Раздался дробный металлический стук, как от градин по жести, Сплин не сразу понял, что это пули долбят по броне их танкетки. Отрядные бойцы, кроме водителей бронемашин и наводчиков, под прикрытием дымовой завесы спешно покинули технику и, рассыпавшись вокруг за первыми попавшимися укрытиями, заняли круговую оборону. Дым сдувало ветром – предвестником непогоды, но свое дело он сделал. Долбили, казалось, со всех сторон, но больше со стороны основной части поселка. Огневую точку, откуда стреляли в Пако, расположенную в доме на улице справа, выжгли из РПО – двухэтажный коттедж схлопнулся, как карточная пирамидка, второй этаж и крыша провалилась внутрь остова из стен первого этажа. Гранатометчики отряда крыли по ближним домам, поддерживая рассредоточение своих бойцов по позициям среди придорожных строений, взрывы подняли клубы строительной пыли.

По их танкетке, в свою очередь, шмальнули из реактивного огнемета – на левой обочине вздулся и лопнул огненный пузырь размером со средний грузовик. Не попали, видать, недорассеявшиеся остатки аэрозольной завесы помешали врагу нормально прицелиться. Кто-то из своих ответил в ту сторону пуском из ПЗРК – не по назначению ценный боеприпас извели, но шрапнели все равно какие цели дырявить. Лернер чертыхнулся, решительно охладев к маневрам на дороге, велел Сплину отвернуть пулемет назад, затем развернулся влево под прямым углом и сквозь пылевое облако от разрыва бросил машину напролом в стену ближайшего одноэтажного строения, по-видимому, служившего в свое время чем-то вроде подсобки. Обочина, к счастью, оказалась не заминированной или возможный «сюрприз» самоликвидировался, будучи потревоженным взрывом. Стены строения были не каменные, а из термопластовых плит нашитых на каркас, поэтому танкетка, скатившись с дорожной насыпи и подмяв чахлую изгородь, вломилась внутрь, зарывшись в развалинах по самую башню. Штырь еще раньше Лернера оперативно срулил с дороги куда-то в проулок, оттуда слышался тяжелый ухающий звук стрельбы его башенного пулемета, перекрывающий трескотню ручного стрелкового оружия. Как следовало из радиообмена, в самом начале его замыкающую машину приложили из РПГ, но спасла динамическая защита. Вражеские гранатометчики пытались стрелять тандемом – один сбивает защиту, второй пробивает голую броню, но Штырь, доверившись электронике, автоматически повернул башню на источник лазерного облучения от прицела вражеского гранатомета и уничтожил двойку гранатометчиков на ходу, пока водитель маневрировал, так что второго выстрела уже не последовало.

Сваливая с крыши обломки, Сплин развернул башню в сторону, откуда стегали по броне пули, переключил в инфракрасный и начал нашаривать цель, подавляя огромное желание рассадить весь боекомплект куда придется, и с чувством выполненного долга свалить из привлекательной мишени на хрен куда подальше. Солнце скрылось за тучами, жара ослабла, поэтому толк от ИК-режима был.

– Длинный, давай ебани там уже куда-нибудь, пока нас самих не испарили на хуй! – тормошил снизу Лернер, который из-за того, что завалило его триплекс, вообще ничего со своего места не видел, а только слышал перестрелку и разрывы вокруг.

– Да ни хуя не вижу, откуда бьют! – силясь отыскать в развалинах поселковых строений достойную цель, перед тем как навлечь на себя ответный огонь, посетовал в ответ Сплин.

Вдруг он увидел в инфракрасный прицел, как прямо на него летит управляемый ракетный снаряд, прочерчивая за собой остывающий тепловой след выгорающего реактивного топлива. Сплин оцепенело смотрел на то, как приближается его погибель. Вспомнилось выкинутое из люка избыточным давлением раскаленных газов тело вражеского наводчика при штурме и немилосердно потрепанные разрывами тела. Сейчас будет больно…

– Пиздец нам, Ленни, – одними губами обреченно прошептал Сплин.

