На другой день после битвы норманны заняли позицию у озеpa Перуза – там, где Плутон когда-то похитил Прозерпину. От сюда Рожер совершал набеги и захватывал богатую добычу. В одном из этих набегов он дошел до Джирдженти. Арабы, ослабленные большими потерями из Кастро Джиованни послали к Гюискару послов просить о перемирии, на что он и согласился. Тогда к норманнам стали стекаться со всех сторон каиды. Скрестив на груди руки, они подходили к людям Севера с глубокой покорностью, приносили им подарки, заключали мирные договоры и сдавали им свои города. Наконец явились послы из Палермо, которые принесли великолепные дары – одежды из мавританских мастерских в Андалусии, серебряные и золотые сосуды, мулов с богатыми седлами и сбруей и, кроме того, 80 ООО золотых монет. Гюискар милостиво принял подарки и послал в Палермо диакона Петра, чтобы и там выразить свою благодарность за их щедрость. При этом, конечно, он дал новое доказательство того, что к нему вполне подходило прозвище Хитреца, так как этот диакон в то же время был и шпионом, которому было получено разузнать положение дел в главном городе Сицилии.

Эмир Палермо выразил необыкновенное удовольствие, когда узнал от посла, что он сделал Роберта своим другом. Он дал диакону Петру поручение отвезти от его имени новые подарки норманнскому герцогу.

Вернувшись к норманнам, диакон, который понимал по-арабски, донес, что он нашел Палермо созревшим для падения.

Но, как ни счастливо шло для норманнов все до этого времени, хотя поражение арабов было почти полным, все-таки приходилось на некоторое время остановить этот завоевательный поход.

Мусульмане укрепились в Кастро Джиованни, построенном на крутых высотах, и Роберт, который некоторое время осаждал это укрепление, убедился, что взять его нельзя. Тогда, по его мнению, разумнее всего было отступить. Через два месяца после этого он решил снова вернуться в Калабрию, обеспечить за собой путь, по которому он шел, поддерживать с помощью Ибн Тимны среди мусульман раздор и действовать на рассеянных по острову христиан, по большей части греческой национальности, в том смысле, чтобы они поддерживали норманнов деньгами и припасами. На обратном пути он прибыл в Валь Демоне, в северной части острова, и там, недалеко от Кефалу, в местности, населенной по большей части христианами, на некоторое время остановился. Его воины были очень довольны возможностью отдохнуть на этой плодородной земле, где они были окружены своими единоверцами. Роберт разбил свой лагерь у развалин древнего Алунтиума или Калакты и построил там для защиты христианского населения мощную крепость, которую назвал Сан-Марко, по имени того замка в Калабрии, откуда начались его первые завоевания. Он оставил там гарнизон под командой некоего Вильгельма де Мале и отбыл в Мессину, причем послал вперед Готфрида Риделля к своей жене Сигильгайте с вестью о победе. Затем он с Рожером отправился дальше в Калабрию, оставив свой гарнизон и в Мессине, а Ибн Тимна поселился на жительство в Катании, чтобы оттуда наблюдать за врагами, главным образом жителями провинции Джирдженти или Кальтанизетты.

В Палермо были две враждующие партии. Одна, в заговоре с Ибн Тимной, хотела сдать город и остров норманнам, и посол Роберта был в сношениях с вождем этой группировки. Другая же была готова на все, чтобы сохранить в Сицилии мусульманскую власть. Эта группировка вступила в переговоры с Мейц Ибн Азисом, правителем провинции Африки, которая заключала в себе область современного Туниса и Триполи. Правда, этот князь имел много противников как на Ниле, так и на северных берегах Африки. Но он думал, что если ему удастся под знаменами Пророка одержать победу над «идолопоклонниками», он значительно укрепит свою власть. Поэтому в 1061 году он послал свой флот в Сицилию. Но, когда этот флот дошел до острова Пантелярии, его разбросала и отчасти уничтожила сильная буря. Враги Ибн Тимны, которые все свои надежды возлагали на помощь из Африки, после этого события пали духом, а предводители норманнского войска сочли этот момент удобным для новых предприятий. В декабре Рожер с всадниками переправился через пролив и прошел по острову вплоть до Джирдженти. Христианское население встречало его очень дружелюбно. Особенно восторженно встретило его греческое население окрестности Этны. Они приглашали его остаться навсегда и уверяли, что они охотно бы подчинились его власти. Но известие, которое пришло к нему из Калабрии, заставило его немедленно вернуться домой.

