Некий Юсуф, которого Рожер назначил правителем Габеша с княжескими полномочиями, послал к палермитанскому двору посла, который встретился там с агентом Гассана. Здесь они разругались друг с другом, причем посол Юсуфа осыпал оскорблениями князя Медийского. Агент последнего через голубиную почту сообщил об этом происшествии Гассану, который тотчас же отдал приказание послать из своего главного города корабли, чтобы захватить преступника, позволившего себе так оскорбительно о нем говорить. Предприятие удалось. Посол Юсуфа, при своем возвращении из Палермо, был захвачен в плен и привезен в Медию к Гассану. Последний в гневе и бешенстве осыпал его упреками в коварстве, велел привязать его к верблюду и так возить по улицам Медии. Преданный таким образом на поругание толпы, в шапке, увешанной бубенчиками, он ехал по улицам города, и глашатай, который шел перед ним, кричал: «Вот должная награда тому, кто предает христианам земли ислама». В центре города толпа забила несчастного камнями и посадила на кол. Но Гассан еще не был удовлетворен. Он послал в Габеш против Юсуфа небольшое войско. При приближении этого войска население Габеша поднялось против своего князя, признававшего верховную власть Рожера. Тот защищался в своем замке, но недолго. По необходимости он должен был сдаться, и Гассан выдал Юсуфа его врагам, которые подвергли его мучительной смерти. Брат убитого отвез его детей в Сицилию и призвал Рожера к мести. Король, чтобы наказать преступников, тотчас же послал в Габеш флотилию, но она оказалась недостаточно сильна и, ничего не сделав, вернулась назад. Событие в Габеше представлялось Рожеру недостаточно важным для того, чтобы посылать туда более значительное войско. Но он видел настоятельную необходимость не оставлять безнаказанным вызывающее поведение Гассана.

Летом 1148 года по его приказанию флотилия в 250 кораблей под командованием Георгия Антиохийского, вышла из сицилийской гавани. Когда он прибыл на остров Пантелларию, промежуточную базу между Сицилией и Африкой, он нашел там судно из Медии, которое должно было доносить о враждебных движениях норманнов. На судне находился ящик с почтовыми голубями, и Георгий заставил капитана написать сообщение, что весь норманнский флот отплыл в греческие воды. В Медии ликовали, узнав об этом. На следующую ночь 250 сицилийских кораблей подошли к городу. Георгий намеревался еще ночью высадить войско на берег, чтобы окружить городские стены и ворваться в город. Но сильный ветер задержал его. Поэтому он, чтобы подготовить осуществление своего плана, послал к Гассану посольство. Гассану де бояться нечего, так как адмирал приходит к нему, как друг, и будет точно соблюдать заключенные договоры. Он требовал только, чтобы ему выдали убийц Юсуфа. Если же Гассан этого сделать не может, то он пошлет из Медии войско в Габеш, чтобы, соединившись там с другими норманнами, наказать тамошних злодеев. Гассан созвал своих чиновников, чтобы посоветоваться с ними. Самые решительные из них советовали сопротивляться, но князь предвидел, что это ни к чему не приведет и что город все равно придется сдать. А так как он не осмеливался послать против мусульман мусульманское же войско, то решил искать спасения в бегстве. С другими членами княжеской семьи он оставил город и многие жители последовали за ним. Некоторые из них прятались даже в христианских церквях. Георгий, когда подошел его флот, занял Медию, но не разграбил город, хотя и не предупредил всех бесчинств со стороны своих воинов. Он расставил караулы в княжеском дворце, опечатал казнохранилище и в дворцовых покоях нашел много драгоценностей, которые скопили Зириды. Через несколько часов он навел в городе порядок, так что Медия пострадала незначительно. На следующий день Георгий послал арабов, чтобы привести к нему жен и детей бежавшего Гассана. Он не только обещал сохранить всем жителям жизнь и свободу, но щедро снабдил город запасами. Его заботливость была так велика, что он раздавал бедным подарки деньгами и ссужал купцов, чтобы они могли продолжать свою торговлю.

