Часть 1

ВСЕ РВЕТСЯ

– Прогулка номер два, – сообщила я Филумане и легонько погладила ее, теплую, шелковистую, двумя пальцами.

– Нумер два? – озадаченно переспросил Михаил.

– Первую она уже совершала на шее у моего родителя, князя Шатрова, – пояснила я. И шагнула через порог женской половины теремов..

Парк окатил меня радужным облаком брызг, слетевших с листвы под порывом игривого ветерка. Я охнула от неожиданности. И тут же рассмеялась, опираясь на руку Михаила, галантно предложенную мне. Я тут просветила его насчет кое-каких знаков внимания мужчин к женщинам, принятых в моем мире, и он со всей серьезностью старался их оказывать.

Ануфрий – новый слуга Михаила – вздрогнул от моего веселого хохота, Варька, заменившая незабвенную Лизавету, поперхнулась своими жалостливыми поскуливаниями, которые она тянула уже минут десять, и ее заплаканные глаза с любопытством блеснули над мокрым от слез платком.

И правильно, давно пора перестать отпевать меня. Я всего-навсего собралась на побывку домой, к маме, и ни с кем не собираюсь прощаться на век!

Широко улыбнувшись утреннему солнцу, дробящемуся мириадами искорок в каплях парковой листвы, я громко продекламировала:

Одни только ивы!

С неба своих вершин

Еще проливают дождь!

– Это не ивы, а дубы, – поднял бровь Михаил.

– А это – стихи, – парировала я, – Японское трехстишие.

– Ах да, стихи! – кивнул Михаил с пониманием.

Насчет существования такого вида литературы, как стихи, я его тоже просветила.

У них тут по части искусств вообще не густо. Одни застольные песни. Да свадебные, которые те же застольные, только с добавлением некоторых терминов, характеризующих интимные стороны брачных отношений. В том мире, в который я направляюсь, эти выражения сочли бы неприличными, а некоторые даже матерными, а здесь это воспринималось не более как инструктаж – вещь по определению важная, особенно когда дается своевременно и в доступной форме.

Одета в экспедицию к родному дому я была просто – примерно так же, как и явилась в этот мир: брючный костюм, сшитый пугливой шагировской портнихой Меланьей, очень переживавшей, что вместо шитья подобающего для госпожи княгини женского платья она занимается невесть чем!… Не забыла я и о косынке для волос и перчатках – ведь впереди, за границей двух миров, меня ждет колючий терновник. Пока еще не видимый. С этой стороны (как, впрочем, и с той) та межпространственная калиточка, в которую я собиралась прошмыгнуть, совершенно не была заметна: каменная стена, окружающая парк князей Шатровых, казалась незыблемой и непреодолимой.

Наша маленькая прощальная процессия уже дотопала до нее по влажной песчаной дорожке, разрисованной пятнами желтого солнечного света, пробивающегося сквозь ветки, и мне захотелось еще раз – в последний разочек! – проверить: а вдруг Михаил все-таки сможет составить мне компанию в предстоящем походе?

Я повернулась к моему дорогому князю Квасурову и умоляюще попросила:

– Попробуй еще, а?

Мой супруг без возражений протянул руку и коснулся каменной кладки. Я разочарованно вздохнула.

Жаль– не удастся похвастаться мужем перед мамой… Впрочем, это, как видно, у нас, Шагировых, в роду! Мой батюшка Вениамин тоже ведь не смог провести свою жену, мою маму, через калитку между мирами. Так и не воссоединилась семья…

Я взяла из рук Ануфрия торбу с золотыми слитками, которую мы с Михаилом приготовили заранее, – мое приданое для закупок необходимых технологий с высокоразвитой Земли. Торба была тяжела и как-то очень уж обреченно оттягивала руку.

Зачем-то проверила завязки, подняла ее, чтобы перекинуть через плечо… И вдруг, бросив звякнувшую тяжесть на землю, кинулась Михаилу на шею, рыдая и целуя. Вот и вся моя княжеская выдержка, вот и хваленая радость сияющего утра!…

Впрочем, что касается поцелуев, то князь Квасуров тоже от меня не отставал. Плакать он все-таки не плакал, но смотрел очень грустно.