Раздался оглушительный грохот, ракета попала в остаток стены перед танкеткой, отчего сдетонировала несколько раньше и дальше от корпуса, чем надо, иначе бы им обоим пришел конец. Поднявшаяся от взрыва пыль на время перекрыла обзор. Сплин понял, что еще жив, сбросил оцепенение, навелся по замеченной тепловой траектории на огневую точку во дворе дома на соседней улице и тщательно прошелся по ней длинной очередью. Он повращал башней и увидел в инфракрасный прицел яркое пятно вспышки выстрела на холодном фоне из стоящего на отшибе элеватора – пуск из РПГ. Позади на дороге взорвался покинутый вездеход.

Лернер с водительского места дернул Сплина за штанину:

– Длинный, твою мать, огня давай! Хули ты опять вошкаешься, видишь что-нибудь?

– Вижу цель, – нажимая гашетку пулемета, отрешенно ответил Сплин.

Крупнокалиберный башенный пулемет – это вам не штурмовая винтовка. Выстрелы слились в один могучий рокот, тяжелые пули вылетали из ствола одна за другой, как из мешка, стремительно уносились к цели, прошивали стенки элеватора из гофрированного железа, порой навылет с той стороны, сокрушая все внутри. В душе поднялось темное чувство злобной мстительной радости, наверное, то же ощущали ангелы господни, в качестве кары обрушивающие горящую серу на погрязшие во грехе города. «И совершу над ними великое мщение наказаниями яростными…» – пронеслась в голове. – «Ломать – не строить, бля…» Отработав элеватор, который превратился просто в дуршлаг, где вряд ли кто-то мог уцелеть, Сплин отстрелял остаток боекомплекта по целям, которые ему давали по рации бойцы маневренной группы, предпринявшей под руководством Боцмана фланговую атаку на засадные позиции противника, после того как более-менее прояснился тактический расклад ситуации, и в эфире схлынул хаос первых минут боя.

– Давай выруливай отсюда, меняем позицию, пока не пристреляли, – сказал он Лернеру, заряжая вторую коробку.

– Не учи отца ебать, сынку, – ответил тот, дергая рычаги, двигатель ревел, корпус сотрясался, но движения не было. – Вот, падла, застряли! Шестерню, наверное, чем-то заклинило, придется вылезать смотреть…

– Ты у нас водитель или кто? Тебе и карты в руки – пиздуй разбирайся, я до хуя занят, – ответил Сплин, увлеченно поливая видимые цели и потенциальные укрытия противника.

Лернер скинул мешающий броник, схватил свою винтовку, протиснулся мимо ботинок Сплина и, кряхтя, вылез через люк в днище, под которым, к счастью, имелось достаточное свободное пространство.

– Все, блядь, отъездились – правую гусеницу сорвало и шестерня пиздой накрылась: зубья поплавились и ось погнуло! – расстроено сообщил он снаружи результаты действия кумулятивной струи недавнего взрыва ракеты.

«Что делать-то теперь?» – туповато подумал Сплин, утратив перспективу. Охотничий азарт внезапно пропал, снова накатила тревога.

– Длинный, достреливай ленту и сваливайте к опушке через болото, отходим на хуй, Штырь прикроет, – скомандовал по рации Доплер.

Да, на дорогах теперь было делать определенно нечего, тем более что на ходу осталась всего одна единица транспорта. Пока Сплин расстреливал свой боекомплект по всем позициям, где были или потенциально могли быть враги, Штырь из большой бронемашины для профилактики немного поработал башенным пулеметом по джунглям справа, пока до опушки добиралась основная группа. Затем он снова перевалил через дорожную насыпь и занял позицию, чтобы держать сторону поселка, склоны сопок и подступы к перекрестку. Водителя Штырь отпустил с остальными и управлялся один.