Дела в Медии были таковы, что ничто уже не мешало сицилийскому флоту отправиться в обратный путь и Георгий отослал его к африканским приморским городам – Сузе и Сфаксу. Суза сдалась без боя, но не так-то легко было взять Сафкс. В городе был сильный гарнизон. Войска сошли на берег и без промедления обложили стены. Частые вылазки осажденных заставили их отступить. В окрестностях произошло много кровопролитных стычек. Но, наконец, норманны ворвались в Сафкс и устроили жителям кровавую баню. В городе был оставлен гарнизон. Жители провинции признали верховную власть христианского короля, но остались под управлением своих собственных правителей и своих собственных законов. За это они платили подать и находились под надзором верховного чиновника, назначенного Рожером.

Король Рожер теперь, может быть, и прекратил бы военные действия на африканских берегах, если бы не произошли новые события, которые вынудили его не отзывать оттуда своих войск. Когда династия Мурабитов или, как их называли в Испании, Альморавидов пала, – совершенно также, как это было после падения Омайядов в Андалусии, образовалось много небольших государств, которые находились под властью своих собственных князьков. Но в Берберии могущественный царственный род Мувагидов (Альмогадов), или бойцов за единство, опираясь на религиозный фанатизм огромных народных масс, распространил свою власть до пролива. Второй князь из этого дома Абд аль Мумим с большим войском переправился на полуостров, который не мог оказать сильного сопротивления надвигающемуся на него людскому потоку. Уже в 1145 году Абдаль Мумам завоевал Альгезираст, а в следующем году Севилью и Кордову.

Один за другим сдавались ему и другие города Андалусии, до тех пор признававшие власть мурабидских наместников. Возникла серьезная опасность и для тех областей, которые были уже вновь отвоеваны кастильцами. Но, к счастью для них, князь Мувагидов двинулся теперь на Африку, подчинил себе почти все Марроко, пошел дальше к востоку и завоевал территорию, которая принадлежала Гаммадидам из Буфии. Итак, династия Гаммадидов пала вскоре после падения Зиридов. Иехия Ибн аль Азис, последний князь Бужии, с двумя своими братьями пытался укрыться от могущественных Мувагидов в почти неприступной крепости на скалах Константины. Он наделся на то, что арабы Медии, Триполи, Сфакса и других городов, признающие верховную власть Рожера, возьмут его под свою защиту. Сам король Сицилии предложил разгневанным Гаммадидам прислать им на помощь 5 ООО всадников, за что они должны были дать ему заложников в обеспечение исполнения принятых ими на себя обязательств. Но Иехия отклонил это предложение, ссылаясь на то, что он не может воспользоваться христианскими вспомогательными войсками. Он полагался на помощь мусульманских племен в Северной Африке. Действительно, арабские воины в огромном количестве сошлись в Константину, где он, его семья и приверженцы решились защищаться на жизнь и на смерть. 28 апреля 1153 года между ним и Мувагидами при Сетифе произошла трехдневная битва, в которой победа осталась за последними. Сопротивление князя Бужийского было сломлено, и Абл аль Мумим увез его жен и детей в Марокко.

Рожер полагал, что низложенный Гаммадид, при содействии северо-африканцев и при поддержке предлагаемой ему конницы, мог бы отбросить Мувагидов. Но после битвы при Сатифе он решил послать войско для защиты своих африканских владений и назначить его полководцем Филиппа из Медии. Тот напал на Бону, взял ее в 1153 году, оставил в этом городе, в качестве наместника Рожера, Гаммадида и отплыл на Сицилию.

Приближение Мувагидов дало повод жителям Гербы снова восстать против христиан. Для подавления восстания, неизвестно до Или после экспедиции в Бону, был послан сицилийский флот. Он разогнал мятежников, много мусульман из Гербы было взято в плен и отослано в Палермо, где их заставили работать на полях христиан. В этом и в следующем году сицилийские корабли часто появлялись у африканского берега. Но дошедшие до нас сведения об этом, которые идут главным образом от арабов, не ясны и не достаточны. Кое-что дает повод предположить, что и Тунис некоторое время принадлежал королю Сицилии. Но ясно это не удостоверяется ни норманнскими, ни арабскими хрониками.

