Нисхождение

Прицел представлял собой кургузый цилиндр с просветленной оптикой, крепящийся на корпус автомата сверху специальной системой зажимов. Глядя через устройство, стрелок наблюдал проецируемую в его поле зрения прицельную марку в месте, куда попадет, в пределах дальности прямого выстрела. Причем это ничего общего не имело с лазерным целеуказателем – на самой цели, если смотреть не через прицел, никаких меток не было, как не было и исходящего луча в каком-либо спектре, который мог бы быть виден постороннему в условиях задымления или при помощи ПНВ. Снаружи коллиматор никаких демаскирующих признаков типа свечения в темноте или бликов оптики на свету не имел. Прицельный знак, его цвет и яркость могли меняться специальным курсором на корпусе, имелась и автоматическая регулировка яркости изображения и цвета прицельного знака по окружающей среде, что позволяло использовать прицел и в относительной темноте, и на ярком свету с любым фоном. При полной разрядке элемента питания прицельная марка не исчезает полностью, а только гаснет, становясь черной – при этом прицел существенно теряет в эффективности лишь в условиях плохой освещенности. Увеличения прицел не давал, но смысл был в другом – не требуется совмещать целик с мушкой, маркер сразу же показывал потенциальное место попадания. Смотреть можно, и даже нужно, двумя глазами, причем с произвольного расстояния от окуляра и, возможно, под значительным углом к нему, при этом параллакс практически отсутствует, что облегчает прицеливание и не сокращает стрелку пространство обзора, в отличие от снайперского оптического прицела. Для тактических дистанций это была приспособа, что надо, все сразу это почувствовали в учебных боях на своей шкуре, причем после короткой практики, обод прицела и не маячил особо, просто стрелок видел как бы висящую в воздухе прицельную марку.

Приоритеты обучения все больше смещались от индивидуальной подготовки к тактике группового взаимодействия. Получили индивидуальные цифровые рации, с радиусом действия в несколько километров, состоявшие из наушника и ларингофона. Настройки приема-передачи и параметры скрэмблирования устанавливались с отделяемого пульта, а на самой рации был только переключатель каналов. Ларингофон был предпочтительнее микрофона, так как в шуме боя микрофон дает слишком много посторонних звуков и может выйти из строя, кроме того, ларингофон удобнее при ношении противогазной или респираторной маски.

На одной рабочей частоте радиообмена можно было использовать несколько настраиваемых каналов приема-передачи. Передачи по разным каналам кодировались определенным образом для обеспечения возможности настройки приоритетов и фильтров приема. Например, для небольшого подразделения, численностью до взвода, можно было определить основной, командный и экстренный каналы, чтобы командный канал имел приоритет приема над основным, а экстренный – над обоими. Для более крупного подразделения – роты, можно было выделить для каждого взвода отдельный основной канал, чтобы рядовые слышали переговоры только своего взвода, распоряжения своих командиров и, возможно, напрямую командира роты. Таким образом, весь отряд представлял собой своеобразную локальную сеть, где каждый по чужим переговорам мог ориентироваться, что происходит вокруг.

Заканчивалась четвертая неделя, мастерство курсантов уверенно росло, никто из них так не был переведен в «альтернативные работники», а Сержант уже не казался злобным демоном, а его бесконечные задумки – инквизиторским садизмом. Наоборот, постоянное вдалбливание в их штатские мозги практической дисциплины уберегло курсантов от дурацких несчастных случаев и вообще, сильно повлияло на менталитет многих.

Поначалу сочетание страха перед поражением и болью с волей к его преодолению в состоянии крайнего утомления творили с сознанием Сплина занятные вещи – он намеренно искушал судьбу и лез навстречу опасности в учебных боях, полагая, что лучший способ победить свой страх в безвыходной ситуации – наплевать на последствия и самому устремиться навстречу его источнику, ведь, как известно, клин клином вышибают. Через какое-то время на ум пришли из памяти вводные положения старинной японской книжки Хагакурэ, насчет того, что Путь Самурая – это смерть и Самурай должен в ситуации «или-или», исполнившись решимости, стремиться к смерти, жить так, будто его тело уже умерло, тогда все пойдет как надо, поскольку остальное второстепенно. Сплин усмехнулся – в свое время он прочитал немного и бросил, завязнув в чуждых социально-культурных заморочках и оценив прочитанное как средневековый бред. Бытие определяет сознание, однако. Сплин вспомнил также похожие слова инструктора и понял, что если он хочет вернуться домой, то надо немедленно браться за ум и стравить пар, иначе в реальном бою он точно нарвется с таким отношением. Вскоре Сплин заметно подутратил то лютое остервенение, посетившее его на ранних этапах, которое помогло ему выдержать, но грозило вызвать сдвиг по фазе. Образ его мыслей стал более расчетливым, холодным, структурным и конкретным. Однако что-то, какую-то детскую часть своей личности, ранее старательно оберегаемую от разъедающей ржавчины повседневной рутины, он все же потерял навсегда. Да и хрен с ней, в конце концов.