Туда прибыла молодая дама, к которой Рожер питал нежные чувства – Эдит, дочь графа Грентемесниля, происходившего от герцогов Нормандии. Граф, которому теперь было только тридцать лет, по-видимому, уже несколько лет тому назад, еще на родине, влюбился в эту девушку, воспитывавшуюся тогда в монастыре Сан-Эвро. Через несколько лет ее брат Роберт, носивший духовный сан, стал хлопотать о ее браке с Рожером. Теперь избранница его сердца со своей сестрой Эммой прибыла в Нижнюю Италию. Граф поспешил к ней навстречу и справил свою свадьбу в Милете.

Хотя он, когда-то почти нищий, в своих походах не приобрел большого богатства, все-таки по этому поводу он устроил праздник, на который явился в великолепном рыцарском платье; там его прославляли музыкой и пением. Но, так как его честолюбие не давало ему покоя, он через несколько дней вырвался из объятий Эдит и снова отправился на Сицилию.

Он призвал Ибн Тимну поспешить к нему навстречу из Катании, встретился с ним на Сицилии и двинулся к Петралии в область Терминии и Леонфорте, где было смешанное христиано-мусульманское население, которое выразило готовность подчиниться ему, и он занял тамошний замок своими войсками. Отсюда он направился в Траину, в город, расположенный на крутых скалах в окрестностях Этны, к юго-западу от огнедышащей горы. Жителей Траины они еще прежде успели склонить на свою сторону. Там также он оставил свой гарнизон. В Калабрию, куда он скоро потом удалился, он ехал главным образом ради своей молодой жены.

Между тем Ибн Тимна действовал в Сицилии в интересах норманнов и одолел несколько арабских вождей, которые противились его замыслу очистить остров от сарацин.

Когда он вел эту междуусобную борьбу, один из его противников, под тем предлогом, будто бы он хочет вступить с ним в соглашение, вызвал его на свидание. Когда Ибн Тимна неосторожно явился туда с небольшой свитой, его стащили с лошади и убили. Это случилось в марте 1062 года, и было тяжелым ударом для норманнов, для которых обстоятельства и без того складывались неблагоприятно.

Именно в это время, между братьями Готвилями начался раздор. При завоевании Калабрии они заключили друг с другом договор, по которому эту провинцию должны были разделить между собой пополам. Но Роберт все еще оставался в долгу перед братом в смысле этого условия. Теперь последний не захотел довольствоваться пустыми обещаниями.

Может быть, и жена подбивала его требовать от брата свою долю, так как она, происходя из княжеского дома, была недовольна своим скромным положением. Это еще больше усилило и без того вполне естественное желание графа окружить свою молодую прекрасную жену роскошью. Он не делал тайны из своего недовольства перед другими нормандскими вождями. Но и их представления об этом Гюискару не увенчались успехом.

Тогда раздраженный Рожер удалился в свой замок и оттуда прислал сказать брату, что он будет отстаивать свои права с оружием в руках, если его требование в течение сорока дней не будут исполнены. Весной 1062 года между двумя Готвилями действительно началась война. Но другое событие заставило их до времени оставить свои раздоры. Жители Гераче в Калабрии выразили покорность Гюискару, но не сдали ему своего города. Чтобы усмирить их, он построил там крепость. А те еще прежде задумали сделать своим повелителем Рожера. Последний устремился в Гераче, чтобы прогнать оттуда гарнизон и напасть на войска брата.

И Гюискар двинулся к этому городу, но захотел сперва попробовать, не удастся ли ему овладеть этим городом хитростью. Он проник в город переодетым и там зашел к одному из своих сторонников, некоему Василию. Когда он сидел там с ним и его женой за столом, один из обитателей дома узнал Роберта и оповестил население о присутствии в городе ненавистного им Гюискара. Все бросились к этому дому, растерзали его хозяина, посадили на кол его жену и с обнаженными мечами столпились вокруг Гюискара. Но его спасло присутствие духа. Он сказал разъяренной толпе, что они дорого заплатят, если нападут на него. Его воины и воины его брата поспешат сюда и разрушат их город, чтобы отомстить за его кровь. Если же они дадут ему свободу, то он сделает для них все, что они хотят. Жители, не зная, что им делать, отвели Гюискара в тюрьму.