Те, кто сидел в засаде, натолкнувшись на агрессивный отпор и понеся потери от тяжелых пулеметов из-за того, что не удалось сжечь бронемашины сразу же, отступили к лесистым сопкам и теперь вяло постреливали со склонов. Впрочем, вполне вероятно, что от полного уничтожения колонну спасли не столько эффективные ответные меры, сколько то, что засада была организована на ходу в порядке импровизации, а потеряв гранатометчиков или истратив не слишком большой носимый боезапас гранатометов, противник утратил и силу огневого натиска вместе с преимуществом внезапности, что, учитывая существенно меньшую собственную численность, и заставило его отступить. Хотя плотность огня заметно ослабла, но вылезать через верх Сплин все же не рискнул. Он отстрелил последние дымовые гранаты с башни в направлении между собой и противником, выбросил Лернеру через водительский люк его и свое снаряжение, а сам, с трудом протискиваясь и обдираясь о каменное крошево, выбрался через люк в днище. Впереди черным дымил вездеход Пако, три тела осталось на дороге возле вяло догорающего второго вездехода. У ближнего трупа было видно, что прострелена голова – возможно, поработал снайпер. В кабине с прошитым несколькими пулями лобовым стеклом запекался от жара горящего кузова уткнувшийся лицом в приборную панель водитель из местных, убитый первыми выстрелами. Тот боец, что находился в пути рядом, вроде уцелел – его тела в кабине не было. Остальные отошли к джунглям справа. На дороге коптили горящие лужи разлитого топлива, смрадно воняло горелой резиной и паленым мясом.

– Ленни, Длинный, быстро чешите к опушке – сюда по нашу душу идет колонна, бойцов на дороге не трожьте, все мертвы, Боцман их заминировал, – радировал Штырь, переводя огонь с джунглей на спускающуюся по серпантину из-за сопок слева колонну техники. – Я щас отстреляюсь на посошок и догоню вас.

Сплин, торопливо напяливая броник, оглядел приближающуюся колонну – девять разнокалиберных машин, облепленных солдатами. Много, в несколько раз больше чем их. Вот почему враги отступили – ждали подкрепления. Засада свое дело сделала – потрепала колонну и задержала ее до подхода основных сил. Однозначно надо рвать когти во всю прыть. Лернер, с усилием переставляя ноги по колено в воде, уже двигался впереди. Сплин, надевая ранец, приостановился в кюветике у насыпи и спросил его:

– Ленни, ты сферу свою забыл или бросил?

Лернер полуобернулся:

– Да оставь ее на хуй! Ну бегом давай, мудило ты грешный, пока…

Остаток фразы потонул в густой серии разрывов, пересекших наискось проулок, откуда молотил пулемет Штыря, дорогу, улицу и часть болота: по ним влепили из автоматического гранатомета, установленного на какой-то из машин колонны. Гранаты подпрыгивали при ударе о землю, подбрасываемые специальным зарядом малой мощности, затем взрывались в воздухе, насыщая пространство вокруг шрапнелью. Лицо Сплина овеяло горячим дуновением, вода с плавающей травой и плесенью вспенилась фонтанчиками от попадающих осколков. Прелые миазмы болота смешались с кислым запахом взрывчатки. Сплин вжался в грязь кювета, носом в траву, ощущая как вода со стенок пропитывает снаружи форму, и сожалея, что занимает слишком много места и не может закопаться с головой. Но страх попасть под обстрел был слабее боязни отстать от своих, поэтому он поднял голову, опустил забрало сферы и, выскочив из кювета, побежал догонять Лернера. Тот, морщась от боли, с беспомощным выражением лица зажимал руками рану на правой ноге выше колена, сквозь пальцы текла кровь. Сплин бросил в воду один на другой оба ранца, усадил на них Лернера, чтобы тот был над водой, склонился, осмотрел ногу. Кость была не задета (энергия осколков малокалиберных гранат быстро слабела с увеличением расстояния), артерия вроде бы тоже, но несколько зазубренных кусков металла вошли спереди в мягкие ткани бедра, раны были болезненны и обильно кровоточили.

– Щас по-быстрому заткнем, позже нормально обработаем, – нервно сказал Сплин, по хребту гулял неприятный холодок от ощущения, что кто-то в него целится.