В начале пятой недели, когда стало ясно, что человеческий материал, несомненно, стоит дальнейшей обработки, всем роздали портативные компьютеры и дали ограниченный доступ к базам данных, главным образом учебных. Лица, считающие себя знатоками компьютерных технологий, немедленно попытались выйти за навязанные скучные рамки, но потерпели полную неудачу. Данная часть процесса обучения протекала в свободное от основных занятий время и особенно не контролировалась. Но Доплер однозначно дал понять, что в интересах курсантов как можно более тщательно изучить предлагаемую информацию, так как базы данных, в числе прочего, содержали разнообразные сведения о планете и регионе, где будет проходить их миссия.

Планета имела название «Фурия», Сплин вертел изображение планеты на дисплее, менял масштаб, читал сноски и пояснения. Планета земного типа, гравитация 1,04 g, относительно недавно начала колонизироваться, богата минеральными ресурсами, расселение очаговое. Фурия имела необузданный по человеческим меркам плохо предсказуемый климат и буйный животный и растительный мир. Три четверти поверхности занимал океан. Суша была представлена двумя континентами причудливо изрезанной формы и архипелагами более мелких островов. Континентальная часть вблизи экватора имела слишком контрастный для проживания без обременительной защиты климат – скалы и песок, невыносимая жара, в разы перекрывающая самые горячие точки Земли по температуре, днем и арктический холод ночью. Заселению в той или иной степени подверглась территория в умеренно северных широтах той материковой части планеты, где температурные колебания были для хрупкого человеческого организма относительно приемлемы. Зима и лето в этих широтах принципиально не отличались, по земным меркам это было что-то вроде экваториальной Африки, только ночами было холоднее. Местами растительность не имела четко выраженной поясности: перемежались гладкие как бетон плеши почти безжизненных пустынь, заснеженные у вершин горные цепи, джунгли, где жизнь била ключом. Такие условия отчасти создавались особенностями циркуляции воздушных масс, зависящими от рельефа и океанских течений. Кое-где на поверхности зияли провалы, в несколько раз превосходящие земной Великий Каньон по глубине и имеющие сотни квадратных километров площади. Дно, где прорывалась наружу магма, плотно застилали ядовитые серные испарения. Часть приемлемых для освоения площадей фактически не осваивалась из-за вулканической или сейсмической опасности. Наконец, Сплин принялся изучать регион предстоящей операции.

Отколовшаяся провинция называлась Либертия. Она находилась близко к центру обитаемой территории на большем из материков, была преимущественно покрыта дикими плохо проходимыми джунглями и по площади не превышала суммарную площадь какого-нибудь земного мегаполиса с ближними пригородами.

Обращала на себя внимание достаточно разнообразная и весьма агрессивная фауна. К тому же из-за высокого уровня солнечной активности местные виды еще и постоянно мутировали. При катологизации названия часто давались в соответствии с земными аналогиями. Сплин бегло пролистал внушительный список наиболее распространенных и опасных форм жизни и пришел к выводу, что придется его выучить, как вечернюю молитву. Создавалось впечатление, что без полного комплекта защиты переход по джунглям мог запросто окончиться в чужом органе пищеварения, а без знания темы такой шанс возрастал до вероятности «достоверного события». В конце списка была обнадеживающая ремарка о том, что список неполный и постоянно обновляется.