Рожер, которого в этот день не было в Гераче, узнав об этом событии, поспешил туда. Он пригласил к себе знатнейших из жителей города и настойчиво требовал от них выдать ему Гюискара, чтобы он мог ему отомстить. Его угроза опустошить окрестности, его уверения, что и воины Гюискара, недовольные таким поступком, стоят на его стороне, подействовали на жителей, и они привели к нему своего пленника в оковах.

Но прежде они заставили Гюискара поклясться, что он никогда не будет строить крепости в их городе. Когда же Гюискар, совершенно отданный во власть брата, явился к нему, произошла сцена, которая гораздо больше говорит о добром сердце Рожера, чем в пользу его брата. Они помирились. Рожер открыл брату объятия, и Гюискар бросился к нему на шею. Все присутствовавшие при этом нормандские воины смотрели на эту сцену сквозь слезы. Но Гюискар, который этим наружным примирением выпутался из опасного положения, пустился на новые хитрости, чтобы оттянуть исполнение своего обещания. Он еще долго медлил отдать своему брату половину Калабрии. Только тогда, когда между ними грозила вспыхнуть из-за этого новая война, он пригласил Рожера на встречу, где должны были быть оговорены детальные условия. Встреча произошла в Валь ди Красти, на мосту, который с тех пор называется мостом Гюискара. По заключенному здесь договору Рожер должен был собирать подати с сообща завоеванной ими страны, чтобы снабдить своих воинов необходимым. Здесь он снова доказал свое великодушие, так как ограничился этим, не настаивая на действительном разделе.

Но в Гераче он построил сильное укрепление, потому что не считал себя связанным тем обещанием, которое дал жителям этого города Гюискар.

В начале лета 1063 года он снова вернулся в Траину и узнал, что ему угрожают сарацины из Палермо, усиленные африканцами. Войско мусульман, которое шло на истребление врагов своей веры, численностью неизмеримо превосходило норманнские силы. От лазутчиков Рожер узнал, что враги стоят приблизительно в шести итальянских милях от Траины у речки Черами, там, где на крутой, скалистой вершине возведена крепость с тем же названием. В июне 1063 года он решил предупредить нападение мусульман и двинулся в долину этой реки, чтобы не пустить врагов дальше. Мусульмане построились в два ряда также, как и норманны. Одним из отрядов командовал сам граф, другим Серлон. При стычке первый сарацинский ряд уклонился от атаки норманнов с фронта и пытался напасть на них с флангов, для чего хотел овладеть холмом, с которого было бы возможно осуществить этот план. Но этот замысел не удался. Вдохновенной речью Рожер воспламенил своих воинов. Они врубились в огромные толпы арабов и совершенно исчезли среди них.

Почти чудом их безумная отвага увенчалась победой.

Малатерра рассказывает, что прекрасный юноша на белом коне и в белых доспехах неожиданно появился на поле бою, поднял копье с маленьким белым знаменем и красным крестом, врезался в самые густые ряды неверных и рассеял их. Но это был не святой Иаков, который со времен Пелахо во всех битвах шел впереди испанских войск и поражал бесчисленные толпы мавров. Норманны видели в нем святого Георгия Победоносца. Слезы полились из их глаз – то плакали от благоговейного восторга их суровые сердца.

С бешеной отвагой они бросились сквозь массы врагов к нему, но он исчез, прежде чем они к нему подоспели. Рожер совершил Чудеса храбрости и одним ударом меча рассек панцирь на груди одного палермитанского вождя, а тот был воин необыкновенной силы.

Тот же летописец говорит далее, что толпы мусульман рассеялись пред христианами, как тучи, когда их уносит бурный ветер, как стаи птиц, когда их бьет сверху сокол. Конница врага была почти вся изрублена, 15 ООО трупов покрывало поле битвы. Победители провели ночь в лагере мусульман и после своих дневных трудов отдыхали в их палатках. На следующее утро они бросились в погоню за 20 ООО человек пехоты, которые бежали в горы, и устроили ужасную бойню. Много мусульман было взято в плен и отослано в Калабрию, где их продали в рабство. Христианские историки рассказывают, что Рожер поспешно вернулся в Траину, так как запах множества смердящих трупов был невыносим. Он послал к папе Александру II гонца с вестью о победе и принес ему в дар четырех верблюдов. За это норманны, которые победили сарацин и должны были побеждать их в будущем, получили полное отпущение своих грехов и знамя, под сенью которого можно было тем вернее окончить богоугодное дело. Даже если и вычеркнуть из этих норманнских сказаний легендарные черты и значительные преувеличения, то все-таки норманны под предводительством Рожера одержали блестящую победу.