В последние годы Рожер, кроме недоразумений со святым престолом, которые с незначительными перерывами продолжались во время всей его жизни, был занят борьбой с немецким императором Конрадом III. Рожер неуклонно стремился расширить свою власть на итальянском полуострове. Когда он заключил мир с Иннокентием II, на что последний согласился лишь ввиду крайней необходимости, оба они, как король Сицилии, так и папа, поняли, что для них в высшей степени важно действовать против Конрада сообща; особенно важно было для них предотвратить задуманный им римский поход. Этот первый Гогенштауфен был первым врагом Рожера и его власти, так как заявлял сюзеренные права на Апулию. От него, как и вообще от появления немецкого короля в Риме, Иннокентий не ждал для себя ничего хорошего. Но папа, хотя и преследовал ту же цель, что и Рожер, старался держаться по возможности в тени и предоставил королю Сицилии инспирировать волнения – с тем чтобы в Германии Конрад не мог осуществить свой план похода на Италию. Именно тогда в Германии родился лозунг: «Здесь гвельфы, здесь гиббелины». Рожер ничем не мог серьезнее помешать Конраду, как только поддержкой его смелого конкурента, окруженного многочисленными приверженцами, Гвельфа, сына Генриха Гордого. Его огромные богатства давали ему возможность энергично действовать в этом направлении.

Рожер столь интриговал против Конрада, что тот заключил против него союз с византийским императором, Иоанном Комненом. Кесари Византии еще со времен Гюискара, который нападал на Архипелаг и грозил Константинополю, были врагами норманнов. Эта враждебность должна была усилиться еще более, когда граф Рожер занял их владения в Апулии, Калабрии и Сицилии и когда Рожер II включил их в пределы своего королевства.

Иоанн Комнен вел переговоры еще с Лотаром II о союзе против его сицилийского врага. Чтобы возобновить договор, его посольства постоянно курсировали между Константинополем и Германией, и договор скоро был заключен по всей форме. Для укрепления союза между двумя государями, было решено повенчать Берту, свояченицу! Конрада, с Эммануилом, сыном и наследником византийского императора. Свадьба состоялась в 1143 году, когда Эммануил, после смерти своего отца, взошел на трон.

Казалось, что поход императора за Альпы вот-вот начнется. Императора побуждало к этому желание возложить на свою голову императорскую корону, и низвергнуть ненавистного ему короля Сицилии. Но ему мешали смуты в Германии. Тогда, после взятия Эдессы, возникла реальная угроза новому иерусалимскому королевству, был встревожен весь христианский мир, что не позволяло самодержцам Европы оставаться спокойными зрителями того, чтобы Святая Земля, добытая ценой стольких человеческих жертв, снова попала в руки сарацин. Проповедь святого Бернара всюду находила самый живой отклик. Людовик VII Французский и Конрад III не замедлили двинуться в Палестину во главе французских и немецких рыцарей. Они, чтобы сообща условиться о дороге к Востоку, вступили в переговоры. Людовик VII ради крестового похода вступил в соглашение и с королем Рожером, который предложил для его войска сицилийские корабли и изъявил готовность или под знаменем креста лично идти в Святую Землю, или послать туда своего сына. Выступление было назначено на Пасху 1147 года, но относительно маршрута соглашение еще не состоялось. Было только решено, что немецкое войско должно идти через Венгрию. Послы, как Рожера, так и византийского императора, спешили к французскому двору с самыми благоприятными предложениями всячески содействовать христианскому ополчению. На императорском собрании в Этампе этот пункт был выяснен точнее. Наконец, все сошлись на том, что и французское войско должно идти не морем, как предлагал Рожер, а через Венгрию и через Византию. Так должно было идти и немецкое войско.

Было решено, что французские войска выступят в день Троицы 1147 года. Конрад, после имперского собрания во Франкфурте, на несколько недель раньше уже выступил со своим войском к Востоку.

Однако Рожер не забыл о тех планах, которые Конрад III, в союзе с византийским императором, вынашивал по отношению к нему, и был уверен, что его противники тотчас же возьмутся за их осуществление, как только на Востоке утихнет шум военной непогоды. Он не сомневался и в том, что и Венеция принимает участие в этом заговоре. Ввиду этого он поддерживал связь с Гвельфами и стремился к тому, чтобы с их помощью изгнать Гогенштауфенов из Германии. Когда герцог Гвельф VI в 1148 году посетил его в Палермо, Рожер заключил с ним клятвенный договор, в силу которого все враги Гогенштауфенов, Конрад Церингенский, Генрих Лев и, если только он будет готов примкнуть к ним, Фридрих Швабский (будущий Барбаросса), должны были поднять знамя войны против Конрада III.