Впечатлительная Варька заголосила, и я поняла, что прощание затянулось, пожалуй, пора и честь знать.

Не без труда оторвавшись от Михаила, я перевела дух, вторично забрала у Ануфрия поднятую им торбу. Осторожно погрузила ладонь в каменную кладку ограды, проверяя – пропустит ли она меня. Никакого камня пальцы не встретили: там, где глаза видели монолит булыжников, рука шла в пустоту. Для меня калитка между мирами всегда была гостеприимно распахнута. Ну что ж…

Я оглянулась в последний раз на Михаила, стоявшего рядом с понурой компанией, махнула рукой:

– Пока! – и шагнула навстречу Земле.

Первое впечатление, что кто-то забыл включить свет.

Второй пришла спасительная мысль, что просто здесь еще ночь. Или уже. Почему бы и нет? Разве мне было обещано полное совпадение времени суток в двух мирах? Конечно, при путешествии с Земли совпадение было почти полным, но на то оно и совпадение, чтобы не повторяться.

Я немного постояла, ожидая, пока глаза привыкнут к ночи после яркого утреннего солнца другого мира. И, когда это произошло, обнаружила впереди собственную тень. Она пролегла передо мной длинной черной полосой, которая змеилась и ломалась на неровностях почвы. На буграх и ямах, на валунах и рытвинах. А сзади, совсем низко над горизонтом, с беззвездного неба на меня смотрел не отрываясь красный злобный взгляд маленькой тусклой луны. Только что покинутого мной мира, разумеется, не было видно.

– Привет, родина, – неуверенно произнесла я.

И по мере произнесения этих двух коротких словечек во мне крепло ощущение, что это приветствие обращено не по адресу.

Какая же это родина? Где знаменитый терновый куст, сквозь который я продиралась по пути туда и где должна была встретиться с его колючими сучьями на обратном пути? Откуда среди ровного поля невскопанного огорода тети Веры взялись эти буераки? Его что, внезапно перепахали – заодно с терновыми зарослями?

Глаза совсем привыкли к этому красному, как при проявке фотографий, фонарю над горизонтом, и я огляделась в поисках хоть каких-то знакомых ориентиров. И не обнаружила таковых.

Ни крыши хаты тети Веры, что треугольником возвышалась над ее садом, ни самого сада, ни окаймлявших его роскошных мальв. В состоянии, близком к панике, я обернулась в другую сторону – туда, где пенной волной должны были возвышаться меловые горы.

Гор не то чтобы совсем не было – нечтх>, созвучное моим воспоминаниям, бугрилось на горизонте, – но меловыми их никак нельзя было назвать. Белизной от их отрогов и не пахло. Скорее, они напоминали наплывы черного вулканического базальта.

Что-то клацнуло в тишине. И опять. И снова. Это принялись вытанцовывать чечетку мои зубы.

Зубов было жалко. Тем более что к их судорожной пляске немедленно присоединились колени и пальцы рук. Промедли я еще минуту – и все тело окажется охвачено этими пароксизмами животного ужаса, а я обнаружу себя валяющейся на неровностях здешней почвы и бьющейся в никому не нужной истерике. Поэтому я сделала единственно возможное – опрометью бросилась обратно. Прямо к мутно-красной луне, моля бога об одном – чтоб дырка между мирами, предательски завлекшая меня в эти неприглядные места, не успела сомкнуться за спиной и дала мне сбежать обратно – в яркое веселое утро, в объятия Михаила!

Хороша я, наверно, была, когда явилась обратно, выскочив, как сумасшедшая, прямо из стены парковой ограды! Всклокоченная, обезумевшая, с глазами, чуть ли не вылезающими из орбит.

Компания провожающих все еще пребывала перед местом моего отбытия, поэтому в искомых объятиях Михаила я оказалась немедленно и сразу же занялась привычным делом – рыданиями и поцелуями.

– Княгиня! Наташенька! – несколько ошеломленно воззвал ко мне супруг. – Ты не хочешь туда? Так не ходи, не надо!