Он разорвал зубами перевязочный пакет Лернера, торопливо наложил брикет салфеток прямо поверх изодранной штанины и наспех перемотал их широким пластырем. Не помогло, салфетки тут же обильно вымокли красным.

– Кровит, с-с-сука – ослабну быстро… – просипел Лернер.

Сплин выругался, содрал первую корявую перевязку, наложил новую антисептическую салфетку, затем тщательно внатяг перемотал самофиксирующимся бинтом защитного цвета, чтоб не попадала грязь, вмазал в ляжку шприц-тюбик обезболивающего. С такой ногой Лернер не мог идти сам, по крайней мере прямо сейчас. Вот-вот люди Лутара поймут, что тяжелые пулеметы им уже не угрожают, подойдут поближе, и тогда пересечь двести метров открытого пространства уже точно не удастся. Желание бросить все и спасаться самому вспыхнуло так остро, что Сплина это проявление собственного малодушия, продиктованное инстинктом самосохранения, взбесило, мигом прочистив мозги. Он скрипнул зубами, напялил на Лернера свой ранец, себе на шею одел обе винтовки, и, подхватив раненого себе за спину, ломанулся к опушке. Сзади прокатилась еще одна серия разрывов, пулемета Штыря уже не было слышно. Опять разболелось колено, рана на бедре начала кровить от нагрузки.

– Да горло-то мне не пережимай, наездник хренов, ниже держись! И так еле иду, – задыхаясь, прошипел он Лернеру, подбрасывая его на спине, как рюкзак и поудобнее ухватываясь тому за ноги, стараясь не задевать раны.

До линии джунглей оставалось пара десятков метров, Вокруг уже были кочки с пышными шапками травы и разлапистый кустарник, воды было чуть выше щиколотки, болотце постепенно сходило на нет, уступая место твердому грунту и большим деревьям.

– Парни, не маячьте, примите правее, за кустарник, – услышал Сплин по рации голос Штыря, который последним отходил следом за ними.

Сплин устал, дышал тяжело и смотрел главным образом себе под ноги. Обе винтовки мотались на шее влево-вправо как маятники при каждом шаге. «Неправильно раненого взял, надо было через плечо поперек перекинуть, придерживать одной рукой, а в другой держать свое оружие. Ладно, недалеко осталось, так донесу» – подумал Сплин. Вдруг какая-то сила сбила его с ног, и он упал вперед лицом в болотную воду, а на него упал Лернер. Барахтаясь, Сплин выбрался из-под своего заплечного пассажира, стоя на четвереньках, поднял запачканное до непрозрачности забрало сферы, выплюнул воду, посмотрел вперед и сказал:

– Ленни, прости браток, я, наверное, за кочку запнулся, потерпи еще малость, вон уже наши за теми деревьями… Слышь, Ленни, шевелись! – он повернулся и толкнул Лернера в плечо.

Тот перевернулся на спину, откинув руку в сторону с какой-то необычной мягкой расслабленностью. Он теперь мог терпеть вечно, потому что был мертв. Его лицо находилось над поверхностью, глаза стеклянно смотрели в небо, из угла рта вытекал тоненький ручеек крови, окрашивая воду. Не было нужды проверять пульс – у живого, даже без сознания, мускулатура все-таки сохраняет какой-то тонус, что не позволяет находиться в такой изломанной позе. Сплин все же перевернул Лернера на живот, отметив, каким неестественно аморфным стало его потяжелевшее тело. В ранце точно между лопаток обнаружилась дырка с опаленными краями. Пуля пробила ранец, спинные пластины броника, позвоночник, затем, по-видимому, потеряв скорость и деформировавшись, застряла где-то в груди, намотав на себя, что подвернулось по дороге. Это было надежно.