Вскоре после битвы произошло одно неожиданное событие. Пиза, в то время едва ли не самый могущественный из приморских городов Италии, снарядила флот, чтобы завоевать Палермо. До сих пор между городом на Арно и главным городом Сицилии были оживленные и очень выгодные сношения. Но пизанцы встретили со стороны Палермо некоторые затруднения, потребовали себе льгот и, когда им было в этом отказано, решились отстоять свои права силой оружия. Пизанские корабли были построены так, что они годились как для торговли, так и для войны. С сильным десантом флот республики, которая пользовалась влиянием на всех побережьях Средиземного моря, пристал к северному берегу острова. В Траину были направлены послы просить Рожера поддержать своей конницей с суши пизанцев, которые хотели напасть на Палермо с моря. Сначала граф дал уклончивый ответ, Пизанский флот двинулся тогда прямо на Палермо. 2 сентября 1063 года они заперли гавань и в устье Орето высадили конницу и пехоту. Жители города, которые вышли из ворот, чтобы изгнать пришельцев, потерпели поражение.

Пизанцы разбили свои палатки на берегу реки, через которую здесь через сто лет был построен адмиральский мост, названный так в честь Георгия Антиохийского, и отсюда опустошали окрестные виллы сарацин. В этом смелом предприятии они потеряли четыре корабля. Их сожгли арабы. Но пизанцы нагрузили пятый корабль богатой добычей, которую, возвратившись в родной город, пожертвовали на постройку Пизанского собора, доказательством чего и до сих пор служит латинская надпись, сделанная на нем в то время.

Рожер, чтобы снабжать свою главную квартиру провиантом, ездил то на юг в долину Гимеры, то на север к морю в Кефалу и оттуда всегда возвращался в окрестности Этны с большой добычей.

Теперь он снова двинулся в путь, оставив свою жену в Калабрии, вероятно, для того, чтобы взыскать там деньги, которые он должен был получать по договору с Гюискаром. Он прибыл на остров поздней осенью и снова двинулся в поход против Джирдженти. Мусульмане в этом городе получили известие о приближении норманнов. Один отряд их войска занял позицию на склоне горы, и, когда Рожер во главе своих воинов шел по дороге, а другие его люди шли впереди с добычей, арабы напали на последних и частью их истребили. Те, которым удалось уйти, побежали на почти неприступную вершину скалы. Рожер, который это заметил, ринулся со своими соратниками вперед, крикнув бежавшим, чтобы они старались с ним соединиться, и не испугался дороги на крутую вершину, чтобы снять их оттуда. С ними он напал на неверных и вновь отнял у них добычу.

Несмотря на победу у Черами, большая часть Сицилии все еще оставалась в руках врагов.

Под осень Рожер снова отправился в Сицилию и взял с собой свою жену. Он, конечно, отказался бы от этого путешествия, если бы только мог предвидеть те опасности, которые его ожидали. Смерть Ибн Тимны послужила поводом к тому, что вслед за Катанией и другие сицилийские города отпали от нормандских территорий. Хотя Мессина и окрестности Этны все еще оставались им верными, положение дел в Сицилии становилось очень опасным.

Только Рожер со своим отрядом разбил лагерь у Траины, как между жителями этого города и нормандскими воинами пошли раздоры. Поводом к ним послужило почти такое же обстоятельство, которое два века спустя возбудило негодование сицилийцев против французов и привело к так называемым Сицилийским Вечерям. Местные жители жаловались на то, что чужеземцы нагло преследуют их жен и дочерей. Ради безопасности граф укрепил город и расположил свои войска по окрестным местностям, населенным сарацинами. Однажды, когда Рожер с большинством своих войск ушел из города в поход, жители Траины, подстрекаемые одним из своих выдающихся сограждан, Плотином, взялись за оружие и напали на гарнизон. Но норманны все-таки их отбили. Жители со своей стороны в ожидании возвращения Рожера укрепились в центре города, напротив того холма, на котором находился норманнский лагерь. Граф, извещенный об этом через гонца, спешно вернулся в город, чтобы подавить восстание. Когда весть об этом происшествии разнеслась по окрестностям, к Траине подошли сарацины в количестве 5 ООО человек, чтобы действовать заодно с христианским населением.