Сплин также обнаружил в интерактивных учебных базах кое-какие файлы по системам вооружений тактического плана и ряду наиболее популярных образцов военной техники. Он заинтересованно просматривал то, что, хотя и прямо не касалось его как пехотинца-автоматчика, но при стечении определенных обстоятельств могло пригодиться. В технические детали лезть не имело смысла, то, что было для Сплина слишком сложно и требовало длительной специальной учебы, он бросал сразу же, больше обращая внимание на практически доступные способы применения и противодействия, сильные и слабые стороны.

Обучение курсантов подходило к концу, шла заключительная неделя. Через три дня предстоял «выход в свет», то есть переброска на место. План предстоял следующий. На транспортном корабле группа, числящаяся по документам разного рода гражданскими специалистами, добирается до соседней, лояльной по отношению к Межпланетной Конфедерации провинции, именуемой Портлэнд, с которой исторически и началось освоение Фурии и которая является планетарным административным центром. Далее от космопорта на средствах транспортной авиации группа доставляется к базовому лагерю неподалеку от границы с Либертией, которая имеет с Портлэндом общую административную, фактически фрагментарно контролируемую границу, так как та проходит в диких джунглях.

Базовый лагерь периодически использовался внутренними планетарными войсками, дислоцированными в Портлэнде, для полевых учений и в настоящее время пустовал. К моменту прибытия группы, там их будут ожидать офицеры – наемники с весомым профессиональным стажем, палатки для ночлега, оружие и снаряжение для выполнения миссии. Собственно сама миссия заключается в устранении неугодного нынешнего президента Либертии путем вооруженного нападения на него в относительно уязвимый момент, скорее всего, во время его нахождения по делам вне столицы в удалении от главных сил с минимальной личной охраной. Непосредственно выступление состоится после нескольких дней дополнительного обучения и акклиматизации. За это время будет получена со спутника рабочая наводка с указанием места и времени, благоприятных для успешного нападения, а офицеры, опираясь на последние сведения по оперативной обстановке, сформируют план операции и предметно поставят задачи рядовым бойцам.

Изюминка акции с политической точки зрения, по словам Доплера, состояла в том, что их команде предстояло выступить как бы группой местного сопротивления, а не захватчиками извне. Сплин про себя прикинул, что в случае удачного окончания их миссии, средства массовой информации капнут обывателям на мозги что-нибудь вроде «… отважные борцы против тирании свергли преступного диктатора и его уголовную клику…», а в случае неудачи – «… народное восстание в Либертии было жестоко подавлено властями…» или вообще промолчат. Естественно, в случае успешного «народного восстания» в Либертию будут моментально подтянуты войска Межпланетной Конфедерации под благовидным поводом «обеспечения законности при проведении свободных демократических выборов», в результате которых в президентское кресло сядет нужный человек, который устраивает всех заинтересованных лиц и, прежде всего, конечно, уважаемых спонсоров.

С технической точки зрения, конечно, можно было проще решить вопрос управляемой авиабомбой из стратосферы или ракетой с орбиты. Но тогда это уже становилось или внешней интервенцией, или терроризмом, светило расследование. По законам Межпланетной Конфедерации, само расследование, выборы или внешнее управление в этом случае организовывались специальным комитетом при Правительстве МК, а это кончиться может по-всякому, в том числе и в пользу конкурентов, да и недопустимо долго.

Чем ближе к концу срока, тем время летело быстрее, а учеба давалась легче, из изнуряющей каторги постепенно превратившись скорее в привычную работу с элементами игры. Курсанты просолились и заматерели, Доплер довольно ухмылялся. Перспектива применения полученных знаний на практике, в ходе чего наверняка придется делать из живых врагов мертвых (а противник, в свою очередь, в долгу не останется) пока всерьез как-то не воспринималась. Так же парашютист-перворазник воспринимает как некую своеобразную занимательную игру с шуточками-присказками такие предшествующие прыжку вещи как предварительный инструктаж, суету на взлетном поле и даже набор высоты, уже сидя с парашютом за спиной в летательном аппарате. И лишь оказавшись носком толчковой ноги на обрезе, ожидая команды выпускающего сделать шаг за борт, чтобы упасть навстречу земле далеко внизу, доверившись при этом слабо контролируемым предметам и обстоятельствам, он всерьез познает цену вопроса.