Смерть кесаря Иоанна прервала те переговоры, которые Конрад начал еще раньше ради сближения с Византией. Преемник Иоанна, Эммануил, возобновил переговоры с Рожером и послал в Сицилию посольство, во главе которого стоял Василий Хериос, чтобы заключить родственный союз между двумя царственными домами. Но Василий исполнил поручение своего повелителя так, что заслужил неодобрение со стороны императора и вынудил его разорвать соглашение, состоявшееся при дворе в Палермо. Когда послы вернулись из Сицилии в Константинополь с жалобой на его вероломство, Эммануил приказал заключить их в тюрьму.

Это событие произошло в то самое время, когда Рожер был занят войной на северо-африканском побережье. Нанесенное ему оскорбление заставило его отложить войну с сарацинами до лучших времен. К этому еще больше побуждало его то обстоятельство, что при личном свидании Конрада с Эммануилом враждебные замыслы этих двух монархов против его молодого королевства приняли определенную форму. В 1147 году он послал в Византию Георгия Антиохийского с флотом из 70 парусных галер. Адмирал прежде всего двинулся на Корфу и без труда овладел как крепостью, так и островом. Отсюда он прорвался в Коринфский залив и, то там, то здесь высаживаясь на берег, захватил богатую добычу и много пленных, главным образом, евреев, которые занимались ткачеством. Он привез их в Палермо, чтобы довести до высшей степени совершенства эту отрасль промышленности, которой уже давно занимались арабы. Норманны взяли штурмом Фивы. При приближении сицилийского войска греки оставили Нижний Коринф и ушли в цитадель Акрокоринфа, построенную на скалах, почти неприступную, благодаря ее положению и мощной фортификации. Но ее защитники, хотя и занимали такую удобную позицию, выказали самую позорную трусость и при взятии укрепления почти единственным затруднением для норманнов было подняться по крутой скале. Достигнув вершины, адмирал Георгий принес благодарность небу за такую легкую победу. И из Коринфа он увез женщин и ткачей, которые занимались изготовлением шелковых тканей, заявив при этом, что ткацкий станок и ткацкий челнок – единственное оружие, которым умеют пользоваться греки.

Адмирал Георгий находился в греческих водах в то самое время, когда крестоносцы возвращались из похода в Святую Землю. Корабль, на котором находился Людовик VII, король Французский, при возвращении из Палестины, был захвачен в плен византийцами, которые позволили себе неподобающе обращаться с королем. Норманны освободили главу Франции из греческого плена и приняли его у себя с глубочайшей почтительностью.

Между тем император Эммануил Комнен выступил в поход, чтобы отомстить сицилийцам за их дерзость. При содействии венецианского флота он осадил Корфу, где весь гарнизон состоял из тысячи норманнов. Храбрым грекам понадобилось два года, чтобы снова овладеть (в 1150 г.) крепостью этого острова. Во время похода императора в Константинополе оставался мизерный гарнизон, так как никто и не предполагал нападения на столицу. Жители этого огромного города были столь же изумлены, как и напуганы, когда увидели, что в их гавани бросают якоря сицилийские галеры. Сицилийский адмирал при своих незначительных силах, конечно, не мог предпринять осады огромной Византии. Но с него было довольно и того, что он мог нанести чувствительное оскорбление надменным Комненам. Он послал на берег отряд воинов, чтобы разграбить императорские сады, и приказал своим лучникам обстреливать дворец Комнена зажигательными стрелами.

Георгий Антиохийский после долгой и мучительной болезни умер во второй половине XII века. Рожер потерял одного из лучших своих людей, Георгий был и осторожным, и полным непоколебимого мужества военачальником. В войнах с мусульманами он проявил такую гуманность, которая в войнах того времени, особенно там, где сражались люди разных религий, была удивительной редкостью.