Таким образом, норманны, окруженные со всех сторон, были в весьма сложном положении. Они не могли выходить из лагеря в большом количестве, чтобы добыть себе еду, так как это могло подвергнуть большой опасности оставшихся в лагере; но, когда они посылали за фуражем небольшие отряды, враги их избивали. Вынужденный всегда быть настороже и нуждаясь в самом необходимом, постоянно истощая силы в ночных караулах и небольших вылазках, Рожер проводил здесь со своим войском тяжелые недели и месяцы. Это опасное положение действовало на него тем сильнее, что он видел, как мучится вместе с другими и его Эдит. Все слуги были взяты на действительную службу в ряды войск, и его жене с двумя женщинами из свиты пришлось готовить обед, когда таковой был, для графа и его соратников. Оба они терпели большой недостаток в одежде, – у них был только один плащ, который они и надевали поочередно, когда кому-нибудь из них приходилось показываться в обществе. В одной вылазке под Рожером была убита лошадь, но он мечем проложил себе дорогу и вынес из битвы на плечах седло, чтобы оно, как трофей победы, не досталось сарацинам. Медленно, как победитель, он возвращался в свой лагерь.

Зимой, которая здесь была особенно сурова, так как снег от недалекой Этны доходил до Траины, их положение еще более ухудшилось. Но однажды Рожеру удалось нанести врагам сильный удар. Враги, у которых было много припасов и вина, так как виноград превосходно созревал на окрестных холмах, в морозные ночи, чтобы согревать коченеющие члены, привыкли употреблять вино в очень большом количестве; норманны прознали, что часто по ночам большая часть их врагов спит глубоким пьяным сном. Они выбрали одну ночь, чтобы напасть на ничего не ожидавшего врага, и их затея удалась. Много спящих было убито, и в руки Рожера попало огромное количество масла, вина и зернового хлеба. Это дало ему возможность держаться. Оставив в Траине гарнизон, он опять отправился в Калабрию, чтобы там набрать побольше людей для дружины. Эдит осталась в Траине и доказала, что она смелая женщина, так как вселяла своим поведением в воинов бодрость духа и, то ласковыми словами, то угрозами, удерживала их от всяких насильственных выходок.

Когда после смерти Ибн Тимны его приверженцы остались без предводителя, на острове среди арабского населения вновь вспыхнуло стремление разом покончить с чужеземцами. Они обратились к зиридскому властителю Северной Африки, Темиму, с просьбой о помощи. Араб действительно отозвался на их призыв и в 1063 году послал к берегам Сицилии войско под предводительством своих двух сыновей Айюба и Али. Один из них с главными силами двинулся к Палермо, а другой – к Джирдженти, откуда послал отряд к Кастро Джиованни, чтобы усилить гарнизон этой крепости, враждебной норманнам. Таким образом, положение дел стало для Рожера крайне неблагоприятным; но он вернулся из Калабрии с большим количеством боевой амуниции, оружия и лошадей для дружины и тотчас же двинулся к Кастро Джиованни, чтобы осадить это укрепление, построенное на возвышенности. Он послал опытного вождя, своего племянника Серлона, прославившегося своей храбростью, с небольшим количеством воинов, чтобы выманить мусульман для схватки, а сам с остальными войсками спрятался в лесистой долине. План удался. Арабы, как только увидели отряд Серлона, выбежали из-за крепостных валов. Их нападение было столь отчаянно, что они убили много норманнов и рассеяли остальных. Тогда Рожер в дикой ярости рванулся со своими воинами из засады, обратил после ожесточенной битвы мусульман в бегство и далеко их преследовал. Затем он поспешил назад в Траину.

Арабы, которые были так уверены в победе, в надежде на присланные им из Африки вспомогательные войска, после этого поражения стали смотреть на дело несколько разумнее и не осмелились оказывать графу сопротивление, когда тот направился далее, в области древней Гимеры и дошел до Кастро Джиованни. Таким образом, он беспрепятственно достиг южного берега у Бутеры и захватил богатую добычу.