Никого из курсантов так и не отсеяли. Доплер стал меньше язвить по поводу их уровня подготовки, успехи группы были налицо – система дозированных пиздюлей в который раз показала свою исключительную эффективность. Сплин лишний раз убедился на своем опыте, что если пресс жизненных трудностей нарастает не сразу и насмерть, а постепенно, то человек способен вынести такое, чего бы сам о себе никогда не подумал. Причем тренированный страдает от трудностей не намного меньше, но имеет психологическую готовность заставлять себя преодолевать их, находясь порой на пределе сил. К концу подготовки физические данные, быстрота реакции и тактические способности Сплина были вполне приемлемы и укладывались в средние показатели по группе.

Каждый из курсантов какое-то время в рамках тренировочных миссий побывал командиром по крайней мере огневой группы в составе отделения. Выявилось несколько курсантов, которые приемлемо справлялись с тактическим управлением даже на уровне взвода. Сплин же особыми полководческими талантами не блеснул и выше отделения не поднимался, да, в общем, не очень-то и стремился, так как считал командную должность на поле боя скорее бременем, чем преимуществом – это ведь не флажки по карте двигать в штабе, мало того, что придется воевать самому, быть приоритетной целью на отстрел, так еще и принимать решения, от которых может зависеть жизнь и смерть подчиненных, нести за них ответственность, а это тяжкий и неблагодарный крест.

Всю последнюю неделю курсантам с перерывами всаживали разнообразные прививки, которые были призваны оградить их от хворей в джунглях Либертии. Глаза у Сплина горели, тело там и сям чесалось, температура была вроде повышенная – все время было жарко, вопреки бодрящей внешней температуре. То же было и с остальными. Ушлый фельдшер на жалобы ответил, что «это не триппер – само пройдет».

За два дня до отлета кормить стали раз в день постным рационом, как для больных с трудностями в поглощении пищи: тюбики с полужидкой болтанкой. Фельдшер объяснил, что надо очистить организм от избытков разнообразных шлаков перед помещением в криотанки на корабле, чтобы организм сам себя не травил в бездействии. Какие еще шлаки – из-за тренировочных нагрузок жратва при приеме пищи, казалось, и до желудка-то не долетает, расхватывается голодным организмом по дороге. Но порядок есть порядок. Перелет должен занять около двух с половиной недель, а содержать, развлекать и кормить кучу бодрствующего народу все это время нерационально. Куда практичней для перевозчика, да и для самих пассажиров, если все будут мирно спать в персональных холодильниках. У спящих, под влиянием низкой температуры сильно замедляется обмен веществ, так что помимо того, что холод не дает им в неположенное время пробудиться, организм к тому же медленнее стареет.

Наконец, «утром», в обычное время подъема, когда большинство уже по привычке проснулись, вместо резкого зуммера побудки, в казарму зашел Доплер и без традиционных сержантских интонаций в голосе произнес:

– Подъем, парни, приводите себя в порядок, через полчаса посадка на шаттл.

Уже перед самым лифтом, ведущим на площадку космопорта, явившийся на проводы майор Прайс, велел им поменьше общаться с остальными пассажирами, если придется с ними встретиться, затем сухо пожелал удачи и отдал распоряжения команде сопровождения, разрешая подъем. Группа набилась поровну в два больших грузовых лифта. Среди провожающих полуофициальных лиц в форме и штатском, стоял Доплер, выражение его лица не содержало повседневного хищного ехидства, оно было спокойным и слегка грустным. Сплин вдруг подумал, что Сержант за полтора месяца подготовки дал ему едва ли не больше, чем вся предшествующая жизнь. Встретившись с ним взглядом, Сплин слегка кивнул, Доплер чуть заметно кивнул в ответ. Закрывающиеся двери лифта вызвали у Сплина слабый, но заметный укол тревоги: игры кончились, скоро все будет по-взрослому. «Хуйня – пробьемся» – успокоил себя он. На почве того, что удалось достойно пережить учебку, заметно возросли самомнение и самоуверенность. Впрочем, критическое мировосприятие Сплина тоже никуда не делось, и он не склонен был недооценивать будущих противников-ветеранов – легко не будет. После резкого щелчка включившегося подъемного механизма лифт рванулися вверх. Внутренности опустились и коленки подогнулись в первые секунды подъема. Оба лифта достигли поверхности почти одновременно. Коридор вел к посадочной площадке челноков, которая находилась в шахте под поверхностью и герметично закрывалась сверху здоровенными, как разводной мост, створками после посадки или взлета.