Второй крестовый поход, на который были затрачены огромные средства, не удался, несмотря на предсказания святого Бернара, что этот поход навсегда утвердит в Палестине власть креста. Сто тысяч христиан пало под мечами турок-сельджуков, и два могущественнейших монарха христианского мира должны были позорно бежать от берегов обетованной земли. Трудности похода сильно расстроили здоровье Конрада III, и на обратном пути, по приглашению императора Эммануила, зиму с 1148 года по 1149 год он провел в Константинополе. Здесь он вновь обязался действовать против короля Рожера. Ко времени отъезда Конрада в Германию, оба императора договорились начать войну с королем Сицилийским. Предполагали привлечь к участию в этом предприятии Венецию и Пизу. План был разработан, и, когда Конрад – 1 мая 1149 года – высадился в Аквидел, он тотчас же стал готовиться к войне.

Хотя на первый взгляд ничто не грозило святому престолу, папа Евгений III опасался Германии. Выдворенный королем Рожером апулийский ленник, граф Александр Гравина, курсировал между немецким и византийским двором, выполняя роль координатора, обеспечивая единство действий монархов. Хотя все говорило за то, что Конрад двинется к Сицилии, дело до этого не дошло. Людовик VII, король Французский, который при отправлении в Палестину находился с ним в самых дружеских отношениях, из-за того, что он узнал в обетованной земле, отшатнулся от Конрада и относился к нему почти враждебно. Вину за те поражения, которые выпали на его долю, он возлагал в первую очередь на вероломное поведение византийского императора и, так как тот был ближайшим союзником Конрада, переносил свое негодование и на последнего. Напротив, то обстоятельство, что норманнский флот спас его от греческого плена, послужило поводом к сближению его с королем Рожером. После этого события он высадился в Калабрии. Корабль, на котором находилась его супруга, разбился у сицилийских берегов, и королева встретила самый изысканный и любезный прием у Рожера в Палермо. В октябре между Людовиком и сицилийским королем состоялась встреча в Потенце, где между ними был заключен подлинно дружеский союз. Несомненно, что тогда со стороны Франции было обещано королю Рожеру всякое содействие и помощь в случае нападения немецкого императора.

Вскоре после встречи Людовика VII с Рожером в Потенце, король Франции отправился в Рим, где папа принял его с величайшей почтительностью. По всему казалось, что между престолом святого Петра, Францией и Сицилией будет заключен союз против Конрада III и византийского императора.

Вернувшись в конце года в свою страну, Людовик VII в полной мере прочувствовал всеобщее уныние и печаль, царившие там после провала крестового похода. Великий патриот, энергичный аббат Сугерий, который во время отсутствия Людовика правил государством, видел, как болезненно переживает это поражение его король. Он не предался бесплодной печали, но изыскивал средства, чтобы снова поднять из праха свою возлюбленную родину. В то время когда он обдумывал новое предприятие, чтобы восстановить честь французского оружия и увенчать главу короля свежей славой, из Палестины пришло известие, что там, после ухода крестового ополчения, положение христиан становилось все хуже и хуже.

Смелый Нуреддин серьезно угрожал Антиохии. В борьбе с ним погиб князь Раймунд, и этот город, второй по значению опорный пункт христиан в обетованной земле, оказался в таком отчаянном положении, что король Балдуин должен был выступить из Иерусалима, чтобы идти на выручку. Настойчивые просьбы о помощи достигли и Запада. Особенно живой отклик они нашли во Франции. Святой Бернар стал проповедовать новый крестовый поход, и аббат Сугерий оказывал живое содействие тому движению, которое охватило весь народ. Людовик VII, конечно, был рад случаю смыть кровью сарацин позор поражения.

Между тем византийский император, страшно разгневанный победой сицилийского флота и тем, что Рожер увез из Греции огромную добычу, думал только о мести. Войско Эммануила, как было уже сказано, отбило у норманнов Корфу, и теперь византийский император грозил напасть на Сицилию. Таким образом для Рожера было в высшей степени важно, чтобы состоялся новый крестовый поход: французское оружие в этом случае неизбежно обратилось бы против Византии.

Крестовый поход должен был помешать и Конраду III, который без помощи греков ничего не мог с ним поделать, вторгнуться в Италию. Рожер поддерживал самые тесные отношения с аббатом Сугерием, который был душой французской политики. Папа был солидарен с Рожером, содействовал ему во всем, и этим хотел отблагодарить его за то, что сицилийский монарх помог ему справиться с мятежными римлянами. С той же целью Евгений III пытался поссорить короля Конрада с византийским кесарем и помешать подготовить соглашение между Конрадом и Рожером. Святой Бернар, прежде самый ожесточенный противник сицилийского монарха, был увлечен этим новым течением и весной 1150 года послал императору Конраду письмо, в котором расхваливал Рожера, превозносил его заслуги в делах церкви и говорил, что в этом отношении Рожер мог бы сделать и гораздо больше, если бы он не встречал помех со стороны Германии.