– Блядь, да что же это, а? Как же так, на хуй?! – опустошенно спросил Сплин неведомо кого и отрешенно уселся в воде рядом, рискуя отправиться следом, если это был снайпер, но ему в тот момент было насрать. Все вдруг разом навалилось на него – он ощутил какую-то обессиливающую душевную дезориентацию, привычную систему жизненных представлений смяло и вскружило, словно пыль на ветру. Никаких четких координат, оказывается, не существует – все определяется контекстом, все зыбко, неопределенно-ненадежно, безлично-равнодушно, беспричинно-жестоко и механически-опасно. Не за что зацепиться, не на что опереться. Все приобретения временны, а все потери – навсегда. Люди горят и ломаются как спички, здоровье и жизнь отнимаются походя, а смерть, наоборот, в цене – за нее щедрее платят. Неисповедимы пути господни – хотите рассмешить Бога, расскажите ему о своих планах. При этом кто-то всегда должен расплачиваться как крайний, причем часто не за себя и гораздо дороже, чем по любым меркам был должен. Фрост погиб, несмотря на свой опыт, он ушел из армии и порвал с войной, но та сама нашла его. Старина Лернер выжил во время жуткой мясни при штурме только для того, чтобы теперь поймать шальную пулю и остаться гнить в этом ебучем болоте. Ничего личного, только физика, бесстрастная и неумолимая физика мира.

Есть мнение, что без вины виноватых не бывает и человек заслуживает того, что с ним стало. Отчасти так – фактически, любая душа по ходу жизни неизбежно цепляет грехи, как своими действиями, так и бездействием, часто вынужденными и от самого человека не вполне зависящими. Невинных нет, но есть те, кому воздалось неадекватно. Легко рассуждать на сытое пузо, находясь в безопасности. Для моральных оценок места тем меньше, чем жестче обстоятельства и неприятней выбор. Судьба щедра на пиздюли больше, чем на пряники, косит правых и виноватых, не тонет только дерьмо. И тот, кто всерьез считает себя хозяином своей судьбы – просто ограниченный долбоеб, возомнивший, что раз его до сих пор не накрыла медным тазом статистика, то это исключительно его личная заслуга. Тут Сплин услыхал плеск воды и вскинул оружие, из-за куста показался Штырь, в одной руке пулемет, в другой – ранец Лернера, за спиной – секции ПЗРК.

– Свои, не стреляй, – запыхавшимся голосом произнес он. – Бля, только съебаться успел, как из гранатомета мою машину спалили. Ранец хули бросили? Вставай, быстро берем Ленни под руки, эти пидоры уже на околице, – тут он подошел ближе, глянул на Лернера и все понял. Бросил ненужный теперь мертвому ранец, наклонился, закрыл Лернеру глаза. Затем вытащил из его разгрузки пару магазинов, переложил себе – патроны подходили к пулемету, после чего повернулся к Сплину:

– Давай, солдат, поднимайся уже, он отмаялся, а мы еще живы.

Сплин кивнул, торопливо перекидал наиболее ценное из своего простреленного ранца, не снимая его с мертвого, в ранец Лернера, который принес Штырь, надел на себя и побежал вслед за командиром догонять отряд. Ступор прошел, им овладел фатализм, как тогда на тренировочной базе, когда он был на грани срыва. Они добрались до своих и группа рысью двинулась в отрыв. Шелли повела их вглубь джунглей, подальше от дороги. Через какое-то время опять потянулось болото, уже серьезное, топкое, надо было идти друг за другом, вслед за Шелли, которая или знала тропу, или как-то определяла, где проходимо. Слышалось сбитое захлебывающеесе дыхание бегущих рядом, плеск воды, чавканье грязи, бряцанье снаряжения.

– Да будет ли конец этой зеленой пиздятине? – недовольно вопрошал Малой, вылезая обратно на тропу, после того как сделал неосторожный шаг в сторону и провалился по грудь.

Внезапно воздух прорезал нарастающий воющий свист, который закончился разламывающимся треском разрыва где-то в стороне среди деревьев. Звук повторился, разрыв лег ближе, еще и еще, отдельные минометные выстрелы слились в сплошной сверлящий душу и парализующий волю концерт. Сплину казалось, что все блядское мироздание летит именно на его бестолковую голову, словно неумолимый перст судьбы, указующий, что пришел и его черед, и вот-вот уязвимую плоть его тела неизбежно раздавит, вскроет, разметает в клочья по всей округе. Мины уже ложились в болото, которое пересекала группа, пытаясь оторваться и скрывая направление отхода. Разрывы вздымали гейзеры грязной воды, оставляя за собой клубящийся пар.