Наемники, сопровождаемые суровыми представителями службы безопасности, проследовали через главный шлюз площадки по «гармошке» выдвижного коридора в шлюз челнока. Сплин про себя ухмыльнулся – их теперь считают достаточно опасными людьми, чтобы привлекать вооруженную охрану, это отчасти лестно. Челнок был готов к отлету, ждали только их. Рассадили по тесным рядам кресел, проследили, чтобы все страховочные приспособления были надежно зафиксированы. Пассажирская палуба ровным счетом ничем не была примечательна: только ряды посадочных кресел и запертый сортир в хвосте. Средств внешнего обзора не было никаких. Сплин невесело предположил, что это отсек для транспортировки заключенных. Ни с кем из других пассажиров, если таковые и были на других палубах, столкнуться не довелось. Затем старший группы сопровождения сверил по списку, все ли здесь, после чего вместе со своими десантниками покинул челнок. Шлюз герметично закрылся, «Гармошка» выдвижного коридора с клацаньем открепилась от шлюза шаттла.

Какое-то время ничего не происходило, затем раздался предупреждающий зуммер, кресла приняли полулежачее положение. Возник нарастающий гул прогревающихся двигателей. С цепным лязганьем, точно ворота старой крепости, открылись внешние двери сверху. Шум двигателей нарастал, затем челнок дрогнул, оторвался от поверхности и плавно начал набирать высоту, немного навалилась перегрузка, которая вскоре сменилась невесомостью. Наконец, корпус тряхнуло, клацнули зажимы доков: челнок пришвартовался к транспортному кораблю. Кресла вновь приняли сидячее положение, ободы безопасности отщелкнулись. Сила тяжести была слабая, но все же была: челнок вращался вместе с громадой корабля. Женский компьютерный голос безэмоционально велел ожидать, так как имеется предписание открыть дверь их отсека лишь после того, как остальные разгрузятся. Поднялся вялый возмущенный ропот, но тут же стих – никто и не ожидал, что будет встреча с оркестром.

Сплин включил встроенный в спинку впереди стоящего кресла телевизор, напялил наушники. Оказалось, ящик фурычит, правда, с записей двухнедельной давности. Сначала переключал каналы наугад, наткнулся на лощеных баб, гладких и холеных до неприличия, с приклееными гримасами белозубо – счастливых псевдо-улыбок. Те рекламировали какую-то очередную дурацкую косметику, которая, типа, из кого хошь модель сделает. Сплин расстроился, так как дальнейшая работа наличия доступных баб не предусматривала, тем более моделей. «Эх, мне бы женщину белую, белую… А впрочем – какая разница! Привязал бы я ее к дереву, да и в задницу, в задницу, в задницу… Ну, может и не в задницу, да и привязывать не за чем… Я вас любил, да хули толку – ебаться хочется как волку… Эх, чего уж теперь…» – в фоновом режиме пронеслось в голове. Жизненные трудности на некоторое время отпустили, и тут же начали поднимать голову иные интересы. Не хлебом да пиздюлями едиными сыт человек, в конце-то концов…

Соображая, чего бы полезного урвать от недолгого общения с ящиком, Сплин набрал запрос: «новости Фурия Либертия». Через несколько секунд телевизор выдал список передач в порядке убывания даты. Сплин выбрал из списка верхнюю запись. Хорошенькая дикторша с гладким кукольным личиком что-то говорила про «нарастание напряженности» в провинции. При этом у нее было строгое и немного осуждающее выражение лица, значащееся в подсказках бегущей строки, с которой она читала текст. Видеорепортаж с мест событий показывал разрушенные и горящие поселки среди джунглей, раненых, беженцев, куда-то бегущих и в кого-то невидимого среди зарослей стреляющих солдат в тяжелой броне. Комментатор говорила, что некоторые соратники Либертийского правителя, перешедшие постепенно в политическую оппозицию, со временем все больше расходились с ним во мнениях, и в конце концов подняли вооруженный мятеж против «правящего криминального режима», который из-за разобщенности оппозиционеров оказался неэффективен и вскорости был в целом подавлен.