Посему Гюискар решился поддержать брата в его начинаниях. В 1064 году он собрал в Апулии и Калабрии новое войско. Рожер встретил его у Козенцы, и братья со значительными силами переправились через Фарос. Они пошли прямо на Палермо и разбили лагерь недалеко от города, на горе Монте Пелегрино, которая тогда называлась горой Тарантулов. Здесь они три месяца подряд пытались захватить этот важнейший пункт в Сицилии, но были так храбро отбиты палермитанцами, что отказались от своего намерения. Энергия арабов объяснялась тем подкреплением, которое они получили от двух египетских принцев, Айюба и Али.

Если бы сарацины и впредь действовали также единодушно, то, по крайней мере, западная часть Сицилии еще долго оставалась бы в их руках, хотя восточная была для них наполовину уже потеряна, поскольку там было много христиан и сторонников покойного Ибн Тимны. Но между ними снова начались раздоры, что привело к междоусобной борьбе.

В силу этого сыновья зиридского властителя со своими воинами покинули страну, что в свою очередь повлекло за собой дальнейшую эмиграцию мусульман. Смерть храброго предводителя Ибн Гаваши, который умер именно в это время, стала тяжелым ударом для последователей Магомета. И все-таки прошло еще много лет, прежде чем норманны полностью овладели Сицилией.

Братья Готвили повернули тогда на юг, напали на местечко Бугано, разрушили дома и местных жителей обратили в рабство. Гюискар отослал их в Калабрию и принудил к тяжелым работам на полях, опустошенных почти постоянными войнами. Роберт убедился, что Палермо нельзя взять с суши, и поэтому счел нужным заготовить для этой цели корабли на калабрийском берегу. То обстоятельство, что Южная Италия была покорена далеко не полностью, а именно там и приходилось изыскивать средства для завоевания Сицилии, снова и снова заставляло его туда возвращаться. Он опять переправился с братом через пролив между Мессиной и Реджио. По-видимому, он рассчитывал на то, что раздоры между мусульманами будут им на руку, и не ошибся в своих ожиданиях.

В 1066 году Рожер возвратился в Сицилию, обосновался в городе Петралии, почти в центре острова, и укрепил его башнями и высокими валами. Отсюда открывалась дорога на Гимеру, теперь Термини, и на Палермо. Кастро Джиованни и Джирдженти, куда он не раз доходил, были тоже теперь для него открыты. Неустанно использовал он эту новую, благоприятную для него ситуацию и обрушивался, как лавина, со своей конницей на врагов – так, что те в страхе бежали. Все более и более расширялась его экспансия на острове.

Палермитанцы за своими стенами уже не чувствовали себя в безопасности. Они собрались на совещание, чтобы обсудить, каким образом можно защитить город и не допустить того, чтобы с их башен сорвали знамена Пророка. Они решили – это было в 1068 году – попытать счастья в открытой битве и, когда услышали, что Рожер находится недалеко от города, вышли из городских ворот. В девяти милях от Палермо у Мигильмери они наткнулись на довольно значительное войско Рожера, и тотчас же началась битва. Поражение, которое Рожер нанес этой очень сильной мусульманской армии, было так сокрушительно, что, по свидетельству летописца, не осталось в живых ни одного мусульманина, чтобы принести весть об этом в Палермо. На поле битвы норманны нашли ящики с почтовыми голубями, которых мусульмане захватили с собой, чтобы тотчас же известить своих сограждан о победе. Норманны окрасили перья голубей кровью побежденных и пустили их на волю, и в городе тотчас узнали о роковом исходе битвы.

Гюискару между тем приходилось вести тяжелую борьбу и на континенте. Он должен был постоянно оставаться с войском в Апулии, чтобы удерживать за собой занятые укрепления. И все же его постоянные экспедиции на остров дали византийцам возможность снова отнять у него несколько важных пунктов. Так, Отранто и Бари снова попали к ним в руки, а именно эти приморские города были особенно необходимы Гюискару, ибо они доставляли ему корабли, без которых он не мог обойтись при завоевании острова. Вернуть себе оба утраченные города стало для него задачей первостепенной важности. В 1068 году он овладел Отранто и в том же году приступил к осаде города Бари, который давно уже был главным опорным пунктом византийцев в Италии. Завоевание этого города было делом очень нелегким, так как греков поддерживал флот, присланный из Константинополя, а Гюискар мог действовать только с суши. С величайшим напряжением сил после трехлетней(!) осады, ему удалось овладеть городом. Город сдался на милость победителя 16 апреля 1071 года.