– А ну бегом!!! Надо успеть проскочить болото, иначе всем пиздец, – погонял оцепеневших бойцов Доплер.

Преодолевая приступы всеподавляющего ужаса, который метался в черепе, как бильярдный шар, Сплин бежал изо всех сил, внутренне замирая от ожидания. Одновременно хотелось залечь в спасительную, защищающую от осколков грязную жижу, едва выставив нос, и ломиться куда глаза глядят, лишь бы подальше от зоны обстрела. Спокойствия, которое в критический момент неожиданно посетило его при штурме, не было и в помине, так как он уже успел снова почувствовать себя живым, ощутить надежду на спасение, а теперь что? Стремиться к цели из последних сил и потерпеть неудачу в непосредственной близости от нее – это моральный нокаут, который в данных обстоятельствах легко мог закончиться физической гибелью. Куда они бегут? И долго ли еще пробегают? Всем насрать на них, никто и не вспомнит, отрапортуют да и спишут, все же неофициально, для ушлого начальства, небось, не в первый раз – срочники-то мрут как мухи, никто не в ответе, а контрактники тем более.

То тут, то там бойцы падали изломанными куклами в болотную жижу, остальные бежали дальше. Сплин обреченно бежал со всеми, слыша вопли раненых, некоторые из которых тонули, другие стрелялись. Несколько минут назад Сплин считал, что вопрос самоуважения выше безопасности своей шкуры. На душе было паскудно, но перед мощью инстинкта самосохранения остальные эмоции просто меркли. Он не мог помочь раненым, он себе-то толком не мог помочь, все напрасно, отчаяние загнанного зверя затопило сознание. Вдруг среди треска помех в наушнике на экстренном канале частоты отряда пробился знакомый голос:

– …эт…ок…ием… Мужики, кто-нибудь, вы еще живы? «Банзай», это «Джокер», прием… – в эфире был Слэш, который вошел в зону действия их маломощных тактических раций. Наверное, Доплеру все-таки удалось с ним связаться по дороге с помощью рации бронемашины или они договорились о возможных вариантах загодя.

– «Джокер», слышу тебя нормально, – с нескрываемым облегчением ответил Доплер и дал Слэшу координаты. – Болото под обстрелом, мы чуть вглубь продвинемся.

– А я уже заебался круги нарезать, горючка кончается, думал, опоздал уже, съели вас. Держитесь, я рядом, ищу место для посадки, – обрадовано ответил тот.

Пересекли болото, зона минометного обстрела осталась позади, затем обстрел и вовсе стих, минометчики боялись зацепить свой отряд преследователей.

– Слэш, ну где ты там, нашел, где сесть? – спросил по рации Доплер.

– Нашел, – он назвал квадрат и добавил, – Поторопитесь, там наперерез вам из джунглей еще отряд подтягивается, они меня на подлете обстреляли.

Ну вот, оказывается, их навстречу очередной засаде загоняли, то-то было бы обидно. Сплин живо оценил, как прибавляется сил, когда есть к чему стремиться и от чего бежать. Легкие горели, воздуха не хватало, но он нашел в себе какие-то немыслимые доселе резервы и прибавил скорость навстречу гулу двигателей. Деревья расступились, открыв небольшую полянку, где их ждал вертолет, все тот же, трофейный. Воздушные потоки от винтов трепыхали растительность вокруг. Так вот, оказывается, как выглядит истинное счастье. Уже не чуя под собой ног, лишь усилием воли удерживая ускользающее сознание, Сплин, наконец, бросил свое неподъемно тяжелое тело в открытую бортовую дверь грузового отсека мордой в грязные рифленые подошвы чужих ботинок. Чьи-то руки втащили его за ранец, дальше он подтянулся за ножки от складных сидений сам, затем отполз в сторону кабины, освобождая проход. Набились под завязку, Доплер впрыгнул последним и дал отмашку:

– Все, кто дотянул – тут. Ходу!