Несмотря на лозунги, очевидно было, что все дело было исключительно в претензиях на власть, так как с содержательной точки зрения лица, организовавшие переворот, были из того же теста и ничем не лучше, может оппозиционеров как-то обошли при разливе и они обиделись. В заключение комментатор отметила, что военные действия в ряде регионов провинции могут продлиться довольно долго даже после формальной победы одной из сторон: партизанщину в джунглях искоренить непросто. Наемникам такая ситуация отчасти даже на руку: в мутной воде легче остаться незамеченными. С другой стороны, президент Либертии и его войска начеку, и это может осложнить саму акцию. А с третьей стороны, хрен его знает, что там будет, когда группа доберется до места, поживем – увидим…

Размышления прервал шум открывающегося замка двери их пассажирского отсека. Размеренно и правильно выговаривая фразы, бортовой компьютер велел покинуть челнок, после шлюза следовать по коридору вдоль желтой линии на полу к отсекам, где их погрузят в криогенный сон на время полета. Группа прошла по бело-серому извилистому коридору, тускло освещаемому желтоватым светом светодиодных ламп до пеналообразных спальных отсеков со стоящими в несколько рядов криотанками. Сами капсулы криотанков напоминали цилиндрические гробы со стеклянными крышками. Ни дать, ни взять – подвальное логовище вампиров.

Наемников встретила небольшая команда медицинских техников. Всем велели посетить сортир, раздеваться и ложиться в криотанки. Медтехники шустро упаковывали пассажиров. Очередь быстро дошла и до Сплина – женщина средних лет, стриженая ежиком, оригинально раскрашенным «под седину», чуть улыбнулась ему странно мягкой улыбкой, налепляя манжеты с датчиками на запястья:

– Расслабься, касатик, пора в люлю, – Сплин улегся в анатомически рельефную ванну криотанка. Он слегка дрожал – было прохладно, да и волновался немного, в холодильник ложился первый раз. Путь на тренировочную базу занял меньше времени и обошлось без криотанков – пассажиры в персональных модулях погружались в менее глубокий сон специальным полем, несколько раз за дорогу последовательно отдельными группами пробуждались, разминались, справляли биологические нужды, какое-то время тусовались в отсеке для отдыха бодрствующих, затем опять укладывались по своим модулям, чтобы освободить место следующей партии.

Медтехник сноровисто закрепила ему на сгиб руки универсальный инъектор Тело стало легким и теплым, душа впервые за несколько недель наполнилась покоем – следствие кратковременной эйфории, вызванной премедикацией. Сплин хотел было сказать даме-медтехнику, что у нее чудесные серые глаза, но не смог осуществить этого намерения, так как на лицо легла дыхательная маска, и по истечении следующих нескольких секунд он провалился в черный обволакивающий омут сна. Медтехник посмотрела кривые, ползущие по мониторам датчиков, убедилась, что все идет как надо. Затем ввела с консоли блока управления несколько команд – крышка с легким жужжанием герметически закрылась, мутная желтоватая криогенная жидкость наполнила усыпальницу Сплина. Женщина пару секунд задумчиво глядела на его умиротворенное сном лицо, затем еще раз проверила показания индикаторов и перешла к следующему.

3. Чужая земля

Бортовой компьютер «разбудил» наемников через семнадцать дней, когда корабль вышел на стационарную орбиту вокруг Фурии. Криогенная жидкость была откачана, температура в обитаемых отсеках повышена до 18 градусов, воздух провентилирован. После этого компьютер открыл крышки криотанков. Пробудившись, пассажиры инстинктивно прокашливались, исторгая из легких жидкость, которой они дышали больше двух недель, как младенцы в утробе матери. Откашлявшись выворачивающим, раздирающим горло кашлем, Сплин не без усилия вспомнил кто он, где он и зачем он здесь. После длительного бездействия тело находилось в вялом состоянии, как после болезни. К тому же в отсеке было нежарко, а остатки криогенной жидкости на теле вызывали ощущение, что он вымазан мерзкой холодной слизью. Несмотря на чувство влажного холода, во рту было сухо, чуть ли не до скрипа, голову ломило, будто с похмелья – организм был обезвожен. Стараясь двигаться плавно, Сплин сел, свесив ноги, отцепил от себя датчики, и, морщась, огляделся вокруг. Окружающие, судя по их неуверенным движениям и кислым выражениям лиц, чувствовали себя не лучше. Он опустил голову, выжидая пока пройдут цветные круги в глазах.