Между тем во Франции стремление идти в новый крестовый поход все усиливалось. В мае 1150 года на большом собрании в Шартре решили помочь единоверцам в обетованной земле и предложить руководство этим походов святому Бернару. Бернар был уже стар и дряхл, но не считал себя вправе отказаться от этого предложения. Папа утвердил выбор. Но у легкомысленных французов часто бывает, что энтузиазм, в начале разгораясь ярко, потом также быстро остывает. Так случилось и на этот раз. Людовик VII и его придворные, по-видимому, один за другим повесили свои копья и знамена в оружейных залах своих замков и, если святой Бернар делал еще усилия снова раздуть угасавший огонь, то в дело вмешался его орден, чтобы удержать его от безнадежного предприятия. Правда, аббат Сугерий и теперь не захотел бы отказаться от своей любимой идеи, но 13 января 1151 года его не стало.

Таким образом, вместо тесного союза между Францией и Сицилией, почти уже заключенного, Рожер, когда третий крестовый поход был окончательно отложен, убедился, что рассчитывать на поддержку с этой стороны в борьбе с Византией он не может. Опасность грозила ему и со стороны Конрада III, так как немецкий король теперь мог не опасаться противодействия себе и своему византийскому союзнику со стороны Франции. Все усилия Евгения III примирить Конрада с сицилийским монархом и направленные к тому же попытки Петра Клюнийского не привели ни к чему. Король Германии, когда положение дел изменилось в его пользу, активизировал подготовку союза с Византией и послал графа Гравину ко двору Комненов, чтобы подготовить брак своего сына, короля Генриха, с племянницей императора. В противодействие святому Бернару и Петру Клюнийскому, которые старались примирить Конрада с Рожером, влиятельный аббат Вибальд Корнейский старался усилить раздор между ними. Он писал Конраду, что он, когда-то монах Монтекассино, был выгнан норманнским повелителем из этого монастыря и уже поэтому стал непримиримым противником тирана сицилийского, «врага Божия».

При посредничестве этого Вибальда и других высших церковных сановников Германии, состоялось соглашение между Евгением III и Конрадом, в силу которого последний обещал папе поддержку против мятежных римлян, а папа дал обещание короновать первого Гогенштауфена императорской короной, к чему тот так давно стремился. Когда Конрад с этой целью отправился в Рим, он, между прочим, намеревался восстановить в Нижней Италии верховную власть немецкой империи и этим уничтожить власть Рожера, по крайней мере в Апулии. Масштабность предприятия вынуждала его искать содействия византийского императора, и поэтому было очень кстати, что летом 1151 года аббат Вибальд получил письмо от Эммануила Комнена, в котором император просил его хлопотать при немецком дворе о войне против Рожера. В июне 1151 года в регенсбургском рейхстаге король Конрад принимал послов папы, с которыми он, наряду с другими важными делами, обсуждал и задуманный им поход в Рим. Его решение возложить, наконец, на свою голову императорскую корону, объявленное пред немецкими князьями и епископами, встретило здесь всеобщее одобрение.

Но и на этот раз поездке за Альпы помешали внутренняя смута, возникшая почти одновременно с этим решением, – конфликт с домом Виттельсбахов и с Генрихом Львом. Когда же поздней осенью внутренние неурядицы до некоторой степени были улажены, в Рим было отправлено посольство с известием о скором личном прибытии Конрада. В то же время было решено послать в Константинополь уполномоченных короля, чтобы условиться о личном свидании Конрада и Эммануила Комнена на итальянской территории. Главной целью этих переговоров было объединение немецких и греческих сил для борьбы с королем Рожером. Чтобы упрочить союз между двумя дворами, Конрад, несмотря на свои преклонные годы, имел намерение просить руки греческой принцессы.

Скоро отправились по своему назначению два посольства, одно в Константинополь, другое в Рим. Оба они были очень любезно приняты. Послы, которые отправились в Италию, должны были потребовать от пизанцев определить количество кораблей и воинов, которых они могут предоставить для войны с Рожером. Но в феврале 1152 года в Бамберге скончался король Конрад.

