворного этикета. Но, видно, мы и впрямь стали значительными шишками, которым многое позволено, потому что с трона тут же последовало тихое распоряжение: – Ввести!

Тут же пред нашими лицами явлено было требуемое: волхвы с нечистью.

Их жалкую группку ввели, подталкивая в спину древками бердышей. Вернее, подталкивать приходилось только волхвов– вконец растерянных, потерявших всю свою величавую самоуверенность, зыркающих теперь исподлобья, скорее с испугом. Нечисть же, мелкой порослью, похожей, и правда, на кучку карикатурных обезьянок, сама жалась к волхвовским ногам, будто ища там последнее свое прибежище.

Самым интересным для меня оказалось то, что если мысли волхвов я видела отчетливо, хотя там и видеть-то нечего было – сплошная серая тоска и ужас, то мысли нечисти разглядеть никак не удавалось. То вроде как мелькнет что-то, хоть немного напоминающее разумное суждение, то опять пропадет, будто и не было…

– Потеряв свой источник силы, обманно выдаваемый за Божью волю, – тут же оповестил нас выступивший сбоку глашатай. Он развернул бумагу с указом, читанным уже не раз и запомненным едва ли не наизусть, – лишилась та нечисть и разума. И явила свою истинную сущность – уродливую и богомерзкую. Люди же, зовущие себя волхвами, уличены были в злостном тайном заговоре противу царового величия…

Цар на троне чуть шевельнул скипетром, и глашатай послушно смолк.

– А всех остальных воинов моих и воевод зачем воли лишили? – негромко поинтересовался цар, адресуясь к нам. – Боитесь меня? Так вам бояться нечего. Вы показали покорность, выполнили, о чем говорено было. Негоже этак теперь-то обходиться с верными моими людишками…

Он увещевал нас. Да что там! В переводе на обычный, не придворный, язык общения – это была просто-таки мольба, обращенная к нам с трона!

Значит, не показалось. Получается, и впрямь в царовом войске что-то неладно. Только что? И почему? И что делать нам? Оправдываться, нелепо разводя руками, – мол, не мы это, мы, великие князья, никаких диверсий против вашего ополчения не устраивали, тут налицо недоразумение?..

Я замерла в растерянности. Потом обернулась к мужу за помощью.

– Ваше царово величие… – с должной дозой почтения в голосе начал Михаил.

Однако продолжить не смог. Все звуки потонули в грозном низком гуле, заполонившем вдруг пространство и качнувшем полог государева шатра.

Гул этот пришел очень по-хозяйски и, возникнув из ниоткуда, кажется, уже не собирался прерываться. Он мерно колебал почву под ногами, заставлял вибрировать деревянные опоры шатра, основательно расположился на мембранах барабанных перепонок наших ушей. Он был так необычен, что сломал даже заскорузлые рамки придворного этикета. Челядь перепуганной цыплячьей стайкой кинулась к выходу. Узнавать: что такого нового и небывалого произошло в мире, если возник и существует этот грохот?

Да и само царово величие не усидело на своем тронном насесте, чинно поднялось, недовольно при этом глядя на нас. Будто и в громе мы были повинны!

Зрелище, встретившее всех нас за стенками шатра, было под стать звуку.

Вся западная сторона неба заполнилась величественными гроздьями мутного дыма, подсвечиваемого снизу багрово-оранжевым полыханием пламени. Дымные гроздья шевелились, набухали, на глазах заполняя горизонт от края до края. Середина их время от времени прорывалась красноватыми струями, взлетающими вверх, – будто некий подземный великан развлекался тем, что показывал нам свой раскаленный палец, протыкая мягкую дымовую подушку.

– И что теперь, на сей раз? – с мрачной скукой на костлявом лице поинтересовался у меня Морфей. Он не скрывал своей уверенности в моей причастности к начавшемуся катаклизму.

– Похоже на извержение вулкана… – неуверенно промямлила я.

– Вулкана? – скривился цар. – Какого такого вулкана?

– Но там же Киршаг! – схватила я за локоть Михаила.

– А вулкан – это опасно? – спросил муж, пристально глядя на серое марево, разрастающееся в той же стороне, где располагалось и его родовое гнездо.

– Смертельно опасно! – заверила я. – Счастливые люди – вы не знаете, что такое вулканы! Но теперь-то узнаете… Едем, надо срочно уводить оттуда людей.

– Вам и самим досталось? – осведомился цар со снисходительной улыбкой на бескровных губах.

– От вулкана всем достанется! – заверила я его и прыгнула, вслед за Михаилом, сквозь каменные бугры внешней оболочки в кабину Камаза. Я до сих пор с трудом находила место, где непреодолимый с виду панцирь соглашался пропустить нас внутрь, поэтому ориентировалась только на мужа.

* * *

То, что мы обнаружили, приблизившись к Киршагскому кремлю, было даже хуже, чем мои впечатления об извержении вулкана, почерпнутые из телевизионных передач вроде «Вокруг света».

Похоже было, что вулкан рос прямо из середины Киршаг-ской пустохляби. Дым заволакивал песчаную пустыню, но и через него было видно, как пляшут, извиваясь и бурля, белые протуберанцы на ее поверхности. Будто действительно живое существо – даже тысячи, миллионы живых существ – бьется в агонии. То взметая гривастые щупальца, то пытаясь поднять из глубины мощные слоновьи спины…

Неужто Киршагская пустохлябь – это все-таки некое крем-нийорганическое квазиживое образование?

Киршаг пылал – и город, и кремль. Вулканические бомбы из раскаленного пепла, рваные ошметья оранжевой лавы, вишневые от жара куски горных пород, извлеченные вулканом из бог знает каких глубин, – все это валилось сверху беспрерывным потоком.

Мы смотрели на этот ад, высунувшись из пещерки нашего автомобиля. Какой же уютной она мне теперь казалась!

– Едем дальше? – хмуро спросил Михаил.

– Но где же беженцы? – задала я вопрос, который волновал меня сейчас больше всего. – Почему никто не спасается из этого пекла?

Беженцы не появились, даже когда мы уже вплотную приблизились к стенам кремля. Не было толп, столь знакомых по кадрам кинохроник из горячих точек планеты Земля, не было телег со скарбом, верениц измученных людей с орущими детьми на руках – дорога была пуста.

Мы въехали во двор кремля. По каменной крыше нашего автомобиля время от времени постукивал вулканический град, но пробиться внутрь пока не мог.

Закопченный, с подпаленными волосами, навстречу нам из горящих теремов выскочил князь Зиновий.

– Божья кара… – лепетали его пляшущие губы. – Батюшка Александр, киршагский настоятель, просветил. Мы молимся все…

– Да не молиться – спасаться надо! – заорала я, стараясь перекричать подземный гул, перемежаемый раскатами недалеких взрывов. – Выводите людей!