Вдруг Сплин услышал до боли знакомый голос, напоминающий нечто среднее между звуком циркулярной пилы и трогающимся железнодорожным составом:

– Утро доброе, дамочки! Что это еще за климакс, ну-ка взбодритесь, а то кажется, что вам не на дело идти, а в дом для пожилых оформляться.

Каково же было всеобщее удивление, когда повернувшись на голос, все узрели Доплера собственной персоной, облаченного в новый синий рабочий комбинезон со множеством карманов, да еще и в фуражке-бейсболке с эмблемой Корпорации, надетой на коротко стриженную голову. На штатского инженера он был похож мало. Сплин подумал, что даже смокинг с бабочкой будет выдавать в Доплере Сержанта.

– Сэр, но вы не поднимались с нами для посадки в шаттл, – удивленно промямлил Аткинс.

– Ты что, рядовой, не рад видеть своего любимого инструктора?

– Нет, сэр, рад, но как же…

Доплер прервал его нетерпеливым взмахом кисти. И объяснил, обращаясь ко всем:

– Крученый тип, который был нанят, чтобы возглавить миссию, в последний момент не явился и вообще никак на связь не вышел. И аванс Корпорации не вернул. Меня настойчиво попросили занять его место. Скажем так, это было предложение, от которого невозможно отказаться. Я сел в шаттл последним. А летел в отсеке с настоящими горняками. Ну, все, хватит приветствий, чего раскрылатились, как роженицы – быстро в душ и разминайтесь, как папуля учил. Через полчасика, да после приема пищи должно полегчать. Форма, то есть гражданская роба в шкафчиках вон там у стенки. Пойду проведаю остальную часть коллектива, – он, бодро насвистывая что-то, направился ко входу в другой спальный отсек.

Завтрак не зря нейтрально-обезличенно назывался «приемом пищи», но был заглочен, учитывая его потребительские свойства, с завидной скоростью – хавать надо впрок все съедобное, что подворачивается, потому как неизвестно еще, когда следующая кормежка состоится. Доплер оказался прав – народ оживился.

– Ну вот, другое дело – чувствую себя, как белый человек, – прокомментировал свое улучшившееся самочувствие Сплин.

Аткинс, будучи черным, то есть без малого полным негром, уставился на него непонимающе.

– Ну, то есть я в том смысле, что…

Аткинс залыбился на зависть крепкими зубами:

– Да расслабься, Длинный, все мы тут ниггеры.

Едва группа вылезла из-за столиков, как Доплер, прижимая к уху коммуникатор, что-то коротко ответил невидимому собеседнику и скороговоркой проговорил, обращаясь ко всем:

– Наш челнок припаркован к седьмому доку, уже загрузился, ждут нас, велено немедленно быть. Опять полетим в отдельном отсеке. Оно и к лучшему, общение с настоящими технарями сразу покажет, что вы ни хрена в специальности не смыслите.

Их пассажирский отсек был еще более утилитарен, чем в прошлый раз, даже телевизоров не было. Челнок спускался на поверхность несколько дольше, да и болтало сильнее, так как планета обладала полноценной атмосферой. Вблизи поверхности врубились тормозные двигатели, что резко вдавило пассажиров в страховочные системы кресел. У Сплина от неожиданной перегрузки клацнули зубы, перехватило дыхание и в глазах залетали серебряные мушки. Те же ощущения пришлось испытать при соприкосновении посадочных опор с поверхностью.

Опять пришлось ждать, пока все, прибывшие на планету официально и открыто, выгрузятся. Затем женский компьютерный голос размеренно поздравил всех с прибытием, оповестил, что местное время – 06:23 утра, в местных сутках – двадцать восемь часов, температура снаружи +32,7 градуса по Цельсию, влажность такая-то, пожелал «всего вам доброго» и порекомендовал воспользоваться глазными каплями из встроенных в спинки впередистоящих кресел аптечек для лучшей адаптации зрения к местному уровню освещенности. Сплин выгреб из аптечки полиэтиленовый тюбик с каплями, но, с детства избегая по возможности употребления фармацевтических препаратов, циничные производители которых зачастую грешили разного рода подлогами, решил воспользоваться им в случае необходимости позже.