В Германии, ввиду того, что перед смертью король пользовался советами итальянских врачей, распространился – необоснованный, конечно, – слух, что эти врачи по поручению Рожера отравили Конрада. Последней заботою императора было рекомендовать князьям в качестве своего преемника своего племянника Фридриха Швабского и выразить, как свою последнюю волю, желание, чтобы Германия твердо придерживалась союза с Византией. Желание расправиться с королем Рожером не покидало его до конца жизни.

Пошатнулось и здоровье Рожера, когда он стал приближаться к шестидесятому году своей жизни. То, что угнетало его дух, усиливали его телесные страдания. Но на него оказывали тяжелое впечатление не столько замыслы Эммануила Комнена против него, не столько успехи Мувагидов, угрожавших северным африканским владениям, – сколько печальные семейные обстоятельства. В течение девяти лет он потерял двух жен и трех сыновей, из которых старшим был Рожер, герцог Апулийский, а вторым Альфонс, князь Капуанский. Как звали третьего, неизвестно. У него оставался только один сын, Вильгельм. На смерть одного из его первых сыновей араб Абу Дав написал следующую элегию, которую мы здесь и приводим, – не ради приписываемых ей поэтических достоинств, но ради ее курьезности, так как она написана мусульманским поэтом в честь христианского короля и носит все характерные черты арабской поэзии.

Слезы льются —
и разве с ними не изливаются глаза и веки?
Раздаются жалобы —
и разве с ними не тают сердца и тело?
Печально прячется ясный месяц,
земля погружается в ночь,
грозят падением колонны,
на которых опирались слава и могущество.
О, именно тогда,
когда он стоял во всем блеске своей красоты,
когда им украсилось достоинство и его родина,
именно тогда во всей прелести его похитила судьба.
Глуп, кто не считает ее изменчивой и вероломной.
Так луна на небе,
как только заискрится во всем блеске,
должна, по воле судьбы, исчезнуть и затмится.
Он достоин того,
чтобы ты лил по нему слезы,
которые, падая на щеки,
сбегаются по ним чистыми жемчужинами и кораллами.
Безмерна скорбь, душа болит,
сердце готово разорваться.
Влага и огонь смешиваются
в жалобах и слезных потоках.
По нем плачут его палатки, замки,
мечи, метательные копья,
и в стоны превращается
ржание взнузданных коней.
По нем тоскуют в лесу голуби,
и ветви в рощах тоже оплакивали бы его,
если бы они знали о его смерти.
О, что с тобой и с твоей печалью?
Где при таком ударе судьбы
найти столько терпения и утехи,
чтобы можно было его перенести?
Поистине страшным днем был тот,
когда он ушел от нас.
У новорожденных от ужаса поседели волосы.
Казалось, что вестник последнего дня
затрубил в свою трубу.
Как будто буря закрутила людей в вихре.
Земной простор был тесен для взволнованной толпы.
Мужчины в тесноте перемешивались с женщинами.
Разрывались не только одежды, но и сердца.
Душа и духи трусливо прятались,
жаловались соловьи,
и в траурных одеждах,
черные, как вороны,
шли толпы людей,
которые прежде
в праздничных одеждах
были белы, как голуби.

Удары судьбы ожесточили Рожера. До сих пор он, совершенно в духе своего отца, позволял всем своим подданным открыто исповедовать веру, в которой они родились и были воспитаны. И вдруг, за год до своей смерти, хотя и в одном только случае, он отступился от этого правила. Филипп Медийский вырос при дворе короля и принадлежал к числу его особенных любимцев. Вероятно, первоначально он был мусульманином, но впоследствии перешел в христианство. Рожер сначала пользовался его услугами по части финансов, потом назначил его адмиралом, и Филипп с Георгием Антиохийским участвовали в походах к берегам Северной Африки. Когда он с победой возвратился из похода на Бону, некоторые из духовных лиц, в дни мрачного душевного состояния Рожера приобретавшие власть над его волей, обвинили адмирала в том, что он будто бы христианин только по имени, что втайне придерживается ислама, посещает мечети, доставляет туда масло для священных ламп и посылает подарки ко гробу Пророка.