– Держитесь, – ответил Слэш, по косой траектории набирая высоту и на всякий случай начал отстрел комбинированных противоракетных ловушек из специальных контейнеров, закрепленных по бортам фюзеляжа.

Из-за деревьев открыл огонь отряд преследования. Сплин отчетливо понял, что чувствует шпротина, когда в банку вонзается консервный нож. С жестяным протыкающим звуком пули дырявили небронированную обшивку. Кого-то у хвоста задело, матерясь, раненый завозился с аптечкой. Слэш на всякий случай несколько раз змейкой сменил курс на случай обстрела из гранатометов. Казалось, они оторвались от преследователей, но тут предупредительно заверещала радарная сигнализация – им вдогон пустили зенитную ракету. Слэш стал закладывать противоракетный маневр, хотя скорости было явно недостаточно. На Сплина кто-то завалился, потеряв равновесие, заболели треснутые ребра. Дискретное пиканье радарной тревоги становилось все более пронзительным и непрерывным – ракета приближалась.

– Отче наш, иже еси на небеси, не дай нам сгинуть в этом блядском захолустье, ну что тебе стоит, мать твою, ты же крутой чувак и, типа, любишь каждого засранца, – бормотал несуразную молитву Малой, уцепившийся рядом за грузовую крепежно-амортизационную сеть. Текст мог бы вызвать неоднозначную реакцию у адресата, если бы тот вникал в столь мелкие для своего уровня дела. Вообще-то Сплин в Бога не особенно верил, но сейчас его вера была почти абсолютна, и про себя он тоже молил судьбу дать ему второй шанс, чтобы на этот раз зажить мудро и правильно.

– Малой, не засоряй эфир, без тебя тошно, – оборвал его Боцман, который в открытую дверь поливал джунгли длинными очередями из своего пулемета.

Система распознавания ложных целей ошиблась в их пользу – ракета повелась на ловушку или оказалась дезориентирована бортовой системой постановки помех, и прошла мимо, взорвавшись в стороне от сработавшего механизма самоликвидации – машину тряхнуло. Повезло. Сплин глубоко вздохнул с таким облегчением, что ему показалось, а может и не показалось, что в ожидании взрыва он не дышал.

– Аминь, брат, – шепотом произнес Сплин.

Слэш сделал выводы и сбросил высоту, ведя машину чуть ли не касаясь брюхом фюзеляжа крон деревьев. Ловушек было мало – их отстрел был прерван.

– На базе тебя как приняли? – спросил Слэша Доплер, перебираясь в кабину на место второго пилота.

– Показал предписание, что ты мне дал, раненых пристроили в бригадный госпиталь. Бишопу я велел с ними остаться, чтоб под присмотром нашего человека были. Он вообще-то собирался вернуться, да я его отговорил, решил, чего туда-сюда мотаться, место занимать? Ну, заправился и обратно. Что там за блудняк с нашими разведданными и эвакуацией вышел, я так и не выяснил – надо было в штаб переть, а они бы все равно отпизделись, да и хули теперь толку… Доберемся, захочешь – сам пообщаешься, – ответил Слэш.

– А что долго-то так?

– Пока доказывал, что не верблюд, пока заправку пробивал – то да се… Потом грозу кругом облетать пришлось…

Сплин блаженно сидел на теплом металлическом полу, уперевшись спиной в обратную сторону бронеспинки пилотского кресла, а ботинками в ранец Хоу, вдыхая коктейль из запахов грязных тел и авиационного горючего и радуясь, что, похоже, выйдет из этого вояжа живым и практически целым. Гарь в перенапряженных мышцах постепенно рассеялась, дыхание пришло в норму. Но все редко бывает так хорошо, как хотелось бы, зато часто оказывается хуже, чем казалось. Опять дерябнул по нервам зуммер радарной системы.