Теперь Роберт мог помогать брату всеми своими силами и тотчас же отправился на остров, чтобы пустить в ход все средства для завоевания главнейших городов Сицилии. На этот раз с ними прибыл и значительный флот, состоявший главным образом из кораблей Бари, чтобы обложить Палермо и с моря. Но прежде Рожер осадил Катанью, которая сдалась ему через четыре дня. И братья двинулись на Палермо.

Палермо, после завоевания острова сарацинами, стал главным городом Сицилии и резиденцией сначала лонгобардских наместников, затем кельбидских эмиров. Город быстро разросся и стал очень многолюдным. Желанный Палермо… Перед норманнами на неизмеримом протяжении расходились извилистые улицы, перерезанные высокими стенами, отделявшими квартал от квартала. Над морем домов поднимались бесчисленные, крытые свинцом купола мечетей и стройные башни минаретов. Между ними виднелись увенчанные крестами церкви христиан, которым мусульмане позволяли жить среди них, не слишком обременяя их своими требованиями. С другой стороны Средиземное море льнуло своими темно-голубыми блестящими волнами к стенам того, теперь покинутого замка, в котором жили первые наместники. Высоко над крышами поднималась скалистая, в глубоких трещинах пирамида Тарантуловой горы, или Монте-Пелегрино, а рядом – заросший лесом вечно зеленых дубов горный склон, на котором впоследствии было выстроено аббатство Монреале. В долине Орето, реки, окружавшей город, в чащах апельсинов, лимонов, лавров, миртов стояли виллы богатых арабов, где в Центре выложенных мрамором бассейнов фонтаны развешивали в воздухе свои радужные струи.

Рожер подошел к Палермо сперва с восточной стороны и занял для себя и для своего войска богатый дворец и окрестные виллы. Летописец Амат рассказывает, что даже второстепенные военачальники жили, как князья, среди прекрасно орошенных, богатых лучшими плодами садов – в каком-то земном раю. Граф прежде всего овладел крепостью святого Иоанна и там принял брата, который подошел с моря. Осада велась главным образом из этой крепости. Здесь оставался со своими апулийскими и калабрийскими воинами Гюискар, а Рожер занял позицию на той дороге, которая вела к Монреале. Братья с южной стороны обложили войсками третью часть всего города. С северо-восточной стороны норманны заблокировали гавань. Немногочисленный флот палермитанцев был оттеснен в бухту. Мусульмане часто делали вылазки, чтобы мешать осадным работам. В стычках с врагами, которые при этом происходили, они проявляли большую храбрость. При вылазках арабы часто оставляли городские ворота открытыми, как будто приглашая христиан войти в город. Однажды один из сарацинских воинов, который убил уже много норманнов, промчался в эти ворота, остановился там и с угрозами обратился к врагам. И тогда молодой нормандский рыцарь, родственник Готвилей, раздраженный его вызывающим поведением, пришпорил коня, бросился на него и пронзил его копьем. Но, когда он это сделал, арабы заперли за ним ворота и стали осыпать его стрелами. Но воин, очертя голову, прорвался сквозь густые ряды врагов и через другие ворота соединился со своими, которые уже считали его погибшим.

До начала зимы осаждавшие не достигли больших успехов. Значительная величина города делала очень трудным его завоевание. Поэтому Гюискар отправил послов к графу Ричарду Капуанскому, который обещал ему помощь против сарацин, с требованием, чтобы он теперь шел к нему на подмогу. Но тот, а он давно завистливо смотрел на успехи Гюискара, отказался исполнить свое обещание. Правда, сначала он предполагал послать Гюискару на помощь своего сына Иордана, с отрядом из 200 рыцарей, но потом раздумал и отозвал назад сына и его спутников, хотя те были уже почти на половине дороги. Братья Готвили убедились в том, что им придется полагаться только на свои собственные силы.

А в городе начался голод и появились инфекционные болезни, так как его улицы были почти сплошь покрыты непогребенными трупами павших в битвах. Норманны находили злобное наслаждение в том, что разбрасывали вдоль стен куски хлеба. Сарацины маленькими группами осмеливались выходить за ворота, чтобы подобрать эти драгоценные куски. На другой день норманны раскладывали эти куски немного подальше от городских стен. На третий день они раскидывали хлеб еще дальше, и сарацины в большем количестве, набравшись смелости, выходили из города, чтобы подобрать хлеб. Тогда норманны внезапно нападали на них и брали их в плен, чтобы продать потом в рабство.