В ответ на такую заботу я зарыдала изо всех сил, принялась стучать ему кулачками по спине, как бы пытаясь достучаться до понимания им произошедшего. Но потом осознала, что стуком делу не поможешь, и если уж хочешь, чтоб тебя поняли, то придется подключить к делу и язык.

– Там! – заорала я Михаилу, слегка отстраняясь от него. – Там!

– Я понял – там, – терпеливо согласился он, ласково стирая слезы с моих щек тыльной стороной ладони. – Тебе там не понравилось. Ты вернулась. Вот и хорошо.

– И ничего не хорошо! – обрела я наконец дар речи. – Там, – я мотнула головой в сторону невидимого лаза между мирами, – вовсе не моя Земля! Там черт знает что! А я хочу на Землю, к маме! Домой я хочу – разве так сложно это понять?!

Истерика, от которой я пыталась убежать, все-таки нагнала меня и собиралась завладеть мною окончательно, когда Михаил вдруг сурово сдвинул свои соболиные брови и твердо произнес:

– Все понятно! Ты потеряла золото, которое несла с собой, и теперь…

– Золото? – ошарашенно повторила я. При чем тут золото? Я ему говорю о том, что промахнулась, что не попала домой, а он толкует о каком-то золоте!

Впрочем, я действительно не обнаружила торбы с золотом, собранным для реализации в моем мире. Для обмена на знания, технологии, просто предметы, которые могут пригодиться здесь, в этом мире. Видимо, выронила эту проклятую торбу, когда поняла, что попала не туда. Но Михаил!… Неужто ему какое-то золото важнее, чем мои переживания? Это так не похоже на Михаила! Я удивленно воззрилась на князя.

– Тебе так жаль этого золота? Ты хочешь, чтобы я вернулась за ним в тот страшный ночной мир?

– Никуда ты возвращаться не будешь, – твердо заявил князь, глядя мне в глаза.

Потом прижал к своей широкой груди и проникновенно добавил:

– Мне ничуть не жаль этого золота, а за то, чтоб ты всегда была со мной и никуда больше не пыталась от меня вырваться, я готов заплатить в сто раз больше, чем стоит это золото. В тысячу раз больше! Только оставайся всегда здесь и не плачь по пустякам.

– А, так ты специально заморочил мне голову с этим золотом! – поняла я наконец. – Отвлек внимание? Переключил на другое? Ну так не выйдет! Я обязательно пойду туда опять, чтобы вернуть эту чертову торбу!

В этих словах не было никакой логики, наверное, так про-являлась незавершившаяся истерика, но Михаил даже и не собирался их слушать. А тем более отпускать меня куда-то снова. Он просто поднял мое трепетное тело на руки и, мягко покачивая, почти баюкая, понес к парадной лестнице теремов.

– А знаешь, – сообщила я Михаилу, когда мы лежали посреди подушек и смятых простыней, тихо отдыхая, – мне все-таки надо бы туда вернуться. По крайней мере еще один раз. Хотя бы для того, чтобы забрать нашу торбу с золотом.

– Далось тебе это золото! – засмеялся он. – Пусть себе лежит, где лежит.

– Это ты так считаешь. А вот наша челядь думает иначе. Я-то знаю, о чем они думают. Я ведь только в одной голове не могу прочесть мыслей. – И я прикоснулась губами к его высокому лбу. – А думы всех остальных передо мной как на ладони!

– И что ж они такого думают? – заинтересовался Михаил.

– Основная версия – что я столкнулась там с неким чудовищем (наподобие дракона), которое отобрало у меня золото и вытолкало вон. Не очень-то подходящая версия для властительной княгини, победительницы лесной нечисти, освободительницы антов и совершительницы прочих подвигов, а?

– Натальюшка, моя милая, любимая, ты все еще живешь понятиями своего мира, – ласково целуя мне пальчики, промолвил Михаил. Ну какое значение, скажи на милость, имеет мнение твоих антов? Твоих, преданных тебе душой и телом – что бы там ни случилось, сколь бы раз ты ни отдала золото каким угодно неведомым чудовищам?

– Добавь к антам голутвенных дружинников. Они тоже участвуют в пересудах относительно моей сегодняшней кон-фузии.

– А хоть бы и голутвенные! Они дали тебе клятву, крест на верность целовали…

– Или тебе.