– Нас преследуют по воздуху. Один объект, – напряженным голосом констатировал Слэш. – Судя по характерстикам – двухмоторный поршневой самолет.

– А уйти никак? – спросил Боцман, уже зная ответ.

– Никак – у нас скорость под триста, у него – под семьсот, я вроде у Штыря и еще у кого-то зенитные ракеты видел, расчехляйте – сейчас пригодятся.

Выяснилось, что трофейных переносных зенитных ракетных комплекса в наличии только два.

– Как два, их же пять было? – сурово спросил Доплер, обернувшись в салон.

– Босс, остальные проебались, осталось два, кто ж знал-то, – с сожалением ответил Штырь.

Одну «трубу» высадили прямой наводкой по огневой точке противника в перестрелке у дороги. Во время забега к вертолету были несколько другие приоритеты, зенитные комплексы, весившие больше десятка кило, как и часть снаряжения перегруженным бойцам пришлось бросить, чтобы не отстать, остались только те, что тащили более выносливые и опытные, которые знали, что оружия много не бывает. Слэш начал набирать высоту, чтобы иметь возможность для маневра. Самолет-преследователь приблизился и начал заход на цель. Видимо, уверенный в своем преимуществе, летчик не стал тратить недешевые самонаводящиеся ракеты класса «воздух-воздух», а рассчитывал надежно поразить медлительный транспортный вертолет из скорострельной пушки с расстояния, которое для их ручных пулеметов было слишком большим, а для автоматов – тем более. Не дожидаясь, пока сам будет захвачен системой наведения противника, Слэш снова начал отстрел ловушек и развернул машину бортом, предоставив дело Штырю и Боцману. Те спешно соединяли секции пусковых установок и активировали системы наведения на парный выстрел, чтобы ракеты не конфликтовали друг с другом при захвате и сопровождении цели.

– Съебали на хуй! – прилаживая трубу пусковой установки на плечо, и устраиваясь так, чтобы выхлоп от выстрела максимально ушел за борт, шуганул пассажиров Боцман, дабы те не попали под реактивную струю при старте ракеты. Тесно было, как в консервной банке, но место по линии открытых бортовых дверей шустро освободили. Несколько секунд прицеливания, затем обе ракеты, оглушив пассажиров грохотом вышибных зарядов и оставив внутри кислое облако продуктов их сгорания, одна за другой ушли к цели.

Пилот самолета, зафиксировав залп ПЗРК в свой адрес, начал сыпать ловушками и, прервав начатый заход, круто заложил вираж, уходя от ракет. Ракеты легли на догонный курс, уверенно сокращая расстояние до относительно тихоходной цели и игнорируя ловушки, так как были запущены и навелись раньше. Казалось, что у самолета нет никаких шансов – удрать от зенитной ракеты непросто даже реактивному истребителю. Но пилот вместо того, чтобы благоразумно катапультироваться, начал отстреливать в заднюю полусферу небольшие неуправляемые противоракеты, которые, отлетев от самолета на некоторое расстояние, направленным взрывом выбрасывали в головной сектор густой веер картечи, подобно противопехотным минам направленного действия. Это был рискованный маневр, требующий определенного мастерства и точности исполнения – самолет-то был небольшой, соответственно и запас противоракет также невелик и надо было его в нужный момент использовать. Зенитные ракеты вслед за целью влетели в шлейф из поражающих элементов, как в метеорный поток – суммарная скорость их встречного столкновения составляла несколько звуковых. Первая ракета получила фатальные повреждения довольно далеко от самолета – сигара ее корпуса, хаотично кувыркаясь, полетела вниз и разломилась в полете. Второй удалось по пологой спирали приблизиться к цели довольно близко, но и она тоже, по-видимому, нахваталась картечин, электронные мозги головки самонаведения переклинило, из-за чего преждевременно сработал неконтактный взрыватель или механизм самоликвидации. Самолет, хоть и получил, возможно, некоторую дозу шрапнели, все же падать явно не собирался, деловито разворачиваясь для повторного захода – настырный сукин сын, не иначе как премиальные ему нехилые посулили, раз так старается…