– Или мне. Что одно и то же. Разве мы не муж и жена – одна сатана? – игриво сверкнул очами мой супруг, мягко, но настойчиво привлекая меня к себе.

Я не стала сопротивляться, но, уютно устроившись в его объятиях, все-таки сказала:

– Наверно, ты прав. Нечего беспокоиться о мнении челяди. Но тогда оказывается, что все проще, – я сама хочу еще раз побывать там, в этом странном мире, куда попала вместо моей родной Земли. Почему я там оказалась? Что во мне изменилось так сильно, что калитка открылась не домой, а совсем в другую сторону? Может, отгадка содержится как раз в том мерзком мире? Вот и схожу, посмотрю.

– Бога ради, – встревожился Михаил, – Зачем это тебе? Ты же рассказывала, что там во все стороны расстилается мертвая пустыня. Что в ней тебе делать?

– Просто природное любопытство, наверно, – пожала я голым плечиком. – Разве ты не знаешь, что твоя женушка до крайности любопытна?

– Знаю, – с тяжелым вздохом признал мой супруг. – И еще знаю, что раз ты решила туда отправиться снова, то тут уж ничего не попишешь – остается только смириться…

– Ах ты, смирение мое ходячее! – накинулась я на него, барабаня кулачками по могучей груди.

– В настоящую пору – лежачее, – смеясь, ухватил он меня за запястья, останавливая мои хиленькие шлепки. – Но сейчас как поднимусь!…

На сей раз место Варьки в свите провожающих занял Ни-кодим – мой славный воевода правой руки. Ввиду опасности экспедиции. Хотя чем он мог бы помочь мне с этой стороны калитки, из своего мира – это он и сам не смог бы объяснить, если б спросили.

Но я не спрашивала. Я приняла заботу воеводы как должное. Тем более что ничего особенного в том мире я делать не собиралась: забрать оброненную торбу, еще раз осмотреться – и назад.

– Может быть, подождем до утра? – озабоченно спросил Михаил, шедший рядом. – Смотри – уже темнеет.

– Это у нас темнеет, – возразила я. – А что там – не знаю. Может, полдень. Да не беспокойся так. Я же всего на минутку. А хочешь, – я усмехнулась, – ты меня за руку будешь держать. Чтобы никому не страшно было?

– Как это? – Михаил даже остановился в изумлении.

– Да очень просто. Я – вся – перейду через границу между мирами, а руку выставлю сюда. И ты за нее будешь меня держать. Все время ощущая теплоту моих чувств.

– А так можно? —заинтересовался супруг. Видно было, что идея ему понравилась.

– Не знаю. Давай попробуем – вдруг получится?

У самой стены я вручила ему свою руку и осторожно погрузилась в другой мир.

Впрочем, очень ненадолго. Я и шагнуть-то туда толком не успела, как была резко выдернута обратно. Рывок Михаила, как клещами сдавившего мою ладонь, едва не вывернул руку. Я взвыла от боли, но уже здесь, на этой стороне. В объятиях любящего супруга.

– Ты чего? – поразилась я.

– Испугался, – виновато промямлил он. – Твои пальцы вдруг стали холодными как лед и твердыми как камень, в который ты входила. Вот я и…

– Холодными и твердыми? – повторила я, озадаченно оглядываясь.

Неожиданный маневр князя не прошел незамеченным: Ни-кодим замер с обнаженным мечом на изготовку, готовый отразить любой удар неведомого врага, и даже у мирного анта

Ануфрия в руках невесть откуда взялась какая-то палка, которой он успел замахнуться в сторону каменной кладки.

– А теперь как – оттаяли пальцы? – поинтересовалась я у Михаила, все еще крепко держащего меня за руку.

– Теперь – да… – Он еще раз, проверяя, погладил мою ладонь. – Но ведь были же как камень… Не могло мне это почудиться!

Я забрала у него руку, пошевелила пальцами. Пальцы как пальцы. Мягкие, теплые. Никаких необычных ощущений не наблюдалось.

– Давай попробуем еще раз. Держи мою ладонь. И если опять почувствуешь изменения – дерни за руку. Но только не так сильно, как только что. Просто дай знать.